(Продолжение)
3. Научное предпринимательство Эйнштейна
Чтобы род развивался, слабость половой конституции и другие следствия дегенерации его представителей должны компенсироваться связями (браками) с родами, имеющими сильную половую конституцию. Но для этого нужно чем-то привлекать эти роды (т.е. потенциальных своих женихов и невест): красотой, умом, деловитостью, предприимчивостью (богатством) и т.п. Чем же отличался в этом плане род Эйнштейнов?
Предки Альберта Эйнштейна как по материнской, так и по отцовской линиям были выходцами из небольших городов Швабии, где они сначала занимались мелкой торговлей и ремеслами. Предки по отцу жили неподалеку от Федерзее, в вюртембергском городе Бухау, в летописях которого уже в 1577 г. упоминалось о появлении еврейских переселенцев. В 1868 г. дед Эйнштейна, Абрам Эйнштейн-Гиндель, переезжает вместе с женой в Ульм.
Его сын Герман, отец Альберта, окончил реальное училище и тоже занялся коммерцией, открыв в Ульме магазин электротехнических товаров. Однако дела на этом поприще шли неутешительно. Тогда он, поддавшись уговорам младшего брата Якоба, в начале 1880 г. переехал в Мюнхен, где открыл такой же магазин, как в Ульме. Через пять лет Якоб, имеющий инженерное образование, уговорил брата приобрести земельный участок в южном пригороде – Зендлинге, построить там дом с садом и маленькую фабрику для производства динамомашин, дуговых фонарей и измерительных приборов. Однако торговля электротехническими новинками шла так вяло, что родительское приданое начало угрожающе таять, и в 1894 г. земельный участок со всеми постройками пришлось продать [7].
Таким образом, отца Альберта Эйнштейна с полным правом можно считать неудачником в области предпринимательства. Мать же его была музыкально одаренной женщиной, от которой Альберт унаследовал способности к игре на скрипке и рояле. Что же касается способностей к наукам, то на вопрос Карла Зелига, от кого из родителей он унаследовал свой научный талант, Альберт ответил: «У меня нет никакого таланта, а только страстное любопытство. Следовательно, отпадает и вопрос о наследственности» [7]. Очевидно, что этот ответ отражал действительное положение вещей.
Но все-таки определенный талант у Альберта был – это способность к логическому мышлению, унаследованная им от рода Эйнштейнов. Не талант к науке, а, скорее всего, предприимчивость, способность к предпринимательству в области науки (или научное предпринимательство). Определенная внешняя красота и личное (по крайней мере, показное) обаяние дополняли образ этого человека и способствовали выживанию его рода. И теперь мы от половой конституции Альберта Эйнштейна, жизнеспособности его рода перейдем к его научному предпринимательству, развитому на основе способности к логическому мышлению. Что же это такое: предпринимательство, да еще и в области науки?
А это, проще говоря, определенная хитрость (хотя и еврейская, как считают, но, в общем-то, полезная в ряде случаев черта характера любого человека) в организации какого-либо дела – в данном случае в области науки. Хитрость заключается в том, чтобы возникшую научную проблему обсуждать со многими людьми (в особенности, компетентными в соответствующей отрасли), причем, по частям и так, чтобы ни у кого другого в голове не сложилась цельная картина, и никому из них самостоятельно не пришло в голову решение этой проблемы. Перефразируя известное выражение, можно утверждать, что предпринимательство в науке – это, перефразируя известное выражение, выполнение принципа: «С миру по идее – себе на теорию».
Если проанализировать раннюю научную деятельность Эйнштейна (что выше уже и делалось), то выясняется, что до 1905 г., т.е. до возраста 26 лет он не создал ни одного научного произведения, которое оставило хотя бы какой-либо след в истории физики. И только тогда, когда он начал работать в патентном бюро, когда была образована «Академия Олимпия» он, наконец, смог собрать воедино ряд идей, послуживших созданию далеко не оригинальных теорий (в первую очередь, имеется в виду теория относительности). Люди, с которыми он обсуждал научные проблемы, также наталкивали его на неизвестные для него труды других физиков.
В подтверждение вышеизложенного можно привести следующие (но далеко не все) факты из биографии Эйнштейна.
