С лицензией

Анатолий Коломейский
Художник Эдуард Ходяков при социализме был Джеймсом Бондом от живописи. Только популярнейший шпион обладал лицензией на убийство, а мало известный даже в узких кругах труженик кисти – лицензией на право изображения вождя мирового пролетариата. Документ с лиловой гербовой печатью просто убивал собратьев по мольберту.
Идея рисовать Ленина возникла у Ходякова спонтанно. Настолько спонтанно, что Ходяков старался забыть место ее происхождения. Ну, не рассказывать же в интервью, что творческий путь начался в закусочной под банальным названием «Ромашка», которую местные остряки именовали не иначе, как «Рюмашка». Однако после нескольких ромашек-рюмашек  Ходяков начал огрызком карандаша водить по салфетке. Это составляло необъяснимое совпадение случайностей: во-первых, у Эдуарда нашлись деньги для посещения закусочной, во-вторых, салфетку занесло не иначе, как сквозняком, поскольку статус «Ромашки» не предполагал изысков этикета. Да и карандаш, которым официантка фиксировала заказ, как выяснилось, выпал у нее из складок бюста. Сам карандаш тоже был неожиданным, поскольку записывать заказ из меню, в котором фигурировали только два блюда – котлета горячая и она же холодная - особой необходимости не было.
И то, что официантка решила прибрать, тоже оказалось делом случая, поскольку в «Ромашке» никогда не беспокоили мусор, чтобы посетителям было мягче падать лицом на стол. Фейсом об тейбл, как выразился впоследствии один английский карикатурист, приведенный Ходяковым в свои творческие Пенаты. Карикатурист сотрудничал с газетой американских коммунистов, поэтому советские компетентные органы пропустили фразу для хождения внутри страны. А тогда взгляд официантки упал на разрисованную неуемной ходяковской рукой салфетку. После чего упала официантка. И ее можно было понять: на замасленной бумажке красовался знакомый всему прогрессивному человечеству профиль.
- Вставай! Вставай! – закричала компания официантке, поскольку рядом с этим профилем нельзя было не только лежать, но и сидеть.
Официантка очнулась и исчезла, пошатываясь, не взяв с гулявших приятелей денег. Это настолько потрясло компанию, что она нестройно затянула партийный гимн «Интернационал». Слов не знал никто, но к счастью исполнителей, мелодия угадывалась в нетрезвом мычании.
- Другие, когда руки чешутся, чертиков рисуют!.. –  заведующий, примчавшийся на нетипичные звуки, утер холодный пот полой халата, переставшего быть белым в знак солидарности с борьбой народов Африки.
- А вдруг, идеологическая диверсия? – прохрипела главбухша, нервно обмахиваясь калькуляциями. – Может, надо сообщить, куда следует?
- А, может, у нас здесь партийное собрание? – утратил ощущение реальности один из ходяковских приятелей, отзывавшийся на обращение Бублик.
- С водкой? – ехидно поинтересовалась главбухша.
- По-вашему, на ликероводочных заводах не бывает партийных собраний? – сурово спросил другой приятель, реагировавший в официальной обстановке исключительно на слово Флаг, а в неофициальной – на Флажок.
Главбухша подавилась калькуляциями.
- Кажется, повестка дня исчерпана! – заметил Ходяков и компания потянулась к выходу.
- Идиот, о чем ты думал, когда увековечивал на салфетке Владимира Ильича? – шепотом поинтересовался у Ходякова Бублик. – Неужели об идеях ленинизма?
- О купюрах с портретом Ленина! – признался Ходяков. – Хотелось иметь больше!
- С таким талантом возможны два варианта перемещения по жизни: заработать большие деньги или большой срок! – озвучил астрологический прогноз Флаг.
И ему верилось. Поскольку, имея близкий к нулевому дар живописца, Флаг нанес белой краской параллельные, как в евклидовой геометрии, полосы на черного кобеля и сбагрил его в качестве детеныша зебры в зоопарк под Ханты-Мансийском. Причем, маэстро удалось исчезнуть с вырученными деньгами раньше, чем изумленные ханты стали свидетелями того, как детеныш зебры неистово гоняется за местными кошками.
