Несъестный хлебушек далее

Георгий Раволгин
…В тот год, кода была образована Самарская Губерния,  откуда-то из центральных районов Российской Империи к нам в Самарскую Губернию перебрался один странный, уже упоминавшийся мною помещик, с немалочисленной дворней.
Сначала он прислал сюда нескольких своих доверенных и управляющих, затем переселил всех своих крепостных крестьян и холопов, а под конец  – прибыл и сам. К тому времени (а речь идёт о середине 19-го века, год 1851), все Заволжские степи, которые так и назывались Заволжьем, окончательно утратили своё прежнее военно-пограничное значение, а находившиеся здесь так называемые иррегулярные войска и служилое сословие были ликвидированы. Вся прежняя жизнь новопоселенца Гульнова была покрыта мраком, и с уверенностью можно говорить лишь о том, что он был из «хлыстовцев». 

Опуская всё лишнее и ненужное, сразу же перейду к основному.

Был у хлыстовцев такой обряд  –  «причащение кровью и плотью богородицы», для чего у специально избранной на роль «богородицы» девственницы отрезали сосок, а части этого соска торжественно поедали всем скопом вместе с кровью и хлебушком. Был точно такой же «обряд» и у помещика Гульнова, а «богородицей» во время его «причащения» (как Вы уже могли догадаться) была Катюша Чалая, у которой старый самодур самолично срезал сосок на правой груди.
Но был (или точнее мог быть) и другой ритуал, напрямую извращающий одну из важнейших заповедей Христианской Церкви о причащение «кровью и телом Господним»!
ритуал, в котором подменялась истинная заповедь о том, как Иисус Христос накормил страждущих Своей плотью и напоил жаждущих Своей кровью!  Вместо хлеба, который являлся телом Христа, они могли есть человеческую плоть (Светлана Григорьевна аж содрогнулась от прочитанного), а вместо вина   –   пить настоящую человеческую кровь. Также они могли назвать «христом» любого подходящего, по их мнению, на эту роль юношу, а на роль «богородицы» могли выбрать любую девственницу. Понимаете, Светлана Григорьевна!.. Бог дал нам Своё Тело и Свою Кровь! (тут Светлана Григорьевна содрогнулась ещё сильнее),  дабы накормить страждущих и напоить жаждущих; а они начали вести себя «аки язычники», восприняв Это Великое Таинство по-своему и перевернув всё с ног на голову!
Как только помещик Гульнов вкусил «плоти» тринадцатилетней «богородицы» и выпил её крови, так тотчас же он совершил с нею, то о чём я более не буду упоминать в своём письме, так как уже в прошлый раз назвал вещи своими именами. Когда же Катюша совершила свой грех и бежала в горы, в тёмную пещеру, её встреча с «пещерными жителями» стала неизбежной. Я слышал от кого-то из наших (теперь уже Ваших) стариков, что «живущие» там демоницы иссы (да-да, именно так их и называли) встретили её как свою сестру и поклялись своими чёрными богами, что лично помогут ей уничтожить ненавистного насильника. А древние девственницы-иссы и их свирепые наставницы матери-тиссы, вели своё происхождение от жестоких исступлённых жриц Ближнего Востока и Передней Азии, от тех диких и непокорных мужам колдуний, которые перебрались в своё время на северо-восток Малой Азии, к реке Фермадонт, а оттуда ушли в Приазовские степи, через древний Кавказ. Из Приазовья    –   они распространили свой культ на весь  Южный Урал и Северный Казахстан, и принимали непосредственное участие в создании так называемой Южно-Уральской «Страны Городов», со столицей в Аркаиме. На Кавказе их культы были известны издревле. Вполне вероятно, что так называемая колхидская волшебница Медея, та самая, которая помогла Ясону добыть золотое руно и считалась прародительницей иранского племени мидийцев, изначально почиталась как солнечная богиня и принадлежала к кругу воплощавших великую мать богинь.
Да, кстати, что касается Аркаима.
По одной из не очень популярных версий название «Аркаим» переводится с иранских языков  –  и как «крепость Йимы», и как «гробница Йимы»; имя Йимы  –  означает «близнец», «гермафродит». Это прародитель «истинно арийских», то есть индоиранских народов и строитель «Священной обители-Вары», то есть  –  Аркаима.
Как первое живое существо, из тела которого северные боги асы создали весь мир, он известен и германо-скандинавской мифологии. Здесь  –  имя ему Имир. У нас, у славян Йима известен, как Кумир. Так называемая скифская богиня Артемида Урания, то есть Артемида Небесная, описанная Геродотом в его рассказе о скифах, по-скифски именовалась Аргимпасой; её жрецами были разнополые «не мужи» энареи. Одноглазые «друзья лошадей» загадочные аримаспы  –  также почитали её как богиню. Но ведь имя Аргимпасы почти в точности копирует название Аркаима; сам культ Артемиды-Аргимпасы пришёл к скифам (по их же словам) из Передней Азии. А баснословные «циклопы» аримаспы, с длинными волосами, когда-то обитали у границ легендарной «Страны Городов», о которой я упоминал чуть выше. 
Не исключено, однако, что странные и на первый взгляд злобные существа аримаспы,   –  имевшие длинные волосы, демонический вид и всего лишь один глаз,  –   изначально были вполне нормальными, похожими на нас с вами людьми какого-то воинственного североиранского племени, и сделались «одноглазыми» лишь «благодаря» стараниям близлежащих племён, с которыми враждовали. Не исключено, также, и то, что имя разнополого царя Йимы  дало название и загадочному народу киммерийцев (в ассирийских клинописных источниках Гиммир или Гимарае), родственному более поздним сармато-савроматам и среднеазиатским сакам. Более того, есть и другой, более простой и логичный вариант проникновения исступлённых тиссо-исс в «туранскую степь» или же в Среднюю Азию   –   через Северный Иран и восточный Туркменистан, в земли будущих саков и массагетов. Однако было это, конечно же, уже значительно позднее   –   в 8-9 вв. до н.э.,  или чуть раньше, сразу после распада индоиранского единства».

