Глава 22. Минометы и бюрократия

Марк Дубинский
Было еще темно двадцатого мая утром, когда мы вошли в границы Тель-Авива и ехали к центру, пока приятный привкус морского воздуха не дал нам понять, что мы у берега. В этот ранний утренний час не было никаких признаков городской жизни. Тишина  странно контрастировала с обычным городским шумом-гамом. Броневик громыхал по пустым улицам, пока Амос не высадил меня у пансионата Брандштеттер. Здесь я останавливался, приехав в Тель-Авив два месяца – всего два месяца – назад. Естественно, сюда я пришел искать пристанище и когда вернулся.

Попрощавшись со мной, Амос и остальные уехали. Когда огни бронемашины удалились, я повернулся и шагнул в вестибюль пансионата. В состоянии полного истощения я с удовольствием думал о ждущей меня теплой постели с чистыми простынями. Однако запертая дверь прервала ход моих блаженных мыслей. Никого не было поблизости, а будить миссис Брандштеттер не хотелось. Делать было нечего, кроме как дожидаться утра. Я лег на пол и спал (насколько это было возможно) до рассвета.

Когда полностью рассвело, я прошел к двери и стучал, пока хозяйка не открыла. Макбет, увидевший призрак Банко, вряд ли удивился больше, чем миссис Брандштеттер. Она почти упала в обморок, взглянув на мой гротескный вид. Я не брился и даже должным образом не мылся неделями. Изначальный камуфляж моей десантной куртки сменился въевшейся в холмах Иерусалима грязью. Истощенный, с красными глазами и наверняка с запахом. Миссис Брандштеттер естественно была потрясена, увидев такого субъекта ранним утром у своих дверей.

Оправившись от изумления, она принялась за меня. Пока пехотинец в поле его райская мечта: хорошая горячая ванна, бритье, чистое полотенце, белые простыни, мягкая удобная кровать. Миссис Брандштеттер, не теряя времени, начала превращать мечту в реальность. В истинно материнской манере она нагрела воду и пока я роскошно барахтался в ванне, приготовила обильный завтрак. Поев досыта, я пошел в свою комнату залечь в постель на несколько часов блаженного сна. Проснувшись чистым, сытым и отдохнувшим, почувствовал себя заново родившимся.

Хозяйка сказала, что полковник «Микки» Маркус остановился поблизости, и я немедленно отправился возобновить знакомство. Впервые я встретил Микки, когда он приезжал в Торонто в сопровождении Шломо Шамира, чтобы передать мне инструкции по набору канадских добровольцев для Хаганы. Мы сразу понравились друг другу, наша дружба крепла до тех пор, пока он не решил поменяться кольцами. Кольцо моего Королевского полка на его престижное кольцо Вест-Пойнта. Через сутки, поняв сколь для меня важно кольцо Королевского полка, я с трудом уговорил Микки отменить сделку.

С началом боев в Палестине Микки пошел добровольцем и теперь, когда мы неожиданно встретились в Тель-Авиве нам было о чем поговорить. Он рассказал о своих впечатлениях от недавней поездки на Южный фронт, где израильские войска были атакованы гигантской хорошо вооруженной армадой египтян. Я рассказал о Иерусалиме и «Бирманской дороге», которую мы проложили для объезда. Эта информация пригодилась ему раньше, чем мы ожидали. Микки был назначен командиром отряда в Иерусалимском коридоре, где встретил смерть в результате несчастного случая.

В ходе разговора Микки рассказал мне о «новой бригаде» (зашифрованное название 7-й бригады, ошибочно проникшее в исторические записи). Первой задачей бригады было взятие Латруна. Командиром бригады должен был стать Шломо Шамир. Микки пригласил меня в качестве одного из двух начальников штабов. Другим должен был стать Вивиан (Хаим) Герцог. Я не согласился по ряду причин. Мне не нравилась идея разделения функций. Ни Герцог, ни я не имели бы полной власти. Поскольку боевой опыт Шамира был меньше моего, я нескромно считал, что должен командовать им!