- Насчет срока – понятно, - сказал Ходяков. – А, вот, как насчет денег?
- В нашей стране самые популярные сюжеты - голуби и Ленин. Представляешь, какие деньжища можно зашибить, продавая Ильича?
- А, если объединить вождя и пернатых? – мелькнула трезвая мысль у Ходякова.
- Можно и памятники ставить! – согласился Флаг. – Но работать с цементом тяжелей, а расценки пляшут от кубатуры.
- То-то прохиндей-заведующий салфетку утащил! – прикинул Ходяков. – Небось, в красный уголок повесит, чтобы перед какой-нибудь комиссией отметиться.
- Понимаешь, Эдик, рисовать Ленина могут многие, поэтому разрешено это делать – единицам, - объяснил Бублик. – Ответственность большая: подбородок у вождя мирового пролетариата сдвоил – буржуазная революция в Гваделупе. Глаз перекосил – выступление оппозиции в Польше.
- Первый раз слышу, чтобы глаз имел идеологическую направленность! – удивился Ходяков. – Ты-то откуда знаешь?
- Я кандидат в члены партии, - признался Бублик.
- И давно? - насторожился Ходяков.
- Я вечный кандидат! Если анкета состоит из одного пункта, то у меня обязательно находят два, не позволяющих вступить даже в октябрята.   
- Октябрята – внуки Ильича! – торжественно изрек Ходяков.
- Ближе к дедушке! – скомандовал Флаг. – Хотя, судя по последней фразе, идеологически ты подкован. Осталось выяснить вопрос художественной подготовки.
- Я, конечно, не Рафаэль, но участвовал в конкурсе «Дети рисуют Ленина», - смутился Ходяков. - И рисунок помню до сих пор…
Ходяков изобразил на асфальте равнобедренный треугольник.
- При чем тут Ленин? – хором удивились Флажок и Бублик.
- Это шалаш! – обиделся Ходяков. - Ленин -  в шалаше!  С Крупской!
- А почему не с Инессой Арманд, например? – блеснул знанием истории партии Флаг.
- Потому что конкурс детский! – козырнул нравственностью Ходяков.
- А я-то сразу и не допер!.. – сконфузился Флажок.
- Заведующего отделом культуры, который тоже не допер и заявил, что моей работе место на олимпиаде по геометрии, сняли с работы, после того, как  я раскрыл комиссии сюжет. Ну, мне, естественно, присудили первое место…
- Значит, ты победитель престижного конкурса! Будем продвигать тебя как вундеркинда! – решили приятели.
- Возраст не тот, - загнулся от скромности Ходяков.
- Гением, как и идиотом, можно быть в любом возрасте! – изрек Флаг. – Но десять процентов комиссионных с каждого ленинского профиля – мне.
- И мне! – эхом отозвался Бублик. – В нашей партийной ячейке все должно быть по справедливости!
- Пока мы делим шкуру неубитого Ходякова! – блеснул трезвым подходом  Флажок. – В соседней области лицензия на вожделение есть лишь у одного. Ради этой бумажки художнику пришлось переспать с дочерью секретаря обкома.
- Бедняга! – вздохнул Ходяков.
- Себя пожалей! – сказал Флаг. – У нашего секретаря обкома – сын!
- Да, интересный спаниель намечается! – протянул Бублик.
- Я лучше всю жизнь буду голубков рисовать, чем спать с сыном! – вскинулся Ходяков.
- С таким уровнем логического мышления тебе остается только рисовать, причем, мелом на асфальте!– посоветовал Флаг. – С дочерью, конечно, пришлось бы спать. Но с сыном – пить!
Ходяков сначала облегченно вздохнул, а затем продемонстрировал, что не так безнадежен по части логики:
- Как же я буду пить с сыном секретаря обкома? У него, наверное, и на коньяке кремлевские звездочки!
- Во-первых, дети за отцов не отвечают, - понизил голос Флаг. – А во-вторых, в городе существует партийно-алкогольное подполье – тебе помогут: дадут явки, пароли...
- Не подведут? – скептически скривился Бублик.
- Лишь бы печень не подвела!
