Гоги стучаль в мой окно.
– Хасан, пойдем в горы, шиповник-кизил собирать будем. Чача на ягода настоиш – очин палезный будит.
– Ага, особенна, когда мы его по два литра за ночь выпиваем, – ворчал я.
Так или иначе, мы сели на ишаки и поехали в горы. Пели птички, приторно пахли цветы, весело журчаль ручей. Весело было и нам, патамушта мы взяли с собой бурдюк чача. Мы насобирали полный мешок ягод, и надо было возвращаться в аул. Начинало темнеть. Вдруг подул сильный ветер, на небо пришел балшой синий туча и тут же полил дождь. Мы с Гоги прятались под густой кипарис, но ливень доставал и там.
– Смотри, Хасан, – мой друг тыкал рукой в лес. – Лампочка на дерево горит.
– Какой лампочка в лесу?! Ты савсем мозга пропиль, Гоги.
Однако, посмотрев в указанный направлений, я действительно увидел свечение.
– Пошли!
И мы побежали на горящий свет. Приблизились к балшой палатка, даже можно сказать шатер. Осторожно вошли в него, но ничего не увидели, так как было сильно темно.
– Ложись, Гоги, и спи. Эта, наверна, палатка геолог. А они куда-то ушли.
Мы сняли мокрый одежда, легли на сухой трава, допили остатки чача и тут же уснули. Проснулся я от того, что мой друг толкал меня в бок.
– Хасан, просыпайся! – он громко шептал мне в ухо.
Я открыл глаза. Первые лучи солнца пробивались через открытый полог шатра. Я осмотрелся. Вокруг нас лежали жэнщины. Много жэнщин – штук двадцать. На них, кроме наручных часов и цепочек на шее, не было никакой одежда.
– Голий жэнщины, Хасан!
– Вижу!
Позы, в которых спали девушки, были хоть и разнообразны, но чем-то их сближали – бесстыдство и невинность в одном флаконе. Сон придавал их лицам красивую отрешенность и, я бы сказал, доверчивость.
Я мельком взглянул на Гоги. Его взгляд был отягощен очень большим сомнением.
– Хасан, а может нам это снится?
– Думаю, нет. Слышишь, как некатарый девушки храпят? Такое приснится не может.
Однако созерцание южным мужчинам недоступно – только страсть, и мой друг пополз к ближайший девушка. Наверное от балшой желаний, Гоги зацепил ногой тумбочка, с который с грохотом падал луминиевый кружка.
Девушки просыпались и, приподнявшись на локте, удивленно смотрели на нас. На их красивый лица играль улыбка, который можно было отнести за счет пробудившегося интереса к своим гостям. Адин жэнщина вставал и подходил к Гоги. Мой друг тоже поднимался.
– Здравствуй, красавица!
– Здравствуй, абориген! – отвечал дэвушка. В ее взгляде мелькнуло что-то лениво-мечтательное и тут же от внезапного удара Гоги отлетел к выходу. – И ты здравствуй, дорогой! – говорила злой жэнщина и подходила ко мне. Но я не стал ждать продолжения событий и, схватив, свой друг под руку, бросился из палатка. Мы пробежали шагов двадцать и оглянулись. Погони не было, лишь слышался громкий девичий смех. Над шатром висела картонка, на котором виднелась надпись «Женская сборная России по каратэ». Мы переглянулись. Под глазом у Гоги стремительно набирал зрелость огромный синяк.
– Погуляли… – печально сказал мой друг. – Пошли, Хасан, наши ишаки искать.