Летний зной. В квартире открыты все окна. Сквозняк треплет тюлевую занавеску, но от этого не легче. А ведь еще печатать и печатать, ни конца, ни края. Вдруг хлопнула входная дверь. Это, скорее всего мой внук Пашка. Уже что-то натворил, вон, как тихо крадется. Подошел, стоит молча. Ну, точно. Поднимаю глаза.
- Чего тебе?
Он мнется с ноги на ногу.
- Бабуль, к тебе сейчас прибудет делегация.
- Какая? Я никакой делегации не жду. И никого не приглашала. Что случилось, Паша?
- Да, ничего. Просто они недовольны моими песнями. Ну, они сами тебе скажут.
Я не успела открыть рот, чтобы продолжить, как мой шестилетний шалопай сорвался с места и исчез в туалете.
- Щас, бабуль, - донеслось оттуда.
Ой, что-то сомневаюсь я, что он умчался туда по естественной надобности. Дело в том, что мой единственный внук давно усвоил правило: лучше предупредить кризис, чем нарваться на серьезные последствия, поэтому всегда признавался и каялся, но оставался неизменно шустрым, бойким мальчиком с необузданной фантазией, по-простому – шкодливым. Интересно, что же он натворил в этот раз?
Я не успела додумать мысль, в дверь позвонили. Я открыла. На пороге стояли три наши соседки. Маша, с которой мы учились в одном классе. Мая Петровна – заслуженная пенсионерка и Инночка, совсем еще молодая мама Пашкиного одноклассника. Они были настроены серьезно.
- Любовь Алексеевна, - начала самая старшая из них, - очень хорошо, что вы оказались дома. Знаете, что устроил ваш Пашка?
- Понимаешь, Люба, - перебила ее Маша и нарвалась на гневный взгляд Маи Петровны, - не знаю, где он мог этого набраться. Он пел похабные песни с выражениями нецензурными, а теперь наши ему подпевают.
- Если бы только подпевали, - хмыкнула Инна, - они и в одиночку поют неплохо.
- Да, что за песни? И при чем здесь мой внук? – попыталась я выгородить Павла, а заодно и всю нашу интеллигентную семью врачей в третьем поколении.
- Люб, ты не торопись, дети ведь указывают на него.
- А что там за песни?
- Вы хотите, чтобы мы пропели их вам? – Инна улыбалась, пережевывая что-то.
- Да, не стоит вам их слушать, - схватила старушка Инну за руку, наверное, опасаясь, что она и вправду может запеть.
- Действительно, - опомнилась я, - не к чему. Хочу вас заверить, что такое больше не повториться, простите.
Женщины заулыбались.
- Да, ладно, они же дети. Люб, ты не очень строго с ним, - пошла на попятную Маша. Все согласно закивали головами.
- Может чайку?
- Нет, я пойду, у меня внук гуляет, - заторопилась бабушка Мая.
- Я тоже пас, - Инна уже была у двери.
- Маш, а ты оставайся.
- С удовольствием, но Васенька должен скоро вернуться, нужно идти ужин накрывать.
Когда дверь закрылась за делегацией, я подошла к туалету и постучала. Оттуда слышались покрякивания. Ну, занят человек.
- Тебе нож подать? Выходи уже. Что же ты, негодник, делаешь? Позоришь семью Квашко. И не стыдно? Выходи! – уже более грозно скомандовала я.
- Не выйду, ты меня накажешь.
- Конечно. И еще и деду расскажу. Ты где выучил эти песни?
- У тебя в колледже, там ребята пели, я и запомнил. Я же не знал…
- Что ты не знал? Что матерные слова говорить нельзя? Вот как теперь я, заместитель декана медицинского колледжа, покажусь на улице? А твой дед? Что скажут его пациенты? А мама в мэрию как пойдет завтра?
Само собой я сгущала краски, а что делать? Если не напугаешь в шесть лет, получишь грубияна и матерщинника в будущем. Вон, сплошь и рядом только и слышно – «мать, перемать». Молодежь несдержанна в выражениях, без стеснения и через слово нецензурщина так и лезет. Противно по улице идти, особенно если ты всю жизнь проработала гинекологом. Позор! Теряем человеческое лицо. Нет наказать его нужно. Другое дело, что в нашей семье, где трое взрослых и один ребенок, последнего разбаловали уже до предела. Дочь Марина, его мать, беспросветно на работе или на учебе, учится на социолога заочно. Дед тоже занят или устал. Остаюсь только я, бабушка. А у меня рука не поднимается, наказать как следует. Нет, не битьем, упаси Бог. Можно ведь и по-другому, но жаль ведь. Вот запретить бы играть на компьютере, или брать велосипед, но ведь будет плакать. Жалко его, ребенок еще.
- Ну, смотри, придет дед.
Поворачиваюсь и иду за стол, работать.
Дверь туалета тихонько открывается, Пашка ковыляет следом.
- Бабуль, я больше не буду. Не говори деду, пожалуйста. – И слезы ручьем. Проняло, видимо. Хоть кого-то он еще боится, а может и уважает. Хорошо, что есть хоть один мужчина в доме. Я вздыхаю.
- Ладно. Но ты наказан. Иди в свою комнату и никуда.
- С удовольствием, - просиял Пашка. Вот тебе и на – с удовольствием будет наказан. Что-то не так делаю. Но некогда. Робота уже захватила мое внимание:
«Значит так, группа М-12 в понедельник на первой паре будет в какой аудитории?»
10.02.2010 Айрин