ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
На площадке у Разделяющего хребта, между Восточным и Южным городом, блаженствовал в солнечных полуденных лучах норс Флиндог. Наконец-то закончились его десять дней. Ещё немного и он сможет передохнуть. Что ни говори, а старость дает себя знать. Все сложнее становилось Флиндогу, облетая Южный город, запоминать события более-менее важные. Рождения, смерти, браки, выборы новых старейшин у ремесленников или прием молодых учеников. Все это, в последнее время, стало ускользать из памяти, словно утренний сон. А Летописец Дихтильф все чаще выражал недовольство невнятными рассказами Флиндога. Но сегодня он будет доволен. Сегодня старый норс расскажет такое, о чем Дихтильф и не мечтал услышать! Это не какие-то простенькие городские новости, а то, что в Летописи будет помечено рисунком и, скорей всего, Дихтильф сам нанесет текст. Да-а, старику Флиндогу повезло! Ещё мальчиком, во времена Великого Иглона Рокзута, мечтая о ремесле норса, он представлял, как принесет ройнам Весть о чем-то невероятном, что войдет в легенды. Тогда ещё был жив Гольтфор – величайший из летописцев, (по правде сказать, нынешний Дихтильф ему и в подметки не годится), и рассказы о событиях, свидетелем которых он был, будоражили сердце маленького Флиндога. Вот это были времена! Правда, старые норсы рассказывали ещё его отцу, что им, в ту пору, и делать-то особенно ничего не пришлось. Но, впечатленный одной лишь возможностью быть там, где зарождаются легенды, мальчик мечтал, что уж он то не оплошает. И сумеет не только вовремя распознать невероятное событие, но и донести весть о нем одним из первых. Вершиной его мечтаний был Большой Совет, где он будет сидеть, на равных с Иглонами, как избранный старейшина норсов ото всех городов.
Эти мечты не оставляли Флиндога всю его жизнь. Он любил свое ремесло и верил в удачу, несмотря на то, что не стал старейшиной даже в своем родном городе. Поэтому, вполне возможно, Судьба и сделала ему подарок. И именно в тот момент, когда, казалось бы, пора на покой.
Флиндог счастливо улыбнулся и встал. Пора лететь дальше. А то, на этом солнце, недолго совсем разомлеть и уснуть. Он расправил крылья, но, перед тем, как взлететь, заглянул в пропасть. Даже в яркий солнечный день вид ее разверстой пасти вызывал ужас. Именно туда упал когда-то Дормат Несчастный со своим наследником. «Бедняга, - подумал Флиндог, - какая судьба! Одно хорошо, он так и не узнал о беде с остальными детьми. И хотя не мне укорять Судьбу, но все же непонятно: отец расплатился за свои ошибки, но за что пострадали дети, которые, не то что ошибок наделать, а и родиться ещё не успели?» Он покачал головой и полетел. Радужное настроение приправилось горечью. Как и все орели, Флиндог любил детей, и мысль о погибших наследниках Дормата расстроила его, несмотря на то, что случилось все это много лет назад. Какой был бы ужас, если бы с его детьми приключилось такое! Но норс тут же отогнал эти мысли и, в очередной раз пожалел Великого Иглона, а, заодно, и всех остальных Иглонов. За свою власть над городами они расплачивались тем, что могли иметь только по одному ребенку, а у него, простого ремесленника, их двое. Сын, который уже давно стал на крыло и считается неплохим норсом, и дочь, которая скоро выйдет замуж и подарит ему, Флиндогу, внуков. А там, кто знает, может, его имя внесут в Летопись, и внуки его внуков будут гордиться своим удачливым предком, передавать о нем рассказы, из поколения в поколение, и, (а почему нет?), попросят у Иглона дозволения выбить его имя над входом в гнездовину.
Флиндог даже зажмурился от удовольствия. С такими приятными мыслями он и не заметил, как пролетел весь оставшийся путь до Галереи Памяти. Даже суровый Дихтильф сказал, что сегодня норс прибыл рано, как никогда. Хотя и не первым. У входа на террасу, где старший ройн принимал вестников, уже ожидали своей очереди норсы Нижнего и Северного городов.
- Прекрасный сегодня денек, - заметил после приветствия Риндольн – норс из Нижнего города.
- Чудесный! - бодро осмотрел небосклон Флиндог. – Давно я не чувствовал себя так молодо! Даже ломота в левом крыле отпустила. Такое блаженство! Вот ведь, пока ничего не болит, и не понимаешь своего счастья, а потом, дернет там, заноет тут, и начинаешь сожалеть, что не длил свое здоровое удовольствие и не берегся сквозняков и холодных ночей.
- Это верно, - согласился Риндольн, а сам подумал, что им, жителям Нижнего города, уберечься от холода и сквозняков гораздо сложнее, чем южанам. И, что ломота и колики происходят у Флиндога по причине старости, которую он всеми силами стремится скрыть от своих собратьев.
- Как дела дома, Флиндог?
- Все хорошо, спасибо.
- Свадьба у дочери скоро?
- Э-э, скоро, - смешался старый норс и изумился про себя: «Когда это я говорил ему, что дочь собирается замуж? Эх, старость, старость, видно, и вправду, пора на покой».
Риндольн же, словно и не заметив смущения собеседника и не догадавшись о его причинах, слегка поклонился:
- Передай ей мои поздравления и пожелания счастья. Я обязательно перешлю с иширами какой-нибудь подарок. Обожаю свадьбы! У нас в городе, за мою смену, три пары соединились. Ещё у двоих вылупились дети и, к радости, никто не умер. А у вас как?
- И у нас, к радости, смертей не было.
Флиндога чрезвычайно растрогало, что Риндольн собирается сделать его дочери подарок, и он захотел сделать в ответ что-нибудь приятное.
- Я сегодня принес большую новость, - доверительно шепнул старый норс, - так что не улетай сразу, послушай.
