Прорицатель прикрыл лицо сухой желтоватой рукой.
- Ты, Виросса, не знала таких потерь, а вот Бат-Кан, кажется, понимает меня лучше… Я могу уважать ваши стремления, потому что знаю – останься мои родители живы оба, они были бы с вами. Но мама погибла, и её смерть разорвала все общее между нами с отцом и остальными Знающими.
Были, конечно, и такие, кто думал так же, как мы, но время показало, что никто не страдал сильнее! Даже сейчас, когда Разум мой столь велик, а познания и возможности столь огромны, я не могу до конца избавиться от ужаса той ночи. А уж в ту пору… Нет, не бойтесь, я не собираюсь предаваться воспоминаниям, как кричал по ночам, приводя в отчаяние отца. Как сам он, Великий и Могучий, так и не смог подняться выше уже имеющегося у него Знания. И все потому, что всю жизнь испытывал чувство вины за то, что выжил, и страх за моё будущее.
Знающим известно, как он отомстил. Пантеоны богов и богинь по всей земле стали могущественным инструментом для управления людьми. Отец и сам не ожидал, что его идея увековечить память всех погибших в Башне принесет такие плоды. Но я желал большего! Я хотел, чтобы «дикари» своими грязными топорами кромсали друг друга до полного истребления! А, когда никого из их мерзкого племени не останется, мой ужас постепенно растает, лицо матери очистится от скверны, и Изначальная Жизнь вернется!
Конечно, это было немного наивно. Но я, по крайней мере, оставался последовательным, в отличие от вас, магголинов… Да не возмущайся ты так, Виросса! Ваша слюнявая помощь «дикарям» вела в никуда! Вы сеяли зерна Знания в гнилую почву и верили в несбыточную химеру. А, знаешь, почему? Потому что дикость и жестокость сидят в нас так же, как мозг, сердце, печень и другие органы!
Не веришь? Но, если ты обмажешь кувшин изнутри ядом, а потом нальешь туда превосходное вино, разве оно победит отраву? Нет, это вино станет ядовитым. И так со всем. Грязь легко пятнает чистоту. Гораздо труднее её отчистить, да и всегда ли удастся…
Прорицатель вдруг хрипло засмеялся.
- Нет, нет, моя дорогая, неудачный пример. Ты нисколько не изменила Моргота. Как и я не тот злодей, который привел его к гибели. Ты же сама и привела. Он зачах, разрываясь между своей подлинной сущностью и желанием быть угодным тебе. Ваш союз с самого начала был противоестественен. А то, что ты стыдливо прикрыла словом «любовь», рассыпалось бы в прах при первом же удобном случае.
Любовь – это когда принимают человека целиком, такого, какой он есть на самом деле, а не делают из него жалкую переделку подо что-то идеальное. Ты увлеклась всего лишь оболочкой и закрыла глаза на то, что было под ней. А теперь скажи, как долго чистая и светлая магголинка могла бы без отвращения смотреть на своего красавца-мужа, если бы увидела, с каким наслаждением перерезал он глотки мирным купцам, упиваясь фонтанами крови, льющимися на его одежду?.. Тебе противно? Хочешь, чтобы я замолчал? Но, как быть с душераздирающими историями о злодее-Храмовнике, погубившем твоего несчастного мужа, а потом и сына? Бедняжка Кресс! Мне его действительно жаль. Ребенок, которому прочили душу Последнего, рожден от пирата, живет на пиратском корабле, и на нем же заперт, чтобы жестокость окружающего мира его не коснулась! Скажи мне, Виросса, неужели лучшего места не нашлось? Неужели ты всерьез полагала, что таким образом можно сохранить душу ребенка в чистоте? Тогда, на Шад-Хамосе, я захотел с ним встретиться лишь затем, чтобы убедиться – в этом мальчике никогда не будет жить Последний. И то, что его невинные уста впервые отведали чужой плоти, а такие же невинные ручки впервые взяли оружие, ничего не изменило. Он с рождения был обречен стать Крессом. Иначе, разве ты – мать – не заметила бы перемен в своем мальчике…
- Неправда! – закричала Су-Сума. – Я была больна! Я готовилась к родам и еле пережила их! Я вообще ничего не замечала несколько месяцев. И разве моя странная болезнь не шла от тебя?!
Прорицатель застенчиво улыбнулся, пожимая плечами.
- Мы были на равных, Виросса. Я нападал – ты защищалась. Не выдавай свою слабость за мою силу.
Бат-Кан рванулся, было, вперед, но ноги его не послушались.
Прорицатель тут же вскочил. Лицо стало злым, а в черных глазах плеснул гнев.
- А вот это отличный пример, Бат-Кан! Что бы ты сделал сейчас, если б ноги твои сдвинулись с места? Что?! Ударил меня? Убил?.. А-а, заставил бы замолчать любым способом! Ну, тогда спроси совета у Одинга. Он умеет отрезать языки и многому еще может научить Знающего!
