другая дорога

Wind
основано на реальной истории.


Ей тринадцать, но из-за косметики она выглядит старше по крайней мере на пару лет. А ещё этот пирсинг в левой брови и губе, который просто выводит из себя её мать. Кристина достает из кармана сигарету, обхватывает её обветренным, бленым ртом, прикуривает от ярко-розвой зажигалки. Краем глаза наблюдает за матерью – та сидит на переднем сидении. Отец заглядывает в зеркало заднего вида, и произносит:
- Ты хоть при ребенке не кури.
Мать нервно растирает виски, после чего отвечает:
- Она сама ещё ребенок. Тебе же это абсолютно все равно.
- Мне что, отхлестать её ремнем?
- Прекрати, -  шипит мать, оборачиваясь. Она походит на змею перед броском. Опасную змею. – Прекрати, ты просто выводишь меня из себя своим поведением.
- Крис, давай-ка слушаться маму, - отец включает радио и в салоне начинает тихо звучать музыка.
Кристина опускает окно со своей стороны и демонстративно выбрасывает сигарету. Переводит взгляд на младшую сестру. Ей недавно исполнилось пять, все зовут её Лили, она теребит в руках плюшевого жирафа.
- Она меня ненавидит, - говорит Кристина шепотом, но конечно же, достаточно громко, чтобы тот, кому нужно, смог это услышать. – Просто терпеть не может.
- Думаю, это все из-за твоей компании, да? – произносит отец.
- Ты что, тоже думаешь, что они обкуренные уроды?
- Я думаю, они очень симпатичные уроды. – Отец добродушно смеётся.
- Потакаешь всем её капризам. Ты вялый, размякший, как медуза, - снова подает голос мать.
- Дорогая, она играет на гитаре так, как я и мечтать не мог в свое время, а тогда я был старше неё по крайней мере лет на пять.
- Посмотрим, как ты запоешь года через два, когда она подхватит там какое-нибудь дерьмо.
- Ради бога, оставь это.
- Корова, - произносит Лили, указывая в окно. – Ещё корова, и ещё.
- Стадо коров - произносит Кристина и затыкает уши наушниками своего миниатюрного плеера, висящего на шее.

Поля за окном кажутся бесконечными. Августовское солнце, как огромная желтая монета висит высоко-высоко в небе, прячась толстым слоем облаков. 
- Я помню тебя маленькой-маленькой, - вдруг говорит отец, чуть громче обычного. – Ты тогда брала в руки нашу старую гитару и изо всех сил бренчала по струнам.
- Спасибо, папа. – Она говорит немного громче обычного, не вынимая наушников. - Не знаю, за что, но спасибо.
- Скоро мы приедем и начнем готовить шашлыки, - обращается он на этот раз ко всем.
- Скорее бы. – Произносит мать. – Мне кажется, эта дорога никогда не закончится. И выключи ты это радио, ради бога.
Улыбка постепенно сходит с лица отца, пока он выслушивает ещё несколько реплик жены, а потом уголки его губ вздрагивают и рот медленно приоткрывается. Он видит что-то темное на обочине дороги впереди. А ещё он видит, что стремительно приближается к человеческой фигуре, прямо посреди дороги. Перед его глазами предстает женщина, которая действительно верит, что сможет остановить автомобиль голыми руками, хотя он и несется на полной скорости.
- О господи, - произносит мать. – Тормози же.
Глаза на лице отца вдруг округляются, и даже кажется, что они могут вылезти из орбит.
Волосы женщины растрепаны. На ней футболка и шорты красного цвета. Но по мере приближения становится понятно, что сами шорты бледно-голубые, кажется, джинсовые. А футболка белая. Другое дело, что они практически все пропитаны…
- Краска, - произносят его губы.
- Тормози! – рука матери вцепляется в рулевое колесо, автомобиль на некоторое время теряет управление. Отцу стоит больших трудов заставить её разжать пальцы.
- Что ты делаешь! – кричит он, выравнивая автомобиль и ударяя по тормозам. Ему удается вывернуть руль так, чтобы не задеть женщину на шоссе, машина останавливается. Кажется, теперь возможно расслышать звук собственного сердца.
- Это кровь, это кровь, ты не видишь? – жена обращает к нему лицо, и на нем можно разглядеть что-то, похожее на отвращение.
- Что там такое? – Кристина пытается разглядеть причину переполоха, выглядывая в зазор  между передними сидениями.  Потом она поворачивается налево, к окну, возле которого сидит малышка Лили. Что-то ударяется в стекло, и сестры громко вскрикивают. «Что-то» тут же исчезает, оставив на стекле кровавые разводы, и перемещается вперед, к окну водителя.
   Существо, похожее на женщину, наклоняется и смотрит прямо в глаза отца.
- Пом, - говорит оно.