Риндольн уважительно поднял брови и кивнул.
В этот момент к Дихтильфу прошёл Горсах – вестник с Севера, а к ним вернулся освободившийся Хорнот – норс с Запада.
- Вот у кого, наверное, полно новостей, - поприветствовал его Риндольн. – Главнейший город всегда богат событиями.
- И это так, - Хорнот был полон важности. – Вы можете узнать из первых рук, что скоро нас ждет большое празднество.
- Уж не стали ли на крыло наследники? – восхитился Флиндог.
- Именно. И через несколько дней Великий Иглон Рондихт представит нам своего преемника.
Не успели норсы, как следует порадоваться новости, а к ним уже вернулся Горсах, и Риндольн поспешил к Летописцу.
- Совсем мало новостей, - хмуро бросил вестник с Севера. – Жизнь в нашем городе словно остановилась. Уже третью смену ни свадеб, ни рождений. Одни смерти.
- Это от того, что вы уже давно не обретали статус Главнейшего города, - со знанием дела заметил Хорнот. – Вам нужно лучше заботиться о своих корратах, чтобы набирали побольше Серебряной Воды.
- Моя дочь, кстати, выходит замуж за сына коррата, - встрял Флиндог. – О-о, как красиво они живут! Гнездовина украшена не хуже дворца. А на перилах внешней террасы такая резьба!..
Он умолк, заметив, что Горсах нахмурился ещё больше, и поспешил перевести разговор в другое русло.
- Между прочим, тут вот Хорнот порадовал нас большой новостью. Стали на крыло наследники, и скоро нас ждут большие празднества.
Хорнот, не слишком довольный, что не сам сообщил об этом, подтверждающе кивнул.
- Что ж, - вздохнул Горсах, - тогда поспешу домой. Может, хоть это разбудит наш город.
- Подожди, - остановил его Флиндог, - я тоже кое-что принес. Сейчас моя очередь идти к Дихтильфу. Идите со мной. Уверяю вас, вы будете ошарашены!
Норсы недоверчиво глянули на Флиндога. Им не очень верилось, что старик, давно не приносящий ничего стоящего, мог сообщить нечто важное. Но, из уважения, оба остались.
Им пришлось подождать, пока Риндольн закончит рассказывать и призывно помашет рукой. Дихтильф бросил короткий взгляд на всю компанию, отложил в сторону табличку с крылатым облаком – символом Нижнего города, и придвинул к себе ту, на которой красовалась половинка солнечного диска с лучами вверх – знаком Восточного города.
- Итак, - усмехнулся он, - судя по тому, что вы не разлетелись, а пришли вместе с Флиндогом, его новость из разряда тех, что случаются нечасто.
- Верно, господин Летописец, - поклонился старик, - поэтому простите, если рассказ мой будет сбивчив. Я сильно волнуюсь. Такое нечасто случается. Я имею в виду новость, которую принес, а не то, что я волнуюсь. Волнуюсь я, как вы знаете, крайне редко и, за годы, которые летаю к вам…
- Короче, - Дихтильф сурово посмотрел на Флиндога.
Похоже, старший ройн тоже с недоверием относился к степени важности того, что собирался выслушать. Не исключено, что Флиндог преувеличивает, чтобы привлечь к себе внимание. Ведь всем известно, умение подать новость – один из секретов работы норсов. А старик, в последнее время, стал заметно сдавать. И сам это понимает. Вот он теперь и старается…
- Да, поторопись, - поддержал Летописца Риндольн, - наши иширы принесли от гардов новые сосуды с запахами. Я хочу успеть сделать жене подарок.
Флиндог совсем смутился. Его новость вдруг показалась ему не такой уж и важной. Сейчас ещё на смех поднимут. И, тогда уж точно, в отставку. И так уже вон как смотрят… Нет, надо, надо скорее что-то говорить.
- Ну, в общем, тут вот какое дело. Пару смен назад, я вам рассказывал, - старик поклонился в сторону Дихтильфа, - что наши рофины приняли к себе юного Тихтольна, который приходится сыном Зуринзельту. Тому самому,чей давний предок первым обнаружил, что глубоко под облаками живут бескрылые существа, похожие на нас. Зуринзельт так часто рассказывал об этом сыну, что тот, едва став рофином, стремился только к одному: своими глазами увидеть то, что разглядел его пращур. Конечно, Тихтольна предупреждали, что летать под облака запрещено, что о жизни бескрылых нам известно достаточно и что главная его забота как рофина – состояние вулканов. Но мальчик проявил редкое упрямство и летал все ниже и ниже, словно ему камень привязали. Зуринзельт уже и сам был не рад, что заразил этим сына, но поделать ничего не мог.
Так вот пару дней назад, облетая город, я заглянул к ним в гнездовину, чтобы узнать, что и как. И увидел, что все семейство в сборе и слушает Тихтольна. А тот, израненный и грязный рассказывает такое, от чего я все забросил и тоже сел слушать. И вот что услышал: в очередной раз, залетев под облака, да так низко, что чтобы посмотреть на них, нужно было задирать голову, Тихтольн оказался в центре сильной бури. Что его туда понесло (я имею в виду бурю) не знаю. Но Зуринзельт говорит, что мальчик с детства лез в самое жерло и … - норс осекся, заметив взгляды окружающих, и продолжал, уже не отвлекаясь. – Так вот, ветер был такой, что его бросало по воздушным потокам, не давая опомниться и попасть в течение хотя бы одного. Тихтольн не мог даже крыльями как следует взмахнуть, и обязательно погиб, если бы не случайность. Когда в очередной раз порыв ветра швырнул его на скалы, юноша зажмурился, ожидая конца, но вместо страшного удара почувствовал, что ветер стих., а сам он падает плашмя на какую-то площадку. Случилось почти невероятное: его внесло в небольшую пещеру, которую едва различишь со стороны. Видимо ветры часто задували туда все, что могли поднять на такую высоту, потому что пол пещеры был завален всяким непонятным хламом. Тихтольн утверждает, что там были даже затвердевшие обрывки старинной орелинской одежды и кусочки того материала, из которого нохры делают свои фигурки. Там-то он бурю и переждал. А когда заметил, что выглянуло солнце, решился выглянуть и сам, чтобы посмотреть, куда его занесло. И вот что, орели, он там увидел! Огромный пологий склон, будто бы обрубленный, а на самом краю того обрубка — поселение. Несколько гнездовин вроде наших, но поменьше, и не выдолбленные в скале, а сложенные из ее обломков. Более того, у мальчика отменное зрение, и он, подобравшись поближе, заметил, что и украшения этих гнездовин похожи на наши. Вокруг множество всяких диковин, как сделанных, так и растущих прямо из земли. Но самое диковинное то, что живут там ОРЕЛИ!
