- Они слишком обрадовались и поторопились. Разнесли по всему свету, что Последний вот-вот явится, забыли об осторожности,… точнее, совсем о ней не думали, и в результате, юноша погиб, а перстень был украден в те горестные дни, когда магголины переживали смерть того, кого они считали Последним.
- Кто же его убил? – спросил Углет.
Су-Сума печально вздохнула.
- Говорят, его министры. Что-то там из-за власти… Храмовники тогда еще больше сплотились в своем нежелании признавать «дикарей», и ряды их значительно пополнились.
- А перстень? Зачем же его украли? И, как он вернулся? – поинтересовался Одинг.
Су-Сума пожала плечами.
- Не знаю. И никто не знает. Перстень просто исчез, и какое-то время его никто не видел. А потом он вернулся, но как – никто толком не ведает до сих пор. Про это разное говорят. Есть даже история о том, что однажды мимо Древних Врат проходил караван, и белоснежный верблюд выплюнул перстень прямо к ногам первого Ваннаанского царя… Но это, конечно, сказки. Зато, о причинах, по которым перстень украли, говорили много, и небезосновательно подозревали Храмовников. Вроде бы могила юного царя Песчаных земель запечатана такими страшными заклятиями, которые по силам только очень и очень Знающим. Скорей всего, этими заклятиями хотели добиться того, чтобы светлая душа царя так и осталась в могиле на все времена. А, кому это было нужнее всего, как не Храмовникам! Вот они и выкрали перстень – надеялись, наверное, извлечь из него дополнительную силу для своих заклятий.
- Неужели это они и убили, а вину свалили на министров? – ужаснулся Углет.
- Нет, нет, что ты!
Су-Сума даже побледнела.
- Ни один Знающий не может убить. Самое худшее, что делают Храмовники – это выискивают поводы для людей, чтобы они сами убивали друг друга. Но даже Храмовник не отнимет жизнь своими руками!..
- А какой же силой может наделить перстень? – спросил Табхаир. – Раз он такой могущественный, не было ли расточительностью укрывать его столько лет?
- В перстне нет дополнительной силы, - печально сказала Су-Сума. – Её мог бы, наверное, вызвать Последний, но… Не знаю. Это из области Высших Знаний, которыми сейчас никто из живущих на земле не владеет. Может быть, потому перстень и вернули, когда ничего не смогли от него добиться. А во второй раз его просто хотели уничтожить. И я не удивлюсь, если узнаю, что наш Главный Прорицатель имеет к этому отношение.
Одинг быстро прикинул в уме и присвистнул:
- Выходит, этот раскрашенный тип старше нас!
- И намного, - подтвердила Су-Сума. – Кое-кто из Знающих считает, что Прорицатель был мальчиком в те времена, когда «дикари» захватывали Башню! Доказательств этому нет, но, если это правда, то Храмовник нашел способ обрести бессмертие, а, значит, вернул себе Знание и стал равен Праотцам!
- Зачем же ему Последний? – удивился Нанн.
- Ах, я не знаю! – Су-Сума в отчаянии заломила руки. – Храмовник так ненавидит людей, что может пойти на любую крайность!
- Но не убьет же он его?! – ипуганно спросил Углет. – Ты сама только что сказала, что ни один Знающий жизнь не отнимет!
- И это единственное, что еще оставляет мне надежду! – подхватила Су-Сума.
Все невольно переглянулись. Действия Храмовника сегодня утром на площади были довольно решительными и выглядели тщательно подготовленными. Да и наглая кража книги вдруг показалась всем не просто отчаянной попыткой помешать её прочтению, а частью выверенного плана, направленного на нечто большее, чем просто помеха Последнему. Кто знает, вдруг выполнение этого плана для Храмовника столь важно, что он поступится собственными принципами.
Взоры всех присутствующих обратились к Табхаиру. Показалось, или он действительно намекал на то, что нашел какой-то выход?
Старец с кряхтением поднялся.
- Дай-ка, Нафин, мою котомку, - сказал он. – Она там, с вещами Одинга. – И, обернувшись к Су-Суме, прибавил: - Сейчас я все объясню и изложу вам свой план.
Нафину не составило труда отыскать самую большую котомку среди их вещей, деликатно сложенных в уголке. Он передал её Табхаиру, и старец с тяжелым вздохом извлек на свет то, что юноша всегда называл про себя «ведром с украшениями».
Все онемели.
Купцы, Су-Сума, Бат-Кан и Книжник, не веря собственным глазам, смотрели на реликвию точно загипнотизированные. А драгоценное «ведро», слегка покачиваясь, рассыпало вокруг себя разноцветные искры.
- Она нашлась! – выдохнул кто-то.
