ТЫ И Я

Лиля ехала в машине на работу. Привычно побаливало сердце, спина и правая рука.
«Надо пойти к врачу», - подумала она, переключая скорость. Эта мысль убежала, сменившись привычной разработкой  дня. Лиля планировала свой день с вечера, а утром в машине еще раз обдумывала встречи, находила решение проблемам, причем всегда блестяще, на удивление сотрудников.
Лиле исполнилось сорок лет. Много это или мало? Она старалась не задумываться. Ее приятельницы и школьные, и институтские, считающие себя подругами, все семейные, с уже повзрослевшими детьми, с завистью отмечали:
- Вот, Лилька, мы уже старухи, располнели, а ты сзади прямо девочка, правильно живешь.
Лиля дважды выходила замуж. Первый раз – рано в восемнадцать выскочила за одноклассника. Это было бегство от одиночества. Трагедия, унесшая с интервалом в полгода родителей, трагедия, которую она старалась забыть, стереть из памяти, чтобы жить, толкнула ее к этому шагу. Была ли любовь? Скорее всего, нет. Просто страсть захватила, «отбила мозги». Она явно почувствовала это уже через полгода, когда  мозги заработали вновь. Костик  был красивым, очень красивым мальчиком, влюбленным в Лилю, а еще больше в себя. Он занимался спортом, лелеял свое тело и ничем больше не интересовался.
Они развелись через год, сохранив приятельские отношения, оба, похоже, вздохнув с облегчением. Лиля поступила в институт. Вечерние и ночные подработки не мешали ей окунуться в учебу. Голова у нее работала. Это отмечали и преподаватели, и студенты. Девушка блестяще закончила экономический.
«Теперь уж я не сделаю ошибки, и буду выбирать по уму», - решила она.
Так и произошло. Свадьба была скромная. Два интеллектуала без шума расписались и зажили с его мамой в двухкомнатной квартире. Аркадий подавал надежды, писал диссертацию, а Лиля работала в двух местах – экономистом в проектном институте и бухгалтером в маленькой частной фирме.
Потом пришли девяностые годы. Все рушилось и разваливалось. Все, кроме маленьких частных фирм и кооперативов, которые, как по мановению волшебной палочки росли, крепли и развивались.
Проектный институт прекратил свое существование. Сотрудников распустили. Диссертация мужа никому не была нужна, но он не устроился на работу, днями валялся на диване, стал попивать и плакать после второй рюмки о своем загубленном таланте.
Лиля терпела два года и ушла в никуда. Не имея квартиры, она сняла комнатку в коммуналке и набрала работу в этих самых фирмах и кооперативах. Работала и днем, и ночью. Это принесло плоды. Появилась квартира, а потом она открыла свое дело.
Блестящий ум аналитика, жесткая хватка, умение добиваться своего сделали дело прибыльным и перспективным.
В машине сидела уверенная в себе бизнес-леди, ухоженная и моложавая. Она сохранила стройность и подтянутость фигуры. Только выражение глаз выдавало возраст и усталость, но только до и после работы. Работая, Лиля собиралась, превращаясь в сгусток энергии.
Вот только ночи. Ночью женщина иногда плакала, ругая себя при этом.
«Что тебе надо? Любви захотела?» - уговаривала она. – «Нет ее, вся вышла. Есть только деловые отношения по материальному выживанию, воспитанию детей. И все! Любовь только в романах».
Два брака, не принесшие ни радости, ни детей остались в прошлом. Лиля оделась в броню и так  шествовала по жизни, ратуя за женскую эмансипацию.



На работу Лиля успела точно. Московские пробки пощадили ее, создавшись в других местах. Вечером женщина заехала в меховой магазин и купила  норковую шубу. У нее уже были две. Но после ночи слез, Лиля что-нибудь покупала этакое, дорогое, не очень нужное, которое могла себе позволить купить только она.
Шуба была прекрасная, сидела как влитая, спадая фалдами к стройным ногам, нежно гладя шею стоячим воротником. Лиля не захотела ее снимать и, заплатив, отправилась к припаркованной машине.
У машины, облокотившись на нее спиной, сидел БОМЖ. Женщину передернуло от отвращения. Засаленная куртка, две сумки со скарбом, лицо закрывала кепка. Он, похоже, спал!
- Милейший, - нервно заговорила она, - просыпайтесь.
- А вот и хозяйка, - мужчина надвинул кепку на макушку и улыбнулся.
