1.
Вечер был в самом разгаре. Он стоял вне круга танцующих, лениво потягивал пиво и ждал, когда закончится танец – нужно было вытащить одного веселящегося товарища для срочных переговоров на взаимовыгодные темы. Собственно, сам предстоящий разговор занимал его мало: обычный текущий рабочий вопрос, поэтому он позволил себе целиком отдаться наблюдению за одной из пар, а точнее – за женщиной, которая интриговала его с момента их самой первой встречи.
Что в ней особенного? Почему люди тянутся к ней? Мужчины неизменно демонстрируют интерес, а дамы – ревнивую зависть? Да что там говорить о ком-то? Он сам, прекрасно отдавая себе отчет в том, что за ним уже давно закрепилась репутация бирюка и отнюдь не дамского угодника, не мог заставить себя выбросить её из головы. Что в ней есть такого, что он стоит сейчас и наблюдает за ней, вместо того, чтобы продумывать стратегию предстоящей беседы? Вот она откинула голову назад, улыбаясь партнёру по танцу, волосы волной скользнули с плеч, в каждом движении – первозданная свобода… Интересно, она сама понимает, насколько соблазнительны эти её движения бёдрами? Как они должны действовать на партнёра? Она слушает и улыбается слегка рассеяно, одним только взглядом давая понять собеседнику, что заинтересована рассказом, а тот-то старается! Интересно, ей это нравится?
Впрочем, конечно нравится – женщинам вообще нравится внимание привлекать к собственной персоне, а красивым женщинам – вдвойне…
…Он вспомнил, как увидел её в первый раз: во время какой-то выставки.
Заглянув в комнату для переговоров собственного стенда, он увидел тёплую копанию. Ничего неожиданного в этом не было: нормальная практика конца выставочного дня, но пара слегка испуганных, заинтересованных карих глаз запомнилась. Он едва успел поздороваться, но чуть позже, сам не зная зачем, нашёл повод наведаться туда снова – якобы, по делу. Она улыбнулась ему так, словно он был её давнишним другом, и тут же отвлеклась на кого-то ещё, но на душе вдруг стало удивительно тепло. Екатерина…
В тот раз он не успел даже толком попрощаться с ней – она исчезла из его жизни так же неожиданно, как и появилась…
Танец закончился. Она присела перед партнёром в шутливом реверансе. Занятно, но даже в такой неловкой позе, в обтягивающих брюках и на высоком каблуке, она умудрилась выглядеть изящной и … уместной, что ли? Он улыбнулся своим мысля и отправился заниматься делом: работа – что тут скажешь?
Когда он вернулся в зал, всё уже успело измениться: народ, захватив рюмки, кочевал от столика к столику, общался, компании образовывались, чтобы тут же снова распасться, кто-то танцевал, в углу травили анекдоты и с той стороны время от времени слышались раскаты хохота, перекрывающие даже музыку. Собственно, ради такого вот неформального общения и затевается большая часть подобных конференций.
Привычно окинув взглядом отрывшуюся панораму, он нахмурился: её не было. Мысленно обругав себя «ослом», он всё же стал двигаться по периметру зала, пытаясь разглядеть её среди толпы. Его то и дело останавливали, пытаясь втянуть в разговор. Он не сопротивлялся, привычно и достоверно изображал интерес, веселье, удивление – в общем, всё то, что требовалось от него по контексту, и шёл дальше. Он злился на себя: в конце концов, зачем он её ищет? Что удивительного в том, что кто-то уже завладел её вниманием?
…При их второй встрече он сам сказал ей, как удивился, узнав, что она совсем недавно влилась в эту компанию: по тому, как она общалась со «старожилами» и, главное, по тому, как её воспринимали окружающие, в том числе и самые ортодоксальные, он заключил, что она знает этих людей уже не один год и успела заслужить их любовь и уважение, внимание и вообще – своё место среди них…
Он приказал себе отвлечься от ненужных мыслей и в этот момент, наконец, увидел её. Она разговаривала с кем-то, стоя за колонной, поэтому он и не смог разглядеть её сразу. Выражение её лица ему очень не понравилось: она хмурилась, собеседник что-то втолковывал ей, а она, отвечая, кривила рот в ехидной усмешке, но почему-то выглядела при этом почти жалкой.
