ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Нафин карабкался по скалам, не разбирая дороги. Глаза его, словно ослепли, а тело не чувствовало, ни боли от ушибов, ни того, как саднят многочисленные порезы и царапины.
Затащив утром мертвого Тихтольна в пещерку, он завалил вход в неё камнем, действуя бездумно, словно во сне. А потом, вдруг, упал на колени, закрылся крыльями и, прижавшись лбом и ладонями к этому холодному обломку скалы, забормотал беспорядочные слова прощания. Он по-детски оправдывался, умолял простить и чувствовал, как закипают внутри него слезы, ища выхода. Там все бурлило, как будто два непримиримых врага сцепились на смерть, разрывая на части друг друга и душу Нафина. Ему не хватало воздуха, а судорожный вдох лишь усилил это ощущение. Ах, если бы пролились слезы! Они вымыли бы из его души все безумие, бушевавшее в ней сейчас! Но слезы не приходили, и будучи не в силах выдерживать дальше эту борьбу, Нафин бросился прочь, карабкаясь по скалам, как одержимый.
Какой-то камень вывернулся из-под руки и разодрал ему локоть. От боли юноша на мгновение очнулся и заметил на этом камне рисунок: облако с орелинским яйцом. Но тут же зло отпихнул его ногой. Пропади они пропадом – все эти пророчества, проклятия и прочие орелинские тайны! Из-за них он теперь бежит по этим скалам, не зная, куда и зачем! Из-за них он остался один! Из-за них потерял все и вынужден будет скитаться в поисках неизвестно кого, руководствуясь идиотскими ориентирами! Из-за них может случиться еще неизвестно что, … из-за них!!!..
Он опомнился, когда споткнулся несколько раз подряд и упал в изнеможении, в совершенно незнакомом месте.
Серый, лишенный красок и четких очертаний день взошел над горами, и время словно остановилось. Но Нафина это не волновало. Спешить куда-то, бояться опоздать, успеть помочь матери, вовремя поесть и полетать в привычное время – все это было уже не для него!
Застыв взглядом, не мигая, он прижимался щекой к колкой, неровной поверхности камня, на который упал, и все его ощущения и мысли сошлись сейчас в этой точке. Еще вчера, в такое же время, у него была мать, был дом, была, ни с чем не сравнимая радость… А связанные крылья представлялись большой бедой!.. Но, разве знал он тогда, что такое настоящая беда? Это теперь он знает… Беда – это даже не предательство близких и не то, когда по твоей вине и на твоих руках умирает едва обретенный друг. Нет! Беда – это вот это кошмарное ощущение, что серый, безжизненный камень – единственное, что у тебя осталось. Что только его можешь ты теперь обнять, и только ему выплакать все свои несчастья. И никогда не будет больше ни матери, ни дома,.. ни друга!..
Нафин вспомнил Тихтольна и, наконец, заплакал.
Слезы текли и текли, а он их сердито стряхивал и тут же заливался новыми. Ну почему Тихтольн не захотел с ним лететь! Почему не смог удержаться на площадке! Тогда ничего бы этого не было! Они бы помирились и, когда-нибудь, обязательно улетели бы на его любимую Сверкающую Вершину!.. А Сольвена? Зачем она сидела с этим.., зачем все ему рассказывала, когда даже родная мать и Старик, которому он так доверял, ничего ему, Нафину, не говорили!.. А ведь он их всех любил! Никому не желал зла и хотел только одного – все знать! А теперь, что ему делать?! Теперь ему остается только идти дальше и доводить до конца то, на что обрекла его Судьба. А потом сложить крылья – и в пропасть! Гнездовище, конечно же, не погибнет. Летающие заберут всех к себе, потому что он расскажет им о поселении. Расскажет, когда приведет детей Дормата на Сверкающую Вершину. А потом – в пропасть! Все равно он никому не нужен! Видимо, это удел всех избранных – быть ненужными изгоями. Он и Старик тому подтверждение. Только он всегда был честен, ни от кого своих намерений не скрывал, вот и поплатился. А Старик – хитрый. Все таился, недоговаривал, поэтому, хоть и стал изгоем, а все же только наполовину.
Размышляя таким образом, Нафин давно уже не лежал, а сидел на камнях, обхватив руками поджатые ноги и уткнув подбородок в колени. Пора бы уже двигаться дальше, но он все медлил. Уйти с этого камня означало вступить в совершенно новую жизнь. Жизнь незнакомую, может быть, опасную и абсолютно одинокую. Там уже никто не свяжет ему крылья веревкой.., совсем никто! Потому что никому до него не будет никакого дела… Но, хорошо это или плохо – рассуждать уже поздно! Нет, не этот камень разграничивает его прошлое и его будущее. Границу между ними он пересек еще утром, когда сбежал от могилы Тихтольна. А здесь – просто камень, на котором он сидит и мрачно смотрит на горы.
«Смотри, смотри, - мысленно сказал сам себе Нафин, - вот она, твоя сбывшаяся мечта! Ты хотел самостоятельности, хотел новых впечатлений и ощущений – ты все это получил, пользуйся!»
Слезы снова закипели в глазах, а в носу защипало, но Нафин подскочил на ноги и упрямо затряс головой. Он не даст себе раскиснуть! Новая жизнь – так новая! Прочь из сердца все старые привязанности и вперед!
Он расправил крылья, оттолкнулся от камня и, не осматриваясь, по плавной дуге, направил свое тело вниз.
Горы там так густо заросли деревьями, что после довольно долгого перелета, найти место для посадки оказалось не просто. Как будто эти исполины, замерзнув от своих заснеженных вершин, окутали себя снизу толстым зеленым одеялом, чтобы согреться. Нафин долго кружил, спускаясь, все ниже и ниже, в поисках места, где можно было бы передохнуть, и, наконец, вроде бы нашел то, что нужно, но, все равно ухитрился прилично оцарапаться ветками приземляясь.
«Пожалуй, взлететь отсюда будет еще сложнее», - подумал он, и не слишком расстроился. Те полеты украдкой, которые совершались в Гнездовище, недостаточно хорошо укрепили его крылья. Так долго, как сегодня, Нафин еще никогда не летал, поэтому, оказавшись на земле, тут же упал на живот и облегченно распластал поверх себя уставшие крылья. Трава щекотала ему ноздри, с запотевшего лба стекали крупные соленые капли, но юноша ничего не замечал. Примяв рукой надоедливые травинки, он устроил голову поудобнее и сам не заметил, как провалился в глубокий сон.
Во сне к нему пришел Тихтольн, веселый и живой. Он стоял возле камня с текстом, заново перечитывая Нафину то, что там было написано. А, когда дочитал, заговорщически подмигнул и сказал: «вода – это же так понятно и просто! Начни с воды. Слышишь, как она шумит? Она повсюду! Там, где много воды – там и найдешь… Там, где много воды… Слышишь? Там, где много воды!». И тут действительно, зажурчала вода. Сначала тихо, потом громче и громче, и, наконец, вздрогнув, Нафин проснулся.
