- Наш гость очень возбужден. Похоже, он немного не в себе, и мы должны отнестись к этому со снисхождением. Тем более что обвинения просто смехотворны. Мы уже говорили, что не видели пропавшего орелина. Но, даже если это не точно, и кто-то из вас его все же видел, но скрыл это, то каким образом смог бы он отнести тело в горы? Никто из наших не в состоянии взлететь на дерево, не говоря уже о скале…
- А Старик! А пропавший мальчишка! – закричал Лоренхольд.
Торлиф, не оборачиваясь, снисходительно улыбнулся, словно сзади капризничал неразумный ребенок, которому не следовало потакать ради его же блага.
- Старик слишком стар, а Нафин – слишком юн. Где им убить молодого, здорового и, конечно же, сильного Летающего ореля! Кажется, наш обличающий гость клевещет на своих же сородичей, намекая на их слабость…
По группе Летающих пробежал возмущенный ропот, когда те, кто хорошо знал язык, перевели остальным слова Торлифа. Но жители Гнездовища, которых было намного больше, заставили их замолчать и попросили старейшину продолжить.
С трудом скрыв удовлетворение Торлиф изобразил на лице печаль и развел руками, как будто извинялся за то, что не хотел, но вынужден говорить горькую правду.
- Всем нам известно, что наш прародитель Генульф был изгнан за тяжелое преступление. Но разве он родился в Гнездовище? Нет! Он основал его, придя сюда со Сверкающей Вершины! И здесь, к счастью, никого не убивал. Поселянам подобное злодеяние не знакомо. Зато предки наших блистательных гостей, очевидно, были знакомы с ним очень хорошо, и примером тому, как ни печально, может служить именно наш прародитель. Поэтому немного странно, что родство с ним вменяют нам в доказательство того, что все мы тут склонны к убийствам! Я теряюсь в догадках – зачем это нужно, но… Страшно предположить, но, может быть, наш обвинитель измыслил все эти чудовищные вещи, чтобы прикрыть ими своё собственное злодейство!…
Клиндорг громко вскрикнул и попытался что-то возразить, но ему не дали. Поселяне угрожающе придвинулись, а малочисленные Летающие орели сочли за благо удержать его и послушать, что будет дальше.
- Ну да, конечно! – хлопнул себя по лбу Торлиф, будто его только что осенило. – Мы же все несколько мгновений назад слышали, как этот юноша говорил, что прилетел вместе со своим братом поглазеть на нашу жизнь вопреки запрету. Это очень плохо, конечно, и в Гнездовище такое вряд ли могло произойти. Но меня сейчас больше всего заботит, почему домой вернулся только один? С какой стати второй остался следить за нами? Мы много лет тихо и мирно живем своей жизнью, никому не мешая, и эта слежка выглядит как-то глупо! Я бы даже сказал – неестественно и неправдоподобно. Но, если предположить, что орели, тайком прилетевшие сюда, по какой-то причине повздорили, и один убил другого, случайно или намеренно, а потом спрятал тело, завалив тайник первым попавшимся камнем, то все становится похожим на правду и выглядит вполне логично! Поэтому убийца и не показывался у нас все это время – из-за неприятных воспоминаний, или из-за боязни выдать себя как-нибудь… Но потом он раскаялся, а может, узнал, что пропавшего ореля все-таки собираются искать, и прилетел к месту преступления. Благо повод нашелся подходящий – сестра выходила замуж. А здесь уже, пользуясь нашей открытостью и радушием, вызнал кое-какие тайны и придумал, как сделать этих ничтожных нелетающих глупцов ответственными за убийство своего брата! Причем, в ход пошло все, даже Генульфовы записи, которых мы в глаза не видели. Но даже если бы и видели, то молодой человек не принял в расчет то, что мы не умеем читать. А, чтобы скрывать так усердно какую-то тайну, нужно, по меньшей мере, знать, о чем она.
И Торлиф снова развел руками под одобрительные крики поселян.
Лоренхольд ничего не понял из речи старейшины. Язык Гнездовища был ему незнаком. С Сольвеной они общались без помех, потому что девушка прекрасно выучила орелинский, но сейчас он мог только по лицам притихших сородичей понимать, что говорится что-то ужасное. Наконец, Клиндорг, понимавший больше других, заплетающимся языком перевел ему то, что было сказано, и мир почернел в глазах Лоренхольда. Он рванулся к Торлифу, однако старейшину загородили собой поселяне. Тогда, беспомощно осмотревшись по сторонам, юноша вдруг заметил в толпе Сольвену и, радостно вскрикнув, бросился к ней. Девушка пыталась сопротивляться, но Лоренхольд все же вытащил её за руку на середину пустого пространства, образовавшегося вокруг Летающих, и закричал:
- Сольвена, скажи им! Ты же знаешь, что твой сбежавший приятель виделся в тот день с моим братом! Скажи, что Тихтольн был еще жив, что я не убивал его!!!