- Да, нашлась, - небрежно ответил Табхаир. – Нашлась на том самом островке, драгоценности которого ты, Су-Сума, так неосмотрительно когда-то отвергла. Там же был и перстень. Это я бросил его в море, чтобы проверить, вернется ли он в Заретан, или не вернется.
Су-Сума и Книжник медленно переглянулись.
- Так ты что, никогда не рассказывала Морготу о Знающих? – спросил Книжник.
- Нет, никогда, - почти шепотом ответила Су-Сума. – Я боялась признаваться даже в том, что магголинка. Он мог решить, что я привлекла его колдовством.
- Но это же не так!
- Не знаю… Сейчас уже не уверена. Я тогда так сильно в него влюбилась, что вполне могла.., неосознанно…
Книжник с сожалением покачал головой.
- Столько времени мы ничего не знали… А ведь, если бы корона и перстень оказались у нас, насколько проще все было бы!
- Ничего бы не было! – уверенно сказала Су-Сума. – Все происходит так, как и должно происходить. Если что-то заставляло меня молчать, значит, так было нужно. И, поверь, Книжник, это «что-то» гораздо сильнее, чем мои «хочу - не хочу». Ты прекрасно знаешь, что даже плод не падает с дерева, пока окончательно не созреет. Так же и важные события - ни одно не должно случаться прежде положенного срока, до того, как будут готовы все его составляющие. И коль уж было суждено, что перстень и корону найдут именно эти люди, то они их и нашли! И поступили с ними так, как это было необходимо.
Су-Сума отвернулась от Книжника, которому нечего было возразить, и с надеждой обратилась к Табхаиру.
- Говори же скорее, что ты придумал! Мы заранее все принимаем!
Табхаир поставил корону на столик возле блюда с фруктами и слегка наклонил голову, словно любуясь игрой камней.
- Все проще простого, - сказал он с плохо скрытым самодовольством. – Учитывая то, что я сегодня услышал об этой вещице нам всего лишь нужно найти способ передать её Гару. А, когда весь сброд, который сегодня так несносно орал на площади, снова соберется, чтобы послушать приговор, молодому человеку останется только просто показать её. Думаю, одного вида короны будет достаточно, чтобы «дикари» признали в Гаре своего ожидаемого Правителя… Впрочем, чтобы не полагаться на случай, хорошо если бы кого-нибудь из толпы вдруг посетило «озарение» и он объяснил бы остальным, что Гар не отнял у них счастье, а наоборот – пришел, чтобы дать его, а перстень своим лучом указал на юношу именно как на носителя этого счастья. Уверен, толпа сменит гнев на милость, а вашему Прорицателю ничего другого не останется, как смывать краску с лица более искренними слезами бессильной ярости.
- Прекрасно! – воскликнула Су-Сума.
- Ужасно, - скривился Одинг. – Где, по-твоему, несчастный узник сможет спрятать это ведро, чтобы незаметно пронести его на площадь?
- Об этом я позабочусь, - тонко улыбнулся Табхаир. – Как позабочусь и о том человеке, который внезапно «прозреет» на площади. Но только сделаю это сам, не посвящая никого в подробности.
- Ничего себе! – взвился Одинг. – А нам, что прикажешь?! Сидеть и ждать, сложа руки?
- Идеальный был бы вариант, - вздохнул Табхаир. – Но, похоже, невыполнимый.
- А мне тоже нравится идея с короной, - выступил вперед Бат-Кан. – Действительно, для местных жителей и одного её вида в руках Гара будет достаточно, чтобы уверовать в его избранность. Поэтому я не стану спрашивать почтенного Табхаира, как он собирается передать реликвию. И, хотя по лицу его вижу, что такая возможность есть, тем более не спрашиваю, чтобы не спугнуть удачу и сохранить наши мысли в полном неведении. Думаю, все согласятся, что это разумно. Мы, Знающие, еще сможем защититься от проникновения в них Храмовника, но смогут ли то же сделать остальные? Нам и так остается уповать на то, что Прорицатель первым делом начнет читать наши мысли и просто не успеет добраться до Табхаира…
- Но нам-то, что делать?! – не унимался Одинг.