- Кто!!!??? – казалось, каждый из слушавших выдохнул это слово. А Дихтильф даже привстал и подался вперед.
- Ты сказал ОРЕЛИ?
- Да! – ликуя, подтвердил Флиндог. – Тихтольн хорошо их рассмотрел, ошибиться невозможно. Было далеко, но мальчик заметил их крылья, они как и наши, только поменьше! Конечно, у них другая одежда, они не летают и питаются наверняка по-другому. Но это — орели! Там двое очень громко переговаривались, поднимая с земли что-то, что повалила буря, и Тихтольн уверяет, что разобрал некоторые слова. Во всяком случае, ругались они в точности как мы.
Флиндог замолчал, перевел дух и осмотрел слушателей. Что ж, ему было чему радоваться. Все вокруг стояли пораженные не менее, чем поразился он сам, когда слушал Тихтольна.
- Что же было дальше? - как-то сипло спросил летописец.
- Ах дальше, - Флиндог уже не спешил и смаковал каждое слово. – Тут нашим рофинам есть чем гордиться, мальчик хоть и упрям, но хорошо воспитан. Нет, конечно, первым его порывом было желание слететь вниз и поближе познакомиться с новыми сородичами. Но затем он справедливо решил, что правильнее будет сначала рассказать об увиденном, а уж старейшины решат, как быть дальше.
- Действительно, умно, - задумчиво обронил Дихтильф, - но было бы ещё умнее, если бы этот рофин рассказал сначала все только тебе. Такая новость, - старший ройн покачал головой, - такая новость не должна распространяться сама по себе.
- Об этом не беспокойтесь. – вновь оробел Флиндог. – Зуринзельт — старый опытный ремесленник, он при мне велел сыну никому ничего не говорить, пока я не сообщу обо всем вам.
- Хорошо, - Летописец встал и строго посмотрел на норсов, - вот что, вы все сейчас же летите к своим Иглонам и оповестите их об услышанном. Я же пошлю гонцов в другие города. Полагаю, соберется Большой Совет, так что ты, - он обернулся к Флиндогу, - подготовь своего рофина. Ему придется изложить все, со всеми подробностями, перед Иглонами. А вам лучше пока помалкивать.., и я вас больше не задерживаю…
Не добавляя больше ничего, Дихтильф быстро собрал таблички и, почти бегом, направился в свои покои. Над террасой повисла тишина. Флиндог переминался с ноги на ногу, не зная, что ему делать. С одной стороны, приказ был яснее ясного: лететь к Иглону. Но с другой, он принес ТАКОЕ известие, и улететь вот сейчас, просто так…
- Что ж, - произнес Риндольн, - мы все поздравляем тебя, Флиндог. Похоже, твое имя попадет в Летопись, а такая честь не каждому норсу выпадает.
- Спасибо, - потеплел душой Флиндог. – Конечно, это чистая случайность… любой бы из вас,.. но я так рад!
- В какой же стороне живут эти орели? – прервал старика Горсах
- Вниз и к западу от Нижнего города.
- Как странно, - переглянулись остальные, - откуда там взяться орелям?
- Не знаю, - пожал плечами Флиндог, - я сам всю ночь над этим размышлял. И знаете, что…
- Что!?
- Я думаю это наследники Дормата…
На террасе Восточного дворца стоял Великий Иглон Рондихт. Не обращая внимания на полную луну и огромные созвездия, он размышлял над тем, что ему делать с открывшимися обстоятельствами. Новость, которую принес Флиндог, несмотря на стремление скрыть ее до поры, разнеслась по городам, скорее, чем лава спускается с вершины. Весь вечер сегодняшнего дня саммы и местные норсы доносили Великому Иглону, что тут и там замечали группки шепчущихся орелинов. И отовсюду только и слышно: «Дети Дормата. Дети Дормата!». Но как? Откуда? Ах, до чего же это все не к стати! Через три дня сыновья Рондихта будут считаться «ставшими на крыло» и после положенных празднеств его наследник Донахтир уйдет с ним в Галерею Памяти. Какое ужасное испытание его там ждет! Нельзя, нельзя, чтобы мальчик пришёл туда, обремененный ещё и этой заботой. Рондихт должен все решить сам и сейчас же. Завтра на Большом Совете он выскажет готовое решение. Мудрое и справедливое, обоснованное во всех отношениях. Конечно, интересно было бы узнать, кто такие эти орели и откуда они взялись, но Великий Иглон уже знает, что выскажется против контактов с ними. Если это на самом деле дети Дормата (что совершенно невероятно), то, тем более, старая легенда не должна оживать вновь. Жаль, очень жаль, что он не может рассказать то, что знает только он один. Поэтому нужно найти убедительные доводы, чтобы оставить все, как есть. И первый, кого он должен убедить — его сын Донахтир, будущий Великий Иглон. Ясное понимание того, что ничего нельзя менять в жизни орелей необходимо ему до того, как он войдет в Галерею Памяти и узнает там, что …
- Не спится?