Улыбка была широкая и искренняя. Он действительно улыбался от души, улыбались твердые губы, серые глаза, щеки, небритые, заросшие щетиной, улыбались.
«Ему весело!» - возмутилась про себя Лиля.
- Не злись хозяйка, - прочитал он ее мысли, - сейчас встану. Теплая она у тебя была, вот я и прикорнул. Ничего с твоей красавицей не сделалось, чиста и новехонька, как и хозяйка, - и он окинул ее оценивающим мужским взглядом, под которым на свое удивление женщина покраснела.
Мужчины, с которыми общалась Лиля, и деловые партнеры, и сотрудники, и мужья многочисленных приятельниц не умели так смотреть.
Что-то заставило женщину присмотреться к мужчине. Это определенно было лицо без определенного места жительства, но и выглядывающий воротничок рубашки, старенькой и потертой, и волосы, явно не знающие руки парикмахера, были чисты, а руки, они почему-то привлекли ее внимание, были сильны и, казалось, умелы.
- Позвольте к вам обратиться с просьбой.
- Пожалуйста, - и она достала кошелек из сумки.
- Нет, нет, деньги мне не давайте. Соблазн, могу опять запить. А я вот завязал, полгода не пью. Вот возьмите. – И он достал пластиковую папку с рукописью.
- Что это?
- Да, вот написал историю любви. И куда с ней идти не знаю. Может, прочитаете на досуге. Не понравится – выкиньте, а понравится, решите сами, что делать. Может, напечатают, мне все равно под чьей фамилией.
Лиля растерянно молчала, держа папку в руках.
- Заранее благодарю, - он поклонился и, даже, пристукнул ногой о ногу и, повернувшись, не спеша, пошел в сторону от стоянки.
- Постойте, - крикнула женщина.
Он остановился, спокойно смотря на нее, не торопясь, не дергаясь, как делали все другие.
- Есть хотите? – вырвалось у Лили.
- Хочу, - опять заулыбался мужчина.
- Садитесь, - предложила она, открывая багажник.
Он сложил туда сумки и сел на переднее сидение. Он так открыл дверцу, так сел, что  это выявило привычку, отработанную годами.
Они подъехали к маленькому кафе быстрой еды. Лиля любила заскочить сюда по дороге и перекусить тем, чем нельзя, яичницей с беконом, жирной котлетой, аппетитно лежащей меж огурчиков в теплой булке, жареной картошкой. Все это повышало холестерин, но было так вкусно!
Мужчина ел не торопясь, с достоинством, а она пила кофе.
- Как вас зовут? – спросила.
- Игорь, Игорь Сомов, - представился он.
- Расскажите, как дошли до жизни такой.
- Легко, - опять улыбнулся мужчина. – Работал как все, влюбился, женился. Потом все стало трещать по швам. Воровать, хитрить, приспосабливаться не умею. Да еще давления не выношу. Всегда писал стихи, песни, выступал, пробовал печататься, да не вышло. Все меньше зарабатывал. А тут  пришел домой, а там … В общем, банальная история. Собрал вещи и ушел. Вот уже три года так и живу. Подрабатываю, чем Бог послал. Путешествую автостопом. Вот в Москву добрался. Запил я сначала, был грех. Казалось, жизнь кончилась. Но люди помогли. Замечательные у нас в России люди в глубинке живут. Самим есть нечего, а делятся и куском хлеба, и работой. Вытащили меня. Теперь не пью совсем. Вот, написал. Читал им по вечерам, отправили меня в Москву. Я тут ткнулся в издательство, одно, второе, третье. Так за порог не пустили, «секьюрити» эти. А тут вы. Вас пустят.
Он смотрел на женщину, что сидела напортив, небрежно бросив дорогую шубку на металлический, не совсем чистый, заляпанный сотнями человеческих рук, стул, нервно курящую сигарету за сигаретой и пьющую уже третью чашку кофе, усталую, прекрасную женщину. И ему до боли захотелось защитить ее такую хрупкую, думающую, что она сильная, от всего мира.
Игорь отвел глаза. Залпом допил кофе.
- Спасибо. Ну, мне пора в обратную дорогу.
- Подождите, - она достала телефон, - я сейчас.
Лиля пересела за другой столик, она звонила в разные места.
- Ну, вот, удалось, - женщина вернулась, - Устроила вас дворником. Вам ведь интересно, что будет с романом. Поживете, работа для вас, никакого давления, чистый воздух, а вечером пишите сколько хотите. – Она уговаривала, смущаясь и волнуясь, сама не зная почему.
Он согласился.



