Он свирепо перевел глаз с онемевшего Табхаира на Нафина и вдруг замер.
Дело в том, что при первых же словах Одинга, юноша попытался незаметно расстегнуть пояс, и это ему удалось. Но вот узел от сети, поддерживающей крылья, запутался и никак не хотел поддаваться. В отчаянии Нафин дернул его сильнее, чем и привлек внимание конунга.
- Смотрите, у него что-то под одеждой! – заорал толстяк, весь подбираясь на своем ложе. – Почему не обыскали! Хватайте же его, скорее, хватайте!!!
Он махал руками стражникам, не замечая, что все еще кричит на абхаинском. Те замешкались, ничего не понимая, так как Нафина от них загораживал Табхаир, но рыжий быстро сообразил, что к чему. Гаркнув что-то на своем языке, он прыгнул на юношу сзади, чем очень ему помог.
Все дальнейшее произошло в считанные секунды.
Нафин, уже не таясь, разорвал узел и сбросил верхнюю одежду прямо на подскочившего рыжего. Тот рванул, освобождая крылья Нафина, но запутался в широкой накидке и, пока пытался выпутаться, юноша расправил крылья, сдернул с остолбеневшего Табхаира пояс, и с криком:
- Взлетай, чего стоишь! – поднялся под самый потолок.
Это было сделано вовремя. Стражники, наконец, опомнились и уже подскочили к пленникам, держа в руках короткие мечи. Однако вид крылатого юноши, взлетающего к потолку, заставил их замереть. Мгновение они следили за плавным вознесением, присев под широко распахнутыми огромными крыльями, а потом, как по команде, рухнули на колени, уткнувшись лбами в пол, не хуже абхаинцев.
Несчастный же рыжий, едва выпутавшись из одежд Нафина, уперся взглядом в сверкающего Табхаира, который неторопливо сворачивал свою накидку, небрежно потряхивая расправленными крыльями. Ему уже не было нужды торопиться, поэтому, взлетев невысоко, якобы только для того, чтобы размяться, старец бросил свой плащ на голову рыжего и повернулся к Одингу:
- Ну что, так я больше похож на твоего брата?
Теперь пришел черед конунга онеметь. Его глаз раскрылся до невероятных размеров и, не мигая, следил за тем, как оба ореля опускаются на пол. Поочередно глядя то на одного, то на другого, Одинг смог только бессвязно пробормотать:
- Как это вы?… Вы, что не.., вы в самом деле… Но я же.., мне…
- Отпусти своих людей, - властно приказал ему Табхаир.
Как только перед ним стали падать на колени, старец снова почувствовал себя уверенно. И пока опомнившийся Одинг роа-радоргским рычанием выгонял стражников наружу, демонстративно потирал запястья, демонстрируя всем, как грубо с ним здесь обошлись.
После ухода стражи в комнате остался только рыжий Вигвин. Он что-то жалобно спросил у Одинга, но тот, вместо ответа вытащил откуда-то из-под подушек короткий боевой топор, следом за ним очень красивый меч, и сказал по-абхаински:
- Ничего, я и сам сумею за себя постоять, если что-то пойдет не так.
Рыжий вышел, а Нафин вдруг почувствовал страшную усталость. До него дошло, что сейчас придется снова рассказывать всю историю о детях Дормата. И юноша чуть не застонал от отчаяния. Будь его воля, он бы предпочел лечь и заснуть.
- Итак, похоже, я действительно вижу перед собой своего брата Табхаира. – медленно сказал Одинг.
Голос его все еще звучал напряженно, но взгляд посуровел и затяжелел.
- Почему же тогда Анарахта осмелилась так нагло меня обманывать? И, как она вообще осмелилась преследовать тебя?! Она что, выжила из ума? Да и послов прислала – людей не из простых. Я их к себе, конечно, не допустил, но Видар, с которым они беседовали, говорит, что эти люди из самой высшей знати. Она что, не понимает, что их ждет, когда её обман раскроется?! Или была уверена, что я ни в чем разбираться не стану – отправлю вас в Тангор, и дело с концом! Хотела, чтобы я предал брата!!!..
Распалившись, Одинг, в сердцах, швырнул на пол топор и, потрясая мечом, воскликнул:
- А, коли так, то я нарушу договор, и объявлю Абхии войну! Мои воины давно скучают без настоящего дела, и если ты пришел за помощью против валиды, я тебе её с радостью окажу!
- Послушай.., брат, - выдавил из себя Табхаир. – Дело, заставившее нас появиться здесь, валиды никоим образом не касается. Я бы сказал – это дело семейное. Мальчик, который пришел со мной, знает все о том, кем был наш отец, и о том месте, где мы являемся истинными правителями. Он прилетел оттуда, чтобы собрать нас и указать туда дорогу…
- Ты от Высших асов!!! – не веря себе, прошептал Одинг, уставив на Нафина восхищенный живой глаз.
- Да нет! – поморщился Табхаир. – Забудь ты про свои сказки! Лучше отложи меч и спокойно нас выслушай. История длинная, в двух словах не перескажешь, и ничего общего с твоими роа-радоргскими представлениями не имеет.
Одинг, с готовностью перебрался на край своего ложа, и похлопал по месту рядом с собой огромной ручищей, приглашая Табхаира присесть.
То, что конунг был кривым на один глаз, сильно искажало его лицо. Не будь этого, его вполне можно было бы принять за лицо Табхаира, только очень полное. Нафин даже прыснул тихонько в кулак, до того смешным показалось ему это сходство. Каждый из братьев, в зависимости от предпочтений, мог бы служить пародией на другого.
Однако, Табхаир расценил его смешок по-своему.
- А что, здесь больше негде присесть? – спросил он, озираясь и морща нос.
- А тут тебе чем плохо? – удивился Одинг. – Я бы с этого ложа век не вставал – до того удобное! Садись, садись, не бойся. – Он любовно погладил шкуры, застилавшие всю лежанку. – Это я сам добывал и выделывал. Мягкие, как облако! Вот попробуй, проведи рукой…
- Мог бы и для гостей какие-нибудь сундуки поставить, - проворчал Табхаир, присаживаясь на самый краешек и брезгливо тыча в мех пальцем.
- Для кого?!!!
Одинг захохотал и хлопнул Табхаира по спине, да так, что тот мгновенно согнулся пополам и закашлялся. Но конунг не обратил на это никакого внимания, продолжая хохотать.
- Для гостей? – проговорил он, наконец, - каких гостей? Здесь бывают только мои воины, а им сиденья ни к чему. Будет нужно, они и на шкуры сядут, на пол. А кто еще? Пленные цари, да военачальники? Разбойники, захваченные во время вылазок? Не смеши!.. Я сюда впускаю только тех чужеземцев, которых собираюсь казнить… Вы – мои первые гости. Так что, садись, братец, рядом со мной, и мальчик этот тоже пусть присядет. Как его, кстати, зовут?
- Нафин, - сам за себя ответил юноша.
- Он нам не ровня, - откашлявшись, тут же вставил Табхаир. – Может присесть и на полу, как твои воины. Не полезем же мы все на твое ложе.
Одинг добродушно посмотрел на Нафина.
- Что ж, он молодой… Вот что, Нафин, возьми любую шкуру, из тех, что в углу, и сиди тихонько, пока мы будем разговаривать.
Обрадованному юноше не пришлось повторять дважды. Он мгновенно устроился в самом темном углу, откуда, почти нежно, уставился на Табхаира, который, кажется, собирался сам все рассказывать. «Как хорошо, - думал Нафин, - похоже, мне больше не придется связываться с этой длиннющей историей. Всем последующим сыновьям Дормата её будут излагать уже найденные. А мне останется только следить, чтобы они ничего не напутали и не разбежались. И, в конце концов, доставить их на Сверкающую Вершину».
Табхаир начал говорить, и если сначала, Нафин собирался подсказывать ему имена и факты, (все-таки старец подслушивал эту историю из погреба старухи Гра), то потом он лишь удивлялся тому, как точно и верно запомнил Табхаир весь ход событий, и всех участников. Да и рассказывал он, на удивление, складно. О гибели Тихтольна упомянул, как о несчастном случае, отчего Нафин покраснел и опустил голову. А все ориентиры с камня перечислил так, словно заучил их наизусть давным-давно и, рассказывая дальше, даже ухитрился вплести в повествование свои сны, где видел вроде бы самого себя в странных одеждах и говорящего на незнакомом языке.