Весной 1902 г. Эйнштейн познакомился с Морисом Соловиным, способным и подающим надежды румыном, который, изучая философию в Бернском университете, заинтересовался еще и физикой. Эйнштейн, в то время безработный, вначале начал давать ему уроки физики и математики за три франка. Вскоре Соловин предложил совместно читать и обсуждать по вечерам интересные книги. Спустя некоторое время к этим чтениям присоединился Шафгаузен Конрад Габихт. Так родилась их «Академия Олимпия», непременным участником которой была и Милева Марич (о роли которой в создании теории относительности уже говорилось выше). Как-то однажды в беседе Эйнштейн многозначительно сказал: «Нет, Милева необыкновенная женщина!» Из всех товарищей по учебе она первая отнеслась к его теориям с полным доверием [7].
После начала работы в патентном бюро Эйнштейн и там со своими сослуживцами начал оживленно обсуждать новинки физики и, в особенности, ее проблемы. Соловин часто заходил за Эйнштейном в патентное бюро, и по пути домой они продолжали спор, начатый накануне.
Об Эрнсте Махе и его «Истории механики» он узнал в 1897 г. от своего товарища по учебе Микеланджело Бессо. Он также познакомился с трудами Кирхгофа, Гельмгольца, Герца, Максвелла, Больцмана, Пуанкаре. Он также знал труды Лоренца по электродинамике движущихся тел, опубликованные последним еще в 1895 г. [7]. Но именно в том году впервые появились (пусть и не в современной форме) преобразования координат, получившие в дальнейшем название преобразований Лоренца. Не потому ли работа Эйнштейна по электродинамике движущихся тел, которую он первоначально послал в качестве диссертации в Цюрих, была там отклонена, как сказано в ответе, из-за неуважительного отношения к авторитетам, что не было ни одной ссылки на чужие работы?
Но первый, кому Эйнштейн рассказал о теории относительности (с которой не все еще было ясно), был инженер Микеланджело Бессо, которого Альберт сумел пристроить в 1904 г. в патентное бюро. В 1922 г. в речи, произнесенной в Японии, Эйнштейн сказал: «Тут мне неожиданно помог один из моих друзей, живших в Берне (Швейцария)» [21]. Бессо был сведущ во многих вопросах, и можно предполагать, что в разговорах и спорах с ним Эйнштейн, наконец, выкристаллизовал вывод о том, что время не абсолютно [1]. А, может, это и сам Бессо ему об этом подсказал – кто теперь об этом узнает, если друг был ему обязан своим положением? По крайней мере, в своей первой работе по теории относительности Эйнштейн выносит единственную благодарность именно этому другу.
Не очень близкие, но основанные на интересах в области науки, сложились отношения Эйнштейна и со своим сослуживцем по патентному бюро Иозефом Заутером. Весной 1905 г., когда они шли вместе домой (а почему не на работе?) Эйнштейн сообщил ему об открытии теории относительности и дал ему прочесть свою работу. Заутер раскритиковал ее, исходя из строгих официальных требований того времени [7]. Нельзя утверждать, что указанная критика не была использована Эйнштейном для окончательной формулировки своей теории.
Не следует забывать и Марселя Гроссмана, у которого Эйнштейн брал не только конспекты по математике, но и черпал идеи по неевклидовой геометрии. А его, т.е. Эйнштейна формула успеха «A (успех) = X (работа) + Y (игра) + Z (умение держать язык за зубами)» [7] как нельзя лучше иллюстрирует всю его систему предпринимательства в науке: держать язык за зубами, и с каждым партнером по обсуждению научной проблемы не сказать ничего лишнего, что могло бы натолкнуть того к самостоятельному ее решению.
В ноябре 1905 г. Соловин уехал из Берна во Францию, чтобы завершить там свое образование. Еще ранее (скорее всего, в конце зимы 1905 г.) Конрад Габихт получил должность учителя в Шире и переехал туда. В 1909 г. Эйнштейн уволился из патентного бюро и, соответственно, прервал личные контакты со своими сослуживцами, а в 1914 г. – фактически разошелся и с Милевой, своей женой и помощницей в научных изысканиях. Но и на новых местах и в новых условиях он пытался наладить «кооперативное производство» новых теорий с последующим личным их присвоением.