Далее у отца Михаила почему-то следовал только что прочитанный Светланой Григорьевной текст и Светлана Григорьевна его пропустила. Насколько она могла догадаться, зная рассеянность не совсем «правильного» отца-батюшки, с ним подобное случалось.

«У сарматов (проигнорировав значительную часть письма, начала она с того места, где вновь говорилось о тиссо-иссах) эти девственные  жрицы известны под именем амазонок; а у исседонов, под именем  –  исс. Если же припомнить древнегерманский и скандинавский эпос, то эти же самые иссы у германцев назывались «дисами» или «идисами»; одна из великих богинь германцев носила имя Циса; а славяне дали этой богине имя  –  Зиза, ну и так далее и тому подобное…
А по сообщениям многих античных авторов, (которые я уже приводил Вам в своём месте письма), у кочевого племени воинственных исседонов был обычай поедания своих умерших сородичей и питья человеческой крови. Нечто подобное происходило и у южных соседей исседонов –  массагетов; наиболее неистовые в своём воинском рвении сарматские амазонки, выжигали себе левую грудь, чтобы эта грудь не мешала им во время стрельбы из лука. Ни чего подобного ни у ариев, ни у индоиранцев, ни у  индоевропейцев вообще  –  не существовало: все эти отрезания грудей и пальцев, выкалывание глаз или чего-то ещё, все эти оскопления и т.д. и т.п., если так можно выразиться, «продукт» диких Ближневосточных азиатских культов и мистерий, занесённых сюда злобствующими жрицами богини Иштар или Астарты. Это там, в храмах «великой богини-матери», жрецы самолично оскопляли себя перед алтарями дьяволиц, отрезая свои члены, глотая жертвенную кровь и, может быть,  –  поедая младенцев!»