Младшая дочь издает странный, прерывистый, похожий на мышиный, писк.
- Могите, - выдает существо снова.
Спутанные волосы, кое-где окрашенные в красный, практически закрывают лицо женщины, но можно разглядеть губы, которые дергаются, словно она пытается сказать ещё что-то. Только из них больше не вырывается ни звука.
    Кристина не может толком разглядеть женщину со своего места, зато она следует за взглядом до смерти напуганной сестры и видит, что чуть поодаль, на  земле, сидит мужчина. Он обхватил голову руками и медленно раскачивается из стороны в сторону. Позади него – груда искореженного металлолома, некогда бывшая двумя автомобилями. Тот, что развернуло к столбу на обочине, выглядит как сдавленная консервная банка. Внутри ничего не видно, и это очень хорошо – то, что там осталось, не может быть живым. На асфальте прямо перед мужчиной распласталась фигурка маленького ребёнка, напоминающая брошенную тряпичную куклу.
- Помогите. Нам. – Вновь слышится голос женщины. Хриплый и низкий, как у чудовища в сказке. Она указывает в сторону, но не на смятую машину, и даже не на мертвого ребёнка.  Её рука почему-то направлена в небо.
Лили прижалась к стеклу и смотрит перед собой, её пухлые губки открываются и закрываются, и Кристина пытается оттащить её от окна. А потом замечает кое-что пострашнее любых сумасшедших женщин на свете. С её губ срывается слабый вздох, и одновременно с этим Лили начинает заливаться отчаянным криком. Крис крепко прижимает её к себе, та прячет лицо на груди сестры, не выпуская игрушки из рук. Шея жирафика выгибается под неестественным углом.
И тут существо, напоминающее женщину, начинает свои попытки пробраться в салон машины.

Отец нажимает кнопку, чтобы поднять стекла в салоне, когда женщина обеими руками пытается ухватиться за что-ниубдь, видимо, чтобы подтянуться и забраться внутрь. В самый последний момент она отступает, и теперь от семьи (жизнерадостной, живой семьи) её отделяет толстое стекло. Тогда она начинает изо всех сил бить по нему, сдирая кожу с костяшек пальцев.
Наконец отец открывает рот и произносит две фразы, впервые за время этого безумия.
- Отойдите прочь! Вы пугаете моих детей!

Женщина смотрит на него. Потом переводит взгляд на его жену и затем видит девочек на заднем сидении. При взгляде на них лицо её искажается странной ненавистью, словно она хочет сказать – «твои дети живые, подонок! Твои дети живые!». Рот женщины, словно прорезанный на бледном лице-маске, выпускает наружу хриплый, непрекращающийся крик. Он перекрывает плач маленькой девочки на заднем сидении и бессвязные реплики матери.
- Пусть она замолчит! – кричит старшая дочь, глаза её неестественно блестят. – Пусть уйдет!!!
Чертыхаясь, отец судорожно пытается завести автомобиль. Когда он ударяет по педали газа, женщина пропадает из виду.
И появляется вновь, когда все четверо обнаруживают – она БЕЖИТ следом. Бежит, как робот, ударившийся башкой и повредивший себе очень важную программу, отвечающую за координацию движений.  Все это могло показаться забавным, если бы этим роботом не был человек. Человек, бегущий за машиной с переломанными костями.
Женщина недолго следовала за ними – пробежав около десяти шагов рухнула на землю, как подкошенная. Мужчина, сидящий у тела ребёнка, за все это время даже не пошевелился, если не считать эти его медленные раскачивания туда-сюда.

Только сейчас Кристина замечает, что малышка продолжает кричать, и одновременно с ней это замечают мать и отец. Мать оборачивается и протягивает руку, чтобы погладить Лили по голове – очень рассеянно и беспомощно. Брови отца сходятся на переносице и он громко произносит:
- Замолчи! Замолчи, все уже закончилось! Прекрати же!
Плач превращается в долгий вой. Старшая сестра хватает с сидения тетрадь, вырывает листы из середины, бросается к окну и пытается стереть с него кровавые разводы, словно не понимая, что они находятся с ВНЕШНЕЙ стороны стекла.

