Я сидела в кресле посреди комнаты и рыдала. Передо мной стояла табуретка, на которой, как на пьедестале, расположилась коробка с салфетками. Я размазывала по лицу слезы, сморкалась, и кидала их на пол. Гора мокрых салфеток довольно быстро вырастала у моих ног. Вокруг скульптурной группы "Плачущая женщина" с видом профессора на экзамене, заложив руки за спину и глядя в пол, ходил Ангел. На подлокотнике кресла устроился Чертенок и увлеченно резал лук, чтобы мне лучше ревелось. Сюрреалистичная картина. Собака, от греха подальше, забилась под комод.
- Все, хватит! - несколько раз говорила я, чтобы прекратить это безобразие.
- Нет, ты еще не наплакалась, - не поднимая головы и не прекращая движения говорил Ангел, а Чертенок принимался кромсать лук с еще большим энтузиазмом.
Я послушно продолжала реветь, повторяя про себя "Никогда больше не плакаться Ангелу".
Это как-то случайно получилось. Мне было плохо. Плохо настолько, что боль душевная переходила в боль физическую. Надев боксерские перчатки, я методично избивала диван. Но обычная разрядка не помогала. Тогда я скинула перчатки, встала посреди комнаты и громко заорала: "ААА!", вложив в крик все, что хотелось высказать миру. Ангел ворвался ко мне, теряя нимб на лету. Он сгреб меня в охапку, загородил крыльями от всего мира, и только потом спросил:
- Что с тобой?
- Плохо мне...
- Я уж думал, тебя тут убивают, - беспокойство улетучилось с лица моего хранителя, - Твой вопль во всех сферах слышно, меня аж с совещания экстренно отпустили.
- Можно я тебе пожалуюсь? - спросила я, выбираясь из теплых дружеских объятий и садясь в кресло.
Рассказывать что-либо Ангелу-хранителю - занятие совершенно неблагодарное. А жаловаться такому ангелу, как мой - занятие неблагодарное вдвойне. Он знает обо мне все, а помнит даже больше, чем я сама. Он, конечно, понимает меня лучше, чем кто-либо другой, ему и слова-то по сути не нужны. Но есть одно маленькое "но": с таким хранителем как мой, враги не нужны совершенно. У меня вообще складывается впечатление, что мой Ангел умеет делать ровно три вещи: бардак, цирк и бутерброд. Правда, таланта ему в создании этих трех вещах не занимать. Но, несмотря ни на что, мне совершенно необходимо было озвучить свою обиду на окружающую действительность, заключавшуюся по большому счету в расхожем "Весь мир бардак..."
Жаловалась я минут двадцать. Говорила, и не замечала подвоха, хотя должна была. Ангел слушал меня с серьезным видом, гладил по голове и... молчал. Он не вставлял ехидных комментариев, не пытался перебить меня, чтобы рассказать анекдот, он даже не спросил, есть ли у меня что-нибудь вкусное. Я уж было подумала, что Ангел начал мне сочувствовать, и совершила роковую ошибку.
- ...и аж плакать хочется, - закончила я свой монолог.
- Ну так поплачь, - участливо посоветовал Ангел.
- Не получается, - вздохнула я.
- Сейчас все сделаем! - Ангел оживился, а у меня возникло нехорошее предчувствие. Но было поздно.
Первым делом Ангел выдвинул мое кресло на середину комнаты. Потом поставил передо мной табуретку, сверху, торжественно напевая "Та-да-да-дам!", водрузил на нее коробку с салфетками и замер передо мной с очень заинтересованным видом.
- Так лучше? Попробуй, вдруг получится?
- Иди ты, - огрызнулась я.
- Окей, айн момент, я щас, - пообещал Ангел и исчез.
Вернулся он и правда очень быстро и - не один. Он привел своего закадычного друга Чертенка - существо еще более наглое и суматношное, чем сам Ангел.
- Ей плакать хочется, но не можется, - объяснил Ангел Чертенку, и спрсил - Поможешь?
- Ха, делов-то! - Чертенок зачем-то подпрыгнул и метнулся на кухню.
Раздался грохот передвигаемых кастрюль, шелест пакетов, стук ящиков - Чертенок что-то искал. Ангел смотрел на меня и успокаивал:
- Не переживай, расслабься, сейчас все будет в лучшем виде, любой каприз за ваши деньги...
Наконец, вернулся Чертенок. В руках он держал нож, доску и большую луковицу.
- О, боже, - простонала я и схватилась за голову.
- Нет, шефа я позвать не могу, - извинился Ангел и скомандовал: - Приступаем!
Чертенок пристроился на подлокотнике кресла и начал мучать луковицу. У меня, естественно, почти сразу брызнули слезы, и Ангел заботливо подвинул табуретку с салфетками поближе. Сопротивляться было бесполезно, и я послушно начала плакать.
Так мы и сидели. Я реву, Чертенок режет лук, Ангел ходит с умным видом. А мне с каждой минутой становится все хуже и хуже, хотя до этого казалось, что хуже быть не может. К моим проблемам добавляется обида: мне плохо, а Ангел-хранитель из моей беды делает театр абсурда. И помощи ждать неоткуда, и так будет всегда. Осознав все это, я разрыдалась по-настоящему, взахлеб.
Слезы закончились довольно быстро. А вместе с ними и злость, и усталость, и обида. Я в последний раз вытерла глаза и только тут заметила, что Чертенок пропал, луком в комнате даже и не пахнет, Ангел сидит на диване напротив меня, а пес сидит рядом с креслом, положив голову мне на колени.
- Ну как, помогло? - спросил Ангел.
- Ага, спасибо, - я улыбнулась.
- Тогда давай быстро умываться, и погуляем! - обрадовался Ангел.
Я привела себя в порядок и мы полетели. Стартовали прямо с балкона - в открытое окно и ввысь! Крошечные человечки под нами бродили по крошечным улицам, садились в крошечные машинки и ехали по каким-то своим крошечным делам. А мы мчались навстречу облакам, ветер трепал волосы и хотелось кричать - теперь уже от радости. Мы долго летали, а потом сидели на крутом, поросшем густой свежей травой, берегу какой-то безвестной речушки и молчали. Нам было хорошо.