Школа, пропущенная через мое сердце - 1

                Ленинаканская школа № 2 имени С. М. Кирова


                Предисловие
              (Фотографии к книге размещены на моей страничке в "Одноклассниках")


В 1951 году молодой учительницей я вошла в свою школу. Проработала в ней без перерыва, на одном дыхании 44 года. Ушла в 1995 году в связи с переездом. Немногим позже поставила точку в педагогической карьере. Завершился самый длинный из этапов моей жизни, начался другой - бабушка на пенсии. Тоже неплохо, но наработанная годами инерция пока не дает расслабиться.

Все в этой жизни закономерно - наступил период воспоминаний. Обычно на этом этапе пишут мемуары. Я свои записи мемуарами  в полном смысле этого слова не считаю. Просто захотелось рассказать о школе, оставившей большой след в моей жизни, в дань благодарности ей, рассказать об учителях, о поколениях, воспитанных ею, о прожитой в ней жизни. Есть у Сергея Есенина строки:

                «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
                Будто я весенней гулкой ранью
                Проскакал на розовом коне».

Мой конь не был розовым, но он был верным, хорошим. О своей работе я вспоминаю с теплыми чувствами. Она дала мне много радости, открыла простор для самовыражения, самоутверждения. Общение с самой лучшей частью человечества - детьми - заставляло следить за собой, своими словами и делами. Как говорили мудрые: «Душа обязана трудиться». Она должна была трудиться, чтобы быть достойной уважения своих учеников.

Дети все видят, все понимают и, какие бы слова, речи ни произносил учитель, ценят искренность, справедливость. Их светлые чувства, с которыми они пришли в первый класс, надо было сохранить до выпускного вечера - это трудновыполнимая, но благодарная задача. Не знаю, удалось ли мне хотя бы приблизиться к ее решению, работая со старшими классами. Сама я уходила из школы, сохранив в душе любовь к своей профессии, благодарная школе за прожитую в ней жизнь.

Школа, о которой пойдет рассказ, начала свою образовательную деятельность в середине 20-х годов прошлого века, в довольно трудное для Армении время. Достаточно вспомнить о предшествующем десятилетии, где были и военные действия на Кавказском фронте Первой мировой войны (1914-1918 гг.), которые проходили в основном на территории Армении, и революции 1917 года, Гражданская война  в Закавказье, война Армении с Турцией… Когда же все это закончилось образованием нового Советского  государства, предстояло долгое залечивание ран, выход из голода, эпидемий, разрухи. Среди первых задач было и налаживание образования.

В Ленинакане стали создаваться новые однотипные школы - № 1 с армянским языком обучения  и № 2 с русским языком. Сказать, что русское образование в городе началось с этой школы, было бы неверно. Город наш, вошедший в состав России в 1806 году (Русско-турецкая война 1806-1812 гг.), был ее южным форпостом. Здесь была построена  крепость, стоял русский гарнизон. Город тогда назывался Гюмри. Потом его переименовали в Александрополь, а в 1924 году - в Ленинакан. Ныне он вернулся к своему прежнему названию - Гюмри.

Александропольский военный гарнизон уже в 1815-1816 годах вплетал свой голос, свои строки в историю России. Здесь служили офицеры, прошедшие через Отечественную войну 1812 года, здесь в 1815-1816 годах создан один из первых тайных кружков, предшественников тайных обществ, приведших на Сенатскую площадь цвет российского офицерства.

Связь между городом и гарнизоном в той или иной форме была. В начале ХХ века изучение русского языка практиковалось. Интеллигенция города говорила на русском, русский язык изучали в Ольгинской гимназии. Детей из зажиточных семей отправляли на учебу в Москву и Петербург. Значит, школа № 2 была создана не на пустом месте. Она вобрала в себя предыдущий опыт русского образования, плавно перейдя от начальной школы к семилетке, а в 1937 году дала свой первый выпуск десятиклассников, стала средней школой.

Школа была интересной, известной и уважаемой  в городе. Через нее прошла целая плеяда замечательных выпускников, принявших участие в жизни города, республики, страны, ставших знающими специалистами, учеными, политическими деятелями, просто хорошими людьми, пронесшими через долгие годы школьную дружбу, память о школе, о педагогах, дух добрых взаимоотношений между собой и с учителями, который, может быть, и отличал эту школу, был ей присущ. Поколения не просто проходили через школу, они проживали в ней жизнь, унося с собой  что-то дорогое, дыхание этого сообщества, чувство единой семьи, связь выпускников разных лет.

Я пишу о школе: она была. И не только потому, что я ушла из нее в середине 90-х. Уже в те годы она стала смешанной школой, были в ней классы с армянским и русским языками обучения, вторых становилось все меньше. Поменялась администрация школы, ушли старые педагоги. Но не только в этом дело. Эти перемены наложились на тот удар, который нанесла школе стихия декабря 1988 года, когда школа оказалась в руинах. Все изменилось и продолжало меняться в трудные 90-е годы, годы распада Союза, парада суверенитетов, годы, когда школы вообще оказались упущенными. И не только в Армении.

Все эти размышления наводят на мысль: надо помнить о том хорошем, что было в жизни школы. Сохранить облик поколений, воспитанных в них. Это пригодится не для возвращения к былому, а как опыт жизни этого поколения, как интерес к корням, чтобы идти вперед, опираясь на этот опыт.

Потеряно много наработанного. И не только в образовании. В 90-е годы не одна страна СНГ  теряла свою интеллигенцию, научные центры, институты, культурные связи. Сколько же нужно времени и сил для восстановления! Сколько же нужно времени, сил, работы, чтобы школьное образование поднять до уровня сегодняшних потребностей республики.

Вот мне и захотелось рассказать о своей школе. Пишу - своей, - потому что я сама училась в ней, являюсь выпускницей 1947 года (10-й выпуск). И будет справедливо рассказать о школе, увиденной глазами ученицы, и только потом о работе в ней  в качестве учительницы.

                Глава 1.       Мой родник

Нас было три сестры и два брата (младшие). Семья кадрового военного, привыкшая к частым переездам к месту службы отца. Мы были детьми военных городков и училищ, где вход по пропускам и полная свобода передвижения детворы внутри, где обязательным атрибутом был клуб, в котором по выходным дням крутили кино для курсантов и офицерских семей, были кружки детской самодеятельности.

В Ленинакан мы попали в начале войны. Здесь формировалась 409-я армянская национальная стрелковая дивизия.  Ее комдивом был назначен полковник Арташес Василян, начальником артиллерии дивизии - полковник Акоп Саркисян, наш отец. Нас поселили в доме офицерского состава (ДОС). Он находился на окраине города, за ним шла дорога в Большую крепость.

Рядом  с ДОСом находился Дом Красной Армии (ДКА), напротив ДОСа - роскошный парк с гористым ландшафтом. В его нижней части был круглый фонтан, в середине которого возвышалась статуя спортсменки с веслом. Горожане называли парк Горкой. Горку завершала колоннада, с которой открывался вид на крепость и просторы за ней до самой турецкой границы.

Сам город поначалу нам не понравился. После нарядного, по-довоенному разноцветного, многолюдного Тбилиси, откуда мы и прибыли, Ленинакан показался каким-то серым, лица людей печальными, на улицах почти не было молодежи. Война здесь ощущалась сильнее. Иногда в голову приходила мысль: «Неужели в этом городе мы останемся надолго?». Жизнь распорядилась по-своему. Дивизия ушла на фронт. В 1945 году при освобождении Чехословакии отец погиб. Он был с почестями похоронен в городском парке. Позже его именем назвали улицу в Ленинакане.

Так мы и остались в Армении. С годами отношение к городу менялось. Надо было долго прожить в нем, чтобы понять его душу, основательность нравственных устоев его мастерового люда, нескончаемый юмор, высокую культуру его интеллигенции. Да и город с годами менялся.

Но вернусь к началу нашей ленинаканской жизни. Прежде всего мы освоили ДКА. С ним было связано самое интересное наше времяпрепровождение. Особенно когда в Ленинакан эвакуировали Театр оперетты из Ленинграда. Труппа театра ставила всю опереточную классику на сцене ДКА.

Мы все это смотрели по нескольку раз, посещали кружки самодеятельности, чувствовали себя в коридорах и зале ДКА свободно, входили через служебный вход, добирались до фойе, зала и сцены. Привыкли считать ДКА своим вторым домом, как клубы в военных городках. И кино, и концерты для нас были бесплатными. Даже место для досовской детворы было постоянное - что-то наподобие галерки на балконе перед кинобудкой.

С концертами для детворы и семей военнослужащих выступали и мы. Один из режиссеров  оперетты пришел на помощь нашим руководителям, стал ставить нам целые детские спектакли. Звали его Юрий Николаевич. У нас были и танцевальные номера, и детский хор. Наша старшая сестра  Елена  в нем солировала. Ее фронтовые песни вызывали у публики слезы.

Мы с Леной были уже «опытными  артистами», выступали в госпиталях перед ранеными. Но нас стала обгонять младшая сестра Нина. У нее была главная  роль в постановке «Финист - Ясный сокол». Нас, трех сестер, детвора уже хорошо знала. ДКА в те годы жил очень активной жизнью, был центром русской культуры города.

С сентября началась учеба в школе, и она стала играть главную роль в нашей жизни. А меня захватила в свой «полон», можно сказать, на  полвека. Это была школа № 2 имени С. М. Кирова. Понравилось в ней многое. Во-первых, здание. Оно было построено в 1936 году в центре города. Архитектором был Айк Аветов, главным инженером-строителем Сергей Осипович Котанджян. Рассказывали, что здание было построено за очень короткий срок - всего за 60 дней. Фасадом оно выходило на площадь, заслонив собой прекрасный собор Аменапркич.

Для горожан собор представлял особую ценность. Не только величием, но и тем, что, построенный в ХIХ веке, он был точной копией главного собора средневековой столицы Армении города Ани. Заслонив его, тогдашний глава города Аветик Геворкян и архитекторы спасли церковь от сноса. Обо всем этом мы узнали много позже.

Фото № 2.  Здание школы

В здании было три этажа с прямыми широкими коридорами по всей его длине. Все было: спортивный и актовый залы, кабинеты химии и физики, просторные учительская и буфет. У входа - седовласый вахтер  Петро. Окна классов выходили во двор. Двор упирался в стену закрытого безжизненного собора, с  двух сторон была ограда. Там получилась хорошая спортплощадка, где зимой заливался каток.

Часть окон  коридора смотрела на большую площадь, по периметру которой располагались здания исполкома, гостиницы, банка, кинотеатра «Октябрь» и нескольких жилых домов. На площади тогда еще не было фонтана каскадом, он появился позже.

Понравились учителя. Правда, состав их в годы войны и особенно после часто менялся, но основной костяк, состоящий из местных жителей, оставался. Выпускники довоенных лет с большой теплотой вспоминали о первом директоре Зинаиде Борисовне Ивановой. Она была уволена перед войной из-за репрессированного родственника. Пострадал и ряд учителей, особенно из жен военных.

Директором был назначен участник гражданской войны, человек довольно далекий от педагогики Грач Варданович Казазян. Наверное, для укрепления идейного руководства. Ему было очень трудно с нами. Он вел уроки истории, не отходя от кафедры и учебника на ней. А мы в это время бессовестно болтали. Хорошо хоть при нем  завучем была Грануш Левоновна Абгарян, за помощью к которой он и обращался. О ней еще будет рассказ. И об учителях тоже.

В 1944 году в школе произошли перемены. Очередная школьная реформа. Нашим ученым-педагогам и Министерству образования (тогда еще Наркомату) пришла в голову мысль о раздельном обучении девочек и мальчиков (хорошо забытые мужские и женские гимназии). Стали делить школы. С армянскими школами эта переброска шла легче, их было много, а русская школа была одна.

Мальчиков перевели во вторую смену в одну из армянских школ, а к нам оттуда же во вторую смену - девочек. Школ стало больше, но от этого пока мало что изменилось. Если бы в женской школе ввели уроки домоводства, санитарной подготовки, гигиены или семейных отношений, может быть, раздельное обучение было бы оправданно. Но ничего этого тогда не было. В год этой школьной реформы старшая сестра Лена училась в 9-м, я  в 8-м, Нина в 7-м классах.

Грач Варданович, облегченно вздохнув, покинул свой пост. Директором школы стала Грануш Левоновна Абгарян. ГорОНО передало ей бразды правления, закрыв глаза на то, что она была из семьи священника и вдобавок беспартийная. Воспитание девочек ей доверили.

Грануш Левоновна! Это была личность. Из бывших гимназисток, курсисток, студенческие годы провела в Москве. Незамужняя, старшая в многодетной семье известного  в городе священника со строгими правилами, с наложением гюмрийских обычаев. Подтянутая, опрятно и красиво одетая, с белыми кружевными воротничками, манишками, жабо. Строгая,  требовательная. Вся в работе, вникала во все до мелочей. Хорошо разбиралась в людях, справедливо оценивала коллег. Нерадивым и учителям, и ученикам от нее доставалось. Педсоветов ждали с трепетом.

Особое внимание она уделяла внешнему виду учителей и учениц. У преподавателей приветствовались строгие костюмы, отсутствие косметики и скромные прически. То же самое требовалось и от учениц. Но им еще и не разрешалось носить серьги, кольца, в общем, любые украшения. Время тогда было трудным, но девочкам всегда хотелось чем-нибудь украсить себя и унылую школьную форму. Кто-то завивал локоны, кто-то из старшеклассниц украдкой пытался пользоваться помадой вне школы. Но все эти попытки пресекались на корню.

Завучем назначили Григория Никитича Акопяна. Преподавал он основы дарвинизма - был в школьном курсе такой предмет. Григорий Никитич был уже в возрасте. Вежливый такой, с тихим голосом. Я не помню, чтобы он на кого-либо сердился. Но авторитет имел огромный. Его уважали. О нем говорили, что в молодые годы он был банковским служащим в Петербурге. Уже в бытность мою учительницей мы отметили его 70-летие и проводили на пенсию. Как-то в одной из частных бесед в учительской мы спросили его, видел ли он, живя в 1917 году в Петрограде, Ленина. Он сказал: «Да, видел».

Мы приготовились слушать его героический рассказ об участии в революционных  битвах. Тогда этим грешили  многие, кто хоть случайно оказывался в то время в революционном Петрограде. Но Григорий Никитич сказал: «Я проходил как-то (была весна 1917 года) мимо дома Кшесинской. Стояла толпа, с балкона дома какой-то человек произносил речь. Я постоял, послушал. Мне его речи и призывы не были понятны. Я пошел своей дорогой». В учебнике истории этот эпизод назывался громко - выступление Ленина с балкона дворца Кшесинской с «Апрельскими тезисами», с призывами к свержению самодержавия и т. п.

Вообще Григорий Никитич был интересным рассказчиком. Принимал участие в первых шагах советской школы. Рассказывал, например, о бригадной системе обучения. Класс делили на бригады по пять человек, давали им задание. Они его вместе должны были выполнять. Но учителю отвечал урок только один - бригадир, а бригада получала оценку. Эта система продержалась недолго. Вернулись к испытанной десятилетиями урочной системе.

Немецкий язык преподавала Ирина Петровна Вагнер. Во многих школах в годы войны отношение к немецкому языку  было негативное. Учителям нелегко приходилось. Но наша Ирина Петровна была исключительно тактичной, терпеливой. Внешне неброская, она увлекала нас своей добротой, обаянием. Мы любили ее и очень жалели, когда она переехала в Ереван. Помнили о ней. Через многие годы пригласили на юбилей школы. Она с радостью откликнулась, приехала.

Уроки географии совсем недолго вела одна из первых выпускниц Маргарита Овнановна Дарбинян. Она успела побывать на войне. Попросили ее рассказать об этом. Она сказала, что подвигов не совершала, служила в зенитной части, охраняла фронт от фашистских налетов. Вместе с ней служили и другие девушки. Все они пошли на фронт добровольно. Вскоре Маргарита Овнановна тоже переехала в Ереван, защитила кандидатскую  степень, приезжала потом на юбилей школы.

