Из воспоминаний моего отца, Аленчикова Федора Викторовича .[24 авг.1923 г.-15 сент.2008 г.]
Мы с моим школьным другом Сергеем Степановым получили боевое крещение в мае 1942 года в формировавшейся тогда 9-ой Мотострелковой бригаде, сокращенно МСБ. Здесь наши пути разошлись: я попал в роту автоматчиков, а Сергей - в минометчики.
Бригада была оснащена по ленд-лизу американскими доджами и студебеккерами, эти мощные грузовики с приводом и на передние, и на задние колеса, были незаменимы в условиях бездорожья.
9-я МСБ вводилась в боевые действия на самых трудных участках фронта, на острие клиньев наступавших фашистских войск. Когда мы останавливали прорвавшегося противника на одном рубеже, нас сразу же перебрасывали туда, где немцы наносили новый удар. Так что в обороне мы практически не участвовали, болтались как маятник по всему фронту перед наступающим захватчиком. А в результате постепенно уходили вместе с нашими войсками от Харькова через станицу Вешенская и Калач-на-Дону к Сталинграду. Горькое это было время.
Деревенька
Степь на правом берегу Дона летом 1942 года врезалась в память потому, что в один день на моих глазах произошло сразу три страшных события, и тогда я думал, что два из них - трагедия.
Под Калачом-на-Дону была маленькая деревушка, откуда нам предстояло выбить фашистов, чтобы помешать им форсировать Дон.
Ведём встречный бой. Рота автоматчиков, где я был командиром отделения, двигалась к высотке перед самым населенным пунктом. Перестраиваемся для атаки у подножия холма, рядом с позицией наших миномётчиков. Среди них - мой друг Сергей, замахал руками - приветствует.
- Ребята! - кричит, - Пока фрицы не окопались как следует, дадим им прикурить! Давай, пехота! Сейчас мы огоньком вас поддержим!
Мы развернулись цепью и пошли вперёд, в атаку. На самой вершине плоского холма нас встретил сильный пулемётный огонь немцев. Мы залегли и получили приказ окапываться.
Бойцы Степанова открыли минометный огонь по пулеметам и недорытым окопам противника так метко, что оставшиеся в живых фрицы бросились бежать к деревне. Мы с удовольствием наблюдали эту картину, мысленно благодарили минометчиков и ждали конца обстрела, чтобы продолжить атаку.
Минометчики еще стреляли по убегавшим немцам, когда в небе показались немецкие самолеты. Что-то уж очень быстро они прилетели. Наверное было у них другое задание, а приказ бомбить именно нас они получили, так сказать, попутно. Когда уже находились в воздухе.
Немцы со своих позиций стали сигнальными ракетами указывать летчикам цели для метания бомб. Три двухмоторных "Юнкерса" выстроились цепочкой, сделали над нами круг и зашли на бомбёжку со стороны противника.
Ведущий самолет спикировал и сбросил груз даже не долетев до обстрелянных минометчиками немецких позиций. Мне показалось, что бомбы должны упасть на немцев. Я возликовал, решив что фашистский пилот не разобрался и ударил по своим. Бомбы продолжали свое движение к земле... И вдруг...О, ужас! Я понял, что они летят прямо в меня!!! Я вжался в землю, ожидая разрыва, проклиная себя за то, что отвлекся от рытья ячейки, а в ямке глубиной в ладонь на поле не спрячешься. К счастью, бомбы пролетели мимо и взорвались где-то довольно далеко позади нас. Я облегчённо вздохнул.
В это время два других "Юнкерса" повторили маневр своего ведущего и тоже сбросили бомбы. И тогда я понял, что цель у лётчиков не я и наша рота, а Степа и его минометчики. Я с болью увидел, как позицию минометчиков Сергея Степанова смешали с землей.
"Юнкерсы" сделали еще круг над нами - полюбовались результатами своей работы, и улетели. Только один сразу вернулся и стал заходить на бомбежку вдоль нашего переднего края. Цепь наших автоматчиков, которые так и не успели как следует окопаться, была прекрасной мишенью. Мы лихорадочно заработали саперками. Я даже успел углубиться еще на глубину штыка лопаты.
Фашист заходил дважды, оба раза сбрасывая противопехотные бомбы. Потом улетел. Стало очень тихо. Почти половина нашей роты погибла. Оставшиеся в живых спешно собрали документы мертвых и помогли раненым спуститься с холма в тыл. Потом вернулись и занялись лихорадочным углублением своих "счастливых" ячеек. Окопчики откопали по полной программе, и вдруг команда: "Отход!".
Мы вылезли из укрытий и побежали вниз по склону. Бежим и слышим - снова "Юнкерс" заходит со стороны деревни. Когда самолет начал пикировать, я скомандовал своему отделению:
- Назад! Наверх! В свои окопы!
И мы побежали навстречу воющим бомбам - нарушили расчет фашистского штурмана. Мелкие осколочные бомбы взорвались у подножия холма и никто из нашей группы не пострадал. Мы укрылись в своих окопчиках, а немец улетел.
Мы снова начали отходить, бегом спускаясь по склону. Увидели двоих наших убитых автоматчиков, которые не вернулись в свои укрытия, то ли не услыхали меня, то ли решили не выполнять мою команду.
Забежали на позицию минометчиков. Среди искореженной техники и изрытой взрывами земли нашли несколько тел бойцов и неизвестно как попавший туда лошадиный круп. Живых не было. Документы у погибших мы собрали. Сергея-Стёпочку я не нашел.
Выполняя приказ, мы продолжили отход в наш тыл. Десять человек моего отделения.