- Но я не знаю! – Сольвена вырвала руку и попятилась. – Я только предположила, что они встретились, но не уверена в этом! Нафин мог найти твоего брата уже мертвым и просто похоронить его. Откуда мне знать, как было дело?!
- Но ты же слышала, в чем меня обвиняют!…
- А разве ты не обвинял в том же самом Нафина? Ты первый начал, и не проси, чтобы я выгораживала тебя! Кто ты такой? Я вижу тебя всего второй раз, брата твоего вообще не видела, и, кроме того, что Нафин не мог убить, больше в ваших делах ничего не знаю!
Сольвена посмотрела в помертвевшее лицо Лоренхольда и, прежде чем уйти обратно, к своим, еле слышно прошептала:
- Я же говорила тебе – не лезь в это дело. Вот и ты с ума сошел…
Но Лоренхольд её уже не слышал. Он повернулся к своим сородичам и потерянно спросил:
- Вы тоже мне не верите?
- Я верю!
Вперед выступил незнакомый Лоренхольду орелин средних лет.
- Я помню тот день. Был в охране дворца Нижнего города, когда тебя привели. Мой товарищ – рофин рассказывал тогда, что со своей сторожевой башни на вулкане видел на старой дозорной площадке двух орелей. Один из них полетел в город, а другой – в горы. Тот, который прилетел в город, был ты, значит, второй был Тихтольн. И он был жив!
Летающие взволнованно зашумели. Выходило, что Тихтольна действительно убили именно здесь! И слова Торлифа предстали перед ними в ином свете. Если бы он просто сказал, что ничего не знает, что готов вместе с ними провести расследование, поселян вряд ли можно было бы заподозрить в злом умысле. Но старейшина сразу перешел в наступление и говорил так, словно давно к этому готовился. Не означает ли это, что здесь знали об убийстве и теперь пытаются выгородить виновного?
- Об этом следует немедленно доложить Иглонам! – твердо сказал страж Нижнего Города. – И если все со мной согласны, то улетать отсюда нужно сейчас же!
- Нет, подождите, так нельзя! – воскликнул Клиндорг, глядя с какой готовностью все кивнули. – Мы бросаемся обвинениями, хотя еще вчера мирно сосуществовали и восхищались друг другом! Тихтольн ведь мог погибнуть по роковой случайности! Вы же слышали, что сказала Сольвена! Тот, пропавший мальчик не мог убить, а больше некому…
- И ты веришь им?! – перебил его Лоренхольд. – Неужели любовь к поселянке так тебя захватила, что затуманила твой разум? Они же завидуют нам, и, кто знает, может быть, втайне ненавидят! Тихтольна просто убили, а с такими, как ты поступят по-другому: заманят в свои сети и превратят в бескрылых, как они сами!
- Неправда! Нижние орели всегда были добры к нам!…
Клиндорг хотел еще что-то сказать, но тут снова раздался голос Торлифа:
- Нижние орели! – издевательским тоном передразнил он. – Нижние! Вы слышали, жители Гнездовища, какое прозвище они нам дали?! Мы, конечно, вроде бы орели, но нижние! Ничтожные! Не умеющие летать существа, которые ползают где-то под ногами истинных орелей, живущих в великолепных городах в поднебесье и снисходящих к нам в знак особой милости! А мы «были добры к ним»! Просто добры! Не равны, нет, об этом речи не идет! Всего лишь забавный народец и жалкое подобие подлинности! «Ну надо же, и это вы делаете, как мы!…», - уверен все из вас слышали такое неоднократно от наших гостей, и я удивлен, почему до сих пор мы это терпели!… Но теперь довольно! Блистательные орели высказались достаточно ясно! Думаю, все мы понимаем, что в Гнездовище им больше не место, как и нам, таким ничтожным, не место на их Сверкающей Вершине!
- Согласен! – громко заявил на языке поселян страж Нижнего Города. – Потому улетаю сию же минуту!
Он в двух словах перевел тем, кто не все понял, слова Торлифа и расправил крылья.
- Отлично! – воскликнул Лоренхольд. – Мне нечего возразить! Но сначала я заберу сестер. Они ни на мгновение здесь не задержатся!
- Верно! – подхватил страж. – И всех остальных, кто еще ничего не знает, тоже нужно забрать!
Бросив надменный взгляд на поселян, орели плавно поднялись в воздух и полетели, кто куда. Некоторые – с Лоренхольдом, а остальные – к знакомым гнездовинам, где еще оставались их сородичи. Поселяне хотели, было последовать за ними, но Торлиф не дал.