Математику в средних классах вел Мефодий Георгиевич Завгородний - любитель остроумных шуток и подтруниваний над учениками. Его любимое выражение: «В огороде бузина, а в Киеве дядька», заставляло нас искать ошибки в решении.

В старших классах математику вела Цогик Геворковна Кандаян. Она очень хорошо, просто и талантливо объясняла материал урока - теоремы, способы решения задач, показывая нам, что в этом предмете нет ничего сложного, все просто и ясно.

Учительница химии Люся Давыдовна Нонян, старожил школы, проработала в ней более 50 лет. Она пользовалась большим авторитетом не только в школе и городе, но и в республике. Секрет ее педагогического мастерства был не только в прекрасном знании химии, но и в ее характере, в ее личности. Она легко, как бы между прочим, объясняла тему урока, поворачивалась спиной к классу и, стуча мелом, выводила на доске формулы. В классе стояла мертвая тишина. Объяснив, она говорила: «Повторяю», - и повторяла объяснение, четко доводя до ума.

А мы зубрили таблицу Менделеева, валентность, учили реакции всякие, кислоты и щелочи. Не потому что обожали химию, а потому что не хотели попадать на ее острый язычок, выглядеть перед классом тупицами. Она могла очень тонко поддеть, мимоходом выставить лентяя в смешном свете. Разбирая итоги  контрольной работы, она могла сказать: «У тебя в работе сплошные новости ТАСС». Подглядывающим в тетрадь соседа говорила: «Один глаз не вижу!». Рядом с оценками 5 и 4 ставила два минуса, мол, работа не совсем отличная, можно было лучше. Доставалось всем, но особенно мальчикам, когда школы опять объединили.

Вывести ее из себя, «довести», как принято нынче говорить, никто не мог. Она спокойно и невозмутимо выходила из любого конфликта. Любой противник оказывался посрамленным. По ее предмету нередко были четвертные двойки и переэкзаменовки. Но кто имел у нее 4 и 5, с легкостью сдавали вступительные экзамены в вузы не только  в Армении, но и в Москве и Ленинграде.

Физику преподавал пожилой, уставший от многолетних трудов Левон Мисакович Гукасян. Он был одним из старейших кадров школы. За выслугу лет имел орден «Знак почета» и орден Ленина. В то время этими орденами награждались те, кто проработал в советской школе от ее основания 20 и 25 лет. В 40-х годах такое награждение отменили. Он вел урок без особого рвения, не объяснял новую тему, а громко читал страницу учебника, приговаривая: «Вот, что же тут непонятного?».

Любил опрашивать по своей оригинальной системе - вызывал к доске 5-10 учеников, особенно в конце четверти, и задавал вопрос первому из них. Если первый не мог ответить, вопрос переходил ко второму, и так до конца шеренги. Задач мы не решали. Наши неправильные ответы выводили Левона Мисаковича из себя. Особенно слабые ученицы, которые «ни бе, ни ме», получали его излюбленную оценку: «Дура 46-го года, тебе не аттестат зрелости, а аттестат зелености надо дать!».

Оценка эта была постоянной, только годы менялись. Одним словом, наша женская школа в 40-е годы  корифеев физической науки не дала. Мы лишь производили какие-то опыты, любили покрутить динамо-машину и браться за кончики проводов, чтобы волосы вставали дыбом. Было интересно и смешно.

Самой любимой нашей учительницей была Айкануш Григорьевна Дарбинян. Она преподавала русский язык и литературу. Пожилая, болезненная, одинокая женщина. Голос негромкий, манеры мягкие. Зайдет в класс, мы умолкаем, слушаем. Как красиво она говорила! Она привила нам большую любовь к литературе. Праздником для нас были литературные вечера. Ставились сценки, разучивались песни, прививался вкус к чтению стихов.

Когда она заболела, ученики выпускного класса, где училась моя сестра Лена, поочередно дежурили у ее постели. Помогали, как могли, от души желая ей здоровья. Чтобы ее классы не отстали от программы, с согласия Грануш Левоновны лучшие ученицы 10-го класса преподавали литературу в младших классах. Айкануш Григорьевна готовила их к этим урокам у себя дома. Младшие отнеслись с пониманием. Отставания не было.

Интересной личностью в школе был учитель черчения Арменак Аветович Гезалян. Предмет вел вроде второстепенный, но имел большой авторитет. Не столько умением учить своему делу, сколько достоинством, с каким держался, каким-то аристократизмом что ли. Элегантный мужчина, строгий, сдержанный. При нем стеснялись свободно вести себя. Что его занесло в школу? После войны он переехал в Ереван к сыну.

Армянский язык преподавала Астхик Сердаковна Бадалян. Она очень своеобразно вела уроки. Из урока в урок с упоением рассказывала нам содержание романов Ширван-Заде о нефтяных промыслах Баку, зарождении армянской буржуазии в середине ХIХ века. Пересказывала драмы Габриела Сундукяна. На грамотность нашу особого внимания не обращала, лишь бы привить интерес к чтению армянской классики.

В 1945 году в школе появился молодой демобилизованный учитель физкультуры Серго Арташесович Саркисян. Его все звали просто Серго. Пришел и остался в школе на сорок с лишним лет. С ним связана спортивная слава школы. А она была, эта слава, даже во  времена женской школы.

Таков был учительский коллектив в годы моей учебы в школе. Грануш Левоновне реформа обучения пришлась по душе. Она пыталась воссоздать атмосферу женской гимназии, в которой училась когда-то, приплюсовав еще и нравы Гюмри. По-своему заботясь о нашей репутации, оберегая от случайных, неверных шагов в этом непростом, не особенно современном городе, она запрещала нам ходить на вечерние сеансы в кино (начало в 9 часов вечера), посещать танцы в фойе кинотеатра перед показом фильма, ходить на танцы в ДКА.

Когда  я об этих запретах вспоминаю, приходит на ум фильм Михаила Козакова «Безымянная звезда», где гимназисткам запрещалось ходить на вокзал во время проезда элитного экспресса, в окнах которого, как кадры кино, мелькали картинки красивой жизни. Мы скучали без наших мальчиков, а нам не разрешали проводить совместные праздники. Во всяком случае, они были редки.

Зато директор мужской школы Анаида Зарафян иначе на это смотрела - устраивала мероприятия, приглашала учениц. Но Грануш Левоновну  приходилось долго упрашивать. Она просто исходила из реалий. Надо было знать устои Ленинакана 40-х. Город был весьма своеобразным. И когда население его было немногочисленным, и в дальнейшем, когда город разросся, в нем всем и до всего было дело и большой интерес, если не сказать - любопытство.

Став старожилом города, я, садясь в электричку, идущую в Ереван, могла с одного взгляда на соседей-попутчиков определить, кто из них гюмриец. Другие пассажиры сидели спокойно, безразлично, сельчане знакомились с попутчиками, рассказывали о своих заботах. А гюмрийцы, сев в вагон, внимательно осматривали его, выискивая своих знакомых. И всегда хоть кого-то  да обнаруживали. Тогда они пересаживались друг к другу, и между ними начиналась «хората» - беседа о том о сем, об общих знакомых, перемывание косточек, обмен последними новостями. И все это на колоритном гюмрийском наречии.

Это об интересах, а о нравах, понятиях чести, о глубине и солидности характеров мужской части населения определенное представление давали и повесть Мкртича Армена «Родник Эгнар», и позже замечательные фильмы Генриха Маляна «Треугольник» и «Пощечина», Альберта Мкртчяна «Танго нашего детства», «Песнь прошедших дней».

Парни выбирали себе невест исходя из гюмрийских представлений о скромной девушке. Избрав или обратив внимание на девушку, молодой человек мог долго сопровождать ее поотдаль, подойти и познакомиться сразу было несолидно. Для знакомства подбирали посредников. Это в идеале. Но война, безотцовщина, материальные трудности сказались на подростках. Часть из них, бросая школу, шла работать, было немало и вольношатающихся, или шпаны, как их подчас называли.

Наша женская школа, находившаяся в центре города, привлекала внимание подобной шпаны. Звонок с последнего урока многих старшеклассниц не радовал. Мы проходили через этот строй, сопровождаемые репликами, приставаниями. Становились скованными, старались не привлекать  к себе внимания, постепенно превращаясь в скромных провинциалок. Это была одна из гримас раздельного обучения.

Надо отдать должное мальчикам «нашего круга». Они были на высоте. Хотя и ушли в другую школу, но за год-два не успели вдохнуть «казацкой вольницы» мужских школ, пытались жить принципами школы № 2. Наша школа постепенно превращалась в образцово-показательную гимназию, а мужская – в «республику ШКИД».

В выпускном классе 1944 года в женской школе учились три мальчика. Для них не смогли открыть класса в мужской школе. С их стороны  было героизмом вообще не бросить учебу. Они стеснялись, на переменах ходили вместе. Собственно, скованными чувствовали себя Виктор Тиросян и Коля Согоян, а спасал их своим юмором Вулен Меграбян. Он умел не зацикливаться на обстоятельствах, принимал данность, был естественным. Семья его (он, брат и мать) приехали в Ленинакан в начале войны, когда отец, полковник Амаяк Меграбян, ушел на фронт.

В 1942 году он погиб в боях за Севастополь. Семья осталась в Ленинакане. Мать Вулена Арус была интеллигентной женщиной с высокой культурой общения. Наша мама с ней подружилась, а мы подружились с ее сыновьями, любили ходить к ним в гости. Она учила своих мальчиков, как надо ухаживать за девочками, принимать пальто, как  надо занимать гостей приятными разговорами, придумывать игры. Ее уроки не прошли даром ни для мальчиков, ни для нас.

Вулен стал интересным молодым человеком. Если прибавить к этому еще эффектную внешность, высокий рост, нос с горбинкой, веселый нрав, станет ясно, что старшеклассницы не оставляли его без внимания. Сам он  ко всем относился ровно, дружелюбно. Через годы он напишет воспоминания о своем классе, обо всех 18 его соучениках, с кем сохранил дружбу на многие годы.

Я приведу здесь воспоминания Вулена с некоторыми сокращениями. Они интересны тем, что в них рассказывается о жизни старших классов в суровые военные  годы.

      «В годы войны проводились сборы для школьников-допризывников. В летнее время обычно мы базировались  в школе № 6 (бывшая Ольгинская гимназия). Нас обучали по программе Всеобуча. Мы прошли курсы ПВХО и стали инструкторами противоздушной обороны, каждый в своем районе города. Вели разъяснительную работу среди населения, следили за светомаскировкой, дежурили в бомбоубежищах, которые появились в подвалах некоторых жилых домов, оснащены они были телефоном, радио, баками с водой и т. п.

      Часто устраивались учебные тревоги. Но одна из них, по-моему, была боевой. По городу был дан сигнал-гудок, и дикторы радио, сбиваясь и волнуясь, сообщили, что к Ленинакану приближается вражеский самолет. Население, вместо того чтобы скрыться в бомбоубежищах, высыпало на улицы города, на крыши домов, чтобы рассмотреть все происходящее. К счастью, он пролетел высоко, в сторону Турции. Последовал отбой.

      Иногда нас привлекали к разгрузке военных эшелонов с ранеными. Девочки прошли курсы медсестер и по специальному графику ходили на дежурство в госпитали. Под руководством Люси Давыдовны мы участвовали в дезинфекционных работах на складах и других объектах. Ездили на сельхозработы, в частности на огороды военторга.

      Под руководством Левона Мисаковича группа мальчиков ремонтировала парты, электропроводку. Осенью мы ходили на железнодорожную станцию загружать машины углем для школьной котельной. По предложению девочек, дежуривших в госпитале, собирали книги, в основном русскую литературу, для госпитальной библиотеки.

      А о своем классе я скажу так - не все смогли окончить школу:
- ушли в военные училища Барсегян Арарат, Сароян Сергей;
- по возрасту были мобилизованы братья-близнецы Трубкины;
- ушли с 8-9-го класса и погибли на фронте Акопов, Рубцов, Карапетян Томас.

      Часть мальчиков ушла в техникумы, позже - в вузы. Мадоян Артем, который в годы войны работал в депо, окончил Московский институт железнодорожного транспорта, работал директором автотехобслуживания республики. Награжден двумя орденами «Знак Почета». Саркисян Миша, который еще в 4-м классе заболел и полностью оглох, но продолжал учиться, закончив исторический факультет Госуниверситета, долгие годы работал в различных сферах. Минасян Александр окончил Ереванский политехнический институт. Был главным инженером крупного энергетического объекта республики. 

      А теперь о девочках класса. В первую очередь это Клара Завгородняя. Все годы была отличницей. Спокойная, серьезная, сдержанная, разговаривала весомо, неторопливо. Окончив педагогический институт в Москве, она многие годы преподавала русский язык и литературу, была завучем одной из лучших школ Еревана - школы имени Пушкина.

      Карапетян Нина, тоже отличница, окончила Ереванский политехнический институт, инженер-строитель. Меликян Дели, дочь известного в городе врача, чьим именем была названа больница, окончила Ереванскую консерваторию, работала в музыкальном училище Ленинакана. Бароян Марийка закончила Ереванский театральный институт, работала в ереванских театрах. Гюнашян Седа стала врачом. Оганесян Нина, Поповян Джульетта и Акопян Галина получили высшее педагогическое образование. Мелик-Григорян Елена окончила финансовый институт. Стала ответственным работником в министерстве Еревана. Диланян Астхик, дочь первой учительницы этого класса, окончила Ереванский политехнический институт. Как строитель участвовала  в восстановлении Ашхабада после землетрясения. Ее брат, Диланян Лев Павлович, был представителем первого выпуска школы».

Сам Вулен тоже окончил Ереванский политех. Долгие годы был заместителем председателя Комитета народного контроля, затем заведующим Отделом промышленности ЦК КП Армении. Избирался депутатом Верховного Совета республики, награжден тремя орденами. Астхик и Вулен создали прекрасную семью, в которой выросли сыновья.

С помощью Вулена получился подробный рассказ о выпуске 1944-го года. Чего нельзя сказать о выпуске 1945 года. Я этот выпуск плохо помню. Скажу только, что в 1945 году впервые отличников награждали золотыми медалями, а имеющих в аттестате не более двух оценок 4 - серебряными. Первую золотую медаль получила выпускница 1945 года Роза Казазян.

О выпускниках 1946 года могу рассказать подробнее. Это был  выпуск моей старшей сестры Елены. В классе было 18 девочек,  пятеро из них окончили школу с золотой медалью, двое - с серебряной, остальные с оценками 4 и 5. Слабых учениц не было. Учебу в школе они начали с нулевого класса. Плюс к этому в начальных четырех классах им преподавала прекрасный педагог Раиса Терентьевна Сахарова. Вот вам и объяснение феномена этого класса.

Одной из лучших учениц класса, зкончивших школу с медалью,  была Лена Аветисян. Веселая, смелая, общительная, с прекрасной памятью, хорошими знаниями. Ее младший брат Леонид через годы стал директором новой русской школы № 23. На учебу Лена поехала в Москву, да так и осталась там, через годы стала одним из редакторов «Политиздата», защитила кандидатскую диссертацию.

Кандидатом педагогических наук стала и моя сестра Елена, тоже золотая медалистка. Она как старшая среди сестер и братьев считала своим долгом опекать, управлять, заботиться о нас. Но это ей не помешало окончить институт с красным дипломом, 20 лет проработать в школе, потом в НИИ педагогики, писать учебники и монографии и, перейдя 80 летний рубеж, все еще заниматься наукой, готовить научные кадры.