Я отказался от назначения в эту таинственную бригаду без задних мыслей. Меня занимали мысли более важные. Я должен был доложить о себе Бен-Гуриону, организовать снабжение Иерусалима, проверить как служат «мои» канадские добровольцы. (Трудно было поверить, что всего насколько недель назад я вызвался съездить в бригаду «Харел» подождать прибытия канадских добровольцев!) Это было самым главным для меня сейчас и ничего другого я делать не мог.

Первым делом посетить Бен-Гуриона. Он был очень рад встрече, выглядел довольным и удовлетворенным нашим успехом в разведке альтернативной дороги в Иерусалим. Я описал положение в Иерусалиме, где израильские войска были неспособны отвечать на арабские обстрелы, сказал, что среди необходимых вещей, которые я надеюсь переправить в Иерусалим по этой дороге, будет большое количество четырехдюймовых минометов. Напомнил, что минометы были подготовлены в самом начале, перед моим  отъездом из Тель-Авива, и, к слову, спросил готовы ли они к действию. Он ответил, что еще нет и что непонятно почему. После чего попросил меня разобраться и доложить ему.

То, что я узнал, поразило меня. Перед моим отъездом в Иерусалим в мастерских Хаганы уже изготовили некоторое количество четырехдюймовых минометов и мин к ним. Артиллерийское командование сформировало диивзион, который должен был обучиться работе с минометами и ввести их в бой. Поскольку месяц назад минометы и их расчеты были в Тель-Авиве, имелись основания полагать, что минометы испытаны, расчеты обучены и готовы к работе. Однако иллюзии быстро развеялись. Минометный дивизион сидел без дела. Ни минометы, ни мины не были доставлены. Не будь это так катастрофично, было бы смешно: расчеты в одном месте, минометы – в другом, мины – где-то в третьем.

Дальнейшее разбирательство показало, что была на то причина. Инспекторы артиллерийской службы не выдали сертификаты на минометы и мины, сочтя их негодными к эксплуатации. Без этого вооружение не могло быть доставлено в дивизион.

Я пошел инспектировать минометы и мины с доктором Нейером, ученым из института Вейцмана, ранее сержантом-минометчиком, ныне привлеченным к производству оружия. Сначала, должен признаться, я понял отказ инспекторов артиллерийской службы взять на себя ответственность за такие топорные изделия. «Минометы» представляли собой несколько труб, обмотанных стальной проволокой. Мины тоже выглядели слишком примитивно и не внушали особого доверия. Небрежно набросанные, почти на каждой трещины или недоработки. Неудивительно, что инспекторы сочли эти штуковины  более опасными для собственных солдат, чем для противника! После подробного объяснения Нейера я, однако, убедился, что внешность обманчива и минометы фактически достаточно безопасны в эксплуатации. При всем их кустарном виде усиленные канализационные трубы были достаточно прочны, чтобы выдержать детонацию капсюля. Более того, проведенные нами испытания показали, что они на удивление точны. Что касается мин, по мнению Нейера трещины не представляли опасности. Заполнение взрывчатым веществом было надежным, оно могло задействоваться только детонатором, взводившимся уже в полете и, следовательно, не воспламенявшимся до соприкосновения с целью. 

Все это доказывало, что не было оснований беспокоиться за безопасность расчетов. Обсудив возможные недостатки, я не видел причин, почему минометы и мины нельзя было доставить в войска для немедленной эксплуатации.

Я доложил обо всем Бен-Гуриону, который как министр обороны (совмещающий эту должность с должностью Премьер-министра) взял под контроль всю военную машину. Когда я подробно описал ситуацию, чувствовалось, что он захвачен врасплох и напуган тем, что минометный дивизион не обучен, значит его офицерам не хватает навыков. Когда он спросил, могу ли я пройти все этапы подготовки как можно быстрее, я согласился, но при единственном условии - полная власть во время всех стадий работы: формирование, распределение и обучение расчетов. Я смогу сделать это только если у меня будут полномочия отдавать приказы и гарантия, что все их будут выполнять.

Неудивительно, что Бен-Гурион был ошарашен моими требованиями. «Глава государства никогда не подписывал письмо с такими широкими полномочиями!»- воскликнул он с жаром. Ясно, что он был расстроен, не из-за меня, а содержанием моих требований. Но я не сдавался, и он в конце концов понял, что времена ненормальные и для решения экстраординарных проблем нужны экстраординарные меры. Неохотно уступив, попросил меня выйти и продиктовать секретарю текст. Через несколько минут я вернулся в его кабинет с письмом. Все еще рассерженный моей настойчивостью, он взял ручку и с явным недовольством неразборчиво расписался внизу страницы. Затем толкнул лист через стол и отпустил меня с резким «чтобы работало!». Мне не надо было повторять дважды.      

