«В чужом глазу соринка…»: Чтение с пристрастием.
Борис Евсеев. «Лавка нищих: Русские каприччо».
В рассказах Бориса Евсеева есть какая-то (лично мне неприятная) приблизительность, неточность, искажённость в деталях описываемой жизни. Слишком это бросается в глаза, чтобы пренебречь таким свойством автора. Словно писалось не для соотечественников, а для читателей с другого континента, незнакомых с нашими реалиями.
Например, рассказ с роскошным названием «Бедным войду я - выйду богатым»… Доверительность повествования от первого лица нарушается авторской путаницей во времени событий рассказа: «Посёлок был заводской, небедный, втихаря приторговывал ворованной или выписанной по смешной цене армированной плёнкой». Здесь – реальная советская действительность. Потом уже, с началом перестройки, затем с развалом СССР, такие заводские посёлки первыми почувствовали нужду. Да и украсть при новых собственниках (если завод до них доживал) не так просто, не при Советах!.. И тут же автор заводит речь про «бандюка, спешно занявшегося торговлей», то есть, про времена постсоветские. Такое вот наложение одного периода истории на другой делает пространство рассказа мутной призмой, искажающей саму идею рассказа. Маленькие неточности порождают большое недоверие. И даже недоумение: а зачем было об этом рассказывать?..
В «богатом и вполне обихоженном посёлке» появляется семейство мусорщиков «из дальней деревни». Странные, звероватые люди. При более близком знакомстве они оказываются не менее странными, но всё-таки с человеческими лицами. Созданная автором «призма» делает реальную жизнь расплывчато-туманно-абсурдной. В жизни неабсурдной не ищут лес на корню, чтобы поправить всего-то сарай. Как правило, приобретаются (любым путём) готовые пиломатериалы. И не с мусорщиком, а с лесником имеют дело, если речь идёт всё-таки о лесе, даже в качестве материала.
В жизни реальной, конечно, случается и такое: «В длинном модном городском плаще барахтался я в пруду. Алёнка смеялась». Но, чистый абсурд, если «Была середина октября…Через полчаса… в ближнем осиннике… кое-как просушив пиджак и брюки, я возвращался назад…».
В абсурдном мире, возможно, кажется странным, что три поколения мужчин в семье зовутся Вадимами. Хотя в реальной жизни – сплошь и рядом, а также Иванами, Александрами и даже Станиславами.
Совсем не странно, что мусорщики в собственном быту могут быть чистоплотными. Да и ремесло их, оказывается, прибыльное. Не удивительно, что семейство скопило деньжонок. Жаль, конечно, что всё накопленное досталось сыну - дурачку. Вот и всё, что можно вынести из рассказа. Если бы не «призма», порождающая чудовищ…
Подобные же претензии и к рассказу «Ехал на Птичку Иван Раскоряк». Есть некое лукавство в повествовании о простаке Иване. Начиная со слов: «Денег у Вани нет совсем. Дома пять сотенных бумажек, на чёрный день»… Когда «денег нет …совсем», их совсем нет! Я помню рассказ известной певицы, как она, совсем не имея денег, искала мелочь на улице, чтобы купить хлеба. И, ей я верю!.. Бедный (или хитроумный?) Ваня не желает тратиться на автобусный билет, хоть и мелочишка у него имеется, мол, это на обратную дорогу. Но, в обратный-то путь он налегке отправится, без мешка с рыбьим кормом, который всё-таки надеется продать, иначе, зачем на рынок ехать?.. Да и на рынок ему не впервой, с того и кормится. Нет, не такой простой Ваня, как его позиционирует автор. Вроде бы, и характеристики ему даны «положительные»: и отец у него «подполковник, танкист», и в армии Ваня отслужил «на Балтике, в Калининграде», и диплом техника имеет, и женат был, да жена померла, и роман наметился с девушкой самостоятельной, она в Ване души не чает: «Нормальный мужик того стоит»…
Сказано, что отец у Ивана не маленький человек, колхозник там или работяга, а в прошлом офицер, да ещё подполковник. Чин довольно высокий, не каждому дают. Чтобы сделать карьеру, надо было жить исключительно службой. Кто в советское время мог избивать подполковника по имени Лазарь, да хоть бы и Моисей? Полковники и генералы? А вне службы, если бы офицер постоянно попадал в истории, где его «поили водкой и били опять», вряд ли он стал бы подполковником... Умер-то Ванин папа семидесяти шести лет, значит, служил в ещё прежней Армии.