Золотой медалью награждена была и Римма Хачатрян (Скобелкина) - единственная дочь вузовских преподавателей. Минорная, изнеженная, вся в ХIХ веке. У них в доме стоял рояль, на стене висел необычный портрет Л. Н. Толстого, выполненный текстом «Крейцеровой сонаты». Издали - прекрасный карандашный портрет, вблизи - легко читаемый текст этого небольшого произведения. Портрет хотели многие купить, но это была семейная реликвия. Римма окончила Ереванский университет, стала филологом, как Айкануш Григорьевна. Она была одним из лучших учителей нашей школы.

Другая медалистка, Тараян Нелли, была из семьи врачей и сама стала заслуженным врачом. Пожив какое-то время с мужем за границей, стала очень элегантной дамой. Школу и подруг никогда не забывала, хранила дружбу с ними долгие годы.

Пятая медалистка - Шагинян Елена, медлительная, солидная, истинная гюмрийка. Очень добрая. Она окончила Ереванский политехнический институт. Позже вышла замуж за Георгия Багратовича Гарибджаняна, историка, доктора-профессора. В 60-е годы он стал первым секретарем ленинаканского городского комитета партии. Лена уже не работала, но связь с подружками не прерывала. Стала прекрасной хозяйкой. Она хорошо умела печь, и мы были частыми ее гостями.

И еще две подружки, Милиневская и Захарук, получили серебряные медали. Об этой семерке медалистов нельзя было сказать: «Они отличницы, с ними не о чем поговорить». Все они были весьма говорливыми.

Интересными девушками были Аэлита и Эсмара. Аэлита Гуларян подстать своему имени была сама женственность. Эдакая «маленькая дама», умеющая «себя подать», вести светские беседы с интонацией дворянских салонов ХIХ века. Эсмара Мелик-Гусейнова  - скрипачка, потомок карабахских меликов. Ей бы мальчиком родиться на радость отцу - отставному военному.

Родители ее были довольно пожилые. Мать - врач, отец в 30-е годы работал в нашей школе военруком. Представитель старой гвардии военных, седовласый, подтянутый, прекрасный собеседник. К нам, подружкам дочерей (вторая дочь Нора училась в одном классе со мной), он относился как к взрослым. С ним обо всем можно было поговорить. У них мы собирались чаще, чем у других, особенно после окончания школы. Богдан Николаевич (так его звали) интересовался нашей работой, нашими семьями. Эсма у него была быстрая, решительная, нетерпимая к нарочитости, к фальши. Суждения резкие. Нора была более женственной.

Колоритной фигурой в классе была Люликян Джема. Веселая, шумная, с большим чувством юмора. Через годы - многодетная мама (у нее четверо детей), она самая активная участница встреч с одноклассницами. Еще в этом классе училась тоже большая юмористка, будущая гранд-дама, преподавательница вуза Белла Мхитарян. Была там и очень приятная во всех отношениях Мария Ишханян, Муся, как ее называли подруги.

В этом же классе училась Седа Агаронян - будущий завуч той самой бывшей русской мужской школы  № 14, ставшей ко времени Сединого завучества обычной русской школой. Еще были Валя Ларионова, дочь военного, и Белла Мельникова - будущая оперная певица. После школы она редко появлялась в городе. Помню я и  Лену Ваграмову, Римму Чернаморян, Зину Подовинникову.

В середине учебного года в класс пришла новая ученица - Людмила Каврайская. Она была из блокадного Ленинграда. Родители умерли, Люда выехала к родственникам, жила то у одних, то у других. Военные годы были для нее трудными годами скитаний. После войны ее отыскал брат отца генерал Ю. А. Каврайский,  который служил в Ленинакане. Перевез к себе, удочерил.

Расскажу о вхождении Люды в этот слаженный коллектив. Грануш Левоновна приняла ее с большим сомнением, считая, что у нее были перерывы в учебе. Но Каврайский настоял, и она дала записку Людмиле для представления учителю и отправила в класс. По расписанию был урок химии, но Люся Давыдовна все еще стояла перед дверью класса и с кем-то разговаривала. Слегка взглянула на записку и пропустила Люду в класс.

Надо сказать, что Люда выглядела старше своих лет: пышная прическа, локоны, в ушах - серьги. Чуть припухшее после блокады лицо, широкий открытый лоб делали ее взрослой. Вошла Людмила в класс, все встали, приветствуя ее, приняв за представителя какой-то комиссии. Людмила молча прошла в конец класса и села за последнюю парту рядом с Люликян Джеммой. У Люликян любопытство взяло верх, и она шепотом стала интересоваться, откуда комиссия. Людмила все объяснила, и Джемма на весь класс радостно сообщила: «Девочки, это ученица!».

Девочки приняли ее в свой коллектив сразу, учителя отнеслись благосклонно. И лишь Люся Давыдовна усомнилась: эта девочка у нее не училась, сможет ли она сдать экзамен по химии? Люде повезло в том отношении, что последним местом ее учебы было химико-технологическое училище. Через неделю Люся Давыдовна вызывала ее к доске и начала опрос. Сначала с излюбленной валентности, потом - формулы кислот, потом - задачи. Почти половину урока. Не найдя изъянов в ответе, она изрекла: «Садись, четыре».

По классу ропот: почему четыре, она не допустила ни одной ошибки. Люся Давыдовна оставила без внимания мнение класса и перешла к объяснению нового урока. Не вымуштрованная ею годами ученица не могла получить у нее пятерку. Людмила же с успехом сдала выпускные экзамены, окончила филологический факультет Тбилисского университета. Вернувшись в Ленинакан, преподавала в педагогическом институте, затем была завучем новой школы № 23.

Фото № 3.  Выпускной класс 1946 года

1-й ряд: Седа Агаронян, Нелли Тараян, Галина Милиневская, Елена Саркисян, Мария Ишханян, Эсмара Мелик-Гусейнова, Зинаида Подовинникова, Елена Шагинян, Римма Чернаморян.

2-й ряд: Люся Давыдовна, Цогик Георгиевна, Левон Мисакович, Анаида Григорьевна Зарафян, Григорий Никитч, Грануш Левоновна, Айкануш Григорьевна, Аветисян, Арменак Гезалян.

3-й ряд: Джема Люликян, Людмила Каврайская, Римма Хачатрян, Елена Ваграмова, Аэлита Гуларян, Елена Аветисян, Валентина Привалова, Белла Мельникова. 

Класс хранил дружбу со своими мальчиками, поэтому появилась идея организовать совместный выпускной вечер. Пора было стряхнуть с себя хмурость военных лет. «Замахнулись» на банкет и танцы. Этот смелый проект принадлежал жене Каврайского Люсе. Она очень заботилась о Люде, единственном живом представителе родственников мужа.

Боевая женщина взяла в союзники нашу маму и маму Марии Ишханян. Они с трудом пробили идею банкета через двух директоров - женской и мужской школ. У городских властей выбили талоны на продукты, родители испекли пироги и торты. Был настоящий праздник с танцами до утра. Не знаю, кто больше радовался этому подарку родителей, девочки или мальчики. Мальчики ведь тоже скучали, им было трудно общаться с девочками на расстоянии, выражать свои симпатии.

Сестра Елена уехала в Ереван в педагогический институт - единственный в те годы вуз с русским языком обучения, избрав для себя физико-математический факультет. Был еще филологический факультет в Госуниверситете и строительный факультет в политехническом институте, куда и поступали многие наши выпускники. Но большая часть уезжала из республики.

Нашей маме предстояло решить трудную задачу - дать нам высшее образование при довольно скудных средствах. Мы жили на пенсию отца и доход с маленького огорода (семьям фронтовиков выделили небольшие участки за городом). Но она послала Лену на учебу. Я не перестаю удивляться мужеству нашей мамы.

Потеряв на фронте мужа и трех братьев, а летом 1946 года после болезни и 9-летнего сына, она нашла в себе силы поднять нас, дать нам образование. От нее зависело не только наше физическое, но и духовное здоровье. Мама делала все, чтобы мы не чувствовали себя сиротами, не завидовали тем, чьи отцы вернулись с войны.

Выпускники 1946 года разъехались на учебу в разные города, сохранив дружбу и интерес к судьбам одноклассников. Эдуард Касабян уехал в Россию, стал профессиональным спортсменом, Карлос Даниелян окончил политехнический институт и консерваторию. Через годы один из мальчиков, Лева Галанджян, стал министром легкой промышленности, Лева Орбелов - заместителем министра легкой промышленности Арм. ССР, Константин Шахназаров - работником постоянного представительства Армении в Москве, Степа Малоян долгие годы работал в аппарате СовМина Арм. ССР. Все они считают себя фактически выпускниками школы № 2.

1946 год запомнился еще и тем, что в Армении шло награждение работников тыла за доблестный труд в годы Великой Отечественной войны. Была такая медаль. Наградили и  часть старшеклассников за работу в госпиталях.

Класс, в котором училась я (выпуск 1947 года), был несколько слабее предыдущего. С золотой медалью окончила школу Белла Есаджанян, серебряной были награждены Кима Айвазян, Елена Бегларян, Людмила Милиенко. Остальные учились неплохо, но до медали не дотягивали.

Белла с детства отличалась упорством, имела блестящую память, хорошие знания. В доме была богатая библиотека художественной  литературы начиная с самых ранних детских книг, скорее детской классики, которую она позже подарила моему младшему брату Давиду. Она - человек уверенный в себе, а легкую иронию в отношении одноклассниц в дальнейшем распространила на всех остальных. У нее такая манера общения. Она простого слова не скажет, все они с острием.

С Беллой я сидела за одной партой с 6-го класса. Это пять лет. И потом на всю оставшуюся жизнь группа наших девочек сохранила это классовое родство. Жаль, что с годами нас становится все меньше. Ныне Белла - единственная из одноклассниц, перейдя 8-й десяток, все еще на посту со всевозможными регалиями. Она – ученый-филолог, автор многочисленных научных трудов, доктор филологических наук, профессор, академик. Ведет большую общественную и научную работу.

В школьные годы, да и после,  мы любили собираться у Беллы дома. У нее были прекрасные родители. Отец, Марк Минасович, известный, уважаемый в городе хирург, и очень добрая мама. Старшая сестра Мария окончила нашу школу в 1941 году. Она врач-эпидемиолог. В их семье нас всегда хорошо принимали. Обычно мы занимались играми. Иногда шумными, как «копейка». А больше всего любили танцевать.

Самой колоритной фигурой в классе была Марго Оганесян. Вот кого бог наградил привлекательной внешностью, красивым голосом, женственностью, веселым характером. У нее было много поклонников, поджидавших ее у выхода из школы после уроков. Она любила петь и ходить на танцы. Этого было достаточно, чтобы Грануш Левоновна объявила ей войну.

Бывало, Грануш Левоновна  посреди урока входила в класс, прерывала его и начинала нас «нравственно воспитывать». «Марго, встать!». Марго вставала потупив очи. Грануш Левоновна: «Двойки - пачками, кавалеры - пачками! Сколько раз говорилось вам, что ученицам на вечерний сеанс ходить в кино не разрешается? Нет, она еще ухитрилась пойти не только в кино, но и в ДКА на танцы!». Весь разнос в таком духе. Марго начинала оправдываться, мол, она только один раз была там. Отругав Марго, Грануш Левоновна шла в 9-й класс. И там продолжалось то же самое: «Рита, Марийка, встать!».

За Марго она всегда волновалась, потому что та росла без матери, у бабушки. К концу учебного года Марго благополучно вышла замуж за хорошего молодого человека, военного, чем избавила себя и от опеки, и от поклонников. Грануш Левоновна вздохнула свободно. А Марго окончила вуз, стала учительницей, в семье выросли сын и дочь.

Заметной личностью в классе была Кима Айвазян. Умная, решительная, на все имела свое неоспоримое мнение. Папу (лектора пединститута) и маму называла по имени. Большая шутница была, между прочим. Стала врачом, вышла замуж, жила где-то в России. Но произошла трагедия - они с мужем погибли во время пожара.

Гоар Ароян - одна из моих любимых подруг. Всегда ровная, скромная, тактичная, обладающая большим чувством  достоинства. Она нравилась многим, но особенно - Леве Орбелову, который ухаживал за ней в чисто гюмрийской манере - сдержанно, солидно. Гоар и Лева поженились и переехали в Ереван, где Лева через годы стал замминистра легкой промышленности. Жаль только, он рано ушел из жизни.

Близкими подружками в школьные годы были Эльза Давтян и Елена Бегларян. Лена была нашей радостью. Она очень оригинально говорила, с юмором, да на гюмрийском наречии, которым владела в совершенстве. О чем бы ни рассказывала, вокруг стоял смех. Стала инженером. Муж в 70-е годы был ректором Сельскохозяйственного  института в Ереване. Эльза - доброта и искренность и очень крепкий внутренний стержень. Она окончила зооветеринарный институт, много лет заведовала лабораторией Ленинаканского мясокомбината.

Нина Амбарцумян стала агрономом. Много сил и энергии отдала семье больного брата. Муж тоже агроном, кандидат наук. Очень поздно и долго создавали свой очаг, а когда наконец заимели уютную квартиру, в 1988 году она разрушилась во время  землетрясения. Джульетта Чмчян стала учительницей, преподавала математику в нашей школе. Позже школу окончит ее сын, не по годам серьезный, умный мальчик, один из лучших моих учеников Артур Игитян. Джуля была соседкой Нины Амбарцумян, ее квартиру постигла та же участь. Благо сами  остались живы. У Норы Мелик-Гусейновой во втором браке родилась двойня, симпатичные девочки. Они живут в Ереване. Это мой класс.

Фото № 4.     Выпуск 1947 года

1-й ряд: Октябрина Саркисян, Нора Мелик-Гусейнова, Гоар Ароян, Кима Айвазян,
           Белла Есаджанян, Фиалка Каспарова, Эльза Давтян, Лена Бегларян.

2-й ряд: Ася, Сильва Арутюнян, Гурген Араич Арабаджян, (секретарша ?), Серго,
           Людмила Милиенко, Джульетта Чмчян.

       
3-й ряд: Гезалян, Наталья Романовна, Астхик Седраковна Бадалян, Гагик Григорян, Грануш Левоновна, Григорий Никитич, Люся Давыдовна, Левон Мисакович.

4-й ряд: экстерники, Валя, (---?), Диляра Муртазаева, Марго Оганесян, экстерник, Мария Караева, экстерник.



Фото № 5.   Группа девочек моего класса, начало 50-х годов. После окончания вузов


1-й ряд: Нора, Джульетта, Кима, Эльза, Нина.

2-й ряд: Октябрина, Елена, Белла, Гоар.


Моя младшая сестра Нина окончила школу в 1948 году. Нинын класс был маленьким, всего 12 человек. Девочки самые разные, открытые для веселья и юмора. Ее подружками в классе были Затикян Эмма и Амбарцумян Рая  - две хохотушки, которые любили посудачить, подшучивать над остальными. Была очень милая, тихая девочка Альвина Сирунян, лучшей ученицей в классе была Надя Майданюк.

Над всеми возвышалась крупная фигура Бароян Марийки. Она была внучкой заслуженных артистов Армении Арменяна и Дурян, мечтала о карьере актрисы, вела себя соответственно, как будущая примадонна. Участвовала в самодеятельных спектаклях в ДКА. И еще в этом классе училась Виктория Ковхаева, чья мама работала в книжном магазине. Благодаря такому знакомству подруги приобретали книжный дефицит.

У этого класса не было выпускного вечера, впрочем, и у меня его не было. 1947-1948  годы были наиболее трудными послевоенными годами. Даже приличной фотографии этого выпуска не осталось, только любительские снимки.

Фото № 6.  Выпускной класс 1948 года

Четверо военных - это экстерники.

1-й ряд: Альвина Сирунян, Надя Майданюк, Эмма Затикян.

2-й ряд: Рита Акопян, Нина Саркисян, Зоя Чайковская, Рая Амбарцумян, Виктория Ковхаева.

Кончилась школьная пора, но не прервалась связь наших выпусков. Нас школа, можно сказать, породнила. Ныне «нашим девочкам» под восемьдесят лет. Все эти годы мы общались, сопереживали, помогали друг другу чем могли, в трудные моменты жизни оказывались рядом. Дружили семьями.