В этом месте батюшкиного письма терпение Светланы Григорьевны лопнуло, а выдержка изменила ей   –  она отбросила листы в сторону и нервно вытерла вспотевшие ладони о край халата. Такие страсти не каждому были под силу; отец Михаил умел нагнать жути.
 «Странное дело,   –   пребывая под сильнейшим впечатлением от прочитанного, подумала она, и тут же пришла в ужас от собственной мысли.  –  Он пишет о диких ближневосточных культах, о поедании человеческой плоти и прочих ужасах, говорит о том, что у индоевропейцев, то есть как бы у «нас», ничего этого не было, и, в тоже время, ни слова не говорит о том, что тот же Христос пришёл к нам оттуда».
 –   М-да,  –  уже в слух произнесла Светлана Григорьевна, размышляя далее.   –    Уж больно неприятные ассоциации возникают при упоминании тела и крови Господня… Как-то странно это всё. И запутанно…

Спустя минуту, она вновь взялась за листы, складывая их в нужной очерёдности, и уже совсем скоро, продолжила чтение. 

«…отголоски этих кровавых людоедских обрядов (читала она с вниманием) в какой-то степени сохранились и у хлыстовцев. У них также был распространён обычай самоистязания и оскопления, практиковались групповые сексуальные оргии; так называемые «мужчины скопцы» (из соответствующей, между прочим, секты) отсекали «ненужные» части своего мужского тела, женщины  –  выжигали груди. И тоже самое творили во имя Иштар оскоплённые жрецы «великой матери»; дети, зачатые в актах ритуальной проституции, объявлялись зачатыми от «богов» (читайте  –  от бесов) и впоследствии могли быть принесены в жертву тем же самым «богам», как «хлебушек».
Но и это ещё не всё!
В аккадской мифологии основными аспектами богини Иштар  –  были плодородие, война и распря; она являлась богиней плотской любви и разврата. Более того, её считали покровительницей проституток, гетер и гомосексуалистов. Некоторые жрицы приносили ей в жертву свою девственность; жрецы  –  обязательно самоистязали себя. Иногда её изображали со стрелами за спиной, иногда верхом на льве. Она совращала даже диких животных!
Не хуже неё была и не безызвестная всем якобы «греческая» Афродита, которая «явилась» в Грецию с Ближнего Востока и всегда выступала в окружении хищных зверей, именуясь гетерой и блудницей.
Как она завоёвывала любовь львов, медведей и волков, я думаю объяснять не стоит: свобода сексуальных проявлений доводит и до такого…
Далее следует западносемитская богиня Астарта; (известны изображения Астарты в виде нагой всадницы, стреляющей из лука). 
За ней можно поставить Исиду-Исет и, конечно же, Кибелу.
Всех их объединяют общие, унаследованные от своей «великой матери» черты и примерено одинаковые «любовно-кровожадные» функции, ставящие в один ряд войну, насилие и секс. Добавим сюда алкоголь и наркотики   –   для тех времён  –  это мак, вино и конопля   –  и получим полный набор того, что отождествляет наши времена с теми тёмными эпохами.

(«Как всегда: отец Михаил в своём репертуаре»,  –  грустно усмехнулась Светлана Григорьевна, не прерывая чтения).

А связь «богов» или вернее «богинь» со своими служительницами  –  была прямая: как ведут себя «богини», так должна вести себя и ты, их жрица.
Не были исключением в данном случае и амазонки-иссы и их матери-тиссы; (за что только бешенных исс иногда называют «девственницами»  –  честное слово до сих пор не понятно)? 