На террасу вышёл Иглон Восточного города. Он уже какое-то время наблюдал за братом изнутри, гадая подойти или нет. И, наконец, решился.
- Это ты, Ольфан? – Рондихт глянул на брата и тяжело вздохнул. – да не спится, а ты бы уснул?
- Как видишь, я тоже не сплю.
Ольфан пересек террасу и облокотился о перила радом с братом.
- О чем размышляешь?
- О том, как это все некстати. Через три дня я должен представить наших приемников. Мальчикам нужна твердая опора в городах, а тут эта новость. Вот увидишь, у нас ещё будут из-за этого проблемы.
- Да, некстати, - согласился Ольфан. – Я, конечно, понимаю, что не должен спрашивать, но ты ведь уже принял какое-то решение?
- Да…
Братья замолчали, и некоторое время смотрели на звезды в полной тишине. Ольфан явно мучился каким-то вопросом. Пару раз он набирал в грудь воздуха, но ни на что не решался. Рондихт, занятый своими мыслями, на него не смотрел, но когда Ольфан совсем уже было решил ничего не спрашивать, он вдруг услышал:
- Ну, говори же, наконец, что тебя так мучает?
Правитель Восточного города вздрогнул.
- Скажи мне, брат, - неуверенно начал он, - через несколько дней ты покинешь нас. Тебе не страшно?
- Нет.
- Но ведь ты уйдешь навсегда! Я, конечно, не знаю,… но как там?.. что с тобой произойдет?
Рондихт многозначительно посмотрел на брата и тот смутился.
- Прости, я спросил не подумав. Можешь не отвечать.
- Ничего, - Великий Иглон улыбнулся, - я понимаю, почему ты спросил. Но я действительно не боюсь.
- Однако, вышёл ты оттуда… Я же помню! Ты был напуган и смущен.
- Ну, это ..., - Рондихт нахмурился, - это не то, что ты подумал. Скорее я был растерян, что все теперь придется решать самому, без отца. Сейчас не то. Правил я, как мне кажется, достойно, поэтому ухожу с легким сердцем.
- Тогда почему ты не спишь? Я же вижу заботу на твоем лице. И снова испуг. Не думаю, что это только из-за объявившихся орелей. Чем они могут быть нам опасны, если даже не летают?
- Они опасны уже тем, что их заранее определили как детей Дормата. И это меня очень пугает.
- Боишься, что Большой Совет решит передать всю власть им?
- Я боюсь, что изменится ход жизни орелей. И дело тут не в передаче власти. Уж что-что, а ее мы отдаем легко. Но эта легкость не от небрежности, а оттого, что мы сами растим руки, в которые ее передаем. И заранее готовим их к тому, что власть есть бремя ответственности перед Временем за жизни и судьбы тех, кто нам подчиняется. Малейшее, даже самое незначительное изменение хода жизни может, в конце концов, завести очень далеко. Сейчас эти орели лишь источник любопытства. Мы хотим знать кто они и откуда, и опираясь на некоторое сходство внешнего вида и, частично. образа жизни, готовы признать их сородичами. Но они другие и живут СВОЕЙ жизнью. А контакты с ними неизбежно приведут к тому, что изменится не только наша жизнь, но и их жизнь тоже. Кем бы ни были эти орели, обязательно найдутся те, кто расскажет им историю о Дормате. И трудно сказать кому первому — им или нам — придет в голову восстановить справедливость. Впрочем, не важно, кто первый. Вспомни нашего предка Хеоморна и то, что мы знаем о его правлении. Не все и не сразу его приняли. А знаешь почему? Потому, что власть перешла к нему не так, как обычно. И только его мудрость, и строгое следование нашим порядкам дали ему право стать истинно Великим Иглоном. Сейчас же опьяненные стремлением к справедливости, орели захотят включить вновь обретенных сородичей в круг нашей жизни. И под знаменами «детей Дормата» на престолы Шести Городов могут сесть те, кто никогда не жил по нашим законам и даже понятия о них не имеет.
- Но, возможно, они этого не захотят.
- Возможно. Но ведь так же возможно и то, о чем я говорю. Сейчас мы довольны своей жизнью, они, полагаю, тоже. Вступив с ними в контакт, мы не сможем просто прилететь, помахать крыльями и сказать: «Привет, незнакомые сородичи! Мы тут живем над вами хотите вы этого или нет». А теперь подумай, что почувствуют эти никогда не летавшие орели, глядя на нас, гордо взмывающих за облака. Не родится ли в их душах презрение к себе и зависть к нам? А на такой основе, сам понимаешь, легко развить желание властвовать им нелетающим над нами, парящими выше всех.
- Ну-у, так ли уж это обязательно?
- Не обязательно так. Может быть и по-другому: в нас зародится жалость к ним и преувеличенная гордость собой. Разве это лучше? Уже сейчас говорят о БЕДНЕНЬКИХ законных наследниках! Мы предложим им власть из жалости, и будем снисходительно смотреть, как неумело они управляют. А когда первое умиление пройдет, начнем раздражаться, потому, что они все будут делать НЕ ТАК! И в вину им поставим все то, за что раньше жалели.
- Подожди, брат! – Ольфан прервал Великого Иглона и обхватил голову руками. – Ты рассказываешь такие веши, от которых мне не по себе. Я ведь тоже, как все, считал, что если найденные орели потомки Дормата, то мы должны со всем благородством восстановить их в правах законных наследников. Но теперь… Теперь я даже не знаю, что и думать.
- Вот я за вас всех и думаю, - с грустной улыбкой положил ему руку на плечо Рондихт. – Потому и не сплю. Потому и напуган. Не будет хорошей жизни там, где подданные не почитают своих правителей, как должно. Если мы пойдем на уступки, это неизбежно приведет к смене власти. А если не пойдем и не найдем нужных слов, чтобы убедить орелей в правильности своего решения, то рискуем быть уличенными в простом нежелании отдавать власть. Что ни возьми — все плохо. И ты ещё спрашиваешь, страшно ли мне уходить? Да мне страшно оставаться! Но как это ни печально, и здесь я все обязан решить сам, и покинуть вас в скором времени тоже обязан.
