Понемногу пришёл в себя я только часа два спустя. Из гостиной доносились голоса. Немного послушав, я разобрал монотонную скороговорку Наркрота и мерную, вальяжную речь Пьера Дегара. Я стал поспешно одеваться, горя нетерпением услышать вразумительные объяснения по поводу ночного происшествия, но ещё не успел привести себя в порядок, как ко мне снова вошёл Холмс.
- Ну, как вы? Голова не болит?
- В порядке. Не болит. Холмс, ну вот – Дегар нашёлся. Что же вы теперь скажете?
- Это вы относительно того, в кого именно стреляли, в вас или в него? – небрежно спросил он. - Уотсон, мнение моё на сей счёт неколебимо, как бы ни хотелось мне повысить ваш общественный статус потенциальной жертвы, - его серые глаза смеялись; наркотик, похоже, совсем отпустил его.
- Хорошо. Как следует мне себя вести? – сдержанно спросил я.
- Не высказывать вслух подозрений. Если можно, - спохватившись, что чересчур безапелляционен, добавил он. – И насчёт знакомого голоса оружия – тоже. Пусть ни Дегар, ни Наркрот не знают пока, что вы узнали револьвер. Хорошо, Уотсон?
- Хорошо, - вздохнул я. - Хорошо, Холмс.
- Вы расстроились? – прозорливо спросил он. – Почему?
- Потому что не понимаю, - признался я, вздохнув. – У меня такое впечатление, будто вы нарочно готовы путать Наркрота, лишь бы он не догадался о чём-то таком, о чём вы сами уже догадались. Как будто вы знаете, кто стрелял, и… сочувствуете ему. Вот только мне не даёт покоя некий щекотливый вопрос…
- Кто именно этот «некто»? – улыбнулся мой друг.
- Нет, я не настолько наивен - на такой вопрос вы не ответите. А вот какой: простиралось ли бы ваше сочувствие к нему так же далеко, если бы он убил меня?
Этого Холмс не ждал. И, право, лучше бы я его ударил. Он и вздрогнул так, словно я его ударил. А потом я даже испугался выражения его лица, сделавшегося неподвижным, чужим и холодным, мертвенно-холодным. И оттого, что испугался, я, не дожидаясь ответа, поспешно бросился в ретираду, забормотав:
- Холмс, простите меня, я вовсе не хотел вас …, - и замолчал, не в силах объяснить, чего, собственно, «не хотел».
У Холмса дрогнул угол рта – я и этому был рад, хоть какое-то движение.
- Ну зачем же вы так? – без всякого выражения проговорил он. – Я ведь, в общем, повода не давал, – и, подняв голову, стал спокойно и пристально смотреть мне в глаза.
Было очень трудно выдержать этот взгляд. Он и раньше им пользовался – совершенно спокойным, без тени агрессии, только преувеличенно-внимательным. И я никогда не выдерживал – отводил глаза вниз, в пол, на носки своих ботинок. Отвёл и теперь. И вздрогнул, почувствовав на плече его руку.
- Ну, хорошо, вы не понимаете, что мною движет, - его голос звучал необыкновенно мягко. – Вам даже, может быть, кажется, что я вас где-то тоже обманываю, что я даже не на вашей стороне. Но вы сделаете, как я прошу?
Я вздохнул с облегчением:
- Конечно, Холмс.
Инцидент таким образом был исчерпан – или почти исчерпан. Рука на моём плече молча подтолкнула меня к выходу из комнаты.
В гостиной Рона развлекала беседой не только Дегара и Наркрота, но и фельдшера Чеснэя, на чьём лице я увидел несколько тонких царапин, словно его сильно посекло ветвями. Растерянный, я обернулся на следующего за мной Холмса с немым вопросом в глазах. Холмс чуть заметно усмехнулся и ещё незаметнее кивнул. «А ведь я видел его вчера в Уартинге! – вспомнил я - Неужели это он? Но в кого он стрелял, в меня или в Дегара? Ах, как всё смутно и непонятно!».
- Здравствуйте, - пробормотал я, смешавшись.
- Ну-ну, что-то тут такое с вами интересное приключилось, доктор Уотсон?
