За окном стемнело и у меня, как обычно, начался период активности: хотелось что – то делать, куда – то идти, чем – нибудь заниматься и не важно, полезное это занятие или не очень.
Полазив беспричинно по шкафам, и поискав там, как говориться, вчерашний день, я решила, что неплохо бы для начала помыть посуду. Пока я поворачивалась к раковине, мой взгляд мелькнул по клетке, в которой сидела моя любимая крыса, названная в честь не менее любимого композитора Бетховеном. «Надо б ему погулять» - подумала я и открыла дверцу клетки. Бетховен аккуратно высунул нос в образовавшееся отверстие и, фыркнув, залез обратно.
-Лентяй, - упрекнула его я, - ты бы хоть из уважения к моим усилиям открыть тебе клетку вышел погулять. Смотри, такими темпами через пару месяцев даже при большом желании не сможешь вылезти. Деградируешь из умной лабораторной крысы в нутрию, и, поверь мне, я выручу при продаже твоей тушки достаточно денег, чтоб купить маленького, более активного крысёнка.
После этих слов Бетховен посмотрел на меня выразительнейшем взглядом, в котором ясно читался посыл в известном направлении.
-Хам! – огрызнулась я, и заметила в красных глазах победную насмешку.
Во время мытья посуды я пританцовывала, не в силах удержаться от ритма песни, вырывающейся из проигрывателя телефона. Что – то быстрое пробежало по ноге, и невольная дрожь просайгачила от места прикосновения до затылка.
-Бетховен! – закричала я, увидев довольную мордочку грызуна, - я тебя купирую скоро. Решил заставить меня сыграть в ящик, так знай: никто тебя кормить не будет, и через две недели ты ко мне присоединишься.
Крысак недовольно фыркнул и заполз под холодильник.
Я домыла посуду и уже собиралась идти в спальню, когда на штанину мне прыгнул белый любимец. Наклонив голову, чтоб хорошенько отругать его, я оцепенела: на светлом полу тонкой полоской от холодильника до меня тянулись кровавые следы.
Осторожно наклонившись и подняв Бетховена, я ахнула: шерсть на белой грудке и животике была неприятно – красного цвета. Драгоценная жидкость, не стесняясь, капала на пол, разлетаясь немногочисленными брызгами. Гнев мгновенно прошёл, и я бросилась в ванную комнату. Смыв тёплой водой кровь, обнаружила порез и чёрное инородное тело. Недолго думая, я закутала верхнюю часть тела несчастной крысы в полотенце, села на пол, и, успокоившись, вытащила металлическую стружку - виновницу маленькой трагедии. Бетховен завизжал, дернулся, высвободился из полотенца и рванул прочь, предварительно укусив мне палец и превратив когтями задних лап кожу правой ладони в тонкую, искусную лапшу. Забившись под тумбу, бедолага пищал и фыркал, видимо матерясь на своём крысином языке. Чувство любви к несносному питомцу заставило меня лечь на пол, просунуть руку и попытаться вытащить его. И вот, после парочки новых укусов, Бетховен был извлечён из – под тумбы, помыт, побрит в области раны, смазан зелёнкой, перебинтован, причём так добротно, что даже при большом желании не смог освободиться от бинтов и, наконец, посажен в клетку.
Довольно улыбнувшись проделанной работе, и посмотрела на свои руки и, наверное, в этот момент сильно побледнела: обе конечности были в крови двух сортов – моей и Бетховена. Сочась из полученных царапин, она темными перчатками покрывала мне руки. Все знания о заражении крови мгновенно всплыли в голове, дополнившись картиной собственной смерти в страшной агонии. По телу прошла крупная дрожь, сердце сначала остановилось, но потом разогналось до ужасающего ритма. Успокоиться удалось лишь после нескольких глубоких вдохов и медленных выдохов.
Вновь пройдя в ванную, я несколько раз вымыла руки, не обращая внимания на жгучую боль, каждый раз их пронзающую. Только после того, как конечности были буквально выполосканы в перекиси водорода и йоде, я прошла в свою комнату и легла в постель. Быстро уснуть не удавалось: в голову лезли разные мысли, руки горели, и лишь около трёх ночи я погрузилась в тревожный сон.
Когда я открыла глаза, солнце ещё не встало. Почувствовав тяжесть одеяла, я начала задыхаться, и, дабы не умереть от удушья, вылезла из – под него. Мучил страшный голод, и, спрыгнув с кровати, я направилась на кухню. Увидев в клетке замотанного Бетховена, поздоровалась, пожелав ему скорейшего выздоровления.
-Ага. Тебе тоже,– недовольно прошипела сквозь сон крыса.
-Спасибо. – ответила я и оцепенела. – ты меня понимаешь?
-Да. Я всегда тебя понимал, а теперь, будь другом: замолчи. У меня очень болит живот.
Я замолчала, но надолго терпения не хватило.
-Я тоже тебя понимаю,- тихо сказала я.
Бетховен взорвался:
-Нет, ты меня не понимаешь! Я же просил помолчать! Сон! Я хочу спать! Так что, если ты меня понимаешь, заткнись наконец. – И он отвернулся от меня, давая понять, что больше не намерен общаться.
Его слова задели, и, повернувшись к спине, я почесала голый хвост. Освободившись от зуда, побежала к холодильнику, и только дойдя до него, поняла смысл прошедшего действия. Паника охватила меня и сознание отключилось.
Приятное урчание раздалось возле самого уха. Открыв глаза, я увидела своего любимого кота Герцога, смотревшего на меня с интересом, но радость его прихода заглушила этот факт.
-Герцог! – воскликнула я, с ужасом вместо слов услышав писк.
Кота всегда кормила я, и этот день не стал исключением.