- Хотя, нет, - оборвал Видар сам себя, - от имени правителя могут говорить только послы… Что ж, Хелерик обратится от имени жителей Битры! Так еще и лучше – больше похоже на правду! Битра находится на самой границе с нашими владениями, её несчастные жители устали соседствовать с кошмарным Углетом, и просят избавить их от него. Все будет выглядеть вполне естественно!
- А мне кажется, что естественнее было бы жителям Битры обратиться к своему правителю, а не к Одингу. Разве не так? – заметил Нафин.
- Так. Но только на первый взгляд. Кто такой правитель диабхалов? Всего лишь простой смертный. А, кто такой Одинг? Верховный ас! То есть – бог! К кому же им и обращаться, как не к богу? А если еще предположить, что диабхалам стало известно о том, что в Мидгаре гостит абхаинский бог Табхаир с посланцем Высших асов, то все складывается, как нельзя лучше!
- Пожалуй, ты прав, - согласился Нафин. – Но станет ли Хелерик так рисковать? Мы-то заберем Углета и уйдем, а что будет с ним?
- Подумаем. Без Углета власть диабхалов сильно пошатнется. До сих пор перспектива оказаться у него в яме удерживала от открытых выступлений многих недовольных, а когда его не будет, в Иссории, возможно, все станет по-другому… Но мне кажется, что Хелерик согласится в любом случае. Избавить страну от Страха было заветной мечтой его отца, и для моего друга нет ничего важнее, чем закончить дело, начатое им, пусть даже ценой собственной жизни. Я думаю, он до сих пор стыдится того, что Шиир оставил его в живых.
- Хорошо, предположим, он согласится, и что дальше?
- Если Одинг одобрит наш план, то за день до прибытия обоза, я поеду ему навстречу, переговорю с Хелериком, и если он согласится, то, по прибытии, сразу же попросит о встрече с Одингом. Согласно обычаю, Одинг примет его на крыльце Валькальва в присутствии всех жителей Мидгара, чтобы каждый мог слышать просьбу, обращенную к конунгу и его ответ на неё. Хелерик попросит о помощи, Одинг даст свое согласие, а потом, собрав небольшой отряд, мы отправимся за Углетом. Ты с богами займешься своим делом, а я с нашими воинами буду следить за тем, чтобы никто вам не мешал. Когда же все закончится, мы сопроводим тебя с Углетом в любое место, какое только укажешь…
- А, что если Шиир разгневается и пойдет на вас войной?
Видар усмехнулся и положил руку орелю на плечо.
- Милый, Нафин, уж что-что, а воевать мы умеем.
Юноша опустил голову. План Видара не казался ему таким уж простым. Один, похожий на правду обман, громоздился на другой, и эту шаткую конструкцию легко мог бы разрушить любой непредвиденный пустяк. Может, прав Табхаир и самое лучшее для них – это тайно сбежать всем троим!.. Впрочем, если Хелерик попросит Одинга о помощи от лица жителей Битры, то, может быть, еще удастся уговорить конунга на побег. Дескать, боги решили сделать все сами, не подвергая опасности жизни смертных, и ушли тихо, в ночи, никому ничего не говоря!.. Пожалуй, об этом стоит подумать…
- Хорошо, - сказал он вслух, - я завтра же расскажу Одингу о твоем плане.
К удивлению Нафина, предложение Видара понравилось даже Табхаиру. Когда же юноша указал на то, что вмешательство в это дело целого отряда роа-радоргов может привести к войне, старец беспечно махнул рукой.
- Ну и пусть! Нас здесь уже не будет, а ребята Одинга дадут отпор кому угодно.
Конунг тоже не сильно беспокоился на этот счет.
- Диабхалы слишком слабы, - успокоил он Нафина. – Их Шиир знает, что ему не собрать войско, способное противостоять нашему. Слишком долго они прикрывались своим Углетом, и без него вряд ли на что-то решатся собственными силами. А если и будут какие-то попытки, то, прав Табхаир, мои люди сейчас сильны, как никогда. Правда, братец?
Нафин усмехнулся, глядя, как заботливо толстяк заглядывает в глаза бывшему абхаинскому богу. Со вчерашнего вечера Одинг ухаживал за Табхаиром, не хуже заботливой сиделки, и было отчего.
Дело в том, что накануне, когда они ужинали в доме Одинга, из Тангора прискакал гонец с поклоном от нового полновластного правителя Абхии. Шапур заверял конунга роа-радоргов в самых добрососедских чувствах и выражал надежду, что союз двух могущественных богов никогда не обернется против его страны.
«Боги» величаво выслушали гонца, стоя на пороге Валькальва. Одинг пообещал, что все договоры с валидой о мирном сосуществовании сохранят свою силу и при новом правителе Абхии, а Табхаир пожелал ему мудрости и долгих лет правления. Однако, вернувшись в дом, он вдруг как-то сразу сник и невесело рассмеялся.
- Ну и пройдоха этот Шапур! Хорошо усвоил мои уроки! Пожалуй, даже слишком хорошо! «Союз двух богов!.. Никогда против моей страны!», - передразнил он, - это означает, видимо, сиди-ка ты, Табхаир, там, где сидишь и в наши дела больше не суйся!.. Я, конечно, и сам не собирался к ним возвращаться, но, хоть для вида, можно было бы позвать!..
От огорчения у него пропал аппетит, и не пожелав никому доброй ночи, Табхаир ушел за ширму, где ему в первый же день соорудили роскошное ложе.
Нафин с Одингом остались за столом, не зная, что и говорить. У толстяка был ужасно виноватый вид, как будто это он сделал какую-то гадость. А тут еще, через некоторое время, из-за ширмы вылетела и грохнулась об пол драгоценная кольчуга Китиона, и голос Табхаира глухо сообщил, что она ему больше не нужна.
Совершенно расстроившись, Одинг подхватил кольчугу и устремился за ширму, утешая и заверяя брата, что она ему теперь тоже не нужна.
Нафин тогда тихо удалился, но утром, вернувшись, застал совершенно умилительную картину. Уже не такой расстроенный, но все еще несчастный Табхаир, полулежал на любимом ложе Одинга, а тот, словно нянька, поил брата горячим бульоном и рассказывал какую-то древнюю роа-радоргскую легенду.
Разговоры о деле немного отвлекли бывшего бога от нанесенной обиды, но Одинг все равно старался подбодрить его каждой мелочью.
В конце концов, Нафину это надоело. Понимая, что Табхаир до конца дней может страдать, пользуясь добросердечием брата, он напомнил старцу о вчерашнем обещании научить его языку диабхалов.
- Время не терпит, - сказал он, - а язык мне нужно выучить настолько хорошо, чтобы я смог пересказать Углету всю нашу длиннющую историю.
- Верно, верно, - поддержал юношу Одинг, отставляя миску, - займешься делом, братец, и все дурное развеется.
Он тоже сел с ними рядом, следя за уроком и изредка вступая с Табхаиром в спор по поводу произношения тех или иных слов.
- Я с иссорийцами общался, - горячо доказывал свою правоту Одинг, - и знаю, что это слово они произносят именно так! А ты изучал язык в своем святилище, по рукописям, поэтому произносишь его по старинке!
Иссорийский показался Нафину не таким уж и сложным. В начале урока он запомнил несколько простых фраз, которые, по окончании его, с легкостью повторил.
- Ничего удивительного, - заметил вместо похвалы Табхаир, - я по собственному опыту знаю, что достаточно выучить два-три языка, чтобы каждый последующий давался все легче и легче.
Они совсем уж было собрались прерваться и распорядиться о еде, как вдруг с улицы донеслись отдаленные звуки труб, затем приветственные возгласы, и, наконец, вбежавший по вызову Одинга охранник, сообщил, что в Мидгар въехала пышная процессия абхаинов во главе с новым правителем.
- Вот видишь, - засуетился Одинг, узнав об этом, - Он лично пришел просить тебя вернуться! Давай, давай, прими его, не смотри так недоверчиво! Посидите тут вдвоем, поговорите, а потом ты ему откажешь. Только сделай это повеличавее! Я страсть люблю смотреть, как ты это делаешь. Хорошо?… Ну, а ты, Нафин, чего расселся? Давай-ка быстренько вместе со мной – за ширму!..
Новый Шапур ничем не напоминал того, который ползал здесь на коленях всего несколько дней назад. Стоя перед Табхаиром, напустившим на себя величие, он без тени смущения, как о великой новости, рассказал про безумие валиды Анарахты, приведшем к волнениям в стране, и про её заточение до того дня, когда несчастная излечится.
- Значит, до смерти, - шепнул Нафину Одинг.
Поведал Шапур и про то, что спешно созванный Совет знатнейших вельмож и старших жрецов Абхии единогласно избрал его Единым и Полновластным правителем на время болезни валиды. Слово «полновластным» бывший Верховный жрец выделил особо и, прежде чем перейти к цели своего визита, сделал многозначительную паузу.
- Надеюсь, что мой гонец, посланный мною вперед, донес всю глубину моего преклонения перед союзом Великого Табхаира и Верховного аса роа-радоргов, - вкрадчиво сказал он. – Воистину, это божественный союз! Но смеют ли абхаины надеяться, что их любимый бог еще раз когда-нибудь посетит Абхию?
- Зачем же когда-нибудь? – усмехнулся Табхаир. – Отчего не сейчас?
Шапур отвел взгляд.
- Я бы не советовал Великому Табхаиру возвращаться сейчас, - промямлил он. – В своем безумии Анарахта издала несколько указов, порочащих святое имя нашего бога. Вера поколебалась, и нужно время, чтобы я, своей властью, восстановил величие всесильного Табхаира.
- Отчего же мне, такому всесильному, нельзя вернуться и самому восстановить свое доброе имя?
Взгляд Шапура стал жестким и холодным.
- Были волнения, - произнес он с нажимом, - простолюдины осквернили храм. Несколько изображений Великого бога разбито вдребезги, архив дворца разграблен, и протоколы допросов кочевников преданы гласности! Более того, черепки священного сосуда, из которого ты должен был возродиться.., - тут Шапур не смог сдержать легкой усмешки, - … выставлены на всеобщее обозрение! Никто больше не верит в крылатого старца. Поэтому я и советую повременить с возвращением. Дождись своего возрождения, о великий бог, явись во всем блеске молодости и силы, и тогда последние сомнения отпадут, а я первый склоню голову.