Занимался новый день. В рассветной тишине, наяву, звуки не исчезли. Они были тише, чем во сне, но, где-то неподалеку, явно шумела вода. Нафин быстро вскочил на ноги и завертел головой, стараясь определить с какой стороны это слышит. Ему пришлось попетлять между деревьями, прежде чем они расступились и открыли вид на глубокую расщелину. С верха её, вытекая прямо из скалы, падал вниз водный поток, выбивая миллионы брызг из небольшого озерца на дне этой расщелины. И дальше, бурля и перекатываясь на многочисленных порогах, несся этот поток к высокому обрыву, откуда, с оглушительным грохотом, свергался в Долину.
Нафин полетел туда же и ахнул, немедленно позабыв про все печали на свете.
Никогда в своей жизни не видел он ничего прекраснее! Близко, совсем близко, на расстоянии всего одного спуска, лежала перед ним зеленая Долина. По ней, лениво изогнувшись, прочерчивала широкую дорогу река, жизнь которой давало озеро, расположившееся, на ровном высоком плато, прямо под ногами зависшего в воздухе Нафина. Спокойное и большое, гораздо больше того, что было наверху, оно густо поросло по берегам диковинными растениями, которые так живописно его обрамляли, что, пораженный всей этой красотой Нафин не сразу решил спуститься и попрать ногами такое великолепие.
Он никогда прежде не видел цветов, кроме тех, что раз в год появлялись на деревьях Кару. Но те цветы были обычными, белыми, с толстыми круглыми лепестками, напоминавшими крохотные подушечки. Они даже не пахли, тогда как здесь, на берегу горного озера, разливались такие ароматы, что кружилась голова! И источали их нежнейшие, тончайшие лепестки цветов, окрашенные в цвета, которые возможны, разве что, на небе! Да и то в часы, когда солнце особенно радостно или покойно.
Нафин осторожно тронул один из цветков, и тот грациозно закачался на своем тоненьком стебельке, роняя капли воды, залетевшей в его чашечку. Юноша вдруг показался себе таким громоздким, неуклюжим, и таким грязным, что, не медля ни минуты, он сбросил одежду и бухнулся в озеро. Тело, привычное к горному холоду, ледяная вода не обожгла. Наоборот, неумело барахтаясь и удерживая себя на плаву крыльями, Нафин блаженно ощущал, как, вместе с грязью, сходит с него усталость, накопившаяся за последние сутки, а сам он становится, словно бы, частью этого сказочного места. Все переживания вчерашнего дня казались происшедшими много веков назад, и были похожи скорее на сон, чем на реальность. А настоящая реальность была здесь, в этом краю, где все так непохоже на скупой, каменный уют Гнездовища.
Вдыхая медовые ароматы, Нафин выбрался из воды легким и бодрым. И только две вещи сейчас омрачали его существование: зуд, начавшийся в промытых царапинах на теле, и страстное желание, хоть что-нибудь, съесть. Странно, Нафин вдруг вспомнил, что не ел уже два дня, но голода почти не ощущал. Зато теперь он напомнил о себе в полную силу. Нужно было поискать что-то съедобное, но что? Деревья Кару здесь не росли. Сугрема, семена которой когда-то подарили Рофане бескрылые из Долины – тоже. А попробовать на вкус эти прекрасные цветы у Нафина рука не поднялась.
Наконец, на небольшом кусте, растущем неподалеку, он заметил яркие маленькие плодики. На вид они были вполне съедобными, поэтому, долго не думая, орель сорвал один и отправил в рот. Это оказалось вкусно! Да и могло ли быть иначе в таком прекрасном месте! Он поудобнее расположился возле куста и ел до тех пор, пока не почувствовал легкую тошноту.
Попив из озера, Нафин решил посвятить остаток дня лени и праздности. До самого вечера валялся он на берегу, лишь изредка перебираясь с места на место, чтобы получше рассмотреть то, что вызывало его интерес. Скоро щебетание птиц, слышимое даже сквозь шум водопада, стало тише, а запахи усилились. Озерная вода потемнела, и, когда Нафин склонился над ним, чтобы снова попить, он увидел отражение первых звезд, украсивших вечернее небо.
Юноша не стал искать место для ночлега и улегся прямо на берегу. Спать почему-то не хотелось, а хотелось просто лежать и слушать таинственные звуки, которые улавливало его чуткое ухо. Вот рядом что-то зашевелилось! Нафин приподнялся, всматриваясь в траву возле руки, и увидел, как огромный жук переваливался там через травинку. Его гладкая спина напоминала мокрый камешек, а из головы торчали отростки, очень напоминающие серпы, которыми в Гнездовище срезали сугрему и листья. Нафин хотел потрогать невиданное существо, но жук сердито затрещал, раскрыл спину и, выставив прозрачные крошечные крылышки, улетел прочь.
- Постой, куда ты? – крикнул юноша, на всякий случай, на орелинском языке, но маленький незнакомец уже растворился в темноте.
«Невиданное место! – подумал совершенно обалдевший орель, снова укладываясь на траву. – И это существо – такое странное. И тоже летает! А я думал, что в Долине живут одни бескрылые. Завтра обязательно поищу поселение, этих крошек. Познакомлюсь, поговорю… Они летают, может, что-то видели интересное».
Нафин попытался представить, как он объяснит жестами маленьким существам, что именно ищет, на тот случай, если они не поймут его слов, и рассмеялся. Получалось очень глупо. Он подумал еще немного, но мысли скоро спутались, а подкравшийся сон, разогнал их совсем.
В этот раз ничего не приснилось. Дневные впечатления приняли облик ярких цветных пятен, которые медленно кружились, перетекая друг в друга. А потом, среди них, появилась точка ослепительного света. Она разрасталась, заполняя собой все пространство сна и делаясь, горячее и горячее, пока, не осталось ничего, кроме этого света. Нафин заметался, раскрыл глаза, и, тут же, снова зажмурился. С ума сойти! Он проспал пол дня! Солнце давно взошло и теперь светило ему прямо в лицо, немилосердно припекая.
Юноша немедленно вскочил на ноги.
Вокруг все дышало жизнью. Водопад приветливо шумел и радостно брызгался. Озеро искристо улыбалось множеством серебряных улыбок на своей поверхности, и все вокруг него распустилось, расцвело, свежее и умытое, радующееся солнцу и теплу. В водяной пыли дрожала, переливаясь, радуга, как будто смеялась, наблюдая за играми цветов, порхающих возле нее.