Глупцы! Вот вам наглядный ответ! Даже Бат-Кан, отрицающий насилие и жестокость, готов был поддаться минутному порыву ярости, но силой своего Знания я его удерживаю. Но я же могу и спустить его с цепи, более того, прибавить ярости к действиям! А теперь представьте, что такое же Знание вы хотели дать «дикарям». Пусть даже первое время они тихо и мирно предавались бы идиллии Изначальной Жизни, но потом, под влиянием какой-нибудь мелочи, или просто от скуки, звериная сущность снова полезет из них, и данное вами Знание снова превратится в грязный топор. Только теперь он будет куда сокрушительнее и изощреннее.
Мой отец когда-то тоже раскис. Обнаружив в Абхаинской долине крошечное забитое племя, он решился на отчаянный эксперимент – захотел стать для них Праотцем и зачинателем крошечной Изначальной Жизни. Он к тому моменту уже почти раскрыл дверь, захлопнувшуюся за отнятым Знанием, и мог себе позволить побыть Творцом. Но, увы! Кое-чему «дикарей», конечно, удалось научить, но привить им главного так и не удалось. Как тупое стадо тянулись они к отцу, чтобы постоянно подсказывал, как жить дальше, и никак не хотели понять, что сами вольны распоряжаться своей жизнью и определять её, не посягая при этом на жизнь чужую.
Такой подход был им непонятен, они не умели обходиться без Правителя, который будет карать или хвалить, и с которого при необходимости можно что-то потребовать. Не умели обходиться без зависти, и без желания превзойти один другого, хоть в чем-то, не взирая на средства.
В конце концов, отец махнул на все рукой.
Именно тогда на свет и появилась Сохмат – жалкая копия моей матери, которая была бы неизмеримо могущественней богини, не погибни она от рук «дикарей». Черты львицы отец придал ей из-за созвездия Льва, главенствующего в эпоху Изначальной Жизни, а все чудеса, которые он явил от имени богини, стали своеобразной данью ей, заменив то, что она не успела сделать при жизни.
Но случилось непредвиденное. Жалкие людишки наделили обожествленный образ моей матери своими гнусными пороками. И очень скоро алтарь богини осквернился кровью первых жертвенных животных. «Так желает Сохмат», - твердили «дикари», оправдывая свою звериную сущность и жажду убивать. И тогда отец окончательно прозрел!
Он понял, что история повторилась.
«Что ж, я не уподоблюсь Праотцам, - сказал он в гневе, - и не стану уничтожать того, что создал! Я даже дам им кое-что! И это будет понадежней, чем луч из стареющего камня!».
Он снял с пальца тот самый, якобы утерянный, второй перстень и вынул камень из оправы. «Я взял его, чтобы сохранить, а еще потому, что был уверен – когда-нибудь его луч обязательно указал бы на тебя, мой сын. Но теперь это уже неважно. Пусть камень сам ищет свою жертву. Я же больше не верю в будущее людей!». С этими словами отец растер камень в порошок и велел мне выйти, пообещав позвать, когда все будет готово.
Очень скоро он вышел сам, держа в руках обычные людские доспехи и широкий пояс…
Лицо Главного Прорицателя вдруг застыло. Мгновение он прислушивался, а потом забегал тревожным взглядом по лицам орелей.
- О чем вы сейчас подумали?! Кто из вас надевал Пояс?
Взгляд метнулся к Нафину.
- Ты?!!! Так вот, что я в тебе чувствовал!
Но в следующее мгновение губы Прорицателя изогнулись в презрительной усмешке.
- Впрочем, ты не человек. Из людей никто не может носить доспехи дэгов, кроме, пожалуй, кольчуги. На неё каменного порошка не хватило – он почти весь ушел на Пояс, поэтому кольчуга только делает неуязвимым и больше ничего. Но Шлем и, особенно, Пояс не может надеть безнаказанно ни один «дикарь»! Даже мой отец не решился надеть его и остался смертным, потому что был переполнен ненавистью, а моих детских сил не хватало, чтобы очистить его сознание. Даже я сам испытывал страшные мучения, надев его, но все-таки одел и получил бессмертие! Бессмертие, которое проклинал до сегодняшнего дня, вынужденный смотреть на размножающихся «дикарей» и, что самое позорное – на магголинов, изо всех сил мешающих им истреблять друг друга. Зачем завистливым и алчным знать о таинствах хода небесных светил, о тончайших нитях, связывающих все Разумное во вселенной, и о том, какой неизмеримо малой частицей мы в ней являемся?! Их мозг не в состоянии вместить такое, но зато охотно признает себя величайшим и наиправильнейшим! «Дикари» роются в Знании, как свиньи в навозе, выискивая только «полезное», способное насытить их утробу удобствами для дальнейшего пустого размножения. Вот ты, Бат-Кан, ведущий свой род от Знающих, погибших в Башне, в отличие от Вироссы, рожденной от благодушных Спасшихся, ты получал Знание в одном из Домов Праотцев. Скажи, как много из того, что вы все-таки открыли «дикарям» было использовано без злобы? Вы дали им умение управлять огнем, но они тут же сообразили, что им можно сжигать дома неугодных соседей, а потом и казнить на кострах себе подобных! Как только вы открыли им тайны растений, дающих пищу и исцеление, они тут же обнаружили, что есть и другие – дающие яд – и смешивали их, когда было нужно убить кого-то безнаказанно… И это только мелкие крохи той страшной картины, которую я не хочу живописать дальше! Неотъемлемое право на жизнь у «дикарей» ничего не стоит, и глупец может уничтожить мудреца из простой прихоти, просто потому, что ему не понравилось то, как мудрец живет, и чем он занимается! И я, Знающий, несколько веков был вынужден наблюдать за этим!