Он насмешливо уставился на Табхаира, и Нафину стало жать старца. Но тот, хоть и был совершенно раздавлен, присутствия духа не потерял. Сделав вид, что глубоко задумался, он не сводил пристального взгляда с лица Шапура, и дождался таки момента, когда глаза бывшего его служителя дрогнули и опустились.
- Молодец, - медленно проговорил Табхаир. – Молодец, что в столь тяжкое для Абхии время не поленился и сразу же приехал ко мне, чтобы предупредить и уберечь мое сердце от тяжкой раны, которую оно получило бы, видя напасти, обрушившиеся на страну. Вижу, что ты по-прежнему верен мне и достоин того, чтобы навести в Абхии порядок к тому моменту, когда я вернусь возрожденным. Но, в обмен на то, что я последую твоему совету, окажи и ты мне небольшую услугу.
- Какую? – напрягся Шапур.
- Не убивай Анарахту. Род валид многое сделал для меня, и я не хочу, чтобы он прервался так позорно. Пусть её заточат в моем святилище и хорошо с ней обращаются. Большего я у тебя не прошу.
- Ах, это!.., - облегченно выдохнул Шапур, - это пожалуйста! Я и сам подумывал так поступить, но, раз и ты об этом же просишь, то так и будет.
Табхаир кивнул, встал и, не говоря больше ни слова, повернулся к посетителю спиной. Тот слегка растерялся. Судя по всему, он собирался еще что-то сказать, но старец повернул все так, что высокомерный правитель Абхии должен был или уйти, или просить еще раз его выслушать.
Немного помявшись и растеряв половину своего величия, Шапур предпочел второе.
- Великий Табхаир, - неуверенно позвал он, - народ Абхии просит вернуть ему священную реликвию – кольчугу Китиона.
Старец обернулся и изумленно поднял бровь.
- Кольчугу? А с чего ты взял, что она у меня?
Шапур криво улыбнулся и развел руками.
- Она была в твоем святилище, да и Анарахта, помнится, говорила, что просила тебя надеть её перед визитом того самозванца.
- Да, просила, - с готовностью кивнул Табхаир, - но я не привык к доспехам и не одевал её. Видишь, кольчуги на мне нет.
Он распахнул свои одежды, демонстрируя простую нательную рубашку.
- Не думаешь же ты, что я её украл и спрятал где-нибудь в лесу, или того еще хуже, здесь – в доме великого Одинга?!
- Нет, нет, - попятился к двери Шапур. – Наверное, мы просто плохо искали.
- Поищите получше, - ласково улыбнулся ему Табхаир.
Он дождался, когда дверь за новым правителем Абхии закроется, а Нафин с Одингом выйдут из-за ширмы, и только тогда выпустил гнев на волю.
- Выучил дурака на свою голову! «Единый и Полновластный правитель»! Да ему бы котлы чистить, а не править! Уж лучше бы совсем не приходил, ограничился бы послом и, честное слово, я бы его понял! Но нет, струсил, примчался! Боится, что я вернусь, и тогда плакало его полновластие! И ведь нет, чтобы попросить по-хорошему – стал кичиться, и перед кем?!!! Ни слова благодарности, ни слова о том, чем мне обязан! Да еще и кольчугу осмелился просить, шельмец! Ну, тут уж дудки! Анарахта, окажи я ей такую же услугу, кольчуги бы мне не пожалела… Кстати, где она?
- Да там, за ширмой, где мы её вчера и оставили, - ответил Одинг.
- Вот и хорошо! Тому, что я уготовил этому болвану, она может только помешать!
- А, что ты уготовил? – с любопытством спросил Нафин.
Табхаир зло сощурился.
- Вот пусть посадит Анарахту в мое святилище, а там увидите…
Все оставшиеся до приезда диабхалов дни Нафин провел за изучением иссорийского языка. Когда Видар узнал, что юноша этим занимается, то хлопнул себя по лбу и заявил, что совершенно упустил из вида верховую езду.
- Как ты пойдешь в поход! – воскликнул он. – Не за спиной же у кого-нибудь из конников! Давай-ка так, с утра ты у Табхаира, а вечером будем учиться ездить верхом.
Нафину подобрали смирного рыженького коника, легкого на ходу и очень выносливого, по имени Бивраст.
- Когда он родился, то лежал на соломе выгнув спину мостиком, за что и получил такое прозвище, - пояснил воин.
Поначалу Нафин всего боялся, и Бивраста, и езды на нем. Но потом осмелел, освоился и даже стал находить в езде верхом некоторое удовольствие. За день до прибытия обоза они с Видаром даже наведались в Асгард. Правда путешествие вышло не совсем удачным из-за того, что пошел дождь, и впечатление от вида священного пепелища несколько омрачилось. Впрочем, Нафин подумал, что даже в солнечный день огромный участок выжженной земли вряд ли бы произвел на него какое-то иное впечатление. Конечно, и здесь, как в Вальгалле, чувствовалась непонятная сила, идущая из самой земли в небесные глубины, да и пепелище выглядело так, словно только вчера тут горели погребальные костры. Но нужно было быть роа-радоргом, свято верящим в вечную жизнь небесного города, чтобы не испытывать в этом месте скорби и уныния.
Священный Индрасиль по мнению Нафина тоже мог бы быть и выше, и толще. Но, когда они проезжали мимо, Видар предложил орелю спешиться и дотронуться до дерева.
Под густой кроной ствол оказался совсем сухим и, дотронувшись до теплой коры, юноша вдруг почувствовал, что дерево дышит. Он шагнул вперед, прижался к Индрасилю щекой и закрыл глаза. В ту же минуту сердце словно взорвалось от боли! Теплые руки матери ласково погладили его лицо, а ноздри затрепетали, ощутив их запах и запах волос Метафты. Глаза Нафина обожгло слезами. Он зажмурился еще сильнее и, обхватив дерево обеими руками, весь отдался во власть его чар.
Свежий горный воздух заполнил все существо ореля, смешиваясь с запахами высушенных листьев Кару, ароматом его сочных плодов и горечью травы, что росла за гнездовиной. Родное поселение встало перед его мысленным взором так четко и ясно, что Нафин мог рассмотреть каждый уголок, каждый камешек и каждую травинку, знакомые с детства. Беззвучно переговариваясь, по единственной улочке проходили такие родные орели! Они улыбались друг другу, и все вокруг было так безмятежно и покойно, что плотный ком, сжавшийся внутри Нафина, взлетел к самому его горлу, перехватывая дыхание! Юноша вспомнил, как весь мир свелся для него в серый камень под щекой после смерти Тихтольна, и судорожно всхлипнул. Но тут же ласковым теплом его окутал прощальный взгляд Гиры, а морщинистые руки старухи Гра пробежали по волосам легким ветерком.
«Истинные чувства еще придут к тебе, но, берегись, мой мальчик, как бы твое сердце не разорвалось тогда от тоски», - прошептало дерево в самую душу Нафина. «Оно готово разорваться, Старик», - шепнул в ответ орель.
Он с трудом оторвался от Индрасиля, молча сел на своего коня и тронул поводья. Видар, словно понимая, что творится в душе юноши, тоже ехал молча и даже смотрел в другую сторону. «Спасибо тебе, Видар, - подумал орель, - спасибо всем вам за память и веру в то, что смерти для тех, кого вы помните, нет и быть не может. Для меня это был хороший урок. И, хотя сейчас душа моя переполнена впечатлениями, и я еще не до конца в них разобрался, но главное мне ясно: там, где нет памяти и любви все зарастает пылью. Тут-то ты прав, Старик, но ты не прав в другом – по моей вине Гнездовище не погибнет! До сегодняшнего дня я и сам не знал, что люблю его так сильно и помню так крепко. Поэтому смерти для него нет и быть не может!».
Орель вздохнул полной грудью и только тут заметил, что из-за туч выглянуло солнце.
- Дождь закончился, - как бы между прочим заметил Видар.
Где-то вдалеке глухо пророкотал гром, и воин обернулся туда.
- Смотри, Нафин, - Бивраст!
- Что Бивраст? – не понял юноша, осматривая своего коника.
- Да нет, на небо смотри!
Нафин поднял голову и улыбнулся: между темной и светлой частью неба перекинулась ярчайшая радуга.
- Химдаль протрубил в свой рог, и тучи ушли, убоявшись голоса Гилхорна, - проговорил Видар, - а Бивраст проступил во всей своей красе и блеске!..
Радуга не меркла все то время, пока они ехали в Мидгар, и воин, не сводя с неё глаз, рассказывал Нафину, что когда-то Бивраст был зримым и твердым. Высшие асы сотворили его, чтобы люди с земли приходили к ним в гости. Но смертные повели себя странно. Одни откровенно льстили асам, надеясь получить возможность навсегда остаться в их золотых чертогах, и наушничали на других, говоря, что те недостойны даже заходить сюда. Другие, исполнившись безумной зависти, стремились при каждом удобном случае что-нибудь сломать, или испачкать земной грязью белоснежные облачные полы. И тогда асы уничтожили мост между землей и небом, залив его жидким огнем, и создали новый – незримый, появляющийся только в моменты великой радости – победы солнца над непогодой. Увидеть его – к большой удаче, а пройти по нему – заветное желание. Но только тот, кто чист в помыслах, кто светел и радостен был в земной жизни, может подняться по новому Биврасту.
- Хорошо, что он явился нам сегодня, - заключил Видар, останавливая коня перед воротами Мидгара. – Из этого я вижу, что мое посольство будет удачным.
- Ты уезжаешь на встречу с Хелериком? – догадался Нафин.
- Да. Наш дозор сообщил сегодня утром, что диабхалы всего в одном переходе отсюда. Мне нужно успеть переговорить с ним и вернуться до того момента, когда они прибудут. Поэтому здесь я с тобой попрощаюсь. Не забудь напоить Бивраста водой… И оботри его! – крикнул воин уже на ходу.
Весь остаток дня Нафин прослонялся по Мидгару, скучая и, вместе с тем, волнуясь. Ночевать он остался в доме Одинга, но общение со старцами его не слишком развеселило. Одинг куда-то ушел еще до окончания ужина, а Табхаир, едва доел, тут же улегся спать. От нечего делать юноша вышел на улицу, чтобы с крыльца Валькальва полюбоваться на звезды и, может быть еще раз, так же ясно вспомнить гнездовище. Но вокруг дома бродили стражники, которые при появлении Нафина тут же попадали на колено, а когда он их поднял, принялись ходить следом, неизвестно от кого охраняя.
Погуляв так минут пять, орель решил возвращаться, но тут как раз подъехал Одинг, и юноша задержался на крыльце.