Печень Ходякова не подвела, подпольные алкоголики – тоже. Поэтому накануне очередного партийного съезда Ходяков стал обладателем заветной бумажки. Правда, после встреч «без галстуков» с сыном секретаря, у него еще долго руки тряслись так, что созданные портреты вождя можно было отнести к циклу «Ленин под напряжением».
Поправить здоровье Ходяков собрался в деревне, куда пригласил и приятелей.
- Нельзя терять ни минуты! – суетился Флажок. – Для вас, маэстро-ленинцев, предсъездовская компания – как новогодние елки у артистов. Один день не то, что год - пятилетку кормит, поит и катает на машине!
И они решили заглянуть в сельсовет, чтобы по телефону дозвониться в город и застолбить свободные в идеологическом плане стены и заборы.
В сельсовете взгляд Бублика случайно упал на настенную роспись актового зала, судя по размерам, перестроенного из чулана.
- В. И. Ленин любуется урожаем пшеницы, - прочитал он название произведения.
- Наш учитель рисования постарался! – гордо сказал председатель сельсовета. –  Мужик редкостного таланта! Табуретку так изобразит, что хоть занозы из задницы вытаскивай!
- Занозы это хорошо, - согласился Флаг. – Но урожай попахивает идеологической диверсией.
- Почему?! – напрягся председатель. – Пшеница - отечественная.
- Вот и ограничился бы ваш Пикассо колосками! А то на Ленина кисть поднял!
- Так ведь, похож Владимир Ильич! – не сдался председатель.
- Вы когда последний раз были в Мавзолее? – внезапно спросил Бублик.
- Не был, не пришлось! – залепетал председатель. – Понимаете, мы от столицы далеко!.. Но я смотрю все фильмы про революцию! По три раза!
- Чем кончается фильм «Ленин в октябре»? – прищурил глаз, словно глядел в прицел, Фома.
- Тридцать первым октября! – взялся за сердце председатель.
- Посылайте за парторгом! – скомандовал Флаг. – Тема партийного собрания «Как осквернить образ вождя в домашних условиях».
- Дайте полчаса! – взмолился председатель. – И я лично соскребу Ленина!
- Соскребать Ленина? – возмутился Бублик.
- Могу замазать! – нашел вариант председатель.
- Зачем мазать святой для трудящихся образ? - сказал Флаг. – Достаточно его правильно оформить.
- В рамочку? – обрадовался председатель.
- В рамочный договорчик! Нужны документы, свидетельствующие о том, что товарищ Ленин изображен товарищем Ходяковым, имеющим на это лицензию. Значит, в ближайшие полчаса вы не скребете Владимира Ильича, а готовите договор, смету… Формально подписываем акт приемки работ, заполняем квитанцию на получение гонорара… 
- Гонорар – тоже формально? – прекратил конспектировать ценные указания председатель.
- Нет, гонорар, реально! – внес творческую лепту Ходяков.
Так, реально ощущая шуршание купюр с лицензированным профилем, компания вернулась в город, к истокам идейно-художественного ручья, из которого так хотелось напиться. 
У Ходякова началась партийно-творческая жизнь. Его приглашали для оформления красных уголков, ленинских комнат, парткомов… Обращались даже из больниц и парикмахерских. Ходяков не понимал, как ленинский образ может способствовать удалению аппендицита или стрижке под «бобрик», но заказы принимал. Воплощаемый ленинский профиль был узнаваем, хотя и однообразен. Художественные советы, принимавшие произведение настенного искусства, отмечали то, что своеобразная манера портретиста способствовала формированию уважительного отношения к Ленину как к вождю и как к купюре одновременно.
Плохо было то, что кроме Ильича Ходяков не умел рисовать ничего.
Поэтому, однажды, в заштатной районной библиотеке заведующая, протерев пенсне, пролепетала:
- Здесь задумывалось панно «Ленин встречается с сельскими читателями», а у вас получилось «Ленин встречается с двумя Лениными»!  Троица какая-то!
- А в клерикальной живописи этот сюжет уже несколько веков всех устраивает! - намекнул Ходяков.
Заведующая перекрестилась на панно…
В кабинете политпросвещения оборонного предприятия тоже вышел казус.
- У меня такое ощущение, будто Владимир Ильич заглядывает мне под юбку! – смущаясь, призналась главная политпросветительница.