Когда в 1909 г. Эйнштейн перешел на преподавательскую работу, то в качестве собеседников начал использовать своих студентов, к концу занятия часто спрашивая: «Кто пойдет со мной в кафе?» Там беседы на интересующие Эйнштейна темы могли продолжаться до самого закрытия. А если у кого-либо появлялась новая работа известного физика, он запросто мог попросить: «Не дадите ли Вы мне почитать что-либо из его сочинений?» Но и после закрытия кафе могло последовать приглашение: «Не пойдет ли кто-нибудь ко мне? Я получил сегодня утром одну работу Планка, в которую, по-моему, вкралась ошибка. Мы могли бы вместе прочитать ее». Если же в результате обсуждения ошибка подтверждалась, и предлагалось написать об этом ее автору, Эйнштейн отвечал: «Согласен. Но о ляпсусе писать не будем» [7].
Заинтересованность Эйнштейна в некоторых собеседниках доходила иногда до такой степени, что он их пристраивал работать где-то невдалеке от себя, облекая эту процедуру в некую свою благодетель, заботу о них. Так, например, когда Эйнштейна пригласили работать в Прагу, он предложил поехать туда в качестве своего ассистента и Ганса Таннера, в то время докторанта, а впоследствии профессора физики и математики. Оплата была мизерной, а поскольку тот учился на свои средства, то вынужден был отказаться. По ходатайству Эйнштейна место преподавателя в политехникуме было предоставлено и Отто Штерну, награжденному впоследствии (1943 г.) Нобелевской премией по физике. И можно назвать очень много таких примеров, которые показывают развитие Эйнштейном принципа «ты мне – я тебе».
Охотно Эйнштейн встречался и с теми лицами, которые в какой-либо период времени работали с известными физиками. «В своей скромной цюрихской квартире Эйнштейн много ночей напролет беседовал об интересовавших его проблемах с… бывшим учеником и ассистентом Макса Планка» [7]. Этим самым он собирал информацию о малоизвестных или совсем неизвестных (т.е. неопубликованных) результатах, а также стиле работы этих физиков.
Конрад Ваксман, встречавшийся с Эйнштейном в 1929-м, начале 30-х годов, впоследствии вспоминал: «В защищенном от ветра уголке выходившей в сад крытой террасы Альберт Эйнштейн любил сидеть, куря трубку и слушая молодых физиков или математиков, обсуждавших свои проблемы. Эти молодые ученые, которых он часто приглашал, играли очень важную роль. Как-то в лодке он мне рассказал в ответ на мой вопрос, как он работает, что он часто, только слушая и делая заметки и иногда вопросами направляя диалог, приходит к решению своих задач» [9].
И, конечно же, Эйнштейн очень много встречался и переписывался с известными физиками, философами и специалистами других родственных наук. Всех примеров просто даже не перечислить. Но обширные общения со специалистами, по всей видимости, не удовлетворяли Эйнштейна, не давали ему возможности извлечь что-то новое из того, что давала сложившаяся физическая картина мира начала и первой половины ХХ века. Поэтому он охотно общался и с неспециалистами. Джон Уилер по этому поводу недвусмысленно задавался вопросами: «Почему Эйнштейн так много переписывался с людьми, которых вы и я назвали бы некомпетентными? Не было ли у него ощущения, что неспециалист может проявить свежий взгляд, недоступный специалисту с его ограниченным кругозором?» [2].
Но лучше всего о научном предпринимательстве Эйнштейна рассказал великий французский писатель Ромен Роллан, который в день знакомства с ним 16 сентября 1915 г. (т.е. незадолго до окончательной формулировки общей теории относительности) в своем дневнике записал: «Я спросил Эйнштейна, делится ли он своими идеями с немецкими друзьями и обсуждает ли их с ними. Он ответил отрицательно. Сказал, что, подобно Сократу, ограничивается лишь тем, что ставит перед учеными множество вопросов, дабы их встряхнуть. "Но люди не очень это любят", – добавил он» [7].
Эрнст Штраус, ассистент Эйнштейна в 1944-1948 гг., вспоминал в 1979 г.: «Он неоднократно говорил мне, иногда критикуя других, что научное величие, в конечном счете, по его мнению, определяется не столько интеллектом, сколько характером» [13].
Однако в дальнейшем это не помогало созданию новых теорий, – имея ложную базу (преобразования Лоренца), специальная теория относительности ни в общей теории относительности, ни в какой-либо другой физической теории ни в какие времена не могла привести к коренному научному прорыву. Поэтому последние 30-35 лет в творчестве Эйнштейна были столь малопродуктивными в отношении получения новых научных результатов. Даже если у него в это время и был круг общения, с помощью которого он мог продолжить свое предпринимательство в науке.
