… Его слова. Даже не слова - голос, интонации, взгляд - я воспринял как оплеуху. Воспламенившись мгновенно и напрягшись от его первых слов, к последним словно сдулся... будто весь воздух из легких вышел...
Охнув, я как-то закачался весь, и медленно стал заваливаться назад, едва понимая, как берет он мою руку, тянет к себе и, подхватив, несет.
В гостиной Витя бережно уложил меня на диван. Теперь он выглядел испуганным и обескураженным... Едва преодолев слабость, я выдавил едва слышно:
- «А я тебя... вчера... ждал... Так ждал...»
Его лицо и глаза - единственное, что не давало мне сейчас полностью вырубиться, держало сознание и примагничивало внимание. И по этим синим глазам, я видел, как испуг сначала сменяется удивлением, потом пониманием и, наконец, радостью, стремительно перераставшей в восторг...
-«Так это... ты из-за этого... из-за меня так нажрался???!!!
Ты МЕНЯ ждал???!!!»
Голос его сорвался на крик, и в то же мгновение он бросился ко мне, облапил и стал тормошить и трясти, осыпая лицо поцелуями и... плача... Он постоянно бормотал что-то, но разобрать его слов было совершенно невозможно из-за того, что они каждую секунду прерывались поцелуями... А мне и не хотелось их разбирать – я итак все понимал, и чувствовал... Разве ж всегда можно, да и нужно высказывать то, чем горит душа? Нет. Я просто слушал, целовал его в ответ и… тоже плакал, но теперь уже не от кручины и горя... слезы смешивались со слюной, лица стали скользкими и солеными, но мы не замечали этого... Вообще НИЧЕГО не замечали и... нам было ТАК ХОРОШО!!!!!!
Только со временем, когда накал страстей несколько ослаб, я начал различать окружающую обстановку: Джину весело и звонко лаявшую и прыгавшую на нас, и запах...
Мерзкое зловоние перегара исходившее от меня. Моя мятая, испачканная одежда. Я тут же ярко представил, как выгляжу – синюшный и всклокоченный, с красными потухшими глазами и запавшим ртом... Все это составляло такой контраст с пышущим свежестью и здоровьем, затянутым в форму, сидевшую на нем как влитая, Витей!
Как же мне стало стыдно!!! За все - за свой невзрачный вид, за неверие и слабость, за цинизм и глупость... Я готов был просто провалиться сквозь землю... Внезапно мне стало так страшно! - а вдруг парень вот сейчас оторвется от моей груди, взглянет на меня трезво и... ему станет противно...
Я посильнее прижал к себе его голову, лихорадочно пытаясь придумать - как же мне теперь выйти из столь щекотливого положения? И подтрунивая в душе над собой же... Ведь не кто иной, а лично я, еще неделю назад чувствовал себя этаким чистеньким и пушистым по отношению к солдату! Был настоящим героем-спасателем! Гордился своим благородством и человечностью по отношению к совершенно чужому человеку! Тешил свое самолюбие и… унижал Витю своей жалостью, брезгливостью к его неприглядному состоянию…
Какая ирония!.. Как просто обстоятельства порой сбрасывают нас с наших мнимых высот в болото житейских дрязг и превратностей. Как легко теряем мы казавшийся столь незыблемым пьедестал!
Могущественный, властный и надежный как скала спасатель, оказывается, и сам чуть не стал безвольной жертвой обстоятельств...
Больше тянуть было нельзя. Обхватив его спину, я поднялся, встал и пробормотав, что пойду, мол, приведу себя в порядок, двинулся к ванной. Вода, зубная паста и шампунь и еще вода - много и горячей - единственное, что могло хоть как-то очистить мою "подмоченную" репутацию в глазах парня.
Поспешно закрывшись, я врубил кран на полную мощность и сбросив то, что еще вчера казалось таким стильным прикидом, лихорадочно принялся полоскать горло зубным эликсиром, чистить зубы, скоблить губкой затекшие конечности, и тщательно промывать имевшуюся у меня тогда пышную шевелюру....
Из стенного зеркала зыркало бледное подобие всегдашнего Кирилла с синими кругами под глазами, серыми белками и тусклым взглядом. Борода и усы казались мне такими лишними, такими усугубляющими эту пьяную образину, что, решившись в один миг, я покрыл лицо пенкой и яростно соскоблил с него всю имеющуюся на нем растительность. Лучше бы я этого не делал! Стало еще хреновее… Теперь из зазеркалья, на меня казалось, угрюмо взирал конченый алкоголик с ввалившимися щеками и... голым синюшным лицом...