- Я же рассказал уже, - быстро сказал Холмс.
Мне показалось, ему вообще не хочется, чтобы я открывал рот. Наркроту же, напротив, хотелось услышать историю из первых уст.
- А я вас звал-звал, - возбуждённо заговорил Дегар. – Слышу выстрелы, треск, шум, а откуда – не понять. Темно, хоть глаз выколи. Вернулся туда, где вас оставил – ни вас, ни лошади.
- Лошадь убежала – её напугали выстрелы, - сказал я. – Она здесь, в Сэмплиер-холле, в конюшне, вы можете её забрать.
- Господи, да разве в лошади дело! Я испугался за вас. Даже подумал – уж простите моё малодушие, - усмехнулся он, - что вот если сейчас вас убьют, ведь я под подозрение первым попаду, как ваш соперник. Слышите, Наркрот? – со смехом повернулся он к полицейскому. – Мы ведь соперники с доктором Уотсоном.
Наркрот не ответил. А я сказал:
- А ведь и в самом деле, доктор Дегар, вам моя смерть в этом смысле очень даже выгодна. Уж не вы ли в меня стреляли?
Холмс не то засмеялся, не то закашлялся. А Рона рассердилась:
- Я вас попрошу меня, как аргумент, в эту историю не впутывать, - сказала она. – И не стройте себе иллюзий, будто я могу, как трофей, достаться победителю. Я – не Клара Шеппард.
Произнесённое имя вызвало некоторую оторопь у всех заинтересованных лиц. Кажется, каждому хотелось вслух спросить, при чём тут Клара Шеппард и что кроется за таким намёком,
Я видел, что Холмс был недоволен. Стороннему наблюдателю это едва ли было бы заметно – на его лице ничего не отражалось, кроме дружелюбия и гостеприимства, но я видел, как его пальцы, скрытые под столом, рвут и крошат бумажную салфетку. Я, только не мог разобраться: вызвано это недовольство Роной или мной. В любом случае, после ухода гостей следовало ожидать выговора от него, и я приготовился.
- Что видели или слышали лично вы? – спросил меня Наркрот.
Я объяснил, что почти ничего, не сильно погрешив против истины.
- Было темно. Очень темно – там деревья довольно густы. А слышал - выстрелы.
- Сколько?
- Не знаю..., - растерялся я. – Я не считал. Два…Нет, не могу, не уверен.
- А у вас оружие было?
- Да. У меня был с собой браунинг Холмса. Мистера Сэмплиера. Я взял его на всякий случай.
- И вы стреляли из него?
- Тоже хорошенько не помню. Кажется, нет.
- Вот. – Наркрот вытащил из кармана и выложил на стол завёрнутый в платок браунинг Холмса. – Это он?
- Да.
- Я нашёл его в дубняке в двух милях от Уартинга. В обойме не хватает одного патрона.
- Я мог вообще-то и выстрелить, когда упал. Случайно. Просто нажав курок.
- И не обратили на это внимания?
- Я не помню сейчас. Меня контузило, и я, боюсь, слегка дезориентировался.
Наркрот, понимающе кивнув, подтолкнул браунинг по столу к Холмсу. Холмс взял его, бегло оглядел и сунул в карман домашней куртки. Молча.
- Господин Дегар утверждает, что слышал три выстрела, - сказал Наркрот. – Он не может сказать, были они все произведены из одного оружия или нет.
- Да, не могу, - с прежним возбуждением подхватил Дегар. - Выстрелы – и выстрелы, как их различишь?
- А вы? – Наркрот повернулся к Чеснэю. – Вы не могли бы теперь ещё раз повторить свои показания?