«Здесь и цветы летают!», - с восторгом подумал Нафин и полез в озеро, желая рассмотреть их поближе. Но летающие цветы в испуге порхнули в разные стороны. Тогда, наскоро умывшись, он выбрался на берег и, теперь уже осторожно, подобрался к одному из них, присевшему на большой лист. Цветок был живой! Несколько тоненьких ручек, (или ножек), цепко держались за лист, на крошечной головке шевелились усики, а два больших и два маленьких лепестка, то складывались, делая цветок совсем плоским и незаметным, то лениво раскрывались, предлагая полюбоваться яркими узорами на них.
- Ты кто? – прошептал Нафин, чтобы не пугать хрупкое создание громким голосом.
Но надменный цветок не ответил и заторопился прочь от него, даже не качнув листа, на котором сидел. «Глупенький, - подумал орель, - хочет улететь от меня. Ладно, я не прочь поиграть немного». Он стряхнул с крыльев воду и взлетел следом. Цветок трепыхался, опускаясь, то к самой воде, то, поднимаясь выше. Двое других присоединились к нему, и некоторое время они кувыркались в воздухе, не обращая никакого внимания на Нафина, кружащего над ними.
Все это было очень забавно, если бы не приходилось подолгу зависать в воздухе, из-за опасения распугать этих малюток взмахами своих огромных крыльев. Нафин очень скоро устал. Да и простор над залитой солнцем Долиной манил его дальше… Что ж, день для прогулки выдался чудесный, почему бы и не полетать, не размять крылья!
Долина поразила ореля своим широким, ровным пространством. Он даже приземлился в траву и постоял немного, удивляясь тому, как по-другому выглядит здесь мир. Запахи тоже были совсем другие – погрубее и не такие свежие, как у горного озера. Но, сорвав травинку и растерев её пальцами, Нафин ощутил, как изнутри его стали распирать какие-то новые чувства. Он так и не смог в них разобраться, но все рвал и рвал травинки, растирал их и жадно нюхал, упиваясь этим новым состоянием.
Вечер застал его задумчиво сидящим у озера, с прижатыми к носу руками, совсем зелеными от травяного сока.
Ночь он снова провел на берегу. Только теперь проснулся с рассветом и полетел в Долину – завтракать. Вчера Нафину очень повезло: недалеко от реки нашлось множество деревьев, чьи плоды напомнили привычную еду Гнездовища. Они, конечно, не были такими же сытными, но зато оказались сочнее, и их было много. Нафин наелся вчера, а сегодня собирался устроить себе трапезу из двух блюд – к этим плодам добавить маленькие плодики с куста.
Жизнь казалось такой прекрасной, что хотелось бросить все и остаться тут навсегда! Юноша всерьез подумывал об этом, когда лежал после еды на берегу, пережидая жару и глядя, как играют вокруг летающие цветы. У него даже распорядок дня составился. Утром – лететь в Долину за едой, знойное время суток проводить возле прохладного озера, а потом – опять в Долину, познавать то диковинное, что в ней есть.
Сегодня он собирался расширить область своих исследований и поискать, наконец, поселение жуков. Едва жара спала, Нафин направился в ту сторону, куда не летел вчера, и сразу же наткнулся на разрушенный остов какого-то каменного строения. То обстоятельство, что именно здесь и обнаружились жуки, его нисколько не удивило. Да, и чему удивляться? Он их искал – он их и нашел. А эти камни, видимо, были их городом. Гораздо удивительнее оказалось то, что тут обитали и другие существа! Из-под чахлого кустика вертляво выбежал один из них, на четырех ногах с растопыренными пальцами, и замер, глядя на Нафина. Похоже, это был первый настоящий житель Долины, потому что не летал. Из деликатности орель не посмел опуститься, но, приветствуя новичка, поклонился ему со всем почтением.
Разговора, правда, не получилось. Как бы Нафин не жестикулировал, какие бы вопросы не выкрикивал, никто ему не ответил. Даже вертлявое существо сбежало при первых звуках его голоса, а жуки просто не обратили никакого внимания. Но неудача юношу не обескуражила. Времени у него предостаточно, и здесь, рано или поздно, обязательно найдется кто-то, кто с ним, наконец, поговорит.
С заходом солнца он вернулся к озеру, помылся, поужинал и лег спать, продолжая радоваться жизни даже во сне.
Однако, сон оставался приятным недолго. Сквозь радужные видения вдруг проступил образ Старика, немного не похожий на самого себя, очень суровый и настроенный решительно, как никогда. Он что-то долго, обвинительно говорил, но, когда Нафин проснулся, в его голове не задержалось ни слова. Осталось только ощущение ужасного стыда и тоскливая уверенность, что нужно покинуть это место и, притом, очень скоро.
Мир померк!
Проклятое предсказание и дурацкий текст с камня всплыли в памяти продолжением ночного кошмара, вызванного появлением Старика. Странно, весь сон, кроме тяжелых ощущений, улетучился, а его лицо, его фигура и манера говорить, отпечатались в мозгу так, словно они только что расстались наяву. Почему-то Нафин подумал, что Старик, явившийся ему, был не совсем тот Старик, которого он знал. Это был какой-то величественный орелин, который требовал от Нафина действий… Нет, это определенно не Старик! Тот-то, как раз, просил ничего не делать. Но, кто тогда? Может, сама Судьба приняла знакомый юноше облик, чтобы подтолкнуть его?…
Нафин с тоской осмотрелся. Как бы то ни было, Судьба это, или не Судьба, а замечательное озеро, похоже, придется покинуть. Интересно, будет ли у него впереди что-нибудь, хоть вполовину, такое же хорошее? Вряд ли. Безмятежность, подобная той, что Нафин испытывал последние два дня, невозможна, когда преследуешь какую-то цель. Тогда, может быть, Судьба не слишком разозлится, если он проведет здесь еще один, последний, день? А завтра, прямо с рассветом, отправится туда, куда текут воды этого озера. Река, конечно же, выведет его в нужное место, ведь в ней так много воды!
Принятое решение немного приободрило Нафина. Но, как это всегда и случается, последний день был слишком сильно приправлен горечью предстоящего отлета, чтобы стать таким же, какими были два предыдущих. Все вроде оставалось, как обычно, но уже и не так. Не хотелось даже летать, и Нафин провел все время, купаясь, поедая ягоды и утешая себя тем соображением, что проводит время так бездарно, потому что копит силы.
Утром он умылся, помахал рукой летающим цветам и набрал несколько ягод в большой лист, сложенный кулечком. Водопад пожелал ему удачи, сверкнув на прощание бледной крошечной радугой, и Нафин улетел.