«Птичка – синичка попалась в силки!» - он ещё додумывал эту мысль, а ноги сами уже несли его в сторону разговаривающих. Да, она действительно выглядела нахохлившимся, злым воробушком.
- Прошу прощения, не помешаю?
- О, ни в коем случае! Как здорово, Коленька, что ты подошёл – мне нужно кое-что с тобой обсудить! Здесь мы уже обо всём поговорили, не так ли? – она смерила своего собеседника презрительным взглядом, изобразив при этом сияющую улыбку, и уже поворачивалась к нему спиной, когда тот буквально выплюнул:
- Ты ведёшь себя, как дешевая шлюха!
Николай отлично видел, как, сметая все остальные эмоции, на её лице расцвело выражение всепоглощающей, первобытной, нерассуждающей, великолепной ярости! Он как будто со стороны услышал собственный голос:
- Мне кажется, следует извиниться перед дамой…
- О, ну что ты?! Он может себе позволить говорить со мной в любом тоне на том лишь основании, что когда –то я была настолько глупа и наивна, что позволила себе влюбиться в него, а ему – убедить меня в том, что это взаимно! – каким-то неуловимым движением она переместилась и стояла сейчас так, будто защищала его, Николая, от своего оппонента. В любой другой момент это бы его позабавило – он был на голову выше и раза в два массивнее противника, мало нашлось бы людей, способных не считаться с его комплекцией, но сейчас он отметил это как-то мимоходом, - Когда-то он разбил меня вдребезги, а сейчас ему не нравится, видишь ли, как отражает свет то, что мне удалось склеить! – к её манере говорить то, что думает, Николай уже успел привыкнуть и не удивился, но в этих её словах было столько ехидства, столько разъедающей душу желчи, что смысл сказанного дошёл до него с опозданием.
Собеседник попытался поймать её руку: «Катя…», но она выставила перед собой ладони:
- Заткнись! Коль, пойдём, потанцуем? – она повернулась, наконец, к нему, и, взглянув в её глаза, он чуть не задохнулся: боль ходила в них тяжелыми волнами, но губы уже пытались радостно улыбнуться, плечи расправились, подбородок вздёрнулся… Он понял, что, если скажет сейчас что-то не то или сделает что –то не так – она не выдержит, её нужно было срочно уводить отсюда. Даже не глянув на мужика, сделав вид, что его вообще здесь нет, он протянул ей руку:
- Я именно это и хотел тебе предложить!
На счастье, танец только что начался и это был именно медленный танец!
- Ой, я совсем забыла – ты ведь не танцуешь? – покаянно прошептала она, и он понял, что ей снова стало стыдно за себя, как во время их третьей встречи…
… Действие происходило в каком-то ресторане, посиделки продолжались уже не первый час и все были изрядно «подогреты», особенно один товарищ, который очень уж активно пытался навязать ей своё общество. Она шутила, смеялась, технично обходя расставленные ловушки, но с каждой минутой её шутки становились всё более хлёсткими. Одна из них была брошена, как ни странно, в его, Николая, сторону: к этому моменту они успели вполне дружески пообщаться, и, казалось, чувствовали себя в обществе друг друга очень комфортно. Народ заржал, а он даже ещё удивиться не успел, как она встала на его защиту, повернула всё так, чтобы смеялись уже над ней самой. И, когда все отвлеклись, принялась просить у него прощения за несдержанность.
Но то, ЧТО она говорила, настолько не вязалось с тем, КАК она это делала, что он растерялся:
- Прости меня, пожалуйста, извини за это хамство, просто я сейчас зла, как шершень! Мне очень стыдно, что моё раздражение вырывается в твою сторону, ведь ты тут совершенно не при чем… - и при этом она так задорно улыбалась ему, что у окружающих наверняка сложилось впечатление, что они продолжают шутить и пикироваться…
- Я как раз подумал, что мне пора исправить это упущение, - он действительно практически никогда не танцевал и сейчас чувствовал себя не в своей тарелке, но ради того, чтобы затравленное выражение ушло из этих оленьих глаз, он готов был и вприсядку пройтись.