И опять, даже хуже прежнего, душу заливало отчаянье!!! Как я могу показаться таким отталкивающим на глаза самому дорогому мне на свете человеку???!!!
Оставалось только одно - самое радикальное средство. Ни секунды не колеблясь, я вытянулся во весь рост, решительно переключил воду на смеситель и сдвинул регулятор в крайнюю точку холода.
Какой же немилосердно обжигающе-леденящей показалась мне вода, щедро хлынувшая на грудь! Как скрючило меня под ней в три погибели!!! Я едва сдержался от того, чтобы в тот же миг выскочить из ванны и невероятным усилием воли, намертво сжав челюсти, заставил тело остаться недвижным.
"Так тебе и надо - жалкий червяк!!!!" - злорадно думал я, медленно поворачиваясь и наклоняясь под ледяными струями и мстительно подставляя холоду самые чувствительные участки торса.
– «Нечего было расклеиваться и реветь как баба!
Нечего напиваться до свинского состояния и спать на полу!
Так тебе! Получай фашист гранату! И нечего выть!!!!»
Стойко выдержав эту пытку целых 5 минут, я под конец подставил леденящим струям лицо и убрал его только тогда, когда казалось, что оно промерзло до кости.
Зеркало засвидетельствовало, что к нему хотя бы частично вернулась розовая окраска, и глаза, будто немного прояснели. Покончив со своим самоуничижением, я до жжения в коже растерся полотенцем и, набросив халат, наконец, решился выйти к гостю...
Придя в комнату, я застал Витю стоявшим у распахнутой балконной двери спиной ко мне и рассматривающим гулявших в парке...
Снова струхнув, я быстро подскочил к шкафу, отвернулся от парня и принялся лихорадочно одеваться. Хватал все более-менее подходящее без разбору, и напяливал на себя, стараясь как можно быстрее спрятаться под маской одежды...
Когда тело было полностью скрыто под ней, полуобернувшись, глухо выдавил:
- "Не голодный?.. Если сыт - переодевайся - пойдем выгуливать Джину".
И снова отвернулся к полкам, выискивая на них одежку для Вити.
Если бы не глухие звуки тяжелых берцев по ковру, я так и не понял бы, что он ко мне приблизился, но все же вздрогнул, когда горячая ладонь легла мне на плечо и развернула к окну...
- «Я еще.... - начал он - и вдруг замер, изумленно тараща на меня глаза, - ты побрился????... Зачччем?.. Ну, ты даешь!!!! Да ты без бороды совсем молодой... Точно!!! - лет на десять, как минимум!!!! - и вдруг зарумянился, спохватившись и потупил взор.
- «Я... это. Ну ... ну я ж не говорил, что ты старик какой - просто моложе... намного кажешься... ну, может я просто не привык еще... Ты это - не обижайся - ладно?»...
Махнул рукой и резко выскочил на балкон. Потом так же резко вернулся ко мне, схватил за плечи, и решительно глядя в глаза, хрипло продолжил:
- «Я что хотел-то... Нет, не голоден. - прикрыл глаза длиннющими ресницами, - Сейчас, пойдем, ладно... Да я не о том хотел... Я хотел... я ведь это - поцелуй просто вернуть хочу»!..
И, обжигая меня своим чистым и горячим дыханием, припал в страстном поцелуе...
Куда и девалась вся моя неловкость и боязнь - обхватив его ответно, я словно пиявка присосался к его губам и утонул в этом разрушающем реальность и логику процессе целиком и полностью... Так бы и слились мы с парнем вовеки вечные, если бы не одна банальная физиологическая потребность... Какой-нибудь циник сказал бы: – «Ну, какая ж еще? Дышать-то нечем - вот и пошла голова кругом»!!!
Оторвавшись друг от друга, мы судорожно задышали - остывая и неохотно приходя в себя. Витек продолжал крепко держать меня в кольце рук, словно боясь, что я опять брякнусь...
Немного отодвинув раскрасневшееся лицо, он заворковал, поглядывая на меня немного искоса и лукаво:
- "Хотя... я вот о чем тут подумал... когда должок возвращал... Напрасно ты это... побрился. Мне с бородой-усами больше нравилось с тобой сосаться... Да и с ней ты - запнулся и смущенно улыбнувшись, закончил - гы, красивше, что ль»...
И опять залился румянцем, став совсем уж пунцовым....
Как же умилила и восхитила меня простецкая, медвежья эта искренность - в сердце будто вспыхнул все согревающий огонь, и его залило такой нежностью, что я снова припал к нему и до губной боли стал всасываться в его рот!