Река текла по равнине, описывая широкую, неторопливую дугу. Один её берег – низкий и песчаный, убегал в долину, а другой – высокий и скалистый, широким зеленым плато примыкал к горам, как раз в том месте, откуда Нафин начал свое путешествие. Дальше, к востоку, плато снижалось, уступами нисходя в Долину. И в верхней точке дуги, которую образовывала река, оба берега почти сравнивались, идя далее одинаково густо поросшие лесом.
Нафин сидел под плодовым деревом на одном из уступов плато, прикидывая, сумеет ли он добраться к этому лесу до полудня. Хотелось переждать самую жаркую часть дня в тени деревьев, но еще более хотелось есть. Ягоды как-то быстро закончились и совершенно его не насытили. Поэтому юноша, сделав крюк, приземлился возле уже знакомых плодовых деревьев, устроился поудобнее, и теперь решал, какой плод сорвать. Они висели прямо перед носом, на расстоянии вытянутой руки. Один явно спелый и сочный, но с какими-то темными пятнышками, а другой без пятен, но ему еще, наверное, нужно было дозреть.
Наконец, Нафин лениво протянул руку и сорвал тот, что спелее. С сомнением осмотрел пятна, откусил, но тут же брезгливо плюнул. В сочной мякоти возился червяк, успевший превратить сердцевину плода в черное месиво. Аппетит совершенно пропал, и юноша чуть было не улетел, но подумал о том, что впереди с едой может быть туго, и остался. Он отошел к другому дереву, нарвал несколько плодов и отправлял их в рот только после того, как разламывал и придирчиво осматривал внутренности.
Эта задержка привела к тому, что дальше Нафин отправился по самой жаре, изводя себя воспоминаниями о горном озере и его ледяной воде.
В конце концов, когда до леса оставалось, не так уж и далеко, он решил, что спешить ему, в общем-то, незачем и резко спикировал к реке. Но, какое же разочарование его там ожидало! Вода так прогрелась, что совершенно не освежала, и даже пить её было неинтересно.
«Зря только крылья намочил», - бурчал про себя орель, бредя по мелководью вдоль берега и без конца брызгая на себя из реки. Солнце его просто испепеляло, и, хотя крылья мгновенно просохли, лететь дальше по такой жаре казалось совершеннейшим безумием. В реке, по крайней мере, можно было смачивать постоянно пересыхающие губы и обрызгивать пылающее лицо и макушку, хоть и теплой, но, все-таки, водой.
Вскоре лес приблизился настолько, что стала видна узенькая тропинка, бегущая вдоль того берега, который примыкал к горе. Нафин, с облегчением, забрел в тень и выбрался на эту тропинку, решив, что по земле идти будет легче. Более того, через несколько бодрых шагов, на глаза попался знакомый куст с ягодами! Юноша обрадовался ему, как родному, но, разжевав несколько плодиков, решил, что они тут не такие сочные, как возле озера. Почему-то он обиделся и шагнул, было дальше, как вдруг впереди почудилось движение, потом – звук легких шагов и на тропинку, прямо перед Нафином, выскочил из-за деревьев бескрылый мальчишка.
Оба замерли от неожиданности, только орель непроизвольно распахнул крылья, готовый улететь при малейшей опасности. На мальчишку же его действие произвело странное впечатление. Он что-то тоненько закричал, повалился на колени и стал быстро и часто кланяться. Он так старался, что один раз, со всего маха, ткнулся лбом в землю и заохал, потирая ушибленное место рукой.
Нафин расхохотался, чем заставил мальчишку кланяться еще чаще, но уже не так низко. К тому же он заметил, что хитрый маленький незнакомец, несмотря на подобострастие, ухитрился все же кинуть на него пару коротких взглядов исподлобья.
- Что ты делаешь? Перестань, - отсмеявшись, сказал Нафин, и мальчик, как ни странно, послушался, но не разогнулся и даже не поднял головы.
Орель с интересом осмотрел его спину. Неужели им так удобно, без крыльев? Ни улететь от опасности, ни помочь себе, лазая по скалам… Впрочем, они ведь живут на равнине…
- Кто ты такой? – медленно и внятно спросил он.
Мальчишка вывернул голову вбок и жалобно залопотал:
- Я – Кара, абхаин. Живу в славной столице Абхии – Тангоре. Я не хотел пугать великого бога! Прости меня и будь славен вовек!
Нафин не верил своим ушам: бескрылый говорил на его родном языке – языке Гнездовища! Правда, многие слова он произносил не так, да и остальное все звучало странновато, но, тем не менее, это был знакомый язык, и понять его было можно,… хотя, нет, кое-что Нафин совсем не понял.
-Как, как ты меня назвал? – спросил он, присаживаясь перед мальчишкой на корточки.
- Ты – великий бог! – быстро пропищал тот и снова зарылся носом в землю.
- Ну, хватит, вставай! – не выдержал Нафин. – Вставай и поговори со мной нормально! Что значит «бог»? Вы так кого зовете? Орелей? Ну, отвечай же, орелей, да? Ты видел и других таких же, как я? Где?…
Он подхватил мальчишку под мышки и силой усадил на землю.
- Сиди так! – приказал строго, - и не смей больше тыкаться лбом в землю! Я тебе задал вопросы – отвечай! Только не торопись, я тебя не очень хорошо понимаю.
Мальчишка по-прежнему на него не смотрел и сидел зажмурившись, но послушно набрал в грудь побольше воздуха и заорал:
- Что хочет знать великий бог?!
- Во-первых, почему ты так орешь, - отшатнулся от него Нафин. – Я тебя плохо понимаю, но слышу хорошо. А, во-вторых, объясни, наконец, что значит «бог»?
- Бог - это ты, великий Табхаир, - раскрыв, наконец, глаза, наставительно ответил мальчик, - ты упал с неба, чтобы пожить среди людей триста человеческих жизней, возрождаясь каждые сто лет в новом обличье. Пол года назад, в день праздника, ты был совсем старым – значит, сто лет прошло, ты возродился, но ничего не помнишь.
- Видимо, да, - пробормотал Нафин, начиная, кажется, кое-что понимать, - тогда, давай, просвети меня.
Он уже понял, что бескрылый принимает его за кого-то другого. Их старый бог, живущий по сто лет, вполне мог оказаться тем, кто был нужен Нафину. Но это еще следовало хорошенько прояснить. Прежних ошибок больше не будет. Он не станет всем и каждому рассказывать о предсказании. Только сыновьям Дормата, когда их найдет. А пока пусть все и всё рассказывают ему. Так будет легче ориентироваться и так он скорее доберется до цели.
- Давай сначала, - велел он, усаживаясь рядом с мальчишкой, - откуда ты, кстати, знаешь этот язык?
- От бабушки. Это её родной язык.
- А кто была твоя бабушка?
Мальчик удивленно уставился на ореля. Какое может быть дело у возродившегося бога до его бабушки? Но тот смотрел так заинтересованно, что ничего другого не оставалось, как пуститься в долгие разъяснения.