Заканчивая эту часть работы, хотелось бы сформулировать еще два вопроса – третий и четвертый:
3. Мог ли Альберт Эйнштейн создать оригинальную физическую теорию пространства и времени, имеющую мировое значение?
4. Знал ли создатель теории относительности о том, что его имя могло использоваться некоторыми силами в своих интересах, невзирая на правильность или неправильность созданной им теории?
Суммируя все вышеизложенное, на третий вопрос можно ответить только отрицательно: Эйнштейн не мог создать свою оригинальную теорию. Все или почти все значительное (как это принято считать), что им было создано в физике, являлось определенным плагиатом теорий, разработанных известными физиками того времени, или компиляцией идей тех людей, с которыми он вел обсуждение физических проблем.
Специальная теория относительности была подготовлена работами Максвелла, Фогта, Лармора и Лоренца, а в окончательном виде сформирована в работах Пуанкаре. Все эти работы (исключая разве что последнюю статью Пуанкаре о динамике электрона) являлись предметом пристального внимания и обсуждения в кругу Эйнштейна и его друзей. А если в результате длительного обсуждения чужие мысли становятся своими убеждениями, то их авторов уже не цитируют. Возможно по этой причине (не исключая, конечно, и грубого плагиата) первая работа Эйнштейна по теории относительности и не содержала ссылок на предшественников, особенно на преобразования Лоренца.
Таким образом, Эйнштейн мог напечатать (неважно, каким образом созданную) теорию, которая могла только отражать уровень развития коллективной мысли того времени и содержать все те ошибки, которые были для этого времени характерны. Или своей некомпетентностью приумножить ошибки, как это, например, случилось с эфиром (до Эйнштейна его существование не опровергал никто). И не более того. Своего шедевра он создать не мог.
Достижением коллективной мысли начала ХХ века являлось установление взаимосвязи и взаимозависимости масштабов пространства и времени при преобразовании координат. Но тут же допускалась грубейшая ошибка за счет ограничения размерности времени и исключения его полной симметрии с пространством. Ошибку эту Эйнштейн преодолеть не смог, поскольку не имел самостоятельности в своем творчестве (проще говоря, не имел ни университетского образования, ни таланта к научному творчеству).
Что же касается общей теории относительности, то без Марселя Гроссмана он ее создать не смог бы вообще. Да и конкуренты подгоняли – эта теория фактически параллельно создавалась и была создана Давидом Гильбертом (работа которого была представлена даже на пять дней раньше, чем работа Эйнштейна). Но из Гильберта никто икону делать не стал, а Эйнштейна возвысили до небес. Очевидно, что такое возвышение было делом рук только сионистов. А кому было на руку то, что эйнштейновские теории содержали грубейшие ошибки, исказившие на 100 лет представления всего человечества об окружающем мире? Очевидно, тем кругам, кто тогда скрывался (и скрывается до сих пор) за сионизмом.
Можно предполагать, что Эйнштейн знал о том, что на его имени идет спекуляция в определенных кругах. Ошибки же в своих теориях он не был в состоянии преодолеть. Возможно, что в последние годы своей жизни он догадывался об их существовании и о том, что это было кому-то выгодно. По крайней мере, в 1949 г., когда чествовали его семидесятилетие, он говорил: «Нет ни одной идеи, в которой я был бы уверен, что она выдержит испытание временем, и меня охватывают сомнения, на правильном ли я пути вообще» [7]. Способ, которым Эйнштейн получил свои основные результаты, названный здесь научным предпринимательством, привел к тому, что он не смог вырваться из круга, очерченного парадигмой физики начала ХХ века. А одаренности получать новые результаты самостоятельно он не имел.
В отношения же своего культа 3 февраля 1955 г., т.е. совсем незадолго до своей смерти Эйнштейн заявил, что «все хоть сколько-нибудь связанное с культом личности всегда было для меня мучением» [7]. Тем не менее, он наверняка понимал, что как за ошибки в созданных теориях, так и за созданный кем-то культ его личности когда-нибудь придет расплата. В том числе, возможно, и в виде надругательства над его могилой. Иначе, зачем ему было завещать кремировать свое тело (что противоречило законам иудаизма), а пепел развеять, да еще и в месте, которое сохранено в тайне [1]? Вот какие суждения можно пока сформулировать по четвертому вопросу.
(Продолжение следует)