- Он знает этот язык, - ткнул старец пальцем в Нафина, - и этим, пожалуй, более всего убедил меня в том, что вся эта история не пустой вымысел.
Одинг, лицо которого, за время рассказа, совершенно вытянулось от изумления, посмотрел на юношу.
- Ну-ка, скажи что-нибудь, - велел он.
- Никакие вы не боги, - сказал Нафин по-орелински.
(На самом деле Нафин не сказал слово «боги» - в орелинском языке такого слова нет. Он сказал «гал», что означало на языке орелей «глава», «самый почитаемый».)
- Ну, так и есть! – воскликнул Одинг. – Я же тоже слышал этот язык в своих снах! И старца какого-то видел! Только думал, что это кто-то из Высших асов, может даже сам Всеотец!.. Он все время что-то показывал и говорил, говорил… А мне все казалось, что я вот-вот пойму… И еще я видел город на скалах, среди облаков. Красивый город! Люди с крыльями.., все светятся, словно одеты в серебро.., и летают…
Одинг вдруг замолчал и горестно опустил голову.
- Жаль… Я думал, что вижу Асгард или Вальгаллу… Хотя, нет, скорее Асгард… Если бы это была Вальгалла, я бы и их увидел… Девочки мои, ненаглядные!.. А без них – только Асгард!..
Он тяжело вздохнул, неожиданно смахнув выкатившуюся из живого глаза слезу. Могучие плечи опустились, отчего руки безжизненно обмякли на коленях, и величественный конунг роа-радоргов, в одно мгновение, превратился в горюющего старика.
Табхаир посмотрел на него с удивлением. Но, поскольку рассказ еще не был закончен, заговорил снова, из деликатности, понизив голос.
Он поведал про коварные планы Анарахты, пересказал с её слов всю историю своего появления в Абхии, о приходе в святилище Нафина, о поступке Ментеба, и о старухе Гра. Одинг слушал так же, как маленькие дети слушают увлекательную сказку – разинув рот и не сводя с Табхаира глаз. Изредка он кивал, охал и комментировал особо волнующие моменты. Так, услышав про поступок Ментеба, конунг громко воскликнул:
- Вот молодец воин! Такому бы я позволил здесь присесть!..
Но, когда Табхаир рассказал про волнения в Абхии, и про то, что Ментеб встал на защиту валиды – лишь разочарованно прищелкнул языком:
- Ну и дурак! Нет, не дал бы я ему здесь сидеть!..
Зато хитрая выходка старца, которая и привела к этим волнениям, развеселила Одинга чрезвычайно.
- Нашу породу просто так не схватишь! – хохотал он. – Боги мы, или не боги, а поставить себя умеем!
Табхаиру такая реакция очень понравилась. Поэтому, рассказывая дальше, он не стал, вопреки ожиданиям Нафина, жаловаться на неудобства, доставленные ему во время вывоза из страны, и даже с гордостью сообщил, что завтракал, сидя на лошадиной попоне. Он только умолчал о том, что и не собирался идти к Одингу. Вместо этого, многозначительно глянув на Нафина, завершил свой рассказ уверениями в своих надеждах «только на дорогого брата», и тем, что рвался к нему всей душой!
- Это великое счастье, что твои люди встретили нас и проводили сюда! Анарахта слишком быстро опомнилась. Если бы не твои конники, мы бы точно угодили в лапы её лазутчиков!
Одинг сурово сдвинул брови и водрузил могучую ладонь на плечо Табхаира.
- Молодец, - сказал он очень серьезно. – Молодец, что сразу пошел ко мне. Теперь я знаю, как поступить с коварной валидой. Утром двинемся в поход и быстро наведем в Абхии порядок! Не бойся, страну разорять я не дам. Пройдем тихо, аккуратно, тебя посадим во дворце, а Анарахту запрем в святилище до тех пор, пока не одумается и не начнет служить тебе, как положено!
От этих слов, вконец разомлевшему Нафину стало нехорошо. Он быстро вскочил на ноги и закричал на мирно воркующих старцев:
- Да вы что! Какой поход! Нам же нужно идти и искать остальных ваших братьев! А потом лететь на Сверкающую Вершину, к орелям! Вы что, хотите, чтобы проклятие разрослось и, в конце концов, покарало и вас тоже!
- Ну, нас оно, пожалуй, не коснется, - спокойно заметил Табхаир, - но мальчишка прав. Среди людей нам больше нечего делать. У меня было время пораскинуть мозгами, и вот что я тебе скажу: после всего этого, прежняя жизнь уже не покажется мне такой же занимательной, как раньше. Мечта о возрождении никогда не сбудется… Да и ты, насколько я знаю, уже не тот. Походы, битвы – все это уже не для тебя… Нет, наше место там, где мы являемся истинными правителями. Найдем остальных братьев, посмотрим на свой народ… Мы же, по сути, ничего не теряем. Из одного величия – в другое, может быть более достойное! Да и Судьба, похоже, этого желает, иначе нам не снились бы одни и те же сны, словно зовущие куда-то, и этому мальчишке не везло бы так!..
Одинг задумчиво поскреб в затылке.
- Уж и не знаю, как быть… Идти на поиски?… С одной стороны, это будет славный поход! Я что-то стал ужасно скучать в последнее время. Ты прав – сражения уже не для меня, а сидеть тут и слушать про подвиги других, иной раз, просто невмоготу!.. Но, с другой стороны – что я скажу своему народу? Как уйду от них? Соберу всех и объявлю, что пошел искать своих братьев, а вы живите, как хотите?! Или убегу вместе с вами темной ночью, как последний предатель?! Нет! Ни то, ни другое – невозможно. Куда бы я ни пошел, мой народ двинется за мной! Они верят в меня, и я не могу бросить их, ни тайно, ни явно! К тому же, где их найдешь, этих остальных? Ну, мы с тобой – понятно: один в величии, другой – в войне. И это правда! Нет народа более искушенного в сражениях, чем мой!.. Но другие? Вот, к примеру, первый. Кто его знает? Или тот, который в земле… Он, что – покойник? …
- Нет, не покойник, - перебил Нафин. – Мы уже знаем, кто это. Человек, вывозивший нас из Абхии, рассказал про демона, что живет у диабхалов…
- Углет, что ли?!!! – воскликнул Одинг. – Он что, тоже мой брат?!!!
- Да. По всем приметам он именно тот, которого мы должны были найти в земле.
Одинг рассеянно взглянул на Табхаира, и тот кивнул.
- Я же говорю – мальчишке везет. Вместо того, чтобы отсыпаться в дороге, он лез к слуге Ментеба с расспросами. А тому, нет чтобы быть простым абхаином, так он, представь себе, оказался выходцем из Иссории, да еще и знающим про Углета именно то, что и было нужно!
- Ну и дела, - проворчал Одинг. – на Иссорию я ходил. Они когда-то отняли часть земель у наших племен, вот я и решил отбить их обратно. Но с Адокром тягаться было нелегко, и мы в тот раз отступили. А потом он умер, и я собрал людей в новый поход. Два дня длилось сражение. Их бойцы полегли на границах все до единого, не выпуская меча из рук даже после смерти. Честно скажу – мы хотели и в тот раз отступить. Но Ашока – дрянной человечишка – прислал какого-то лизоблюда, и тот, от его имени, подписал полное поражение иссорийцев, обещая выплачивать нам ежегодную дань за то, что мы не будем вторгаться в страну.
Одинг сплюнул в сердцах и махнул рукой.
- Положить столько людей и так предать их память! Мы, конечно, ушли – не стали мараться. Но, уходя, сложили над их бойцами курган в знак уважения. Роа-радорги умеют ценить достойного противника. Наши исконные земли Ашока тоже вернул, и дань с тех пор поступает исправно. Но я их народец все равно не уважаю. Когда у них Углет появился, даже войско собрал на границах – думал, захотят восстановить свою честь. Но эти диабхалы только хвалились своим демоном, обещая спустить его с цепи то на одних, то на других, а сами, похоже, боятся его же больше всего на свете!