Ольфан долгим взглядом посмотрел в лицо Великого Иглона.
- Отец был прав, выбрав тебя своим преемником, - сказал он тихо. – Я поддержу твою точку зрения на Большом Совете и уверен, братья сделают то же.
- Спасибо. – Рондихт отвернулся и будто впервые увидел звезды и луну. – От разговоров с тобой мне стало легче. И в братьях я не сомневаюсь. Сейчас важно, чтобы поняли мальчики. Им править…
Иглоны понимающе переглянулись и пошли с террасы. А следом за ними тихо свернула свой темный плащ ночь.
На следующий день Рондихт изложил свою позицию Большому Совету, как мог, доступно и убедительно. Он старался не смотреть на лица слушателей, чтобы не сбиться, но было видно, что вся сила его убеждений направлена в одну сторону – к скамье, где сидели наследники.
- Я не боюсь отдать власть, - разносилось по притихшему залу. – Мне и так отдавать ее через несколько дней. Но, именно потому, что все эти годы я был вашим правителем и был ответственен за вас, именно поэтому я и говорю: не стремитесь к переменам! Не будь в моем сердце столько любви к орелям, не испытывай я острого желания уберечь вас от бед, я бы первый сказал, (и призвал бы к этому сыновей), «верните наследников Дормата, и пусть они правят»!
Старший Летописец Дихтильф, все время согласно кивавший головой, строго посмотрел на ремесленников. Те слушали очень внимательно, изредка переглядываясь и многозначительно поднимая брови. Судя по всему, слова Рондихта их убеждали. И Иглоны, скрывающие свое волнение за величавым спокойствием, отметили это с удовлетворением.
Им не пришлось поддерживать точку зрения Великого Иглона, когда он закончил свою речь. Большой Совет единодушно выразил одобрение его позиции и окончательно постановил: никаких контактов с жителями поселения, найденного рофином Тихтольном, быть не должно!
Юноша здесь тоже присутствовал. Рядом с Флиндогом он скромно сидел на самой дальней скамье. И, если старик слушал в пол уха, млея от восхищения, что попал на Большой Совет, то Тихтольн не пропускал ни слова из речи Великого Иглона, хотя и ерзал и толкался без конца, чем приводил Флиндога в великое смущение. Решение Большого Совета Тихтольна страшно разочаровало. И пока ремесленники, один за другим, подходили к Иглонам, чтобы выразить им свое почтение и попрощаться, сидел на своем месте, наконец-то, смирно, словно окаменевший. Старый норс никак не мог растолкать его, чтобы незаметно пройти к выходу, пока ещё не все разошлись.
- Неудобно, - шептал он, - Дихтильф на нас уже косится. Мне не нужны с ним неприятности.
Летописец на них действительно смотрел и думал, что теперь делать с этими двумя. Главный вопрос решился, но надо ли вносить имена Флиндога и Тихтольна в Летопись оставалось неясным.
Приглашенные ремесленники, между тем, постепенно расходились. Многие выражали восхищение дальновидностью правителя и надежду, что преемник окажется достойным такого отца. При этом они, не таясь, поглядывали в сторону юного Донахтира, поскольку, мало для кого оставалось секретом, что именно он будущий Великий Иглон..
- Я рад, что ты будешь управлять столь разумными подданными, - сказал Рондихт сыну, когда возле них почти никого не осталось.
- Я тоже рад, что тебя поняли, отец, - серьезно ответил Донахтир. – Этот Совет был для меня хорошим уроком. Я много уяснил сегодня такого, что поможет мне, с честью, оправдать твой выбор.
Рондихт ласково посмотрел на него и гордо обернулся к стоявшему около них Дихтильфу - слышал ли? Но тот смотрел в другую сторону. Проследив его взгляд, Великий Иглон вдруг улыбнулся и, сжав руку сына, шепнул:
- У нас, кстати, есть ещё одно важное дело. Идем.
Они быстро пошли через весь зал к выходу, где, заметив приближающегося Правителя, склонились в поклоне две печальные фигуры.
- Тихтольн, ты совершил великий подвиг, - сказал Рондихт, останавливаясь перед ними. – Понимаю твое огорчение. Но ты был на Совете и слышал, о чем я говорил. Надеюсь, мне не придется ещё раз убеждать лично тебя, что неразумно приносить свое будущее в жертву сиюминутного любопытства.
- Не придется, Правитель, - не поднимая головы, ответил Тихтольн.
- Вот и хорошо. Очень скоро тебя посетит Дихтильф, чтобы подробно перенести все, что ты видел, в Летопись. А в будущем, дети, которых ты заведешь, получат право выбить твое имя над входом в свою гнездовину.
- Благодарю, Великий Иглон, это большая честь.
- Но, отец, - вмешался Донахтир, - мне кажется, что норс Флиндог тоже имеет право быть внесенным в Летопись
- Само собой, - Рондихт широко улыбнулся, - как первый вестник, он это заслужил.
Старый норс просиял и склонился ещё ниже.
- Благодарю, Великий Иглон!
- Ты не перестаешь радовать меня, сын, - заметил Рондихт, когда они отошли. – Я умышленно не поминал Флиндога, желая проверить тебя, и ты молодец, что вспомнил о нем. Это ещё один урок. Он, может быть, наиболее важен для будущего Правителя. Поверь, из счастливой судьбы одного складывается счастливая судьба всех. Поэтому, принимая важное решение, думай, прежде всего, о том, кого оно ущемит. Мой отец по этому поводу говорил: «этим ты защитишь свою спину», и до сих пор ни один Великий Иглон не мог пожаловаться на неверность этого утверждения. Но, кстати, не показалось ли тебе, что Тихтольн все ещё недоволен?