Длительный, бесконечно длящийся день, наконец, подошел к концу. Лиля открыла дверь, скинула туфли, бросила шубку и сумку в кресло и прошла в ванную, пустила воду. Горячий душ смыл усталость и напряжение.
Она отвезла Игоря в служебную однокомнатную квартиру, расположенную в новом доме одного из микрорайонов Москвы. Их встретил управляющий. Он был вежлив и предупредителен. Сетовал на плохих работников. Похоже, что они с Игорем нашли общий язык.
«Почему меня это так волнует?» - задала она себе честный вопрос, честного ответа не было.
Женщина тряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли. Забравшись с ногами на диван, она взяла папку,  прочитала название «Ты и я», наугад, примерно с середины, открыла роман и окунулась в чтение.


«Он брел, не разбирая дороги, удивляясь самому себе. Последний месяц не походил на все тридцать лет жизни, до этого движущейся по накатанной дороге.
Сын отставного офицера, мелкопоместного дворянина Ставровского Петра Никифоровича и его горячо любимой жены Марфы Степановны жил в любви да холе. Учила его матушка и грамоте, и языкам, и музыке, и танцам. Матушка была необыкновенной женщиной. Старинного дворянского рода, она получила изрядное для своего времени образование, но замуж вышла увозом, против воли родителей и не встречалась с ними, так и не прощеная отцом.
Потом Коленьку отдали в гимназию в уездном городе. Блестяще ее закончив, он поступил в Петербургский университет. Способности, трудолюбие, желание одобрения обожаемой им матушки и уважаемого отца, все помогло Николаю добиться многого. Работа в столичном департаменте, квартира на Невском, налаженный быт, друзья – все это сразу потеряло смысл и ценность, как только пришло сообщение, что родители погибли страннейшим образом.
В их дом ударила молния, деревянное строение вспыхнуло и сгорело в пять минут на глазах потрясенной дворни.
Николай так и не оправился от свалившегося горя. Похоронив щепотки пепла в общей могиле, поставив на ней простой деревянный крест, он взял отпуск, сел в первый попавшийся поезд, который повез его на восток. В вагоне первого класса он ни с кем не общался, сидел и смотрел в одну точку, ел скудно, тогда, когда проводник предлагал чай. Люди входили и выходили, ели, смеялись, читали книги, а он будто и не замечал их.
Молодой человек почти не спал со времени получения страшного известия, не выходя из своего оцепенения. На седьмой день пути он провалился в небытие.
Матушка присела на край его вагонной койки, положила прохладную руку на воспаленную голову сына.
- Мама, это вы? Так вы живы. Слава Богу! – он целовал родную руку и плакал.
- Нет, сыночка, я умерла. Но ты не переживай. Мы с отцом не мучились. Умерли сразу, не просыпаясь. Нам хорошо здесь.
- Где, здесь? – переспросил сын.
- В свете. Хорошо, - повторила мать. – Слушай, милый, и не перебивай. Времени у меня мало. Тебе пора выходить на следующей остановке. Как покинешь поезд, вещи оставь на станции, а сам иди на восток, иди пешком, иди пока сможешь. И благослови тебя Господь.
- Мама! – воскликнул Николай и проснулся.
«Так это был только сон», - подумал он,  но все же стал лихорадочно собираться.
Следующая остановка была технической. Что-то проверяли под соседним вагоном, постукивая по колесам тяжелым молотом. Маленькая станция или, вернее, полустанок угадывался за окном вагона. Молодой человек позвал проводника и, не слушая возражений, потребовал выпустить его. Едва он успел спрыгнуть на перрон, как поезд тронулся. Он отошел со скрежетом и лязганьем железа о железо, набирая скорость, и свистом оповестил мир о своем движении, значимости и уникальности.
На крыльце станционного здания топтался смотритель в форменной фуражке и домашнем халате, накинутом на солдатское нижнее белье. Ноги в белых кальсонах покоились в домашних шлепанцах.
- Здравствуй, - Николай поздоровался со смотрителем.
- Здравия желаю, - пристукнул тот голыми пятками.
«Отставник», - подумал молодой человек.
- Могу я оставить вещи на время? Хочу прогуляться на восток.
- Барин, тут пустыня кругом на сотни верст, заблудитесь, пропадете. Людей нет, селений нет, ничего нет, песок да небо. Куда пойдете?
- Не волнуйся, милейший, мне надо.
Смотритель удивленно смотрел на странного барина с лихорадочно блестящими глазами.