Конунг задумался.
- Как странно, и это пугало диабхалов может оказаться моим братом! Вот уж нежданный поворотец!
Он вдруг подскочил и хлопнул Табхаира по колену.
- Они же через пару недель должны приехать! Дань привезут! Вот мы все про этого Углета и разузнаем. А вы пока поживите в Мидгаре, отдохните… Глядишь, и придумается что-нибудь умное. По себе знаю – поспешные решения до добра не доводят.
Услышав слово «отдохните» Нафин понял, что уже не сможет возражать. Да и возражать-то было нечему. Одинг предложил разумную вещь, и юноша молча кивнул.
- Вот и славно! – обрадовался Одинг. – Сейчас я распоряжусь, чтобы вас хорошенько накормили и устроили в самом большом шатре. А тебя, Нафин, придется представить, как посланника Высших асов. Так будет лучше.
Конунг поднял свой боевой топор и, не сходя с ложа, что есть силы ударил им по огромному медному щиту, висящему в изголовье. Щит был весь во вмятинах, видимо, от таких же ударов, зато, не успел еще утихнуть его низкий вибрирующий стон, как входная дверь распахнулась, впуская в комнату рыжего и тех стражников, что были здесь прежде.
- Вигвин, - обратился Одинг к рыжему по-абхаински, - Нафин – посланник Высших асов привел ко мне Табхаира – бога абхаинов и моего брата, чтобы решить очень важный вопрос. Ступай, приготовь им лучший шатер и распорядись насчет еды. Они у нас немного погостят.
Рыжий страшно побледнел, но с большим достоинством опустился на колено, прижав руку к груди. Следом за ним то же самое проделали и стражники.
- Ступай, ступай, - махнул на него Одинг и обратился к воинам по роа-радоргски: - А вы приведите ко мне Видара. Я дам ему распоряжения относительно послов Анарахты.
Комната мгновенно опустела.
- Ну, и что мне с ними делать? С послами этими? – спросил конунг у Табхаира, когда они снова остались одни.
- Да, что хочешь, - пожал, было плечами Табхаир, но вдруг глаза его странно сверкнули. – Хотя, постой! Говоришь, там люди знатные?
- Видар сказал – вельможа какой-то, по виду военный, и два жреца. Один из них очень важный, он-то и говорил от имени валиды.
- Шапур! Наверняка, Шапур! – воскликнул Табхаир, радостно потирая руки. – Пожалуй, я хочу поговорить с ними! С отдыхом немного повременим, потому что сделать я хочу это прямо сейчас, немедленно, и, если можно, здесь и с глазу на глаз!
- Здесь?!!!
Одинг задумчиво поскреб затылок.
- Вижу, ты что-то задумал, и рад тебе в этом помочь, но абхаинские послы не должны меня видеть. Сам знаешь, договор.., да и вообще…
- Спрячься где-нибудь вместе с мальчишкой! - Табхаир был вне себя от возбуждения. – Я должен поквитаться с валидой, и сейчас удобный случай!
- Спрятаться – это идея! – обрадовался Одинг. – Есть тут у меня одно местечко: там и видно будет, и слышно…
В этот момент в дверь постучали и, почти сразу же, внутрь вступил высокий воин. Из-под верхней его одежды выглядывала такая же сверкающая кольчуга, как у Одинга, светлые волосы свободно лежали по плечам, и только у самых висков были заплетены в маленькие косички. Лицо воина пересекали несколько глубоких шрамов, но оно не казалось безобразным. Наоборот, глядя на него, Нафин почувствовал странный трепет, словно увидел перед собой ожившего героя какой-нибудь старинной легенды, одной из тех, которых он в изобилии наслушался от Кары, прячась у него на складе.
Увидев возле Одинга еще двух крылатых людей, воин, на мгновение, растерялся, но тут же приложил руку к груди и опустился на одно колено, низко наклонив голову.
- Видар, - с отеческой улыбкой посмотрел на него конунг, - мой лучший воин, ты имеешь честь видеть перед собой посла из заоблачного города асов – Нафина и бога абхаинов – великого Табхаира. Они желают знать, что делают послы валиды Анарахты.
- Послы в моем шатре, конунг, - не поднимая головы, ответил Видар, - и желают знать, что за чужеземцев привезли вечером в Мидгар.
- Что ж, желают, так узнают, - усмехнулся Одинг. – Веди их сюда.
- Сюда?!!! – вскинул голову воин. – Чтобы они увидели тебя, великого Одинга!
- Меня они не увидят, но их богу не пристало самому ходить в шатер к своим подданным. Где же еще моему брату Табхаиру принимать их, как не здесь?
- Я понял, конунг.
Воин поклонился еще раз, встал с колена и вышел.
- Я смотрю ты утруждаешь себя тем, что разъясняешь подданным свои решения, - заметил Табхаир, когда дверь за Видаром закрылась. – Не сильно ли ты их балуешь, братец?
- Он мне, как внук, - нежно посмотрел вослед ушедшему Одинг. – Его отца любила одна из моих дочерей. Но девочки считали себя воинами и не готовились к семейной жизни. Все они сложили головы в битвах, а я, в память о них, сложил целый город из могильных курганов. Улль же, отец Видара, женился потом на другой и породил мне его – славнейшего воина, какой только был у моего народа! Эх, было бы время, я бы вам порассказал про его подвиги… Но, - прервал Одинг сам себя, - пора бы мне уже и спрятаться.
Несмотря на тучность, он довольно проворно соскочил с ложа, поднял стоявший рядом металлический колпак и загасил им факел, освещающий один из углов комнаты. А потом поманил за собой Нафина:
- Пойдем, мальчик, составишь мне компанию.
В затемненном углу обнаружилась невысокая ширма, завешенная шкурами и потому незаметная на общем фоне. За ней стоял длинный, обитый кожей сундук с плоской крышкой. Одинг снял несколько шкур и расстелил их на сундуке.
- Видишь, как здесь удобно, - сказал он Нафину. – Теперь мы все увидим и услышим, сами оставаясь незамеченными.
И действительно, освобожденная от шкур часть ширмы оказалась полностью резной. Узор на ней состоял из диковинных птиц и зверей, и в завитки, образованные хвостами и перьями, входная дверь и Табхаир, сидящий на ложе, просматривались очень хорошо.
- Из Иссории привез, - похвастался Одинг, стирая пальцем пыль с одного из завитков. – Забрал в шатре у Адокра. Это было в первую битву, на самых границах, когда мы поначалу одержали победу и думали, что иссорийцы уже никогда не оправятся. Все их позиции были захвачены, в том числе и шатер самого Адокра, но то был великий воин! Отступив на время, он собрал уцелевшие остатки войска и с ними напал на нас тогда, когда мы от него этого совсем не ждали. И так гнал, так гнал!..
Одинг от восторга даже подпрыгнул на сундуке, но тут же испуганно зажал рот ладонью, потому что в дверь снова постучали
Просунувшийся внутрь Видар спросил, могут ли послы войти.
- Великий бог дозволяет войти тому, кто пришел! – торжественно произнес Табхаир.
«Божественный» голос эхом прокатился по всему помещению, а Нафин еле сдержал улыбку: уж в чем, в чем, а в умении представляться богом этому старцу равных не было.
В комнату вошли трое: два жреца и какой-то военный. «Не Ментеб», - подумал Нафин, почему-то ожидавший увидеть именно его. Своим лицам вошедшие придали выражение твердой решимости, сквозь которую, как через прозрачную маску проглядывали страх и неуверенность. Увидев перед собой, вместо Одинга и пленников, одного только величественного Табхаира, все трое сначала застыли в изумлении, а потом дружно подались назад.
- Куда же вы? – улыбнулся змеиной улыбкой Табхаир. – Разве мои возлюбленные подданные не хотят больше говорить со своим богом?
Один из жрецов не выдержал и, с легким подвыванием, рухнул на колени, склонившись лбом к самому полу. Следом за ним то же самое проделал и военный. И только второй жрец оставался стоять.