- Ждать, - коротко бросил Бат-Кан. – Вам – только ждать. А вот нам, полагаю, дело найдется. Не будем рассчитывать только на план почтенного Табхаира – мало ли что. Я со своей стороны попытаюсь попасть к Заретанскому князю. Говорят, он внезапно заболел. Но ведь не умер! И власть все еще в его руках. Во всяком случае, так считают все жители столицы, и я не думаю, чтобы Главный Прорицатель решился открыто выступать против законной власти. А, если получится убедить князя, что Гар не опасен, то есть надежда вывезти Последнего в Анхкор, где и будем искать способ вернуть Книгу Уложений. Но это сделать проще. Без Последнего Книга Храмовнику вряд ли будет нужна. Прочитать её невозможно, уничтожить тоже… Разве что не отдавать из упрямства… Но на этот случай у меня тоже кое-что есть… В общем, решаем так – Книжника, Харазара, Илозара и Саазара я попрошу узнать, что сталось с Мароном. Он мой давний соратник и друг, хоть и носил скромное звание слуги. Прорицатель использовал его, но теперь, скорей всего, бросил на произвол судьбы за ненадобностью. Я же не могу оставить друга один на один со своей совестью. Зная Марона, боюсь, как бы он не наделал глупостей. Вас, уважаемые старцы, и тебя, Нафин, прошу только об одном – думать, как можно меньше обо всем, что мы будем предпринимать. А Су-Суму, мою возлюбленную жену Су-Суму умоляю ни в коем случае не пытаться связываться с Храмовником! Я понимаю, милая – ты сейчас в бешенстве, и тебе кажется, что силы твои выросли неизмеримо, но это не так! Вспомни, как опасно поддаваться минутному порыву. Твоя сила может обернуться против тебя же. Займись Ярами. Ей сейчас особенно важны забота и внимание.
Лицо Су-Сумы залилось краской.
- Своей дочери я могу помочь только одним – спасти Гара! – воскликнула она. – Всю жизнь прожить с уверенностью, что мне предстоит привести к людям Последнего, и, в тот момент, когда нужны решительные действия, сидеть и просто ждать?!!! Бат! Я поверить не могу, что ты предлагаешь такое всерьез!
- И, тем не менее, я предлагаю именно это, - мягко, но решительно ответил Бат-Кан. – Твои силы нам еще понадобятся, когда Гар будет на свободе. Храмовнику удалось испортить момент прихода Последнего, и, если князь выпустит его просто так, до приговора, нужно будет это как-то исправлять.
Су-Сума расстроено опустила голову.
- Но неужели же мы ничем не можем помочь? – спросил Рагор. – Мои актеры тоже могут пойти к Заретанскому князю и объяснить, что их товарищ ничего дурного не замышлял.
- Нет, - отрезал Бат-Кан, - вы не можете идти к князю. Его «болезнь» явно вызвана желанием отдалить законного правителя от незаконных дел, чтобы не мешал безнаказанно творить их. Вас даже на порог не пустят. А я здесь, как представитель Верховного Владыки Анхкора. Меня Заретанский князь не сможет не принять, разве что действительно умрет. Владыка прислал целый отряд проследить, чтобы с Последним ничего не случилось. В противном случае, меня наделили полномочиями предложить князю военный союз против литиайцев или радоргов, если Ваннаана захочет, наконец, избавиться от захватчиков.
Одинг при этих словах громко засопел, но Бат-кан, словно не слыша его, невозмутимо продолжал:
- Я предложу союз против Литиайи. Здешний князь очень честолюбив и наверняка захочет, как освободитель страны, надеть перстень Сона на свою руку. А уж если намекнуть ему, что есть еще и корона… Впрочем, это я оставлю на тот случай, если князь заупрямится, и дело дойдет до вынесения приговора, а у Почтенного Табхаира что-то не получится. Мы просто выкупим Гара за корону и Анхкорских воинов.
- Очень интересно, - заворчал Одинг, - значит, к радоргам обращаться нельзя, потому что они без кровопролития не обойдутся, а развязывать целую войну ради спасения Гара можно. Или вы надеетесь, что война с Литиайей пройдет бескровно?
- Войны не будет, - твердо ответил Бат-Кан. – Как только Книга будет возвращена и прочитана, все в мире изменится.
- Храмовник Книгу ни за что не отдаст, - мрачно заметила Су-Сума.
- Тогда обратимся к Видару, - снова не выдержал Одинг. – Вот вы все нас не любите, а между прочим, если радоргам объяснить, что к чему, то они упираться не станут. Уж я-то своих людей знаю. И Изначальная Жизнь, не знаю, правда, какая она там была, вполне придется им по вкусу, если в ней не будет места таким гадам, как, скажем, Хелерик или Хама… Вы делаете большую глупость не принимая радоргов в расчет. Пусть Табхаир делает свое дело, Бат-Кан – свое, а мне позвольте сходить к Видару! Увидев меня, радорги горы свернут, клянусь Индрасилем!