Оказывается, бабушка мальчика родилась в племени кочевников, которые когда-то, очень давно, приходили в эти места. Они рассказывали множество небылиц, и одна из них была про то, как кочевники породнились с крылатыми богами, живущими на Рыбьем Хвосте. Говорят, что великий бог Табхаир сурово покарал их, за эти сказки, но бабушки мальчика его гнев не коснулся. Она вообще, мало что помнит о жизни среди кочевников, потому что рано осиротела, и её забрал в свою семью какой-то дальний родственник из Яшдира. Но каждый год, проходя через этот город, кочевники навещали девочку, рассказывая ей о своих приключениях. Так она и узнала про крылатых богов с Рыбьего Хвоста
В отличие от остальных, не веривших ни единому слову кочевников, бабушка мальчика им верила, но все в один голос советовали ей не повторять их глупых и опасных сказок. Ведь в Абхии, которой принадлежал и город Яшдир, знали и почитали только одного крылатого бога – великого Табхаира.
Давным-давно он заснул на небе и упал. Упал прямо на землю, где и нашла его тогдашняя валида абхаинов – Сулама. Путешествуя по своим владениям, она наткнулась на упавшего бога недалеко от своей столицы и забрала его во дворец. Там бог как бы умер, но тут же возродился вновь маленьким мальчиком, чтобы пожить среди людей, у которых ему очень понравилось. Он определил себе триста лет земной жизни, но, если люди будут чтить его и поклоняться только ему, то, может быть, и продлит этот срок.
С тех пор все абхаины живут в мире и согласии. Раздоры между провинциями прекратились, и даже свирепые роа-радорги, которые регулярно совершают набеги на все окрестные земли, в Абхию не суются. Здесь все подчинено великому Табхаиру и валидам, оберегающим его покой. Они приносят богу дары и жертвы, и от его имени вершат суд и издают законы.
Поэтому-то бабушке мальчика и советовали помалкивать. Какому богу понравится, что где-то есть целое поселение таких же, как он, да еще и состоящее в родстве с племенем, которое все считают за бродяг и воров. Но бабушка все равно рассказывала. Ведь это всего лишь древние сказки. Рассказывала сначала своим детям, а потом и внукам. Ей нравилось это делать, потому что язык абхаинов бабушка так толком и не выучила. А на своем родном, после того, как кочевники исчезли и перестали её навещать, поговорить удавалось только с детьми и внуками, которые, в отличие от бабушки, говорили на двух языках.
Нафин был поражен! Он поинтересовался, живали еще бабушка мальчика, и услышал, что да, жива. Её дом в Яшдире самый большой, любой на него укажет, потому что дедушка был одним из крупнейших в Абхии торговцев. Он уже давно умер, а его ремесло перешло к отцу мальчика – почтенному Серибу. Дела семьи складывались хорошо, и скоро Сериб решил, что такому удачливому торговцу приличнее жить в столице. Поэтому, уже несколько лет, мальчик с отцом, матерью и старшей сестрой живут в Тангоре. А бабушка, по-прежнему, в Яшдире с незамужней дочерью.
Именно туда и направлялся мальчишка, желая еще раз посмотреть на бродячих актеров, которые вчера давали представление в Тангоре, а сегодня, с рассветом, ушли. И направлялись они именно в Яшдир…
- Но теперь я наверное уже не успею, - заключил мальчик, не слишком печально.
Он уже безо всякого страха рассматривал Нафина и пришел к выводу, что это все-таки не бог. Ну, разве может великий Табхаир носить такие одежды? И разве бывает такое, чтобы руки и ноги бога украшали подживающие царапины? Конечно – нет! Скорее он похож на бродягу, вот только крылья… Крылья у него настоящие, это сразу видно. Вчера, во время представления, один из актеров тоже изображал крылатого бога, но у него спина была прикрыта плащом, чтобы никто не заметил креплений. А у этого спина открыта, и крылья растут прямо из тела… Бр-р-р! Неужели ему так удобно?…
- Как ты сказал тебя зовут? – прервал размышления мальчика Нафин.
- Кара, - горделиво ответил тот. – А тебя?
- Нафин.
- А откуда ты?
- Оттуда, - орель махнул рукой в сторону гор.
- Так ты что,… ты хочешь сказать, что ты с Рыбьего Хвоста?!!!
Нафин пожал плечами, но кивнул.
- Вот это да!!!
Мальчишка возбужденно вскочил и, обежав вокруг ореля, снова плюхнулся перед ним на колени.
- Значит, бабушкины сказки – не сказки?! – затарахтел он. – Значит, есть и другие боги, кроме Табхаира! И ты один из них?… Ну, да, конечно, - ответил он сам себе, - язык, крылья,.. все сходится! Ты тоже бог, но попроще… Только не обижайся, это я от восторга брякнул, не подумав! Но все равно, как невероятно! Я говорю с богом, о котором никто не знает! Все мальчишки с нашей улицы обалдеют, когда тебя увидят! Ведь ты пойдешь со мной в Тангор, правда?…
- Подожди, подожди, - засмеялся Нафин, - когда ты так быстро говоришь, я тебя плохо понимаю. Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой, верно?
Кара радостно закивал.
- А, как же ваш Табхаир? Он не рассердится, когда появлюсь еще и я?
Об этом мальчик явно не подумал. Расстроено почесав подбородок, он с огорчением развел руки в стороны.
- Про великого Табхаира не знаю, а вот валида Анарахта и жрецы рассердятся обязательно. Они чтят только одного бога, и нас с тобой еще, пожалуй, казнят за святотатство.
- Казнят? – переспросил Нафин. – А это еще что такое?
- Это значит – лишить жизни. Ну, убить. Только не так, как убийца, из-за угла ножом, а по закону, при всех. Тебя выводят на площадь, ставят на высокий помост, чтобы было лучше видно, и, или отрубают голову, или вешают, или сжигают. Тут по-разному, в зависимости от того, какое преступление совершил. Нас с тобой, к примеру, сожгут, потому что нет страшнее преступления, чем против великого Табхаира.
Глаза Нафина от изумления и ужаса стали совсем круглыми.
- Мальчик, ты серьезно это говоришь? Не шутишь? У вас могут лишить жизни насильно, таким кошмарным способом, и делают это на глазах у всех?
- Ну да!
- Неужели кто-то ходит смотреть?
- Ходят, - Кара вдруг покраснел. – Многие ходят. Они считают, что это.., - он едва не сказал «интересно», но застыдился и повторил то, что обычно выкликал глашатай, созывая абхаинов на площадь: - … это поучительно, в назидание тем, кто в будущем задумает совершить какое-нибудь преступление.
- Но ведь ты сказал, что и нас могут казнить, - воскликнул Нафин, - а разве мы затевали преступление?
