Скромная демократия кулака

             

       Хорошо быть молодым, здоровенным  студентом-интеллектуалом  в институте с военной кафедрой, щеголять идеальной фигурой, идеалами и жить в стране с этими идеалами. И особенно хорошо и радостно  устремлять к идеалам  окружающих.

       Потёртый  мужчинка шёл по автобусу, останавливаясь возле каждого кресла и матюгал сидящих. Все, в том числе довольно крепкие парни, отворачивались и делали вид, что происходящее к ним не относится. Наконец, он подошел к худому пятидесятилетнему очкарику, сидевшему с женой напротив Эрика. Присутствие жены жертвы доставляло дебоширу  особенное удовольствие, и его выражения стали на пару этажей выше. Интеллигенция затравлено забилась в угол кресла.  Ближайшим здоровяком на этот раз был Эрик и он посчитал, что алкаш грубо вторгся в сферу его влияния.
- Извините, но вы ведете себя недопустимым образом, – вежливо перебил молодой строитель коммунизма причудливый поток отборной брани. И приветливо улыбнулся утомленному пивом. Без паузы гегемон развернул свое словоизвержение и обдал народным творчеством  пособника правопорядка.
        Голубые наивные глаза посерели.
- Дяденька, еще одно выражение и я вас выкину на следующей остановке,- печально вздохнул студент. Это была работа, и студенту было грустно.
Дяденька, найдя собеседника, обрадовался возможности пообщаться и стал выводить уже почти соловьиные рулады за пределами седьмого этажа.
        Показалась остановка, народ стал концентрироваться возле задней и передней двери освобождая место действия у средней, ближайшей к оппонентам. Эрик встал, взял рукой оратора за воротник и поволок к двери. Тот пытался цепляться руками за сиденья, но доброволец порядка потряхивал его, и сопротивление не сказывалось на общей равномерности и скорости движения. Остановка была пуста. Риска задеть добропорядочных граждан, тоже строящих коммунизм, не было. Поэтому эстетствующий студент решил сделать полет стремительным и скользящим. Он согнул объект глаголем, качнув его пару раз для пробы и прикинул траекторию движения тела. Мужичок, видя только свои ноги, беспомощно шарил руками, надеясь уцепиться за что-нибудь. Зрители замерли в ожидании…Ожидание прервал очкастый гуманитарий таки отклеившийся от своего угла.
- Как вы можете так поступать с Человеком!? То, что вы делаете, мерзко и отвратительно!!! – с жаром, пылая праведным гневом и выпрямив спину, обратился он к Эрику.
           Затем он поведал, что людям даны слово и разум, отличающие их от животных. Матерщинник под рукой насильника слегка распрямился и приосанился. Он тоже был носителем слова. В красках и эпитетах просветитель расписал дикость, отсталость и убогость людей обращающихся к насилию. Так ,что все поняли, кто в автобусе самый недостойный и никчемный член общества, тянущий его в  темное насильственное прошлое. Соболезнующие и осуждающие взоры обратились на источник простого и примитивного решения сложнейшей проблемы цивилизации. Паузы в речи были наполнены торжественной тишиной, которую не разделял только автобусный двигатель. Он работал. Гуманитарий был смел и вдохновенен. Его жена тихо шептала в восхищении,
- Не надо, тебе вредно волноваться…
             Защитник приоритета слова  знал об абсолютной собственной безопасности, вытекающей из логики поступка самого Эрика, который знал, что он знает, и мучительно искал выхода из этой логики. Однако, в голове все время  вертелась какая то поповская глупость о «смертном грехе неблагодарности» и мешала думать. Логично и достойно было признать свое поражение. Любитель идеалов понурил голову, выпрямил любителя пива и цветастых фраз, осторожно стряхнул пыль с его пиджака , сдул пушинку с лацкана и бережно усадил помятого соотечественника напротив местного гуманиста.
     -  Извини, Гражданин и Человек! Я вел себя неправильно и не достоин Вашего общества! ...И Вашего, - провинившийся  слегка поклонился очкарику. Двери открылись, и  Эрик вышел на свежий воздух.  Окинув взглядом  автобус, он решил, что ему не надо следующей остановки этого маршрута. Дела в другом месте показались  более важными. В окно было видно, как Гражданин и Человек,  мгновенно забывший о его существовании, тыкал пальцем в гуманитария, растолковывая  в побелевшее лицо  что-то очень важное. И очень впечатляющее, ибо тот снова забился в угол кресла. Женщина чуть не плакала, а пассажиры смотрели в окно. Эрик не чувствовал неловкости от невыполненного обещания и того, что сойти пришлось ему. Автобус с гегемоном и советской интеллигенцией поехал в одну сторону, студент пошёл в другую.
     За болотом рядом с дорогой, с аэродрома взлетали в синее небо серебристые птицы. В них, как и в ржавом автобусе, тоже были люди. Псковские десантники. Эрик пару раз дрался с ними и верил в то, что они есть.


© Copyright: Эдя Псковский, 2010