Впрочем, продолжим о Екатерине…

Я думаю, ни для кого из нас не будет секретом, что идти с нечистыми на сделку, и ждать от них какой-то помощи  –  безнадёжное дело. Не зря же ещё издревле среди простого народа бытовало мнение о лживости и обманчивости бесов. «У нежити своего лица нет, она в личинах ходит»  –  говорили о бесах и демонах наши предки, как нельзя лучше проникнув в самую суть истинной натуры хитрых тварей. 
…Само собой разумеется, что никто и ни кому помогать в убийстве помещика Гульнова, конечно же, не собирался. Екатерина была чужой для чванящихся своим высоким происхождением иссейских жриц-амазонок, и не могла восприниматься ими в серьёз.
Не могла несчастная девушка-мать и высвободить из цепей этих пещерных хитроковарных  демониц  –   это сделал задолго до неё либо кто-то нам пока неизвестный, либо сам помещик Гульнов, перевёзший на Волгу трупы своего деда и отца.
Трупы эти были «живыми», а перевозка во многом была похожа на то, как это показывают в фильмах о вампирах: телега, на ней большой деревянный ящик, покрытый чёрным покрывалом, в ящике   –   два гроба, в гробах «живые мертвецы» или вампиры, ну и так далее и тому подобное… Ничего особо интересного.
Другое дело, способ воссоединения эпох и тысячелетий, проникновение чудовищно-древнего в относительно недавнее прошлое.
Если честно, то я не знаю (да и не хочу знать) с помощью чего не безызвестному нам помещику Гульнову удалось створить такое, «войдя в контакт» с одногрудыми служительницами беспутной богини Иштар и, естественно, Астарты, в купе с Кибелой, Исет и Афродитой. Но только абсолютно уверен в том, что здесь не обошлось без известной всем поговорки  –  кто хочет, тот всегда найдёт.
Не будет преувеличением, если я выскажу такую мысль: если ты ищешь дьявола, если ты стремишься к сатане и служению бесам  –  твоё стремление непременно сбудется. Если же ты ищешь Истинного Бога и идёшь к Свету и Любви, то эта Любовь сама придёт к тебе, и ты обрящешь желаемое. Сдаётся мне, что семейство Гульновых уже изначально тяготело к тьме и её последователям, но что послужило тому причиной, для меня пока необъяснимая загадка. Ведь все мы приходим в этот мир чистыми младенцами и не ведаем зла… Но затем появляются «чудовища». Откуда они берутся? Откуда все эти «прирождённые убийцы» и люди уже от рождения склонные к насилию? Почему одни находят усладу в мучении других и «тащатся» от убийства себе подобных, становясь маньяками, душегубами и преступниками, а другие за всю свою жизнь не могут обидеть даже овечки? Как это всё увязывается с Любовью и Богом? как Всемогущий Бог допускает всё это?»


«Кажется, кто-то в самом начале письма говорил о том, что его вера не пошатнулась,  –  не смогла не отметить Светлана Григорьевна, приступая к чтению очередного листка.  –  Может   –  он ошибался?»
–   Ну, да не об этом сейчас речь,  –    пробурчала она себе под нос, выискивая нужное место.   –   Идём дальше…Ага. Здесь…


«…Доподлинно говорят, полагая за истину, что кровь человеческая питает и бодрит злобного вампира, продлевая его мёртвую жизнь на какое-то время, подобно амброзии. Но это только внешняя сторона медали: там «глубже» скрывается нечто более сложное и чётко-выстроенное, начиная от тех свирепых злебогов, которым они служат, и, заканчивая внутренним делением на касты или сословия. Не всё так просто, как кажется на первый взгляд, Светлана Григорьевна. Жреческая принадлежность демонических иссо-тисс никогда не подвергалась сомнению, и отнести их к упырям не сложно. 
Куда труднее разобраться с помещиком Гульновым и его родными и близкими.
Судя по тому, что мне о них известно, сам помещик Гульнов был для упыриц чужим и считался холопом. Его покойный дед и умерший отец, были им не ровня и находились на положении рабов. Их «жизнь» была незавидной и походила на бесконечную издёвку. Скорее всего, они постепенно деградировали и превратились в «человеко-зверей», ибо я не думаю, что им доставалась драгоценная человеческая кровь и что кто-то из них вообще пил её, находясь в подчинении у «высших» упыриц.  Всё на что могли рассчитывать эти горе-вурдалаки   –  кровь какой-нибудь собаки или свиньи или коровы. Не больше. Да и кровь сама по себе   –  это ещё не «питательница жизни», как Вы теперь  знаете. Не исключено, что спустя какое-то время неразумные представители мрачного семейства Гульновых  –  просто перебили друг друга от злости и бешенства, тем более что, находясь в замкнутом, ограниченном пространстве, постоянно подвергаясь издёвкам более «высоких бесов», их злобе некуда было обратиться, кроме самих себя.
 
