Пластинки со старой музыкой замечательно подошли к таинственной обстановке праздника при свечах в занесенном снегом доме. Услышав звуки «Сказок Венского леса», Татьяна скинула туфли, распустила собранные в пучок волосы и закружилась по комнате в вальсе. То, что никто не мог разглядеть в полумраке нюансов танца, придавало Татьяне легкости и смелости.
Максим, между тем, как завороженный смотрел на ее пышные развевающиеся волосы, окутывающие лицо золотистым туманом, и отблески свечей в больших темных глазах.
- Садитесь уже, старый год проводим, - нетерпеливо потребовала Люба.
Разлили вино, чокнулись.
- Ах, хозяйки! Ну, хозяйки! Вот уж расстарались! – Иван Петрович с явным удовольствием оглядел стол. – Дайте-ка и я вам подарочек сделаю. Детворе вез, да и взрослым, думаю, сгодится. Погодьте минутку, не наливайте. Эх, подарки надо бы под елку положить, да в такую метель их и не найдешь, пожалуй.
Иван Петрович схватил куртку, и, как был, без шапки, бросился на улицу.
- Вы же замерзнете! – крикнула ему Татьяна.
- Не беспокойся, голубушка, я на минутку.
Вернулся он, действительно, скоро и принес с собой коробку, в которой что-то поскрипывало и пищало.
- Это нашей главной хлопотунье, Любовь, не знаю, как вас по батюшке…
- Ефимовна я.
- Любовь Ефимовна, это вам. Самый главный, можно сказать, редкий подарок. И вам веселее, и для семьи польза.
- Не томи, Петрович, что там у тебя?
Иван Петрович торжественно водрузил коробку на табурет и извлек из нее клетку с мелкими пестрыми птахами.
- Это кто же такие? – неодобрительно глядя на подарок, спросила Люба.
- Перепелки. Видала, небось, почем в магазине перепелиные яйца? А у тебя свои будут, свеженькие.
- Надо же, чего придумал. Ты, Петрович, их, небось, жене вез? Попадет тебе теперь.
- Это уж не твоя забота, Ефимовна. Кому хочу – тому дарю. Ну что, угодил?
- Угодил, Иван Петрович, угодил. Давно я хотела курочек за сараем поселить, да Николай – ни в какую. А это – подарок.
- Их и дома можно держать. Вишь, мало места занимают.
***
Со второго этажа послышались глухие удары и визг.
- Это мои подушками кидаются. Пойду, попробую их успокоить, - Татьяна взяла свечу в майонезной банке и пошла к лестнице.
- Николай, а мы, может, выйдем, курнем? – предложил Иван Петрович, - угостишь сигареткой?
- Что ж, пошли. Сигаретку тебе дам, - ответил Николай, - пойдем на кухню, там потеплее. Проветрим потом, чтобы Татьяна не заругалась.
Мурлыча себе под нос «Николай, давай закурим», Иван Петрович взял нового знакомого под руку, и они вышли из комнаты.
Он вынул из протянутой Николаем пачки сигарету, обстоятельно размял, прижал губами, закурил.
- Ты не думай, Николай, через эту птицу и тебе большое облегчение выйдет. Сам увидишь. Супруга твоя меньше командовать будет, на перепелок переключится. Только яйца сырые будешь пить по утрам, так это для здоровья полезно.
- Да я что, я ничего, - кивнул Николай.
***
- Ну вот, Максимка, все нас бросили. Колька с Иваном Петровичем чтой-то давно курят. Может, проверить, не ли у них в заначке поллитровки?
- Что вы, Люба, зачем?
- Так телевизор-то не работает. Как еще развлекаться?
- Расскажите мне лучше про Татьяну. Кто она, чем занимается?
- Ага, понравилось, как она выплясывала? Татьяна – огонь–баба. Это она с виду на учителку похожа. На самом деле, знаешь, кем она работает?
- Кем?
- В редакции такого то-олстого журнала, каким-то начальником.
- Вот никогда бы не подумал. Татьяна, действительно, больше похожа на школьную учительницу.
- Не, она девка характерная. На джип сама заработала. Надеяться–то не на кого.
- А муж?
- По секрету тебе скажу, не сложилось у нее с мужем. Свекры золотые, а сын у них – бабник и пьяница. Сколько Танька от него натерпелась…
- А сейчас она одна живет?
