Поэзия несказанного, или что общего у латыша с японцем?
Японское искусство неразрывно связано с дзэн-буддизмом. Можно даже сказать, что японское искусство – это и есть практика дзэн, воплощенная в живописи, стихах или икебане. Японские трехстишия – хокку, или, как их на современный лад называют, хайку, один из примеров дзэнского взгляда на мир. Взгляда, где есть взгляд, но нет того, кто смотрит.
Людям, воспитанным в европейской, «западной» традиции, понять хайку непросто. Слишком они отличаются от европейской, привычной нам поэзии. Европейские стихи построены на эмпатии. Поэт выплескивает, как ушат с грязной водой, на бумагу – и на читателя, свои чувства, переживания, эмоции, опустошая себя до донышка. Хайдзин* же, напротив, дистанцируется от своего Я. Заполняя свое сознание каким-то образом, или мыслью, медитируя, он переживает сатори – озарение, и переносит результат на бумагу, тремя короткими строчками рисуя целую картину, образ, мысль. Кристально чистая мысль, не запятнанная эмоциями, переживаниями, пристрастиями автора – вот что такое хайку. Хорошие хайку, обращаясь к образам нашего сознания, позволяют нам вслед за автором пережить озарение - увидеть вишню в цвету, или жаворонка над полем, ощутить капель весеннего дождика, и скрип первого снега под ногами. Они вне времени или географии. Написанные в средневековой Японии, они понятны и нам – людям совсем другой цивилизации, и другого мироощущения.
Как нежны молодые листья
Даже здесь, на сорной траве
У позабытого дома.
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
Жизнь свою обвил
Вкруг висячего моста
Этот дикий плющ.
Холод пробрал в пути.
У птичьего пугала, что ли,
В долг попросить рукава?
На смерть маленького сына:
Наша жизнь - росинка.
Пусть лишь капелька росы
Наша жизнь - и все же...
Даже белый цветок на плетне
Возле дома, где не стало хозяйки,
Холодом обдал меня.
Тем не менее, есть в европейской поэзии одно исключение. Это дайны – народные песни латышей. Некоторые ставят их в один ряд с частушками – мол, напевают себе крестьяне, и ладно. Но если посмотреть на дайны сквозь призму дзэн, можно увидеть сходство. Не в форме, не в подаче стиха – а в том, какие чувства он вызывает. Не во всех латышских дайнах это есть – не нашлось среди латышей того, кто смог бы вывести искусство стихосложения на качественно иной уровень, как это сделал Мацуо Басё в Японии. Изначально хайку не были медитативной лирикой – до Басё их писали как заблагорассудится, стремясь сохранить лишь форму. Были и шуточные хайку, и поучительные – в общем, все как у латышей.
Дайн огромное количество – только основных больше двухсот тысяч . И это только записанные и каталогизированные, а вообще, как говорят, их около миллиона. На любую тему - их называют еще «эпосом повседневности». Есть среди них шуточные, свадебные, поучительные. Есть посвященные природе - солнцу, морю, лесу, и отдельным деревьям, веселые, грустные, в общем – на все случаи жизни. Многочисленность и разноплановость дайн не дает вывести некую общую формулу, но все же в этой массе просматривается все тот же кристально-чистый, незамутненный взгляд на мир, как в хайку.
Пахарь землю месит
Черными ступнями
Золотые зерна
В колосе нальются
Ходит по двору хозяйка,
Зарыдала возле плуга:
Плуг на месте, конь на месте,
Только пахаря не стало.
Ноги пахаря черны
Чаша с золотом в руках
Ночи рыбака темны
В лодке светит серебро
Что за лентяйки
Дочки соседа
Грядку при доме
Не пропололи
Малая иголочка,
А дела великие.
Мне простынки вышила
Брату знамя ратное
На пригорке на дубок
Свой венок повесила:
Разбери, где солнышко
Где – веночек светится
Кто сказал, тот выдумал,
Что ночами солнце дремлет.
Разве там оно восходит,
Где садилось накануне?
У берёзы юбка белая,
У ясеня сюртучок зелёный;
У дубочка низколистного,
Трёхслойный пояс желудёвый.
Жди, играя бусами,
В сапоги обутого!
Скоро босоногие
От тебя откажутся.
Вижу, вижу, догадался,
Что сестра от нас уходит:
Под окошками своими
Ни цветка не посадила.
Маститые, ветвистые дубы,
Задумчиво поникнув головами,
Что старцы древние на вече пред толпами
Стоят, как бы решая их судьбу…
Если вспомнить о далеких индийских корнях латышей, то многое становится на свои места. Стихосложение, в любой форме, даже в европейской, это духовная практика. Индия, как известно, родина дзэн-буддизма. У "Учения Пустоты", от которого он произошел, наверняка очень древние корни - что-то, что не дожило до наших дней. Может быть – я могу только догадываться об этом, что хайку и дайны – плоды одного и того же дерева. И то, и другое – просто дальнейшее развитие какой-то духовной практики древности. Очень может быть.
Думаю, окажись каким-то чудом Мацуо Басё в Латвии, он нашел бы себе благодарную аудиторию. Я так и вижу, как он, стуча по дороге деревянными сандалиями-гэта, спускается с холма где-нибудь в Курземе, подходит к простому деревянному дому, отряхивает пыль с заплатанной ветхой одежды, снимает с головы круглую шляпу и вежливо стучит в дверь. И говорит открывшим ему друзьям: «ребята, я тут дайну написал – не хотите послушать?».