Но теперь.., теперь я не устаю благодарить отца за дивный дар бессмертия!
Спешить мне некуда. С помощью Последнего я дам «дикарям» такой повод для раздоров, который не будет разрешен столетиями. Они у меня получат новых богов и новые Книги Уложений – по каждой на бога! В них я заложу новую Мудрость – Мудрость наоборот! Великое Знание, открывшееся мне сегодня в полном объеме, будет вывернуто наизнанку и направлено в новое русло – на самоуничтожение. Я добьюсь того, чтобы цель всегда оправдывала средства. И, чем ничтожнее, чем низменнее будет эта цель, тем возвышеннее станут звучать её призывы, и тем больших жертв она потребует!
С помощью Последнего моему влиянию покорится не только Ваннаана, но и все страны на этой земле. Жестокие и противоречащие друг другу постулаты новых Книг будут иметь несколько толкований. И каждый, кому потребуется, выудит из малопонятных текстов то, что будет выгодно именно ему. А присутствие в моих деяниях Последнего придаст им возвышенные черты и окончательно подменит собой все то, что магголинам удалось донести до людей. О временах Изначальной Жизни перестанут вспоминать, как будто её вообще не существовало. И ты увидишь, Виросса, как быстро все будет забыто и признано вредным!
Очень удачно, что Последний был актером, и, кочуя повсюду, многим остался памятен. Даже зерна Разума, случайно зароненные им в души некоторых «дикарей» я обращу себе на пользу – они станут самыми ярыми моими помощниками. Теперь нетрудно будет направить зарождающиеся размышления к необычайно притягательной идее, да так, что как только чей-то пытливый ум приблизится к Знанию, они первыми бросятся на травлю, заставят его свернуть с пути Познания, или уничтожат, как инакомыслящего. Именем Последнего они станут грызть, втаптывать и ломать все то, что он должен был провозгласить.
Но это необходимо.
И, как только вы, магголины, попробуете снова приоткрыть завесу над таинствами Вселенной, которую я сделаю еще плотнее и неподъемнее, мои верные сторонники обрубят вам руки.., - Главный Прорицатель рассмеялся. – Нет, нет, конечно же, не в прямом смысле. Есть множество способов сделать так, чтобы истина представала бессмыслицей, не стоящей внимания.
Я дам людям науку, но не ту, которую они получили от вас, милосердных Знающих, а иную, очень увлекательную, но еще вернее ведущую к самоуничтожению. Мозг «дикарей», и без того скудный, совершенно утратит представление о том, что его можно развивать, чтобы вернуть Знание. Об этом забудут так же, как и об Изначальной Жизни. Будет кое-что поинтересней, и на первый взгляд – поважнее. Но зато, что бы люди ни изобрели, что бы ни открыли, изо всего, в конечном итоге, снова и снова будет получаться все тот же грязный топор!
Я дам им политику – самое бессмысленное и пустое занятие, совершенно отсутствующее в Изначальной Жизни. Но здесь это будет мое любимое детище! И кормить я его буду властью и деньгами – единственным, что «дикари» уважают.
Они получат Правителями самых богатых, самых беспринципных, склонятся перед ними, но всей душой будут их же и ненавидеть. А тем, чтобы удержать власть, придется развязывать войны, убивать, угнетать и делать все возможное, чтобы утолить голод все той же ненасытной утробы толпы. И, поверьте, то что происходит сейчас, покажется тихой идиллией по сравнению с тем, что будет, когда я.., ха-ха, вот ведь смешно выходит, - когда я развяжу «дикарям» руки, предварительно крепко их связав!
Вот увидишь, Виросса, ЭТИ зерна упадут в удобренную почву…
- Последний никогда не станет тебе помогать, - сквозь бессильные слезы выдавила Су-Сума.