- Примите коня, - велел конунг стражникам, грузно опускаясь на землю.
Потом медленно поднялся к Нафину и облокотился о перила крыльца рядом с ним.
- Спит? – мотнул головой в сторону дома.
- Спит.
- Вот всегда он так! Ни разу еще не поговорил со мной по душам. Только о делах, или спит! А ведь родня.., брат!.. Эх!
Одинг огорченно махнул рукой, и Нафин вдруг заметил, что глаза у него красные.
- Песок по дороге набился, - пробурчал толстяк, отворачиваясь, но юноша сразу понял, что он ездил в Вальгаллу.
- Прощался я, понимаешь, - сознался Одинг, глядя в сторону. – Не сегодня-завтра приедут диабхалы, и там уж не до того будет. Не посидишь спокойно, не подумаешь… А сегодня я о многом передумал. Сомнения меня, понимаешь ли, стали одолевать. И чего, думаю, я с вами иду? Что ждет меня на этой Сверкающей Вершине? А здесь все родное, три поколения роа-радоргов на моих глазах выросли… Но вот посидел там, и ответы сами собой пришли. В том-то и дело, Нафин, что ради этих трех поколений мне и надо уйти. Что они знали, чем жили? Тем, что есть у них Верховный ас и Великий конунг, мудрый, могучий и БЕССМЕРТНЫЙ! Который может одним только словом вознести на небо целый погибший город и дать ему там вечную счастливую жизнь! Я был для них защитой при жизни и после смерти, легенда, живущая среди них и всю их жизнь равняющая с легендой!.. Но вот, представь, в один злосчастный день, я бы умер. Что думать тогда моим людям? Раз бессмертный все же умер, значит, он лгал про вечную жизнь, и все их умершие родственники не пируют в небесных чертогах, а попросту сгнили в земле?! Раз бог оказался не богом, значит, нет ни Асгарда, ни Вальгаллы?!.. Как же им жить дальше? Я знаю, что такое разувериться – сам в себе разуверился, когда узнал, что смертен – поэтому людям своим этого не хочу!.. Помнишь, к нам Шапур приезжал?
- Помню.
- Вот тогда я про все это впервые и подумал. Поначалу-то просто забавно было – и страна не моя, и люди чужие. А потом, чувствую, невесело мне как-то стало про Абхию думать. Дурные ей достались правители, что Анарахта, что Шапур этот… Ну разве ж можно, ради сиюминутной власти, поганить то, во что их предки так долго верили?!..
- Видимо у них можно, - откликнулся Нафин. – Честно говоря, вера у них была жестокая. Тюрьмы, казни, запреты всякие… Нехорошие там дела от имени бога творились. А вот тебе, Одинг, как мне кажется, бояться нечего. Даже если бы ты умер, как простой смертный, у вас бы мало что изменилось. Твои роа-радорги придумают еще одну красивую легенду, и будешь ты жить вечно в их памяти, как те, что остались в Асгарде, или ушли в Вальгаллу.
Одинг с надеждой посмотрел на Нафина.
- Ты правда так думаешь, или просто утешаешь меня?
- Я правда так думаю.
Живой глаз конунга радостно сверкнул в лунном свете, и он доверительно шепнул:
- А знаешь, что я думаю? Я думаю, что если во что-то веришь, то не может так получиться, чтобы этого вовсе не было! И неважно, бог я или не бог, а это обязательно есть! И знаешь, что еще мне, старому дураку, в голову втемяшилось? Что там, на Сверкающей Вершине, увижу я своих девочек… А что, небо-то совсем рядом! Может, где-то, среди орелинских городов и окажется золотой чертог, в котором живут крылатые души моих дочерей!.. Почему бы и нет, правда?
Нафин ничего не стал отвечать, но Одинг ответа не ждал. Решительно выпрямившись, он пошел в дом.
- Идем, Нафин, посидишь со мной. Ужин-то свой я так и не доел.
Они тихо вошли, стараясь не разбудить Табхаира, и сели друг напротив друга. Конунг посмотрел в свою тарелку, но есть не стал. Только отпил из кубка без особой охоты.
- Тревожно мне что-то, - сказал он. – Сам не знаю из-за чего. Уж вроде бы все продумали, а душа все равно неспокойна. Она-то прозорливей ума и видит дальше. Как почует плохое, так и мечется, сигналы подает…
- Думаешь, что-то пойдет не так? – спросил Нафин.
- Не знаю, не знаю. Но теперь уж не переиграешь.
Утром Нафин проснулся, как ему показалось, рано. Табхаир еще спал, но Одинга в доме уже не было. Его голос, отдававший распоряжения, слышался с улицы и, судя по тому, какие распоряжения он отдавал, в Мидгаре начинали готовиться ко встрече диабхалов.
«Итак, - подумал Нафин, - сегодня все решится с Углетом. Мне тоже как-то беспокойно, но думать о плохом не стану. В конце концов, когда я один отправлялся за Табхаиром, было гораздо хуже. А теперь со мной Одинг, сам Табхаир, Видар, да еще и целый отряд роа-радоргов. И это не считая Хелерика! Ну, что может случиться?! Нет, уж лучше я подумаю о чем-нибудь хорошем».
Он сладко потянулся, но вместо раздумий подскочил и быстро стал умываться. Самым хорошим в сегодняшнем дне было то, что Гиллинг, наконец-то, вручит ему готовую долгожданную кольчугу.
Выскочив на улицу и поприветствовав со всем почтением Одинга, который, похоже, больше не грустил и был бодр, как всегда, Нафин помчался в кузню. Дорогу туда он помнил прекрасно, и, единственное чего опасался, так это того, что в такую рань кузнеца там еще не будет. «Ничего, посижу, подожду», - решил юноша. Радуясь, что на пути ему никто не встречается, он, чуть ли не вприпрыжку несся через скотный двор, мимо какого-то высокого забора. Как вдруг оттуда донеслось растревоженное кудахтанье, и щуплая фигура Вигвульфа, перемахнув через верх, опустилась на дорожку, прямо перед Нафином.
Оба тут же замерли, сверля друг друга взглядом. Орель сразу отметил, что щуплый был с головы до ног покрыт пылью. Щеки его ввалились, глаза запали, и вообще, выглядел он так, словно пришел издалека и смертельно устал.
Пока Нафин все это отмечал, Вигвульф успел опомниться и дернулся, как будто хотел убежать, но в следующее мгновение передумал, поклонившись Нафину довольно небрежно. Юноша тоже кивнул кое-как и поспешил пройти мимо. Встреча с Вигвульфом его совсем не обрадовала. «И куда он мог ходить так далеко? – думал он, шагая дальше уже не так весело. – Может надо было спросить? Хотя, чего спрашивать? Если он замыслил худое, то правды все равно не скажет. А если худого не замышлял, и ходил куда-то по вполне безобидным делам, то и спрашивать незачем. Правда вид у него был слишком испуганным для безобидных дел, да и поклонился он… А действительно, почему он меня так приветствовал, этот Вигвульф, который, помнится, из кожи вон лез, чтобы услужить? Нет, здесь что-то нечисто! Пожалуй, скажу Одингу – пусть приставит кого-нибудь присмотреть за щуплым в эти дни».
Ждать Гиллинга пришлось совсем недолго. Кузнец был приятно удивлен таким нетерпением своего крылатого заказчика и жестом предложил ему войти. Конечно, без Видара объясняться им было очень сложно, но после того, как Нафин увидел свою новую кольчугу, слова им с Гиллингом уже не понадобились. Восхищение, изумление и безмерная радость, отразившиеся на лице Нафина, в переводе не нуждались.
Новая кольчуга превзошла все ожидания ореля. Она не была так обильно украшена мордами неведомых зверей и бородатыми ликами то ли асов, то ли героев, и основным мотивом для её украшений служили переплетенные крылья, перья, да солнечные диски, где с прямыми, а где с извивающимися лучами. Но от этой изысканной простоты внешний вид кольчуги только выиграл, не говоря уже об её удобстве на деле. Ни в какой другой Нафин себя и представить уже не мог.
С помощью Гиллинга орель облачился в свое сокровище и поразился тому, насколько легкой оказалась кольчуга. Кузнец предложил ему на выбор несколько мечей и кинжалов, но юноша отказался. Оружием он все равно владеть не умел, и того кинжала, который подарила Гра, было для него более чем достаточно. Тогда Гиллинг, откуда-то из глубин кузни, очень торжественно и бережно вынес, держа за цепочку, обещанный футляр под зеркальце и, робея от собственной смелости, сам надел его на Нафина. Уж тут-то он не поскупился на узоры и всевозможные изображения. Чего здесь только не было! И крылатые кони, и длиннохвостые птицы, поющие над их головами, и длинные цветочные стебли, заплетенные замысловатым узором, и даже волк, изогнувшийся оскаленной пастью к собственному, трусливо поджатому хвосту.
Нафин успел рассмотреть только одну сторону футляра, как до него донесся звук гонга, призывающий к Одингу. Не зная, как еще выразить свою благодарность, орель подскочил к Гиллингу и крепко обнял его. Добродушная физиономия кузнеца побледнела от волнения перед такой неожиданной честью, и юноша еле удержал его от традиционного падания на колено. Они пожали друг другу руки, и Нафин выскочил на улицу.
Солнце, при виде новой кольчуги, радостно вспыхнуло и заплясало на всех его колечках, а от дивного футляра во все стороны брызнули маленькие солнечные зайчики. Восторг переполнял все существо ореля. Он чувствовал себя каким-то новым, способным на что угодно! И, вместо того, чтобы бежать обратно по дорожке через скотный двор, Нафин гордо расправил крылья, с удовольствием отмечая, что кольчуга сидит, как влитая и нисколько этому не мешает, и полетел к Валькальву, приводя в восхищение всех видевших его роа-радоргов.
Звук от гонга еще не успел до конца развеяться в воздухе, а орель уже стоял перед крыльцом дома Одинга и радостно приветствовал Видара, видимо только что прибывшего. Воин был запылен не хуже Вигвульфа, но, в отличие от него, совсем не выглядел усталым.
- Чудесная кольчуга, Нафин, - широко улыбнулся он, опускаясь на одно колено, как и стоящие вокруг стражники, и, пропуская юношу в двери, шепнул: - Хелерик согласился с нашим предложением, и боги уже об этом знают.