- Пусть улетают, - сказал он. – Я буду очень рад, если больше никогда не увижу в Гнездовище ни одного из этих большекрылых гордецов!
Он насмешливо глянул на Клиндорга, одиноко и потерянно стоящего на том месте, с которого только что разлетелись орели, и ушел.
А вскоре над Гнездовищем поднялась целая стая Летающих, которая плавно, с большим достоинством, набрала высоту и потянулась в сторону Сверкающей Вершины. Через мгновение от неё откололась небольшая группка во главе с Лоренхольдом, чтобы взглянуть на страшный тайник на скале, и в поселении остались лишь те немногие, которые успели завести семью.
Печально сидели они в гнездовинах, держа за руки своих избранников, и не знали, какими словами утешить друг друга.
Лоренхольд был так взбешен отказом сестры лететь с ним, что не сразу нашел нужное место. Но, когда орели опустились на площадку, где в пещерке лежало тело Тихтольна, его гнев вернулся в прежнее русло.
Лоренхольд смотреть на брата еще раз не стал, лишь задумчиво стоял в стороне пока его коленопреклоненные сородичи, накрывшись крыльями, словно шатром, говорили, каждый по-своему, как они скорбят по Тихтольну.
«Прости, брат, - шептал он сам себе, - прости, что не стою сейчас с другими. Но сначала я должен решить, как отомщу за тебя, а потом ты узнаешь всю боль моего сердца, которая не утихнет до самой смерти!».
На всякий случай Лоренхольд решил поискать останки того камня, которым прежде был укрыт вход в пещерку, но, увы, нашел всего лишь мелкие обломки с ничего не значащими фрагментами слов.
- Лоренхольд! – позвал сверху страж Нижнего Города. – Оставь это, нам нужно решить, что делать дальше.
Орели уже завершили скорбный ритуал, заложили поплотнее могилу Тихтольна найденными вокруг камнями, и теперь понуро стояли на площадке.
- Меня зовут Тористин, - сказал страж, протягивая Лоренхольду руку, - и будь я трижды проклят, если мы оставим это злодеяние безнаказанным! Сейчас самое время лететь к Великому Иглону и просить его покарать виновного, кем бы тот ни оказался!
- Виновен, скорей всего, сбежавший мальчишка, - сказал Лоренхольд. – Все указывает на это. Он видел нас с Тихтольном, забрал наши сосуды, но потом забрал их и из своей гнездовины. Раньше я считал, что он хотел отнести еду Тихтольну, которого неизвестно зачем прятал от своих сородичей, но теперь уверен – мальчишка просто уничтожал все следы нашего пребывания здесь!
- Плохо! – нахмурился Тористин. – Мальчишка улетел уже давно, и теперь его не найти…
- Улетел ли, - усмехнулся Лоренхольд.- Куда? Без еды и питья искать детей Дормата неизвестно где?…
Он заметил удивление на лицах орелей и вкратце пересказал им то, что узнал от Сольвены о предсказании, о якобы помешательстве Нафина и его отца на поисках детей Дормата и об украшении Тихтольна, найденном в тайном убежище под скалой. Заодно он поведал и о своей находке на заднем дворе древней гнездовины, в которой жил Старик и высказал предположение, что мальчишку просто прячут.
Орели молча переглянулись. В том, что произошло убийство, никто больше не сомневался. Мотив был очевиден. О пещере Генульфа многие слышали от поселян, но те уверяли, что записи безвозвратно погибли. Теперь же выясняется, что кое-что уцелело и старательно скрывается! А раз в поселении были орели, всерьез относящиеся к странноватому предсказанию, то, что им мешало так же серьезно относиться и к сокрытию тайны, в Генульфовых записях? Настолько серьезно, что ради этого они не остановились даже перед убийством!
- А теперь представьте себе, - продолжал Лоренхольд, - что в своей пещере Генульф указал куда таинственные облака унесли нерожденных детей! Представьте, что малютки все же родились, более того – выжили! А может быть даже.., нет, это уж совсем невероятно.., хотя.., как же я раньше-то не подумал! – Лоренхольд вдруг схватился за голову. – Старик – сын Генульфа и до сих пор живет! Что если и дети Дормата до сих пор живы?! А Старик, верный заветам отца, не желавшего, чтобы правили наследники его брата, хранит в тайне местоположение законных правителей?! Он будет ждать их смерти и только потом умрет сам! Видимо причина, по которой Генульф решился на свое преступление, настолько ужасна, что о ней не должен знать ни один орель со Сверкающей Вершины! Но одному нести подобное бремя тяжело. Или Старик не был уверен в собственном долголетии, потому готовил себе смену – сначала отца мальчишки, а потом и его самого. По указке Старика эти несчастные рылись в Обвале, чтобы ни одно слово из пещеры Генульфа не осталось не припрятанным, а глупое, малопонятное предсказание было выдумано, чтобы как-то обосновать эти раскопки. Они могли застать Тихтольна за чтением текста с того камня, который я по несчастию разбил, и убить. Потом Старик велел мальчишке спрятаться, а его исчезновение объяснил все тем же предсказанием!…
- Не знаю, не знаю, - Тористин задумчиво потер подбородок. – Все это немного странно. Зачем Генульфу вообще понадобилось оставлять какие-либо записи, если он не хотел, чтобы их прочитали?
