Увидев ее впервые в 2002 году, я ожидал встретить злую, отчасти дьявольского вида тетеньку, которая бы не упустила момента, чтобы поиздеваться и упрекнуть лишний раз в полной убогости маленьких детей. Я был чертовски напуган "коллегами" постарше, которые уже прошли через этот этап своей жизни, и теперь только и могут, что устрашать молодняк.
И вот, облаченный в ненавистный для меня костюм, который имел при себе и пиджак, и ужасную желетку, и придавливающий горло галстук на резинке, я, с букетов огромных, как лопухи, цветов шагнул на встречу старшей школе.
Все меня в тот день угнетало: мой официально-траурный вид, запах цветов, который просто напросто душил меня, куча таких же как и я маленьких оболтусов, шедших первого сентября в пятый класс. Главным событием этого дня для нас было совсем не начало очередного издевательского учебного года, а встреча со своим первым настоящим классным руководителем. Все имели какие-то догадки по поводу ее внешности, характера, даже улыбки. Никто в тот момент не был близко в своих фантазиях к реальности. Ведь именно тогда, при встречи с этим учителем, нас постигло огромное разочарование, не от того, что она оказалась злой, ужасной, страшной и противной, скорее потому что ни у кого не оправдались его страшные представления о том человеке, который будет вести нас к выпускному одиннадцатому классу многие годы.
И вот, под звуки заядлого музыкально репертуара организаторов праздников в школе, который никогда не менялся, она вышла на крыльцо: высокая, в самом простом и незамысловатом платье и, что самое страшное, с доброй и веселой улыбкой на лице. С того момента и появилась в жизни новоиспеченных учеников пятого "А" класса вторая, не менее любимая, мама.
Она никогда не кричала на нас, всегда говорила ровным тоном, могла перейти на шепот, но, повторюсь, никогда не могла повысить голос. Являясь учителем белорусского языка, всегда говорила по-белорусски, никогда не показывала, что ее обижает, когда обращаешься к ней на русском языке. Именно это и кололо прямо в сердце ее собеседников, заставляя самих переходить на родной язык. Она наполовину полячка, наполовину белорусска, поэтому заставляла фанатеть от культуры обоих стран, особенно языков: она даже начала вести курсы польского, но, к моему великому сожалению, из-за моей же всеохватывающей лени я проходил всего на два-три занятия. Ее "что-то с чем-то" и "какой ужас" стали вечными спутниками, которые иногда надоедали, заставляя кривляться над ней, а иногда без них просто невозможно было учиться - возникало чувство, что что-то очень важное и дорогое вырвали и выбросили.
Она плакала. Да, наверно это был единственный классный руководитель, который переживал за своих детей по-настоящему сильно. Она была настолько мягкой и любящей нас, что все наказание от директора для нас никогда не приводила в действия, жалела нас. А мы только могли, что в очередной раз подставить ее. Кажется, что именно на выпускном, когда переживаешь последнюю ночь под ее заботливым крылом, она должна отпустить нас, освободить от своей заботы, в конце концов расслабиться сама, но такого не произошло. И не произойдет вовсе. Мы будем всегда под защитой и добрым словом нашего ангела хранителя: совсем не злой и совершенно не дьявольского вида тетеньки, а доброго и заботливого классного руководителя, который научил нас жить, и не дал в обиду подстерегавшим опасностям.