 
Совсем другое  – разительно отличающиеся от них тиссы и иссы, эти неординарные во всех отношениях служительницы мрачных богинь.

К моменту их освобождения от монашеских пут, они, конечно же, деградировали, но не на столько, чтобы превратиться в звероподобных монстров или стать третьесортной нежитью: просто теперь им приходилось пить кровь, прокусывая своей жертве горло и довольствоваться немногим.
Ни какой вечной жизни в том виде, в каком её показывают в фильмах ужасов, конечно же, не было. Не кровью единой жив вурдалак  –  его основное питание та тёмная, потусторонняя энергия, в которую превращается «жизненная сила» анху, поддерживающая сидящего внутри сосущего кровь мертвеца тёмного духа Нави. Чтобы всегда «быть в тонусе», ему (то есть злобному духу) эта энергия необходима постоянно. А если принять на вид то интересное обстоятельство, что не всегда эту энергию можно получить обычным способом (то есть, высасывая из людей кровь), то нет никаких сомнений в том, что доступ к этой энергии находился где-то здесь, В или Под Жигулёвскими горами.  Только этим можно объяснить столь странное стремление буйных упыриц тиссо-исс к захвату Великой Страны Артании. И только с этой точки зрения можно рассматривать тот факт, что ни одна из них так и не умерла, вопреки своему многовековому «голоданию».

Лучше всего это можно объяснить на примере горящего огня.
Пока он большой и раздувается ветром, пока его то и дело подпитывают либо хворостом, либо горючей жидкостью  –  он горит сильно и светит  –  ярко. Когда его прячут в горшок, когда его некому распалять и поддерживать, а ветер затихает  –  он делается похож на маленькою искорку и постепенно гаснет.
Однако ничего подобного с закованными в цепи тиссо-иссами, как Вы знаете, не произошло. Все они остались целы и невредимы, и, может быть, только немного изменили свой облик, став более страшными и огромными.
Хотя, я забыл упомянуть ещё вот что.

Применительно к их нынешнему состоянию, к нашему сегодняшнему времени можно с уверенностью сказать, что теперь они явно боялись дневного света, были ограничены в своём передвижение временными и пространственными рамками, и могли выходить из своих нор только в дни почитания мёртвых, и только на прилегающих к своим логовам территориях. С некоторых пор, Светлана Григорьевна, здесь у нас (то есть уже у Вас) настали более светлые времена, и гулять свободно, там, где им вздумается, они уже не могли.