- Он уже мне помогает, - улыбнулся Прорицатель. – Милый наивный мальчик. Его ужасно жаль, он сейчас так страдает! Но, что бы дала ему жизнь среди людей? Одни разочарования. Уже сейчас, здесь, в Ваннаане, человек, любующийся небом посреди улицы и плачущий над нечаянно раздавленным жуком, кажется ненормальным. А, когда я наведу порядок и дам глупому – его глупое, а алчному – алчное, таким, как Гар места вообще не останется. Они тихо вымрут, уверенные в бесполезности своего существования, потому что мечтали не о том, любили не то, поступали не так. Я же смогу им только посочувствовать, но не помочь. Да и к лучшему. Чем скорее отомрут оболочки, слепленные Праотцами из гнилого земного материала, тем скорее по-настоящему чистые Души получат возможность покинуть эту обитель жестокого материального и присоединятся к Великой Жизни Вселенной. Я же, подобно Звездному Мельнику, останусь здесь, пока человеческие язвы не исчезнут с тела Земли… Последний явился слишком поздно. Я вообще удивлен, что он смог появиться. Но его приход бессмысленен, как и все деяния Праотцев когда-то… Жаль, Виросса, что ты не исполнила своего предназначения… Хотя, как посмотреть. Не отрази ты мой удар несколько лет назад, я бы не стал искать твою дочь, чтобы поквитаться. Но я искал и нашел, несмотря на все ваши уловки. А, когда нашел, все мысли о мщении отошли на второй план. Рядом с твоей дочерью сияла эта Звездная Душа, да так, что мне не понадобился древний камень для её распознавания.
Гар был столь силен в своей чистоте, что я едва не заболел снова, пытаясь найти в нем хоть какую-то червоточину. Он оказался удивительно невосприимчив ко всем страхам, которые я пытался в нем вызвать. Лишь занемог, да и то, не сразу, а только после того, как я направил против него целую свору «диких», а потом заронил искру жестокости в его же товарища. Но все это было не сильнее комариных укусов!.. Ну, может быть, чуть-чуть сильнее, - Прорицатель хрипло засмеялся. – Он все же едва не умер.., хотя и не поддался.
А тут еще это известие о нашедшемся перстне! А потом об исчезающих друг за другом «богах» и «демонах» - Одинг, Табхаир, Углет… Сомнений больше не оставалось!
Я еле успел внушить всем, что луч из перстня одарит всех, кто попадет под него вечным счастьем, и стал неусыпно следить за Последним.
То, что он остановился в твоем доме, Виросса, не на шутку меня испугало. Однако, ты не так уж прозорлива и, к счастью, обратила свои надежды в другую сторону…
Впрочем, теперь это уже неважно. Дело сделано, и его можно считать завершенным. Утешайтесь тем, что Последний все же появился и прекращайте пустую заботу о «дикарях». Их души сгнивают в своих оболочках еще до смерти. А, если кому-то и удается вырваться, то это либо Знающий, либо ребенок, толком не начавший говорить. Да и те не всегда покидают пределы земной ауры. Только редкие, особенные, уходят выше… Но об этом я не хочу ни с кем говорить. Великий Звездный Мельник совершил Поступок, навеки привязав свою Душу к Земле. И я теперь понимаю всю огромность его потери, и ради его памяти, совершу такой же Поступок, вот только цель моя будет иная…
Прорицатель сложил руки перед собой и прикрыл глаза.
- Итак, это все, что я хотел вам сказать, прежде чем проститься навеки. Книга Уложений останется у меня, чтобы не вводить вас в искушение подсунуть её для прочтения кому-нибудь еще.
Он покосился на Нафина и плавно скользнул к выходу. Однако, на пороге слегка задержался и, повернув голову, бросил через плечо:
- Твой план, Табхаир, не так хорош, как ты думал. Конунг радоргов далеко не бескорыстен. Гара он не спасет, но твоей любезностью обязательно воспользуется. Мне-то все равно, а вам будет неприятно.
С этими словами Храмовник шагнул в темноту, сгустившуюся за порогом, и исчез. Одно короткое мгновение были видны черные ажурные силуэты деревьев, кусочек фиолетового неба с первыми, загоревшимися на нем звездами, а потом тяжелая дверь захлопнулась сама собой.
Первым стряхнул с себя оцепенение Бат-Кан. Он подскочил к Су-Суме, заглянул ей в глаза и еле успел подхватить обмякшее тело.
Орели тоже потихоньку начинали двигаться. Помогли Бату перенести Су-Суму на сундук и переглянулись, не зная, что делать дальше.
- Ты ходил к радоргам? – спросил Одинг у Табхаира.
Он во все глаза смотрел на брата, гадая, обижаться ли ему, или не стоит.
- Да, ходил, - нахмурился Табхаир.
- Но зачем?!