- Показалось. Но, что мы ещё можем? Как его сделать счастливым, если Большой Совет принял решение…
- О-о, милый мой! Решение Большого Совета ещё не означает, что проблема исчерпана. И недовольство Тихтольна тому наглядное подтверждение. - Рондихт вздохнул. - Что, может быть, и кстати. Осталось довершить еще одно, последнее дело: прошу тебя, собери братьев и жди меня вместе с ними в вашей бывшей детской. Мне нужно сказать вам нечто важное.
Комната, которая помнила наследников маленькими толстощекими птенцами, неумело махавшими крылышками, находилась, по традиции, в самой глубине дворца. Там было теплее, чем везде и очень уютно, хотя и темновато. Юноши уже давно не навещали свою детскую и, оказавшись в ней, возомнили себя малышами. Поэтому, когда Великий Иглон пришёл сюда для серьезного разговора, он застал сыновей за шумной возней на полу.
- Достойное занятие для будущих Иглонов, - скрывая отеческое умиление за суровым тоном сказал Рондихт, - а, главное, очень уместное.
Басовито шумящая куча развалилась и наследники, оправляя крылья, одежды, и все ещё пересмеиваясь, расселись по скамьям.
- Ну что, успокоились? – подражая лестам спросил Великий Иглон, - готовы меня слушать?
- Готовы, - откликнулись наследники.
- Вот и хорошо.
Рондихт помолчал, собираясь с мыслями и давая сыновьям возможность настроится на разговор. Он переводил взгляд с одного лица на другое, и не мог отделаться от чувства жалости, которое вызывал в нем вид их сверкающих глаз и разгоряченных, счастливых лиц. Дети! Они совсем ещё дети! И, хотя, умны, благородны, знакомы с любой работой и, для кого-то другого покажутся совсем взрослыми, для него они дети, дети и дети. И жалел он их как детей, которых скоро заключит в себя взрослая жизнь, без права выхода на свободу. Рондихт готов был проклясть тот день, когда Судьбе угодно стало сделать их род правящим, но как Великий Иглон он не мог себе этого позволить даже мысленно. Впрочем, и смотреть на этих юношей, только как на детей, он тоже не имеет права. Они уже спокойны и ждут, что скажет им отец… Нет, не отец, - Правитель. И, как Правитель, он будет сейчас с ними говорить.
- Сегодня Большой Совет принял решение, и вы все его слышали. Поэтому повторяться я не буду. Скажу лишь то, что пока вы не приняли власть, вы обязаны подчиняться этому решению. Но пройдет совсем немного времени и она окажется в ваших руках, а вместе с ней и право отменить решение Совета простым совещанием между собой. Только что перед приходом сюда, я переговорил со своими братьями и высказал им некоторые опасения. Они согласились со мной и заранее одобрили все то, что я собираюсь вам сказать, и о чем хочу предупредить.. Но прежде мне интересно узнать, что вы сами думаете об объявившихся орелях и искренне ли согласились с Советом. Говори первым ты, Бьенхольн.
Будущий правитель Северного города размышлял недолго:
- Я согласен с Советом, отец. Конечно, мне было бы интересно узнать об этих орелях побольше, но, если такие знания могут обернуться во зло, пусть лучше их не будет.
- Ты, Тиорфин?
- Я тоже ничего не имею против решения Совета, - весело откликнулся будущий Иглон Южного города. – Но, может быть, разумнее было бы проследить за новыми соседями, делая это тайно?
- Верно, - подхватил Форфан, которому предстояло возглавить Восточный город. – Мы бы и любопытство свое удовлетворили и решение Совета не нарушили. Я с ним, кстати, полностью согласен.
- Раз есть дополнения, значит уже не полностью, - заметил Великий Иглон. - Что скажет Фартультих?
- Мне предстоит править в Нижнем городе, то есть быть ближе всех к новым соседям. Поэтому думаю, что наблюдение за ними лишним не будет. Кто знает, что им может взбрести в голову?
- Твовальд?
- Мне опасаться нечего, поэтому я за решение Совета безо всяких оговорок. Пусть себе живут, как жили. До сих пор они нам не мешали. Думаю, и впредь не будут.
- Хорошо. Что скажет Роктильф?
- То же, что и Твовальд. Правда, он так считает, опираясь на недоступность Верхнего города, а я — по здравому смыслу. Не попади этот рофин в бурю, унесшую его далеко вниз, мы бы до сих пор ничего не знали об этих орелях и жили бы себе спокойно. Не стоит раздувать из маленькой горы вулкан. Взлететь сюда те орели не могут. Взобраться по скалам?.. Но на это даже нохры не решаютя. Поэтому, зачем слежка? Чего нам, собственно говоря, бояться?
- Самих себя, - задумчиво обронил Донахтир.
- Вот! – Рондихт поднял указательный палец. – Вот то, что составляет суть. Ты прав, Роктильф, бояться извне нам нечего и мы могли ещё сотни лет не знать о том, кто живет под нами, как сотни лет до этого не стремились разузнавать о жизни бескрылых. В Летописи не насчитать и двадцати имен тех, кто летал так низко. А знаете почему? Потому, что это другой мир. Он живет и развивается по своим законам, в которых нам нет места, как и им нет места у нас. Мы общаемся от случая к случаю с гардами и нохрами лишь потому, что они, как и мы, живут на скалах. Во всем остальном это такие же чужаки, как и существа населяющие Низовье. А мы чужаки для них. И в этом залог безоблачного соседства.