- Никуда ты не пойдешь! – хлопнул рукой по столу Табхаир, да так, что корона едва не слетела на пол. – Ты для своих людей умер! Ты – мертв! Понимаешь?! По всем понятиям радоргов, Одинг, толстый и довольный, сейчас сидит за столом в Вальгалле, машет золотым кубком и горланит песни. А исхудалый горбатый бродяга, который явится к их конунгу просить за какого-то безвестного узника, будет уже не Одинг!.. Не порть Видару его правление, а себе – собственные воспоминания. Не лезь в свое же прошлое! Ваши пути уже разошлись.
Одинг в негодовании хлопнул себя по бокам, но Табхаир свирепо глянул на него, давая понять, что разговор на эту тему закончен.
Поскольку старого конунга никто не поддержал, он сердито уселся, оперся на свой меч и надулся.
Вечером того же бесконечно длинного дня, устав от бесцельного блуждания по огромному дому Бат-Кана, Нафин вышел в сад и направился к тому месту, где стояла кибитка Рагора.
После разговора на террасе все разошлись, кто куда.
Бат-Кан незамедлительно отправился во дворец и до сих пор не вернулся. Табхаир вышел вместе с ним и тоже куда-то пропал. Су-Сума скрылась в комнате Ярами, откуда вскоре были удалены все служанки, и Нафин, проходя мимо, случайно услышал тихий плач. Книжник с купцами, сразу предупредив, что придут они теперь не раньше завтрашнего дня, расспросили слуг о том, что делал Марон перед уходом, осмотрели его комнату и тоже удалились. Одинг дулся, ни с кем не желал разговаривать и сидел взаперти в комнате, которую ему отвели. Таким образом, Нафин остался в компании Нанна и Углета.
Старцы выглядели огорченными. Быстрая смена будоражащих событий, рассказ Су-Сумы о вещах, казавшихся нереальными и, в то же время, пугающих своей очевидностью, и осознание полной своей бесполезности очень их угнетали.
Нафин испытывал примерно то же самое. Поэтому, чтобы хоть немного отвлечься от мыслей о несчастном Гаре, запертом в темнице, он решил порасспросить стариков о том, как выздоровел Книжник и о том, почему они все так послушно пришли за ним в Заретан.
- О, это было очень забавно, - охотно откликнулся на просьбу юноши Нанн. – Наутро после того, как ты улетел, Книжник очнулся и попросил Фраганарию привести всех нас к нему в комнату. А, когда увидел, что тебя нет, чуть снова не заболел. Пришлось сознаться, что ты уже в Заретане по очень важному делу, из-за которого мы сюда и шли. Это Книжника мало успокоило. Скорей наоборот – побудило к действиям. Откуда только силы взялись? Он немедленно вскочил и велел всем нам поскорее собираться…
Углет, сидевший рядом, при этих словах невольно улыбнулся.
- Представляешь, Нафин, что было с Фраганарией. Она решительно встала в дверях и заявила, что такого больного и бледного никуда Книжника не отпустит.
- Да, да, - подхватил Нанн, - встала в дверях и уперла руки в бока для большей убедительности. Но Книжник.., представляешь, этот тихий Книжник, так на неё раскричался, что даже мы испугались…
- Что мы, - вставил Углет, - даже Табхаир не осмелился перечить!
- Верно. Он только один раз проявил недовольство, когда выяснилось, что в Заретан мы пойдем по подземному ходу. Сказал, что сыт этими ходами по горло еще со времен побега из Тангора. Но потом все равно пошел…
- А вы тогда действительно уходили под землей? – спросил Углет.
Нафин кивнул и, вспомнив многочисленные завалы, которые ему приходилось разбирать в одиночку, подумал, что Табхаиру не следовало так негодовать.
- Но почему подземным ходом? – спросил он вслух. – И как вы согласились на это? Мы же все тогда опасались, что Су-Сума готовит страшную месть.
- Сами не знаем, - пожал плечами Углет. – Книжник сказал, что так надо, и мы почему-то в его словах ни на минуту не усомнились. Теперь, конечно, понятно, почему он не повел нас открыто, но тогда…
- Тогда мы просто поверили на слово, потому что, видел бы ты, Нафин, как Книжник нервничал! И это оказалось очень заразительно. Не знаю, как другие, но я занервничал тоже. Почему-то решил, что ты в большой опасности и, что идти скрытно нам совершенно необходимо…
- Одинг бы сказал – «колдовство», - прокомментировал Нафин.
- Он, кстати, тоже нервничал и всех подгонял, - заметил Углет. – Да и я не скажу, что был спокоен. И не удивлюсь, если узнаю то же про Табхаира…
- Но неужели вы шли по подземному ходу целые сутки?
Старцы переглянулись и, прыснув, рассмеялись.
- Нет, конечно, - сквозь смех сказал Нанн. – Просто выйти удалось лишь поздно-поздно вечером.
- Почему?