- Трудно сказать. Возможно, он оставил объяснения для тех, кто придет после его сына. Генульф ведь не знал, что Старик проживет так долго. Потому и выбрал отдаленную пещеру внутри хребта, которую легко было бы охранять, а при необходимости завалить навеки! Но невероятный удар молнии разрушил его планы, и Старику ничего другого не оставалось, как собрать и перепрятать то, что удалось найти.
Тористин некоторое время молчал, размышляя, а потом повернулся к остальным.
- Я начинаю думать, что Лоренхольд прав, - сказал он. – Убийство очевидно, мотив имеется, доказательством чего служат обломки пещеры, укрываемые Стариком, да и пропавший мальчишка… Куда он мог улететь? На Сверкающей Вершине чужаков не появлялось, а в заснеженных горах и, тем более, на земле, орелю не выжить. Он прячется где-то здесь. Может быть, в гнездовине самого Старика, там ведь никто никогда не бывал…
- Был.., - прошептал Лоренхольд, бледнея от собственной догадки. – Там был Великий Иглон. Он провел в гнездовине Старика все время, пока мы находились в Гнездовище в тот первый прилет. А обратно летел смущенный и чем-то расстроенный. Все тогда решили, что это от волнительного дня и бессонной ночи, но я уже давно подозреваю, что это не так! Возможно, его смутила тайна, которую Старик все же открыл, но почему Правитель никому ничего не сказал?…
- Поступки Иглонов не обсуждаются! – предостерегающе поднял руку Тористин. – Донахтиру лучше знать, что нужно делать, а что не нужно, и если он решил оставить тайну Старика тайной, то я готов это принять. Но Правитель ничего не знает об убийстве! А это многое меняет. Хитрый Старик обманул и его рассказом о том, что Тихтольн улетел вместе с их мальчишкой. Разве не это все мы услышали, когда Правитель вернулся? Но убийца должен быть найден и наказан. Поэтому мы немедленно летим в Главнейший город, все рассказываем и просим у Великого Иглона дозволения обыскать Гнездовище.
Орели содрогнулись. То, что предлагал страж Нижнего Города было мерой исключительной, и никогда прежде орели со Сверкающей Вершины ничего подобного не совершали. Но и сама ситуация была исключительной тоже.
- Я согласен, - подал голос один из них. – Со всем этим необходимо разобраться. Тайны тайнами, но произошедшее сегодня мне ужасно не понравилось. Особенно слова их старейшины о том, что убийство для нас дело обычное!…
- Я тоже согласен, - откликнулся другой. – Но более потому, что терпеть не могу ложь! Они лгали нам, что рады нас видеть, что готовы принимать в своих семьях и делиться всем, что имеют, а сами в это же время ненавидели, считая заносчивыми гордецами! Такое трудно простить, особенно тем, кого искренне уважал…
- И я уважал! – горячо поддержал третий. – И никогда не обращал внимания на то, что они нам не ровня! Какая, в конце концов, разница?! Их предки породнились с бескрылыми из Долины, вряд ли считая живущих на земле равными себе, однако, это никому не мешало!
- Видимо, они их считали «нижними», - усмехнулся Тористин, - потому-то старейшина и говорил с таким знанием дела о том смысле, которое вкладывает в это слово. Но о своем отношении к поселянам и их поступкам мы поговорим позже, а сейчас нужно не мешкая лететь домой…
- Нет!
Лоренхольд стоял на самом краю площадки и смотрел на Гнездовище, казавшееся отсюда крошечным и мирным.
- Нет, Тористин, - повторил он, - домой мы сейчас не полетим. Было непростительной ошибкой не забрать с собой найденные обломки. Ты прав, что Иглоны мудры и лучше нас знают, как нужно поступить. Но что будет, если в своей мудрости они решат считать смерть Тихтольна роковой случайностью, а ссору с поселянами досадным недоразумением? Что если они, как прежде, наложат запрет на полеты в Гнездовище, оставив все остальное, как есть?! У тебя там никого не осталось, а у меня в поселении сестра! И еще несколько орелей, чьи близкие сойдут с ума от беспокойства! Теперь это дело не только мести, но и их спасения! А с обломками Генульфовой пещеры в руках мы дадим понять Правителю, что знаем много больше, чем ему бы хотелось, но готовы молчать, если он поступит по справедливости, а не так, как может подсказать ему его мудрость и трезвый расчет!