- Прости меня, прости… - она подняла к нему лицо, с тревогой и раскаянием вглядываясь в глаза. А он с удивлением впервые заметил, какие красивые у неё губы, чуть припухшие, влажные, подрагивающие в попытке улыбнуться…
Он чуть притянул её к себе, принуждая опустить взгляд: - Тише, не сбивай меня – иначе я оттопчу тебе ноги!
Она хихинула ему в грудь и доверчиво расслабилась, признавая его право как вести себя в танце, так и защищать в кольце рук от тревог и любопытных взглядов…
Потом он отпустил её – не стал удерживать, когда она сказала, что скоро вернётся, хотя и не верил, что она действительно сделает это. А сам, вооружившись рюмкой водки, снова стал прогуливаться от компании к компании, беседуя, шутя, позволяя втягивать себя в несерьёзные споры. Только сейчас у него была конкретная цель: он хотел собрать как можно больше информации о том, с кем она разговаривала. Он и сам себе не решился бы признаться, что им движет ревнивое желание знать больше о человеке, которого она любила… Мнения респондентов расходились: одни говорили, что тот – успешный карьерист, талантливый организатор, душа компании, другие были менее щедры на похвалы, намекали на поверхностность, необязательность и предрекали недолгий взлёт… Но совершенно никто не связывал его имени с Катей, даже вскользь. Об этом стоило подумать отдельно…
А она вернулась. Тряхнула непокорной гривой, рассмеялась чьей-то шутке и охотно позволила затащить себя на танц-пол… Теперь она практически постоянно танцевала, партнёры менялись, но одно оставалось неизменным: их откровенный, жадный, мужской интерес к ней…
Он поймал себя на том, что это обстоятельство его отчего-то злит со страшной силой, вдруг захотелось напиться, чтобы вообще выкинуть всю эту историю из головы, чтобы мир вновь стал простым, понятным и … пустым, неизменно пустым и лишенным какого бы то ни было смысла! И он решительно зашагал к столам, где нарочно уселся спиной к танцующим.
Он выпил уже третью рюмку водки, не закусывая, когда услышал над ухом тихий мягкий голос:
- Что ты делаешь здесь в одиночестве?
Он не стал поворачивать голову – зачем? Он знал, кто говорит и легко мог себе представить, как она при этом выглядит: как низко опустилась при наклоне её кофточка и насколько откровеннее от этого стало декольте…
- Пью.
- Но ведь ты сам говорил, что тебе не стоит увлекаться водкой – это не в твою пользу? –она аккуратно примостилась на краешек стола перед ним и с тревогой заглянула в глаза. Ах, как ему вдруг захотелось поверить в искренность этого участия, в то, что ей действительно небезразлично - напьётся он сегодня или нет…
- Хочу напиться до того, как кто-нибудь из этих … клоунов уговорит тебя уйти с собой… - слова вырвались раньше, чем он успел прикусить себе язык.
Она нахмурилась и, ни слова не говоря, встала и налила себе полную рюмку водки:
- Твоё здоровье!
- Но ведь ты сама говорила, что если пьёшь водку – то с самого начала и только её, иначе это – не в твою пользу?
- А может, я хочу напиться, чтобы ни у одного из этих петухов не возникло даже желания куда-то меня звать? – она решительно налила себе ещё рюмку.
- Ой, стоп, что ты делаешь? – он попытался ей помешать, но она уже выпила и, скривившись, отёрла губы тыльной стороной ладони.
- Либо мы пьём вместе, либо не пьём вообще?
- Идёт. А почему так?
- Что – почему?
- Ты-то зачем пьёшь? – он уже забыл, что собирался извиниться за своё необдуманное замечание.
- А ты не допускаешь мысли, что какой-то женщине может быть неприятно, когда каждый встречный – поперечный тут же хочет залезть ей под юбку? Ни тебе ухаживаний, ни обязательных атрибутов, всё просто: «Вы привлекательны, я – чертовски привлекателен, так чего же время терять?» Это гнусно, меня лично это бесит! – она рассеяно вертела в руках пустую рюмку и выглядела скорее уставшей и разочарованной, чем воинственной.
- Но ведь это доказывает твою привлекательность в глазах мужчин, разве нет?
- Я ЗНАЮ, что привлекательна, но разве у меня на лбу написано: «Лёгкая добыча!»?