- Это все из-за Фраганарии. Книжник не знал, где находится вход в подземелье, а она так надулась, что не раскрыла рот, даже когда мы с братьями стали её расспрашивать. А потом и вовсе ушла. Сказала, что за продуктами, но отсутствовала гораздо дольше, чем нужно. Само собой, мы её не дожидались, а занимались поисками лаза, но безуспешно. Помог один из сыновей Фраганарии. Мальчик спросил, что нам нужно и очень озадачил предположением, что мы хотим перекусить…
- Все разъяснилось очень быстро, - нетерпеливо перебил Углет. – Вход в тоннель обнаружился в саду, прямо за домом, и хозяйственная Фраганария использовала его, как погреб. Мы до позднего вечера провозились, вытаскивая оттуда кувшины и тыквы с солениями… Бедный Книжник. Он страшно ругался, хотя на ногах еле стоял.
Углет перестал смеяться и сочувственно покачал головой. Но Нафин не смог сдержать улыбку, представив себе всю картину в целом.
- И Табхаир помогал? – полюбопытствовал он.
Старцы укоризненно посмотрели на юношу, но отвечать не стали. А вскоре слуги Бат-Кана пригласили их к столу.
Су-Сума с Ярами есть отказались, да и Нафин чувствовал, что не может проглотить ни кусочка. Поэтому он оставил старцев трапезничать, а сам, набрав на блюдо все, что смог унести, отправился в сад к Рагору.
Старик грустно сидел на пороге кибитки.
- Представляешь, до сих пор никто не пришел, - сказал он, не поднимая глаз, когда Нафин подошел ближе. – Поверить не могу, неужели им все равно.
- Может, боятся, - предположил Нафин. – Люди, прислуживавшие за столом, только что рассказали, что Главный Прорицатель разослал шпионов по всему городу, и вроде бы двоих, выразивших сочувствие Гару, уже куда-то увели.
Рагор только грустно вздохнул.
- Куда так много? – спросил он, покосившись на блюдо в руках Нафина. – Я один столько не съем.
Юноша в ответ пожал плечами.
- Я думал ты не один… Но, не пропадать же всему этому. Пойдем, угостим Одинга. Он все еще дуется, и к столу не вышел, а теперь, наверное, жалеет. Старик всегда любил поесть… Да и тебе нечего тут сидеть и киснуть. Может, даже лучше, что никто не пришел…
Рагор не заставил себя долго упрашивать. Он покорно пошел в дом, но дверь кибитки все же оставил открытой.
- Мало ли что, - пояснил юноше. - Эта открытая дверь – лазейка для надежды.
- Тогда, может быть, следовало оставить открытой калитку в заборе? – спросил Нафин.
Рагор виновато улыбнулся.
- Я оставил ключ в тайнике со стороны улицы. Ничего не могу с собой поделать. До последнего стану надеяться, что кто-нибудь придет. Они же актеры. Многие – настоящие мастера своего дела, героев играли… Скажи, стоит ли играть героя, если в жизни тебя страшит даже тень опасности?..
Старик с горечью покачал головой и до самой комнаты Одинга больше не проронил ни слова.
Бывший конунг, как и следовало ожидать, упирался недолго. Едва Нафин начал перечислять то, что лежало на блюде, дверные засовы заскрежетали, и осунувшийся, расстроенный Одинг пригласил их войти.
- В конце концов, вы – не Табхаир, - оправдывался он, глотая куски даже не разжевав их толком. – Своему зловредному братцу я бы ни за что не открыл, приди он хоть с зажаренным кабаном подмышкой!
- В этом доме не едят мяса, - напомнил Рагор.
- Неважно. Это я так сказал – для образа, чтобы вам понятней было. Ведь совершенно немыслимо оставлять меня в стороне ото всех дел, и именно тогда, когда я действительно могу помочь! Вот почему он не хочет, чтобы я пошел к Видару, а? Наверняка злится и завидует! Передо мной и сейчас с радостью склонятся, а он, если вернется к своим абхаинам, то, в лучшем случае, сгорит на костре, как тот жрец!..
Одинг хотел еще что-то добавить, но посмотрел на дверь и замер с раскрытым ртом.
Прямо перед ним, на пороге распахнутой комнаты, стоял Табхаир, сварливо поджав губы.
- А-а.., это ты, - забормотал Одинг, опуская глаза. – Уже вернулся… Ну, как там?.. В смысле, удачно сходил?..
- Удачно, - процедил Табхаир сквозь зубы.
Он прошел в комнату и встал напротив брата.
