(Продолжение)
6. Планы мирового сионизма и наука
В «Протоколах сионских мудрецов», говоря о разлагающем лозунге «свобода, равенство, братство», Гинцберг писал: «Это дало нам возможность, между прочим, добиться важного козыря в наши руки – уничтожения привилегий, иначе говоря, самой сущности аристократии гоев (славян), которая была единственной против нас защитой народов и стран. На развалинах природной и родовой аристократии мы поставили аристократию нашей интеллигенции во главе всего, денежную. Ценз этой аристократии мы установили в богатстве, от нас зависимом, И В НАУКЕ, ДВИГАЕМОЙ НАШИМИ МУДРЕЦАМИ» (выделено мной – Н. Ж.).
И далее: «Администраторы, выбираемые нами из публики в зависимости от их рабских способностей, не будут лицами, приготовленными для управления, и потому они легко сделаются пешками в нашей игре, В РУКАХ НАШИХ УЧЕНЫХ И ГЕНИАЛЬНЫХ СОВЕТЧИКОВ» (выделено мной – Н. Ж.).
Таким образом, в первую очередь сионисты уделяли внимание науке об обществе и управлении им. «Пусть для них (гоев, т.е. славян и вообще неевреев – Н. Ж.) играет главную роль то, что мы внушили им признавать за роль науки (теории). Для этой цели мы постоянно, путем нашей прессы, возбуждаем слепое доверие к ним. Интеллигенты гоев будут кичиться знаниями и без логической их проверки приведут в действие все почерпнутые из науки сведения, скомбинированные нашими агентами с целью воспитания умов в нужном для нас направлении. Вы не думайте, что утверждения наши голословны: обратите внимание на подстроенные нами успехи ДАРВИНИЗМА, МАРКСИЗМА, НИЦШЕТИЗМА (выделено мной – Н. Ж.). Растлевающее значение для гоевских умов этих направлений нам-то, по крайней мере, должно быть очевидно».
И далее отдельные цитаты о тактике и стратегии науки: «Гои отвыкли думать без наших научных советов. Поэтому они не видят настоятельной необходимости в том, чего мы, когда наступит наше царство, будем неукоснительно придерживаться, а именно: что в народных школах надо преподавать единую истинную науку…». «Правильная наука социального строя, в тайны которой мы не допускаем гоев…», «ВАЖНЕЕ ЗАХВАТИТЬ И ТОЛКОВАТЬ ЧУЖИЕ МЫСЛИ ПО-СВОЕМУ, ЧЕМ ИХ ИЗГОНЯТЬ (выделено мной – Н. Ж.). Главная задача нашего правления состоит в том, чтобы ослабить общественный ум критикой, отучить от размышлений, вызывающих отпор, отвлечь силы ума на перестрелку пустого красноречия». «ЧТОБЫ ВЗЯТЬ ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ В РУКИ, НАДО ЕГО ПОСТАВИТЬ В НЕДОУМЕНИЕ… (выделено мной – Н. Ж.)», «…мы сломаем значение гоевской семьи и ее воспитательную цену, устраним выделение индивидуальных умов, которым толпа, руководимая нами, не даст ни выдвинуться, ни даже высказаться…» [26].
Но их планы касались и других наук. Во время написания «Протоколов сионских мудрецов» (1897 г.) еще не было теории относительности. Но ее создание (а, точнее, воровство разных идей, которые витали в то время среди ученых) и, самое главное, учитывая ложную основу этой теории, «раскрутка» общественного мнения об Эйнштейне-гении в научных кругах и в широких слоях населения логично вписывается в программу сионистов.
Нелогичные, на первый взгляд, дела и поступки "друга Советской страны"... выстраиваются в стройную цепь легко объяснимых событий, если мы вспомним: на политическом небосклоне первой половины ХХ в. не найти другой такой знаменитой личности, столь тесно связавшей свое имя с сионистским движением, как Альберт Эйнштейн... Активное проталкивание Эйнштейна в Нобелевские лауреаты и его безмерное восхваление как якобы величайшего гения всех народов и времен – все это своего рода реверанс мирового Сиона за участие физика в сионистском движении на протяжении многих десятилетий. И "Нобель-приз", и слава величайшего из гениев не просто "выпали" на долю Эйнштейна, а достались ему в обмен на поддержку политических устремлений сионистов – как результат особой сделки с последними [11].
"Вплоть до 1919 года Эйнштейн не имел никаких связей ни с сионизмом, ни с сионистским образом мыслей", – вспоминал Курт Блюменфельд , "с 1910 по 1914 г. генеральный секретарь Исполкома сионистских организаций мира, находившегося в Берлине, а с 1924 по 1933 г. – президент Союза немецких сионистов" [1]. Однако Блюменфельд искажает хорошо известные факты. На самом деле Эйнштейн познакомился с азами сионизма уже в 1911-12 гг. (не считая иудаизма – идеологической основы сионизма, которую он впитывал с детства), но лишь с переездом в Берлин в 1914 г. у него пробудились "еврейско-национальные чувства". В 1914-18 гг. Эйнштейн пока еще отвергал взгляды таких сионистов-радикалов, как Блюменфельд и Вейцман с их идеей создания "сионистского рая" в Палестине, однако вовсе не чурался ни еврейского национализма, ни сионистских чаяний устройства Иудейского царства прямо "на местах". Иначе говоря, зернышко попало в хорошо унавоженную почву, и истинная "заслуга" Блюменфельда состоит не в обращении ученого в сионизм, а в том, что ему удалось принудить Эйнштейна примкнуть к наиболее радикальному крылу сионистского движения [11].
Далее Блюменфельд продолжает: "В феврале 1919 года произошла встреча (Блюменфельда с Эйнштейном – Н.Ж.), которая произвела переворот в отношении Эйнштейна к еврейскому народу. В это время Феликс Розенблюм (ныне (т.е. в 1956 г. – Н.Ж.) министр юстиции Израиля Пинхас Розен) представил список еврейских ученых, у которых мы хотели пробудить интерес к сионизму. Среди них был Эйнштейн. Естествоиспытатели уже много знали о значении этого человека; но, когда мы его посетили... еще не было толпы интервьюеров, фотографов и любопытных, которые осаждали его в дальнейшем".
Действительно, в первые полтора десятка лет научной карьеры Эйнштейна его имя появлялось лишь в малотиражных научных изданиях, и "до 1919 года Эйнштейн... занимался обычной научной деятельностью в тесном контакте с рядом своих – вполне, кстати, достойных его – коллег и имел равную с ними известность. Но в 1919 году произошел неожиданный и неслыханный взрыв популярности Эйнштейна, о чем можно узнать из любого его жизнеописания" [44]. В одной из биографий ученого находим по этому поводу, например, такие строки: "Вдруг появляется новая фигура, "внезапно прославившийся доктор Эйнштейн"... Он – новый Моисей, сошедший с горы, чтобы установить свой закон; он – новый Иисус, которому подвластно движение небесных тел. Он говорит на непонятном языке, но волхвы уверяют, что звезды подтверждают его правоту... В нем воплощены два сокровенных желания человека – знать и верить, не зная... Он... – богоравный человек ХХ в." [1].
(Продолжение следует)