Я поспешил к заваленному работой начальнику артиллерийской службы Бен-Арцы, который настаивал, чтобы я письменно взял на себя ответственность, и увидел, что минометы уже доставлены в ожидавший их с нетерпением дивизион. Через две недели  после получения этого нового оружия и боеприпасов первые расчеты были обучены и готовы к бою.

Во время работы с минометами у меня была возможность познакомиться с преданными делу гражданскими рабочими, работавшими на их производстве. После осажденного Иерусалима Тель-Авив и окрестности выглядели совершенно мирными, а война, казалось, была где-то далеко.  Но люди здесь были так же причастны к военным действиям как и их двоюродные братья в Иерусалиме.  Я узнал об этом во время ночного посещения литейного цеха возле Тель-Авива в компании с мистером Виленчуком, ведущим предпринимателем, который был штатским главой производства.  Вся окрестность естественно была затемнена, но цех ярко освещался печами, делающими его видимым с воздуха на мили вокруг. Во время нашего посещения появились египетские самолеты и начали бомбить. Поскольку противовоздушной обороны, как и израильских самолетов, которые могли бы им помешать, не было, египетские летчики могли не спеша наводить бомбы на цели. По мере того, как бомбы крушили все вокруг и ложились ближе и ближе к цеху, некоторые рабочие испугались. Положив инструменты, они пошли в убежище. Мистер Виленчук, мужчина лет шестидесяти, спокойно призвал их продолжить работу. Они подчинились, не обращая внимания на бомбежку. Это было типичное для гражданского населения поведение. Благодаря силе духа, они внесли решающий вклад в победу своей страны.

Кроме надзора за производством и доставкой минометов я еще и командовал минометной бригадой, Нейер был моим заместителем. Посещая дивизион на занятиях, я с радостью узнал от солдат этой части, что многие из них имели опыт боевых действий во Второй мировой войне. Некоторые как партизаны, некоторые в регулярных войсках. Это была крепкая группа людей, желающих воевать и радующихся тому, что получили оружие, которое будут использовать. Их командир, Шмулик Городецкий, был похож на них: молодой польский еврей, говорили, что он командовал бригадой в Красной Армии. С таким опытом он идеально соответстсвовал своей нынешней должности.

Я хотел, чтобы минометные расчеты прошли стандартную огневую подготовку, но вскоре наткнулся на неожиданный протест. Городецкий не желал следовать моим инструкциям и настаивал на введении собственных методов, которые, утверждал он, намного превосходят мои. Никто из нас не уступал, мы спорили жарко и публично. Ситуация стала неудобной. Офицеры и солдаты дивизиона знали и очень уважали Городецкого, я же для них был неизвестно кто, «из шишек». Понятно, что они горой стояли за своего командира и сопротивлялись моему вмешательству и моим новомодным идеям. Как командир минометной бригады я имел возможность заставить их принять мою точку зрения, но чувствовал, что поскольку солдаты поддерживают Городецкого, это вряд ли приведет к разрешению противоречий и завоеванию доверия.

Поэтому я сделал Городецкому «спортивное предложение»: берем два миномета на полигон  и пробуем на них чей метод лучше. Он с радостью согласился. Посмотреть нашу дуэль собралась большая аудитория, Пришли почти все старшие артиллерийские офицеры. Не сомневаюсь, многие предвкушали мое грядущее поражение от «их» солдата. Пока мы готовились, атмосфера становилась напряженной. Городецкий, который должен был стрелять первым, тщательно установил свой миномет, прицелился и объявил о готовности. Я подошел к его миномету и проверил прицел. Не поверив своим глазам, попросил Нейера проверить еще раз. После чего я выпрямился и очень громко сообщил Городецкому, что если он будет стрелять под таким углом, то мина упадет не просто далеко от мишени, а поразит близлежащую еврейскую деревню! Мои слова сильно испугали присутствующих. Собравшиеся артиллерийские офицеры посмотрели и убедились, что я был совершенно прав. Теперь я установил свой миномет, прицелился и (иногда жизнь прекрасна!) бросил мину точно в цель. После этого проблемы исчезли, дивизион занимался по моей методике, приказы не обсуждались.