Они вошли внутрь, где Одинг с Табхаиром о чем-то озабоченно переговаривались. Бывший абхаинский бог тоже уже облачился в свои драгоценные доспехи и молча, безо всякого выражения на лице, осмотрел Нафина. Одинг же пришел в полный восторг. Минут пять он рассматривал кольчугу, заставляя юношу поворачиваться то так, то эдак, пока многозначительное хмыканье Табхаира не вернуло его к делам, ради которых они собрались.
- Итак, Хелерик согласился просить нас о помощи от имени жителей Битры, - объявил Нафину Одинг. – Видар говорит, что он был несказанно рад нашему предложению и не колебался ни одной минуты. Диабхалов, которые идут с ним, опасаться не стоит. Хелерик сказал, что они всего-навсего тупые исполнители и будут делать только то, что он им прикажет. Прикажет молчать, что бы ни случилось – будут молчать, прикажет помогать во всем роа-радоргам, которые пойдут с ними назад – будут помогать… Так что пока все складывается неплохо.
В ответ Нафин рассказал о своей утренней встрече с Вигвульфом, подробно описав запыленный вид щуплого и его странное приветствие. Едва он закончил говорить, как Видар, переглянувшись с Одингом, немедленно ушел, а конунг озабоченно потер подбородок.
- Не нравится мне все это, - сказал он. – Вигвульф человечишка, конечно, ничтожный, но если он решится напакостить, то сделает это от души. Не могу, однако же, взять в толк, что он замышляет и против кого?
Табхаир с подозрением уставился на Нафина.
- Ты уверен, что ничем не выдал себя в разговоре с этим ничтожеством? – спросил он.
- Уверен, - твердо ответил Нафин. – Но я не могу поручиться, что он не подслушал кое-что из наших разговоров с Видаром. Вигвульф достаточно крутился возле нашего шатра. Мог из простого любопытства подобраться поближе и что-нибудь услышать.
- Тогда, что нам от него можно ждать?
Табхаир перевел вопросительный взгляд с Нафина на Одинга.
- Не знаю, - пожал плечами конунг. – Не станет же он обвинять меня, или кого-нибудь из вас перед всеми роа-радоргами! Вигвульф не такой дурак, чтобы сделать свое положение хуже, чем оно есть.
- Что ж, значит незачем о нем и говорить, - заключил Табхаир. – У нас есть дела и поважнее. А тебе, Нафин, до прибытия обоза, лучше никуда не бегать и посидеть здесь.
- Да, - поддержал Одинг. – Ты должен быть с нами, когда Хелерик вызовет меня, чтобы изложить свою просьбу.
Диабхалы прибыли перед самым закатом. Видар, пришедший доложить об этом, добавил, что Вигвульфа нигде не нашел. Но времени раздумывать о щуплом уже не оставалось. Не прошло и получаса, как снаружи раздались три удара гонга, означавшие, что все мидгарцы должны немедленно собраться перед Валькальвом.
- Пора, - сказал Одинг Видару.
Воин вышел на крыльцо и не возвращался довольно долго. По нарастающему снаружи гулу Нафин догадывался, что роа-радорги все прибывают и прибывают. Он посмотрел на побледневших старцев и почувствовал, как волнение, мелкой дрожью, начинает охватывать и его самого.
Наконец, Видар вернулся. Широко распахнув двери, он громко, чтобы было слышно всем собравшимся, оповестил:
- Верховный ас и Великий конунг роа-радоргов, диабхал Хелерик, прибывший с обозом из Иссории, просит тебя о великой милости выслушать его. Он здесь и ждет, выйдешь ли ты, чтобы склонить слух к его просьбе.
- Мой народ собрался? – так же громко спросил Одинг.
- Да, Великий конунг, мидгарцы ждут.
- Что ж, я выйду.
Одинг оправил одежды, мельком осмотрел Нафина с Табхаиром и, сделав знак, чтобы следовали за ним, вышел на крыльцо.
Нафин и не предполагал, что в Мидгаре столько жителей. Когда они разрозненными группками сидели перед кострами или занимались своим делом, казалось, что их не так уж и много. Но сейчас перед Валькальвом собралась огромная толпа. Отовсюду, куда бы ни падал взгляд ореля, на него смотрели роа-радорги. Они стояли полу кругом, оставив перед крыльцом пустое пространство, в центре которого находился коленопреклоненный Хелерик.
С первого же взгляда на него Нафин понял, почему Видар его заприметил. Этот человек не мог не выделяться. Высокий, темноволосый, одетый роскошно, но не кричаще, он, даже склоненный, сохранял гордую осанку. А когда Хелерик заговорил, его поднятое лицо оказалось таким открытым и светлым, что не было никаких сомнений – он поможет, чего бы эта помощь ему не стоила.
Говорил Хелерик на роа-радоргском, но, стоящий возле Нафина Видар, переводил каждое слово.
В самых учтивых выражениях диабхал рассказал Одингу, что жителям приграничной Битры стало известно о пребывании в Мидгаре абхаинского бога Табхаира и посланника от Высших богов роа-радоргов. Поэтому, провожая обоз, они просили узнать, не соблаговолят ли столь могущественные боги избавить их от соседства с кошмарным Углетом.
По рядам мидгарцев пробежал удивленный ропот. Всем было известно, как диабхалы носятся со своим Страхом. Но Хелерик, нисколько не смущаясь изумлением, вызванным его словами, пояснил, что хоть мощь Углета и отпугивала не раз многих, желавших поработить Иссорию, но злобная его сила растет, и жители Битры боятся, как бы она, в конце концов, не обратилась против них.
- Наши правители смертны, - говорил Хелерик, - им не под силу совладать с демоном. Но два могучих бога и небесный посланник в состоянии сокрушить любое зло. Мы не знаем, для чего вы собрались вместе, но такого случая может больше не представиться, поэтому решили не упускать счастливую возможность. С обозом мне приходится пересекать пол страны, и я знаю, просьбу жителей Битры поддержали бы многие из тех, кого беспокоит будущее их детей. Мы также понимаем, что наши проблемы – это наши проблемы, и что, обращаясь с просьбой о такой великой услуге, диабхалы рискуют поработить себя еще больше. Но мы не побоялись бы обратиться и просто к конунгу, а уж к Верховному асу и подавно. Всем известно, что клятвы, даваемые Одингом нерушимы, и дав обещание не нарушать границ Иссории с целью захвата, он никогда не воспользуется доверием её жителей. Поэтому, мы с легкой душой, просим могучих богов откликнуться на нашу просьбу.
Хелерик замолчал, и все взгляды устремились на Одинга. Нафин, стараясь сохранять подобающий вид, все же смущенно переминался с ноги на ногу, оглядывая лица мидгарцев. Не удивляет ли их, что о таком важном деле просит всего лишь начальник обоза? Но роа-радоргов это, похоже, мало волновало. Подвиг, предлагаемый их конунгу, пусть даже вкупе с другим богом, был слишком велик, чтобы они задумывались о таких мелочах. И ничего другого, кроме согласия, мидгарцы от Одинга не ждали. Но он молчал и, словно испытывая сомнения, не сводил взгляда с лица Хелерика. Нафин, который позволил себе осторожно посмотреть на лицо Одинга, отметил про себя, что толстяк действительно задумался, а не подражает Табхаиру, который, сколько юноша помнил, задумчивость только изображал.
Наконец, конунг повернулся к своему брату, словно затем, чтобы узнать его мнение, и тот согласно кивнул. Следом за ним, на вопросительный взгляд конунга, кивнул и Нафин.
- Хорошо.
Одинг обвел взглядом ряды роа-радоргов.
- Теперь мне нужно ваше согласие.
Громкий одобрительный рев был ему ответом.
- Так и быть, - вскинул голову Одинг и обратился к Хелерику: - Сейчас, в присутствии своего народа, я дам клятву, что пересеку границу Иссории только для того, чтобы избавить её народ от Углета и ни на что более не посягну.
Он поднял было руку, но тут из дальних рядов раздался истошный крик, и расступившиеся мидгарцы пропустили вперед трясущегося от возбуждения Вигвульфа. Щуплая фигура упала на колени и поползла вперед, что-то говоря без остановки.
Видар от изумления перестал переводить, и Нафин ничего не понимал. Но, судя по тому, как налилось кровью лицо воина, как он шагнул вперед, схватившись за меч, и что-то коротко прорычал сквозь зубы, орель понял – случилось самое плохое. И, словно в подтверждение его мыслям, Вигвульф, не переставая говорить, ткнул пальцем в Нафина.
- Что он говорит? – растерялся юноша.
Он посмотрел на окаменевшего Одинга, на побледневшего Табхаира, но все молча слушали Вигвульфа. По лицам мидгарцев было видно, что они ошарашены и совершенно сбиты с толку.
- Что он говорит? – еще раз спросил шепотом Нафин, незаметно для других, дергая Одинга за рукав.
- Он все знает, - еле двигая губами, тихо ответил Одинг. – Знает про то, что ты просто крылатый юноша с каких-то гор, а не посланник асов, про то, что Видар покрывает твой обман, и говорит, что, пользуясь доверием богов, вы оба сговорились с Хелериком, пришедшим от ненавидящих нас диабхалов, чтобы он сладкими речами заманил нас с Табхаиром в ловушку…
В этот момент мидгарцы дружно охнули в ответ на какие-то слова Вигвульфа, и он, наконец, замолчал.
Но пауза долго не продлилась. Не давая никому опомниться, вперед выступил Табхаир, заслоняя собой готового броситься на Вигвульфа Видара. Старец раскинул руки и заговорил спокойно, даже ласково, обращаясь к мидгарцам, которые слушали его очень внимательно и со всем почтением. Многие из них даже начали согласно кивать головами, а Вигвульфа перекосило от злости.
- Что? Что? – спрашивал Нафин, - да переведите же мне кто-нибудь!
- Он говорит, что кому, как не ему, приведшему тебя сюда, знать, что ты посланник Высших асов, - перевел Одинг, - и, что ты никому ничего не должен доказывать, но, из уважения к мидгарцам.., - тут Одинг поперхнулся. - Да он что, с ума сошел?!!!
- Что?!!!
- Он говорит, что тебе не составит никакого труда прямо сейчас доказать, что Вигвульф лжет, и сотворить великое чудо!
- Какое чудо? – опешил Нафин.
Но тут Табхаир закончил говорить и повернулся к ним под одобрительные возгласы роа-радоргов.
- Ну все. Я сделал, что мог, и единственное, что нам остается – это немедленно взлететь и бежать отсюда подальше!
- А Одинг? – прошептал Нафин, отступая.