- Научный коммунизм не отрицает наличие у вождя мужского начала! – сказал Ходяков.
- А с точки зрения морали, нравственности? – поерзала дама.
- С точки зрения морали носите брюки!
Но в целом творческая жизнь Ходякова протекала спокойно. Правда, однажды он получил послание из обкома партии, предписывавшее представить список натурщиков.
- Работаю исключительно по фотографиям и воспоминаниям ветеранов партии! – лаконично отписался Ходяков.
Его попросили список ветеранов, но тут в стране случилась перестройка, с одной стороны, спасшая Ходякова от оргвыводов,  а с другой – лишившая прибыльного занятия. Ходяков чувствовал себя Джеймсом Бондом, у которого отняли пистолет. Убедившись в необратимости реформ, он пробовал по цене номера «Плейбоя» предложить лицензию в краеведческий музей как уникальный документ периода развитого социализма, но там гордо заявили, что никаких филькиных грамот эпохи застоя не примут даже в качестве дара.
Бесцельно слоняясь по забазаренному городу, Ходяков с завистью встречал на улице свободных художников, малевавших обгрызенными карандашами моментальные портреты прохожих. В высоком творческом томлении, отягощенным бытовым безденежьем, Ходяков забрел во дворец культуры строителей коммунизма, где осталась незавершенной роспись «Ленин и отличники качества», и с грустью увидел, как бригада отделочников лениво, но профессионально, клеит еврообои вдоль его замысла.
Дома Ходяков принял успокоительное - бутылку водки с пузырьком валерьянки. В мозгу, тихо затихавшем под действием снадобья, чирикнула идея, не показавшаяся в дальнейшем пьяно-бредовой. И Ходяков устроился менеджером по сбыту в фирму, торговавшую обоями. Он звонил во все организации, предприятия, клубы, которые когда-то украшал портретом Ильича, и предлагал антиленинские обои. Новые владельцы недвижимости выводили идеологическое прошлое как тараканов. Поэтому объемы сбыта обоев поражали воображение руководства фирмы. Ходяков стремительно поскакал по карьерной лестнице, допрыгав до двухуровневой квартиры и иномарки на подземной парковке. Он лишь не любил, когда его называли предпринимателем средней руки, потому что не представлял, где между правой и левой может торчать еще одна.
… Мы вспомнили про лицензию, сидя в кафе «Любит-не любит» - бывшей «Ромашке». Ходяков щедро угощал. По стенам метались всполохи цветомузыки, на подиуме неистовствовала стриптизерша.
- Кто мог предположить, до чего дойдет страна, где каждый сортир украшался портретом вождя! – пафосно воскликнул Ходяков.
- Сам виноват! – сказал я. – Не надо было собственным творчеством формировать у народа мысль о том, что Ленин и деньги – близнецы-братья.
- Скажи, Бублик, а ты тогда знал, что никакой лицензии на изображение вождя не требуется? – прошептал мне на ухо, как в плохих фильмах - фашист партизану, Ходяков.
- От Бублика осталась только дырка! – буркнул я. - Теперь  меня чаще зовут Старый Бублик…
Тут заверещал сотовый Ходякова.
- Флаг! – обрадовался Ходяков. – Из Израиля!
- Теперь я Флагман, мужики! – доносилось из включенного громкоговорителя телефона. – Занимаюсь – не угадаете чем!
- Не томи – не трать шекели! – сказал я.
- Рисую того, о ком по телефону не скажешь! – похвастался нью-Флагман. – Даже лицензию выправил на право изображения!
- У тебя всегда были проблемы с рисованием! – напряг память я.
- Мое счастье, что последние два тысячелетия никто не видел оригинал! – засмеялся Флажок, и напуганный телефон затих.
- Повезло Флагштоку! – вздохнул Ходяков. – А я теперь не выездной.
- Обойный магнат - не выездной? – засомневался я. – С каких пор узор на обоях – государственная тайна?
- При чем тут обои! – разнервничался Ходяков. – Я вставил зубы – металлокерамику. И на нее реагируют металлоискатели! Ну, не выбивать же зубы перед каждой загранпоездкой!
И Ходяков на подвернувшейся салфетке начал выводить профиль действующего президента страны...