Что же касается Вашей новой фамилии «Дивная», то я думаю, что Вы уже догадались, почему зловредные упырицы, управлявшие несчастной Екатериной, натравили её именно на Вас. Здесь ответ очевиден. Добавьте сюда реальную потерю Екатерины Чалой своего ребёнка   –   и Вы поймёте, для чего она кроме несъестного хлебушка требовала от Вас отдать ей ещё и крохотного ребёнка. Она здесь не причём. Да простит меня Господь, за мой неправедный суд и очернение невинной девушки  –  но это они, нечистые дьяволицы, заставили Катюшу убить свою малютку, доведя её до сумасшествия и безумия. И сам пир для умерших дедов, и сам «Несъестный Хлебушек» были нарочно придуманы ими, для того, чтобы покуражиться и поглумиться как над несчастной Екатериной, так и над неразумными плебеями, для того, чтобы сполна издурачиться над ними, как это умеют делать только «настоящие» господа и владычицы.
Просто убить и лишить жизни жертву  –  было неинтересно: надо было унизить её, оскорбить, надо было превратить её в свою рабу и холопку, надо было сделать из неё ничтожество, безропотное, безвольное существо! И, к несчастью, подобная мерзость, в конце концов, удалась куражным демоницам! Екатерина стала рабыней зловредных жриц исседонок и всех, прислуживающих им, мертвецов и демонов! Может быть её конечно и задушили, как, помнится, утверждали Вы во время нашего последнего разговора, но в любом случае: сначала были позор и издевательства, и уже затем всё остальное.
Отныне мёртвая мавка (или утопленница, как  теперь её следует называть) была вынуждена лежать на дне мутного омута, в одной из прибрежных заводей, и не имела даже возможности выбраться оттуда без дозволения повелевающих ею владычиц. Когда же «кто-то» или может быть «что-то» (я точно не знаю) донёс им о появлении в Ваших краях вновь-испечённой Дивной дивы, да ещё с крохотной дочкой, которая только и могла быть продолжательницей рода, как это было у матриархальных племён,   –  это их напугало. Им нужно было, что-то немедленно делать!..»

«Он сам-то верит в то, что пишет»,  –  мимоходом подумала Светлана Григорьевна, разочарованная подобным окончанием. А «письмо», между тем, и в самом деле подходило к концу.

«…Дождавшись подходящего дня, то есть дня поминовения усопших (наскоро дочитывала она), они воспользовались открывшейся в этот мир дверью, и натравили на Вас ту, у которой когда-то был точно такой же маленький ребёнок, («А у кого их не бывает?»  –  почему-то подумалось Светлане Григорьевне), что называется  –  сыграли на чувствах матери. Это страшные твари, Светлана Григорьевна, не ведающие ни сострадания, ни жалости! Как только вообще их могли называть матерями? как только вообще эта зловещая «великая мать» могла принимать в жертву новорождённых младенцев?! О каком материнстве, в истинном понимании этого слова можно здесь говорить, если эти так называемые «матери» выдали Вашего ребёнка за её, и попросту натравили Екатерину на Вас, утверждая, что  она сможет  вернуть своё дитя, если придёт к Вам «навьей ночью» и возьмёт малютку силой?! Нет, это не матери! Они и раньше-то были лишены этого высокого божественного дара, да и сейчас не могли знать, что это такое   –   быть матерью.
Впрочем, Светлана Григорьевна, они теперь много чего не могли: с некоторых пор (как я уже Вам говорил) гулять там, где им вздумается, им было не дано; их прежние способности были резко ограничены. Всё «управление» мёртвым телом Екатерины шло на расстоянии и осуществлялось с помощью  той «мёртвой, навьей энергии», которая клокотала внутри Екатерининого тела, питая сидящего в нём злобного духа. И не исключено, Светлана Григорьевна, что, прося у Вас хлебушка, они просили у Вас ни хлеба, а Вашего ребёнка, ибо, как я Вам уже говорил, им надо было пресечь «дивный» род на корню, уничтожив и Вас и Вашу малютку…
Ещё раз простите за всё дорогая моя Светлана Григорьевна, до скорой встречи, и, да хранит Вас Господь!

Постскриптум:


Уважаемая Светлана Григорьевна…

Я бы на Вашем месте задумался над тем: что же всё-таки творится с Вашим домом.
Попробуйте сами определить то место, в котором может таиться зло… В крайнем случае   –  поднимите пол, загляните под фундамент дома… Обратите внимание на свой диван…»