- А разве ты - лёгкая? Охотников много, но есть ли среди них удачливые? – он сам себе удивлялся: он не позволял себе подобной наглости ни с одной из знакомых женщин. Внезапно она рассмеялась:
- Ты прав – удачливых нет, это и раззадоривает их охотничьи инстинкты! Ну, почти нет… - она глянула на него с вызовом и теперь уже он улыбнулся:
- Ты – очаровательная кокетка, но меня тебе не провести: даже не пытайся сделать вид, что откровенное желание, которое ты будишь в мужчинах, тебя нисколько не трогает! И не заставляй меня думать, что ты поставила крест на всем роде мужском только из-за того, что один из нас «оказался вдруг».
- Я не увлекаюсь расставлением крестов, избегаю вешать ярлыки и стремлюсь в каждом человеке разглядеть прежде всего индивидуальность. Но объясни мне вот что: почему никто из них не желает задаться вопросом – что спрятано за красивым фантиком? Почему меня-то…
В этот момент к их столику подошла развесёлая компания, их оттеснили друг от друга, увлекли потоком нестройной пьяной болтовни, смеха… Какая-то дама повисла на его руке, кокетливо хлопая ресницами.
А её кто-то потащил танцевать. Он пытался побороть неожиданно возникшее раздражение, вызванное таким несвоевременным вмешательством, пытался уловить какую-то мысль, вызванную её словами, что-то, что могло враз сделать всё простым и понятным. Но приклеившаяся к нему женщина слишком громко и призывно смеялась, парень напротив слишком настойчиво предлагал проникнуться какой-то проблемой, кто-то уже начал петь… Все шумели и веселились и им не было никакого дела до того, что вот прямо сейчас он уже вполне мог бы знать ответ на вопрос: «Так в чем же её секрет?»
Недалеко от себя он увидел своего партнёра Егора и вдруг подумал, что идеальный выход сейчас – разыграть пьяного и уйти, чтобы в тишине своего номера вновь вспомнить весь их разговор, всё, что произошло сегодня и, может быть, всё же понять – что его так в ней привлекает?
Играть почти не пришлось – Егор не в первый раз уже уводил его с подобных вечеринок, поэтому с ролью своей справился без суфлёра: подставил плечо и повёл прочь из зала, с кем надо – отшучиваясь, где надо отмалчиваясь.
Она возникла как всегда неожиданно, поднырнула под правую руку и молча зашагала с ними в направлении лифтов. Егор, обычно более чем дипломатичный, с ней почему-то не стал миндальничать, что в данном случае могло означать лишь одно – они давно приятельствуют:
- Возвращайся в зал, я его сам отведу.
- Иди к черту! – в тон ему ответила она.
В лифте Николай выпрямился и уже сам отправил Егора, сказав, что вполне обойдётся одним провожающим.
Она прислонила его к стенке лифта и озабоченно заглянула в лицо:
- Тебе совсем – совсем не нравятся такие тусы?
- А может быть, я просто не умею пить?
- Тебе просто скучно, правда? Никакого удовольствия – одна работа?
- Мне больше нравятся маленькие компании, если ты об этом. Когда столько народу собирается – остаётся только одно – работать.
- Ты пил без меня?
- Нет, клянусь! Хватило и того, что выпил до тебя, – он улыбался прямо в эти встревоженные участливые глаза и хотел только одного – чтобы лифт никогда не останавливался.
- Да ты, братец, симулянт!
- Ничего подобного! – он сделал шаг из лифта и вполне достоверно покачнулся: выпито и в самом деле было не мало.
- Ничего, вот доведу тебя до номера и пойду спать. В сущности, я даже благодарна тебе – такой повод слинять!
- Ты что же, тоже не любишь людные сборища?
- Ничего похожего! Я – тусовщица, мне очень всё это нравится, вот только…
- Только – что? – он повернулся к ней, забыв даже, что собирался вставить ключ в замочную скважину. Она этим тут же воспользовалась: отобрала ключ и сама открыла дверь, засуетилась, захлопотала вокруг него…
- Что ты хотела сказать? – он поймал её, когда она уже пыталась проскользнуть обратно к двери, заглянул в лицо, - Что ты хотела сказать, птичка – синичка? – повторил он уже мягче, улыбаясь и, как бы ненароком, оттесняя её от выхода.