Теперь не то. Новые соседи все же орели, и как бы ни было уважаемо решение Совета, окончательной точки оно не поставило. Думаю, впереди нас ожидает множество проблем, и именно о них я и хотел бы с вами поговорить. Всем известна история о Дормате и его детях. Орели так часто рассказывают ее, что мне вполне понятно их стремление впустить в свою безмятежную жизнь немного чуда. Разбавить будни ожившей легендой и верой в то, что птенцы спаслись выращенные кем-то, живущим в Низовье. В этом-то и проблема! Сейчас мои братья оглашают в городах решение Совета. Уверяю вас, недовольных будет множество. В нашем отказе от каких-либо контактов с новообретенными сородичами, орели усмотрят лишь возврат к обычной жизни, тогда как впереди мерцала сладостная разгадка Тайны. И ни что не будет их раздражать сильнее, чем разговоры о будущем спокойствии. Я уверен, что много найдется таких, кто скажет, что Иглоны просто не хотят отдавать власть законным наследникам. Но не меньше будет и тех, кто в обход запретам, устремится вниз, увидеть все своими глазами. На двадцать, а вдесятеро больше рофинов-добровольцев будут, рискуя жизнью спускаться в Низовье. Ты, Донахтир, видел сегодня Тихтольна. Можешь не сомневаться, именно он возглавит эти вылазки.
Наследники переглянулись. Совсем недавно им казалось, что проблема счастливо разрешилась при полном единодушии. А теперь отец заявляет, что неприятности только начинаются, всем стало неуютно и захотелось, чтобы день, который сделает их Правителями Шести Городов никогда не наступил.
Рондихт взглянул на сыновей и понял, что творится в их душах:
- Вам будет нелегко, мальчики мои, - сказал он со вздохом, - глупцы те, кто считает, что мы цепляемся за власть. Она слишком многого требует за право обладать ею. Став Иглонами, вы никогда уже не сможете позволить себе слабость потакать собственным порывам. Если простой орелин в праве ошибаться, то вам такого права не дано. Он может гневаться на вас, вы на него — нет. Ваша обязанность понять, отчего он гневается, и найти способ его успокоить. Подданные, как вулканы. В них полыхает вечный жар внутренней свободы. Вы же всегда должны быть холодны и рассудительны, и видеть поступь своих деяний далеко впереди себя. У меня сейчас нет для вас готовых решений. Все, что я могу, это дать вам эти общие советы и предостеречь. Остальное зависит от вашей мудрости. Вот и все, мои дорогие, что я хотел вам сказать.
Великий Иглон умолк. Молчали и наследники, размышляя над услышанным.
- Как я вас, однако, огорчил, - Рондихт вдруг развеселился. - Тогда примите последний совет — не отдавайтесь неотвратимой заботе до того, пока она не подойдет вплотную. На сегодняшний день серьезных разговоров было более чем достаточно. И обязанность у вас пока одна — готовиться к празднику. Так что немедленно отправляйтесь к Ольфану. Он скажет, чем вы можете быть полезны.
Юноши один за другим потянулись к выходу, но Донахтир остался.
- Отец, - сказал он тихо, - а почему ты не хочешь слетать к амиссиям и спросить совета у них?
Рондихт посмотрел на сына и заботливо поправил его растрепавшиеся волосы.
- Это бессмысленно, мой мальчик. Прости, что ничего не объясняю сейчас, но очень скоро ты все узнаешь. А пока я хочу для тебя только одного…
- Чего?
- Чтобы никому больше не пришло в голову обратиться к амиссиям…
Праздники, посвященные ставшим на крыло наследникам, проходили у орелей всегда весело и шумно. Торжественность оставляли для более официальной церемонии Раздачи Камней. А в эти дни орели всех Шести Городов слетались в Главнейший город, чтобы беззаботно провести несколько дней. Именно беззаботно, потому что итогом празднеств был уход Великого Иглона в Галерею Памяти. По древнему обычаю считалось неприличным превращать этот уход в трагедию, ибо Верховный Правитель не умирает, а только передает власть. Поэтому единственное, чем орели могли выказать ему свою любовь и уважение – это явиться в Главнейший город на праздники в полном составе и проводить его с радушием и весельем.. Обширные родственные связи и просторные жилища позволяли найти приют каждому. Порой в одну гнездовину набивалось до пяти-шести семей и это никого не стесняло. Дружелюбные и гостеприимные орели всегда были рады предоставить кров своим сородичам.
Поэтому, когда после Большого Совета Тихтольн пожелал остаться у своего дяди по материнской линии, никто не удивился. Действительно, зачем лететь в такую даль, если через день нужно возвращаться обратно.
Флиндог тоже задержался, но по другой причине. Его смутило настроение Тихтольна и вечером, отдыхая у Гонсальха, такого же старого норса, как и он сам, Флиндог высказал свои опасения:
- Боюсь, как бы мальчик не стал своевольничать. Уж больно не по сердцу ему пришлось решение Совета. С его горячностью за ним нужен глаз да глаз. Поэтому, пока не прибудут Зуринзельт с Растокной, я буду присматривать за их сыном, чтобы глупостей не наделал.
А тот в это время, сидя также на террасе дядиного дома, жаловался двоюродному брату Лоренхольду на несправедливости судьбы.
- Иглоны просто не хотят отдавать власть, поэтому выдумывают всякие страшилки про какую-то там опасность. А я видел этих орелей своими глазами и уверяю тебя, страшного в них не более, чем в любом из нас. Мы для них гораздо страшнее. Их мало, они даже не летают потому, что даже если это спасенные наследники Дормата, то кто бы их обучил?
- И наши соседи считают, что это потомки тех самых несчастных детей, - вставил Лоренхольд. – Они говорили, что, возможно, таинственные облака унесли наследников Дормата в Низовье, к существам, которые смогли их вырастить. Потом они породнились, а уже их потомки образовали эту общину.
- Соседи, соседи.., - передразнил брата Тихтольн. – Сам-то ты что думаешь?
- Не знаю, - Лоренхольд почесал за ухом. – Наш дедушка говорит, что как раз в ту сторону, где ты нашёл орелей, ушёл после изгнания Генульф.
