На это пальто тётка Шура давно глаз положила. Пальто – хоть куда, правда, воротник моль почикала, и подклад слегка обшарпан снизу ногами. Если идти боком, вроде как против ветра, то ничего, изъянов не видно. В хороший базарный день ему рупь цена, а дочь пальто не отдаёт, и слышать не хочет.
А у самой новое пальто на атласном подкладе, из Москвы привезённое, две шубы, куртка турецкая – муха не сидела! Век не сносить. О, господи, куда ей столько!..
Тётка Шура знала – жадна дочь, до умопомрачения жадна. Сызмалу такая, в кого пошла – загадка, спичку не даст костёр зимой в лесу зажечь, а тут целое пальто! Она ж от денег умом трахнутая. На базар носила три раза, никто не посмотрел. Мужа замытарила, он, майор, бутылки собирает. Люди смеются…
А пальто весёлое, главное, с перламутровыми пуговицами, и по фигуре на тётке, как влитое. Пуговки на солнце, будто живые радостные глаза смеются. Своё-то пальто сильно обветшало, стыдно на улице показаться. Тётка Шура, как умер муж, сильно молодиться
стала, румянец наводить и подкрашивать губы. Одной невмоготу, а так, глядишь, какой дедушка заведётся, вдвоём – не одному!
Воротник – что, ерунда, подтянуть шерсть на плешинку можно нитками, и с лупой не углядишь изъян. Всё поправимо, главное, чтобы дочь пальто отдала. А она бы дефекты закруглила, как яичко. И комар носа не подточит.
Сегодня тётка Шура шла к дочери с решимостью. Продрогла на остановке, дожидаясь автобуса. Пальто слабое, да и кровь не та, откуда быть теплу. Жаловаться сыну Сашке не хотелось, он взгаркивает на сестру, заступается, та хоть и не боится, а тормозит, где с языком, где – делом. Если бы не он, мать бы давно до нитки обобрала. Вчера заявилась с пачкой соли:
- Мама, я тебе соли принесла!
И шурх в кладовку, потом в холодильник.
- Ой, мама, у тебя куль сахару, и куль муки. И чаю много. А у меня кончается. Чё, Сашка привёз? А мы поизвелись… Нагребла по ведру, только её и видели! На прощанье говорит:
- Соль хорошая, ты гуще соли, мама!
Настоящая халда. И отказать нельзя – родная кровь… Брала обида. Ладно бы доедала последний кусок, а то ведь дом набок валится от добра. На крупной фирме главный бухгалтер, одной дочери купила машину, второй квартиру. В тряпках тонет. Всё мало. А матери хоть бы когда на руку плюнула. Не-ет! Сын – тот помогает, даёт денег и продукты, а так на пенсию сильно не разбежишься…
Дочь была на удивление ласковая. Напоила чаем с блинами. Вчерашний бакшиш ударил по мозгам радостью. Тётка Шура решила, вставая из-за стола, что пора брать быка за
рога – время!
- Покажи-ка мне, подруженька, пальто!
Дочь окаменела лицом:
- Да оно старое, ты чё позориться в нём станешь. И я срядилась тут с одной женщиной, неудобно…
Тётка Шура вскипела:
- Не я ли тебя выучила и отдала замуж, не ты ли из меня все соки вытянула, что хожу голая, как побирушка!.. Да был бы жив отец, я бы у тебя порог не переступила!..
- Возьми, не жалко, - ответила, раздражённо, дочь, считая профессионально убытки.
Тётка Шура набросила на руку пальто. На свету пуговки играли золотистым цветом. Дочь, хоть и с прибабахом, хоть и скупая, а толк в одежде знала. Потом накинула на плечи, встала около зеркала. Душа отмякла… Сразу увидела себя помолодевшей лет на десять. Пальто так и прилегло по линиям фигуры, и тётка Шура собралась уходить… Дочь стояла рядом, держала в руках ножницы.
- Ты пока иди в своём пальто, - сказала она, - а я кое- что заберу...
В мгновение ока срезала пуговки с пальто:
- Пришью на халат!
Тётка Шура, онемев, посмотрела на пальто, ставшее старой бесцветной тряпкой, стянула его с плеч, и кинула дочери под ноги. И в старом молча вышла из квартиры.