- За вещи, ваше благородие, не беспокойтесь, сохраню, устрою наилучшим образом и вам водички с собой дам, да еды какой-никакой соберу.
- Э-ге-ге, грехи наши тяжкие, - перекрестился смотритель и пригласил Николая в дом.
Тот услышал шепот хозяина и женское ворчание в ответ.
Потом смотритель вынес солдатскую фляжку с водой и что-то завернутое в женский платок.
- Может, переночуете, барин. Утро вечера мудренее, передумаете идти-то.
- Нет, нет, спасибо. Мне пора. Только покажи, где тут у вас восток.
Хозяин положил флягу и сверток в холщевую сумку, передал ее Николаю, и они вышли.
- Вот, звезду эту видишь? – он почему-то перешел на «ты». Молодой человек кивнул. Яркая звезда явно выделялась величиной и интенсивностью свечения. – Вот на нее и иди, барин. Да хранит тебя Господь!- и смотритель перекрестил путника, смотря на того с явным сожалением.



И вот, Николай шел и шел, пока шли ноги. Сыпучий песок набился в туфли так, что они стали пудовыми, и колол ноги. Пот  заливал глаза, а холод ночной пустыни сковывал мышцы. Как это могло происходить одновременно, было не понятно. Да Николай и не думал об этом.
- Иди на восток, - шептал он и шел, упорно не теряя путеводной звезды из поля зрения.
Наконец, силы оставили его, и он упал без чувств и сознания. Очнулся он оттого, что искра от костра уколола щеку. Николай был укрыт стареньким, в заплатках, ватным халатом. На голову была нахлобучена мохнатая шапка. Рядом, потрескивая, горел костер.
Молодой человек попробовал сесть. Тело плохо слушалось, болело и сопротивлялось любому движению. Наконец, это ему удалось. С другой стороны костра сидел очень древний старик. Не улыбаясь, он снял с огня котелок, налил в пиалу какой-то пахучей жидкости и сурово протянул Николаю.
- Спасибо, - почти беззвучно прошептал тот. Губы не слушались его так же, как и тело.
- Пей, - услышал он, хотя губы старика не пошевелились.
Напиток был горько-соленый, горячий и удивительно живительный. От выпитого стало тепло, внутри, будто отпустила пружина. Это длилось мгновение. А потом синий свет звезды, что вела его сюда, стал ярче, расширился и лучом коснулся Николая. Боль пронзила сердце, горло, лоб. Сильная пульсирующая, почти нестерпимая боль охватила солнечное сплетение, согнув его пополам. Он закричал. Старец даже не шевельнулся.
Вдруг боль прекратилась так же внезапно, как началась. Но теперь внутри возникла пустота, она звенела, трепетала, и вибрации охватили каждую клеточку молодого человека. Они сотрясали руки, ноги, туловище. Сколько это длилось, он не понял. Тишина, покой взорвались в нем и остались незыблемой глыбой. Николай почувствовал себя огромным. Он вмещал и эту пустыню, и звезды, и далекий Петербург, и родовое имение, и все страны, и континенты Земли, и планеты  все, и само Солнце. Молодой человек знал, чувствовал, что все это он, и все покой, тишина и радость.
- Мама, - прошептали его губы, и он заснул.
Солнце коснулось закрытых глаз и разбудило Николая. Он потянулся. Молодой человек был полон сил. Рядом никого не было. Но это был не сон. Халат, шапка, котелок подтверждали реальность ночного видения. Николай мысленно поблагодарил ночного спасителя, допил теплый от еще тлеющих углей напиток, засунул подарки в сумку и направился на восток, на восходящее красное светило, показывающее направление движения, зовущее и манящее к себе.
Показались окраины большого селения. Молодой человек убыстрил шаги.
- Наконец-то, - услышал он правильную русскую речь. – Как ты долго, я совсем заждалась.
Прекрасная юная незнакомка, одетая в богатые восточные одежды, откинула покрывало с лица. Она улыбалась, она действительно ждала его, Николая, и была рада именно ему.
- Здесь какая-то ошибка, - начал он.
- Ошибки нет, ты просто еще не осознаешь. Пойдем, скоро завтрак. Я тебя представлю батюшке.
Их ждала легкая повозка. Возница низко поклонился молодому  человеку, не выразив никакого удивления. Они сели и поехали.



Белокаменный большой дом поражал своим великолепием. Это был не дом, а целый дворец.
- Идем, - приказала девушка. – Мы к отцу, - сообщила она привратнику, низко поклонившемуся вошедшим.