- Ты хочешь пойти против Великого Иглона?! – отступил на шаг Тористин.
- Нет, я всего лишь хочу найти и наказать убийцу брата и спасти тех, кто здесь остался от унижений, которым их теперь подвергнут поселяне. К тому же нам не обязательно показывать остатки записей сразу. Возможно, Правитель и без этого с нами согласится.
- Верно, верно! Он прав! – закричали остальные орели.
- Что ж, - развел руками Тористин. – придется, видно, и мне с вами согласиться.
- Тогда летим! – воскликнул Лоренхольд. – Я покажу вам, как подобраться к гнездовине Старика незаметно. И хотя нам нечего таиться, потому что правда на нашей стороне, все же лучше пока не привлекать к себе внимания.
- Летим, - кивнул головой Тористин, расправляя крылья. – Сделаем это немедленно! Заберем проклятые обломки, пока этот хитрец не перепрятал их получше!
И орели бесшумно полетели вниз, к подножию скалы.
Торлиф шел по Гнездовищу с легким сердцем. Его желание исполнилось! Летающих орелей в поселении больше не осталось! Те, семейные, которые забились в свои гнездовины, не в счет! Эти не станут задирать нос и кичиться огромными крыльями. Теперь они будут сидеть тихо и, если захотят сохранить свои семьи, то о Сверкающей Вершине придется забыть навсегда! Отныне поселение снова будет жить только своей жизнью.
С растущей радостью в душе наблюдал Торлиф, как в мгновение ока исчезли и были запрятаны подальше орелинские одежды. Он прислушивался к разговорам, которые вели, собравшись в кучки, его сородичи, и ликовал, потому что малейший промах, едва заметное неосторожное слово или неудачная шутка вчерашних блистательных гостей были вспомянуты и преувеличены в свете новых событий.
Ах, какой умница этот Летающий парень!
Одним махом он начал и завершил то, к чему Торлиф не знал, как и подступиться! Сколько бессонных ночей провел старейшина, перекатываясь с боку на бок на своем ложе, но так и не смог придумать способа, как заставить высокомерных гостей проявить себя во всей красе. Уж на что только он не отваживался! Пока никто не видел, как можно небрежнее разливал Серебряную Воду на самых видных местах, тайком срывал покрытия с гнездовин самых скандальных поселян, но все эти мелочи чудесным образом исчезали, не вызывая даже незначительного недовольства ни с одной, ни с другой стороны.
И вдруг, такая удача!
Вот уж воистину, сказано - сделано! И не какая-то мелкая ссора из-за сбитых листьев, а убийство!!!…
Конечно, само по себе оно не повод для ликования, и Торлифу было даже немного жаль того мертвого бедолагу, погибшего, скорей всего, случайно. Но из жителей Гнездовища никто такого не мог совершить, даже глупый Нафин, и совесть поселян чиста, зато избавиться от Летающих эта смерть помогла.
Сейчас они, наверное, спешат к своим Иглонам, чтобы пожаловаться, но те не так глупы и не затеют серьезного конфликта. Скорей всего, просто прекратят всякие отношения после того, как пожелают расследовать все обстоятельства смерти своего орелина.
Против этого Торлиф не возражал. Пожалуйста, сколько угодно! Он ни минуты не сомневался в том, что Великий Иглон рассудит так же, как и он сам и признает смерть результатом несчастного случая. А потом жизнь вернется в привычную колею. И самое приятное во всем этом то, что он, Торлиф, здесь совершенно не при чем! Никто из поселян, как бы ни обернулось дело, не сможет упрекнуть его в развязывании ссоры, никто не ткнет пальцем и не скажет: «это он первый начал». Нет! Торлиф – умница! Торлиф ни разу не повысил голоса, говоря с Летающими, зато был прям и честен, и отстаивал достоинство свое и своих сородичей. Даже теперь, когда распаляя самих себя и заводя друг друга, поселяне все злее и злее обсуждали тех, кого еще утром привечали, как лучших друзей, он только молча слушает, не раздувая еще больше уже бушующий пожар.
Но один неприятный момент все же был. Так, незначительное темное пятнышко, которое следовало, однако, прояснить. Тот кричащий орелин упомянул, что на заднем дворе Стариковой гнездовины спрятаны обломки Генульфовой пещеры. Самому Торлифу до них дела не было – он все равно не умел читать. Но тот факт, что Старик, вечно уверяющий всех, что от пещеры ничего не осталось, тем не менее, прячет у себя её обломки, настораживал. В другое время старейшина и на это не стал бы обращать внимания, но, если орели со Сверкающей Вершины затеют расследование, он должен быть уверен, что с этой стороны никакого подвоха не будет.