- Ты вполне справишься уже без меня.
- Если ты сейчас уйдёшь – я спущусь вниз и теперь уж напьюсь от души!
- Шантажист! Почему ты не хочешь, чтобы я ушла?
- Сам не знаю, крутится в голове что-то, что-то важное, какой –то ответ, какое-то решение, а поймать не могу, твоё присутствие меня успокаивает. Побудь немного здесь? – он растянулся на постели и даже прикрыл рукой глаза, демонстрируя ей свою полную неопасность.
- Мужики… Ты хоть понимаешь, что, если бы я дорожила соей репутацией, сейчас была бы на грани самоубийства: одна, ночью, у постели нетрезвого мужчины… - она принялась стягивать с него туфли.
- Так что же тебе не нравится в тусовках подобного рода? – из-под руки ему было её отлично видно: она присела на край кровати, зажала ладони между колен и была сейчас похожа на школьницу, готовящуюся отвечать трудный урок. Но, оказалось, он слишком плохо её знал: она глянула на него с весёлым недоумением и засмеялась:
- Мужчины!
- А всё же?
- Я же говорю – мужчины!
- О? – он поймал себя на мысли, что лежать вот так – удивительно покойно, даже глаза зажмурил, а её голос уносил его куда-то далеко – далеко…
- Удивительные вы существа, мужчины, совершенно непобедимые даже для самих себя. Каждый из вас страдает, вполне очевидно, от «недооцененности» и «непонятости», каждый жаждет прикосновения к душе, но при этом норовит забраться именно под юбку всякой, кто хоть намёком дала вам понять, что готова выслушать, проникнуться, оценить… Стоит только отнестись к вам по-человечески – как вы тут же бросаетесь новую звёздочку на фюзеляже рисовать и дико обижаетесь, когда вам этого не дают сделать…
« Вот! Вот оно! – с восторгом думал он, уносясь в страну сонных грёз, - Вот в чем её секрет: она искренна! Дружелюбный интерес – это не маска! Она действительно такая! Но, Господи, как же ей тяжело, наверное, по жизни приходится с таким отношением… Как же, в самом деле, задевает душу, не прикрытую цинизмом, вся эта пошлость… Но как она держится!..»
2.
Он проснулся от чувства какого-то несоответствия, в картине мира что-то явно было «не так», и он никак не мог взять в толк – что же его разбудило в такую рань? И вдруг он услышал тихое сонное сопение рядом с собой. Он не решился даже голову повернуть, только скосил глаза и остатки сна разом покинули его: свернувшись клубочком у него под боком, спала она. Она лежала, доверчиво прижавшись к нему спиной, уснула одетой, наверное, просто прилегла на минутку, и её сморил сон…
Он закрыл глаза и, улыбаясь, стал рассуждать о том, что вчера в зале добрая половина мужчин мечтала проснуться утром и найти её в своей постели, а она уснула рядом с ним. Расскажи кому – не поверят: провели ночь вместе и чем занимались? Спали!
Ему захотелось повернуться к ней, обнять, прижать к себе, зарыться лицом в волосы, найти губами складочку за ушком и поцеловать легко, так, чтобы она не проснулась, а только сонно улыбнулась в ответ на ласку… Беречь её сон, защищать её, поймать первый утренний взгляд, разглядеть в нём нежность, вдыхать её аромат и строить планы на предстоящий день… Целовать улыбающиеся губы, дотронуться до кожи, задержать пальцы на пульсирующей на шее жилке и двинуться ниже… Любить её…
Он позволил своим мыслям мягко и бесплодно покачиваться на волнах фантазии, потому что знал, что ничего из этого делать сейчас нельзя: нельзя обмануть её доверие, нельзя стать для неё одним из множества похотливых самцов. Да, возможно, если бы он проявил настойчивость, то, быть может, уже сегодня утром у него появился шанс получить это восхитительное тело. Но ему-то, ему нужна была она вся: от кончиков ногтей до самой мимолетной рассеянной улыбки.