 –   Вот вам  и письмецо,    –  откладывая листы в сторону, со вздохом произнесла Светлана Григорьевна,  переваривая прочитанное.  –   Бред какой-то,   –  спустя мгновение уныло добавила она, видимо находясь в состоянии глубокой прострации.  В голове роились различные противоречивые мысли, перед глазами стояли упыри и упырицы, в любом шорохе теперь чудились проявления зловещей энергии. Почему-то вспомнилась огненная птица, плазменные искры «шаровой молнии», вырвавшейся из глубин омута; представилась горящая крыша.
На какое-то время она буквально потеряла связь с реальностью и отключилась от всего происходящего, выбилась из обычного своего состояния. Время для неё остановилось. Она отрешённо смотрела в одну точку, и, с усмешкой повторяла одну и туже фразу: «бред какой-то».
Затем в голове всплыла «её фамилия», и Светлана Григорьевна брезгливо поморщилась.
«И что ему далась эта фамилия,  –  раздражённо  подумала она, начиная приходить в сознание.  –  Чего здесь очевидного? Нет тут ничего очевидного. Посмеялись над ним что ли?»   –  с усмешкой отметила «оживающая» женщина, внезапно зацепившись взглядом за одну из подушечек на старом диване.
«Пол»,  –  вдруг словно бы кольнуло где-то глубоко внутри, и всё для Светланы Григорьевны «встало на свои места».
Она как-то по-особенному взглянула на свой старый диван  –  и уже через секунду была на крыльце дома, устроив самую настоящую панику:
 –   Олег! Олег!   –  как на пожаре закричала она, нервно махая мужу рукой,   –   Это уже не шутки!.. Идём скорей  –  иначе потом будет поздно!..
Олег выскочил из теплицы как ошпаренный, бросился сначала к ней, затем вспомнил, что не взял с собою малютку, быстро вернулся за ребёнком, чуть не споткнулся на ходу, но уже совсем скоро оказался рядом со Светланой, успокаивая девочку тёплыми нежными словами и с недоумением глядя на свою супругу.
 –   Идём скорей  –  опять повторила тоже самое взволнованная Светлана, и, войдя в дом, громко крикнула ему на ходу: 
 –   Ну, Олег!.. Пока ещё не стемнело!  –  быстрей!.. быстрей!..
У заправленного дивана она резко остановилась, и, нервно оглядываясь назад, одним рывком сорвала покрывало с простынею, а маленькие подушечки  –  сбросила на пол.
 –   Посади Алёнку в кроватку!   –  приказным тоном велела она Олегу, когда тот появился в комнате.   –   И ни о чём не спрашивай меня  –  потом объясню!
Решив, что сейчас и в самом деле лучше ни о чём её не спрашивать, Олег послушно усадил малютку в кроватку, и быстро подошёл к Светлане.
 –   Диван,  –  с силой схватившись за одну из спинок дивана, коротко бросила ему Светлана, показав жестом головы на вторую спинку старой громадины.   –   Двигаем в сторону.
 –   Понял,  –  только и заметил Олег, понимая, что на самом деле не понимает абсолютно ничего. Руки его уверенно взялись за массивную деревянную спинку, и уже через мгновение старый диван был со скрипом оттащен к центру зала, сильно оцарапав пол и смяв половик. Когда же на месте сдвинутого в сторону дивана не оказалось ничего, кроме всё того же исцарапанного пола, Олег не смолчал и вполне резонно спросил у Светланы, что же всё это значит?
 –   К чему весь этот сыр бор?  –  смахивая со лба пот, озабоченно поинтересовался он, пристально глядя на свою загадочную супругу. 
Светлана лишь мгновение пребывала в замешательстве, а затем быстро сказала:
 –   Ломай пол. 
 –   Зачем?
 –   Ломай  –  я тебе говорю!
 –  Ладно,  –  обиженно отозвался гражданский муж, направляясь на двор за инструментами,  –  как скажешь.
 –   Олег!  –  на пол пути остановила его Светлана, негромко окрикнув.
Он обернулся.