- Затем, что радорги обязательно стояли бы в оцеплении во время вынесения приговора. Видар мог бы отвлечь всеобщее внимание, затеяв с Прорицателем какой-нибудь спор, а один из его стражников подсунул бы в это время Гару корону… Но Видар огорчил меня. Прорицатель уже успел оповестить их, что охранять узника будут только служители Храма… И тогда мы решили, что конунг сам явит корону толпе. А за её возвращение потребует свободы для Гара… Видар очень быстро согласился…
- Он так и сделает, не сомневайся! – горячо воскликнул Одинг. – Не верь этому гнусному Прорицателю! Вот увидишь, мой мальчик сдержит слово! Но скажи, ради всех благ Вальгаллы, как тебе удалось к нему проникнуть?
- Легко, - вздохнул Табхаир, хотя выражение тревоги на его лице ничуть не уменьшилось. – Покинув дом с Бат-Каном, я выяснил у него, где живет конунг роа-радоргов, и остался ждать купцов. Илозар с готовностью помог мне нарядиться торговцем оружием и даже дал кое-что из своего товара. К Видару меня, конечно, пускать не хотели, но я попросил передать ему, что имею вещицу под стать кольчуге, которую он нашел в Заповедном лесу… Само собой, после этого меня приняли.
- Ну, и как он там? – шепотом спросил Одинг, виновато косясь на Бат-Кана, Рагора и Нафина, хлопочущих вокруг Су-Сумы. – Справляется? Обо мне спрашивал? Он удивился, когда увидел тебя?
- Одинг, - терпеливо сказал Табхаир и взял брата за руку. – Я примерно догадываюсь, каких ответов ты от меня ждешь, и уверяю тебя, что все было именно так, как ты бы и хотел. Но сейчас, извини, я должен поговорить с Бат-Каном.
Он отошел, осторожно тронул хозяина дома за локоть, отвел его в сторону и о чем-то серьезно заговорил.
Одинг запоздало кивнул. Глаза старого конунга внезапно заслезились, поэтому он не сразу разобрал, что за фигуры приближаются к ним со стороны лестницы.
- Что произошло?! – прозвучал встревоженный голос Углета. – Мы с Нанном заснули после еды, а потом проснулись, как от толчка. Нечем было дышать, поэтому мы вышли на террасу… Там что-то странное. Помните гористые холмы на востоке? Так вот, самый высокий из них светится изнутри! Что это может значить?
Бат-Кан и Табхаир прервали беседу, Одинг перестал шмыгать носом, а Нафин с Рагором замерли, сжимая в руках ладони Су-Скмы, которые они растирали чем-то ароматным из флакона Бат-Кана.
- Светится? – переспросил он, бледнея
- Да, сияет, словно внутри стоит огромный светильник…
Нанн и Углет запнулись, только теперь заметив бесчувственную Су-Суму.
- Что-то и здесь произошло, пока мы спали?
Табхаир коротко рассказал им о визите Главного Прорицателя, и пока его братья приходили в себя после услышанного, обратился к Бат-Кану:
- Светящаяся гора – это что-то значит?
Но ответа так и не услышал.
Входная дверь распахнулась, заставив всех вздрогнуть, и в дом, тяжело дыша, ввалились Илозар, Саазар и Харазар.
- Бат-Кан! – закричали они еще с порога. – что происходит?!
- Город в смятении, на площади опять толпа!
- А перстень горит кроваво-красным, мы сами видели!
- Мы тоже видели, но решили, что где-то пожар, - переглянулись Нанн с Углетом.
- Бат-Кан, что все это значит? – снова, более настойчиво спросил Табхаир.
Тот схватился за голову.
- Не знаю! Не знаю! Нигде не описано, что перстень когда-либо загорался красным… Ничего хорошего я не жду.., Храмовник получил огромную силу. Его нынешние возможности мне не ведомы… Боюсь даже думать.., но не могу поверить, что в Великом Знании содержался способ, чтобы запятнать Душу Последнего какой-нибудь скверной.
- Видимо, поверить в это придется, - мрачно заметил Табхаир. – Храмовник ясно сказал – Последний ему помогает.
- Нет, нет! Этого не может быть! Гар никогда не станет такому помогать! – воскликнул Рагор.
- Ладно, не будем спорить, - Табхаир озабоченно пожевал губами. – А почему светится гора? Как ты считаешь, Бат-Кан?
- Не знаю!
Бат-Кан с отчаянием взглянул на жену.
- Боюсь, ты прав, Табхаир. Су-Сума очень долго была связана с Храмовником, и её Знания возросли вместе со Знанием Храмовника. Потому он и явился – посмотреть, проверить и сделать все возможное, чтобы «ослепить» её сознание, хотя бы на некоторое время!.. Будь она сейчас с нами, она бы поняла, что происходит!
- Я объясню вам, - раздался бесцветный голос от двери.
Все обернулись.