Он даже не пытался понять – зачем, просто под умиротворённое сонное дыхание в этот серый неприветливый рассвет блистательная истина открылась ему, и игнорировать её он больше не мог: он любит! Любит непредсказуемую, нежную, отважную, ранимую, умную, кокетливую, дерзкую, обворожительную, добрую, ироничную, искреннюю женщину, так похожую порой на маленькую девочку … Воительницу с огромным сердцем, хранительницу с мудрым взглядом, соблазнительницу с острым язычком… Огонь и ветер, шёлк и шипы, вальс в тишине, уютный дом, посреди метели … Разрушительный тайфун страстей и мягкость грёзы…
Когда он снова открыл глаза, солнце било сквозь закрытые шторы, а рядом с ним никого не было.
Пока умывался и принимал душ, какой-то до боли противный голосок нашёптывал ему, что он – просто дурак. «Любовь – морковь», видишь ли. А может быть она – совсем не такая, может он всё себе выдумал? Она пришла ночью в номер к мужчине и не подумала уйти – возможно, она ждала от него более решительных шагов? А он развёл сантименты, заигрался в благородство… Может, она сейчас думает, что он просто тюфяк? Неудачник? Импотент? Почему она вчера уделяла ему столько внимания? Возможно, она просто охотница за острыми ощущениями? Или ей замуж захотелось?
Он понимал, что всё это бред и в нём говорят сейчас последствия вчерашнего вечера, когда было выпито намного больше, чем нужно. Он пытался заставить мерзкий голосок заткнуться, но отмахнуться от того, что всё это вполне может оказаться правдой никак не получалось... Он презирал себя за эти мысли, но не мог от них отделаться и тогда решил: «Пусть всё идёт, как шло: если она та, кем я её считаю – всё это не будет иметь ровным счетом никакого значения, но если она действительно ждала от сегодняшней ночи большего – что ж, поделом мне, значит, я ошибся».
Занятый своими размышлениями, он умудрился порезаться при бритье, забыл надеть галстук и долго не мог сообразить – вернётся ли он в номер после завтрака и нужно ли ему брать портфель.
Холл гостиницы встретил его сдержанным гулом голосов. Воспользовавшись тем, что находится на возвышении (в холл вели несколько ступенек), он огляделся. И практически сразу заметил её: она снова разговаривала со вчерашним коротышкой. И сейчас тот тоже что-то увлеченно вещал ей, но на сей раз она слушала его с вежливым интересом, не более. Николай не спускал с неё глаз, направляясь к коридору, в середине которого находился вход в ресторан, но не стал даже приближаться: кто он такой, чтобы решать – с кем ей общаться? Какие права дала ему сегодняшняя ночь, чтобы вмешиваться в её жизнь?
На полпути он остановился поболтать с Егором и сопровождающей его дамой, по прежнему держа её в поле зрения. Именно благодаря этому он стал свидетелем удивительной картины: в ответ на какое-то высказывание собеседника, лицо её приняло недоуменное выражение, она с сомнением вглядывалась в оппонента, а потом вдруг расхохоталась и, хлопнув его по плечу, направилась в сторону ресторана. А тот так и остался стоять на месте, провожая её растерянным взглядом, даже не пытаясь остановить.
Быстро прервав разговор, Николай последовал за ней. Проходя мимо оставленного ею мужика, он поймал его полный злобы взгляд, в ответ на который только приподнял бровь, не замедляя шага.
Как он и думал, она не зашла в ресторан, а стояла у окна в конце коридора, обхватив себя руками, словно ей было зябко, и смотрела в небо, на что-то, видимое только ей одной.
«Тебя снова обидели? Ну что ж ты так? Посылать надо таких товарищей и чем дальше – тем лучше!» От щемящей жалости к этой одиноко стоящей у окна женщине у него защекотало в носу, захотелось защитить её, прикрыть от посторонних взглядов хотя бы до тех пор, пока она не возьмёт себя в руки настолько, чтобы вновь встретиться с миром, вооружившись своей великолепной, лучезарной улыбкой.
Он остановился в паре шагов от неё и, кашлянув, сказал: «Привет!»