- Папа, вот и он. Я тебе говорила.
Одетый в богатый восточный халат красавец мужчина, молодой, но с выражением страдания на лице, и явно ранней сединой в усах, бороде и на висках нежно взял девушку за руку.
- Лейла, Лейла, разве так можно, почему не предупредила. Мы волновались. Куда ни свет, ни заря отправилась?
- Папа, я же говорила, что он сегодня придет, - и она весело посмотрела на Николая, - и потом, со мною был Махмуд. Знакомьтесь. Это мой папа, - и она, взяв Николая за руку, подвела его к отцу.
- Николай Ставровский, инженер. Живу и работаю в Петербурге, сейчас проездом, - поклонился Николай, пожимая протянутую руку. – Позвольте задать вопрос, - начал он, и замолчал, поймав умоляющий взгляд мужчины.
- Девочка, скоро завтрак, а ты вся в пыли. Иди, тебя там заждались. А мы поговорим с … - он замялся, - с твоим другом. Встретимся за завтраком.
- Хорошо, - просто ответила она, одарила обоих улыбкой и вышла. У двери ее ждал верный Махмуд.



- Вы, наверное, поняли, что любимое мое дитя не в себе, - начал взволнованный отец. – С неделю все твердит о вашем приезде, вернее, приезде суженого ее, жениха и будущего мужа, уготованного ей самим Аллахом, да простит Он неразумную. Ни врачи, ни знахари, ни священнослужители не смогли помочь ее разуму просветится. В остальном, она совершенно нормальна. Лекарь французский посоветовал ей не перечить. Спасибо вам, что не развеяли ее иллюзию, не нарушили покоя. Прошу погостить у нас, пока девочка не поймет ошибку свою, очень прошу, - он смотрел на молодого человека умоляюще.
- Я в отпуске, и с радостью приму ваше приглашение. Только заберу свои вещи, они на станции, что строго на запад от вашего поселения.
- Вещи ваши заберут мои слуги, не беспокойтесь. А сейчас вас проводят в ваши апартаменты. Там есть все, что  необходимо. Отдохните, и милости прошу на завтрак.
Он ничего не спросил, ничему не удивился, проявляя восточную мудрость и сдержанность, о которой Николай читал, но не встречал в своей жизни.
И комната, и ванная поразили молодого человека своим великолепием. Пожилой слуга ловко помог ему раздеться, опуститься в мраморный бассейн, наполненной ароматной водой, помыться и одеться в непривычные восточные одежды: просторные шальвары и несколько халатов от тончайшего нижнего, до шитого золотом верхнего. Расчесав волосы, Николай удивленно посмотрел в зеркало, на него смотрел незнакомец. Отросшие, вьющиеся, темно-русые волосы, карие, потемневшие от горя, глаза, усы и борода, все до неузнаваемости изменило привычный образ.
- Вас ждут, - напомнил слуга.
Столовая была обустроена на европейский манер. За столом собралась вся семья. Гостеприимный хозяин встретил гостя у входа и проводил до его места. Николая посадили напротив Лейлы.
Стали подавать. Почувствовав сильный голод, он стал есть. Его не отвлекали, слуга все подкладывал и подкладывал разнообразные яства, пока молодой человек не утолил первый голод, дав ему знак, не попросил паузу.
Николай огляделся. За столом явно не было хозяйки. Хотя женщин было несколько, но по возрасту и виду они не годились на эту роль. Заметив его взгляд, хозяин представил всех.
- Это моя сестра, тетя Лейлы, - указал он на даму средних лет, сидящую рядом с девушкой. Еще за столом был мальчик лет десяти, сын хозяина, его и ее воспитатели, управляющий имением и секретарь. Сложные восточные имена молодой человек не запомнил. За столом шла легкая светская беседа, говорили о предстоящем празднике.
Николай вдруг почувствовал пристальный взгляд. Лейла, до этого сидевшая потупившись, подняла глаза. Молодой человек не смог отвести взгляда от них, чего-то требовавших от него. Карие, почти черные, искрящиеся глаза звали и требовали, напоминали. В них было столько смысла, что он растерялся. Юная девушка не могла так смотреть, у нее просто не могло быть такого мудрого, всепонимающего взгляда. Вдруг, в этих черных глазах мелькнуло что-то знакомое, нежное, ласкающее. Он узнал взгляд матушки. Что-то оборвалось внутри, и он вскрикнул, закрыв лицо руками.
Лейла вмиг оказалась рядом.