Зная, что Старик днем обычно спит, Торлиф бесшумно подошел ко входу в гнездовину и заглянул внутрь. Странное дело, там никого не было! Куда же он мог подеваться? Может быть, пошел на задний двор перепрятывать то, что не должно было быть найдено?
Старейшина прислушался. Так и есть! На заднем дворе кто-то возился. Ох уж эти тайны, тайны!… Неодобрительно покачивая головой, Торлиф обогнул гнездовину и там замер, как вкопанный.
Несколько Летающих орелей, из числа тех, что утром затеяли ссору, а потом гордо удалились домой, вытаскивали из земли камни разного размера, обтряхивали их и что-то там читали, причем так увлеченно, что не замечали ничего вокруг!
У Торлифа потемнело в глазах. Так эти безупречные гордецы еще и воры! Он набрал в грудь побольше воздуха и что есть силы заорал:
- Сюда! Сюда! Жители Гнездовища, сюда! Тут воруют!…
Летающие в страхе подскочили и, схватив несколько камней, хотели, было улететь, но Торлиф в два прыжка настиг того, что был к нему ближе других и вцепился ему в руку.
- Нет, не улетите! Сначала вы объясните нам, что здесь делали!
Молодой орелин отчаянно вырывался. Другие, не успев улететь далеко, вернулись за своим товарищем, но тут через ограду перескочили несколько поселян, привлеченные криками, и кинулись на помощь старейшине.
Завязалась потасовка.
Никогда не дравшиеся орели, неумело толкали друг друга, пока несколько ощутимых и болезненных ударов не разозлили их настолько, что руки сами собой сжались в кулаки. Теперь это была уже не потасовка, а настоящая драка! Преимущество Летающих, которые могли в пылу схватки взмывать в воздух и оттуда наносить неожиданные точные удары, скоро сошло на нет из-за все прибывающих к месту побоища поселян. Уже появилась первая кровь, вытекающая из чьего-то разбитого носа, уже первые поверженные отползали в стороны, держась за подбитый глаз или тряся рукой, угодившей со всего маха в каменную стену гнездовины. Уже пыль, поднятая дерущимися, укрыла их полупрозрачным серым облаком, и только злобное рычание да глухие удары слышались перепуганным зрителям, сбежавшимся к ограде, когда чья-то тень перемахнула с улицы во двор и ринулась в самую гущу сражения. А через мгновение страшный крик взлетел над Гнездовищем, и все разом стихло.
Боясь пошевелиться и затаив дыхание, смотрели поселяне, наблюдавшие за дракой, на оседающее пыльное облако. Страшная картина открылась их взорам! У ног расступившихся орелей лежал тот самый юноша, который утром обвинял их в убийстве своего брата. А прямо над ним замер бледный до синевы Кантальф. Его рука все еще сжимала сверкающий клинок. Тот самый, который когда-то бескрылые из Долины подарили на свадьбу Усхольфы – одной из дочерей их прародителя. Тот самый, который Тевальд выпрашивал у Торлифа, чтобы украсить свой дом, в котором подрастал Нафин, и Метафта была еще веселой и полной жизни орелиной! Тот самый, который пронзил сердце Лоренхольда, наполненное болью по погибшему брату и навсегда соединил его с ним.
- Что это? Что это? – бормотал Кантальф, перебегая глазами с одного лица на другое. – Я же хотел его только оттолкнуть! Я не знал, что так получится! Он что?… Он разве умер?… Я не хотел! Я, правда, не хотел!…
Выронив клинок, он бросился бежать, расталкивая толпу у ограды, и скоро пропал из вида. Остальные стояли молча, не веря своим глазам, и потрясенно смотрели на мертвое тело.
Первым опомнился Тористин. Он упал возле Лоренхольда на колени и, схватив его безжизненную руку, закричал, обращаясь к своим:
- Ольт! Есть среди вас ольт?!!!
Но орели только отрицательно покачали головами.
- Он мертв, Тористин, - тихо произнес один из них. – Не нужно быть ольтом, чтобы понять это.
Всхлипнув, страж Нижнего Города на мгновение прижался лбом к руке Лоренхольда, но тут же снова вскочил на ноги, словно не желая, чтобы его скорбь здесь видели. Клинок, брошенный Кантальфом, валялся совсем рядом. Тористин поднял его, с ненавистью сжав в руке, и тяжелым взглядом обвел притихших поселян.
- Убийцы! – выдавил он сквозь зубы. - Вы снова убили! Но теперь мы это видели! Тихтольн с Лоренхольдом были правы – они никогда вам не верили! - он угрожающе поднял перед собой клинок. – Теперь только попробуйте, суньтесь! Сейчас мы заберем нашего друга и улетим. И, если кто-то из вас сдвинется с места, клянусь вулканом, на котором живу, я…
- Ни слова больше, Тористин! – воскликнул один из орелей. – Не опускайся до их уровня даже в речах! Мы немедленно улетаем отсюда!