- Хочешь знать, почему я не пускаю тебя к Видару? Ладно, объясню, хотя и не собирался этого делать, щадя твои чувства. А начну с того, что ты не сможешь к нему даже пройти, если, конечно, не распустишь свои крылья и не выставишь на всеобщее обозрение прекрасную кольчугу, которая сейчас болтается на тебе, словно снятая с чужого плеча… Но, предположим, тебя пропустили, что дальше? Зайдешь и скажешь: «Я Одинг, я вернулся, я хочу, чтобы вы спасли Гара»? Как думаешь, что сделает Видар?
- Конечно, послушается!
- Нет. Если он не дурак, а он именно не дурак, то прикажет своей охране вывести самозванца вон. А потом всю жизнь будет казниться, что поступил с тобой так!
- Но почему?! Видар любит меня!
- Именно поэтому он тебя и не узнает! Ты же сам объяснял ему там, в лесу, над могилой Фрегунда, почему уходишь тайком! И объяснял очень правильно. А теперь хочешь все испортить? Пойми, Одинг, я бы ни слова не сказал, если бы ты смог появиться перед радоргами в грохоте грома, сверкании молний и полном боевом снаряжении – этакий могучий ас, вышедший из чертогов Вальгаллы. Но ты придешь жалким бродягой. Ты не сдержишь слез, когда окажешься среди своих и повиснешь на шее Видара, как дряхлый отец, истосковавшийся по сыну! Кто после этого станет верить, что благородное сердце после смерти ждет иная, более прекрасная жизнь, и кто станет верить Видару, единожды солгавшему? Обносившийся плачущий старик – вот, что запомнят твои роа-радорги, если ты, поддавшись искушению, явишься к ним за помощью. Поэтому я и не пускаю тебя. Твое время прошло, Одинг. Оставайся легендой для своего народа и мудрым отцом для Видара, вот все, что я могу тебе сказать.
На бывшего конунга невозможно было смотреть. Совершенно раздавленный и несчастный сидел он, низко нагнувшись над остатками еды, и крупные слезы, одна за одной, падали на край серебряного блюда.
Табхаир неловко развел руками.
- Ну, вот. Ты сам хотел, чтобы я сказал все это, а теперь плачашь… Я понимаю твое желание помочь и быть полезным. Но сейчас ты можешь помочь только одним – поменьше знать, как сказал Бат-Кан. Сиди и жди. Мы все прекрасно понимаем - это бездействие потребует от тебя гораздо больше мужества, чем какие-либо действия.
Старец присел рядом с Одингом, и тот, всхлипнув, уткнулся ему в плечо.
Табхаир вздохнул, повел бровями и одной рукой приобнял брата за плечи. Другой он с силой потер себе висок. Усмехнулся.
- Сто лет голова не болела, а тут вдруг… Это все от волнений и дурацких ползаний под землей. Несомненно, Книжник применил к нам в Кешране какое-то колдовство. У тебя, Одинг, голова не болит?
Старик что-то замычал и отрицательно замотал головой, не отрываясь от плеча Табхаира.
- А у тебя, Рагор?
- Нет, не болит.
- А у меня болит ужасно. Нужно будет обязательно сказать Книжнику, если, конечно, это его работа, а не кое-что похуже…
Нафин с Рагором напряглись, а Одинг резко отстранился и с ужасом уставился на Табхаира.
- Что ты хочешь этим сказать?
Старец пожал плечами.
- В моих мыслях еще никто никогда не ковырялся, поэтому я не знаю, что при этом чувствуешь. Прошелся сейчас по дому, хотел расспросить Су-Суму или Бат-Кана, но их нигде нет…
- Бат-Кан еще не пришел, а Су-Сума в комнате Ярами, - встревожено ответил Нафин. – Но тебе нужно немедленно с ней увидеться.
- Да, да, скорее, идем! – переполошился и Рагор. – Если это то, о чем все мы подумали, то она должна немедленно узнать!
Орели выбежали из комнаты Одинга и, пугая слуг, помчались вниз, к комнате Ярами.
Но они не успели даже постучать, как с улицы, навстречу им, так же стремительно вбежал Бат-Кан. Испуг на лицах старцев и Нафина отразился в его лице, как в зеркале.
- Что?!!! – закричал он прямо с порога. – Кто это ощутил?!!!
- Я, - выдохнул Табхаир.
Бат-Кан со стоном схватился за голову.
- Мерзавец! – прорычал он. – Какой же мерзавец! Решился ведь!..
Дверь в комнату Ярами медленно открылась, и на пороге появилась побледневшая Су-Сума. Она сжимала виски ладонями и со страхом смотрела на мужчин, столпившихся возле двери.
Бат-Кан немедленно взял себя в руки.
- Су-Сума, - еле сдерживая волнение, сказал он. – Храмовник сделал это… Ему больше не нужно подбираться к каждому в отдельности – он слышит все сразу!