- Одинг может полететь с нами, если хочет. Или может остаться и изображать обманутого, пока не удастся присоединиться к нам.
- А Видар?
- Улетайте, - твердо сказал воин. – Отчасти я виноват в том, что недосмотрел за Вигвульфом, и готов ответить за это!
- Давай, Нафин, - поторопил Табхаир, - время не ждет!
Старец приоткрыл крылья, но юноша не двигался с места.
- Я не могу, - бормотал он, - это неправильно, так быть не должно!..
Тут взгляд его упал на приоткрытое крыло Табхаира и, на мгновение замерев, Нафин быстро зашептал:
- Одинг, Одинг, скорее, открой свое крыло тоже!
Он шагнул к старцам, прикоснулся сначала к белым перьям на крыле Табхаира, а потом тронул такие же на крыле Одинга. Странные оказались ощущения! Словно миллионы острых иголочек пробежали, покалывая, вверх по руке. Но Нафина больше всего порадовало, что ощущения эти были одинаковыми, что от перьев Табхаира, то от перьев его брата.
- Одинг! – радостно прошептал юноша, - кажется, я придумал! Прикажи пока, чтобы принесли этого.., ну, как его… Прорицателя!
- Беальда?
- Ну да, его! А потом я объясню, что мы сделаем!.. Хотя, постой.., скажи, ты никогда никого здесь не лечил?
- Лечил?! – изумился Одинг. – Зачем лечил? У нас есть норны. К тому же многие воины не спешат залечивать свои раны сразу же, чтобы оставались шрамы. Что это за воин, если у него шрамов нет…
- Очень хорошо, - оборвал Нафин. – Раз ты и сам о себе этого не знаешь, то твои люди не знают и подавно. Поэтому, скорее вели нести этого Беальда!..
- Неплохая идея, мальчик.
Табхаир просветлел лицом, и пока конунг подзывал стражников и отдавал им приказания, впервые за все время знакомства, ласково положил ему руку на плечо.
– Я бы тебе помог для верности, но боюсь, вдруг кто-нибудь из этих мидгарцев слышал о моих целительных способностях. Так что, не подведи, Одинг, - повернулся он к вернувшемуся конунгу. – Мальчишка, кажется, придумал дельную вещь.
- Нужно сказать мидгарцам, - продолжал, Нафин, страшно волнуясь и провожая глазами Видара, ушедшего вместе со стражниками, - что, поскольку я не ас, то чудо могу совершить только через аса, используя его мощь. Когда принесут прорицателя, ты, Одинг, пойдешь к нему вместе со мной, положишь ему на грудь крыло и, пока я буду, как бы произносить заклинания, постарайся коснуться старичка именно этими белыми перьями.
- И, что будет?
- Надеюсь, что произойдет чудо.
Квасира ждали недолго. Скоро четверо стражников, во главе с Видаром, без особых усилий пронесли через расступившуюся толпу носилки с бесчувственным телом прорицателя, следом за которыми шли уже знакомые старухи-норны. Носилки установили на высокие козлы прямо перед крыльцом. И пока Одинг объяснял своим людям, что посланец асов чудо может совершить только через него, Нафин спустился и посмотрел на квасира. Вид старика оптимизма не внушал, но никакого другого выхода у ореля не было.
- Только оживи, - прошептал он умирающему.
И когда конунг возложил на грудь Беальда свое крыло, для верности, прижал его рукой.
Несколько ужасных мгновений ничего не происходило, и Нафин, холодея сердцем, попросил Одинга слегка поводить крылом. В то же мгновение умирающий квасир выгнулся дугой и, раскрыв рот, с ужасным хрипом потянул в себя воздух.
По толпе мидгарцев пробежал трепет, а когда прорицатель слегка приподнял голову на носилках, и старухи-норны, охая, подбежали, чтобы поддержать его, все рухнули на колени и до земли склонились перед Нафином.
- Чудо! – прошептал Одинг, не веря своим глазам. – Он же совсем почти мертвый был!
Табхаир подошел, отвлекая своими сверкающими одеждами внимание от растерянных лиц Нафина и Одинга. Но его маневр был излишним. Жители Мидгара, как только пришли в себя, в едином гневном порыве сплотились против Вигвульфа, который дрожа жался к ногам Хелерика. Диабхал, внимательно наблюдая за происходящим, этого даже не замечал. И только когда все взгляды обратились на них, брезгливо оттолкнул щуплого от себя.
В этот момент квасир Беальд как раз раскрыл глаза, и первым, кого он увидел, был Нафин.
- Наконец-то, - прохрипел прорицатель. – А то я уже устал ждать.
С помощью старух прорицатель почти сел на носилках, ища кого-то вокруг себя.
- Одинг! Где Одинг! Позовите ко мне конунга!
- Я здесь, Беальд, - толстяк выступил вперед.
Старик слабо улыбнулся.
- Ну, здравствуй, мой повелитель! Вот твой час и пробил. Пора исполнить свой рок! Убей Фрегунда… Пусть величие твоего рода идет впереди тебя, а страх оставь за спиной, и тогда твоя правая рука тебя спасет, а рок твой начнет вершиться с той минуты, когда страх примирит тебя с Фрегундом. Он ведь тоже устал…
Беальд устало откинулся на руки старух и снова закрыл глаза.
- Что это значит? – спросил Нафин, который все время стоял рядом, у Одинга. – Ты что-нибудь понял?
- Нет, - ответил конунг, как о чем-то само собой разумеющемся, - но будь уверен, все так и получится, как он говорит.
Юноша присмотрелся к прорицателю.
- Кажется, он еще что-то хочет сказать.
Он нагнулся над носилками, но глаза Беальда больше не раскрылись. Только рука его нащупала ладонь Нафина и слегка сжала. А потом, сквозь хриплое дыхание, послышалось:
- Скажи все, что знаешь, когда закипит вода в котле…
- Вода? Какая вода? – не понял юноша.
- Ты поймешь, - прохрипел старик и снова впал в беспамятство.
Старухи захлопотали вокруг, вежливо оттесняя ореля, и ему пришлось подняться на крыльцо, так и не выяснив, к нему ли обращены были последние слова прорицателя, или они предназначались все-таки Одингу.
Конунг принес обещанную клятву, и Хелерик, радостно сверкнув глазами и низко поклонившись, отошел к своим диабхалам, которые, как только теперь заметил Нафин, испуганно жались в отдалении возле телег. Одинг же свирепо уставился на Вигвульфа. Щуплый роа-радорг стоял на коленях и тихо подвывал, удерживаемый за шиворот Видаром. Нафин вспомнил, как конунг встретил их с Табхаиром в день приезда в Мидгар, поэтому ничуть не сомневался, что сейчас последует жестокая расправа. Он уже даже раскрыл рот, чтобы выступить в защиту Вигвульфа – мало ли, вдруг он искренне считал, что богов хотят заманить в ловушку – но тут Одинг что-то громко сказал, и мидгарцы разочарованно взвыли в ответ. Видар с растерянностью на лице и с явной неохотой отшвырнул Вигвульфа на руки стражников, потом выслушал от своего конунга еще одно указание и, коротко кивнув, куда-то с ними ушел, уводя с собой и щуплого.
Ничего пока не понимая, Нафин поспешил за старцами в дом, торопливо кивнув в ответ на поклоны расходящихся по своим домам роа-радоргов. И только когда дверь захлопнулась, и никто их уже не мог услышать, юноша понял, что произошло.
- Я ничего не понимаю! – закричал Одинг на Табхаира. – Что за выкрутасы ты устраиваешь, братец! С какой это стати нам не будет удачи, если я покараю этого прохвоста?! Ты видел – мои люди меня не поняли, и мне это не нравится! Учти, в первый и в последний раз я уступаю тебе вот так – безо всяких объяснений с твоей стороны!
- А я и не отказываюсь объяснять, - спокойно заявил Табхаир, без прежней брезгливости усаживаясь среди шкур на любимом ложе Одинга. – Но не на крыльце же это было делать. Казнить Вигвульфа ты всегда успеешь, вот только много ли проку будет от мертвого?
- А от живого что, проку больше?!
- Еще бы! Живой, если, конечно, его правильно спросить, может рассказать кое-то интересное…
- Что например?
- Ну, например то, чьей злой воле, направленной против тебя, братец, он подчиняется.
Глаз толстого конунга раскрылся до угрожающих размеров, и, ничего не понимая, он уставился сначала на Табхаира, потом на Нафина, а потом – снова на Табхаира. Но последний, не обращая на это никакого внимания, продолжал, как ни в чем не бывало:
- Вот видишь, и до тебя дошло. И хорошо, что здесь, а не на крыльце. Иначе, ты все равно бы кинулся пытать, карать, и все в таком же духе! А нам надо действовать тонко и хитро…
Он задумчиво поджал губы, немного побарабанил пальцами по коленям и вдруг лукаво посмотрел на Нафина.
- Помнишь, мальчик, я как-то говорил тебе, что всеми человеческими поступками управляют всего три порока? И если человек не полный идиот и не влюблен, то докопаться до истинных мотивов его поступков легче легкого – надо только понять, какому из трех пороков он подвержен более всего.
- Что-то припоминаю, - неохотно буркнул Нафин. – Но я с тобой тогда не согласился…
- А и не надо! – весело откликнулся Табхаир. – Мы просто сейчас кое-что проверим, исходя из этой моей теории. Кто такой Вигвульф? Трус, сбежавший с поля боя и живущий до сих пор благодаря заступничеству матери? Значит, один порок уже есть! Смотрим дальше. Зависть? То, что Вигвульф завидует Видару просто бросается в глаза, но зачем завидовать кому-то более удачливому, если не мечтаешь втайне сам встать на его место? Значит, тщеславие у нас тоже имеется. А теперь будем разбираться! Скажи, Одинг, если бы ты узнал, что кто-то действительно замышляет против тебя, какую награду получил бы доносчик?
- Да никакую, - пожал плечами конунг. – Мы доносы не приветствуем… Вот злодей получил бы по заслугам…
- Ну, это и так понятно, - перебил Табхаир. – Значит, никакой выгоды просто доносить на Нафина и Видара у Вигвульфа не было, поэтому он и не пришел сюда сразу после того, как убедился, что существует некий сговор. Я не думаю также, что он хотел предостеречь тебя, братец, от большой любви, которую естественно питать к тебе не может. Ты достаточно унизил его, заставив заниматься самой черной работой…
- Тогда, чего же он добивается?! – воскликнул Одинг.
- Вот об этом-то я и думаю.