- Да, конечно, - с готовностью откликнулся тот. – Я ездил в Уартинг, где встретил доктора Уотсона в отделении банка. Мне самому нужно было снять некоторую сумму со счёта, я это сделал и хотел возвращаться домой, но приходилось долго ждать дилижанса. На моё счастье, я повстречал Хоба, трактирщика, который ездил запастись провизией на своей кляче. Ему, Хобу, много приходится сил отдавать дегустации, - Чеснэй усмехнулся. – Короче говоря, к моменту встречи со мной он, бедняга, так надегустировался, что не мог править лошадью. Я вызвался помочь доброму человеку, взял вожжи, свалил его вниз, на сено, между его свёртков и бутылок, а сам взобрался на козлы. Мы поехали. Когда я проезжал через дубняк, я услышал совсем рядом выстрел. Потом другой. Это всё. Не три и не четыре, а два. Из одного оружия, и не из этого. Браунинг стреляет негромко, а то, похоже, был револьвер армейского образца. Я не люблю неприятностей и сам их никогда не ищу. Поэтому я укрыл лошадь и телегу вместе с храпящим хозяином в кустах и решил выждать, чем дело закончится. Я ждал довольно долго – минут десять. Всё было тихо. Потом я увидел всадника. Он проскакал довольно далеко, и я не мог разобрать, кто это. Но масть лошади была светлой – светло-серой или белой.
- Это моя лошадь, - сказал Дегар. – Она светло-серой масти. И значит, вы видели доктора Уотсона, Уэс.
- На спине лошади перед всадником, - невозмутимо продолжал Чеснэй, - я разглядел ещё один человеческий силуэт – бесчувственный или мёртвый, он был перекинут через луку седла. Я не стал их преследовать, не видя в этом смысла. Если бы ночь была светлее и я мог бы узнать, кто это был, я, возможно, сообщил бы вам, Наркрот. Но я не видел, кто это, а значит, всё равно, что никого не видел.
- И вы поехали домой? – спросил Холмс.
- Да, конечно. А что ещё я должен был делать? Я не чувствую в себе наклонности к таким делам, как, скажем, вы, мистер Холмс. Меня не подгоняет долг, как вас, Наркрот. Зачем же я буду лезть не в своё дело? Да, я поехал домой. А о нападении на доктора Уотсона узнал уже утром, от доктора Дегара. Заметьте, я и сейчас не утверждаю, что видел тогда именно Уотсона, как бы доктору Дегару этого не хотелось.
Я удивлённо посмотрел на него. Поистине, Чеснэй открывался мне сегодня с неожиданной стороны.
- У меня не было никакого тела на лошади, - сказал я, - кроме моего собственного.
- Кто стрелял из браунинга? – спросил Наркрот.
- Не знаю. Говорю вам, меня контузило, я не помню, стрелял я или нет.
- Я не слышал браунинга, - снова сказал Чеснэй.
- Вы не заметили точного времени? – спросил Холмс.
- Нет.
Он повернулся ко мне:
- А вы?
- Тоже не заметил.
- Тогда мы вообще ничего не можем утверждать наверняка. Что это был за всадник? Связан ли он с выстрелами? Не приняли ли вы, Чеснэй, за человеческое тело, скажем, мешок?
- Где лошадь? – спросил Наркрот.
- Я же сказал: в конюшне Сэмплиер-холла.
- Я бы хотел её осмотреть, вы позволите?
Холмс пожал плечами. Дегар кивнул.
Мы – все шестеро – подошли к коновязи.
- Она? – Наркрот положил ладонь на холку серой кобылице.
- Да.
- Эту лошадь вы видели, мистер Чеснэй?
- Наверное, эту. Бог с вами, Наркрот, не знать же мне в лицо каждую лошадь на Мысу.
- Здесь кровь, - указал Дегар пятно на светлой шерсти.
- Ну и что же? Это моя кровь.
Наркрот – своеобразное у него чувство юмора – вдруг рассмеялся:
- Счастливая у вас судьба, доктор Уотсон. – Где по этому делу не покажется кровь, всё-то она ваша.
- Что ж, - буркнул я. – Мне, действительно, похоже, везёт.
Холмс вытащил из кармана лупу и пристально осмотрел кровавый мазок. На его лице, мне показалось, мелькнула озадаченность. Он внимательно посмотрел на меня. Какой-то вопрос уже готов был сорваться с его губ, но не сорвался.
Наркрот с ухваткой заправского конюха поднял поочерёдно все ноги лошади и осмотрел подковы, кивнул чему-то своему и высказался в том смысле, что не намерен больше злоупотреблять гостеприимством Холмса.