Су-Сума попятилась от мужа.
- Нет, нет, не может быть! С чего ты взял? Ты был у князя?
- Да, был. Князь в беспамятстве! Когда я вошел к нему и заговорил о союзе с Анхкором, глаза его вдруг закатились, дыхание стало прерывистым, а потом перешло в жуткий кашель! Пришлось бегать, искать лекарей, все время быть рядом… Князь в себя так и не пришел, но это уже неважно. Я ощутил ВОЗДЕЙСТВИЕ! Ты ведь тоже его чувствуешь! И понимаешь, что оно может означать. Храмовник сделал то, о чем мы боялись даже думать – он заставил Последнего прочесть Книгу только ему!
Су-Сума вскрикнула, зажала рот рукой и глазами полными ужаса посмотрела куда-то мимо мужа, в открытую дверь.
Бат-Кан замер, а потом резко обернулся и отскочил в сторону. Теперь все присутствующие смогли увидеть человека, появившегося в дверном проеме.
Это был Главный Прорицатель.
Нафину показалось, что грянул гром. Но он ошибся. Вместо оглушительного раската в доме повисла такая же пугающая тишина.
- Добрый вечер. – Главный Прорицатель обвел всех странным темнеющим взглядом. – Не возражаете, если я пройду?
Он сделал шаг вперед и улыбнулся.
- Конечно, возражаете. Но я все равно войду.
Нафин почувствовал, что ноги его как будто приросли к месту.
Прорицатель продвинулся еще, и все заметили одно и то же - он не шел, а плавно скользил по воздуху, едва касаясь пола.
- Какое блаженство! – глубоко вдохнув в себя запахи старинного дома, прошептал Прорицатель. – Блаженство и могущество! Я готов взлететь, как твои крылатые друзья, Виросса.
Он замер и слегка приподнялся, возвышаясь над остальными.
- Я только начал свое перерождение, но уже чувствую, как изменился. Видите, даже сюда пришел, чтобы объясниться. А речью себя утруждаю только потому, что большинство из вас не в состоянии услышать мои мысли. Остальные же, хоть и слышат, но далеко не все… Жаль. Мне так много хочется вам сказать… Без слов это было бы понятнее, но, увы, ничего не поделать, придется втолковывать вам все самым примитивным способом. Зато вы можете молчать. Диалог у нас все равно получится прекрасный. И особенно потому, что когда кто-то из вас признается сам себе, что я все же прав, я это услышу, а остальные – нет.
Прорицатель засмеялся и вдруг, словно птица, наклонил голову, прислушиваясь.
Глаза его стали совершенно черными, без белков, а выражение лица задумчивым.
- Ах, какой болтун этот дом, - прошептал он, спустя мгновение. – Рад, что нашел, наконец, слушателя и теперь пытается рассказать мне, как новость, старые сплетни, которые давно никому не интересны.
Прорицатель тихо засмеялся чему-то, потом кивнул, словно соглашаясь, поморщился и закрыл глаза.
- Сейчас, сейчас, я слышу твое нетерпение, Виросса. Ты оказалась не такой уж и ядовитой. Знай я прежде то, что знаю теперь, ни за что не поддался бы искушению посмотреть на глупую Знающую девочку, отмеченную по прихоти Судьбы столь высоким предназначением. Я сейчас даже не имею в виду пророчество. Я говорю о том, что на весах, призванных отмерять баланс сил на земле, ты служишь противовесом мне!
Он слегка приподнял веки и осмотрел Су-Суму.
- Удивительно? Меня тоже это всегда удивляло… Впрочем, моя оплошность в тот день, когда мы впервые встретились, не раз спасала тебе жизнь, Виросса, что твоими магголинами должно приниматься в расчет…
- Зачем ты заставил Последнего прочитать Книгу только тебе?! – закричала Су-Сума. – После всех преступлений, ты не имел никакого права на Великое Знание! Оно даже не сделало тебя лучше!
Веки Прорицателя распахнулись до конца, обнажая черные провалы глаз.
- Не кричи так, - медленно произнес он. – Помни, что я слышу и то, что остается в твоей голове. Я помешал твоим планам, не дал стать спасительницей человечества и провозгласить приход новой Изначальной Жизни, не так ли?… Ты – слишком человек, Виросса, тщеславие тебе не чуждо. А вот я, поверь, предпочту остаться в тени. Очень скоро Главный Прорицатель умрет, и ни один Знающий обо мне больше никогда не услышит. Вы только будете бессильно наблюдать, как я привожу в действие свой план, и, может быть, когда-нибудь поймете всю его правильность и красоту, поймете, что не я недостоин Знания, а ваши возлюбленные «дикари». Думаешь, они стали бы лучше?