- Не, она со свекрами осталась. А ее бывший к своей молодухе переехал. У Танькиной-то матери квартирка маленькая - двушка, да еще и младший брат с семьей там живет.
- Трудно, наверное, со свекрами?
- Да что ты! Они ее любят, как родную. И с детьми сидят. Только сына непутевого тоже любят. Вот и сейчас, Танька чего, думаешь, на дачу поперлась? Сын к свекрови приехал, а Танька с детьми – сюда. Ее бывший сегодня должен со своей новой в Египет улетать, а Татьяна хотела вернуться домой. А тут, вишь, как все вышло… Чего скалишься?
- Я?! И не думал. Вам в темноте показалось.
- Ладно тебе, я еще столько не выпила, чтобы мне казалось.
- По-моему, Таня возвращается.
- Тогда молчи. У нас никакого разговора не было, понял?
- Понял.
***
Таня вернулась вместе с мужчинами.
- Угомонились сорванцы? Правильно, пора им. Новогодние сны – самые сладкие, когда Дед Мороз подарки приносит, - сказал Иван Петрович, видимо, продолжая начатый на кухне разговор.
- Мне им и дарить нечего, - вздохнула Татьяна. – Все дома осталось.
- Ничего, не обидятся. Надо и взрослым развлечься. Максим, наливай.
- Давайте поднимем тост за чудеса. За то, что все мы тут нечаянно собрались, и все так здорово получилось, - предложил Максим.
- Ага, почувствовал, то-то и я говорю – Новый Год – удивительное время.
- Тань, мужики! Пока вы будете про чудеса болтать, Новый год пропустим! – прервала Люба их загадочные разговоры.
- Спокойно, Любовь Ефимовна, - Иван Петрович как фокусник взмахнул рукой, и вынул из-за пазухи бутылку шампанского «Абрау-Дюрсо», - бери, парень.
- Минута осталась. Посмотрите на часы с кукушкой над комодом. Вы успеете, Максим? – взволнованно спросила Таня.
- Давай, Максимка, сейчас закукукает, - поторопила Люба.
Пробка от шампанского с резким хлопком вылетела из бутылки, попав прямо в маятник старинных часов. Кукушка тут же начала отсчет последних двенадцати секунд года.
- Ура! – оглушительно закричали Люба с Николаем.
Татьяна от неожиданности отшатнулась назад, попав прямо в объятия Максима.
- Извините, я не хотела.
- Ничего, мне даже приятно.
- Ну, это уж слишком, - возмутилась хозяйка дома.
- Татьяна, что за странную тетрадь вы отняли у ребят? Похоже на старинную рукопись, - как ни в чем не бывало, спросил Максим.
- Не старинная, просто старая. Это еще моего дедушки записи. К сожалению, никто из нашей семьи не пошел по его стопам. Остались статьи, заметки. Он не хотел отдавать их в чужие руки, а мы в них ничего не понимаем.
- Давайте посмотрим. Вдруг ваш дед совершил какое-нибудь открытие, и все сведения о нем хранятся на чердаке? Решайтесь, Татьяна. Мы все дадим слово не разглашать его тайну. Если, конечно, что-нибудь поймем.
Татьяна нехотя взяла в руки тетрадь. Страницы рассыпались, и она бережно вложила их назад, в обложку.
- Кто будет читать?
- Я могу, если хотите, - Максим взял у Татьяны из рук потрепанную семейную реликвию.
«В этой тетради я изложил свои соображения по поводу событий, в разное время происходивших в районе нашей дачи. Конечно, чистое совпадение, что необычные явления наблюдались именно здесь, но благодаря этому я могу проанализировать пять однотипных случаев, подтвержденных людьми, заслуживающими всяческого доверия.
Каждый раз это случалось под Новый Год. Совпадение? Не знаю. Один раз я наблюдал описываемое явление сам.
Разрыв временной оси произошел в холодный вьюжный вечер. Я сидел в недостроенном доме, растопил буржуйку и ждал утра. На следующий день мне надо было непременно быть в городе, но в темноте, в метель я заблудился и вернулся назад.