- Чего не могу сказать о лошади, - добавил он. – Нижайшая просьба оказать ей гостеприимство ещё на пару дней, мистер Сэмплиер. Так будет удобнее для следствия. Затраты на фураж я возмещу.
- Не надо, - отказался Холмс. – От двух-трёх охапок травы или мерки овса усадьба Сэмплиер в упадок не придёт.
- Вашей ране, доктор, моя помощь не нужна? – предложил Дегар.
- Нет, благодарю вас.
- В таком случае, мы с Уэсом вас тоже оставим. Пойдёмте, Уэс.
Едва гости удалились, Холмс, не говоря ни слова, принялся рыскать вокруг коновязи, как ищейка. Мы с Роной с недоумением наблюдали за ним.
- Не знаешь, что он ищет? – спросила Рона потихоньку.
- Конец того, чьё начало нашёл на лошадиной спине, - убеждённо сказал я.
- Ты же сказал, что это твоя кровь.
- Похоже, Холмс считает иначе. Потом… перефразируя Чеснэя, я не могу знать каждую каплю крови в лицо.
- А, так это, значит, кровь того тела, которое ты вёз, перекинув через седло?
- Не удивлюсь, если и так. Я, Рона, кажется, вообще потерял способность удивляться чему бы то ни было.
В этот миг Холмс с удовлетворённым возгласом поднял с земли что-то весьма похожее на невообразимо грязную тряпку и, держа двумя пальцами на отлёте, понёс это что-то к нам.
- Своего рода кисть художника, - прокомментировал он, потрясая своей находкой. – Это кусок собачьего мяса – вот это что такое. Кто-то принёс его сюда специально, чтобы вымазать кровью лошадь. Кто-то, кто не знал, что вы ранены, и что кровь не сыграет в этом случае своей роли улики.
- Чеснэй?
- Это первое, что приходит в голову. Но…не исключено, что его рассказ правдив.
- Ну, конечно! И я, действительно, вёз перекинутое через седло мёртвое тело? Вы, Холмс, совсем уж решили меня в разбойники записать, как я погляжу. Значит, я всё выдумал, а на самом деле это я напал на Дегара в лесу. Вот только кого я вёз, интересно, если ваш Дегар жив - здоров? А?
- Это второй ключевой вопрос, - невозмутимо сказал Холмс. – И не передёргивайте: Чеснэй вас не назвал. Напротив, он настойчиво повторял, что не узнал всадника. И настойчиво же повторял, что выстрелов было только два.
- А патрона в браунинге всё-таки не хватает, - напомнил я.
- Уотсон, не уподобляйтесь Лестрейду. Не пытайтесь тоном возлагать на меня вину за все нестыковки в обрывках ваших малосвязных мыслей.
Обиженный этим пренебрежительным замечанием, я умолк. Но зато возмутилась Рона:
- Если ты умнее и всё видишь связно и отчётливо, отчего бы не поделиться с нами? Или ты нам не доверяешь?
- Хорошо, – не рассердился Холмс - Попробуй сама принять слова Чеснэя за правду – что у тебя выйдет?
Рона задумалась. Попытался и я.
- Лишняя пуля – лишнее тело, - наконец, проговорила она. – Но тогда этот некто должен был быть убит из твоего браунинга. А Чеснэй выстрела не слышал. Да и проще было кинуть тело в лесу, а не везти его на лошади.
- А если тело не в лесу? А если труп, так сказать, уже заранее имеет место? А если на лошади была имитация?
- Для Чеснэя? Кто мог знать, что Чеснэй окажется там в это время?
- А для любого случайного свидетеля. Для Хоба, например.
- И всё равно, остаётся проблема идентификации оружия, - не сдавалась Рона. – Если тот гипотетический труп убит не из твоего браунинга, вся инсценировка теряет смысл.
- Если тот труп, например, отравлен, - сказал Холмс. – В него достаточно будет просто выстрелить из моего браунинга – Наркрота это обмануло бы. Особенно если…
- Что?
- Заключение врача.
- Но Джон – тоже врач.
- Подозреваемый, а не врач. Это разные вещи, как ты сама прекрасно понимаешь.
- Холмс, всё это – только фантазия! – снова запротестовал я.
