Когда меня спросили, кого я считаю самым хорошим Российским писателем
современности, то я не задумываясь назвал имя Виктора Ерофеева. На вопрос,
какие книги этого писателя произвели на меня наибольшее впечатление, я ответил,
что не знаю, так как не читал ни одной. Но, несмотря на это, я все равно считаю
Виктора Ерофеева самым лучшим из писателей. Моё мнение основывается,
всего лишь на одной встрече с этим человеком.Это может показаться, кому-то
смешным, и даже незначительным эпизодом, недостойным того, чтобы обосновывать
оценку писательской деятельности личности. Но тогда я посчитал иначе.Да пожалуй
и сейчас, не изменю своего мнения.
Эта незабываемая встреча произошла в середине 80-х годов прошлого века.Сидели
мы дома у Александра Ерёменко (московского поэта), на улице Петровка. Он там жил
в одной необъятной квартире и собирался переезжать в другую, еще более необъятную.
Сидели пьянствовали и слушали как Ерёма читает наизусть свои стихи.
Кстати, лучшим Российским поэтом современности, как вы догадываетесь, я считаю
Александра Ерёменко.
Чтение стихов внезапно закончилось, так как кончилась водка и сигареты.Кончилось
все и сразу. Стало грустно и мы начали перебирать варианты нашего дальнейшего
существования. Все варианты начинались и заканчивались тем, что необходимо
раздобыть вино и сигареты. Идти в магазин было не то поздно, не то пошло.
Оставался всего лишь один путь - идти в Лит Институт. Там, по слухам, должен
был состояться банкет по какому-то литературному поводу. Ну а там где банкет - там
и выпивка. Одевшись в подобающее случаю бельё, мы с Сашей, быстро
поковыляли на Тверской Бульвар, в литературную резиденцию столичного бомонда.
Пришли туда первыми, но сильно нетрезвыми. В ожидании пиршества, слонялись по
различным кабинетам и секциям якобы в поисках то одного, то другого писателя.
Все нужные нам писатели, мистическим образом, то вот-вот ушли, то вот-вот должны
были появиться. Где-то через часок-другой, в каком-то большом кабинете загудели
голоса и зазвенели бокалы. Оказывается, перед банкетом было заседание Союза
Писателей, и все они почти в полном составе, заседали в узком кругу.
В узком, потому что по периметру кабинета стояли столы, густо засыпанные
бутербродами с икрой и бужениной. Промеж бутербродных курганов, сталактитами
высились бутылки с шампанскими и креплеными винами. А в высоких многоярусных
подставках, по барски разлеглись эклеры и миндальные трубочки.
Можно только догадываться, в какой нервной обстановке проходило это пленарное
заседание СП. На докладчиков никто не смотрел. Сами докладчики, по лошадиному
кося глаза на выпивку, отводили взгляд от слушателей, в сторону подсыхающей икры
и тающего масла. Выбрасывая целые абзацы из текста, они проглатывали слова и
фразы вперемежку со сладкими слюнями, рефлекторно заполняющими их рты.
И вот наконец, торжественная часть закончилась, и еще даже не высохла чернильная
печать на протоколе, как измученные литераторы уже запихивали в себя по три
бутерброда враз, запивая пищу огромными глотками игристого вина. Мы с Ерёмой,
скромно пристроились у самого богатого из столов, и очень естественно, безо
всякого почтения к лауреатам и прочим мастерам прозы, налегали на мадеру и икру.
Через полчаса, утолив голод и жажду литературные работники, порыгивая и попёрдывая,
потянулись в фойе на свежий воздух, покурить. Потянулись и мы с Ерёмой. Вышли, встали
за колонной и вспомнив что у нас нет ни одной сигареты, молча приуныли. Между тем,
сытые и пьяные литработники, щелкали позолоченными зажигалками, сверкали
портсигарами и трещали обертками сигаретных пачек. Некоторые из них, уже с
нескрываемым наслаждением затягивались табачным дымом и выпускали его
изо всех отверстий головы. В общем нам было так завидно и обидно, что Ерёма
не выдержал и попросил меня стрельнуть у кого нибудь из курящих пару сигарет.