Вой девочки постепенно слабеет, а затем и вовсе замолкает. Наступает ужасная, неестественная тишина. Никто не произносит ни слова, когда слышится звук сирены скорой помощи, спешащей на всех парах к месту аварии. Может быть, кто-то сообщил о сумасшедшем монстре на дороге. Монстре, в которого превратилась, судя по всему, некогда симпатичная и очень сексуальная женщина. Все продолжают молчать и даже не шевелятся, когда автомобиль с красным крестом на боку проносится мимо, вздымая за собой клубы пыли.


- Она никак не заснет нормально, - голос матери слабый и тусклый. В нем нет и следа того яда, которым отдавали её слова ещё несколько часов назад. Она прижимает к себе малышку и тихонько качает. В руках у Лили все тот же жираф, с большими удивленными глазами. Свет ночника пятном лежит на постели. Перед внутренним взором Кристины предстает мужчина, сидящий на шоссе,  продолжающий свое механическое движение, подобно китайскому болванчику.
- Ей снится. - Произносит Кристина, стоя в дверях, прислонившись плечом к косяку. На лице нет косметики, отчего она вполне выглядит на свои 13, только серебряный шарик в губе и колечко в правой брови снова напоминают о её втором лице.
Внезапно мать поднимает глаза и произносит странным, слишком резким голосом:
- Когда ты вынешь эту ужасную штуку из своей губы?
От этой интонации просто холодок бежит по коже, но Кристина только показывает язык – в нем очередная «ужасная штука».
Мать крепко сжимает губы и опускает взгляд на младшую дочь. Та уже тихонько сопит. Где-то в коридоре, стараясь не шуметь, ходит отец. Но то, как от закрывает и открывает дверцы шкафов, как будто непрерывно перекладывая вещи – от этих звуков невольно вздрагиваешь.
Кристина садится рядом, беззвучно, словно призрак. И тут она начинает плакать впервые за очень долгое время. Мать смотрит почти с ужасом, как по щекам дочери текут крупные слезы, открывает рот, чтобы сказать что-то, но тут же замолкает.
- Я не хочу думать об этом больше, - шепчет Кристина. – Мы обе видели это. Мы с Лили видели это и теперь…
Мать делает довольно жалкую попытку добавить в свой голос хотя бы оттенок участия:
- Эта женщина и её муж, они…
- Не женщина, -  губы Кристины дрогнули. – Ей не женщина сейчас приснилась.
Мать смотрит на неё, сморит так, как будто видит свою дочь впервые в жизни.
-  Когда я это увидела, я знала, что оно очень долго будет маячить перед глазами. Слишком долго. Вы не могли этого видеть, но со своего места мы заметили… Кроссовку.
- Кроссовку?
- Крошечную кроссовку, мама. Миниатюрную кроссовочку, для ребенка лет трех-четырех, не больше. Она… - Кристина смотрит перед собой, не только сквозь пол, но даже сквозь время и пространство. Глаза её теперь сухи, словно она и не плакала только что. – Эта кроссовочка, мама, она была… Наполнена кровью. До краев. Как стакан с молоком, мама. Она стояла там, на дороге, совсем недалеко, мы могли даже надпись на ней разглядеть и рожицу микки-мауса. Улыбающегося Микки, мама. Он улыбался нам, словно гадкий волшебник, и теперь с этим ничего нельзя сделать.

Кристина замолкает. Мать продолжает смотреть на неё, прямо в глаза. Так, как будто ей только сейчас выпал этот шанс - впервые за долгие годы смотреть на свою дочь столько, сколько ей хочется. Искать и не находить в её взгляде что-то очень важное. Крохотную часть их общего прошлого.
- Когда-то ты была другой, - вдруг говорит мать.
- Ты тоже. - Кристина отводит взгляд.
Теперь не слышно даже ветра, хотя окно распахнуто настежь. Тишина кажется тугой, в ней трудно двигаться и даже дышать. Таким холодным август ещё никогда не был. Таким кошмарным и пустым, как мир, вдруг ставший необитаемым.