- Да нет, - Кара слегка растерялся, - но тебя могут казнить за то, что осмелился соперничать с великим богом, а меня за то, что тебя привел.
- И только за это?
- А разве этого мало? У нас в прошлом месяце одного старого бродягу посадили в тюрьму только за то, что, отгоняя собаку, он своей клюкой заехал прямо в статую великого Табхаира и отбил от нее кончик крыла. Вряд ли он сделал это нарочно, да еще и оказался слепым, но жрецы решили, что он преступник, и старик теперь, до конца жизни, из тюрьмы не выйдет.
- «Тюрьма», «жрецы», - повторил Нафин, - а это что?
- Тюрьма – это место, куда сажают преступников помельче. Ну, тех, кого не казнят. Они сидят там, как в каменных мешках, скованные цепями. Если и есть окна, то на них обязательно решетки, чтобы никто не удрал, но, в основном, света они вообще не видят. Говорят, там просто ужасно! Их отвратительно кормят и иногда даже бьют! Мы с приятелями об этом как-то говорили и решили, что пусть уж лучше казнят, чем туда посадят.
- А жрецы, кто такие?
- А жрецы – это личные слуги великого Табхаира. Только они, да еще валида Анарахта могут с ним видеться и говорить. Они же и судят за преступления против нашего бога.
Нафину сделалось не по себе.
- Скажи, а у вас все заканчивают жизнь казнью или в тюрьме? Или, все- таки, есть и такие, кто проживают свой положенный срок до конца и на свободе?
Кара рассмеялся.
- Конечно, есть! Ты не думай, абхаины живут очень хорошо. Гораздо лучше, чем другие народы. Если ты не нарушаешь законы, то никто тебя не казнит и в тюрьму не посадит.
Нафин усмехнулся, расправил крылья и выразительно посмотрел на мальчика.
- А, как быть с этим?
Видимо крылья являлись серьезным нарушением закона, потому что Кара ничего не ответил, а только вздохнул огорченно и отвернулся.
Нафин тоже ничего не говорил. Он размышлял, как уговорить этого мальчика помочь ему. Бога Табхаира обязательно нужно было увидеть! Упал с неба, снова возродился… Все это было не совсем понятно, но Нафин, почему-то не сомневался, что крылатый бог мог попасть на землю только со Сверкающей Вершины.
- Послушай, Кара, - тронул он мальчишку за плечо, - а ты сам видел этого вашего бога?
- Еще бы, - отозвался тот, - я его каждый год вижу. Он вылетает из своего храма всего один раз, во время праздника Великого Божественного Озарения. В этот день все абхаины съезжаются в Тангор, чтобы посмотреть на своего бога и убедиться в его божественном присутствии на земле Абхии.
- И, как он выглядит?
- Как это, «как выглядит»? – растерялся Кара. – Как бог! Как же он еще может выглядеть?
- Ладно, - Нафин решил подойти к вопросу с другой стороны. – А я могу его увидеть?
- Ну, как же ты увидишь! – расстроено указал на его крылья Кара. – Ты даже в город в таком виде не сможешь войти! Я тут посидел, пораскинул мозгами и, знаешь, понял, что не смогу рассказать о тебе даже бабушке. Она на язык всегда была несдержанна, а узнай кто-нибудь, что её сказки – вовсе и не сказки, немедленно донесут, и все! Смерть! Жрецы такого не прощают… И зачем ты только спустился со своего Рыбьего Хвоста!..
- Мне нужно увидеть вашего бога, - серьезно, глядя прямо в глаза Каре, сказал Нафин. – Очень, очень нужно!
- А зачем? – взволнованно прошептал тот.
- Затем, что я должен собрать по всей земле таких же, как я и он, и вернуть их на небо, - тоже зашептал Нафин, давая понять, что открывает великую тайну.
- Ух, ты! – глаза мальчика загорелись восторгом. – Прямо на небо! И нашего бога тоже?
- Тоже. Но это ненадолго. Его присутствие необходимо на важном совете. А потом он вернется и будет с вами столько сколько нужно. Хоть целую вечность!
- Здорово! Значит, ты – посланник небес, да? Это все равно, что и бог, да?
- Ну, вроде того.
- А почему тогда ты сначала сказал, что прилетел с Рыбьего Хвоста?
- Ну, да, - смутился Нафин, - оттуда. Мы спускаемся на этот,… Рыбий Хвост, чтобы легче было добираться до земли.
- Класс! – Кара просто обмирал от восторга. – А вас там, на небе, много?
- Много.
- А на земле?
- На земле только семеро. Но всех их нужно обязательно вернуть на землю.
Кара еще минуту смотрел восторженно, но вдруг его глаза сделались подозрительными.
- А, если ты посланник небес, то почему спрашиваешь, как выглядит бог, и почему не летишь прямо к Табхаиру, а прячешься в лесу?
Такого Нафин не ожидал. Он смешался и вынужден был долго кашлять, скрывая свое смущение и лихорадочно соображая, что бы ответить.
- Да потому, - нашелся он, наконец, - что ваш бог может оказаться не тем, кого я ищу. К тому же, я должен соблюдать все земные правила - таково условие. Мы, хоть и боги, но с вами, людьми, стараемся быть осторожнее. Вот представь, на минуту, что я запросто прилечу и заберу вашего Табхаира, что тогда начнется в вашем городе?
- Ух, ты! – только и смог вымолвить Кара.
- Вот так, - Нафин был очень доволен, что все так складно придумал. – Как видишь, это не шутки. И мне необходима твоя помощь. Можешь ты меня где-нибудь спрятать, поближе к городу? А там я осмотрюсь и решу, что делать дальше.
- Конечно, могу! – Кара был так доволен оказанным доверием, что ему больше не сиделось на месте. Он возбужденно подскочил, готовый прямо сейчас вести Нафина в город, и взахлеб объяснял: - У моего отца есть старый склад. Им уже давно не пользуются, потому что построили другой – побольше. А в старый даже воры не забираются. Там ты можешь спокойно пожить сколько нужно. Не бойся, тебе будет удобно! Если в стене проделать дырку, то можно наблюдать за улицей… Правда, народу там ходит немного, но для тебя это, может, и лучше. Да и мне будет удобнее таскать тебе еду и… одежду, - добавил он немного смущенно. – Извини, но твоя такая странная, и вся в дырках…
Нафин осмотрел себя. Его наряд, когда-то заботливо сплетенный Метафтой, действительно изрядно обносился. Орель провел по нему руками и тяжело вздохнул:
- Новая жизнь – новая одежда… Ладно, Кара, пойдем в твой склад, если я правильно понял это слово, и будь, что будет!..