- Чушь! Генульф не мог выжить без крыльев и без еды. Нет — это дети Дормата. Больше некому. И я хочу это доказать.
- Это как же?
- А очень просто – буду туда летать и смотреть.
- Ты с ума сошёл, - восхищенно прошептал Лоренхольд и бросил взгляд на внутренние покои. – В обход запрета?
- Да, – твердо сказал Тихтольн. Восторг в глазах брата прибавил ему уверенности. – Решение Совета не запрещает наблюдать. Я буду подсматривать и подслушивать. Ничего — дело того стоит. Когда наберется достаточно доказательств, что это потомки Дормата, сообщу обо всем новым Иглонам. И тогда им придется принять другое решение!
Лренхольд с сомнением покачал головой.
- Тебя прогонят за ослушание, как Генульфа — вот и все, чего ты добьешься.
- Не прогонят, потому, что я буду не один…
- А с кем?
- Ты, что же думаешь, никто больше не захочет увидеть новых орелей? Ха! Да у меня уже завтра не будет отбоя от попутчиков, но я, пока, предлагаю только тебе.
- Мне!!! – Лоренхольд судорожно захлопал крыльями потому, что, едва не свалился с перил, на которых сидел.
- Ну, да, - спокойно подтвердил Тихтольн. – Разве ты не хочешь? Прямо завтра и полетим.
Конечно же, Лоренхольд хотел! Это было так смело, так безумно опасно и так любопытно, что надо было быть последним идиотом, чтобы не хотеть. Но это с одной стороны. А с другой — запрет Совета, Иглоны, родители и все та же безумная опасность.
- Я завтра не могу, - промямлил он, наконец, - мне нужно быть на площади и устанавливать карусель.
- А ты и будешь. Утром встанем пораньше и пойдем вместе. Я тебе помогу, чтобы скорее все закончить. А там под шумок и улетим.
- В ночь!?
- В какую ночь! – Тихтольн рассердился. – Я же говорю, что помогу тебе, чтобы освободиться пораньше. Дорогу я прекрасно помню. Если подолгу не отдыхать, то до захода солнца мы уже успеем налюбоваться на новых орелей так, что тошно станет. А назад полетим в сумерки. Тоже ничего страшного. Сейчас период Полной Луны и кстати полупериод между Днями Золочения. А в это время орелям, если ты помнишь, в Низовье летать не возбраняется. Так, что мы и законов не нарушим и дело сделаем.
- А родители? - надеясь развеять последние сомнения, спросил Лоренхольд
- Придумаем, что-нибудь, - беспечно махнул рукой Тихтольн, - мы это делаем ради справедливости. Они должны будут понять … Потом…
Утром юноши отправились на площадь. Лоренхольду, как молодому леппу, нужно было установить в определенном месте уже готовый столб и закрепить на нем подвижное кольцо с прорезями. В эти прорези продевались прочные, сплетенные наммами, веревки с петлями на концах. Во время празднеств, держась за них, малышня с хохотом и визгом моталась вокруг столба, веселясь и укрепляя крылышки.
Тихтольн, ничего не понимавший в ремесле леппов, скорее мешал, чем помогал. Но к удивлению Лоренхольда с работой они справились быстрее, чем ожидалось. Конечно, в другое время молодые люди поискали бы, где ещё нужна была их помощь. Но сегодня, пользуясь тем, что все заняты работой, они проскользнули между гнездовинами, окружающими площадь, и тихонько, не взлетая, устремились к выходу из города.
День был в разгаре. Горы, утратившие рассветный румянец, величаво грелись на солнце. И Тихтольн с Лоренхольдом, упиваясь свободой и удачным побегом, широко расправили крылья. Их радовало все – и солнечный день, и грядущие праздники, и, конечно же, собственная безумно опасная затея. Новые впечатления, которые ожидали впереди, манили даже больше, чем идея о восстановлении справедливости. Правитель Рондихт был совсем даже неплох. И сыновья его тоже отличные ребята. Вот только зачем они приняли такое решение – непонятно! Но ничего, потом сами спасибо скажут…
Веселясь и подбадривая друг друга, молодые люди уже достигли Разделяющего хребта, когда услышали, что их окликают. От досады на внезапную помеху Тихтольн резко развернулся в полете и едва не был сбит подоспевшим Флиндогом.
- Боюсь вам придется вернуться, мальчики, – сказал старый норс тяжело дыша. - В городе полно работы. Негоже молодым и крепким орелям устраивать себе прогулки, когда их помощь так нужна.
- А ты кто ещё? – высокомерно спросил Лоренхольд. – Старейшина? Что-то я тебя не помню.
- Это Флиндог, наш норс, - буркнул Тихтольн. – похоже, он следил за нами.
- Следил, - ничуть не смущаясь, подтвердил старик. – И дальше буду следить. Мне, милый мальчик, твое настроение сразу не понравилось, едва мы с Совета ушли. А, зная, какой ты упрямый, я сразу смекнул — полетит. На все запреты махнет и полетит. Вот, по-моему и вышло. Но ты поступил еще хуже! Не только сам полетел, а сманил с собой и друга!
- Я его двоюродный брат, - встрял Лоренхольд.
- Да какая разница, - погрустнел Флиндог. - Ещё и хуже, что брат. Хотя, кто бы ни был, все плохо. Видно нет у тебя, Тихтольн, разума, если не понял, о чем Великий Иглон говорил на Совете. А раз уж он тебя не вразумил, то мне это и подавно не под силу. Поэтому слов я тратить попусту не буду, а просто не пущу вас никуда и все.
- А по какому праву?! – встрепенулся Тихтольн. – У нас, что на лбу выбито, куда мы летим? Захотелось прогуляться в хороший день после законченной, кстати, работы. Что уже и этого нельзя?
Продолжение:http://proza.ru/2010/02/11/1323