Гадёныш

Алекс Ершов
Шеф прошёлся по коридору, заглянул в бухгалтерию, чем вызвал некоторое смятение сотрудниц, затем спустился на первый этаж офисного особняка и вышел во двор. Из-за угла послышался детский визг и одновременно грубый крик:
– Ах ты, сука такая, гадёныш! Щас я тебе покажу!
– Не надо, не надо, я больше не буду! Отпустите!
Перед шефом предстала совершенно необычная для его размеренной офисной жизни картина: дюжий охранник одной рукой тащил за шиворот щупленького парнишку, а в другой сжимал серый цилиндрический предмет. Парнишка всячески пытался высвободиться. Увидев шефа, охранник остановился.
– Что случилось? – спросил шеф.
– Да вот, Василь Степанович, – взволнованно заговорил охранник, – поймал, наконец! У, гадёныш! – заорал он на парнишку.
– Кого поймал-то?
– Вот, этот самый пацан весь наш забор своей мазнёй разрисовал! И ворота! Уже все люди смеются!
Шеф взглянул на пацана. Тому было лет двенадцать, а может и меньше. На голове красовалась серая бейсболка козырьком назад, за спиной болтался худенький рюкзачок.
– Ну, так что он там разрисовал?
– Да как что? Сами видели, Василь Степанович! Вот, этим самым баллоном, – охранник потряс аэрозольным баллончиком, – испоганил весь наш фасад! И, главное, ничего разобрать невозможно: вроде и буквы, а слова непонятные.
– Надо же, – спокойно произнёс шеф, – ужас какой. Тебя как звать? – обратился он к парнишке.
Тот съёжился.
– Ну, чего молчишь? Как зовут?
– Артём… – неуверенно ответил пацан.
– Понятно. Учишься? В каком классе?
– В шестом, – пацан исподлобья взглянул на шефа. Мощная рука охранника продолжала удерживать воротник.
– А ну-ка, дай сюда этот баллон, – обратился шеф к охраннику, – вроде бы краска для авто? – он начал рассматривать этикетку.
– Так, – продолжил шеф, – значит, ты у нас художник? – и окинул пацана снисходительным взглядом. Тот поднял глаза.
Шеф нажал на кнопку баллончика и оттуда вылетела шипящая струя.
– Слушай, а как называются эти твои… художества?
Парнишка не отвечал.
– Так и будем молчать?
Охранник ещё крепче ухватил парнишку.
– Это граффити, – сдавленно вымолвил пацан.
– О, знакомое слово! – оживился шеф. – Кажется, так называли наскальные надписи каких-то там древних племён… Ты у нас первобытный, что ли?
Парнишка вздёрнул голову и выпалил:
– Граффити – это искусство!
– Вот как? Интересно, интересно! – заулыбался шеф. Парнишка смотрел ему прямо в глаза.
– Отпусти его, – приказал шеф.
Охранник отпустил воротник и фигура пацана приняла свободное расположение.
– Ну так что? Умеешь рисовать, значит? – продолжал шеф.
– Умею!
– Ну, молодец. А если умеешь – зачем тогда всякую херню на заборах изображать?
И тут парнишку прорвало. Он начал громко и уверенно объяснять, что граффити – это настоящее искусство, но взрослые этого совершенно не понимают, и вообще, вся эта живопись и графика, которая висит в музеях и галереях – пережиток прошлого века, а будущее – именно за свободной настенной живописью аэрозольными баллончиками.
Шеф снисходительно улыбался, а охранник удивлённо слушал необычный диалог.
– Знаешь, Артём, – шеф прервал словесный поток пацана, – давай-ка ты мне всё это расскажешь и покажешь на практике. Пошли! – он взмахнул рукой и направился в сторону проходной. Парнишка с готовностью последовал за ним.
– Василь Степанович! – подал голос охранник, – Вы куда? Сбежит ведь!
– Иди, работай, – едва обернувшись, ответил шеф.
Охранник покорно развернулся, закурил и побрёл к офисному зданию. Тем временем шеф вывел пацана через проходную.
Войдя в особняк, охранник направился в дежурное помещение. Там за пультом сидел сменный оператор.
– Ну это вообще… – раздражённо выпалил охранник.
– Что такое? – лениво отозвался оператор.
– Прикинь, поймал я этого гадёныша, который нам все стены размалевал, а шеф с ним ещё и разговаривать начал. Про живопись всякую… А сейчас вот взял его и повёл за территорию, говорит, типа, покажи, что ты там рисуешь… Обалдеть!
Оператор включил наружную камеру и на мониторе возникли две фигуры в чёрно-белом изображении. Возле ворот стояли шеф и пацан с баллончиком в руке. Шеф указывал на ворота, а пацан вовсю жестикулировал, видимо, пытаясь объяснить непонятливому собеседнику тайный смысл своих произведений. Затем подошёл к бетонному забору и принялся что-то рисовать.
– Совсем пацан, – задумчиво произнёс оператор, – лет двенадцать. И Костик таким же был.
– Что за Костик? – спросил охранник.
– Да сынишка Василь Степаныча. Ты его не застал. Погиб он три года назад, как раз двенадцать лет ему было.
Артём продолжал рисовать на заборе, а Василий Степанович, скрестя руки на груди, неотрывно наблюдал за его движениями.