Куплет третий, заключительный

Феликс Бобчинский
ТРЕТИЙ КУПЛЕТ.
(Поется соло)

АЛЕКСАНДР.
Он  попробовал освободиться, тихонько расцепляя мои руки.
В ответ, в полудреме, я прижал любимого покрепче. Он сделал еще одну попытку, в ответ я недовольно заворчал, теснее прижимаясь животом к его спине.

- Пусти, – просит он жалобно.
- Не-а, – бурчу недовольно.
- Щас описаюсь!
- Пусть, – отвечаю мстительно.
- Будем лежать на мокром! – Он мне еще и грозит?
- Ну, иди, – смилостивился я.

Санечка облегчено вздохнул, выскользнул из плена и благодарно чмокнул меня в щеку.

Тоже мне, потерпеть не может.

И погрузился в утреннюю дрему.

Как же, поспишь с ним! Вернулся, улегся на мою руку, начинает щекотать в паху.
Не фига себе! Шалишь Ничего у тебя не получится. Лег на спину, прижав его голову к груди.
- Спи, – проворчал.
Куда там!

Захватил сосок в рот и стал посасывать и облизывать, а рукой уже во всю массирует мой член.
Придется просыпаться.
Уложил солнышко на спину и навис над ним.
Смеешься, да?!
Глаза - хитрющие щелочки, мордочка – довольнющая.
Сейчас пожалеешь!
И лег на него, придавив всей махиной, вот тебе, вот тебе!

Как ни в чем ни бывало, обхватил мои бедра ногами и трется попкой, заправляя рукой моего дружка между прохладных булочек.
Окончательно просыпаюсь, поднимаюсь над ним с серьезной миной, сажусь на колени и задираю ноги повыше, положив попочку на колени.
Так, розочку он уже, хитрец, смазал, тихо хихикает.
Сейчас тебе будет не до смеха.
Мой жезл уже набух и покраснел. Осторожно приставляю его к дырочке и делаю легкое движение бедрами. Головка исчезает, одновременно он дернулся, выгибая спину.
- Потерпи. Потерпи, – успокаивая его, отпускаю ноги и наблюдаю за лицом, жду момента, когда разгладится гримаса боли.
Все! Ногами обхватывает спину и сам начинает насаживаться на член, губы вытянул и умоляюще:
- Поцелуй меня!
Опираюсь на локти и приближаю лицо к лицу любимого. Осторожно, едва касаясь, провожу языком по его губам. Они раскрываются, пытаются захватить его. Опять, поддразнивая, провожу языком по губам, проникая чуть-чуть глубже. Он стонет.

Больше нет сил, обнимаю его голову, приподнимаю, и наши губы сливаются.
Все! Нет больше ни меня, ни его. Это один живой организм. Я растворяюсь в нем, он – во мне.

Минут через 15 крыша начинает возвращаться на место. Лежу на спине, мокрый от пота, Сашенька на боку, опершись на согнутую руку и нежно прикасаясь, промокает мои грудь и живот полотенцем. Я улыбаюсь ему обессилено, и только на секундочку прикрываю глаза.

Разбудил меня запах кофе.
Знали бы, как он его варит!
Божественный аромат.
Открываю глаза, стоит перед кроватью. На нем мешком моя старая футболка, не понимаю этой причуды – носить мои вещи, тем более что в неё запросто поместится еще два таких парня.

Серьезно так говорит, протягивая мне коробочку:
- Поздравляю тебя. Сегодня - нам год!
Разглядываю -  парфюм, да еще и такой дорогущий.
Растроганно улыбаюсь, это попозже я выдам тебе по первое число за такую дорогую покупку, а сейчас благодарю.

Пауза! Я продолжаю вертеть в руках коробочку, распаковываю, брызгаю из флакона на запястье, нюхаю и восторгаюсь. Действительно, о таком запахе можно только мечтать!

Парень в грустном замешательстве, до него, наконец, доходит, что я забыл про это событие.
Виду не показывает, улыбается, только глаза погрустнели.

Жалко мне его стало, да, кажется, и палку перегнул.

Разве такое забудешь!?

Ровно год назад, вечером 12 марта я нажал кнопку звонка у его двери.
Ну, не то, чтобы мы поругались, просто почувствовали оба, что конфетно-гуляльный период закончился, и только перезванивались, обмениваясь дежурными любезностями.
Надо было что-то делать, и я решился.
Вот стою у двери, переминаюсь, а в руках по чемодану.
Дверь резко распахнулась – появился довольный и улыбающийся, приглашает зайти.

Вдруг заметил мои чемоданы и сразу переменился в лице, пошатнулся и прижался к дверному косяку.

- Ты уезжаешь? – кивнул на чемоданы, которые я поставил у ног, глухо так спросил. Потом, так же опираясь на косяк, опустился на корточки, не поднимая глаз, спросил
 – Когда?
- Я переезжаю! – бодренько так ответствую, а у самого кошки заскреблись по сердцу, что я делаю???
- Куда? – так  же, не поднимая глаз, спросил он тихо.
- К тебе! Насовсем. Пустишь? – выдохнул я. А может я полный идиот, навоображал себе черт те что?
Так. Молчит.
Значит надо потихоньку поднять чемоданы и…
- Правда?
Я встретился с ним взглядом. Никогда в жизни я не забуду этого взгляда, никогда!
Он медленно поднялся, оторвался от косяка, шагнул ко мне, я рванулся к нему и подхватил. А он уткнулся носом в куртку и только повторял:
- Правда? Правда? Правда?

Отрываюсь от одеколона.
- Слушай, чем это ты всю ночь шуршал, не давал мне спать? – сурово так спрашиваю.
- Я? – растерянно. – Ничем я не шуршал, – оправдывается.
- А это что за пакет? – и я поднимаю его подушку. – А?
- Это не мой!
- Твой, твой! –протягиваю ему пакет со свитером ручной вязки.
- Мой?! – он срывает липкую ленту и вытаскивает свитер.
- Я померяю?
- Естественно!
Он вертится перед зеркалом, поворачиваясь то одним боком, то другим, постоянно вскрикивая от восторга.
Господи, Господи! Мужику – тридцать лет, а ведет себя пацан-пацаном.
Всё! Налюбовался/ Кидается к кровати и бросается мне на грудь. Действительно, как и обещали, свитер и колюч, и жарок.
Он обцеловал всю мою морду, а на меня ступор напал, только глажу его по спине. А он целует и шепчет мне:
- Любимый мой, родной мой, ненаглядный мой.
Ну всё! Он плачет, у меня слезы потекли.
Как бы бабулю не залить?
Пытаюсь отвернуться и смахнуть эти свидетельства моей слабости.
Сашенька садится на край кровати и серьезно-серьезно говорит:
- Я люблю тебя!
А у меня комок в горле, мычу, мычу….

ПРИПЕВ.
Да какой тут,  на фиг припев? И так всё ясно.