Беглый конокрад Запаська, в расквашенной морде своей, нАгнутой в озерную зеркаль, пытался умыть хоть капелющечку святого намёка.
Запаське действительно не хватало этого здравого, ржаного куска ума. Пусть даже без масла и не белого там, но чтоб сытый был и не злой, как батька Полимид, ступающий по хатам в небесной рясе.
***
Нудился, то и дело Запаська, - примчав на запяточных во шмачный городёнок, - у достпочтимого господина Борфа - часового интеллегента, пузатого до лучших газов и лоснючих брюх.
Перебирался Запаська во чужом дворе, что на Вязкой, в сральном притопленике, подваленном срубовой трухлей, молом, корфой - но само сабой спиндюренным под мусоро-сарайку.
Жить в ей хотелось, леглось и частенько там даже грустилось по малу.
Мамка вспоминалась Запаське, хлеб со щавелем, ледяной и кислый настой на грибковом дубке, пробирающий хворь и конечно чудная Ласка.
Ласка была душой и сердцем Запаськи. Вспомнить, хотя бы Живка, крепкого бирюльного сердоеда-жука, которого пришлось пришпилть сычкой к обляпанному забору за то, что он трогал Ласку за плечи.
Дед Живка поклялся найти Запаську и повесить его на известной плющихинской осине. Запаська, зная бычку такую, срубил ту осину еще весной и попрощался с Лаской до зимы. И вот теперь он здесь - у господина Борха под боком.
- А слетай-ка дружочек к Меркальцевым за дрофой. Чучельника поди на днях "схоронили" - в запой он впал до темной. Придётся браться даже за мелочь такую, - но сам понимаешь...
Запаська кивал, прятал руки за спину. Когда же выскочил на тугую жаркую улу, то влюбился в коренастого, дородного коня почти что сразу. Не долго думая, Запаська впрыгнул к нему на спину и легнув ярмо, поддался скачке.
Ну, а дальше да... Запаську отловили у прудов и долго колотили...
И вот эта озерная зеркаль... Что может сказать отражение?.. Размытое пристрастием к жизни...
Что?..