- А ты, Шапур, почему не склоняешься передо мной? – спросил его Табхаир.
- Верховный жрец не может кланяться тому, кто бросил свою страну на произвол судьбы, - побелевшими от страха и волнения губами ответил тот. – Это поступок самозванца, а не бога.
Лицо Табхаира пошло красными пятнами. Кулаки его сжались, он встал и, расправив крылья, уставился на дерзкого жреца.
- Смотри мне в глаза! – прогремел «божественный» голос.
Шапур некоторое время пытался выдержать взгляд Табхаира, но потом сдался, снова отвел глаза и опустил голову.
- Вижу, ты на пути к раскаянию, - вкрадчиво произнес старец, - и заключаю из этого, что Анарахте не до конца удалось тебя одурачить.
- Великий Табхаир забывает, что одурачить меня не так-то просто, - пряча глаза и бледнея еще больше ответил Шапур. – Как Верховный жрец я посвящен в некоторые тайны, и в их свете слова валиды выглядели достаточно убедительно.
Табхаир усмехнулся и снова сел. От величественного вида не осталось и следа. Теперь это был только хитрый старик, наслаждающийся разговором, в котором собеседник сам себя загнал в ловушку.
- Что же ты не отказался от поста Верховного жреца, когда узнал про эти «некоторые тайны»? И почему прилежно прославлял меня, казнил из-за меня и собирал пожертвования на мой храм все пять лет после своего оглашения? Твой благородный брат присягал на верность валиде и остался верен ей, даже после того, как она совсем обезумела. А, что же ты – мой преданный Верховный жрец? Где же твоя верность? А ведь я так в тебя верил! Столько часов своего драгоценного времени потратил на то, чтобы обучить тебя премудростям власти! И ты ведь не гнушался моими советами, называл Великим и падал передо мною ниц!.. Что же изменилось с тех пор? Ах, да, я покинул Абхию! Но разве ты пришел сюда затем, чтобы спросить меня, почему я это сделал? Нет! Ты пришел по велению валиды, чтобы забрать меня и под именем самозванца вернуть обратно! Оказывается, это ей ты служишь столь ревностно, что готов с жизнью расстаться, выполняя её приказ…
Шапур вскинул на Табхаира глаза, и даже на расстоянии Нафин увидел, как в них заметался безумный страх. Да и двое остальных тоже вздрогнули и приподняли головы.
- Что ты этим хочешь сказать.., великий бог? – с легкой запинкой спросил Шапур. – Нас что, убьют?
- А ты что, рассчитывал на иной исход?– Табхаир оттопырил нижнюю губу и покачал головой. – Нет! Верховный ас и конунг роа-радоргов не состоит на службе у валиды, поэтому её приказы для него ничего не значат. К тому же, он мой брат. Не думаешь же ты, в самом деле, что он может предать брата?… Ах, Шапур, Шапур, мне ли объяснять тебе, что делают с послами, которые передают слишком наглые и невыполнимые требования…
Верховный жрец упал на колени и умоляюще протянул к Табхаиру руки:
- Великий бог, прости, прости! Я ничего не знал! Клянусь, Анарахта заставила меня! Она меня запугала! Снова заточила Ментеба в тюрьму и сказала, что казнит его, если мы вернемся без вас! А ты ведь знаешь, как я люблю брата!..
- Ах, ах, беда какая! – притворно огорчился Табхаир. – Видно Анарахта совсем выжила из ума! Пугать тебя смертью брата, которому ты стольким обязан! Ведь это благодаря ему твое имя осталось незапятнанным бесчестным поступком в деле с кавестиором…
Шапур весь побагровел и съежился, но Табхаир, словно не заметив, что его укол достиг цели, продолжал сокрушаться:
- Совсем, совсем выжила из ума! Что ж, удивляться нечему – всему виной проклятье, что тяготеет над её родом. Рано или поздно, оно должно было себя проявить… И знаешь, Шапур, я уже теперь думаю, что смерть станет для тебя избавлением, а не наказанием. Пожалуй, стоит попросить моего брата Одинга отправить тебя обратно в Тангор. Безумная правительница – что может быть ужаснее! И я немало слез пролью над твоей горькой участью. Жаль, что все, что я в тебя вложил, пропадет зря, очень жаль! Ведь мне, в моем божественном озарении, всегда казалось, что учу я тебя не напрасно! Что настанет день, когда тебе придется подставить свое плечо, чтобы не дать рухнуть стране…
В глазах Шапура страх стал медленно сменяться пониманием.
- Но теперь, боюсь, это невозможно, - лицемерно сокрушался Табхаир. – Пока ты служил мне, ты был ровней валиде. Но, добровольно отдавшись под её власть, ты встал на ступень ниже. Честное слово, когда я вижу, как вы верите ей, безумной, не щадя себя, я чувствую невероятную грусть и начинаю сомневаться – а верили ли вы когда-нибудь в меня?…
- Великий бог, мы и сейчас в тебя верим! – с надрывом выкрикнул, оторвавшись от пола, военный.
- Рад это слышать, Кефар, - грустно улыбнулся Табхаир. – И, хотя ты, наш прославленный главнокомандующий, тоже пришел сюда, чтобы унизить меня, я все же обращусь к тебе с просьбой. Если вас пощадят, и вы доберетесь до Тангора, не оставь Шапура. Помогайте друг другу! Вам ведь придется так нелегко!..
Понимание в глазах Верховного жреца уступило место алчному блеску.
- Благослови нас, великий бог! – прошептал он возбужденно, - и убереги от смерти! Ведь тебе подвластно все и вся! Даже могущественный Одинг!.. А уж мы тебе еще послужим!
Но тут Табхаир предупредительно поднял руку.
- Одинг мне не подвластен. Но решить вашу судьбу мы сможем по-братски, как равный с равным…
Он сделал вид, что тяжело задумался и, через несколько довольно томительных минут, якобы с усилием, произнес:
- Идите пока. О нашем решении вы узнаете очень скоро.
Абхаины вышли, низко кланяясь, и, не успела за ними закрыться дверь, как из-за ширмы выскочил восхищенный Одинг.
- Отменная работа, братец! – завопил он. – Я прямо обмирал, слушая тебя! Нет, ну до чего же умен и хитер! И, как ловко поквитался с этой лицемерной бабенкой!.. Боюсь, твои послы не дождутся нашего решения и на своих двоих помчатся в Тангор свергать валиду с престола. Хотел бы я на это посмотреть, то-то будет потеха!..
- Вы с Анарахтой стоите друг друга, - заметил, выходя из-за ширмы Нафин.
- Ну, началось! На тебя не угодишь. – отмахнулся от него Табхаир. – Ты злишься потому, что увидел подтверждение тому, что я говорил тогда в лесу. А тебе этого, ох, как не хотелось бы! Но ты ведь сам только что убедился: управлять человеческими пороками такое же искусство, как игра на флейте. Нужно знать, где дунуть сильнее, где слабее; какое отверстие закрыть, а какое оставить открытым. И тогда мелодия получится такой, какой ты её и задумал.
- Бред какой-то, - пробурчал Нафин.
- Не бред, а политика! – Табхаир наставительно поднял палец.
Он был очень доволен собой и настроен благодушно, как никогда.
- Пожалуй, теперь я бы чего-нибудь съел и хорошенько отдохнул. Где этот рыжий конюх? Он нам что-нибудь приготовил?
Одинг ударил в медный щит, и на пороге появился Видар.
- Вигвин пришел?
- Да, конунг, он говорит, что шатер для гостей готов и еда тоже.
- Отлично! Пусть подождет, гости сейчас выйдут.
- Верховный ас, - задержался у дверей Видар, - а что мне делать с послами?
- Проследи, чтобы они благополучно добрались до своих границ, - весело махнул рукой Одинг. – Возьми с собой кого хочешь, и чтобы ни один волос не упал с их головы! Иначе, в скором времени, мы не услышим занятных новостей из Абхии.
Видар кивнул и вышел.