Мать Ваня «почти не помнил». Кто же растил его при отце - служаке? Можно догадываться, что проблемы героя происходят из неблагополучного детства, а вовсе не от разрухи в стране. Разруха - разрухой, а Ваня сам по себе личность надломленная.
Вроде бы благородный поступок совершает Ваня, выпуская на волю птиц из рыночных клеток, а как-то не радует читателя его «геройство». Сам-то Ваня в меховой шапке, на нём «длинная куртка с подстёжкой, ватные штаны…», - «зимний день … клонился к вечеру». Как это он не додумал, что выпустил птиц на холодную и голодную смерть в лесу по соседству с «Птичкой»? И попугайчиков за компанию «осчастливил» волей: «выпустил с десяток волнистых». Так что, Ваня не бунтарём - освободителем выглядит, а, скорее - недоумком. Поведение его нелогично. Является на рынок с клеткой в руках – продать, заработать на птичьей неволе, а в душе лелеет мечту: «…повыпускать всех рыночных птиц к ядрене фене!». В тот страшный лес, где «трупики птиц, лапы, мордочки и хвосты мёртвых зверьков…».
Или же автор намеренно таким странным Ваню изобразил? Вот и намёк: «Ехал же Ваня на Птичку для смутного дела. Грызло оно его и терзало: хоть таблетки пей! Но таблетки Ваня пить не стал…». Авторская подсказка, что Ваня психически нездоров?
Прочие же герои рассказа больны нравственно. Разве что Пашка «тянет» на положительную героиню. Но, она – такая неблагополучная!..
За МКАД жизни нет?.. Увы нам, увы… или автору?..
Мне могут возразить, мол, не заметила в рассказе притчу, недаром же в эпиграф вынесены евангельские цитаты… Могут сказать, что Иван - это обобщённый образ русского народа, пропадающего за пределами богатеющей Москвы… Что идея рассказа глубже, чем проблемы «Птички»…
Тем необходимей правда жизни в конкретном литературном произведении! Да и народ наш гораздо сложнее, чем в образе странноватого Ивана.
При всей обидной неточности, непродуманности деталей, в результате чего повествование лишается «невинности» и возбуждает читательский скепсис, рассказы Бориса Евсеева отличаются изумительно ярким языком. Язык современного горожанина, во многом жаргонный, но блестяще-лаконичный, рисующий образы буквально незабываемые, это собственный авторский язык. Пример можно привести с любой страницы: «Ох, и бедлам на Новой Птичке! Люди-звери и звери-ангелы. Простаки, мудрецы, хитрованы. И, главное, чуть не намертво приросли все друг к другу! Но… Разные звери – разные люди! И характер у человека – как у его зверя. А иногда – звери и птицы на людей, как две капли воды, походить начинают. Грызунов продают – жадные, запасливые. Птиц – растеряшки мечтательные. Гадов и крокодилов – люди древние, люди далеко и крупно видящие. Домашней птицей – жестокие торгуют… Ещё – голубятники. Те все почти урки… Но сцепляет всех тех человеков, отбирает по норову и по людской масти – расположенье рыночных рядов.»
Наиболее удачны у Б. Евсеева рассказы фантазийные, где автора нельзя уличить в «неправде жизни». Лучшее же произведение в сборнике «Лавка нищих» - «Кутум». Мастерство рассказчика достигает здесь очень высокой творческой планки. Его речь становится изысканной: «А ведь именно это Главное, вложенное в кутума, в спинной его мозг, наполняло и его, и другую мелкую и крупную рыбу, жгучим весельем и ледяной, резко вспыхивающей электрической страстью, страстью к самой жизни, к плоти бытия, к морю. Именно это Главное заставляло, играя, хватать крюки, заходить в сети и потом биться в них и, выпадая в иную реальность, сожалеть о своей, уже невозвратимой…». Я бы сказала, что рассказ этот – сама пульсирующая жизнь, а не статичное произведение. Браво автору!
Евсеев Б. Лавка нищих: Русские каприччо. - М.: Время, 2009. - 336 с.