Витя завелся с полуоборота. Сжав, что было мочи, он втянул в себя мой язык и начал рьяно вминаться своим каменным лобком. Руки его разомкнулись, принялись гладить спину, переместились к лицу и, замерев на щеках, стали притягивать голову к себе. Дыхание наше сквозь нос становилось шумным и сбивчивым, телом одна за другой покатились сладкие судороги...
Руки синхронно пришли в движение, мельтеша на поясах, замках, пуговицах и прочих застежках - таких невыносимо цепких и не нужных сейчас. Тая от испытываемой к парню жгучей нежности, невероятно взведенный фантастическим коктейлем, состоящим из запахов его пота, кирзы, казармы и еще чего-то совершенно неуловимого, исходящего казалось из самой глубины его нутра - запаха переполненных соками семенников или... самой юношеской страсти? - совершенно одуряющего - я снова ускользал из реальности, словно растворяясь в его желании!!! Видя, чувствуя, осязая только его тело, вожделение, эмоции, даже исконную, необузданную животную похоть, я и не заметил как сам того не осознавая, оказался вдруг на коленях и зарылся лицом в исходящие мускусом пышные чащи его лобка...
Витя лишь судорожно шарил своими большими и шершавыми ладонями по моей голове и мягко прижимался своим раскаленным стеблем. Я едва успел повернуть к нему лицо и коснуться губами невероятно шелковистой кожицы, как он вдруг застонал, словно раненный зверь и задрожал, орошая мне лицо, голову и все, что находилось за ними фонтаном ароматного семени. Это длилось минуты две без перерыва. Я снова задыхался - лицо жгло ее жаркое тело. Оно все вздрагивало, постепенно затихая и чавкая о мое залитое спермой лицо....
Передохнув так с пол минуты, он отстранился и я увидел снизу, что весь его мощный торс лоснится от обильного пота. Он сделал все рельефные выступы такими маняще осязаемыми и прекрасными, что я так и застыл, удивленно приоткрыв рот…
Ухватив за подмышки, Витя мягко поднял меня на ноги - в глазах его светились счастье и... триумф... Приблизившись и легко поцеловав, он принялся вылизывать мое лицо, смачно причмокивая, и чуть не мурлыча, словно громадный котяра...
Лобком он продолжал делать плавные поступательные движения, дразня мой прилипший к животу ствол своим, так и не расслабившимся полностью.
Я буквально млел от кайфа, ловя его шершавый язык и втягивая в рот, но он вырывался и увлеченно продолжал свое занятие, пока все лицо не очистилось и не покрылось его слюной. Тщательно облизав напоследок уши, парень перешел к шее, собирая с нее пот, и плавно опустился к соскам, шаря ладонями по зарослям груди и живота. Тут моему терпению пришел конец. Протяжно охнув, я навалился на его крутые плечи и рьяно ворвался дымящимся стеблем в рот.
Если бы не выпитое накануне количество спиртного, я уже раза два приплыл бы точно, но теперь к явному удовольствию парня, процесс существенно замедлился, и это дало ему возможность вволю насладиться им, прежде чем из мошонки в его горло выплеснулась моя горячая и щедрая благодарность...
Немного расслабленные и счастливые, мы в обнимку двинули в ванную.
Жизнь снова была прекрасной и била ключом - но не по голове....
В ванне мне пришлось проявить свою выдержку, чтобы все не повторилось. Витя буквально истекал вожделением и ни на секунду не отпускал меня от себя....
Бедная Джина - так издеваться над животным нельзя. Наконец, кое-как уговорив его и себя в необходимости выхода, словно приклеенный взглядом к его глазам, я настоял на вылазке в парк.
Кое-как натянув майки и спортивные костюмы, мы, сделав над собой гигантское усилие, выползли на свет божий...
Стоявшая поутру солнечная погода была по-весеннему капризной и встретила нас угрюмым свинцовым небом. В парке царила тишина. Умолкли птицы, усилились ароматы растительности... Природа готовилась к первому по-настоящему весеннему дождю. Отпущенная с поводка собака пулей рванула к ближайшим кустикам, и застыла изваянием в восторге от мочеиспускания!!!
Влюбленные пары, молодые родители с детьми и вездесущие старушки поспешно покидали парк, с опаской поглядывая на небо. Не обращали на него внимания только мы одни - полностью поглощенные друг другом, полунемым общением и улыбками, электризованными страстью... Я был даже рад тому, что парк быстро пустел. В конце концов, не имея больше сил противостоять потребности хоть какого-то телесного контакта, мы взялись за руки и, воркуя аки голубки, медленно ползали по аллеям, ничего и никого вокруг не замечая...