Прорицатель зло рассмеялся.
- Мне только одно интересно – как ты себе все это представляла? Наверное, так: выходит Последний на площадь, читает Книгу, и все чудесным образом меняется! Смешно, Виросса. Ничего бы не изменилось, уж поверь мне. Я-то теперь знаю, что там написано, и более сладостного чтения в моей жизни не было. Шаг за шагом, год за годом, я теперь знаю, что нужно делать и чего не делать, чтобы Изначальная Жизнь никогда не вернулась! Для этого Книга и была прочитана.
Глаза его снова закрылись, и, проскользив над полом к стене, Главный Прорицатель опустился на большой сундук с плоской крышкой
- Устал, - доверительно сообщил он остальным, устраиваясь поудобнее.
Те же только повернулись, следя за его перемещением, но с места сдвинуться так и не смогли.
- Прошу прощения у Вироссы и почтенных старцев, что не позволяю присесть и вам, но так безопаснее. В мире столько дикости, (а я собираюсь добавить еще больше), что нужно постоянно следить, как бы она не поразила даже самых мирных и безобидных. Это ради вас же, поэтому, не обижайтесь.
Черные провалы снова раскрылись и теперь были нацелены только на орелей.
Нафин почувствовал, как внутри его головы прошелестел легкий щекочущий ветерок.
- Странно, - задумчиво произнес Прорицатель, - вы не совсем люди, но ваши мысли я отчетливо вижу. Вижу ваши истории, заботы, страхи.., однако, никак не могу отделаться от ощущения, что это далеко не все, что кое-что от меня по-прежнему скрыто… Мне неприятно ваше присутствие. Оно отбрасывает на сутки назад, когда я был обычным Знающим… Нет, нет, Виросса, не надейся, я могу прозревать будущее, и вижу, что все мои планы удались. Просто этим шестерым здесь не место. Они даже не помеха, а всего лишь досадная ошибка, клякса на рукописи наших судеб… Но эта клякса упала на слово, которое может изменить смысл всего предложения…
Прорицатель задержал взгляд на Нафине.
Юноша испугался, что сейчас опять ощутит неприятное щекотание в мозгу, но ничего подобного не случилось. Прорицатель всего лишь посмотрел на него и вдруг спросил:
- Скажи, в твоем роду не было дэгов?
Нафин отрицательно качнул головой.
- Странно, - пробормотал Прорицатель. – Я чувствую в тебе нечто… Ты из другого племени, но то, что я чувствую, на уровне Великого Общего…
Он потряс головой.
- Прямо наваждение какое-то… Понимаю, что невозможно, но чувствую, вижу… Да, Бат-Кан, ты прав, с этими новыми возможностями еще надо научиться жить. Но я научусь… Ладно, перейдем, наконец, к делу. Вопрос был задан, ответ дан, но вы его, разумеется, не поняли. Поэтому, объясню подробнее, из уважения к двум Знающим, присутствующим здесь.
Я ведь не такое уж и чудовище. Просто дальновиднее прочих. Но говорю это не в укор вам. На земле нет человека, живущего дольше меня, а это позволяет накапливать мудрость, хотя и утомляет… Крылатые старики меня, кажется, поняли, но неверно определили то, что меня утомило. Это не сама жизнь, это люди.
Когда-то мой отец верил, что именно я приму в себя душу Последнего. Да и почему нет? Для этого было все, что нужно – прекрасные, любящие друг друга родители, целиком отдавшие себя возрождению Знания в себе, и, главное, - во мне. Полная изоляция от «дикарей» и ото всех живых существ, обладающих животным инстинктом убийц. И - самое важное – жизнь в величайшем Доме Праотцев, в Звездной Башне!
Отцу моему оставалось совсем немного, чтобы услышать голос Вселенной и самому заговорить с ней. Им с матерью безумно хотелось воззвать к Праотцам и узнать, в чем люди ошиблись. На какой развилке Изначальной Жизни ступили они не на тот путь?.. Теперь-то я это знаю, и мне еще больше жаль их – тех немногих Знающих, которые до самого конца оставались такими же светлыми и чистыми, какими их создали!
Я не таков. Зловонное дыхание дикости коснулось меня в ночь, когда звероподобные животные, выродившиеся из тех, кто позволил себе забыть Знание, ворвались в Башню, ломая драгоценные приборы и безжалостно убивая растерянных не сопротивляющихся людей! С той ночи у меня осталось лишь два желания. Одно из них – отомстить. А другое – научиться вызывать в памяти прекрасное лицо матери таким, каким оно было при жизни, без того кровавого безобразного месива, которое осталось после удара грязного топора!
Продолжение:http://proza.ru/2010/02/10/1456