- Тихо, тихо. Ты и я, всегда будем вместе, - шептала она, утешая, ободряя, придавая сил.
А он плакал, уткнувшись в ее плечо. Плакал трудно, как плачут мужчины раз в жизни, от непосильного горя или нечаянной радости.
Все потрясенно молчали, чувствуя сердцем, что происходит что-то необычное. Таинство происходит, и оно прекрасно, и горе, недоумение, тревога уходят из этого дома вместе с этими слезами».

Лиля отодвинула папку. Не было сил читать дальше. Конечно, все должно закончиться хорошо. Лейла и Николай поженятся, и девочка будет любить своего суженого сложной любовью и жены, и матери, и то та, то эта будут в ней побеждать.
Сон навалился неожиданно, так, что и свет не потушила, и на кровать не перешла. Она спала, свернувшись калачиком, а вокруг лежали разбросанные листочки повести о любви.
Ей снился сон. Лиля опять бежала от какой-то опасности, пока не попала в родные объятия.
- Папа! – закричала она во сне.
- Ничего, ничего, теперь все будет хорошо, - ответил тот, кого она любила больше всего на свете, и кого уже не было с ней.
Он был  летчиком и погиб, когда дочери было семнадцать, в аварии. И мама ушла за ним через полгода, не выдержав разлуки, так любила.
- Прости, родная, - шептала она, иссохшая от болезни, превратившаяся из цветущей женщины в старуху. – Я – к нему. Ты сильная, вся в папу, живи за нас обоих. Будь счастлива. Дай Бог тебе встретить такого же, как он, и полюбить. Я была счастлива с ним, и счастлива сейчас. Иду, родной! – вскрикнула и умерла.
- Папа, папочка, - серые глаза заглянули дочери в душу, добрые, мужские, любящие глаза отца обогрели, ободрили, подарили надежду.
Лиля проснулась и села. Где она видела точно  такие глаза, где?
- Так вот оно, что! – произнесла женщина вслух.
Она лихорадочно собрала разбросанные листочки, сложила по порядку  в папку. Прохладный душ взбодрил. Чашка крепкого кофе вернула расположение духа. Уже в машине, подтянутая, собранная позвонила:
- Лева, привет, есть дело. Хочу издать роман.
- Нет, не сама, ты же знаешь, нет времени.
- О чем? О любви, конечно.
- Нет, без секса.
- Нет, не о современниках.
- Лева, коммерческий успех меня не интересует, будет, так будет, нет, так нет.
- Заплачу. От тебя – хороший редактор и художник, оформление, то, да се.
- Договорились.
- Нет, не нужно. Я подъезжаю, выходи.
Полноватый мужчина выкатился из дверей и открыл дверцу машины.
- Ух, ты, - вырвалось у него. – Что с тобой? Всегда снежная королева, а сегодня …
- А что сегодня? – удивилась Лиля.
- Ты, ты, - и он растерянно замолчал.
Женщина глянула в зеркало заднего вида. Незнакомая красавица с сияющими глазами глянула на нее оттуда.
- Выходи за меня замуж, - почти прохрипел Лева.
- Опять! – с досадой произнесла она. – Мы же договорились, что дружба – это основа наших отношений. Лева, очнись, ближе к делу.
- Тогда я в доле, - мужчина тряхнул головой. – Затраты пополам, прибыль – тоже. Если эта рукопись с тобой такое сотворила, то с остальными нормальными бабами, что сделает.
- Смотри, я тебя за язык не тянула, сам предложил, - и она протянула  руку, - по рукам?
- Ага, - он держал ее руку двумя и не выпускал из своих «лапищ», так она их называла в былые времена.
- Лиля, - просительно произнес Лева.
- Не начинай. Вот, - Лиля протянула папку. – Я поехала, у меня совещание.
Он стоял с папкой в руках и провожал удаляющуюся машину глазами.
Как прошел день, она не помнила, только ловила восхищенные взгляды мужчин всюду, где была.
Свернув дела, она заехала в магазин, накупила всякой вкуснятины, всего того, что доставал в годы дефицита отец и угощал своих девочек.
Игорь не ждал визита. На столе лежала открытая тетрадь.
- Прости, я помешала, - смешалась Лиля. Она покраснела, как девчонка. – Вот, ехала мимо …
Он не дал ей договорить, поднял ее опущенную голову. Серые, отцовские глаза одобряли, звали, приказывали.
Мужчина и женщина не думали о будущем, у них было настоящее, и оно было прекрасно. А будущее, на то оно и будущее, чтобы удивлять.