Сильный дождь разразился в одночасье, когда мы проходили недалеко от классицистической ротонды, расположенной в самом центре парка и служившей когда-то сценой для духовых оркестров...
Экая мелочь-то!!! Мы и дальше спокойно брели по направлению к ней, нисколько не обращая внимания на дождь, и я с вожделением наблюдал, как по его солнечно лучащемуся лицу скатываются капли дождя, просто мечтая быть каждой из них...
Все в нем вызывало во мне бурлящий восторг: длинные мокрые ресницы, прикрывавшие горячий голубой взгляд; густые брови, едва заметно сраставшиеся на переносице; припухшие от поцелуев алые и бесстыдно свежие губы, открывавшие в улыбке жемчужно-белые зубы; ямочка на срезанном подбородке в которую одна за другой стекали прозрачные капельки; румяные щеки и полупрозрачные розовые раковины ушей, украшенные сверкающими дождинками на мочках.
Незаметно очутившись под сенью купола альтанки, я подтолкнул Витю к одной из колонн, оглаживая лицо и обтирая его от влаги.
Парень обхватил меня за талию и мягко привлек к себе. Противостоять желанию не было никаких сил и я обнял его, гладя мокрый ежик волос и трясь щекой о шелковистую кожу его лба и щек...
Воздух полнился пронзительными ароматами влажной земли, дождя и распускавшейся листвы. Мокрая Джина, повертевшись по альтанке, прислонилась к голени, грея ее своим горячим телом. Дождь продолжался и дальше, стихая и усиливаясь. А мы все обнимались и целовались, мечтая лишь о том, чтоб это никогда не кончалось...
Немного утолив жажду телесного контакта, я вдруг ощутил внутри весело пробудившегося шального чертенка и послушно выпустил его на волю, покусывая Витю за уши и щеки, припадая в засосе к упругой шее и щекоча ее языком.
Похохатывая, он принялся дразнить и меня, хватая за самые неожиданные места и легко поворачивая к себе то боком, то спиной. Стояло у нас, как в первый раз и стояло не просто, а явно провоцируя на что-то большее. Увертываясь по всякому и мацая друг друга, мы пустились в этот своеобразный пляс сначала по альтанке, заводясь все сильнее, когда же места в ней стало явно не доставать, выскочили из нее и принялись бегать под дождем, подскальзываясь на мокрой земле и гоняясь друг за другом...
Прямо два резвящихся жеребца на лоне природы. Уже через минут десять таких догонялок оба раскраснелись и были грязными как черти - каждый раза по два приложился к земле разными частями тела - но неимоверно, невероятно счастливыми!!!
В конце-концов я таки заловил его среди кустов снежноягодника и, повалив на ковер прошлогодних листьев, навалился сверху, подминая под себя и зацеловывая. Поначалу шутливо отбивавшийся, Витя притих и блаженно предоставил мне заняться еще одной восхитительной игрой - собирать губами капельки дождя с его лица и шеи...
А дождь все лил и лил, равномерно орошая и спаивая землю такой необходимой ей сейчас влагой. Было относительно тепло и безветренно. В парке, кроме совсем уже мокрой, растрепанной и несчастной Джины и нас - ни души. Только вдалеке от улиц слышались приглушенные звуки проезжавших машин. Как хотелось мне и далее согревать его своим теплом и желанием!..
Нам было просто безразлично, где мы и в каком состоянии наш внешний вид - обнаженные души, тесно прижавшись одна к другой, стремились только к одному - как можно дольше не разъединяться...
Но как бы расчудесно мы себя не чувствовали - и бедную собаку и организмы наши, не привыкшие валяться в грязи, следовало уважить. Крайне неохотно и чуть ли не с хлюпаньем отлепившись от Вити я встал, протянул руку, желая помочь подняться ему. Но тут парень, решив коварством взять хоть какой-то реванш за свое "поражение" в догонялках, резко рванул меня к земле.
Не удержав равновесия, я брякнулся оземь, едва успев выставить руки, он же, ловко увернувшись и громко смеясь сорвался на ноги и стремглав помчался по направлению к выходу из парка. Джина, мгновенно включившаяся в игру, бросилась вслед, заливаясь веселым лаем. Мне же, когда удалось встать на ноги, пришлось безнадежно трусить за ними, понимая, что догнать их теперь уж не светит. Так мы и добежали до самого дома, ловя на себе удивленные взгляды из проезжавших машин. Это стало наилучшим выходом из сложившихся обстоятельств. Идти спокойно в таком виде было бы крайне неловко. Запыхавшиеся и голодные мы ворвались в прихожую, и тут же сбросив с себя одежду, и сгребая ее в охапку, двинулись к ванной.