Почти родственные взаимоотношения сложились между моей семьей и семьей Эльзы Давтян. Николай (мой супруг) и Грайр (муж Эльзы) друг друга приняли с первой же встречи. Большими друзьями стали Николай с Романом (супругом Людмилы Каврайской), с семьями Нины Амбарцумян, Джульетты Чмчян. Муж Беллы Есаджанян Юрий с радостью встречал ее подруг. Оставив нас поболтать, он шел заваривать нам чай каким-то особым способом.

Фото № 7.  Студенческие годы  (слева направо - Нина, Елена, Октябрина)



                Глава 2.    Возвращение в школу. 50-е годы

Работать в свою школу я попала не сразу. Сначала мне дали назначение в вечернюю школу рабочей молодежи. Она так называлась, но в ней была разношерстная публика, в разное время и по разным причинам не получившая среднее образование. Год работы там в 9-м и 10-м классах дал мне хороший опыт общения со взрослой аудиторией. Где-то в середине сентября меня вызвала к себе Грануш Левоновна и предложила работу в двух 8-х классах.

Я обрадовалась, поблагодарила. Моя старшая сестра Лена там работала уже второй год, вела уроки физики в среднем звене в острых схватках с бывшим своим преподавателем Левоном Мисаковичем, который по-прежнему работал устало, не перегружая ни свой, ни ученический ум проблемами современной физики и решением задач.

На педсоветах разгорались споры. Зато с математиком Сергеем Осиповичем Котанджяном она была в большой дружбе. Это был человек редкого ума  и души. По специальности он был инженером-строителем. Я уже рассказывала о том, что он строил нашу первую школу.

Через много лет его вспоминали добрым словом родители учеников и учителя школы № 13, также построенной им. Здание школы устояло во время землетрясения. Ни одно строение, возведенное Сергеем Осиповичем, не разрушилось, никто под их крышами не пострадал.

Он был убежденным противником репрессивной политики, методов управления власти. Никаких иллюзий в отношении сталинской политики у него не было.

Ему, человеку эмоциональному, трудно было постоянно сдерживаться в высказываниях. Он с головой ушел в математику, хорошо преподавал. Проработал в школе недолго, но оставил след, хорошую память о себе. Я помню один из педсоветов, на котором обсуждался вопрос постановки преподавания математики и физики в школе.

Лена и Сергей Осипович так восторженно говорили о значимости преподаваемых наук, что литераторы не смогли бы состязаться с ними, рассказывая о классиках литературы или героях произведений. «Математика - гармония, - вспомнились слова Сергея Осиповича, - а не сухие цифры».

В середине 1950-х годов, когда развернулось строительство, он вернулся в  строительную организацию. А Лена,  проработав  в нашей школе три года, перебралась в Ереван. Там она работала завучем одной из русских школ, затем перешла в НИИ педагогики Арм. ССР, выбрала карьеру ученого.

Младшая моя сестра Нина начала работу в мужской школе. Через год она перешла на работу в педучилище, через несколько лет стала лектором пединститута, а с середины 1960-х годов (время оттепели), когда 1-м секретарем городского комитета КП стал доктор исторических наук Г. Б. Гарибжанян, Нине предложили возглавить один из отделов горкома КП, где она проработала много лет.
 
Фото № 8.    Коллектив учителей 1952 года

1-й ряд:   Джульетта Торгомовна, Валентина, Константин Михайлович, Аэлита Алексеевна, Елена Акоповна, Эдуард Михайлович, Октябрина Акоповна, (--.--.).
               
2-й ряд:   Наталья Романовна, зав. библиотекой, Мефодий Георгиевич, Раиса Терентьевна, Грануш Левоновна, Григорий Никитич, Араксия Арамовна, Ольга Ермолаевна, Люся  Давыдовна, Аида.

3-й ряд:   Нуник Карапетовна, (--.--.), (--.--.), (--.--.), (--.--.), Надежда Сергеевна, (--.--.), (--.--.), Уварова, (--.--.).

4-й ряд:   --.--.  --.--.  в центре Александра Владимировна. --.--. --.--.

5-й ряд:   --.--.  --.--.  Раиса Галь, Серго, --. --.


Моя работа в школе заладилась с самого начала. Знания мои были свежие, в класс заходить я не боялась - выручал сценический опыт. Дали мне два класса, где учились спокойные, добросовестные девочки. Трудности придут позже, когда объединятся мужские и женские школы. И еще, работая параллельно в вечерней школе и немного в вечерней офицерской школе, я пойму, что мои познания в современной истории ХХ века требуют дополнения, переосмысления, словом, постоянной работы над собой. Институт - это только трамплин, он дает право войти в класс, а далее - все зависит от тебя. И далеко не только в смысле пополнения знаний. А пока - вперед!

В первый год работы я по школьной привычке организовывала литературные  утренники. Как-то даже поставила отрывок из пьесы «Молодая гвардия». Пришлось искать исполнителей мужских ролей в школе № 14 и даже в вечерней. Во время репетиции один из вечерников вышел в коридор и закурил. В школе учеников уже не было, но Грануш Левоновна еще не уходила домой, была в кабинете.

Нарушитель был застукан на месте преступления. Разнос звучал по всему широченному длинному коридору. С трудом удалось уговорить продолжать репетиции. Постановку приурочили к ноябрю. Праздник состоялся, ученики были довольны. После него в кабинете завуча собралась администрация, и состоялся разбор мероприятия наподобие разбора театральных постановок комитетом по культуре, где принято было говорить о недостатках. А всего-то утренник! В общем, «разобрали», потом «собрали», сказав напоследок несколько добрых слов. Старались попридержать «молодую, да раннюю».

Мне кажется, моя инициатива, самостоятельные действия вызвали легкое раздражение администрации. Я еще как педагог не состоялась, а туда же - общешкольное мероприятие провожу. Дальше пришлось самой решать, продолжать ли внеклассную работу, набивая синяки и шишки, или «не возникать», заниматься только своими уроками, что, конечно, спокойнее.

Но «не возникать» я не могла, вся предшествующая жизнь требовала активной деятельности. Углубившись в содержание преподаваемого предмета, в нем и нашла огромное поле деятельности. Дело было даже не в моем отношении  к жизни, а в том, чтобы это отношение передать ученикам. Я получила заряд активности на годы от прекрасного  поколения довоенных и военных лет. Сохранить, донести, передать поколениям 50-60-х, наверное, и было моей задачей.

Я была историком по образованию и призванию. Свое увлечение историей страны, города, школы передавала ученикам. Мы вместе прослеживали, изучали, интересовались событиями прошлых  лет во многих направлениях. Это и краеведение (Армения - музей под открытым небом), история древней, средневековой, современной культуры Армении, история боевого и революционного прошлого страны.

Одним из любимых направлений было изучение истории своей школы, прошедших через нее поколений, что укрепляло связь, создавая единую семью под названием Ленинаканская  школа № 2.

Работая в этом ключе, я поняла еще одну истину: насколько я влияю на учеников, настолько они влияют на меня. Мы вместе делаем, наступая, отступая, уходя в безразличие или выкарабкиваясь из него, историю поколения. Сама я, работая, многому училась, в том числе у своих коллег. В первую очередь это Грануш Левоновна с ее строгими требованиями к учителю. Не только мы - ее вчерашние ученики, но и учителя, приехавшие из других мест, робели перед ней. Она была какой-то справедливо придирчивой, и робость наша переплеталась с уважением.

Общаясь с коллегами, я многому у них училась. Добрые воспоминания остались у меня от учительницы истории Лидии Ивановны Шпаковой. Она приехала в Ленинакан в 1953 году. Была женой военного, имела солидный опыт работы. Возглавила партийную организацию. Знающая, смелая женщина, она внесла какую-то живинку своей энергией и требовательностью. Оживилась общественная жизнь школы, поднялась роль собраний, появились новые школьные праздники.

Школа только выигрывала от того, что жены военных обновляли коллектив. Конечно, не все они были ценными кадрами. Всякое бывало. Но Лидия Ивановна и новая преподавательница английского языка Галина Абрамовна Гинзбург (приехала в 1953 г.) достойны памяти и похвалы.

Галина Абрамовна тоже была женой военного. Молодая, веселая, только-только закончившая институт. Ее отношения с учениками складывались на уровне пионервожатой. Ребята ее сразу полюбили. У нее было такое кредо: учитель идет рядом с учеником и немного впереди. Зато Грануш Левоновна считала, что между учителем и учеником должна быть дистанция, строгость, требовательность. На этой почве между нею и Галиной Абрамовной возникали конфликты.

Мы с Галиной были почти одного возраста, стали подругами, дружили семьями. Из жен военных запомнилась еще Элла Иосифовна Штельмахина - учительница английского языка. Прекрасный педагог, обаятельная, общительная женщина. После уроков мы часто задерживались в учительской, беседовали, обменивались мнениями. Элла Иосифовна была украшением учительской всем своим обликом, манерами.

Коллектив учителей был довольно дружный. Не помню склок, скандалов. Мы проводили семейные вечера, ездили на экскурсии. Жаль только, военных часто переводили по службе и жены уезжали вслед за ними. Вот и Лидия Ивановна вскоре уехала.

Фото № 9.    Любительский снимок: поездка учителей на озеро Севан. 1954 год

Слева направо: Октябрина Акоповна, Галина Абрамовна, Джульетта Торгомовна, Араксия Арамовна, Аэлита Алексеевна, Константин Михайлович. В правом углу Элла Иосифовна.



Фото № 9а.   Виньетка выпускниц 1955 года. Я была классным руководителем. Мой самый первый выпуск


О старших классах, комсомольской организации и учителях того времени довольно подробно рассказала в своем письме-воспоминании выпускница 1955 года, золотая медалистка Раиса Кареновна Арзуманян. Она с отличием окончила вуз, очень скоро стала преподавателем Политехнического института в Ленинакане. Нашу школу окончили и ее две сестры. Они тоже были в числе лучших учеников. Письмо написано в 1977 году, когда школа готовилась к 50-летнему юбилею. Привожу здесь отрывки из него.

     «Из секретарей комсомольской организации я хорошо помню Анохину Свету, Панчукову Леру, Карапетян Нелли. Анохина  была избрана секретарем в 1951/52 учебном году. Серьезная, рассудительная, спокойная, Света пользовалась у нас большим авторитетом.

     В следующем году ее сменила Панчукова Валерия. Энергичная, живая девушка с большими организаторскими способностями, она и сама прекрасно декламировала стихи на всех литературных вечерах, которые у нас часто проводились. Обе, Света и Лера, окончили школу с медалями. К сожалению, об их дальнейшей судьбе ничего не известно.

     В 1953/54 учебном году первым секретарем избрана Карапетян Нелли. В дальнейшем окончила филологический факультет Ереванского университета. В настоящее время работает в Ереване.

     В состав комитета вошли Азовцева Алла (позже окончила факультет иностранных языков Ленинградского университета, работает переводчиком на одном из заводов Волгограда), Клишевич Нона, Казарян Донара (окончила Московский институт текстильной промышленности, работает в Ереване инженером-конструктором), Тараян Алла (окончила Ереванский медицинский институт, работает в том же институте на одной из кафедр).

     Кто из учеников не любил Раису Терентьевну Сахарову, нашу первую учительницу русского языка и литературы? Раиса Терентьевна объяснение урока начинала с беседы, умела заинтересовать нас, подготовить к восприятию, и нам казалось, что до сути дошли мы сами, сами формулировали грамматические правила, и они надолго оставались в нашей памяти.

     Второй преподавательницей русского языка и литературы была Раиса Владимировна Галь. Ее уроки проходили в ровном темпе, преподавание было красивым, эстетичным. Раиса Владимировна привила нам сознательную любовь к литературе, помогала воспитывать чувство прекрасного. Каждый ее урок был интересен сам по себе. Она умела заворожить класс напевными стихами, многие из которых, мне думается, сама и писала.

     Галина Абрамовна Гинзбург пришла в нашу школу в 1953 году. Прежде английский язык вел у нас опытный педагог Егоян Унан Егизарович. Теперь нам не терпелось «проверить» новую учительницу. Галина Абрамовна уверенным шагом вошла, представилась, поздравила нас с началом нового учебного года. Кто-то с места сострил, а она приняла шутку и так добродушно рассмеялась, что мы были покорены.

     В 1953 году педагогический коллектив школы пополнился еще одним талантливым педагогом. Это Лидия Ивановна Шпакова, преподаватель истории. Она не только хорошо преподавала, но и воспитывала. Лидия Ивановна была человеком долга и от учащихся требовала того же. Она в совершенстве обладала педагогическим тактом.

     С приходом Лидии Ивановны общественная жизнь школы получила новую окраску. Нам навсегда запомнятся новогодние вечера с играми и аттракционами, с танцами под духовой оркестр в просторном коридоре старого школьного здания.

     Традицией последнего звонка мы также обязаны Лидии Ивановне: впервые в нашей школе последний звонок прозвучал в 1954 году. Благодаря высокой эрудиции, неиссякаемой энергии, душевной щедрости Лидия Ивановна снискала себе глубокое уважение со стороны учеников.

     Строгой продуманной системой отличались уроки химии в нашем классе. Всегда сдержанная, Люся Давыдовна Нонян во время объяснения не пользовалась никакими ораторскими приемами. Она вела нас в науку кратчайшим и необходимым путем, давала нам все, что нужно для глубоких знаний, и не говорила ничего лишнего. У Люси Давыдовны мы учились не одной химии: она учила нас подчинять продуманной форме изложение материала по всем предметам.

     Запомнились деловые рабочие уроки завуча Акопяна Григория Никитича. Он вел у нас Основы дарвинизма, предмет сложный, с философскими обобщениями. Он приходил к нам с интересными  рассказами о науке и ее развитии. Григорий Никитич был заинтересован  в том, чтобы на его уроке класс жил, думал, расспрашивал, он развивал у нас познавательную активность.

     Мы очень любили красноречивую учительницу армянского языка Бадалян, которая нам открывала красоты родного языка. Эллу Иосифовну Штельмахину, обаятельную и всегда требовательную к себе и к знаниям своих учеников. Каждый урок Эллы Иосифовны воспитывал в нас потребность самообразования.

     Очень гордились мы спортивными достижениями нашей школы, основная заслуга в которых принадлежит товарищу Серго (Саркисян Серго Арташесовичу). Он руководил всеми секциями в школе: легкоатлетической (Клишевич Алла была чемпионкой республики в беге на спринтерские дистанции), волейбольной (команда наших девушек была первой в городе) и другими. И наконец, на школьном дворе был великолепный каток, который содержал в образцовом порядке один товарищ Серго (ведь школа была женской!).

     На выбор моей будущей профессии особое влияние оказали наши преподаватели математики Елена Акоповна Саркисян, Сергей Осипович Котанджян и Араксия Арамовна Казарян.

     Араксия Арамовна была нашим последним классным руководителем. Она всегда была образцом долга учителя в самом высоком смысле этого слова. Контрольные работы были всегда проверены к следующему уроку. Домашние тетради были под постоянным наблюдением. Она находила время  и желание не только для помощи отстающим, но и для стимулирования сильных. Каждый из нас мог предложить свой вариант решения: оценивался не только и не столько запас знаний, сколько способность и желание мыслить.

     Во главе школы была Грануш Левоновна, требовательный и бескомпромиссный педагог. К ученикам и учителям Грануш Левоновна предъявляла строжайшие требования дисциплины. В ее присутствии мы робели. Грануш Левоновна  не искала популярности у учащихся, она руководствовалась интересами дела. За всем успевала следить Грануш Левоновна - за чистотой в школе, за внешним видом учащихся, за содержанием всех мероприятий.

     Ни одно малейшее нарушение дисциплины не оставалось  без  внимания. Без преувеличения можно сказать, что в школе были образцовый порядок и четко налаженная работа. Существовали в школе традиции, которые воспитывали у нас чувство гордости за Родину, за свой народ, за его великие свершения.