- Что ж, - вздохнул Одинг, - пора вам, наконец, отдохнуть. Честное слово, я сегодня здорово встряхнулся! Пожалуй, без вас сразу начну скучать. Но.., - он поднял руки, - задерживать вас более не стану. Ешьте и спите, сколько пожелаете. А когда придете в себя – милости прошу снова ко мне. Я покажу вам Валгаллу…
Нафин проснулся от громкого чириканья птиц и ржания коней. Сквозь прорези просторного шатра било яркое солнце, а рядом мерно сопел спящий Табхаир.
«Не снится ли мне этот покой», - подумал юноша. Он не знал сколько времени проспал, да и не хотел об этом задумываться. Вчера, (или когда там это было?), рыжий Вигвин, бесконечно извиняясь, привел их сюда и накормил так, что до сих пор тяжело вспоминать. Все время, пока гости ели, он почтительно стоял рядом, с огромным кувшином той самой жидкости, от которой Нафину было так плохо, и только и ждал случая налить. Сначала орель наотрез отказался пить это снова, но Вигвин, к лицу которого, кажется, навсегда приросло виноватое выражение, все-таки налил ему большую кружку.
- В тот раз господин мало есть и сразу пьянеть. Сейчас так не будет. Это очень хороший эль.
Скрепя сердце, Нафин выпил, но едва почувствовал, что мир вокруг стал уютным и добродушным, а Табхаир показался милым старичком, решил остановиться. Поочередно облобызав в обе щеки «любезного Вигвина» и «бесценного спутника и сородича Табхаира», он дополз до широченной лежанки, покрытой шкурами и, обняв свой узел с одеждой, который каким-то чудом здесь оказался, сладко заснул.
И сейчас, прекрасно выспавшись, он лежал с закинутыми за голову руками, и слушал живые голоса и звуки дикого Мидгара. Он думал о том, как неправ был Табхаир, ругая роа-радоргов. Конечно, здесь не было абхаинской утонченности и порядка, и люди, на первый взгляд, казались совершеннейшими дикарями, под стать своему городу. Но зато, в этой грубоватой простоте, Нафину чудился отголосок жизни его родного Гнездовища. Да и шатры своей формой очень напоминали каменные гнездовины.
«Надо бы встать и осмотреться, - подумал юноша. Табхаиру здесь не нравится, так что он вряд ли захочет составить мне компанию и не обидится, если я осмотрю Мидгар без него».
Нафин по привычке потянулся к узлу с одеждой, но в последний момент одумался и только весело похлопал по нему рукой. Все-таки здорово, что они оказались у роа-радоргов! Провожая их из своего дома, Одинг сказал, что здесь им нет нужды прятать свои крылья, и юноша был этому несказанно рад. Довольно утомительно целыми днями ходить спеленатым, словно младенец – крылья устают и затекают. Последний раз, в доме Одинга, ему удалось взлететь только на одном страхе. Не будь этого, орель, наверное, не смог бы их даже достойно расправить!
Нафин бодро вскочил на ноги, чувствуя себя хорошо, как никогда, и изворачиваясь то так, то этак, осмотрелся со всех сторон – не сильно ли измялось платье. А потом достал из-за пазухи зеркальце и записку от Гиры.
Незнакомые буквы на смятом листке заставили его немного погрустить. Но едва в голове зашевелилась мысль о том, что может быть, стоит спросить у Табхаира, что тут написано, как Нафин, негодуя, её отогнал. Нет! Он сам научится, и сам прочтет! А пока попросит у Одинга какой-нибудь футляр на шнурке, чтобы можно было хранить свое сокровище и не испортить его до того момента, когда он, наконец, сможет его прочесть.
Юноша снова свернул записку, покрыв её поцелуями, и посмотрелся в зеркальце. Собственный вид его ужаснул, заставив все-таки залезть в узел и отыскать там гребень старухи Гра. Посланнику заоблачного города асов негоже ходить по Мидгару нечесаным
Нафин раздирал гребнем прядь за прядью, улыбаясь своему отражению в зеркальце, и думал о том, что до сих пор никто и никогда не называл его «господин» и не кланялся ему с почтением, как кому-то важному. Это оказалось приятно, и Нафин впервые смог понять, почему Табхаир так цепляется за свое величие. Конечно, ему, с рождения привыкшему к почитанию и собственной исключительности, кажется невыносимым, что кто-то может считать его равным себе. И впервые юноша, на мгновение, искренне пожалел старца. Он посмотрел на него, спящего сладким сном, чмокнул воздух в его направлении и, откинув полог шатра, вышел наружу.
Прекрасный день стоял над Мидгаром, совершенно преображая его своим великолепием! До сих пор Нафин видел столицу роа-радоргов лишь сумрачным вечером, да в мутном предрассветном тумане, и город казался ему одноцветным и мрачным. Но теперь глаза юноши радовала и пестрота ярких шатров, и пестрые наряды их обитателей.
Все вокруг звучало, жило, двигалось!
Совсем неподалеку, молодая женщина, нисколько не толстая и вполне привлекательная, свесив до земли длинные косы, сосредоточенно размешивала что-то в огромном котле, изредка отгоняя от костра, над которым он висел, целую свору галдящих малышей. Мимо неё, со сдержанным приветствием, прошел воин средних лет, который нес в руках седло, а следом за ним, безо всякой упряжи, послушно шел великолепный, статный конь. Они миновали деревянный навес, где тихим ржанием переговаривались привязанные лошади, и конь с достоинством махнул в их сторону головой, словно приветствуя.
Где-то плакал ребенок, мычали коровы, пару раз что-то сердитое крикнул гусь, переваливаясь через кочку, и совсем издалека доносились равномерные металлические удары, то, затихая, то, начинаясь вновь. Из дырявого мешка, что лежал на телеге, стоявшей в двух шагах от Нафина, просыпалось зерно, привлекая птиц, которые своим чириканьем, дополняли общую картину мидгарских звуков. А весь воздух вокруг словно состоял из миллиона различных запахов! И, хотя не все они отличались изысканностью, но, сливаясь, образовывали ни с чем не сравнимый аромат, который Нафину показался настоящим ароматом жизни. И, потянув носом, он шумно и блаженно вздохнул.
В ту же секунду, из-под вороха шкур на земле, на которые юноша совсем не обратил внимания, высунулось озабоченное лицо Вигвина.
- Господин просыпаться!
Он живо отбросил шкуры и подскочил на ноги.
- Сейчас я приносить есть!
- Нет, нет! – замахал руками Нафин. – Ты нас так вчера накормил, что мне до сих пор ничего не хочется!
Улыбающееся лицо рыжего воина снова прокисло и вытянулось.
- Ну, разве что маленький кусочек, - пожалел его Нафин.
Через мгновение он уже сидел на деревянной скамье с огромной миской в руках, в которой дымилось мясо, выловленное Вигвином из котла молодой женщины. Сама она оставила свое занятие и смотрела на юношу с улыбкой, а когда увидела, что и он на неё смотрит – низко поклонилась.
Понимая, что одному ему не управится с таким количеством еды, Нафин предложил половину Вигвину. Тот изумленно выпучил глаза и отступил, отказываясь. Но Нафин грозно нахмурился, и рыжий воин послушно опустился на землю возле его ног, деликатно приняв угощение двумя пальцами. И это притом, что, добывая мясо из котла женщины, Вигвин, не церемонясь, запускал туда целую пятерню!
Все это выглядело и смешным и милым.
Орава малышей, которая до этого мешала женщине у котла, подобралась к Нафину поближе, с любопытством рассматривая, как он ест. Орель поманил их к себе, но малышня с визгом разбежалась, испугавшись, видимо, грозного взгляда Вигвина. Да и остальные роа-радорги, замершие было при появлении Нафина, снова занялись своими делами. Похоже, рыжий их всех предупредил, что докучать своим любопытством гостю Одинга и посланцу асов не следует.
- Мне нравится у вас, Вигвин! – с набитым ртом, восторженно заявил юноша.
Он вдруг удивленно отметил, что ест с большим аппетитом, и миска в его руках быстро пустеет.
Вигвин радостно сверкнул глазами, но потом, почему-то, сделался пунцовым. С виноватым видом он полез за пазуху и, достав оттуда серебряный кинжал старухи Гра, протянул его Нафину.
- Я вчера забывать отдать и просить прощения.