 –   Быстрее!  –  сердито процедила она, глядя на него с какой-то невиданной до селе злостью.  –   Скоро стемнеет…
Олег довольно сдержанно кивнул головой и более уже не заставлял себя долго ждать.
Отбросив все свои ненужные обиды куда подальше, он наскоро сбегал «туда сюда», принёс все необходимые для поднятия пола инструменты, и, с сознанием дела, преступил к «работе».
Уже через минуту к верху подалась сначала одна половица, затем вторая, потом третья и совсем скоро Светлана Григорьевна с волнением заглянула в образовавшуюся черноту, непроизвольно схватив Олега за руку.
 –   Вот!   –  меняясь в лице, вдруг страшно воскликнула она, показывая Олегу на что-то тёмное и мало понятное.   –   Я так и думала! Смотри.
Олег, аккуратно вынул свою ладонь из вспотевшей ладони жены, и, опустившись на колени, быстро спрыгнул вниз, оказавшись в «подполье» по пояс. Затем он присел на корточки, и выложил к ногам Светланы Григорьевны небольшой железный топор без ручки, покрытый бурой ржавчиной. С виду этот топор был, конечно же, не страшен, но на нём была одна «деталь» (или точнее две), от которой у Светланы Григорьевны чуть не случилась истерика.
Дело в том, что «обух» этого странного, явно реликтового топора был сделан в виде головы волка или медведя (причём очень искусно и умело); его лезвие изящно расширялось к низу, и было украшено простейшим орнаментом, плохо различимым из-за ржавчины. А вот его центральная часть, к которой сверху крепилась медвежья или волчья голова, а снизу  –  само лезвие, и на которую, как на втулку, насаживалось древко   –  была выполнена в образе головы орла или сокола; и это привело Светлану Григорьевну в состояние близкое к шоку. 
–   Теперь ты понимаешь!  –  взволнованно восклицала она, с тревогой указывая то на топор,  то на  вскрытый участок пола. –  Помнишь ту птицу, о которой я тебе рассказывала?.. Ну, ту  –  во сне…
 –   Да, да,  –  уверенно подтвердил Олег.
 –   Теперь понятно?! Огонь! Птица! Топор!..
Олег растерянно пожал плечами; девочка, смирно сидевшая в своей кровати-качалке, смотрела на маму с таким же непонимающим видом.
 –   Ну, напряги воображение!  –  буквально вскипела от отчаяния взволнованная женщина, удивляясь «глупости» своего гражданского мужа.   –  Моя фамилия тут не при чём! Это всё  –  ржавый топор с головой птицы и тот зловещий сон, в котором эта птица прилетала ко мне на крышу и зажгла мой дом!
После этих её слов Олегу вообще стало всё ещё непонятнее: какая связь между топором и птицей? какая «моя фамилия», и, причём тут вообще, «её фамилия»,  вместе с прилетевшей во сне «жар птицей» и  не состоявшемся пожаром? Всё это было для него абсолютной ахинеей и бредом, так как, во-первых, он не читал письма отца Михаила, а во-вторых  –  искренне не понимал «следственно-причинной связи» птицы с топором, а пожара во сне с пожаром на яву. Подобные «логические цепочки» в его голове не укладывались.
 –   Хорошо,  –  спустя какое-то время, сдержанно заметил он,  выбравшись из «подполья» и взяв топор в руки.  –  Твоя фамилия тут не причём. Это всё:  ржавый топор с головой птицы, зловещий сон, «якобы»  –  пожар и какая-то птица. От меня-то что надо?
 –   Ну, для начала  –  заделать дыру в полу,  –  видя, что Олег действительно её не понимает, спокойно начала Светлана, взяв себя в руки.   –  А потом, если тебя не затруднит…
 –  Не затруднит,  –  с улыбкой, заметил Олег.
 –   …приделай, пожалуйста, к топору обух. Да?
 –   Да.
 –   Ну, вот и ладненько. Я тебе сейчас помогу, а потом напишу ответ отцу Михаилу. Хорошо?
 –   Хорошо.
 –   А потом мне надо будет сходить  –  развеяться перед сном… Я что-то перенервничала. Ладно?
 –   Ладно.