     В те годы мы не были избалованы широкими возможностями интеллектуального, эстетического развития. Но Грануш Левоновна находила возможность пригласить в школу известных деятелей науки, искусства, литературы.

     В последний наш  учебный год в школе состоялась встреча с писателем-искусствоведом А. Вагнером, автором книги «Повесть об Айвазовском», прошло несколько литературных концертов с участием артистов Театра им. Станиславского. Благодаря Грануш Левоновне учащиеся получили возможность присутствовать на авторском концерте Арама Хачатуряна, хотя на такой редкий концерт попасть было практически невозможно по причине полного аншлага.

     Грануш Левоновна строго подходила и к отбору внешкольных мероприятий. Гастролировавший как-то в Ленинакане Театр им. Станиславского подготовил несколько спектаклей специально для русских школ. Первая показанная пьеса оказалась слабой и по содержанию, и по исполнению. На следующий спектакль Грануш Левоновна не разрешила идти. Она и тут была бескомпромиссна: ее возмутило, что вместо настоящего идейного искусства было предложено третьесортное произведение.   
   
     Наиболее запомнившихся мероприятий было немало. Но самое впечатляющее - двадцатилетие нашего выпуска. Оно состоялось в 1975 году, в канун тридцатилетия Победы. Словами трудно передать волнующую встречу с участниками войны - бывшими выпускниками нашей школы. Она явилась результатом таланта, воли, многодневных, многолетних трудов и поисков Октябрины Акоповны, вложившей в ее организацию частицу своей души. Это был урок патриотизма, урок гражданственности, урок гордости, за Родину».

Остается поблагодарить Раису Кареновну за такие теплые слова об учителях и хорошую память о сверстницах. Я же продолжу рассказ.

В 1954 году школу взбудоражила очередная реформа: мужские и женские школы объединили. Часть мальчиков из школы № 14 перешла к нам. Последствия десятилетнего не совсем удачного эксперимента сказывались. Вместе с группой мальчиков к нам перешел и мой брат Давид - в 8-й класс. До этого я не могла в подробностях представить его образовательный уровень. А тут вижу - не один он, большинство мальчиков в учебе едва успевают за нашими скромницами в школьной форме с косичками и бантами.

Попытки перенести свое «шкидство» в новую обстановку пресекались Грануш Левоновной  и ее вышколенными кадрами. Мальчикам оставалось или догонять девочек в учебе, или оставаться на второй год и доучиваться. Может быть, школа № 14 поделилась с нами не лучшим своим контингентом, но факт остается фактом: в первый год совместной учебы из 8-го класса, где учился брат, в 9-й из восьми мальчиков сумели перейти только двое, в том числе Давид. В этом классе я проработала три года и хорошо всех помню.

Я Давиду помогала в учебе, особенно в первый год объединения. Но не это было причиной того, что он преодолел барьер. Он не был послушным, скромным и не «грыз гранит науки». Чувство достоинства у него служило стимулом, а юмор помогал выходить из создающихся ситуаций. В качестве учителя в этой области у него стал Николай, мой супруг, с которым они были в большой дружбе. Оба были любителями шуток, розыгрышей.

А ситуация складывалась непростая. Большинство девочек класса хорошо учились, лучше справлялись с заданиями, лучше отвечали у доски, и это давало им какое-то чувство превосходства над мальчиками. Они не преминули этим воспользоваться. Особенно в первый год реформы. Над пришельцами подсмеивались или не замечали их вообще. Словом, мальчикам надо было завоевать свое место под солнцем нашей школы.

Давид сидел за второй партой, а за первой в разных рядах сидели две подружки-отличницы. У одной длинные черные косы - Лена Овсоян, у другой вьющиеся рыжеватые - Рашель Овсепян. Вместе они составляли дуэт красивых насмешниц. Если кто-то избегал попадаться им  на  язычок, то Давид, наоборот, старался не уступать им, парировал тут же. А на уроке потихоньку привязывал косу Рашель к косе Светы Туманян, они вместе за первой партой сидели. Раздавался звонок с урока, те поднимались на перемену - и тут же раздавался визг, крик: «Давид, ты опять?». И это «Давид, ты опять?» по разным поводам звучало не раз и не два.

Я вела у них уроки истории и Давиду поблажек не делала. Как замечу дома, что он не взял  в руки учебник, на следующий день обязательно вызову к доске. Приходилось учить урок, стыдно же двойки получать. Выучит, ставлю тройку. Иногда мои придирки к нему, эти тройки вызывали протест в классе, но я его так учила учиться. К Ремуальду Аветисяну, Эдику Оганджаняну и другим мальчикам относилась добрее, у них основа была слабой, трудно было перестраиваться.

В 8-м классе мальчики были еще шаловливыми. Помню случай с учителем географии Константином Михайловичем. Маленького роста, щупленький такой. Внешняя неказистость восполнялась громким голосом. В руках постоянно указка. Уроки вел шумно, было слышно даже в коридоре. Не любил, когда после большой перемены мальчики опаздывали на урок. Буфет был на первом этаже, класс на 3-м, на другом конце коридора.

 И вот в очередной раз мальчики опаздывают. Он уже стоит со своей указкой у дверей класса, а ребята только показались в конце коридора. Решил проучить. Каждого подбегающего огревал указкой ниже пояса. Тот влетал в класс, потирая ушибленное место. В классе смех. Давид последний. Но как это - влететь в класс, там же девочки! Стоит, не приближается, не хочет. Константин Михайлович:
- Входи!
- Не войду!
- Входи!   

Нашла коса на камень. Константин  Михайлович умел «заводиться». Давид повернулся - и деру от него по коридору. Константин - за ним. Уморительную картину наблюдает Люся Давыдовна, как всегда, не спешащая войти в класс. Она смеется. Тем временем, обогнув по дуге коридор, Давид вбегает в класс и садится на свое место. За ним, еле сдерживая себя, влетает Константин Михайлович, но уже убрал указку и дал волю голосовым связкам. «Если еще раз опоздаете!!!». Мальчики клятвенно: «Не будем!!!». Они любили Константина Михайловича. Он был отходчивый, зла не держал, любил пошутить. Да и указкой их огревал шутя.

Класс постепенно выравнивался, становился лучше. Девочки первенствовали по образованности, мальчики - по смекалке, уму, задору. Были и объединяющие   интересы. В этом и параллельном классах было немало умниц и умников, о которых стоит вспомнить. Это Лиля Карапетян, Нелли Нонезян, Тамара Дмитриева, Майя Хмельницкая, Валерий Евтушенко, Грач Агекян, Валерий Дудко. После окончания школы они расстались большими друзьями и пошли каждый своей дорогой.

Валерий Дудко был сыном Героя Советского Союза, погибшего на войне во время освобождения  Польши. Умный мальчик, подавал большие надежды. Нашу школу окончили две его сестры, будущие педагоги. Валерий серьезно изучал историю. И на уроке, и после часто задавал мне вопросы. Подходил со своими сомнениями. 1956-1957 учебный год был сложным и с политической точки зрения: 20-й съезд КПСС, критика культа личности Сталина. Вопросов было много.

Потом он окончил исторический факультет, карьера его пошла по комсомольской линии, стал членом Челябинского обкома комсомола. Шел  вверх, все выше и вдруг сорвался. Стал пить, все бросил и приехал в Ленинакан к матери. Выделили ему уроки истории в нашей школе. Он был другом Давида, к нам домой приходил часто, хотя Давид уже давно работал в Ереване. Я все расспрашивала его, все старалась понять, в чем причина его срыва. Он не шел на откровенный разговор. Вроде начал пить на бытовой почве развода с женой.

Но однажды вскользь сказал о высоком радиационном фоне где-то под Челябинском и что у него никогда не будет детей. Говорил с каким-то разочарованием и печалью о тогдашнем руководстве ЦК комсомола. Сейчас я понимаю, что он тогда попал в эпицентр одной из техногенных катастроф, о которой мы ничего не знали. Конец его оказался неожиданно быстрым. Было больно и обидно за него.

Судьба остальных одноклассников сложилась более благополучно.
Лена Овсоян, как и ее старшая сестра Тамара (обе окончили школу с золотой медалью), поехала в Москву, поступила на химфак МГУ, вернулась в Ереван, защитила кандидатскую. Нелли, Лиля, Рашель обосновались в Ереване. Эдик Оганджанян стал инженером, участвовал в программе создания единой энергосистемы, потом строил дороги в Армении. Грач Агекян стал врачом. Давид - инженер, сделал хорошую карьеру в Ереване.      
               
Школьная дружба сохранилась. Когда они встречаются, вспоминают, конечно, о школе. В трудные 90-е, когда Армения оказалась, как и другие республики, в глубочайшем кризисе, помогали друг другу как могли и чем могли. Они ценят это школьное братство.

Хороший выпуск дала школа в 1958 году. Тогда ее окончили такие ученики, как Галина Баженова, Эдуард Минаев, Светлана Выпирахина, Изольда Тиросян, младшая из сестер Вальдман (старшая кончала школу в 1956 г. Обе - с золотой медалью), Эдик Оганджанян, Мишурис, Долгих, Бурьянова, Туманян, Самсонов и другие.

О Валерии Самсонове хочется сказать особо. Он был единственным, который, перейдя к нам из мужской школы, сумел сохранить статус отличника, окончить школу с золотой медалью. Валерий был личностью с разносторонними интересами и каким-то внутренним благородством и тактом. Одним из тех, кого учителя еще долго помнят. Он занимался фехтованием, играл на аккордеоне, был душой класса. О дальнейшей его судьбе и карьере мне ничего не известно, знаю только, что он рано ушел из жизни.

Фото  № 10.    Виньетка. Выпуск 1957 года
Фото  № 10-а.  Виньетка. Выпуск 1958 года

Прошло всего несколько лет после реформы 1954 года. Пришельцы из школы № 14 набрали темп и взяли реванш не только в учебе, но и в общественной жизни школы. Они стали лидерами в классах, в школьной организации. Уровень знаний выпускников был довольно высоким.

Особенно запомнился выпуск 1959 года. Украшением этого выпуска были Чугрова Алла, Гунцкая Мимоза, Паян Флора - отличницы, красавицы. Не уступали им мальчики - Оганесян Эдуард, Арутюнян Эдуард, Оганесян Борис и многие другие. В стране чувствовалось наступление оттепели, ребята начинали задавать вопросы, поднимать острые темы. Любителями поспорить, особенно на уроках обществоведения, были Борис Оганесян, Эдуард Арутюнян и другие.

В 1979 году выпускники одного из этих классов отметили 20-летний юбилей. Помню, организатором был Феликс, встречу провели на лоне природы. Пригласили учителей - Грануш Левоновну, которая уже давно не работала, преподавателя физкультуры Серго, Люсю Давыдовну, Араксию Арамовну и меня. Ребятам было за что нас уважать, было что нам рассказать о себе. Мы провели замечательный день.

Из выпускников этого класса девочки стали в основном врачами, и все они особенно благодарили Люсю Давыдовну - за хорошее знание химии, которое им очень помогло. Четверо из этого класса уже защитили кандидатскую степень, а один - Эдуард Оганесян, стал ученым-фармацевтом, защитил докторскую диссертацию. Он создал новый препарат для лечения сердечно-сосудистых заболеваний.

Фото  № 11.    Встреча с выпускниками 1959 г. в честь 20-летнего юбилея 


С Эдуардом Оганесяном у меня и в школьные годы и позже были особо дружественные отношения. Он делился со мной беспокойством о состоянии здоровья своей матери, она болела в его школьные годы. Он мог спорить со мной, в том числе и по вопросам политики, не боялся задавать острые вопросы. Я не боялась отвечать, насколько могла, правдиво. Большая часть таких бесед происходила по дороге домой (он жил недалеко от нас и временами провожал меня до самого дома).

С Эдуардом мы встретились где-то в начале 70-х годов в Пятигорске. Он там окончил фармацевтический институт, был уже преподавателем вуза, кандидатом наук, но по характеру тем же Эдиком, не терпящим фальши и некомпетентных команд. Он говорил, что у него возникают взаимные неприятия с руководством города. Что они пытаются указывать сверху направления работ, особенно в них не разбираясь.

Жена у него была осетинкой. И здесь ему пришлось преодолеть сопротивление ее родителей, которые видели женихом дочери только осетина. В 1979 году, во время юбилейной встречи, он рассказал такой интересный факт из своей пятигорской жизни: в студенческие годы он подрабатывал тем, что пел в ресторанном оркестре. Эдик не считал это зазорным, но, когда стал работать в институте, прекратил певческую карьеру.

Коллеги по институту не знали его как певца. Когда Эдуард защитил докторскую диссертацию, пригласил коллег и друзей в ресторан и в разгар вечера поднялся на сцену, поговорил с оркестром и дал хороший концерт, тряхнув стариной. Он и на юбилейном вечере спел нам под аккордеон.
 
И вот наступили новые времена, а с ними и новшества технического прогресса. Появился Интернет, который связал наших выпускников в разных городах и на разных континентах. Пока я писала эту книгу, происходило много нового в жизни моих учеников. Я с удовольствием привожу здесь отрывки из писем, пришедших мне на сайт «Одноклассники», где с недавних пор у меня есть страничка. Одним из первых отозвался с подробным письмом о себе Эдуард. Приведу отрывки из него:

        «Дорогая Октябрина Акоповна, я безмерно рад, что имею возможность с вами общаться. Скажу несколько слов о себе. Первое. Заведую кафедрой органической химии в Пятигорском фармацевтическом институте с 1974 года. Второе. Издал в общей сложности одиннадцать учебников и учебных пособий, в том числе для фармацевтических средних и высших учебных заведений, а также для поступающих в вузы; одна из этих книг переведена на английский язык. В настоящее время издательство «Академия» готовит к выпуску мой учебник по органической химии для фармацевтических вузов.

      Не для хвастовства, а в качестве информации и лично для Вас: в 1997 году меня наградили медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени, а 2001 году присвоили звание заслуженного работника ВШ РФ. У меня два внука». 


Фото   № 12.  В центре Эдуард Оганесян


Из этого выпуска я переписывалась с Мимозой Гунцкая. Она уехала в Киев. При поступлении в институт не добрала баллов, была зачислена на заочное отделение. Хотелось помочь ей. Познакомила  Мимозу со своей киевской родней, попросила маминого брата, он был заместителем начальника Военно-воздушной академии, помочь Мимозе с переводом на очное отделение. Помогли, подружились, ей уже  не так одиноко там было.

Окончила институт, уехала с мужем на Север. От нее я еще долго получала письма. Она защитила кандидатскую диссертацию. Кандидатами наук стали  Флора Паян, Эдуард Арутюнян, Инесса Ованесян, Борис Оганесян и еще  другие. К сожалению, их имен я не помню.             

Так завершились 50-е годы, когда шло мое становление как педагога. Мой факультет в институте был историко-филологический. Мы изучали равно как мировую историю, так и мировую литературу. Мне это помогло в работе. Я воспринимала многие исторические события и персонажи через художественную литературу, особенно через добротные исторические романы. Они давали возможность ярче и интереснее рассказывать о давних событиях. Это касалось всех курсов истории. Но курс истории СССР и Новой истории ХХ века требовал особого подхода и работы над собой.

Кроме того, предмет этот был крайне политизирован, изложение событий притягивалось к меняющимся установкам властей. То к теории мировой революции, то к теории построения социализма в одной отдельно взятой стране, то к истории стран социалистического лагеря или содружества, которое вот-вот станет мировым, то Хрущевское: «Наши внуки будут жить при коммунизме», Съезды Советов, съезды компартии, а с 1956 года закрытые письма ЦК КП и т. д.

Все это надо было переварить, сопоставить со своим мнением, со своим внутренним отношением и пытаться при этом остаться честным человеком. Нелегко. Это был мой крест. Я имею в виду именно историю как предмет. Может, еще и потому я кинулась в простор внеклассной работы, которая давала и дополнение к курсу истории, и была  школой поиска, находок, сомнений, складывания убеждений. Работа живая  и интересная.