- Да ладно тебе, - беспечно махнул рукой юноша, пряча кинжал за пояс. – Ты вчера столько раз просил прощения, что можно было и со счета сбиться. Все хорошо, что хорошо кончается! Не захвати ты нас в плен, мы бы к вам попали еще очень нескоро.
- Господин добрый, - наклонил голову Вигвин. – Господин ходить пешком, как пленный и не выдавать себя. А старый бог Табхаир все еще сердитый…
- Он всегда сердитый, даже со мной. Привык у себя в Абхии, так что теперь его не переделать.
Рыжий сочувственно покачал головой, но тут их внимание привлекли громкие радостные крики от въездных ворот, которыми роа-радорги приветствовали трех всадников. В том, который ехал первым, зоркий глаз Нафина сразу распознал Видара. Видимо, он проводил послов Абхии до их границ и теперь вернулся. Вигвин тоже подскочил на ноги с радостным приветствием, но величественный воин, низко склонившись перед Нафином, лишь махнул ему в ответ и прокричал что-то, не останавливаясь.
- Великий Видар! – мечтательно посмотрел ему вслед Вигвин. – Никогда не видеть его усталым.
- А, что он тебе крикнул? – спросил Нафин.
- Что скоро подъезжать к нам. Сначала ему должно быть у Одинга, а потом он водить господина по Мидгару.
- Это хорошо! – обрадовался юноша, - я как раз собирался осмотреть ваш город. Но думал, что ты составишь мне компанию. Видар ведь только что приехал, разве ему не нужно отдохнуть?
- Отдыхать? – Вигвин презрительно скривился. – Видар это не надо! Один раз враги загнать его в болото, и Видар два дня ни есть, ни пить. А потом – найти тропу и один напасть на врагов с тыла. Он почти погибать, но подоспевать наши всадники. Они искать Видар, как велел Одинг, и подоспевать, как раз вовремя. Видар – великий воин! За один ночь он не уставать, и только он один сметь водить посланника асов!
Нафин поразился такой выносливости воина и подумал, что после двух дней блуждания по болотам без еды и питья, он бы, наверное, и говорить не смог, не то что в одиночку биться с отрядом противников.
Видар действительно подъехал к ним очень скоро. Он легко спрыгнул с коня и, как накануне, приветствовал Нафина, опустившись на одно колено и прижав руку к груди.
- Не надо, что ты, - смутился юноша. – Такой великий воин не должен склоняться передо мной.
- Ты – посланец асов, - с достоинством ответил Видар. – А я с детства привык почитать своих богов и тех, кто стоит рядом с ними.
Нафину стало ужасно неловко. Он покраснел и отвел глаза. Почитание, конечно, очень приятно, но, когда оно незаслуженно, хочется провалиться сквозь землю!
- Сядь – поешь с нами, - предложил он Видару.
Вигвин снова сбегал за едой, и воин жадно на неё набросился.
- Ну и скачка была, - сказал он, глотая огромные куски. – Эти абхаины неслись, как зайцы, удирающие от волков! Их жрец ни на минуту не хотел останавливаться, и почти у самых границ его лошадь пала. Тогда он согнал другого жреца, велев ему идти пешком, вскочил на его коня и снова помчался. Пришлось Гилару отстать, чтобы взять беднягу на седло и довезти его до границы. Не будь этого, мы бы вернулись еще раньше! Не понимаю, зачем нужно было их сопровождать!? При такой скачке, даже наткнись они на лихих людей, за ними все равно никто бы не угнался! И куда только они так торопились?…
«Известно куда, - подумал Нафин. – С благословения Табхаира, Шапур теперь получил шанс стать единоличным правителем Абхии. Тут уж не помедлишь! Надеюсь, он не устроит в Тангоре кровавую резню, свергая Анарахту. Только бы Ментеб не вздумал её защищать! Хотя, Шапур говорил, что он снова в тюрьме… Эх, Ментеб, Ментеб, надеюсь, хоть родной брат тебя оттуда вызволит… Одно хорошо, Шапур не станет ревновать к Гире и, значит, ей больше не грозит жестокая расправа!».
Нафин так погрузился в эти свои мысли, что не сразу понял, с каким вопросом обращается к нему Видар.
- Что? – переспросил юноша, очнувшись.
- Угодно ли господину, чтобы я показал ему Мидгар? – повторил воин.
- Угодно, конечно же, угодно! – закивал Нафин.
- Тогда пусть господин скажет, как мне называть его, пока мы будем вместе?
- Зови просто по имени – Нафин.
- Хорошо, - поклонился Видар и встал. – Куда Нафин хочет отправиться сначала?
- Даже не знаю, - растерялся юноша. – Мне все интересно.
Тут Вигвин осторожно тронул Видара за рукав и что-то сказал ему на своем языке. Воин кивнул.
- Это действительно лучшее, - согласился он по-абхаински. – Мы посмотрим первые чертоги Мидгара и сигнальную вышку Асгарда. И, если останется время, навестим кое-кого из ремесленников.
- Хорошо, пошли.
Нафин встал и, помахав Вигвину, который остался дожидаться пробуждения Табхаира, пошел за Видаром.
- Одинг велел все тебе показывать и ни в коем случае ни о чем не расспрашивать, - сказал воин, когда они отошли достаточно далеко от шатра. – Но.., я не могу не спросить… Если Нафин позволит, я бы задал всего один вопрос…
- Спрашивай, - немного поколебавшись, разрешил Нафин, - но учти, я не на всякий вопрос смогу тебе ответить.
- Я понимаю, но это легкий вопрос: господин прилетел из Асгарда?
- Нет.
- Жаль. – Видар опустил голову. – Я хотел спросить про отца…
Он явно огорчился, не ответив даже на приветствия двух роа-радоргов, что-то сколачивающих возле своего шатра.
Нафин приветливо поклонился в ответ на их низкий поклон и задумался. Название «Асгард» что-то говорило ему, но что он никак не мог вспомнить. Расспрашивать Видара было, наверное, не совсем разумно, ведь воин наверняка считает, что Нафину такие вещи должны быть известны. Поэтому юноша решил спросить о другом, а заодно и вывести воина из его грустной задумчивости.
- Скажи мне, Видар, а почему вы называете Одинга просто по имени и не добавляете к нему «великий», или что-нибудь другое, столь же почтительное?
- А разве называть просто по имени – непочтительно? – удивился Видар. – Когда мы обращаемся к самому конунгу, то, конечно, делаем это со всем уважением, но между собой нам удобнее называть его просто Одингом. Мы ведь и так знаем, что он великий, зачем же все время это повторять? И Одинг знает, что мы почитаем его в своих сердцах выше всех прочих асов… Его, и его брата Тора.
- Брата Тора?!!!
Нафин остановился, как вкопанный.
- У Одинга что, есть еще один брат, кроме Табхаира? И этот брат живет среди вас?!
- Жил. – Видар тоже остановился. – Странно, что ты о нем не знаешь.
Юноша смешался. Похоже, он допустил оплошность. Настоящий посланник асов видимо не мог не знать об этом Торе, и нужно было поскорее как-то исправить положение…
Но Видар вдруг сам все разъяснил:
- Понимаю, - сказал он медленно. – Видимо ты посланец Высших асов, которые никогда не покидают своих заоблачных чертогов. Они могут и не знать о Торе – ведь он родился на земле, а бессмертие получил от Одинга.
- Точно так, - облегченно согласился Нафин.
Он подумал, что не сильно погрешит против истины, если для самого себя определит этих Высших асов орелями со Сверкающей Вершины.
- Расскажи мне об этом Торе, - попросил он.
- Тор был сыном Бора-Объединителя и родился в те времена, когда роа-радорги жили разрозненными племенами и кочевали с места на место. То были темные времена, смутные. Силы зла безраздельно властвовали над нашим народом, стремясь истребить его совсем. Исконные земли роа-радоргов захватывали чужеземцы с юга, с востока, с севера… А предводители наших племен ни в какую не хотели объединяться, в одиночку отбиваясь от врагов и даже нападая друг на друга. Бор был одним из таких предводителей. Однажды, во время очередного кочевья, его племя остановилось возле священного для всех роа-радоргов ясеня Индрасиль. Бору не спалось. Он вышел посидеть под деревом, и тут к нему с небес спустилось облако, в котором, как в люльке, лежал крылатый младенец. Незримый голос велел Бору воспитать его, как сына и разумно распорядиться этим даром.