Она порывисто обернулась, пушистые ресницы сердито хлопнули, сбрасывая на щеки злые слезинки и … случилось чудо: в глазах, за мгновение до этого полных гнева, появилось узнавание, разлилось – расплескалось по лицу волной облегчения и радости, прикушенные губы, дрогнув, расцвели смущенно и мягко… Ему впервые довелось наблюдать рождение НАСТОЯЩЕЙ улыбки и он был потрясён: оказывается, она рождается в глазах и озаряет всё лицо, а то, что обычно принято считать проявлением радости – лишь тень, отголосок, бледное подобие, результат работы мимических мышц, не более.
Он мучительно боролся с собой, не позволяя себе протянуть руку и смахнуть с её щеки влажную дорожку – след чужой злобы и глупости. От напряжения этой внутренней борьбы на лбу выступила испарина, и он не узнал свой хриплый голос:
- Ты уже завтракала? – глупейший вопрос, но ведь нужно же было что-то сказать? Казалось, она смутилась, во взгляде появилась настороженность и, словно решив для себя, что «семь бед – один ответ!» она выпалила:
- Привет! Кстати, о сегодняшней ночи…
- Я только что проснулся, а что с ней не так, с этой ночью? Я плохо себя вёл вечером? – он нарочно перебил её, давая возможность избежать нежелательного или просто неудобного объяснения. «И ничего тут нет «кстати», как по мне!» - он и хотел ей помочь избежать неловкости и боялся, что сейчас она просто пожмёт плечами, превращая всё в шутку, отрекаясь от их нелепой совместной ночи. Разозлился, поняв, что единственным ответом, который его устроит, будет полное и безоговорочное признание ею случившегося, и насколько ничтожны шансы, что всё случится именно так. Нахмурился, решая – кто он: просто «придурок» или «ублюдочный придурок»? По всему выходило, что «чертов ублюдочный придурок»: наивный, верящий в сказки, недостаточно наученный жизнью и бывшей женой…
- Вот как? Очень мило… Но только одно – ты совершенно не умеешь врать! – она улыбалась ему скорее победно, чем покаянно.
- И в чем же я пошёл против истины? – он тоже улыбался: она оправдала его надежды, не отреклась, не промолчала.
- Я провела сегодня незабываемую ночь у тебя под боком – ты храпишь!
- Не правда, я никогда не храплю!
- Храпишь! А ещё мечешься и машешь руками! – она, смеясь, показала ему язык, он сделал движение, будто собирался её поймать, она, взвизгнув, отскочила в сторону…
Продолжить эту игру было так соблазнительно, но сзади кто-то, разговаривая, шёл по коридору и она, в комическом испуге зажав себе рот обеими руками, сделала ему «страшные глаза», призывая к серьёзности. Он изобразил полнейшую готовность вернуться «в рамки» и так старательно нагонял на физиономию выражение тоскливой сосредоточенности, что она прыснула…
Какое значение имел весь мир? Что им было за дело до него? А ему – до них?
Но он сам всё испортил:
- Почему ты осталась?
Она посерьёзнела, глянула на него с раскаянием:
- Не знаю, что ты обо мне подумал, но я вовсе не так распущена, как могло показаться… Я дорожу твоим мнением и не хочу, чтобы ты думал обо мне плохо… - она окончательно смешалась, снова повернулась к окну, обхватив себя руками.
«Вернулись к тому, с чего начали: она снова смотрит в окно, отгородившись от всего белого света кольцом собственных рук (ненадёжная защита) и так бесконечно одинока… - По коридору снова кто-то шёл, громко переговариваясь, и он передвинулся так, чтобы закрыть её собой, защитить от любопытных взглядов. – Немного же в моём «благородном поступке» альтруизма – я просто хочу сохранить всё её внимание только для себя одного,» - он криво ухмыльнулся своим мыслям и надо же было ей обернуться именно в этот момент!
Увидев выражение его лица, она вспыхнула, вскинулась, но тут же ледяная маска надёжно скрыла за собой все душевные порывы: жесткая линия губ, пустые глаза… Решительно повернувшись к нему, она произнесла голосом, лишенным интонаций:
- Я искренне прошу прощения за доставленные неудобства, мне жаль, что так вышло, – она больше не смотрела ему в глаза, упорно не поднимая взгляд выше подбородка и, конечно, не могла заметить охватившей его растерянности.