К Тангору они подошли, когда солнце уже совсем скрылось за горизонтом. Нафин хотел немедленно идти в своё убежище, но Кара покачал головой:
- Нельзя. У нас на улицах, даже ночью можно кого-нибудь встретить. К тому же стражи – это такие люди, которые следят за порядком, и без конца обходят с дозором все закоулки. Если ты со своими крыльями, да еще и говорящий на языке кочевников так ужасно, как говоришь ты, (уж не обижайся), появишься на наших улицах, то от любопытных отбоя не будет. Лучше подожди тут немного. Я сбегаю и принесу тебе что-нибудь, во что можно закутаться и пройти незамеченным.
Он ловко перелез через городскую стену и оставил Нафина дожидаться его под раскидистым деревом. Здесь было так тихо, что голоса стражников у ворот в город звучали так, как будто бы они были совсем близко, хотя, на самом деле, даже орель, со своим зорким зрением, их еле различал в темноте.
Нафин сел на землю. Чужое, незнакомое место. Город, за стенами которого творятся ужасные дела и все полно опасности. Что он здесь делает? Ради чего? Наверное, так же чувствовал себя Тихтольн, сидя в тайной нише Нафина и ожидая, когда он принесет сосуды с едой. А потом Тихтольн погиб… Может, и Нафину уже недолго осталось? Но, нет! Злая Судьба будет хранить его, как убийца хранит свой нож и достает его, когда приходит время действовать… Ну, вот, он уже и думает человеческими образами. Это Кара по дороге порассказал ему, какие вещи случаются порой среди людей. Странные они, все-таки! С одной стороны – казни, убийства из-за угла, тюрьмы… А с другой – веселые празднества, пышные торжества… Они даже празднуют свои дни рождения, приглашая гостей. Чудно! В Гнездовище праздников не было, и Нафин почему-то подумал, что это оттого, что не было и казней. Жизнь просто текла, спокойно и естественно, не нуждаясь в особых днях для отдыха от страха и тревоги. Да и что бы они там стали праздновать? Кого прославлять, или чему уж так особенно радоваться? Родился у кого-то ребенок – все рады. Вот и праздник. Двое полюбили друг друга и решили жить вместе – тоже праздник! А, что еще нужно? Всем просто было хорошо от радостей других…
Нафин загрустил. «Ну, вот, - бормотал сам себе, - ведь решил же порвать со старой жизнью, а все вспоминаю и вспоминаю! Эдак далеко не уйдешь. Но, что делать, если воспоминания сами лезут в голову?» Он собрался тяжело вздохнуть, когда на стене послышалась какая-то возня и, через мгновение, Кара уже стоял перед ним.
- Вот, - он протянул Нафину объемистый узел, – все, что удалось незаметно стащить. Здесь немного еды и старая накидка моего отца. Её прямо сейчас нужно как-то приладить, чтобы крылья не было видно.
Мальчик порылся в узле и достал большой кусок темной ткани.
- Повернись, - скомандовал он, - и сложи крылья.
Нафин все послушно исполнил, а Кара встал ему за спину и принялся что-то там колдовать.
- Если будет больно – скажи, - деловито заметил он, но Нафин только усмехнулся: пока было лишь щекотно.
Что уж там творил мальчишка – неизвестно. Но, провозившись некоторое время, он отошел и спросил, может ли Нафин удерживать свои крылья в таком положении.
Было неудобно, но терпимо. Наверное, такие же ощущения будет испытывать человек, положив ногу на ногу, а потом еще ступню верхней ноги просунув под голень нижней.
- А я смогу потом их распутать, - спросил орель, еле сдерживая улыбку при виде сосредоточенного лица мальчика.
- Сможешь, сможешь, не волнуйся.
Он накинул на Нафина темный плащ с капюшоном и отступил на шаг, осматривая свою работу.
- Ничего, - заявил с гордостью, - теперь ты похож на человека. Вот только еще одно…
Из узла был извлечен полосатый витой шнурок и надет на голову Нафина, прямо поверх капюшона.
- У нас все так ходят, - пояснил Кара. – Сейчас пойдем к городским воротам. Там стражники. Постарайся не высовываться вперед и помалкивай.
Они вышли из-под дерева и двинулись вдоль стены, окружающей город. Нафину было очень неудобно идти. Прижатые крылья путались между ногами, а длинный плащ только способствовал этой путанице. Да и Кара, бегающий вокруг, все цокал досадливо языком, сетуя на маховые крылья, которые при каждом шаге высовывались из-под нижнего края плаща.
- Ничего, ничего, мы это потом доработаем, - шепнул он, когда до стражников оставалось совсем немного, - а пока подожми их, если можешь, подожми!
Но Нафин только хмыкнул.
Городские ворота приближались и, с каждым шагом, он чувствовал нарастающие страх и изумление. До сих пор Тангор виделся ему лишь частью стены, да неясными очертаниями крыш каких-то высоких строений. А ворота издалека почти не просматривались. Теперь же, когда они были совсем близко, орель смотрел во все глаза, постепенно забывая про осторожность. Да и неудивительно, ничего подобного ему прежде не встречалось!
Невиданные каменные существа разевали громадные пасти, словно хотели наброситься на каждого входящего. Они соединялись друг с другом резной перекладиной, но рассматривать её Нафин не решился - боялся, что с запрокинутой головы свалится ненадежный капюшон. Зато гигантские столбы под каменными существами его просто потрясли. Невероятно! Они сплошь были покрыты рисунками, да какими! Эти рисунки выглядели совершенно живыми, только что не двигались. Лица изображенных людей, руки и ступни их ног, выглядывающие из-под одежды, казались загоревшими на солнце, а сами одежды, цветные и яркие даже в темноте, как будто светились.
Нафин разинул рот и брел совершенно завороженный, не разбирая дороги. И, если бы один из стражников ему что-то грубо не крикнул, то юноша обязательно бы на него налетел.
Ужас охватил ореля! Он совершенно смешался и застыл на месте, неловко ворочаясь под плащом. По старой привычке дернулись крылья, однако, перед лицом опасности, Нафину удалось каким-то чудом удержать их в прежнем положении. Но он все равно подумал, что сейчас его схватят и разоблачат.
Между тем Кара что-то небрежно сказал охранникам, и те дружно загоготали. Мальчик тоже засмеялся и, довольно бесцеремонно подхватив Нафина под руку, протащил его мимо ворот.
- Ты сказал им про меня что-то смешное? – спросил орель, когда они отошли достаточно далеко.
- Я сказал, что ты слепой, глухонемой и выживший из ума старик! – зашипел в ответ мальчик.
- А разве это смешно?
- Честное слово, Нафин, - рассердился Кара, - ты, хоть и бог, но ведешь себя в точности, как слепой и глухой! Просил же ведь, не высовывайся вперед! Знаешь, как я испугался!