Сам не пошел, мотивируя это тем, что мол они его все знают, и брать у них курево
ему неудобно. Его мотивировки я не понял, но спорить не стал, тем более, что мне
самому курить хотелось ужасно. И вот, нетвердой матросской походкой, держась за
поручни, я стал обходить литераторов с просьбой угостить меня сигаретой.
Располневшие пииты, окутывая друг дружку вензелями дыма, лениво мерялись книжками -
Чей роман толще и чей длиннее, у кого обложка твёрже и тираж больше.
На меня они смотрели сверху вниз - как на говно прилипшее к подошве, полностью
игнорируя мои жалкие притязания на их бесценный табак. Униженный и отвергнутый,
я уже собрался вернуться к Ерёме за колонну и пожаловаться на судьбу, как вдруг обратил
внимание на одного мужика. Он как раз вышел из сортира, и вытирал руки шикарным платком,
примерно таким, какой Вознесенский привязывал к своей шее. Деликатно сложив платочек
в карман, мужик достал сигарету и интеллигентно закурил. Одет он был скромно но дорого -
твидовый пиджачок, нежно голубая рубашка а кремовые брюки из тяжелой но шелковистой
ткани, аккуратными манжетами наплывали на безукоризненные туфли.
Я, как юродивый, подкрался к этому джентльмену и корча из себя молодого писателя,
попросил у него закурить. Мужик спокойно, не суетливо, но и без лишнего пафоса,
вытащил из кармана пачку Ротманс, и открыв ее протянул мне. Сказал обычным голосом – Пожалуйста...берите.
Он конечно сразу понял, что за личность перед ним, но в отличии от других курящих
литераторов, отнесся к моей просьбе с простым, человеческим сочувствием. И даже
не моргнул ни единым глазом, когда я попросил у него две штуки сразу - еще одну,
мол для товарища. Надо пояснить, что в то время в стране с табачными изделиями
было как то неважно, все курили Яву и какое-то югославское или болгарское дерьмо.
Хороших сигарет в продаже не было. Только в валютных магазинах и у жуликов.
Вот, а тут я получил Ротманс, да еще две сразу!
В те трудные времена некоторые люди носили с собой две пачки сигарет, хороших
и плохих. Ну понятно зачем,- хорошие для себя - плохие для друзей. А этот же, дал мне
сигареты, которые вообще не продавались в Москве. Да еще, не выковырял их из пачки
в кармане и протянул держа за фильтр грязными пальцами. А именно, предложил мне
самому взять моими (грязными) пальцами из его пачки! Я был поражен, до мозга костей.
Сказал ему - Спасибо Сэр! И вяло удалился.
Через одну минуту, мы с Алексанром Еременко зажмуривая от удовольствия глаза, затягивались
английским табачком. Выпуская голубоватые облачка душистого дыма, с презрением
наблюдали за жалкими и жадными писателями не захотевшими угостить нас их
вонючей Явой. Вдыхая божественный Вирджинийский аромат, я спросил у Ерёмы – Как зовут,
того симпатичного мужчину, в твидовом пиджаке, который дал нам закурить.
Саша прищурив глаз, посмотрел на дальний конец анфилады и сказал
– А, это Виктор Ерофеев. Я тоже посмотрел туда на него, чтобы получше
запечатлеть образ этого писателя в своей памяти. Запечатлел и спросил
Сашку, не брат ли он Вени Ерофеева.
Он сказал, что никакой родственной связи нет, а объединяет их только одно-
писательский талант. А я про себя подумал,- вот, надо бы запомнить это имя
- Виктор Ерофеев. Потому что все остальные писатели – говно, а Виктор Ерофеев,
совсем другое дело. Ерофеев хороший человек, а значит и писатель хороший,
да и вообще пожалуй, лучший из всех писателей. А хороший писатель, не может
быть говенным человеком. Потому как, ежели человек говно, то и сочиняет говно.
Ну это не я первый открыл, это еще и Пушкин подметил.
Алексей Казанцев. Иерусалим 2008 год