Табхаир почесал кончик носа.
- Если предположить, что Вигвульф просто хотел поквитаться с Видаром, которому завидует, то, не сумей Нафин совершить чудо, это ему, пожалуй бы, и удалось. Но трусливый завистник никогда не выступит публично. Скорее предпочтет распустить слух и, оставаясь в стороне, наслаждаться своей победой. А Вигвульф выступил, и, по моему разумению, это может означать только одно: кто-то пообещал ему более достойное положение в обмен на то, что он расстроит наши планы. Поэтому мерзавец и шпионил так старательно, и не поленился пешком выследить конного Видара, когда тот ездил на встречу с Хелериком; и раскрыл все в последний момент, когда его слышало все население Мидгара, тоже не без умысла!
- Вот гад! – прошипел сквозь зубы Одинг.
- Гад, конечно, - согласился Табхаир, - но из всего, что я сказал, следует, что где-то возле тебя, дорогой мой Одинг, есть другой, еще больший гад, чьи намерения нам, к сожалению, неизвестны.
Одинг так и подскочил.
- Чего же мы медлим?! Давай, притащим сейчас сюда этого негодяя Вигвульфа и все у него выпытаем!
- Успеется, - сладко потянулся Табхаир. – Куда спешить? На дворе почти ночь. Пусть этот трусишка посидит до утра под стражей и хорошенько обдумает положение, в которое попал… Его ведь хорошо заперли?
- Еще бы! И двое стражников стоят у входа.
- Вот и отлично! А утром мы все обставим так, будто собираемся его казнить, но в самый последний момент предложим жизнь в обмен на имя того, кому он так усердно служит. И если я хоть что-то понимаю в людской породе, Вигвульф нам выложит все!
Старец вальяжно развалился на ложе, всем своим видом давая понять, что до утра более не намерен забивать себе голову неприятностями. Но Одинг так легко угомониться не мог.
- Как же это может быть? – бормотал он в большом волнении. – Ни за что не поверю, что кто-то из моих воинов может что-то замышлять против меня или против моих гостей!
- Зачем из твоих? – отозвался с ложа Табхаир. – Это может быть кто-то из пленных, замысливший побег, или какой-нибудь разбойник, отбывающий тут наказание… Не обольщайся, в округе тебя мало кто любит.
- Нет, нет, - покачал головой Одинг. – За всеми пленными следят в десять глаз, и никто из мидгарцев к ним и близко не подойдет. А если подойдет, то стражники обязательно поинтересуются, к кому и зачем?
- Чего же проще, - уже откровенно зевая, заметил Табхаир. – Вели опросить всех, кто надзирает за пленными. Может они и знают, с кем Вигвульф свел знакомство…
- Я пойду, - выступил вперед Нафин, до сих пор только внимательно слушавший.
- Что, сам будешь опрашивать? – лениво покосился на него Табхаир.
- Нет, найду Видара и попрошу это сделать его. К тому же мне необходимо переговорить с ним еще кое о чем. Можно?
- Можно, - кивнул Одинг, - только постарайся поменьше бегать по Мидгару. Пока диабхалы здесь, тебе лучше находиться в Валькальве.
Нафин выскочил на улицу весь горя нетерпением! То, что сказал Табхаир, было справедливо и, конечно же, внушало опасения, но юношу сейчас волновало совсем другое. Он вдруг вспомнил, как во второй вечер в Мидгаре, предлагая ему бежать, Видар очень точно назвал место, с которого Нафин прилетел. А Вигвульф, разоблачая, назвал его просто крылатым юношей с «каких-то там гор». На первый взгляд – ерунда, но юноша готов был поклясться, что среди роа-радоргов не найдется больше никого, кто мог бы так же точно, как Видар указать местоположение Гнездовища. Раньше его это не слишком беспокоило. Проще говоря, Нафин об этом даже не задумывался. Но сегодня, после слов Табхаира, вдруг вспомнил, и неясная тревога зашевелилась внутри. Орель и сам не мог понять, что именно его так встревожило, просто, как говорил Одинг, душа заметалась, настойчиво нашептывая: «пойди и узнай!».
Воина в шатре не оказалось. Не зная, где его искать Нафин решился заглянуть к Вигвину. Рыжий был на месте, но юноше пришлось минут пять смотреть, как истово он ему кланяется, а потом еще столько же выслушивать восторженные речи про то, что «прекрасный посланник Высших асов наделил нашего конунга еще одной божественной силой!». Вигвин не поленился бы покланяться еще, но едва Нафин заметил, что на рыжего накатывает очередной приступ нафинопоклонения, пресек его на корню, безо всяких церемоний заявив, что ищет Видара по очень важному делу. Роа-радорг тут же сорвался с места, куда-то умчался и очень скоро вернулся, ведя за собой воина.
Видар тоже хотел приветствовать Нафина, как полагается, но юноша быстро схватил его за руку, увлек подальше и, не давая опомниться, сразу же спросил:
- Видар, скажи, только честно, откуда ты знаешь про крылатых людей с абхаинской горы?
Воин смутился. Опустив глаза, он бросил пару косых взглядов по сторонам, а потом придвинулся к Нафину и шепнул:
- Это старая тайна нашей семьи. Мне не хотелось бы говорить об этом здесь и сейчас – боюсь, кто-то может услышать.
Но орель не желал ничего оттягивать.
- Вигвульф под замком, - упрямо заявил он, - а больше нас некому подслушивать. Видишь, вокруг никого!
Видар повел головой, словно ему стал тесен ворот кольчуги, и опустился на камень, торчащий из земли. Юноша присел рядом.
- Мой дед.., - начал нехотя воин, - это он узнал. Когда-то очень давно, когда он был еще мальчиком, через наши земли проходили кочевники. Они часто здесь ходили, пока абхаинская валида не велела их перебить, и роа-радорги всегда пропускали их повозки. Иногда они задерживались на день-два. И в тот раз тоже задержались. Мой дед со своими товарищами подсел к костру кочевников, чтобы послушать рассказы об их странствиях, а потом всю ночь не мог заснуть, так потрясло его воображение величие мира и его разнообразие. А рано утром, когда еще не рассвело, он, договорившись заранее со своим ровесником из кочевников, забрался незаметно в одну из повозок и уехал странствовать вместе с ними. Мальчишка, с которым он договорился, несколько дней весьма удачно прятал его от своих под ворохом каких-то тряпок, принося еду и питье. Так они пересекли почти всю Абхию и ненадолго остановились в Долине перед горой, которую все называли Рыбий Хвост. Тем же вечером в их становище прилетели крылатые люди – один взрослый и несколько юношей. Мой дед, увидев их из своего тайника, страшно испугался. Он решил, что это Средние асы, которых Одинг, по просьбе его родителей, послал за ним вдогонку. Дед тогда выскочил из повозки, стал кланяться и обещать, что никогда больше не будет убегать из дома, чем себя и выдал. Его успокоили, объяснили, что это не асы, а просто люди, с которыми кочевники дружат, только крылатые, и даже разрешили посидеть с ними у костра, чтобы послушать, как они живут там, на своем Рыбьем Хвосте.
А утром двое взрослых пустились с моим дедом в обратный путь, и сдали его на руки родителям, совершенно сходившим с ума от беспокойства. По дороге они взяли с деда клятву никогда и никому не рассказывать об этих крылатых людях, и дед всю жизнь молчал об этом. Все знали историю его побега, а про то, как его обнаружили, он просто сказал: «случайно нашли». Но перед самой смертью, чувствуя, что времени ему остается немного, дед прогнал всех от своего ложа, оставив только моего отца, и все ему рассказал. Ему хотелось облегчить свою душу, потому что знания о крылатых людях посеяли в ней сомнения… Мне трудно говорить об этом, Нафин, и вслух я этих сомнений не произнесу, но, думаю, ты понимаешь, о чем я… Поверь, деда это очень терзало, потому-то он не побоялся нарушить клятву, которую свято держал всю жизнь, лишь бы снять этот груз с души, хотя бы перед смертью!
Отец долго потом не мог прийти в себя. Сам того не ведая, дед рассказал эту историю в очень тяжелый для отца период, и сомнения, на короткий миг проникли и в его душу. Но он сумел их побороть и понял – знания о крылатых людях даны нашему роду для испытания силы духа и крепости веры в конунга. Поэтому, когда я подрос, отец, не колеблясь, рассказал дедову историю и мне. «Ты сильный, Видар, - добавил он тогда, - никакие сомнения тебя не коснутся, и испытания нашего рода на тебе и закончатся». Так и вышло! Когда я понял, кто ты есть на самом деле, то всего лишь испугался, что ты послан, чтобы смутить и меня, но пока ждал тебя в шатре, заглянул в свою душу и не увидел там ни тени сомнения! Значит, прав был отец! И, значит, ты послан не по мою душу! Поэтому, с легким сердцем, я предложил тебе помощь, и потому не стал рассказывать эту дедову историю. Для нашего рода она умерла!
Нафин облегченно выдохнул.
- Прости, Видар, я подверг тебя настоящему допросу, но мне необходимо было прояснить… Табхаир сейчас высказал нам некоторые предположения относительно Вигвульфа, и я растерялся. Но теперь все хорошо!.. Почти хорошо, потому что открылись некоторые обстоятельства…
И юноша пересказал Видару все о чем шел разговор в Валькальве.
Воин слушал очень внимательно. Он хмурил брови и согласно кивал, а когда Нафин закончил говорить, признался, что и сам подумывал о чем-то таком, только вряд ли смог бы изложить это так же складно, как Табхаир.
- И о связях Вигвульфа я уже кое-кого в Мидгаре поспрашивал, - признался воин, - но никто не видел, чтобы он водил с кем-то дружбу. Мужчины наши обходят его стороной, женщины тоже, а в ту сторону, где содержат пленных, он почти не ходил. Но я все же схожу, узнаю у стражников поточнее.
Видар уже встал было с камня, но тут же повернулся и, приложив руку к груди, проникновенно посмотрел в глаза ореля.
- Нафин, - произнес он с чувством, - не было времени сказать тебе этого раньше, но ты совершил великое чудо! Я потрясен! Как ты смог?! Может, ты все-таки…
- Нет, нет, - поспешил остановить его Нафин, - это мне Табхаир помог, чтобы выручить Одинга.