Естественно меня беспокоило происходящее с канадскими волонтерами, которых я помогал набирать. Перед отъездом в Иерусалим я полагал, что сделал все для их приема и обучения. Приехав же в Тель-Авив, очень расстроился, узнав, что все мои  усилия были напрасны, что по приезде канадцы были рассеяны по разным частям. Я был не единственный, кто протестовал против этого распределения. Многие сами жаловались на нарушение моего обещания, что они будут служить в одной части под моей  командой. Дело было не в их «канадском патриотизме», большинство этих солдат имело большой боевой опыт и не хотело служить под началом офицеров, часто не знающих что надо делать.

Пока я объезжал разные военные части, стараясь отыскать канадцев, они рассказывали мне об очень специфических особенностях израильской армии в эти смутные времена. Поскольку кадровая служба армии была только что сформирована и пока работала  неэффективно, каждая часть проводила собственную призывную кампанию, проявляя большую инициативу и изобретательность в привлечении новичков. Эти «вербовщики» особенно заинтересованы в канадцах, чей боевой опыт наиболее ценился теперь, когда у командиров уже не было терпения искать обученных солдат. Некоторые канадцы рассказали, что к ним подходили представители разных частей, каждый использовал все, что можно вообразить, вплоть до денежного стимулирования, чтобы уговорить вновь прибывших вступить в их часть.

Прежде чем окончательно похоронить идею создания отдельной канадской части, я посетил единственную группу, которой удалось сохраниться в составе бригады «Гивати», воевавшей в Латруне. Когда я задал им вопрос, то услышал два мнения. С одной стороны их еще привлекала идея собрать канадцев вместе. В то же время они участвовали в достаточно большом числе акций с «Гивати», чувствовали себя хорошо интегрированными, привязались к солдатам и офицерам, которые со своей стороны очевидно не хотели потерять такую группу солдат. Здесь я не был уверен в необходимости что-то менять.

К тому времени у меня появились другие мысли. Я чувствовал ответственность за   солдат, которых набрал в Канаде и за обещания, данные им. Кроме того, я был искренне убежден, что отдельная канадская часть была бы весьма полезна израильской армии и до сих пор сожалею, что не удалось ее создать.  Однако сейчас, когда набранные мной солдаты рассеяны по всему Израилю, идея явно неосуществима, и я прекратил свои попытки. Но где бы я ни служил, группы канадцев следовали за мной, и я помогал каждому, кто этого хотел, используя все свое влияние.            

К началу июня после того, как я провел быстрый, но тяжелый учебный курс, первая минометная батарея была готова к боевым действиям в Иерусалиме. Насколько я понял Бен-Гуриона, я лично буду ими командовать, вернусь с ними в Иерусалим и поведу в бой. Мои воспоминания о том, как мы, не в силах отразить арабские обстрелы беспомощно припадали к земле в Иерусалиме, были еще столь живы, что мне не терпелось скорее вернуться туда с минометами. Я также был взволнован перспективой участия в первом конвое по «Бирманской дороге», за которую испытывал гордость совладельца, в обратную сторону. Я знал, что Амос Хорев организовывал первый конвой и эта часть нашей бригады с вооружением будет в нем участвовать.

Бен-Гурион думал иначе. Он решил, что важнее остаться в Тель-Авиве с бригадой и продолжать обучение, поскольку Нейеру вполне по силам привести батарею в Иерусалим. С сожалением пришлось согласиться по обоим пунктам. Батарея погрузилась на джипы и отправилась докладывать Амосу Хореву.

Вскоре после отъезда первой батареи, с 11 июня, вступило в силу первое перемирие. Однако, было почти очевидно, что оно не продлится обговоренные четыре недели. В преддверии возобновления боев нужно было испытывать больше минометов  и тренировать больше солдат. Мы спешили изо всех сил, чтобы подготовить как можно больше минометчиков для следующих сражений.          


Глава 23. Раскол http://www.proza.ru/2010/02/15/1109