Он склонился над Лоренхольдом и бережно поднял его за плечи. Еще двое кинулись помогать. Втроем орели подхватили безжизненное тело и вместе с ним поднялись в воздух. Остальные молча потянулись следом.
Последним взлетел Тористин, все это время не спускавший с поселян белых от бешенства глаз. Уже в воздухе он с отвращением взглянул на клинок в своей руке и, что есть силы, швырнул его вниз. Клинок со звоном упал на камни. Как раз те самые, ради которых орели и вернулись сюда на свою беду.
Жители Гнездовища, которые про убийства знали только из дошедших до них сказок бескрылых, стояли на своих местах, потрясенные настолько, что даже когда Летающие скрылись из вида, никто из них не мог ни пошевелиться, ни произнести хотя бы слово.
Наконец, в какой-то гнездовине заплакал ребенок, и две орелины – совсем молодая и постарше – бросились к нему, успокаивать. Только после этого по рядам поселян пробежала дрожь, и все они, как один, повернули головы к старейшине с немым вопросом: что теперь будет?
Но Торлиф ничего не мог сказать. Трясущимися руками закрыл он лицо, сдавленно бормоча сквозь пальцы:
- Что же мы наделали! Что же мы наделали! Теперь нам всем конец!
После такого жителям Гнездовища стало совсем тошно. Еще смутное, но уже несказанно жуткое ощущение, что конец действительно близок, сжало их холодеющие сердца в неумолимых тисках. Даже те, кто пропустил все происшедшее и прибежал к гнездовине Старика много позже, уловили это ощущение, словно висевшее в воздухе. Они спрашивали о том, что случилось тихо, почти шепотом, и, услышав ответ, замирали рядом с остальными. Казалось, что каким-то волшебным образом известие о совершенном убийстве обездвиживало их, лишая всякой воли.
Но долго это продолжаться не могло. На смену скорбному бездействию должно было придти какое-то действие. Требовался лишь толчок, и он не замедлил явиться.
Неожиданно в воздухе послышалось хлопанье крыльев, заставившее Торлифа очнуться. Он беспомощно забегал по заднему двору Стариковой гнездовины, дергая всех и крича:
- Они возвращаются, возвращаются! Бегите, жители Гнездовища, спасайтесь! Пощады никому не будет!
Однако паники не случилось.
Стоявшие на улице за оградой уже увидели того, кто спускался в поселение.
Это был Старик. И летел он не со стороны сверкающей Вершины, а от Обвала. Огромные крылья устало вздымались и опускались, и сам Старик дышал так тяжело, словно пролетел огромное расстояние без отдыха.
То, что почти все поселение собралось перед его гнездовиной удивления, похоже, не вызвало. Миновав расступившуюся толпу, Старик молча и очень быстро прошел прямиком на задний двор, туда, где метался Торлиф.
- Что здесь случилось?
Вопрос был задан таким тоном, каким обычно спрашивают о том, чего давно ждали и хотят лишь уточнить, как именно это произошло.
- Мы убили Летающего ореля! – закричал Торлиф, сверкая безумными глазами. – Что теперь делать, Старик! Теперь мы виновны! А они… Они вернутся, чтобы отомстить, и будут правы! Правы!…
Он еще что-то кричал, но Старик словно оглох. Едва услышав про убийство, он болезненно зажмурился и отступил на шаг.
- Убили!…
Один из поселян, стоявший ближе других, печально наклонил голову.
- Мы не хотели… Летающие что-то выкапывали на твоем дворе, а Торлиф их заметил и позвал нас… Никто никого убивать не собирался! Кантальф случайно притащил сюда ту сверкающую палку, что хранилась у старейшины. Он хотел всего лишь оттолкнуть Летающего, а вышло вон как…
Старик тяжело посмотрел на выкопанные камни, на валяющийся возле них клинок, на котором засыхала, темнея, кровь орелина со Сверкающей Вершины, и подошел к старейшине.
- Торлиф, - глухо сказал он, - всем вам срочно нужно уходить. Я знал, что случится что-то нехорошее, но надеялся, что оно случится не так скоро, и уж конечно не ожидал, что будет таким ужасным… Теперь главное – успеть уйти… Приди в себя! – прикрикнул он, заметив, что старейшина его едва понимает. – Соберись, вели всем жителям Гнездовища взять самое необходимое и, как можно скорее, веди их к Обвалу! Дальнейший путь я укажу…
Поникший, совершенно сломленный Торлиф, ссутулив плечи, послушно вышел за ограду и передал тем, кто не слышал, слова Старика.