Наутро Бор разослал гонцов ко всем предводителям племен с приглашением прибыть к Индрасилю. Все прибыли и, узнав в чем дело, поняли: Высшие асы хотят объединения роа-радоргов в единый народ, для чего и прислали великого Одинга в земную жизнь, чтобы возмужав, он этот народ возглавил и вернул ему прежнее величие. Вопрос об объединении решился тут же, и очень быстро. Бора единогласно избрали первым конунгом, поклявшись повиноваться ему во всем. И он оправдал надежды своих подданных, объявив, что отныне роа-радорги все силы приложат к тому, чтобы вернуть свои исконные земли. И в первый же поход отправился на Абхию, чей полководец Китион многих роа-радоргов согнал с их насиженных земель.
Но асы не желали раздора между нами и абхаинами. Поэтому, захватив почти всю страну, столицу, и ворвавшись уже даже во дворец валиды, Бор увидел у неё на руках такого же крылатого младенца, какого и сам получил не так давно. Что тут было делать? Пришлось Бору заключить с Суламой вечный договор о мире и уйти из страны. Сулама же, в знак примирения, отдала роа-радоргам во владение северные земли, когда-то им принадлежавшие, и которые, по её словам, после смерти Китиона были ей только в тягость. Это был царский подарок! Мужчины тех земель славились своей силой и искусностью в кузнечном и кожевенном ремесле, и, влившись в наше войско, помогли одержать немало славных побед.
С той поры Бор без устали отвоевывал у чужеземцев все новые и новые земли, присоединяя к возрождающемуся государству остатки разрозненных племен. Тор и Одинг тем временем, подрастали. Они были, как братья, и по земному летоисчислению жизни Одинга – почти ровесники. Оба не уступали друг другу ни в силе, ни в ловкости, ни в уме. Бор нашел им учителей, чтобы выучили читать, писать и говорить на нескольких языках, а со временем стал брать с собой в походы. Он запретил Одингу пользоваться крыльями во время боя, да и вообще, поменьше ими щеголять, потому что, «в роа-радорге ценно не это!». Но мальчики вступили уже в такую пору, когда особенно хочется выделиться, и однажды во время боя, стремясь опередить Тора, Одинг взлетел в азарте, чтобы вернее метнуть копье. Он первым поразил вражеского царя, чем положил конец бою и принес победу, и все бы ничего, но именно тогда душа Тора впервые познала зависть. Не будучи в силах побороть в себе это новое чувство, Тор пришел к отцу и все ему рассказал.
Долго думал Бор-Объединитель над словами сына. Он старел, и каждый новый поход мог оказаться для него последним. Но если до сих пор он был спокоен за будущее народа, на возрождение которого потрачено столько усилий, то теперь, после признания Тора, им овладело беспокойство. Не зная, что предпринять, Бор велел Тору пойти к Одингу, повиниться в своей зависти и вместе решить, как им быть дальше.
Смущению Одинга, когда он все узнал, не было предела. Долго винился бессмертный ас перед своим смертным братом, прося прощения за глупый тщеславный порыв. И, в конце концов, предложил отцу построить еще один город. «Тор и я будем править каждый в своем, не мешая, но, всегда помогая друг другу, - сказал тогда Одинг. – И каждый роа-радорг будет волен выбрать себе для жизни любой из этих городов». На том и порешили. От священного ясеня Индрасиль отмеряли семьсот мер его длины в ту сторону, куда в полдень указывала его тень, и заложили Мидгар. По жребию, который братья тянули в присутствии Бора и всех роа-радоргских князей, править Асгардом выпало Тору, а в Мидгар переселился Одинг.
Видар остановился, указывая Нафину на целый ряд древних деревянных построек.
- Это первые чертоги Мидгара. Вон тот – с алым щитом – Альвейн. Там живут норны. Это ведуньи, которые не имеют своих семей. Они принимают роды у наших женщин и, по расположению звезд, дают младенцам имена, которые уберегут их от напастей, уготованных Судьбой. Еще они излечивают наших воинов от ран и болезней заговорами, да разными травами. Другой чертог – с желтым щитом – Брейдал. В нем сокровищница Одинга. Все самые ценные трофеи, добытые в походах, воины несут туда. Третий чертог, на котором висит черный череп дикого буйвола, зовется Химберг. Это обиталище квасира – великого колдуна и прорицателя… Мидгар почти в точности повторял застройки Асгарда, чтобы любой роа-радорг, переезжая из одного города в другой, чувствовал себя так, словно никуда и не ездил.
Видар развернулся и, свернув с дороги, по которой они шли, поманил за собой Нафина на узкую тропу, ведущую к городскому ограждению.
- Видишь ту башню?
Он показал на возвышавшееся над деревьями высокое строение.
- Это сигнальная башня. Одинг построил её, как только перебрался в Мидгар. И точно такую же выстроил у себя в Асгарде Тор. Если одному из городов грозила беда, на башне зажигали огонь, и все воины из другого города, не медля, неслись на выручку.
- А если беда грозила обоим городам сразу, что тогда? – спросил Нафин.
- Такое случилось один раз. И это был второй случай, когда Одингу пришлось воспользоваться своими крыльями. Едва караульные на башне разожгли сигнальный костер, как, словно в ответ, запылала башня Асгарда. Об этом немедленно доложили Одингу, и он, понимая, что помощи ждать не приходится, а наоборот, нужно самим её оказывать, сорвал с себя плащ, прикрывающий крылья, и, врезавшись в самую гущу нападающих, взлетел над ними с грозным криком. Враги были поражены священным ужасом – ведь мало кто из чужеземных народов знал, что наш конунг крылат… Впрочем, после того случая, их больше не стало. Мидгарцы перебили всех до единого и не мешкая помчались на помощь Асгарду. Они подоспели, как раз вовремя – город держался из последних сил…
Видар легко сбежал с невысокого холма и остановился возле башни.
Она, как и все в Мидгаре, если не считать шатров, была сложена из бревен, и грубоватая простота постройки запросто могла ввести в заблуждение. Казалось, что башню сложили наспех, даже не потрудившись как следует обтесать бревна, но присмотревшись, Нафин понял, что сработана она на совесть. И лучшим тому доказательством служило то, что вся башня почернела от старости, но стояла прочно и прямо, видимо, как и в те давние времена, когда её только поставили. Ни единой червоточинки, и никакого намека на трухлявость.
- И как она только не развалилась?! – удивился Нафин, похлопав по нагревшемуся на солнце срубу.
- Это деревья из Железного леса, - ответил Видар. – Их время не берет. Обрабатывать такие бревна очень сложно, а добывать – еще сложнее. Лучшие воины ходили за ними, и далеко не все вернулись… Пойдем наверх, я покажу тебе, где был Асгард.
Воин быстро взобрался по огромной приставной лестнице на площадку на самом верху башни, и помахал Нафину, чтобы тоже поднимался. Юноша с опаской взялся, было за перекладину, но вдруг замер и рассмеялся. Скоро он совсем забудет, зачем у него за спиной крылья! И, широко их расправив, Нафин взлетел, чувствуя волнующее, ни с чем не сравнимое ощущение свободного полета, и мягко опустился возле Видара.
Лицо воина оставалось непроницаемым. Казалось, что полет ореля его не впечатлил, но глаза не лгали. В них светилось настолько сильное восхищение, что Нафину почему-то стало неловко. Он смущенно сложил крылья и покосился на роа-радоргов, карауливших на башне. Те, конечно же, попадали на колени, но юноша умоляюще посмотрел на Видара, и тот резким окриком поднял их.
Нафин осмотрелся. Весь пол площадки здесь был выложен металлическими листами, плотно подогнанными друг к другу. В самом центре лежала кипа аккуратно увязанного хвороста, которую с четырех сторон подпирали высокие шесты. Наверху они соединялись перекрестием, а из его центра свисал на крупной цепи светильник, вроде тех, что Нафин видел у абхаинов.