Большое значение в моей  работе имел сам урок. Но о методах ведения урока я расскажу позже. Скажу только, что начало моих уроков шло под бдительным оком Грануш Левоновны и Григория Никитича, требовавших, чтобы ни минуты урока не пропадало даром, чтобы к каждому уроку была подготовка, написан план.       
 
Григорий Никитич говорил, что неладно, если учитель и ученик отличаются на уроки лишь тем, что один из них оценивает ответ другого, т. е. сначала ученик рассказывает содержание урока, потом учитель объясняет новую тему. Чем же они отличаются? Я это хорошо усвоила и всю педагогическую жизнь работала над этим.

50-е годы были интересны еще и другим. Мы были молоды. Многие из нас, пришедшие работать в школу после вуза, обзавелись семьями.

Грануш Левоновна не любила, когда учительницы уходили в декретный отпуск. Это не приветствовалось. По ее мнению, это нарушало ритм работы школы. В декрет мы уходили с чувством какой-то вины и очень быстро возвращались на работу, устроив детей в детские сады или пристроив к бабушкам. Для многих из нас решиться на второго ребенка было сравни подвигу.

А когда учительница армянского языка Женя Левоновна решилась на третьего, то она долго собиралась с духом, прежде чем войти в кабинет Грануш Левоновны и сказать, что скоро ей нужна будет замена. Грануш Левоновна  колко заметила ей: «Все хотите сразу: и работу и многодетную семью иметь. Кто за детьми смотреть будет?». Та заверила, что тетушек и бабушек полон дом, работа не пострадает.

Зато когда появилась наша молодая поросль, наши детишки и для них в школе устраивались всякие праздники, елки, Грануш Левоновна обязательно приходила, смотрела, угадывала, кто чей, удивлялась, радовалась. У нее у самой появились вскоре племянники и племянницы - дети братьев. Она смягчилась. Когда у меня родилась вторая дочь, поздравила, подарила мне индийскую шкатулку, инкрустированную эмалью. Наших детей называла своими внуками, а мужей - зятьями. Ей было интересно, какие у нас семьи.

Мы устраивали семейные вечера. Резвились на них, танцевали, а мужья учительниц вели себя солидно - наслышаны были о характере директора. На одном из таких вечеров, помню, Грануш Левоновна восседала во главе стола, вокруг нее сидели «зятья». Она беседовала с ними, они произносили хвалебные тосты, пили за ее здоровье.

Моему мужу Николаю Анастасовичу солидности не хватало. Участвуя в играх, они с Константином Михайловичем на сцене с завязанными глазами кормили друг друга манной кашей. Вокруг стоял хохот. Не знаю, какое впечатление он произвел на Грануш Левоновну, но учителям он понравился, особенно Люсе Давыдовне и Араксии Арамовне (она была родом из Тбилиси и не преминула перекинуться с ним несколькими словами на грузинском языке, ведь мой Анастасов тоже из Грузии).



                Глава 3.    Шестидесятые годы


О них хочется рассказать подробнее. 60-е - это время оттепели, надежд на перемены, время нестандартно думающих, время умников и умниц, идущих в авангарде, которых позже начнут отбрасывать назад, тормозить их инициативы. Появится понятие диссидент.

Годы оттепели отразились на школе не в меньшей степени, чем на сфере культуры, политической жизни и многих других. По прошествии многих лет я могу с уверенностью сказать, что 60-е были самыми лучшими, самыми интересными годами в моей работе.

Началом перемен послужила новая школьная реформа - переход на 11-летнее обучение, но не с нулевого класса, как когда-то, а растянув на 4 года программу 8-10-го классов. На этот раз ученые-педагоги сделали вывод, что школа отстает от жизни и, значит, надо приблизить преподавание всех предметов максимально к жизни, а в учебной программе выделить один день в неделю на работу старшеклассников на предприятиях в качестве практики.

Мне вспомнилась учебная программа Н. Н. Крупской 20-х годов по трудовому воспитанию строителей социализма с ограничением общеобразовательных предметов: минимум знаний, максимум умения трудиться. Еще тогда против этой программы выступал Луначарский.

По новой программе 60-х трудовое воспитание не шло в ущерб общеобразовательным предметам, всего лишь увеличивался срок обучения. Самым же положительным, на мой взгляд, было введение в школьную программу курса обществоведения. И еще, предполагалось то или нет, 11-летка, задержка 18-летних в школе на год дала новый толчок, способствовала активизации жизни старшеклассников. По закону диалектики количество перешло в качество.

Но в 1960-1961 учебном году все еще была десятилетка. В 1960 году секретарем комсомольской организации был Эдуард Файенберг - очень приличный, воспитанный юноша. Позже школу кончала его сестра Ирина, очень энергичная веселая. Кстати, до войны в нашей школе учились их родители. Отец, Михаил Файенберг, прекрасный врач, бывал в школе на юбилейных вечерах.

В 1961 году выпускными были два десятых класса - мой и Люси Давыдовны. В моем классе лидером была Тамара Текаева. Текаевых в школе было трое: мама Ольга Павловна, учительница, дочери Тамара и Ирина. Все три - интересные личности, оставившие о себе память в школе.

Ольга Павловна преподавала русский язык и литературу. Негромко, неброско, скромно,  спокойно. Главное в ее работе, наверное, были вдумчивость и глубина подачи содержания произведений. Дочки у нее были совершенно самостоятельными. Они уже были школьницами, когда мама, в годы войны работавшая медсестрой в госпитале, поступила на филфак пединститута. Отец у них был на высокой должности в госпитале, мама могла бы «как за каменной стеной» спокойно жить, но тяга к образованию, желание выглядеть в глазах дочерей как лучше взяли верх.

Тамара была избрана секретарем комсомольской организации. Класс мой был равномерно сильным в учебе, много хороших, умных мальчиков и девочек. Я их до сих пор всех помню, хоть и прошло более 50 лет. Это был последний перед реформой выпуск 10-х. Обычно, составляя виньетки выпускных, в верхнем ряду помещают лучших учеников, в нижнем - менее заметных. Но я бы выпускников этого года поставила в ряд. У меня осталась маленькая виньетка. Под фотографиями только фамилии. Попробую вспомнить имена.

Фото  № 13, 14.     10-а и 10-б  классы 1961 года  выпуска

Харазов Эдуард, Абрамян Ашик, Кирик Валентина, Гунцкая Нателла, Барсегян Грач, Текаева Тамара, Сорилов Радик, Назарова Нелли, Мизилёва Галина, Баландин В, Агоян Анаида, Варданян Нина, Оганджанян Автандил, Дацюк Галина. Из 19 только два имени не вспомнила.

Харазов стал офицером. Прислал фотографию, где он в форме. Барсегян - был серьезным учеником.  Семья перебралась в Ереван, о дальнейшей судьбе не знаю. Оганджанян обосновался  в Тбилиси. Часто встречалась с Нателлой. Тамара выучилась на инженера в Москве, работает уже много лет в Щелково. Вспоминаются отдельные эпизоды из жизни моего класса.

На дворе был 1961 год, а Грануш Левоновна все еще «завинчивала гайки». Строго требовала носить школьную форму, белые воротнички, девочкам заплетать волосы в косы, а тут еще распорядилась заплетать одну косу и завязывать бант. А волосы-то у всех разные, не всем идет эта одна коса. Что делать? Как лидер Тамара пошла на эту жертву, девочки тоже поддержали ее, чтобы не было придирок, но в остальном брали реванш. Вместо всяких отчетов об успеваемости, проработки отстающих, пересказа газетных статей на классных часах вели разговоры на интересующие темы, устраивали диспуты, разучивали песни. Кто-то принес слова песни Пахмутовой и класс хором запел:

            «Забота у нас такая, забота наша простая,
            Жила бы страна родная, и нету других забот…»

Поют, а я любуюсь ими. По коридору проходит Грануш Левоновна, заглянула: «Что тут происходит?» - «Поем». Ничего не сказала, пошла дальше. На меня только строго взглянула, мол, идешь на поводу.

В 10-б тоже были замечательные ребята. Линник, Гарибян, Зина Маркарян, Елена Бадалян, Таня Тер-Маркарян, Пивоваров, Малулян, Баженов, Стела Гуларян. И еще Яков Габулян. Он был сыном греческого политэмигранта, прибывшего в Армению в годы массовой репатриации армян (1946 год). Отец - стоматолог, образованный, умный человек. Он к Яше относился как к другу.

Яша рос в самые трудные для семьи годы адаптации на новом месте. Был не по годам серьезным, хорошо учился, большие успехи имел в математике. Контрольные задачи решал быстро, находил разумные способы их решения. Араксия Арамовна волновалась, проверяя его работы, как проследить за ходом его мыслей, что он еще придумал? А остроты Люси Давыдовны отскакивали от него, он не обращал на них внимания, и она перестала применять к нему накатанную практику. Он не был таким, как все. Был одним из весомых, серьезных, подающих надежды выпускников. Сдал экзамены в институт. Родители решили устроить ему отдых, поехали на море. Там и произошла трагедия: он утонул. Невозможно было ни поверить, ни примириться с этим.

В 1962 году школа не дала выпуска, появился 11-й класс, началось изучение нового предмета обществоведение. Для меня он тоже был новым, требовал серьезной подготовки. Отнимала время общественная работа в профсоюзе. В 1962 году меня избрали делегатом 3-го Всесоюзного съезда профсоюза работников просвещения. Запомнилось выступление академика Келдыша на съезде. Он говорил о значении образования. Об этом же говорил на республиканском съезде академик-астроном Виктор Амбарцумян. Особенно об использовании в школах новейшей техники, учебных фильмов и т. д.

В 1962 году в школе произошло еще одно событие: Грануш Левоновна покинула свой пост директора, ушла на пенсию. И я опять вспоминаю о ней, о том, как, даже став учительницей, робела перед ней. Однажды мы с Лидией Ивановной Шпаковой гуляли по городскому парку, сели на скамеечку. Кто-то, проходя, угостил нас семечками, мы стали грызть их.  Далеко, в конце аллеи, показалась Грануш Левоновна. Мы быстро спрятали эти семечки, привели себя в надлежащий вид, поднялись, поздоровались. Она величаво прошла дальше, а мы посмеялись над собой, что мы испугались, как школяры.

В один из дней коллектив наш отправился на экскурсию  в храм Гегард, высеченный в скале. Дорога шла мимо Арташата, где у Грануш Левоновны жила родня. Остановились на несколько минут, она вошла в калитку, вернулась и мы продолжили путь. На обратном пути сказала нам: «Давайте здесь сделаем остановку и отдохнем немного». Мы гурьбой вошли во двор. Нас встретили как дорогих гостей, устроили в саду под деревьями, расстелили паласы, одеяла, угостили фруктами, виноградом. А как же? Это коллектив их уважаемой  Грануш Левоновны!

С начала 60-х годов она все больше стала говорить об уходе на пенсию. Школа была ее домом уже более 20 лет, и лет ей было уже немало. Может, поработала бы еще и хотела, наверное, но чувствовала надвигающиеся перемены, которые переворачивали прежние устои. Многое менялось в школе, все больше было открытости, смелости, исчезала та робость, сдержанность в высказываниях, что были обычными в 40-50-е годы. А ныне - критика культа личности, «закрытые письма» ЦК только для чтения на закрытых партийных собраниях. Ей все-таки пришлось вступить в партию, чтобы сохранить пост. Но она понимала, что методы ее командно-административного руководства уходят в прошлое.

Решение уйти ей нелегко далось. Она советовалась со своим активом. Многие по инерции говорили хвалебные слова, мол, как мы будем без вас, оставайтесь. Другие советовали уйти. Я тоже сказала на этом совещании, что поддерживаю ее решение уйти на пенсию. Мне было больно за нее, я ее любила, но чувствовала перемены, понимала, что дальше против ее методов будут сопротивляться уже и ученики.

Окончательное решение приняла она сама. Мы проводили Грануш Левоновну на пенсию с благодарностью. Она была продуктом своего времени, но ее время отошло в прошлое. Она ушла вовремя, сохранив к себе уважение и добрую память.

Как-то через годы у нас в доме собрались мои школьные подруги. Двери на балкон, выходящий на улицу, были открыты. И как раз мимо проходила Грануш Левоновна. Мы подошли к перилам, поздоровались, а Марго на всю улицу закричала: «Грануш Левоновна, мы Вас любим!». Это та Марго, которую Грануш Левоновна ругала за поклонников и любовь к танцам. Ежегодно мы всем коллективом ходили поздравлять Грануш Левоновну с Новым годом, навещали, когда она болела.

Школу нашу кончали ее племянники. Среди них очень серьезный, умница Лева Абгарян, его сестра-близнец Жанна, красивая, женственная  Мара - дочь старшего брата и другие.

Первый в истории школы 11-й класс был, насколько помню, один. И в нем было больше девочек. Об этом времени написала Алла Петросян в дни подготовки школы к 50-летнему юбилею. Алла была одной из лучших учениц класса. Окончила школу с золотой медалью, поступила в МГУ. По возвращении работала старшим преподавателем кафедры химии политехнического института.

Привожу отрывки из ее письма:

      «Мы были первыми в истории школы, окончившими 11-летку. Нашему трудовому воспитанию уделялось большое внимание. Мы успешно трудились на почте в отделах телеграфа и междугородной станции. Но, безусловно, первостепенное внимание уделялось учебе. У нас практически не было отстающих.

      В настоящее время все мои одноклассники имеют высшее образование. Мы стали изучать новый предмет - обществоведение. Темами многочисленных диспутов, проводимых нами, были понятия о счастье, гордости, чести, творчестве. Они не прошли безрезультатно для формирования нашего мировоззрения. На выпускных экзаменах многие из нас глубоко и содержательно раскрыли тему о нравственных принципах человека».      
                Алла Петросян, 1977 год.

И действительно, введение в программу нового курса очень скоро дало результаты, и один из них состоял в том, что 22 из 25 учеников на выпускном экзамене по литературе письменно выбрали для своих работ свободную тему. Ранее такое трудно было представить.

В этом выпуске была еще одна замечательная ученица - Эмма Панян. Позже она стала учительницей английского языка, завучем начальных классов в нашей школе. А директором школы в тот год стал Артем Саркисович Казарян. Он в 8-9-м классах учился в нашей школе, потом окончил техникум, затем физико-математический факультет педагогического института. Работал учителем математики в школе № 14.

У руководителей горОНО была тенденция отдавать предпочтение мужскому руководству школами. Но в нашем случае идея «твердой руки» не сработала.  Оно и к лучшему. Артем Саркисович был полной противоположностью Грануш Левоновны. Мягкий характер, нерепрессивный, часто уступчивый, далеко не оратор. Его есть за что благодарить. Административно-командный стиль управления сменился на более демократический. В 60-е годы нашей школе такой директор был нужен.

Он не играл роли «новой метлы», не ломал, не менял основных устоев школы, считался с опытными педагогами, не становился поперек новых подходов и инициатив, чаще поддерживал их. А мы, педагоги, свою школу любили и делали для нее все, что каждый из нас мог.

В школе продолжались перемены. В 1963-64 учебном году было два 11-х класса. Вообще 11-летка просуществовала четыре года, но эти два выпуска 1964 года были наиболее интересными, и не только  среди 60-х. А самой интересной личностью, инициатором многих новых  дел был Айк Котанджян. 

Сентябрь 1963 года. Начинался новый учебный год. Айк вернулся из комсомольского лагеря «Орленок». Был такой лагерь для старших классов, как «Артек» для пионеров. В первых числах сентября человек 15, в основном мальчики, пришли в школу в синих галстуках. На мой  вопрос ответили: это атрибутика новой юношеской организации - «Клуба юных коммунаров». У клуба есть девиз - «Наша цель - счастье людей, мы победим, иначе быть не может», устав и поддержка - от газеты «Комсомольская правда». Свой девиз придумали сами ребята. Вскоре появилась и эмблема типа значка. Нарисовал ее Ваган Шахбазян.