Ответом ему было молчание.
Поселяне, еще утром мирно начавшие день по давно заведенному порядку, трудно осознавали, что всей их прежней жизни пришел конец. Но Старику, вместе с тем, показалось, что за этим молчанием кроется нечто большее, нежели только боль и осознание утраты. Как будто все его сородичи, подобно ему самому, исподволь ждали подобной развязки и теперь безмолвно смирялись с неизбежным. Вряд ли они знали о второй части предсказания, но, может быть, частица Генульфа, живущая в каждом, в течение всей жизни нашептывала им: «не расслабляйся, не погрязай в безмятежности, все это кончится, кончится, кончится…».
С невыразимой болью и тоской смотрел Старик, как покорно расходятся его сородичи по своим гнездовинам, как постепенно пустеет улица и, когда последний орель скрылся из вида, Гнездовище на миг предстало перед ним таким, каким застанет его завтрашнее утро – пустынным и мертвым.
«Только бы Судьба не вздумала еще раз насмеятся надо мной, - прошептал он, закрывая лицо руками. – Хватит уже! Пусть они дойдут, пусть дойдут! И без них Гнездовища не станет!..».
Поздним вечером длинная вереница печальных орелей потянулась к Обвалу.
Старик уже стоял там, на самом краю, прилетев раньше других, благодаря своим крыльям. Он подождал, пока все подтянутся, и указал на валуны, спускавшиеся вниз подобно ступеням.
- Стихия позаботилась о вас. Она словно нарочно разметала эти камни так, чтобы по ним удобно было спускаться. Этот путь приведет вас далеко вниз. Идите и не бойтесь. Ни расщелин, ни опасных обрывов, ни осыпей там нет – я утром разведал и кое-где оставил метки, по которым вы не собьетесь с дороги. Они на видных местах. Следуя им можно, без особой спешки, к вечеру завтрашнего дня добраться до начала пологого спуска в Долину. Там растут деревья и бьют ключи. Там вы передохнете, а дальнейший путь выберете сами. Не бойтесь, Летающие не полетят так низко… Идите в Долину, найдите новое место для жилья и стройте новое поселение. Я с вами не пойду. Причин тому несколько, но главная та, что я слишком долго скрывал от вас правду. Но, верьте, лишь потому, что хотел уберечь вас от беды и обыграть Судьбу. Увы, по-моему не вышло. Потому мне и отвечать перед Летающими. Ничего, я свое пожил, а ваше спасение будет мне великой отрадой… Все! Больше тратить время на пустые слова не стоит. Простите меня мои друзья, мои сородичи за все, в чем я был неправ перед вами, и ступайте! Путь у вас долгий, а быстро идти вы не сможете…
Старик замолчал, улыбнулся какому-то малышу, таращившемуся на него с материнских рук, и отступил в сторону, освобождая дорогу.
Молча, с низкими поклонами проходили мимо вчерашние соседи. Мужчины несли сосуды и плетеные короба с запасами еды, молодые женщины вели за собой или держали на руках детей, а пожилые тащили узлы с одеждой.
Старик провожал взглядом уходивших. Он жадно и отчаянно осматривал каждое лицо, словно запоминал, впитывая в себя до последней черточки, всех тех, с кем прожил бок о бок последние годы своей долгой жизни, и кого не увидит больше никогда. С особой горечью провожал он тех немногих Летающих, кто не пожелал покинуть свои семьи – печальную Гесту, Клиндорга… Каково им сейчас, оставляющим много больше, чем все остальные? Идут, держа за руки своих возлюбленных – единственную опору в новой неизвестной жизни, и прячут свои слезы. Как скоро их начнут считать «своими»? Да и начнут ли…
Старик заметил Кантальфа, идущего немного в стороне от других. Вот кому еще должно быть тяжелее прочих! Бремя вины не сосуд с водой – не отбросить, не расплескать!… Наверное сейчас ему нужней всего доброе слово… Но юноша, мельком подняв на Старика глаза, словно прочел его мысли и, замотав головой, отвернулся.
Последним шел понурый Торлиф. Старейшина протянул Старику руку, но тот вдруг вздрогнул, заметался взглядом по спустившейся вниз цепочке поселян, и закричал:
- Стойте, стойте! А где Метафта?!
Все остановились.
- Она не пошла с нами, - печально молвил Торлиф. – Я пытался её уговорить, но… Ты же знаешь мою сестру…
- Что значит «не пошла»?! – Старик едва не задохнулся от гнева. – Уйти должны все! Все!
Он сердито взмахнул крыльями и взмыл в воздух.
- Торлиф! – крикнул уже улетая. – Пусть все уходят, а ты подожди! Я скоро приведу её!
Продолжение:http://proza.ru/2010/02/11/1280