Началось с яркой вспышки неизвестной мне природы. Очень красиво! Кажется, будто радуга разбилась на тысячи крохотных осколков. Постепенно осколки сливаются вместе, словно ищут друг друга – строго по цветам. Дивные сияющие потоки сливаются в одно целое и гаснут. Похоже на северное сияние. Все электрические приборы перестают действовать в момент вспышки».
Тетрадь сохранилась плохо, местами была залита жиром, на некоторых страницах можно было разобрать только отдельные слова.
«…нельзя назвать гипотезой… каждый эпизод, вероятно, связан с…
… исчезновения или появления отдельных предметов. Видимо, неодушевленные предметы движутся по оси времени с разной «скоростью»… В моем случае появился корабль. Точнее, большая лодка, сплетенная из чего-то типа тростника или похожего на него растения с длинными стеблями. Лодка глубоко погрузилась в снег, но выглядела все равно очень внушительно. Близко я не подходил, хотя она казалась обжитой... фиксировал момент появления
… часа за два до полуночи ко мне постучал человек, попросился переночевать… оказался Наладчиком. Мы проговорили всю ночь. То, что он мне открыл, не лежит даже в области человеческого воображения.
Он ждал чего-то, непонятного мне, потом произвел странные действия… Из его объяснений… мы слишком мало знаем …
Он ушел, выполнив свою работу, а я по горячим следам попытался математически обосновать возможность...
Разрыв временной оси приводит к повреждению ткани пространства-времени …последствия серьезны… необходимо ликвидировать его, «стянув» края и восстановив … связи.
Время в разрыве есть, но какое-то другое … я не понял… все часы, кроме тех, что с кукушкой. Когда разрыв сомкнулся, оказалось, что они спешат на семь часов одиннадцать минут.
Разрыв не может затянуться естественным путем. Необходимо вмешательство Наладчика».
Следующий лист читался легко:
«Пользуясь полученными сведениями, я попытался проанализировать природу явления. Опросив всех очевидцев и опираясь на собственные наблюдения, я пришел к выводу: вспышка происходит при строго определенной напряженности поля. Наладчик утверждал, что увеличения интенсивности излучения не удается добиться, варьируя характеристики поля. Более того, предсказать момент высвобождения энергии невозможно.
После вспышки наступает полная темнота».
Крупными буквами, подчеркнуто: «Приблизительный график зависимости» - слово «зависимость» в скобках, - «яркости и частоты вспышек от…». В этом месте страница обрывалась. То ли до нее добрались мыши, то ли дети оторвали кусок плотной бумаги для своих ребячьих дел.
Следующие три страницы покрывали формулы, кое-где перечеркнутые, в других местах обведенные красным карандашом. И лишь на четвертой странице совершенно другими чернилами была, очевидно, наспех сделана приписка: «…не просто другая форма жизни, другой способ существования. У них все отлажено… свои функции и у нас тоже… пока не знаем».
На этом рукопись заканчивалась, и сколько не трясли и не переворачивали ее Максим с Иваном Петровичем, больше никаких секретов не выдала. В конце концов Татьяна отобрала у них семейную реликвию и предложила выпить чаю. Возразить хозяйке никто не посмел, но разговор уже не клеился. После бурного дня и хозяйка, и гости клевали носами, и скоро все отправились спать.
***
Максим проснулся от холода, попытался плотнее завернуться в одеяло, полежал немного и решил встать. Надо подбросить дров в печку, а то все замерзнут… В самом деле, не ждать же, пока Татьяна выскочит на холод. Почему-то мысль о том, что протопить могут Николай или Люба, в голову ему не пришла.
Дрова весело затрещали в еще горячей топке, от печки пошла волна тепла.
Наверху послышалась возня, и с лестницы, ведущей на второй этаж, раздался Ванин голос:
- Дядя Максим, это вы?
- Я.
- Вы тоже видели? – за спиной брата обнаружилась и укутанная в одеяло Настя.
- Ничего я не видел. Идите спать, а то маму разбудите.
- Не, она устала, не проснется. Как же вы не видели? Иван Петрович уехал.
- Как уехал? Снега по колено, ни одна машина не пройдет.
- А он не на машине. Вы правда не видели? Он уехал на санках. Такие большие-большие, а впереди олени летят. Олени низкие, только рога…
- Я сказки люблю, но только не сейчас, утром.
- Ага, вы нам не верите, - обиделась Настена, - и никакие совсем это не сказки. Просто Иван Петрович – Дед Мороз.