Видар посмотрел на него долгим взглядом и покачал головой:
- Ты не так прост, Нафин, как кажется. Я не знаю никого из смертных, кто мог бы принять в себя, хоть на мгновение, божественную силу, да еще и воспользоваться ей. А ты не просто воспользовался, ты еще и одарил нашего конунга неведомой доселе властью поднимать почти мертвых! Теперь ты можешь на каждом углу Мидгара кричать, что не являешься посланником Высших асов – тебе все равно никто не поверит. В лучшем случае решат, что ты сам – ас!
Он снова хотел уйти, но снова повернулся.
- Скажи, а Одинг теперь навсегда получил возможность исцелять?
Нафин молча кивнул.
- Здорово!
Видар прищелкнул пальцами и скрылся в темноте.
Орель тоже пошел обратно в Валькальв и лег спать. Засыпал он отвратительно! Во-первых, множество невеселых мыслей не давало заснуть, а во-вторых, с того места, где он лежал, было очень хорошо слышно, как ворочается и вздыхает на своем ложе Одинг. Только под утро Нафину удалось, наконец, заснуть, однако сон его не был долгим. Как всегда вставший раньше других конунг, первым делом послал стражника к Вигвульфу, чтобы объявить о предстоящей казни. Но не успел он отдать другие распоряжения остальным, как первый посланный вернулся с громкими криками. Оказалось, что ночью кто-то проник в сарай, где заперли Вигвульфа, и жестоко убил его!
Нафин с Табхаиром, разбуженные криками стражника, долго не могли понять, в чем дело, а когда в дом вошел побледневший Одинг и сообщил им ужасную новость, переглянулись, чувствуя, как холодеют их сердца. Враг был совсем рядом, в самом Мидгаре, и был достаточно свободен, чтобы, не мешкая, уничтожить уже не нужного ему Вигвульфа!
Расспросы, конечно же, ничего не дали. Стражники, охранявшие щуплого, ничего не видели и не слышали. А когда осмотрели место преступления, то поняли, что злодей проник к своей жертве через крышу.
Весь день боги, озабоченные случившимся, совещались. Вместе с Нафином они закрылись в Валькальве и вышли оттуда всего один раз, чтобы дойти до Химдаля и попробовать снова воскресить квасира. Но и тут их ожидала печальная весть: ночью Беальд осилил, наконец, переход от живых к мертвым и обрел успокоение среди своих предков.
Не нашла подтверждения и высказанная Табхаиром идея, что кто-то из прибывших диабхалов имеет отношение к Вигвульфу. Срочно призванный Видар разъяснил, что для диабхалов шатры поставили за пределами Мидгара. Хелерик ночевал там вместе с ними и готов поклясться, что никто из его людей шатров ночью не покидал. Свою уверенность начальник обоза подкрепил тем, что до самого утра не сомкнул глаз и просидел у костра в великом волнении – ведь мечта его отца и его самого была так близка к исполнению!
- Ну, тогда я не знаю, что и думать! – воскликнул Одинг, когда Видар ушел. – Точнее, не знаю, на кого и думать! Среди моих людей предателей никогда не было, и, если бы Вигвульф был жив, то его единственного я мог бы заподозрить.
- В таком случае поступим, как боги, - решительно заявил Табхаир. – Боги никого не боятся! В счастливую звезду этого мальчика, - он положил руку на плечо Нафина, - я верю! Поэтому, давай соберем отряд из самых надежных людей, поставим во главе его Видара и поедем в Иссорию! По дороге нам опасаться нечего – вряд ли этот твой предатель обладает достаточными возможностями, чтобы напасть на нас. Диабхалов тоже бояться не стоит. Их слишком мало, к тому же, за ними будет следить Хелерик, а он, как нам известно, не диабхал, а истинный иссориец, и не меньше нашего заинтересован в успехе этого похода. Что же касается Мидгара.., надеюсь, тебе есть, кого здесь оставить?
- Есть, - кивнул Одинг, - оставлю Ари Мудрого. Знатнее его роа-радорга трудно сыскать. К тому же это мой боевой товарищ, и хотя он несколько староват – всего лет на тридцать моложе меня – преданность свою доказывал не раз!
- Что ж, на том и порешим. Хватит совещаться, давай, готовься к походу!
Из Мидгара выступили рано утром третьего дня после того злосчастного вечера, когда Хелерик попросил помощи у богов. Процессию возглавляли Одинг с Табхаиром, каждый в своем боевом облачении. Они выглядели очень внушительно, и, несмотря на то, что один был тучен, а другой худ, все вдруг заметили, что боги очень похожи между собой.
Полураскрыв огромные крылья, и гордо выпрямившись в седлах, они шагом прошествовали по Мидгару впереди Нафина, следом за которым двигался Видар во главе сотни воинов, придирчиво отобранных им среди роа-радоргов. Замыкал процессию Хелерик со своими диабхалами.
Все население города высыпало за ворота, чтобы проводить богов, отправляющихся на великий подвиг. Остающиеся воины, с откровенной завистью, смотрели на своих более удачливых товарищей, но искренне желали им удачи и скорейшего возвращения.
Был среди провожающих и Гиллинг с сыновьями. Едва окружавшие его роа-радорги заприметили выезжающего за ворота Нафина в новой кольчуге, как тут же стали подталкивать кузнеца локтями и похлопывать его по плечам. А когда юноша, проезжая мимо, низко ему поклонился, - разразились бурными криками.
- Теперь Гиллингу до конца дней будут кланяться не хуже, чем кланяются конунгу! – прокричал сзади смеющийся Видар.
Орель грустно улыбнулся. Ему горько было покидать Мидгар. Сегодня, с самого утра, что бы он ни делал, за что бы ни брался, все ему напоминало, что это в последний раз. А когда, уже перед самым отъездом, Нафин побежал попрощаться с Вигвином, то вообще не смог сдержать слез. Рыжего гуннлада с собой не брали, потому что в его ведении находились дозорные отряды, и бедняга дулся на весь белый свет. Но слезы Нафина его потрясли, и теперь роа-радорг стоял на выезде из города, как и все мидгарцы выкрикивая пожелания удачи.
Юноша тяжело вздохнул, бросая прощальный взгляд назад, но, повернувшись, он уперся взглядом в спину Одинга. Вот кому сейчас горше всего! Нафин хоть мог показать свою печаль, а несчастный старик не имел права себя выдать даже этим.
К Иссории решили продвигаться через Северные земли. Конечно, это был крюк, но не ехать же напрямую через Железный лес, да и дорога по Северным землям была гораздо удобнее – настоящий тракт. По нему ежегодно диабхалы приезжали в Мидгар, по нему же ездили по торговым делам те, кому нужно было попасть в Заред-Каар или в Абхию, и части этого пути, от Дальних городов и от Заред-Каар использовали те, кто хотел оказаться в Шурупаке. Начиналась эта дорога у южных границ Абхии, затем большей своей частью тянулась по землям Радоргии, огибала Северные земли и, пробежав по самому краю Иссории, упиралась в дальние города. Никаких опасностей на ней не ожидалось, поэтому, уже к середине дня, строго выстроенная процессия рассредоточилась. Боги по-прежнему ехали впереди, но воины, смешав строй, разделились на группки. Многие, расслабившись и весело болтая, ехали оставив одну ногу в стремени, а другой – перекинутой – зацепившись за луку седла таким образом, чтобы удобнее было болтать с соседом. Видар поравнялся с Нафином, а вскоре к ним присоединился и Хелерик, оставив своих диабхалов плестись в хвосте.
- Каждый раз, выезжая с обозом, я надеюсь, что может теперь-то обойдется без глупостей, - пожаловался он, - и каждый раз обманываюсь в своих ожиданиях! Просидеть три дня, ничего не делая, и только сейчас, в дороге, заметить, что колесо у одной из телег вот-вот отвалится! Но более всего меня раздражает то, что всякий раз они идут ко мне с вопросом – что делать?!
Хелерик невесело усмехнулся и задумчиво посмотрел на холку своего коня.
- Впрочем, чего и ждать от тех, чьи предки всегда состояли в услужении и делали только то, что им прикажут! Сегодня я поставил, наверное, уже сотый эксперимент: велел им разбираться самим. Посмотрим, что из этого выйдет, но, боюсь, результат меня не удивит.
- А, как твои люди относятся к тому, что мы едем вместе с вами? – спросил Видар.
- Да так же, как и ко всему остальному, - усмехнулся иссориец. – Им достаточно того, что пойти с нами попросил вас я – значит, мне и отвечать. А больше их ничего не волнует. Можно было бы протащить за собой целое войско, и никто из этих дурней даже за ухом не почесал бы!
- Расскажи еще раз про Углета, - попросил Нафин
Хелерик, привстав на стременах, посмотрел, чем заняты его люди и, прошипев сквозь зубы ругательство, которого Нафин не понял, стал рассказывать про Иссорийский Страх.
Нафин уже слышал все это в Мидгаре, дня за два до похода, когда, предоставив Видару искать убийцу Вигвульфа, боги призвали к себе Хелерика и, стоя на крыльце Валькальва, выслушали историю Углета, интересуясь каждой мелочью.
По словам иссорийца это было крылатое чудовище, обликом походившее на человека, но злобой своей превосходящее самого дикого лесного зверя. Кстати, и появился Углет из леса. Средь бела дня он вылетел оттуда, дикий и косматый, напал на фермера, мирно копавшегося на своем огороде, и зверски его убил! Он уже собирался убить и маленькую дочь фермера, но, по счастью, злобный вой чудовища и вопли его несчастной жертвы услышали соседи. Сбежавшись, они, на удивление отважно, кинулись на защиту девочки, но победить Углета удалось только при помощи старинного амулета, который носил на себе местный колдун. На какое-то время чудовище потеряло свою силу, однако колдун, осмотрев его, сказал, что это ненадолго и нужно торопиться. Амулет подействовал лишь потому, что ужасное существо видимо еще молодо, но со временем даже сила этой реликвии станет ему нипочем. Убить демона диабхалы, конечно же, не смогли, поэтому, чтобы обезопасить себя, они сковали его цепью, на которую колдун наложил самые страшные заклятия. А потом вырыли недалеко от деревни глубокую яму, вкопали возле нее железный столб и, приклепав к нему цепь, сбросили туда Углета.
Ужасен был его вой! Первое время никто в Битре не мог заснуть, слушая как бьется и рычит в своей яме чудовище. Жители деревни надеялись, что оно там, может быть, само издохнет без еды и питья, но Углет жил и жил. Постепенно к его вою привыкли и даже нашли некоторую выгоду от такого соседства. Сначала хищники из окрестных лесов перестали совершать набеги на скотные дворы Битры, а потом и лихие люди стали обходить деревню стороной.