В дверном проеме, там, где совсем недавно, напугав всех, появился Главный Прорицатель, теперь стоял белый, как мел Книжник. Он тяжело держался одной рукой за косяк, так что в первое мгновение все подумали – он кем-то ранен. Но Книжник шагнул внутрь, обвел присутствующих тусклым взглядом, и тем же бесцветным голосом произнес:
- Сегодня вечером Гар был казнен. Храмовник только что объявил об этом на площади.
Траур, воцарившийся в доме Бат-Кана, весь следующий день заставлял всех, от слуг до хозяина, разговаривать полушепотом.
Су-Сума под утро пришла в себя, но, услышав о смерти Гара, совершенно окаменела и, двигаясь, как во сне, скрылась в комнате дочери. Даже Бат-Кан не решился последовать за ней туда. Да и что он мог сделать? Мертвого уже не воскресишь.
Опечаленные орели тоже не находили себе места. Ясно было, что здесь они больше не нужны, но что-то мешало просто попрощаться и уйти. Поэтому к середине дня братья и Нафин собрались на террасе и, рассевшись, как вчера, подумали об одном и том же. Всем им не верилось, что всего лишь сутки назад Су-Сума рассказывала здесь о надеждах на Последнего, уверенная, что Судьба не случайно занесла сюда старцев, и что они найдут способ спасти Гара.
Вскоре к орелям присоединился и Книжник. Утром он вместе с расстроенными купцами покинул дом, чтобы к полудню вернуться со свежими новостями.
Гара действительно казнили вечером того же дня, когда арестовали. Его тело тайно и как-то немыслимо быстро захоронили в труднодоступной пещере той самой горы, что так изумила своим свечением Углета и Нанна.
- Видимо, это светилась его освобожденная Душа, - горестно предположил Книжник. – Но теперь свечение исчезло, как исчезла и последняя надежда.
Он рассказал, что утром на площади вестники Храма еще раз, официально, объявили о приговоре Гару и о том, что приговор этот уже приведен в исполнение. От такой поспешности даже толпа, еще вчера неистово требовавшая смерти, пришла в недоумение. Почему так скоро и так тайно?
Конунг радоргов и литиайский наместник пришли в бешенство. Правосудие в Ваннаане без их ведома, или ведома их представителей, вершиться не должно! Главный Прорицатель обязан был испросить разрешения и у тех, и у других. К тому же, он обещал, что следствие продлится три дня, и только потом вынесут приговор. Радорг и литиайец потребовали немедленного присутствия Храмовника, но его слуги ответили, что он не может прийти. «Главный Прорицатель, - сказали они, - неотлучно находится у постели князя. Тот умирал, но после смерти преступника сразу пошел на поправку. Теперь Главный Прорицатель следит за тем, чтобы сторонники казненного не предприняли новой попытки навредить Правителю».
- Ах, он подлый мерзавец! – в сердцах воскликнул Одинг и стукнул себя кулаком по колену. – Неужели Видар стерпел подобную ложь?!
- Что он мог сделать? – удрученно спросил Книжник. – Он и так заявил, что покинет Заретан прямо сегодня и доведет до сведения своих радоргов, что их конунг уехал оскорбленным… Местные жители встревожены – они понимают, чем это чревато. Радорги обид не терпят. Если Главный Прорицатель не договорится с конунгом, может вспыхнуть новая война.
Одинг бросил быстрый взгляд на Табхаира, но тот нахмурился и опустил глаза. Нафин понял, о чем подумали старцы – корона Ваннаанского царя все еще была у Видара, и неизвестно, как он собирался её использовать. Юноше очень хотелось верить в своего друга, но вчерашнее замечание проклятого Храмовника, против воли, осело в сознании мерзкой серой пылью.
Одинг, похоже, размышлял на ту же тему.
Понуро сидел он возле Рагора, который уже устал бороться с бесконечно льющимися слезами. Вчера, когда Книжник сообщил о смерти Гара, несчастный старик впал в опасное оцепенение. Застывшим взглядом смотрел он перед собой, беззвучно шепча: «это неправда». Его еле-еле удалось привести в чувство, и, когда Рагор наконец разрыдался, все облегченно вздохнули.
- Что же теперь будет? – спросил Нанн, обращаясь к Книжнику. – Все так нелепо закончилось… Неужели ничего нельзя поправить?
Книжник поднял на него печальные глаза и отрицательно покачал головой.
- Нет, ничего. Мы теперь не можем даже надеяться на приход еще одной Звездной Души, потому что Книга Уложений наверняка запрятана так, что её никому не найти… Да и перстень… Никто не знает, «жив» ли он остался после всех этих событий, или Душа Звездного Мельника угасла вместе с Душой Последнего, ведь Книга Уложений прочитана. Магголинам осталось только одно – всеми средствами, доступными нам, противостоять Храмовнику…
- Проклятый! – неожиданно зло прошипел Табхаир. – Без конца вспоминаю его вчерашние слова и не могу отделаться от ощущения, что в чем-то он прав!