- Почему Дед Мороз – Иван Петрович?
- Ну, должны же его как-то звать. Он нам подарки оставил. Под елкой. Только там холодно, и мы с Ваней ждем утра, смотрим, чтобы никто не забрал.
Максим снял с гвоздя старый тулуп, сунул ноги в валенки – тоже, наверное, наследство дедушки - академика – и приоткрыл дверь на крыльцо. Метель утихла, сияющая ночь встретила его крепким морозцем. Под елкой действительно лежали подарки. Максим взял их и внес на веранду.
Насте досталась большая коляска с куклой, а Максиму – снегокат. Ничего себе подарочки! А Татьяна жаловалась, что дарить нечего. Сколько же она получает, если это для нее «ничего»? Тысяч пять потратила, не меньше.
Татьяна все же проснулась. Почувствовала, что детей нет рядом, и пошла искать. Спустилась на первый этаж, машинально щелкнула выключателем. Свет зажегся.
- Это что за ночное собрание? Дяде Максиму спать не даете?
- Он сам встал. Он нам подарки из-под елки принес.
- Максим, где вы это взяли? Мы не можем принимать такие дорогие вещи, извините. Дети, верните игрушки.
- Поверьте, я не имею к ним никакого отношения. Я думал, вы…
- Мои подарки остались дома, и они гораздо скромнее.
- Мама, как ты не понимаешь, это Дед Мороз принес. Он всем принес подарки. Тете Любе и дяде Коле – птичек, нам игрушки. Ты поищи, может, у тебя под подушкой что-нибудь лежит.
- Хорошо, я поищу.
- Знаете, Татьяна, у меня такое чувство, что мы тоже получили подарок.
Татьяна внимательно посмотрела на него.
- Ваня, Настя, идите наверх, я сейчас приду.
- Мам, я хотел тебе отдать. Ты у меня дедушкину тетрадку отобрала, а из нее письмо выскочило. Но ты так быстро рассердилась, что я не успел, - Ваня протянул Татьяне сложенный вдвое листок.
- Спасибо, милый, - Татьяна чмокнула сына в макушку. – Идите, Настена совсем замерзла. Я сейчас поднимусь.
Дети, кутаясь в одеяла и обиженно посапывая, ушли. Таня развернула вырванный из тетради в клеточку листок. Максим, забыв о приличиях, читал у нее через плечо.
«Милая Танюшка!
Ты нашла мою тетрадь. Возможно, прочла и даже что-то поняла. Извини, не хочу тебя обидеть. Если ты во всем разобралась, мне ничего не надо объяснять, а если не поняла, просто поверь. Никто не должен знать, что в ней написано. Еще не время.
Человечество часто задавалось вопросом, одни ли мы во вселенной, и надеялось когда-нибудь получить ответ. А ответ должен звучать так: не мы одни. С уверенностью могу сказать: не только каждый человек, но и каждое человечество – позволь мне называть их так – имеет определенное предназначение.
Мир много сложнее, чем нам сейчас представляется.
Мне следовало уничтожить эту тетрадь, но, поверишь ли, рука не поднялась. Уж очень изящное получилось решение.
Ты держишь в руках мой труд. Даже если прошло лет пятьдесят, я думаю, еще рано. Спрячь тетрадь и расскажи о ней своим внукам. Когда-нибудь кто-то из нашей семьи предаст гласности мои расчеты. Решать, настало ли для этого время, придется нашим потомкам. Если же скрыть тетрадь не удастся, сожги ее. Сделай за меня эту работу. Человечество должно еще немного подрасти и поумнеть.
Надеюсь на тебя. Твой дедушка».
- Что вы собираетесь с этим делать?
- Зарою обратно в старые сундуки.
- Время еще не пришло?
- Еще нет.
Максим подошел к окну. Над лесом висела большая золотая луна, в ее сказочном свете снег казался желтым и черным. Поперек участка виднелись две борозды, они начинались от входной двери и обрывались у самого забора, будто тот, кто оставил их, прошел сквозь забор и скрылся – обратного следа не было. Максим протер глаза. Нет, ему не померещилось. Черные борозды, как два широко расставленные следа от лыж. А за забором гордо возвышался фонарный столб с тускло горящей лампой. От столба бежали к дому покрытые инеем провода.