В уставе были строки: «Все делаем сами, своими руками, своими ногами, своей головой». Но не это было важно. Важно было то, что тут же появились дела. Приближался день рождения В. Маяковского. В другое время какой-либо класс под руководством педагога выпускал стенгазету или проводил утренник. А тут приходим в школу, в коридоре 3-го этажа плакаты в стиле «Окон РОСТа», в центре портрет Маяковского. Ново, живо, интересно. Главное - инициатива самих ребят, без нашего вмешательства.

Большинству педагогов инициативы и КЮКа, и комсомола понравились, мы их поддержали. Но не все и во всем. Не все мирились с тем, что эти старшеклассники переросли школу в ее тогдашнем понимании. Им нужны были не поводыри, а свобода действий и доверие старших.

По уставу члены КЮКа должны были избрать старшего товарища. Им мог быть учитель или вожатый. Наши кюковцы избрали меня. Я тогда в определенной степени была носителем нового, чему способствовал и новый курс - обществоведение. В нем давались азы философии, экономической науки, этики, поднимались вопросы нравственности. От педагога зависело, как использовать многие темы для бесед, дискуссий, споров, - учить отстаивать свое мнение или просто задавать урок и потом опрашивать. Мне самой и новый предмет, и возможности более живого общения нравились, были интересны.

Но роль старшего товарища КЮКа обязывала ко многому. Надо было оправдать доверие. В моем случае, когда школа всего год как отошла от давно устоявшегося метода управления, выполнять эту роль было непросто. Тем более при такой бурной инициативности, стремлении «все делать самим», какая была у старшеклассников.

Роль взрослого была в поддержке движения, в помощи, если она понадобится. Я ее так поняла. Иногда приходилось становиться буфером между кюковцами с их инициативами и свободой действий и администрацией. Вспомнилась одна история с помещениями для краеведческого музея и комнаты для заседаний комитета комсомола. Кюковцы сами обнаружили небольшую комнату в конце коридора первого этажа.

Там был всякий хлам, оставшийся от ремонта, что-то покидал туда завхоз, что-то уборщицы. Директор согласился отдать нам эту комнату, несмотря на ворчание завхоза. Хлам ребята убрали, решили отремонтировать. Когда? Несколько дней работали после уроков допоздна,  несколько - до начала занятий. Понятное дело: ремонт - это и грязь, и шум, кто-то работал умело и серьезно, кто-то с ленцой, а кто-то воспринял как повод для веселья.

Комната вскоре полностью преобразилась. Там стали собираться ребята. Много мероприятий было там задумано и спланировано. И я с удовольствием принимала во всем участие, ходила в походы, на раскопки, участвовала в «огоньках», вместе мы создавали краеведческий музей… Все это было очень интересно и нужно.

А вскоре к нам приехал Симон Соловейчик - детский писатель, один из организаторов движения КЮК. Он в «Орленке» познакомился с Айком. Айк уже там произвел на него большое впечатление. «Комсомольская правда» тогда печатала материалы о движении КЮК, об отношениях к нему в регионах, о ярких личностях в этих клубах. Соловейчик приехал в Ленинакан как корреспондент газеты.

Все члены клуба и я с ними остались после занятий, собрались в зале, расселись, поставив стулья полукругом, перед нами Соловейчик. Он нас не учил, не инструктировал, затеял что-то вроде игры, которая называлась «инициатива». Сказал: «Я вам поочередно буду давать ключ, через минуту-другую забирать, а вы успевайте придумать за это время какую-то инициативу, интересное дело». Игра заставляла участников быстрее шевелить мозгами в отношении инициатив, отойти от практики получения заданий и отчетов об их исполнении.

Потом он побеседовал отдельно с каждым из членов клуба,  побывал на уроке обществоведения. Его главным образом интересовал Айк как организатор клуба на периферии. На периферии это движение распространялось с трудом, тем ценнее была работа Айка. И поддержка, конечно. Примечательно то, что секретарь Ленинаканского горкома ЛКСМ Левон Петросян поддержал начинания в школе № 2.

О работе школьной комсомольской организации написала тогда газета «Комсомолец» в двух статьях: «Главное начать и быть последовательным» и «Повесть о занятых людях».


                Фото  № 15.      Групповой снимок с Симоном Соловейчиком

                - 1-й ряд  -  Валентина Азаровская, Октябрина Акоповна, Лариса Ершова, Симон Соловейчик, Эдуард Арегакян, Рита Повжиткова, Ирина Текаева.

                - 2-й ряд  -  Ара Арутюнян, Айк Котанджян, Сурен Лазикян, Арташес Агузумцян, Ваган Шахбазян.

На снимке часть членов КЮКа. Нет Аркадия Дозорцева, Михаила Итинсона. Но дело не только в работе клуба. Оба класса выпуска 1964 года были полноценными, хорошими, умными. В этих классах было много запоминающихся ребят. А самой яркой личностью, конечно, был Айк. О нем и написал в газете «Комсомольская правда» С. Соловейчик. Статья называлась «Вариантов не признаю».

                «Как все…»  В двух этих словах заключено много сложных проблем. Одни мучаются оттого, что они не как все - хуже. Другие, наоборот, мечтают быть не как все - лучше. Здесь будет рассказано о человеке, который, сам того не подозревая, хотел бы, чтобы вокруг него все были, как он.

                В одиннадцатом «а» урок истории. Пристроимся на задней парте. Перед нами двадцать с лишним выпускников.

                Вот мощная, неподвижная, как валун, спина Володи Деева. Он штангист, чемпион Армении среди юношей. Но не о нем пойдет речь, он в классе новичок - всего два месяца.

                Вот скромно прижалась к стенке Люда Бобко - тоже чемпионка республики, по бегу. Интересно бы рассказать о ней.

                Впереди, на самой первой парте, необыкновенная прическа - ежиком, но каким! Искусный парикмахер-репатриант придал голове Артюши Агузумцяна подобие геометрической фигуры - с острыми гранями и гладкими плоскостями. Умрешь от зависти. Артюша - славнейший человек. Но и не он будет главным героем рассказа.

                Позади него сидит маленькая, решительная и деловитая Шушик Назарян. Может, на ней остановиться? Разговаривать с Шушик - наслаждение. Точные и яркие мысли, уверенность во взглядах. После этого урока она повесит на стенке очередной номер газеты «Ты и я». В классе нет редколлегии: каждый, кто захочет, может выпустить газету. Шушик делает это чаще других - она прекрасно рисует, окончила художественную школу.

                Пригнувшись к парте, сидит в среднем ряду большой парень в порыжевшем буклевом пиджаке. Пряди русых волос спадают вниз. Отвечает негромким ласковым голосом, неторопливо и задумчиво. Это секретарь комитета комсомола школы Аркадий Дозорцев, всеобщий любимец класса и школы. «Человек без недостатков», «Идеальный человек», «Ну, абсолютно положительный» - так говорят о нем все, и это чистая правда. Это лучший друг нашего героя.

                А вот, наконец, и он сам. Слева, у окна, в светлой рубашке. Ему не сидится. Он то поведет широкими плечами, и тогда под натянутым тонким полотном проступают мускулы крепкой спины, то почти ляжет на парту, то отвернется к окну. Когда Октябрина Акоповна задает вопрос, он чуть-чуть, едва заметно, приподнимает два пальца - так к одиннадцатому классу преображается знак готовности отвечать (первоклассники тянули руки высоко вверх). Это Айк Котанджян. Когда Айк садится вполоборота, становится заметно, что он хмурится и злится. После урока Октябрина Акоповна сердито спросит у подошедшего к кафедре Аркадия Дозорцева:
                - Что сегодня с классом?
                - Не видите, что ли? - так же сердито ответит Аркадий. - Айк повернулся на сто восемьдесят градусов… У Айка неприятности. Но об этом позже.


                Вот что рассказывают про Айка. Летом его послали в комсомольский лагерь «Орленок». Перед отъездом ему написали в горкоме доклад о работе их школьного комитета. В общем-то в докладе все было правильно, но… «В области политико-воспитательной работы… Следуя указаниям…» Ничьим указаниям они не следовали, а просто в школе и вокруг школы развелось много хулиганья и «собачек» - подпевал этого хулиганья, и терпеть их засилье было унизительно. Поэтому Айк сколотил дружину, которая, используя разные методы - от выпуска сатирической газеты «Зеркало» до суровых толковищ в подворотнях, - навела кое-какой порядок.

                Айк прочитал красивый доклад, поморщился, но промолчал. А в лагере не просто разорвал - сжег его. О делах своих рассказал сам. Сумел.

                В том же «Орленке» один бедолага обронил при Айке нелестное про кого-то из девушек. Айк тут же, ночью, вышвырнул его из палатки и сказал:
                - Спи, где хочешь. И чтоб даже кровати твоей в одной палатке со мной не было!
                И кровать выставил. А потом сокрушался:
                - Очень шумно получилось, девушки могли подумать, что это перед ними…
                Айк, - говорю я по поводу еще одного такого же случая. - Разве нельзя… Ну, не кулаками?
Улыбается широко, потом серьезнеет:
                - Нельзя. Это идейные враги.
Это не фраза, фраз Айк не выносит. В семнадцать лет (да и в другом возрасте) отношение к девушкам - выражение идейных взглядов. По этому отношению можно почти безошибочно судить, что за человек перед тобой.   

                Но вот история другого рода. Вечером ремонтировали комнату для музея. Айк варил клей во дворе. Аркадий Дозорцев, другие ребята и девушки решили пока поиграть в волейбол. Айк сказал: «Не надо, не успеем сделать, что наметили». Аркадий ответил: «Успеем». И, конечно, ничего не сделали. Айк был оскорблен. Если браться за дело, то серьезно. На другой день на уроке обществоведения проходили тему «Свобода личности и необходимость».

                Айк перевел теоретическую проблему в житейский план: надо или не надо было идти играть в волейбол? И тут же на уроке, при ребятах, при учительнице стал ругать своего лучшего друга. У Аркадия нашлись защитники. Аркадия все ценят за мягкость в обращении с ребятами и твердость в убеждениях - бывают же такие счастливые сочетания! И все знают, что Айк с Аркадием лучшие друзья. Твердости и у Айка хоть отбавляй, а вот мягкости… Айк разбушевался. Налетел на защитников Аркадия.

                Одному бросил: «Маменькин сынок!», другой с презрением заявил: «Отверни от меня свое глупое ясноглазое лицо», обидел девушку. Через урок он ходил с Аркадием в обнимку, попросил прощения у девушки. Та не приняла извинений:
                - Ты так же легко извиняешься, как и оскорбляешь. И вообще ты невыносим.
                - Ах, так, - вспылил Айк, - тогда катись к черту!
                - Что ты за человек, - говорит ему Октябрина Акоповна. - У тебя нет середины, ты не хочешь знать никаких вариантов. Разве так можно жить?

                Айк считает: только так и можно. Все попытки примириться, найти объяснения, варианты – все ведет к лицемерию, считает он. А отец, его учитель и инженер, не раз говорил: Айк-джан, там, где лицемерие, там ничего хорошего быть не может. Запомни это, сынок». Айк помнит и чувств своих никогда не скрывает. Если любит, то до умопомрачения, если не любит - то до ненависти.

                И к нему так же относятся. Одни ребята его обожают (таких - чуть не вся школа), другие ненавидят (и такие есть). Любят его за то, что здорово учится. Может сделать доклад о строении  ядра атома (и ни слова лишнего в сорокаминутном докладе не будет) и прочитать лекцию о Сарьяне (Айк окончил художественную школу). Может потратить две недели на розыск украденной в школе коллекции старинных монет и все-таки найти ее. Может полезть в драку против семерых, слегка обидевших слабого паренька. И может, не скрывая презрения, буквально третировать человека, показавшего свою бессовестность.

                У него великолепная способность держаться естественно, разговаривать искренне, остро чувствовать фальшь. Девушки говорят:
                - С Айком нельзя обращаться, как с другими мальчишками. С ним обязательно надо быть самой собой… Иначе будешь выглядеть смешной.

                Словом, с Айком трудно. Он ни к кому не приспосабливается, приходится приспосабливаться к нему. Но по-настоящему трудно жить рядом с «легким», легковесным человеком. А с трудным, но твердым - легко. И интересно.      


                Есть такая песня: «Хочешь, иначе я мир переделаю для тебя?». Да, собственно говоря, таких песен много, и кто хоть раз в жизни не мечтал
переделать мир. К несчастью (или к счастью), не очень многим это удаётся…

                Но есть люди, которые действительно умеют изменять мир. Ну, если не весь, то хотя бы мир, их окружающий.

                Вернувшись из «Орленка», Айк вместе с Аркадием Дозорцевым и Артюшей Агузумцяном решили создать секцию клуба юных коммунаров. Сначала их было трое. Потом стало восемь, двенадцать: семь парней и пять девушек, почти все одиннадцатиклассники. На первые же субботники явились без приглашения Рита Повжиткова, Ира Текаева, Эдик Арегакян, Ваган Шахбазян, Сурен Лазикян, Валя Ершова, Ара Арутюнян, Лариса Ершова. Их было бы и больше, но у Айка на все одно слово: «Строгость!». «В строгости, эли, - говорит он, и только приговорка «эли» (вроде русского «ну понимаешь») немножко снижает философскую значительность сентенции, - в строгости друг к другу меры нет!».

                Директор школы сразу поддержал юных коммунаров. Они приходили в школу в пять часов утра и ремонтировали комнату для исторического музея; сидели в школе до ночи и делали радиопроводку в классах; в воскресенье утром они отправились разгружать какие-то там бревна. Они создали в школе настоящую оперативную дружину, и только она и занимается теперь проблемами списывания, драк, побегов с уроков т. д.

                Для школьных вечеров они организовали эстрадный оркестр;  а для того чтобы изменить положение с практикой (ребята на практике, как правило, бездельничали),  создали бригаду, борющуюся за звание коммунистической, и показали, как надо работать.  Потом сделали скрытую проводку в физкабинете и другой мелкий ремонт по школе, месяц возились - заливали каток в школьном дворе, и первый в Ленинакане каток открыли они.

                В общем-то, это как раз и было то, что называется комсомольской работой. Аркадий - первый секретарь комитета, Айк - второй (в Ленинакане есть такая должность). В комитете Артюша и дугие ребята. Но  вокруг комитета сложилась группа ребят, которые раньше и думать не думали  об общественной работе, а на  самом деле оказались великими общественниками. Работали сами и втягивали в водоворот дел всю школу.


                У выпускников-одиннадцатиклассников есть такая острая проблема: характеристика. Получишь хорошую характеристику - легче поступить в институт. Напишут о тебе плохое - об институте не мечтай. На этой почве разыгрываются иной раз настоящие трагедии. Находятся ловкачи, которые вдруг, в одиннадцатом классе, неожиданно начинают пылать любовью к общественной работе, срочно вступают в комсомол, становятся примерными и послушными - из-за характеристики. Таких дружно презирают. Для честного человека одно подозрение, что он «зарабатывает характеристику», невыносимо. И вдруг Айк представил себе: а что, если кто-нибудь подумает, будто вся его затея с клубом ЮК  лишь для  самой характеристики?

                На ближайшем же комсомольском собрании он встал и заявил, что уходит в отставку. «Одиннадцатый класс, эли… Надо заниматься».

                Ира Текаева предложила:
                - Хорошо, ребята, теперь мы будем собирать взносы по шесть копеек. Две копейки комсомолу, четыре - Айку на пенсию.

                Айк уговаривал себя: «Но ведь вправду надо приналечь на уроки!».
А жизнь без секции, без работы, без коммунарских  «огоньков» - тусклая… В один из таких дней и сказали: «Айк повернул на сто восемьдесят градусов…».