- Ты что, брат?! – изумленно уставился на него Одинг.
- Да, да, не смотри на меня так! Пора бы нам снять с глаз благостную пелену! Мы все видели вчера эту орущую толпу, и никакой злодей не сгонял туда самых алчных и самых жестоких. Вчера мы видели человечество таким, какое оно есть – лезущим к дармовому, ничем не заслуженному счастью по головам других. А, когда поймут, что там куда они лезли, никакого счастья нет, начинают искать виноватых. И не понимают при этом, что виноваты во всем сами. Дармового счастья не бывает! Не появись луч вообще, эта толпа растерзала бы самого Прорицателя, невзирая на его сан. А потом металась, дикая и кровожадная, бессмысленно круша все, что вызвало её раздражение, до тех пор, пока новый пастух не щелкнул бы бичом и не разогнал перепуганное стадо по стойлам, пообещав им новое счастье... Неужели вы, магголины, не понимаете, что одна Книга и один невинный, наивный юноша ничего не могут здесь изменить. Их просто не поймут. Зато у Храмовника все получится, потому что он не гнушается никакими средствами и станет говорить с людьми на их языке!.. Я достаточно насмотрелся из своего окна в Тангоре. И, чем больше смотрел, тем меньше мне хотелось идти к людям и жить среди них…
Книжник укоризненно взглянул на старца.
- Может быть, если бы ты пришел к ним, кто-то переменился, стал лучше, а потом воспитал такими же и своих детей…
Табхаир удивленно вскинул брови.
- И ты действительно веришь, что такое возможно?
- А почему нет? Думаешь мы, Знающие, настолько заигрались со своим Знанием, что ничего вокруг не видим? Нет, видим! И знаем, что когда переплетаются руки влюбленных, когда мать целует новорожденное дитя, а старик видит свое продолжение в сидящем на его коленях внуке, по земле растекается мощнейшая волна доброты, в которой тонет все жестокое и злое.
- Волчица тоже облизывает своих волчат с любовью, а потом идет и перегрызает горло олененку, - с горечью сказал Табхаир. – И я не знаю, чего в мире останется больше – любви волчицы, или отчаяния матери-оленихи… Нет, если бы я снизошел к своему народу и стал жить с ним в благости и мире, меня очень скоро перестали бы почитать. Доступное быстро обесценивается. Твои влюбленные, Книжник, через несколько лет запросто начнут тяготиться друг другом и изменять, а «заботливая» мать возьмет своего подросшего ребенка за руку и поведет на ярмарочную площадь, где в балаганной суете они с интересом посмотрят на чью-то казнь! Там смерть доступна, а потому не так уж и страшна… Я согласен, что любящее сердце способно распространять вокруг себя живительные волны добра. Но на одного любящего всегда почему-то находится десяток ненавидящих. И даже вам, Знающим, никогда не сделать из убийцы смиренного и заботливого служителя добра. Храмовник прав – Кресс не переродился, а всего лишь затаился на время. И Су-Сума это тоже понимает. Малейшего неосторожного толчка достаточно, чтобы невинный мальчик снова исчез, а прежний пират вырвался на свободу. Все, что вы можете с ними сделать – это опять посадить на цепь, но не навсегда, а, как говорится, до поры, до времени…
Табхаир устало опустил голову.
- Я теперь хочу как можно скорее покинуть эту землю. Мне здесь нечем дышать.., хочу в горы.., к своим…
Книжник с пониманием смотрел на него.
- Что ж, человека нельзя принудить думать и чувствовать иначе, чем он уже думает и чувствует. Я вижу, как болит твое сердце, и это мне многое в тебе объясняет. Пожалуй, вам действительно здесь лучше не задерживаться. Уверен, Бат-Кан поможет во всем – и денег даст, и верблюдов, и одежду потеплее…
- Нам не нужны верблюды, - всхлипнул Рагор, - у нас есть моя кибитка. Все равно к ней никто не вернулся – зря только ключ оставлял…
- Нам и кибитка не нужна, - проворчал Табхаир. – Мы доберемся на собственных крыльях. Хватит уже прятаться! Я больше не хочу иметь с людьми ничего общего!
- Гар тоже был человеком, - заметил Книжник и с кряхтением поднялся. – Ладно, пойду, скажу Бат-Кану, что вы уходите. Не сомневаюсь – он с уважением отнесется к вашему решению.
С этими словами Книжник направился к лестнице, а орели с грустью переглянулись и поднялись.
- Ну, вот и все, - вздохнул Углет. – Чуда не случилось – мы пришли сюда напрасно.
- А, как же Гар? – жалобно спросил Рагор, вытирая красные распухшие глаза. – Могу я проститься с ним? Раз уж мы все равно летим, то, может быть.., до той пещеры не так уж и далеко…
- Да, - кивнул Табхаир, - мы обязательно туда полетим, и все с ним простимся.