- Я засмотрелся на ворота. Никогда ничего подобного в жизни не видел! Как вы можете создавать такие живые рисунки? Чем?
Но Кара только фыркнул. По всему было видно, что восторг небесного посланника ему очень приятен, но роль наставника при этом, ничего не знающем боге, требовала сдержанности, поэтому мальчик ограничился тем, что снисходительно бросил через плечо:
- То ли еще будет. Ты здесь такое увидишь, что вам на небе и не снилось! Не зря же великий Табхаир не захотел возвращаться…
Они довольно долго петляли по узким темным улочкам, изредка переговариваясь шепотом. Кара объяснил, что жилища людей называются домами, но есть еще дворец, где живет валида Анарахта и храм, в котором живет великий бог. Там же обитают жрецы, оберегающие его покой, и жрицы…
- Но они, вроде как прислуга, - прибавил мальчик, - и, хотя быть жрицей очень почетно, я все равно не рад, что моя сестра ей скоро станет.
Он свернул еще в один закоулок и, наконец, остановился перед небольшим домиком.
- Видишь, как здесь удобно, - зашептал, ковыряясь чем-то в двери. – Тут тупик. Вход в соседние дома с других улиц, а сюда только бродячие собаки и забегают… Надо же, замок заело. Давно не открывали… Отец раньше даже сторожей тут ставил, чтобы охраняли склад от воров. Место тихое, безмолвное, воровать одно удовольствие. Сторожам даже оружие дали, и все так привыкли, что сюда лучше не соваться, что в первое время, когда товар перевезли в новый склад, никто в этот тупик и не заглядывал. Потом залезли. Выворотили все решетки на окнах, но то, что тут осталось, не пригодилось даже ворам… Ну вот, наконец-то, заходи!
Мальчик распахнул дверь и первым забрался внутрь. Тут же послышался грохот от падения чего-то тяжелого, что, кажется, и разбилось.
- Ты цел? – спросил Нафин, осторожно просовывая голову в двери.
- Цел, цел, - запричитал из темноты Кара, - понаставили тут всякой ерунды! Подожди, я сейчас,… тут где-то лампа должна быть и огниво…
Нафин некоторое время наблюдал, как мальчик слепо тычется по небольшому, заваленному всяким хламом помещению, пока не сообразил, что бескрылые не обладают способностью орелей прекрасно видеть в темноте.
- А, что нужно найти? Может, я помогу?
- Да штуки такие.., всегда у входа на полке лежали…
- Они тут и лежат, - спокойно сказал Нафин, снимая с пыльной полки какие-то странные предметы.
- Не то, не то, - перебирал их Кара, - опять не то.., а, вот! Вот лампа, а вот и огниво. Ура!
Он отставил в сторону широкую, почти плотную чашку, пощелкал над ней двумя небольшими камешками, и вскоре комната осветилась крошечным язычком пламени.
А орелю показалось, что он видит сон. Все помещение, словно бы сдвинулось к этому, неизвестно откуда взявшемуся источнику света. Тени в углах сгустились, и там совсем ничего не стало видно. Зато на всей рухляди, что валялась вокруг лампы, заплясали красноватые отблески, очень похожие на те, что бывают иногда в горах во время заката. Нафин глаз не мог отвести от яркого дрожащего язычка. И, пока Кара деловито убирал с прохода черепки разбитого кувшина, все смотрел и смотрел, беззвучно шевеля губами, пока, наконец, не смог сдавленно прошептать:
- Что это?
- Это огонь, - буднично ответил мальчик. – Мы освещаем им свои дома, когда темно, готовим на нем еду и греемся возле него в холода.
- Огонь, - благоговейно повторил Нафин и потянулся рукой к лампе, - это, как Солнце…
- Ты что!!! – заорал Кара, перехватывая его руку, - Совсем с ума сошел! Хочешь себе пальцы сжечь?!
Но ореля уже коснулась обжигающая боль.
- Сжечь? – переспросил он, морщась и тряся рукой. – Ты говорил, что нас сожгут, если схватят. Ты это имел в виду?
- Почти. Только когда сжигают преступника, то разводят большой костер и кидают его туда целиком. Это очень страшно! Я один раз видел.., случайно, - добавил он, наткнувшись на взгляд ореля, - и до сих пор не могу забыть, как тот бедняга кричал…
- Убери, - прошептал Нафин, глядя на свечу с отвращением. – Убери его…
- Но зачем, здесь же станет совсем темно!
- Я прекрасно вижу в темноте и найду тебе, что угодно, а его убери!..
- Как хочешь…
Кара резко дунул и огонек исчез.
Несколько минут они просидели молча в полной темноте. Наконец глаза ореля снова стали все различать, и он осмотрел своё новое жилище.
Да, хлама здесь хватало! Но, похоже, раньше тут все содержалось в полном порядке. Вдоль стен протянулись широкие полки, разделенные на отсеки вертикально поставленными досками. Эти полки поднимались до самого потолка, и, кое-где на них виднелись таблички с какими-то надписями, старые треснувшие сосуды и черепки, вроде тех, что собирал на полу Кара. Нафин подумал, что жить тут будет грустновато, и снова вспомнил… Но, нет! Хватит! Он перетерпит – ничего!..
- Мне нужно идти, - вернул его к действительности голос мальчика. – Уже совсем ночь. Постели, к сожалению, нет, так что тебе придется сегодня обойтись только плащом. Вот тут, - он пододвинул к Нафину узелок, - немного еды. Яблоки, сыр, в кувшине молоко… Извини, все, что мог стащить. Но завтра я принесу больше.
- Хорошо.
- Если еще что-нибудь нужно – скажи.
- Да я, честно говоря, и сам не знаю, что мне может понадобиться.
- Тогда, до завтра.
Кара встал и, вытянув перед собой руки, стал пробираться к выходу.
- Я тебя запру, а то мало ли что, - сказал уже стоя в дверях, и вдруг глаза его озорно блеснули: - а знаешь. Я тут подумал, как странно, что ты встретил именно меня! Ведь во всем городе не сыскать больше никого, кто мог бы говорить на языке кочевников. Только моя мать, но она давно никуда не ходит. А ты, похоже, никакого другого человеческого языка и не знаешь, да?
Нафин кивнул, а мальчик, словно увидев это, засмеялся.
- Судьба, - обронил он уже почти на улице, и дверь за ним закрылась.
Нафин остался один.
Слова Кары его не сильно потрясли. Уж кто-кто, а он нисколько не был удивлен встречей с этим мальчиком. Орелю даже подумалось, что будь возле реки не одна тропинка, а, скажем, развилка из двух, то на другой дороге непременно случился бы завал, или что-нибудь в этом роде, чтобы Нафин выбрал именно ту, на которой и произошла встреча с Карой.
Продолжение:http://proza.ru/2010/02/11/1304