                Ребята по-прежнему собирались. Но без Айка скучно. И все-таки он сумел перебороть себя. Недавно состоялся очередной сбор секции - «огонек», и Айк пришел.
                - А как насчет отставки? - спросила Октябрина Акоповна.
                - Все нормально,  - весело откликнулся Айк.

                Потом мы сидели и разговаривали.
                - Знаешь, Айк, - сказал я, - есть ребята, которые не верят, что существует на свете верная дружба.
                - Это типы какие-то, - сказал Айк.
                - И не верят, что есть большая любовь.
                - Это, наверное, циники.
                - И не представляют себе, что то, что называют общественной работой, может быть счастьем.
                -  Тогда как же они живут? - удивился Айк. - Что же это за люди?
Он все это знает - и дружбу, и любовь, и работу. Значит, все должны знать. Вариантов Айк не признает.

               
                Ленинакан                С. Соловейчик

                «Комсомольская правда»  от 22 марта 1964 года. Страничка «Алый парус» № 2 (5).


                Фото   № 16.   Айк Котанджян, Арташес Агузумцян, 1964 год


Через какое-то время С. Соловейчик поместил в «Комсомольской правде» еще одну информацию о нашей школе. Называлась «Напишите злую статью». В ней говорилось о том, как относились к движению КЮК в разных регионах, о жалобах с мест и приводился пример нашей школы, где движение было поддержано.

                «…Во 2-й школе города Ленинакана старшим другом юных коммунаров стала секретарь партийной организации школы, учительница истории Саркисян О. А. Октябрина Акоповна сначала сама училась у ребят, не считала это зазорным, постигала «хитрости» работы КЮКа. Ее помощь старшеклассникам становилась все более действенной. И, по общему признанию, комсомольская работа в школе теперь идет куда живее, чем прежде».

                С. Соловейчик, «Комсомольская правда» от 6 мая 1964 года.



К сожалению, союзное движение КЮК через два-три года затормозили, осудили, распустили клубы, посчитав КЮК альтернативой комсомолу. Мол, как можно, чтобы параллельно существовали две молодежные организации? Как партия будет руководить ими? Испугал, видимо, размах движения. Но оно уже принесло свои плоды.  В газете «Комсомольская правда» появилась страничка для 15-17-летних школьников под названием «Алый парус».

Позже лучшие статьи с этой страницы были изданы в книге под тем же названием. В ней говорилось о цели и призвании, об умении жить для людей, о сложностях характера, о любви, о дружбе. Статья С. Соловейчика об Айке была помещена в главе под названием «Характер». А предисловие к книге написано великим киргизским писателем, лауреатом Государственной премии Чингизом Айтматовым - «Дружи с ветром».

               
Я продолжу рассказ об этом непростом и очень интересном годе моей работы. Приходит ко мне Артюша Агузумцян и рассказывает, что где-то недалеко от школы они с мальчиками обнаружили вход в подземелье, по легенде ведущее из города к реке Арпачай. Хотят попробовать войти в него. Я стала отговаривать, мол, там могут быть завалы, опасно. И, вообще, что это вам даст?

А  сама думаю: если все же пойдут, мне надо быть с ними, не оставлю же я их одних, смогу хотя бы вовремя остановить. Я ведь тоже недалеко ушла от них по возрасту. Мне 34, им по 18. Мне еще близки были  их интересы. Я была у них в роли и товарища, и педагога, и мамы, оберегающей их от рискованных шагов или задумок. Часто ребята гурьбой вваливались к нам домой, чтобы доспорить или рассказать, что они еще придумали. Николай Анастасович, мой муж, принимал их как своих, сдружился с ними.

Ребята были инициаторами «археологических раскопок». Беру в кавычки, потому, что мы не копали, а вели поиск по склонам холмов под крепостью, где потоки воды открывали или выбрасывали наружу черепки, обсидиановые украшения и скребла, глиняные светильники. Находки мы выставляли в своем краеведческом музее, а наши «раскопки» пробуждали у ребят интерес к археологии как науке.

Этой наукой очень интересовался Аркадий Дозорцев. Он брал с собой охотничье ружье, собаку Чингара, и группа наша отправлялась через поля, подмороженные первыми ноябрьскими морозами, к крепости и храму Ваграмаберд. Так мы сокращали себе дорогу (по шоссе 11 км, а напрямик где-то 6-7 км). Ружье и собака были для острастки, все-таки в группе были девушки и педагог.

Где-то у крепости среди скал ребята обнаружили клинопись. Сделали снимок и послали в отдел истории Академии наук Армении. Нам ответили, что эта наскальная клинопись им известна, расшифрована, записана. Относится к VII веку до н.э. Она является как бы пограничным камнем государства Урарту, до этой скалы простирались границы его.   

У Аркадия талант археолога. Он углядел недалеко от храма остатки древней крепости, древнюю кладку стены из грубо отесанных камней. Показывает мне эту стену, а я смотрю и не вижу. Тогда мы подходим ближе к этим камням, и он говорит: «Вот эта кладка стены, а внутри, если немного покопать, видны остатки очага, земля черная, с сажей смешалась». Жаль, что он не стал археологом. Он один из инициаторов создания краеведческого музея.

Айк тоже интересовался краеведением, а для музея пожертвовал свою коллекцию старинных монет, среди которых была даже серебряная монета царя Тиграна II-го (I век н.э.). У Айка много интересов, много талантов, но и эмоции через край. Он сильный лидер, и ребята идут за ним, но его требовательность и к себе, и к другим приводит иногда к конфликту, переживаниям.

Бывало, он приходил к нам в эмоциональных переживаниях за какое-либо дело. Я разбрасывала на столе тонкие разноцветные палочки (индийская игра - надо собирать палочки так, чтобы не задеть другие, разные цвета - разной стоимости; кто больше соберет - тот выиграет). Игра очень успокаивала. Не помню, кто из нас больше выигрывал. Потом только начинали разбор события.

Айк - мастер карикатур. Вместо обычных стенгазет в их классе появляются небольшие листки с карикатурами, шаржами, призывами, шутливыми порицаниями. Нерадивые узнавали себя сразу. В процессе творчества в обоих классах раскрылось много талантов. Прекрасно рисуют Ваган Шахбазян, Шушик Назарян, есть свои певцы и музыканты, нумизматы, краеведы.

Мы часто собирались в своем краеведческом музее. Комната была хорошо отремонтирована, для монет сделаны витрины, на полках шкафа экспонаты - наши археологические находки. Как только открыли музей, мальчики, особенно из 5-8-х классов, стали приносить свои экспонаты: ствол винтовки, меч, секиру, старый ржавый кинжал, штык, обломки сабли и револьвера. Они бы всю школу завалили, не только комнату музея. Но Аркадий был строг в подборе экспонатов.

Окно музея выходило на боковую улицу, и на нем не было решетки. Вскоре наш музей подвергся ограблению. Стекло в окне выломали, унесли главным образом монеты. Среди монет много было серебряных, видимо, это и прельстило грабителей. Мы все в переживаниях. Аркадий, добрая душа, успокаивает меня, мол, не волнуйтесь, а у самого сердце кровью обливается - он принес в музей свои лучшие старинные русские монеты и одну византийскую. Айк молчит, хотя уплыла и его лучшая коллекция.

Но через какое-то время, через неделю, кажется, он появляется на пороге нашего дома весь мокрый (шел проливной дождь), говорит: «Постелите газету на стол», и вываливает из карманов эти монеты. Я в шоке, а он: «Только не расспрашивайте меня, откуда и как я их нашел и вернул». Зная характер, восхищаюсь, но не расспрашиваю. Вот вам еще один его талант - оперативника. Но с ним все равно было трудно. Мы, бывало, ссорились всерьез и мирились, все больше становясь друзьями.

Вспоминаю один эпизод, связанный с Айком. Мальчики, как известно, не обходятся без драк. Драк в стенах школы я не припомню. Однажды после работы, проезжая мимо бульвара, из окна троллейбуса вижу, как по бульвару идет группа мальчиков. Ребята не наши, но среди них замечаю Айка. В конце этого бульвара есть площадка. Там обычно собираются мальчики для «выяснения отношений», словом, место драк. Конечно, забеспокоилась. Уже из дома часа через два звоню Айку.

Айк берет трубку. Лаконично спрашиваю: «Ну как?». Он так же кратко отвечает: «Нормально, только палец вывихнул». Я спокойно кладу трубку. Это наш стиль общения. В подробности мне вмешиваться не следует. Я была хорошо знакома не только с отцом, но и с матерью Айка. Очень приятная, добрейшая, спокойная женщина. О таких еще говорят - устойчивый стержень семьи. Спрашиваю Айка: «В кого ты такой  боевитый?» Он говорит: « У мамы братья были очень боевые, наверное, в них».

Знакома была и с родителями Аркадия Дозорцева. Отец его - сибиряк, Герой Советского Союза, а в 60-е годы начальник укрепрайона города иногда упрекал, мол, вы неправильно воспитываете сына. Аркадий такой добрый, уступчивый, честный, как он будет существовать в этом мире? Так и будет существовать, - говорю, он от рождения у вас такой. Все они разные, хотя и учат их одни и те же учителя, читают они одни и те же книги. Сколько их через эту школу проходит!

А может, он и прав. Я в Аркадии именно эти черты поддерживала. Как я понимаю, он, от  строгостей в семье уходя, много общался со мной. Это вошло уже в привычку: кончается урок, к кафедре подходит Аркадий и о чем-то рассказывает, делится какими-то новостями, советуется по работе. Он несколько в тени, хотя и секретарь школьной комсомолии. Лидер - Айк. Аркадий в будущем - сомневающийся интеллигент. И что с этим поделаешь?

В 1964 году школу кончали два 11-х класса. Об 11-а классе С. Соловейчик рассказал, правда, не обо всех. В классе было много интересных ребят. Мне очень нравился спокойный, уравновешенный Владимир Деев, таким же был Рубен Гришкян. Ершистыми, заядлыми спорщиками были Логинов, Манусаджян, Восканян. Девушки все, как на подбор, активные - Агекян, Громова, Стуканог, Митрясова, Саноян.

Я очень любила этот класс. С ним у меня были ровные, доверительные отношения. Не менее  интересным был 11-б. В нем учились Ара Арутюнян - видный такой, умный юноша, Рита Повжиткова -  смелая, без комплексов, Сурен Лазикян, Киракосян Ашот. Очень хорошие девочки Армик Чахалян, Ирина Файенберг, Лиля Дарчук, Светлана Кириллова, Нелли Петросян, Назик Матевосян, всех не перечислишь.

Нас особенно сближали уроки обществоведения. На них обсуждались разные темы - от политики и до нравственных проблем и, конечно, о дружбе и любви. Они же в этом возрасте все влюбленные ходят. Среди них немало романтиков, хотя есть, конечно, прагматики и ворчуны. Романтиком был Ваган (таким и остался). Однажды на уроке зашел разговор о том, что такое счастье? Избитый вопрос, но каждое поколение имеет свою формулу счастья.

Так вот Ваган говорит: «Счастье - это умение любить. Когда девушку любишь, кажется, что она соткана из солнца».  «Сотканная из солнца» Света сидит рядом с ним за партой потупив очи. Она далеко не «соткана из солнца», но он видит ее такой. В этом его счастье. Он эту первую школьную любовь, влюбленность сохранит в душе, быть может, надолго.

В другом классе идет разговор о дружбе. Тема урока такая. И они опять примеряют ее к себе. Ара спрашивает: «Как быть, если и ты, и твой друг влюблены в одну и ту же девушку?»

                «Ну а если и друг влюблен,
                А ты на его пути?
                Уйди с дороги, таков закон,
                Третий должен уйти».

Мне кажется, вопрос задан не в шутку, не просто так. Многим мальчикам класса нравится златокосая Людмила Стуканог. Она из 11-а, сидит за первой партой, такая спокойная, скромная, ей и в голову не приходит, что это о ней может идти речь. Она вся в учебе, идет на медаль. И тут разгорается спор: «уйти с дороги», значит предать свои чувства, добиваться своего, значит предать друга. У каждого свое мнение.

Я свое держу при себе. Оно совпадает с мнением бабушки из появившегося много позже фильма «Формула любви»: «А ты отбей!», отбей свою девушку, если любишь. Это у графа-то Калиостро!

У нас было много разговоров об искусстве. В тот год в Ереване открылась выставка работ абстракционистов. Кажется, из США привезли. Я поехала, посмотрела, вернулась, сказала ученикам, что картины мне не понравились, никакого позитивного впечатления не оставили. Прошло две-три недели, оба 11-х класса собрались в зале, и Ваган, Шушик и Айк стали рассказывать о творчестве абстракционистов.

Свои доклады они сопровождали показом репродукций и нарисованными самими копиями картин дадаистов, кубистов и прочих направлений авангардистского искусства. Они по своей инициативе решили ответить мне, да и одноклассников просветить, приводя доводы, что все направления в живописи имеют право на существование. Импрессионизм тоже на первых порах многие не принимали, считая абстрактным творчеством.

Очередным мероприятием КЮКа был праздничный «огонек» - они вошли в обиход благодаря телевидению. Наш был со своим оркестром, со столиками, лимонадом и мороженым.


                Фото    № 17.     11-а класс 1964 года

               
                Фото    № 18.     11-б класс 1964 года


В конце учебного года оба класса успешно сдали экзамены, а на выпускном вечере взгрустнули, жаль было прощаться с интересно прожитой школьной порой. В день окончания школы мы получили поздравление от газеты «Комсомольская правда». Ребята написали о своих мечтах и планах на будущее, отдали на хранение мне, чтобы лет через 15-20 собраться в школе и почитать, что сбылось.

Написали друг другу пожелания в блокноты. Блокноты были одинаковые, с эмблемой КЮКа. Получила и я такой блокнот, и ребята стали заполнять его странички. Он у меня хранится до сих пор. Хранятся письма, телеграммы, поздравительные открытки.


                Фото    № 19.        На выпускном вечере (Ирина Митрясова, Аркадий Дозорцев, Людмила Стуканог. За ними Ваган)

Вот только собраться вместе через годы не удалось. Разъехались ребята, жизнь их разбросала. А те, кто в Армении, те встречаются, конечно. Ребята и девочки приходили ко мне в школу и домой, знакомили со своими «половинками». У меня дя них всегда находилось время, я интересовалась их судьбой.

Айк закончил школу с медалью. Его карьера была стремительной и очень интересной: окончил факультет кибернетики Ереванского политехнического института. Был секретарем Ленинаканского горкома ЛКСМ Армении, затем секретарем ЦК ЛКСМ Армении,  в 1982-1983 годах был в Афганистане в статусе советника-посланника ЦК КПСС, в конце 90-х - военный атташе Республики Армения в США. Ныне - генерал-майор, начальник Института национальных стратегических исследований, советник по военной политике министра обороны Армении. Автор многих книг и исследований. Одна из недавних его книг - «Политологические проблемы национальной безопасности: Перестройка СССР - Нагорный Карабах, Закавказье - Афганистан».

Аркадий окончил Ереванский политехнический институт. Инженер в Ереване. Женился на однокласснице Ирине Митрясовой, у них сын Олег. Отец Аркадия был прав. Ему было трудно, но особенно в 90-е годы. Уехал на Украину. Ирина - врач.

 Арташес Агузумцян был директором прядильной фабрики Ленинаканского текстильного комбината. Переехал в Ереван.

 Ваган Шахбазян - преподаватель Ленинаканского политехнического института, кандидат технических наук.

 Владимир Деев работает в г. Обнинске. Кандидат биологических наук.

 Ара Арутюнян - преподаватель Ереванского политехнического института, кандидат технических наук.

 Армик Чахалян - врач.

 Сайкануш Григорян - преподаватель Ленинаканского педагогического института.

 Шушик Назарян - педагог.

Можно продолжить этот список, но ограничусь тем, что практически все представители этого выпуска имеют высшее образование и трудятся, как говорят, на благо.   

Ушел из школы первый выпуск 11-летки. За ним пришли другие...