Лицо Рагора, впервые за последние сутки, прояснилось, зато Табхаир сделался еще мрачнее. Что-то тревожило его, и старец явно не находил себе места, гадая, что именно.
Вскоре на террасе появился Бат-Кан.
Как и все в доме, он выглядел совершенно опустошенным, но старался держаться приветливо и учтиво.
- Не смею задерживать, - сказал он, кланяясь в ответ на поклоны старцев. – Я был бы плохим хозяином, если бы стал уговаривать вас задержаться еще в этой обители скорби. Вас несомненно ждут собственные дела… Желаю, чтобы они оказались успешными… Только, пожалуйста, дождитесь Су-Суму. Служанка уже передала ей мою записку, и скоро она поднимется сюда, чтобы попрощаться с вами.
Все снова расселись по своим прежним местам.
- Вам нужно что-нибудь в дорогу? – спросил Бат-Кан. – Я готов предоставить все, что угодно.
Старцы переглянулись, пожимая плечами.
- Пожалуй, только еду, - неуверенно проговорил Нанн. – Но, учитывая, что мы полетим, много нам не потребуется.
Бат-Кан кивнул и обратился к Рагору:
- Что делать с твоей кибиткой?
Рагор вздохнул и снова заплакал.
- Её можно отдать бродячему фокуснику Сфиру, - неожиданно сообразил Нафин. – Он выступает на рыночной площади и живет там же, в сарайчике у торговца лошадьми.
- Хорошо.
Снова повисла тишина.
Бат-Кан тихонько постукивал ногой по полу, и все вдруг заметили, что точно так же по полу постукивает ногой и Табхаир.
- Вас что-то беспокоит? – озадаченно спросил Углет.
Бат-Кан и старец переглянулись.
- Да, беспокоит, - медленно произнес хозяин дома. – Я все это время не переставал думать о твоем предположении, Табхаир. И, знаешь, мне всё больше кажется, что ты абсолютно прав.
- Что за предположение? – встрепенулся Одинг, который, кажется, решил, что речь идет о Видаре.
Но оказалось другое.
Бат-Кан в двух словах пояснил, что вчера, еще до того, как Книжник принес ужасное известие, Табхаир начал высказывать свои предположения относительно Главного Прорицателя. Будто пришел он не только затем, чтобы рассказать о дальнейших планах и убедить в своей правоте; а затем, чтобы затуманить разум Су-Сумы, чье Знание возросло, благодаря переменам, произошедшим в Храмовнике.
- Табхаир считает, что этот мерзавец чего-то боится, хотя и уверял нас в полном своем успехе, - с нарастающим волнением в голосе говорил Бат-Кан. - Где-то в его планах существует незавершенность, причем очень важная – и, несмотря на то, что все уже кончено, я бы хотел её найти. Моё сознание Знающего цепляется за всякую малость в безумном желании отыскать хоть искру надежды. И, хотя свечение в горе угасло, яснее ясного давая понять, что Последнего больше нет, я все же не нахожу в своей душе того отчаяния, которое должно было бы в ней быть. Мне мешает твое предположение, Табхаир. Пока Храмовник боится, для нас остается надежда… Утешь же меня, скажи, ты по-прежнему уверен в своих словах?
- Да.
Табхаир был очень серьезен, и Нафин, глядя на него, поразился – вместо хитроватого капризного старца, которого все они привыкли видеть в Табхаире, перед ними сидел настоящий бог! Хотя теперь, после всего услышанного юношей за последние два дня, слово «бог» звучало почти оскорблением.
- Я действительно считаю, что Храмовник боится, - говорил между тем Табхаир. – И боится даже сейчас, когда бояться уже, кажется, нечего. Он не случайно без конца обращался к Су-Суме и называл её тем именем, которое сам же дал. Не случайно напомнил о самом худшем в её жизни и постарался сделать так, чтобы она почувствовала только себя виноватой во всех бедах. Он хотел свести на нет её возросшую силу. Но, если раньше мы думали, что это для того, чтобы Су-Сума не смогла распознать происходящее за стенами храмовой темницы, то теперь, когда уже известно, что Гара к тому времени казнили, невольно встает вопрос: для чего ему это было нужно?.. Я тоже с самого утра ломаю голову над тем, чего может бояться Храмовник, и чувствую – разгадка где-то здесь, совсем рядом, но понять я её никак не могу. Сначала думал, что все дело в короне, и боязнь вызвана опасениями, что Су-Сума, или ты, Бат-Кан, явите её толпе, и спутаете Храмовнику все планы. Но потом понял – это смешно. Во-первых, потому что корона уже не у нас, и он об этом знает, а во-вторых, потому что планы Храмовника основываются именно на людских предрассудках. А, что такое корона, как не предрассудок? Он легко вывернет её появление себе на пользу, как проделал это с найденным перстнем.
Продолжение:http://proza.ru/2010/02/10/1454