Однажды трое торговцев, ехавших в Заред-Каар из Дальних городов попросились переночевать. Им позволили, рассказали про Углета и строго-настрого запретили соваться к яме. Но торговцы оказались людьми упрямыми и чрезвычайно любопытными. Они тайком подошли к самому краю, чтобы рассмотреть чудовище получше, но рассмотрели его, пожалуй, слишком хорошо.., или совсем не успели рассмотреть, потому что, злобно шипя, оно вылетело из ямы прямо на любопытных путешественников! Что с ними стало – никто не знает. Не нашлось никаких останков.., даже клочка одежды!.. Зато всю ночь после убийства торговцев испуганные фермеры слушали жуткий вой, несущийся из ямы, а наутро отправили в столицу гонца с известием о Страхе, который у них появился.
Из столицы прибыло сразу несколько приближенных к Ашоке лиц. Они не рискнули взглянуть на чудовище, но долго совещались со старейшинами Битры в доме той самой девочки, отца которой Углет убил первым. Совещались-то долго, но так ничего и не решили.
По счастью, или по несчастью, по тракту в ту пору проходило войско какого-то неведомого племени. Они шли в Радоргию, но по дороге, видимо, решили немного пограбить местных жителей. Дом девочки и её матери был крайним в деревне, и сановников Ашоки, заночевавших в нем, непременно захватили бы, и или убили, или оставили в живых в надежде на большой выкуп. Но едва крадущиеся тени поравнялись с ямой Углета, как воющее и шипящее чудовище взвилось над ними и кинулось на тех кто был к нему поближе. Войско в страхе бежало, а слух об Иссорийском Страхе пополз по всему свету.
Ашоке это оказалось на руку. Своим послам он велел говорить повсюду, что Углет послушен воле правителя Иссории и готов расправиться с каждым, кто вторгнется в её пределы. В это, конечно, далеко не все верили. Но верили или нет, а страну с той поры предпочли оставить в покое даже те, кто упрямей всего желал её захватить. Пожалуй, роа-радоргам повезло более других – они хотя бы получают ежегодную дань, - остальные же: кто предпочел наладить дипломатические отношения, кто стал полностью игнорировать Иссорию, но, как бы там ни было, а диабхалы забыли про внешнюю угрозу.
Так и жил Углет в своей яме без еды и питья пока местные жители не заметили, что вокруг логова чудовища появились огромные камни, которых раньше там не было. Опасаясь, что кто-то, может быть, все же подбирается к яме, используя их как прикрытие, они выставили дозор. Но через несколько месяцев выяснилось, что камни никто не приносил – они просто росли сами. Видимо демон, питал их своей растущей мощью и заставлял увеличиваться, чтобы впоследствии сложить из них для себя крепость.
В столицу снова послали гонца, и сын Ашоки, уже правящий в то время, прикинув, что чудовище надежно приковано к своей яме и даже как бы в ней обустраивается, повелел – дабы не осквернять столицу видом льющейся крови, всех осужденных на смерть впредь увозить в Битру и бросать в яму к Углету.
Ужас накрыл страну…
- … и продолжается это до сих пор, - грустно заключил Хелерик. – Поэтому вид двух могучих богов, спешащих расправиться с нашим Страхом, наполняет мне радостью сердце! Но, будь на то моя воля, я бы не плелся с обозом, как это делают они, а полетел бы вперед, быстрее птицы!
Он с завистью посмотрел на крылья Нафина и замолчал.
- Богам виднее, как поступать, - бесстрастно произнес Видар. – Но твое нетерпение мне понятно.
В этот момент от хвоста обоза донеслись истошные крики диабхалов, и Хелерик, снова выругавшись, помчался к ним.
- Можешь перевести о чем они кричали?
Табхаир повернулся через плечо и выжидающе посмотрел на Нафина.
- Могу, - весело ответил юноша. – У одной из их телег отвалилось колесо.
Старец удовлетворенно кивнул. Мальчишка очень сносно и на удивление быстро освоил диабхальский. Пожалуй, за время пути, стоит его еще немного поднатаскать, и тогда Табхаиру не придется тащиться с ним к чудовищу в качестве переводчика. Брат он там, или не брат, а судя по словам Хелерика, держаться от него лучше все-таки подальше… Хотя бы первое время.
Чтобы устранить поломку, объявили привал.
Воины быстро растянули для богов навес от солнца и настелили под ним шкур. Несколько человек занялись костром и едой, а еще несколько неспешно направились к диабхалам, чтобы помочь.
Нафин со старцами сидеть не стал. Расположившись на траве, в тени двух раскидистых деревьев, он, в который раз, принялся рассматривать сделанный Гиллингом чудесный футляр, где теперь лежали зеркальце и записка от Гиры.
Вскоре к нему присоединился Видар. Воин растянулся рядом, на траве, и со смехом рассказал Нафину, что бестолковые диабхалы, после того, как Хелерик предоставил им возможность «разбираться самим», решили подождать, когда колесо совсем отвалится и тогда уже что-то предпринимать. В результате, вместо того, чтобы ненадолго задержаться и укрепить его, они получили поломку более серьезную, и весь отряд сможет не только плотно перекусить, но и вздремнуть.
Нафин слушал его, рассеянно улыбаясь и не сводя взгляда с узоров на футляре.
- Смотри-ка, Видар, - сказал он, - Гиллинг здесь даже горы изобразил! Интересно, как он догадался, что я люблю их больше всего на свете?
Вместо ответа воин отвернулся, чтобы скрыть усмешку, но орель заметил и догадался.
- Это ты попросил! – воскликнул он. – Попросил, да?!
- Ну, попросил, - щурясь на солнечные лучи, пробивающиеся сквозь листву, сознался Видар. – Ты лучше скажи, кто она?
- Она? – покраснел Нафин. – Кого ты имеешь в виду?
- Разумеется, ту, в которую ты влюблен без памяти. И не говори, что я ошибаюсь! Достаточно было взглянуть на твое лицо там, в кузне… Да и теперь…
Видар прикрыл глаза рукой, как козырьком и заметил:
- В жизни не видел, чтобы так краснели!
Орель совершенно смутился. Он промямлил нечто нечленораздельное, а потом надулся и отвернулся.
- Ладно, не хочешь - не говори, - Видар снова прикрыл глаза. – И извини за то, что я спросил. Мне просто подумалось, что тебе будет приятно поговорить о ней.
Чувствуя, как полыхают огнем его щеки и, сердясь на Видара за то, что заставил его краснеть, Нафин вдруг неожиданно для себя выпалил:
- А почему бы нам не поговорить о той, которую любишь ты?
Воин сверкнул на него взглядом.
- Я же уже говорил, что никого не люблю.
- А вот и нет, - упорствовал Нафин. – Твое лицо тебя тоже выдает, хоть ты и не краснеешь! Ты любишь.., или любил…
Он вдруг осекся, подумав, что, может быть, возлюбленная Видара умерла или погибла, поэтому он и реагирует так странно. Но воин внезапно сел, сорвал травинку и, покусывая её, произнес, не глядя на Нафина:
- Мое лицо выдает только растерянность, потому что я уже и сам не знаю, люблю или не люблю? Забыть не могу – это точно, как не могу испытывать такие же чувства к кому-либо еще… Если хочешь, я расскажу тебе, но не жди истории вроде тех, о которых слагают легенды. Да и длинной она тоже не будет – словами всех чувств не выразишь, а событий там было не много. Одним словом, однажды, когда я был немногим старше тебя, Одинг взял меня с посольством в Ваннаану. Мы прибыли во время какого-то большого праздника и, завершив свою миссию, получили от местного правителя приглашение погулять по городу и посмотреть на праздничные увеселения. Мы согласились, но гуляли недолго. Толпы народа на улицах, толкотня и шум быстро утомили. Воины мои не привыкли к такой давке. Чуждые увеселения показались слишком пресными. Захотелось на простор, дать коням размяться в скачке. Поэтому мы поехали к выезду из города. Но на главной площади немного задержались. Там показывали свое представление бродячие актеры. Я ничего не понял из их кривляний и даже рассердился немного, когда один из них, нацепив крылья, стал изображать бога. Но тут появилась ОНА, и все вокруг стало мелким и ненужным. Честно скажу тебе, Нафин, такого со мной никогда не происходило! Слов, чтобы описать это я не подберу, и не проси, потому что невозможно описать словами, что, к примеру, чувствуешь, когда прикасаешься к Индрасилю, а смотреть на НЕЁ было почти то же самое, только немного другое!.. В общем, она меня тоже вроде заметила, и после представления, когда обходила всех желающих заплатить, остановилась передо мной с улыбкой, словно только ко мне и шла… Я не помню лучшего момента в своей жизни, не помню, сколько золота тогда ей отвалил, и совершенно не помню, как мы возвращались домой. Помню только, что думал и думал об этой женщине… Звезды казались мне искрами в её глазах, журчание ручья – её смехом, а цветущая поляна вызывала в памяти дивные ароматы, которые окутали меня, когда она, взмахнув покрывалами, убежала в свою кибитку…
После нашего возвращения Одинг сразу заприметил, что я какой-то не такой. Не знаю, догадался ли он из-за чего это, или нет, но все чаще и чаще конунг заговаривал со мной о женитьбе. Даже собирался сам посватать мне девушку, но я отказался. Та, которую прочили мне в жены была и красива, и умна, и приветлива, но тем более не хотел я её обижать, потому что понимал – никогда и никого не полюблю так, как ту… Всякий раз, когда доходили слухи, что бродячие актеры где-то неподалеку, я, выдумывая всевозможные предлоги, мчался туда, и всякий раз думал, что вот теперь-то с ней заговорю! Это казалось таким простым и естественным, таким легким, но лишь до того момента, когда она появлялась. Единственное, что мне удалось – это узнать её имя, но я не скажу его тебе. Во-первых, потому что незачем, а во-вторых, потому что мне до сих пор стыдно, что я, подобно глупому мальчишке, робел и прятался за чужие спины, боясь сказать ей хоть слово! А ведь она всегда узнавала меня. Улыбалась и кивала, как старому знакомому…
А за пару месяцев до вашего с Табхаиром появления наши дозорные сообщили, что кибитка с бродячими актерами проехала в Абхию. Два дня я, как сумасшедший несся к Тангору, переодевшись абхаином, чтобы увидеть её и, наконец-то, заговорить! Всю дорогу стыдил себя за трусость, настраивал, настраивал, и…
Продолжение:http://proza.ru/2010/02/11/1294