Опять в ванной! - мне даже стало казаться, что все последующее время этих выходных нам так и придется провести не просыхая, в самом буквальном смысле этого слова.
Отправив одежду в стирку и запустив ее, я присоединился к Вите и еще с добрых пол часа мы нежились в горячей воде, изгаляясь во взаимных ласках...
Я снова тонул в тактильных наслаждениях: поглаживал его широкую спину и мощные пласты груди; ласкал губами легкий зарост солнечного сплетения и кубиков пресса; нежил и разминал до непристойности высокие полушария слегка лохматых ягодиц. Млел, касаясь ложбинки между ними, прятавшей нежнейшее розовое колечко ануса, спокойное и расслабленное в такой надежной мышечной защите...
Движения моих рук заводили парня по полной. Я буквально истекал страстью видя, как покрывается он гусиной кожей под моими руками; как трепещут и напрягаются громадными мышцами бедра; как призывно каменеет его здоровый корень и липнут к промежности крупные ядра, более не желающие расслабленно покоится на дне мошонки... Но теперь мы уже не спешили разрядиться. В животе у обоих урчало. Перед тем как вновь слиться во взаимных нежностях, следовало основательно подкрепиться и перебраться, наконец, в нормальную сухую постель.
Невзирая на то, что предыдущую неделю я провел в сомнамбулическом состоянии, это не помешало мне привести все в доме в образцовый порядок, навести чистоту и наполнить необъятный холодильник солидным запасом различных продуктов.
Главным блюдом нашего стола стала разогретая в микроволновке курица-гриль, удобно, хотя и ненадолго, воцарившаяся на большом блюде в центре и щедро политая мною кетчупом. Для завершения более эстетичного её вида я дополнил янтарную горку, укрытую потоками кроваво-красного, по краям россыпями зеленого горошка и кукурузных зерен с воткнутыми в них листиками шпината. К ней добавил вчерашние, но еще ароматные и хрустящие французские булки, несколько видов голландского сыра, маринованные помидорчики-вишенки, оливки, кусок телячьей грудинки и венский салат, купленный мною в достаточном количестве. Общую композицию эту завершали собой пара бутылок боржоми, легкий и приятный с восхитительным ароматом Метаха и Сливовица.
Подкрепиться следовало весьма основательно, так как ни я, ни он даже примерно не могли представить себе, когда встанем с постели в следующий раз.
Витя все это невыносимо длительное время моего колдования над сервировкой нетерпеливо крутился вокруг в одних шортах, исходя слюной, и мне приходилось бить его по рукам, дабы пресечь преждевременный бардак на столе.
Когда все было готово, мы опорожнили по рюмашке и приступили к поглощению яств. Спиртное, принимаемое мною в совершенно неумеренных количествах все время нашей разлуки, предназначалось скорее Вите. И его следовало немного приблизить к тому уровню алкоголя в крови, который имелся у меня. Так что себе я лишь понемногу подливал Метаху - ему же не жалел Сливовицу.
Игривое настроение не оставляло нас и теперь, и только возрастало по мере уменьшения содержимого бутылок. Не в силах совладать со страстью, то я, то он срывались и принимались вылизывать друг другу испачканные жиром и кетчупом пальцы и подбородки, и снова надолго забывались в упоительных поцелуях, или же прижимались ногами, гладили их и терлись друг о друга плечом. И чуть не забыли о еде, когда с поднесенного мною ко рту куска курицы в самые густые заросли на груди шмякнулась солидная капля кетчупа. Позабыв обо всем на свете солдат тут же сполз на колени и зарываясь в них лицом принялся все тщательно вылизывать постанывая и трепеща... Пришлось насильно за ухо оттягивать его от груди и впихивать в рот оливку, дабы привести в чувство. Глаза его, затуманенные вожделением, были полуприкрыты, рот лоснился от жира, и мне самому стоило немалого труда оторвать от парня взгляд и перевести его на стол.
Длился наш обед более часа. Немного захмелевший Витя, наконец, торопливо схватил с блюда последний кусок мяса и поспешно запихал его в рот, едва прожевывая и давясь, но победно бормоча:
- «Все уже!!! Я больше не могу! Хватит мучить, всё-о-о! Я не кушать - я тебя хочу!!!»
Теперь и на кухонном столе царил такой же бардак как и в гостиной, забросанной впопыхах срочно срываемой нами еще до прогулки одеждой...
А ведь нас ждал еще десерт....
(продолжение следует…)