Когда наша группа вышла на дорогу, ведущую в Калач-на-Дону, в ста пятидесяти метрах сзади раздались очереди - с вершины холма шла цепь немецких автоматчиков. Мы залегли. Отстреливаться нельзя - фашисты гнали перед собой женщин и детей - человек двадцать.
Мы дали несколько автоматных очередей над головами солдат, но те подошли ближе к присевшим от страха деревенским, залегли там, а в нашу сторону вытолкнули мальчика лет семи-восьми. Он тут же побежал к нам, размахивая руками и громко крича.
- Дяденьки, не стреляйте! Дяденьки, не стреляйте! Пойдемте со мной! Немцы стрелять не будут, потому что вы окружены!
Мы прекратили огонь. Мальчик добежал до нас и тяжело дыша рассказал, что мы "все равно окружены", а если не пойдем сейчас вместе с ним к немцам, то его расстреляют.
Мы предложили ему уходить из окружения вместе с нами. Для начала, хотя бы лечь на землю.
- Я не могу,- он заговорил тихо и быстро, - если я пойду с вами, немцы мамку убьют.
Мы лежим, думаем. Что делать? Как спасти мальчишку, его маму, других? Как из окружения выйти, в плен не попасть?
Так муторно стало. В переплет мы попали серьезный. А тут еще от только что пережитой бомбежки контузия определилась. В голове невообразимый шум. Кто-то оглох, себя по уху стучит. Кого-то рвет - корчится, да охает. Двое за низ живота держатся. И почти всем вдруг нестерпимо захотелось по малой нужде...
Я потер виски и кивнул мальчишке на лежащих рядом бойцов.
- Сам видишь, мы сейчас идти с тобой не можем. Скажи немцам, что мы сейчас выср... и придем! Сразу за тобой! Пусть только не стреляют и никого не трогают. Беги! Так и скажи - сейчас придем!
Мальчишка добежал до матери.
Мы без оружия дружно приподнялись-привстали с земли. Кому надо было, не таясь, демонстративно исполнили все свои большие и маленькие дела. Немцы следили в бинокль. Поверили мальчугану и нам - не стреляли. Деревенские как окаменели.
Потом мы встали во весь рост, привели в порядок одежду и резко врассыпную, подхватив автоматы, кинулись перебежками за ближайший холмик у дороги. А оттуда побежали дальше, к своим. Тогда и выяснилось, что окружение - чистый блеф. Выстрелов сзади не было. Значит, осталась надежда, что мальчик и мама выжили.
К исходу дня мы были в батальоне на левом берегу Дона.
Продолжение истории
В батальоне мне про Сергея Степанова тоже узнать ничего толком не удалось, он в тот день к минометчикам не вернулся. Я написал своим родителям, что мой лучший друг Сергей Степанов попал под бомбёжку и пропал.
А Сергей был ранен и с поля боя попал прямо в госпиталь, откуда написал своей маме, что видел, как я попал под страшную бомбежку.
Наши мамы жили по-соседству, были знакомы, как мамы одноклассников. Встречались на улице и в очередях, но ни та, ни другая не решились рассказать о наших сообщениях. Похоронок официальных никто из них, слава Богу, не получил.
Папа Сергея работал в Москве на закрытом предприятии. Как раз в это время он заболел и попал в больницу. Его лечащим врачом оказалась Ревекка Моисеевна Архангельская. Была она знающим специалистом и человеком замечательным, сердечным. Во время одного из обходов, она разговорилась со своим подопечным. И тот рассказал ей, как в бою его сын видел смерть лучшего друга.
Ревекка Моисеевна очень удивилась, и сказала, что у них в семье точно такой же случай с бомбежкой - брат невестки видел, как в бою погиб его лучший друг - Сергей Степанов.
- Простите, вы же тоже Степанов, а как звали друга вашего сына?
- Федор Аленчиков.
- Какое счастье! Федюша жив. Федя Аленчиков - родной брат моей невестки Лёли!
В тот же вечер обе мамы встретились. А из их писем и мы узнали, что никто не погиб.
Конечно чудо, что та степь для меня и Сергея не стала последней строкой биографии.
Чуть позже, зимой 1942 года мои родители получили официальное Извещение о смерти Аленьчикова с просьбой посетить военкомат и получить документы убитого.
Бланки подобных извещений обыкновенно печатались на машинке, а фамилия вписывалась от руки. Инициалы были написаны неразборчиво, в фамилии - ошибка, лишний мягкий знак.
Как раз в это время нашу авиационную школу в Чебоксарах расформировали, мы переезжали в Астрахань, и регулярно отправляемые мною письма задержались в пути.
Обеспокоенные моим молчанием родители сразу решили, что в извещении сообщается о моей гибели. Родители в подавленном состоянии поехали в военкомат.Получили пакет с документами. По дороге назад они, наконец, поняли, что погиб старший брат моего отца, а вовсе не я. Домой папа и мама вернулись с радостным известием, что я жив. И горестным - про дядю.
"Аленчиков Алексей Иванович, род.1895 г. в Москве, Красноармеец 19 оместобол. Погиб 24.10.1941. Похоронен в братской могиле на Ваганьковском кладбище в Москве".
(Запись в книге "Москва, книга памяти 1941-1945")
Бытует такое поверье: если человека при жизни по какой-либо причине или по недоразумению посчитали умершим, то он проживет долго-долго. Видно, я отношусь к числу таких людей. Мои школьные друзья уже покинули этот мир, а я вот пишу эти строки...
Москва. 2003 год.
* * *
На фотографиях одноклассники папы и он сам. Этими снимками они обменялись ночью на Красной Площади на выпускном вечере 21 июня 1941г.