- Там масло, - пояснил Видар. – В случае опасности, караульным достаточно только наклонить лампу, и хворост запылает.
Орель кивнул, давая понять, что все понял, и подошел к самому краю площадки. Отсюда долина роа-радоргов была видна, как на ладони. Слева хорошо просматривалась дорога, по которой их вчера привезли в Мидгар, а справа темнел дремучий лес.
- Это Железный лес, - голос Видара зазвучал глухо. – А вон там, в долине, на самом горизонте, можно рассмотреть священный ясень Индрасиль. Отсюда он кажется маленькой точкой, но вблизи это могучее стройное дерево. За ним и был Асгард. С этой вышки сигналы о помощи, которые он посылал, заметить было легче всего, поэтому здесь постоянно несли стражу. И в Асгарде на башне тоже бессменно дежурили караульные. Но однажды, неведомое племя с востока прошло каким-то чудом Железный лес и подступило к стенам Асгарда. Никто не заметил их приближения. С этой стороны нападения не ждали, к тому же нападавшие появились ночью и замотали копыта своих коней шкурами, чтобы подойти бесшумно. Первыми же выстрелами они поразили сторожей на башне, а потом ворвались в спящий город. Это была страшная битва! Асгардцев застали врасплох, и многие из них пали, едва успев обнажить меч. Но иные, заметив, что огонь на сигнальной башне не зажегся, подпалили свои шатры. И, как только первые языки пламени взметнулись над Асгардом, Одинг поднял людей и поспешил на помощь. Они разгромили всех врагов, но и асгардцев спасти удалось лишь малую часть. И, когда дым от сражения развеялся, глазам роа-радоргов предстало ужасное зрелище: город обратился в руины. Повсюду на пепелище, куда ни падал взгляд, лежали поверженные воины Асгарда, и ложем им служили тела поверженных ими же врагов… Долго горевал Одинг над Тором, чье тело лежало выше остальных и было пробито двадцатью стрелами. А потом велел готовить погребальные костры.
Два дня уцелевшие асгардцы и воины Мидгара трудились, не покладая рук. Когда же все было готово, Одинг велел всем живым выйти за ворота, сам подпалил каждый погребальный костер и, заперев ворота города, поджег и их тоже. «В этом дыму, - воскликнул он, когда Асгард превратился в море бушующего пламени, - возносится на небо душа Асгарда. И не будет ему больше места на земле, ибо отныне быть ему небесным чертогом, и править там Тору во веки веков!».
Видар замолчал, вглядываясь в сторону сгоревшего когда-то города, и задумчивое его лицо преобразилось. Нафину почудилось, что сквозь многочисленные шрамы он видит лицо прежнего Видара – восторженного юноши, бредившего подвигами отцов и дедов, и готового подражать им, как любой другой стремится подражать благородным героям сказок.
- Многие из тех, кому уже никогда не пасть в битве, уходят туда, - тихо произнес воин. – Они ждут на пепелище свою смерть, чтобы уйти с земли, на которой больше не вырастут цветы, в небесные чертоги Асгарда… Одинг прочил мне бессмертие в Вальгалле, но я, как о великой милости, просил его похоронить меня в Асгарде…
- Твой отец жил там? – печально спросил Нафин.
Видар кивнул и с тяжелым вздохом стал спускаться вниз.
- Почему же в городе не ждали нападения со стороны леса? – спросил юноша, когда они возвращались по тропинке к первым постройкам Мидгара. – Ведь оттуда удобнее всего нападать. Я, конечно, не силен в ратном деле, но тут и дураку ясно: вокруг равнина, и только со стороны леса можно подойти совсем близко. За ним-то и нужно было следить в первую очередь!
- Железный лес – не простой лес, - объяснил Видар. – Давным-давно, когда на земле еще не было людей, это был лес Священных деревьев, посаженный Высшими асами. Деревья здесь были приветливы, зелены и могучи. Но потом темные силы зла вызвали из земных недр злобное чудовище – волка Фрегунда. Он выбрался из-под корней самого первого Священного дерева и принялся грызть его. И грыз до тех пор, пока дерево не озлобилось, и в злобе своей не стало меняться. Его корни сплелись в узлы, ствол и ветви искривились, а зеленые листья опали все до единого. Вместо них проросли новые – бурые, словно запекшаяся кровь! И так Фрегунд изгрыз все деревья. Все, кроме одного: Индрасиль вырвал сам себя из земли и стал посреди долины. С его ветвей упало два семени, из которых вышли два воина – мужчина и женщина – это были первые роа-радорги. Они готовились дать отпор Фрегунду, но волк убоялся их и не вышел из своей злобной чащи. С тех пор Железный лес никто не может пройти, и волчий вой оповещает нас о каждой новой жертве.
- Но, как же прошли враги?
- Не знаю. И никто не знает. Может быть, это темные силы зла провели их. Долгие годы они сеяли раздор между нашими племенами, стремясь изничтожить всех роа-радоргов и добраться до священного Индрасиля, но появление Одинга спутало все их планы. И, видимо, желая отомстить, они уничтожили город, в котором ас появился в своем земном облике.
- Выходит, темные силы зла победили?
- Нет, - отрезал Видар. – Одинг вознес Асгард в бессмертие! Он сделал его вечно живым и недоступным всякому злу! И этим наш конунг окончательно утвердил свое превосходство над темными силами зла!
«Вот так, так, - подумал Нафин. - Темные силы зла!.. Знал бы ты, Видар, что одна из этих сил, живущая в Иссории, приходится вашему Одингу не кем-нибудь, а родным братом!».
Однако, история, рассказанная воином, произвела на него впечатление. Диковинные вымыслы об озлобившихся деревьях и страшном волке орелю очень понравились, несмотря на то, что в этой легенде кое-что, по его мнению, не совсем увязывалось.
- Скажи, Видар, - спросил юноша, - а Фрегунд – этот злобный волк – все еще живет в Железном лесу?
- Конечно, - спокойно ответил воин, - мы часто слышим его вой и стараемся объезжать этот лес подальше. К счастью, Фрегунд за его границы не выходит. Знает, что великий Одинг поразит его.
«Странно, - подумал Нафин, - неужели роа-радоргов не удивляет, что их великий и могучий победитель темных сил зла до сих пор не пошел и не убил этого волка? Ведь, казалось бы, именно это он должен был сделать в первую очередь! Очень странно… Спросить у Видара?… Или лучше не стоит?…».
Но воин словно прочитал его мысли.
- Фрегунда может убить только Одинг, но, сделав это, он лишится своей земной жизни, навсегда переселившись в заоблачные чертоги. Это было ему предсказано еще квасиром Бора. И когда Одинг достиг совершеннолетия, Бор взял с него клятву, что конунг отважится на свой последний подвиг лишь в том случае, когда роа-радорги вернут себе свои исконные земли и вновь, как в древние времена, станут единым, счастливым народом…
После этих слов мозг Нафина лихорадочно заработал.
Какая счастливая мысль! Вот и предлог для Одинга, чтобы уйти! Скажет, что отправился убивать Фрегунда, и «сгинет» в Железном лесу. Вряд ли там действительно живет чудовище из легенды, скорее всего – самый обыкновенный волк. Как-то, еще в Абхии, Кара показывал Нафину изображения различных животных, и юноша помнил, что волк по размерам не больше собаки. Так неужели трое мужчин, (да еще если и хорошо вооружиться), не сладят с одним таким зверем!..
Тут Нафин слегка задумался и поправил сам себя: двое вооруженных мужчин и Табхаир. Старец в таком деле им вряд ли станет помогать. Но все равно, даже вдвоем с Одингом, они легко смогут победить одного волка.
Эта идея юноше так понравилась, что захотелось немедленно побежать и рассказать о ней, как вдруг, перекрывая все мидгарские звуки, раздался громоподобный удар. Словно кто-то огромным молотом ударил по такому же щиту, что вчера висел в изголовье у Одинга.
- Что это? – слегка испугавшись, спросил Нафин у замершего Видара.
- Одинг призывает нас, - ответил воин, поворачиваясь к орелю. – Видимо, бог Табхаир проснулся, и нам нужно спешить: конунг хотел до темноты показать вам Вальгаллу.