- Это гипотеза, пока что объясняющая все факты. Придумайте другую.
- О, я не мастер выдумывать, я – всего лишь хроникёр.
- Возьмите за отправную точку то, что вы решили поначалу: Чеснэй лжёт.
- Лжёт во всём?
Холмс улыбнулся:
- А вот тут вы молодец, Уотсон. Это очень существенно: в чём Чеснэй лжёт, а в чём он абсолютно правдив.
- Он лжёт вот в чём, - сказала вдруг Рона. – В том, что пошёл бы к Наркроту, если бы узнал всадника. Вернее, в том, что не пошёл, потому что не узнал. В этом случае он как раз со спокойной душой сообщил бы о подозрительных обстоятельствах в полицию.
- Но он всё рассказал без понуждения, - возразил я.
- Потому что рассказывал он не Наркроту.
Я удивлённо посмотрел на Холмса, но тот только одобрительно кивнул.
- А кому же? – спросил я.
- Дегару. Или вам.
- Опять? – рассердился я.
- Что «опять»?
- Опять вы намекаете на то, что это я кого-то убил!
- А вы сами твёрдо помните, что нет? – серьёзно спросил он. – Ваша контузия… Может быть, вы выстрелили в бессознательном состоянии? Сами же сказали, что не помните. Всё ещё не вполне в себе, взвалили труп на лошадь, отвезли и сбросили в реку, а потом…
Я слушал, раздуваясь от возмущения и совсем уж было хотел взорваться, как вдруг по абсолютно бесстрастному и строгому выражению его лица понял, что он попросту смеётся надо мной.
- Чёрт! Да вы меня разыгрываете!
Он захохотал и с размаху хлопнул меня по плечу:
- Ну наконец-то! А то я уж испугался, что эта история доконала вас, и вы утратили чувство юмора навсегда. Впрочем, в темноте Чеснэй мог принять за вас кого-то более или менее похожего. Он ведь видел вас в Уартинге, значит, был в какой-то степени подготовлен. А что касается моей версии об отравленном, вы разделите моё мнение охотнее, если вспомните, что труп Шеппарда тоже имел неприжизненное огнестрельное ранение, и если бы не вы, Уотсон, оно сошло бы за причину смерти.
- Да, это правда, - не мог не признать я.
- Теперь вернёмся к мясу. Кто-то нарочно испачкал шерсть кобылы кровью. Кто-то из наших гостей, если они могли по дороге сюда оказаться вне поля зрения друг - друга, или, что представляется мне более вероятным, кто-то ещё, пока мы были заняты беседой. Как источник крови, они выбрали кусок мяса, которое принесли сюда, завёрнутым в пергаментную бумагу – клочок этой бумаги я нашёл прилипшим к свежатине. Мясо то самое, что уже фигурировало в качестве оскорбления на моём крыльце – помните, Уотсон? Характерный синеватый цвет однозначно указывает на его принадлежность. Как я уже сказал, это собачатина. Вот её происхождением мы и займёмся в первую очередь.
- Помнишь, в тебя бросили куском ещё весной? – напомнила Рона. – Тогда тоже мясо было собачье.
- Весной… Подождите, Холмс, вы говорили, что с апреля не принимали наркотики, - я в возбуждении догадки схватил его за руку. – А в апреле, значит, вы их принимали? Ведь это связано, да? Связано? Я даже не расспросил вас, а ведь весной что-то произошло, да?
- Ну-ну, дружище, успокойтесь, не выкручивайте мне руку. – Холмс стряхнул мои пальцы со своего рукава. – Я же вам говорил: примерно в это время у меня возникло небольшое недоразумение с Перлинсом. Оно, собственно, тоже было последствием некоторых нелепых слухов – вампиризм и всё такое…
- Но кто пускал эти слухи?
- Источник слухов, милый мой Уотсон, вообще всегда очень трудно вычислить. Разве что догадавшись об их причине.
- Не может быть, чтобы вы не догадались!
Холмс засмеялся:
- Ваша вера в меня воодушевляет. Пойдёмте в дом.
- Вы не ответили.
- Я отвечу в доме, - пообещал он.