Когда она сделала шаг в его сторону, намереваясь пройти мимо, он потянулся к ней, чтобы задержать. Заметив его движение, она шарахнулась в сторону, оступилась и избежала падения только благодаря его поддержке. Он крепко держал её за руку, не собираясь возвращать ей свободу, не позволяя уйти, не давая выбора: ей придётся посмотреть на него, выслушать и высказаться самой, он не даст им стать снова просто случайными знакомыми…
«А кто мы сейчас? Что нас связывает? Что может ей помешать навсегда покинуть мою жизнь? Может, я один вижу, что она уже вошла в неё, может, для неё это всё не так уж и важно?» Мысли смерчем проносились в голове и несколько секунд, когда он ждал, что она поднимет глаза, показались ему самыми длинными в жизни…
В её взгляде он с удивлением разглядел не боль, не страх, не ненависть, не слёзы даже, но усталую обреченность, покорную готовность воевать… «Именно с таким выражением лица, наверное, в бой шли штрафники и гладиаторы,» - мысль была абсурдна и он чуть было не улыбнулся ей, но сдержался: сначала надо попробовать вернуть то беззаботное дружелюбие, которое грело его сердце всего пару минут назад.
«Однако, как же быстро меняется её настроение, и ведь она не играет, сейчас она так же искренна, как и пять минут назад, когда дразнила меня, говоря возмутительные вещи. Как же она сама выдерживает эти перепады от июльской жары до арктического холода? Непредсказуемая, нелогичная, непосредственная… Единственная… Любимая…»
- Тяжелое утро? Давай попробуем всё с начала: Привет! Ты завтракала? – обнять, а не держать за предплечье, целовать, а не говорить – вот что ему сейчас больше всего хотелось сделать, но он сдерживался – ради неё, ради того, чтобы у них могло появиться общее «завтра». Он протягивал ей ветвь мира, но она ещё не готова была её принять:
- Я осталась с тобой прошлой ночью, потому что доверяла тебе больше, чем даже себе самой. Поверь, твой номер по многим причинам был для меня самым безопасным местом в мире… - «И если бы я ошиблась и ты потребовал плату за эту безопасность – что ж? Тем хуже для меня, я переспала бы с тобой! Это – честно,» - закончили её мятежный взгляд и гордо вздёрнутый подбородок.
- Я ценю твою искренность и доверие, - со всей доступной ему серьёзностью кивнул он.
- И не сердишься? – в её глазах всё ещё не было тепла.
- Нет.
- Не презираешь меня? – напряжение - уже лучше, но всё ещё не тепло.
- Мне это и в голову не приходило, - «Я люблю тебя!» - Я твой друг!
- И не злишься за то, что я заставила тебя сейчас пройти через все эти неприятные разборки?
- Злюсь, конечно, и жду извинений. И если мы в самом скором времени не пойдём есть – я съем тебя, имея на это полное моральное право! – теперь он улыбался так дружелюбно, как только мог.
Несколько долгих секунд она придирчиво вглядывалась в него, наконец, вздохнув, покачала головой:
- Ты, пожалуй, единственный человек, которого я совершенно не могу «прочитать»: что у тебя в голове? О чем ты думаешь? Ничего…
- Но ведь ты сказала, что я не умею врать?
- Я блефовала, - она фыркнула и долгожданная робкая улыбка стала знаком того, что оливковая ветвь принята.
Когда они шагали по коридору, направляясь в ресторан, он, не глядя на неё, произнёс с точно выверенной долей равнодушия:
- Ты знаешь, что тебе очень идёт влажный взгляд с поволокой и губы у тебя, когда ты их прикусываешь, становятся такими соблазнительно пухлыми? – от удивления она даже пропустила шаг:
- Ты мне что же – комплимент сейчас сделал?
- Ну что ты, просто хочу тебя позлить, - он даже сейчас не повернул головы.
- В таком случае могу сказать только одно: этот свежий порез на твоём подбородке придаёт тебе удивительно мужественный вид!
- Вот, значит, как? Зато ты, когда улыбаешься, выглядишь моложе лет на 10!
- А ты вызываешь подсознательное желание прижаться к тебе своей монументальностью… Эй, погоди - ка, ты хочешь сказать, что я выгляжу старой, когда не улыбаюсь?!
Он захохотал, увернулся от её кулачка и пододвинул ей стул:
- Какая же ты всё – таки женщина! Как же легко тебя вывести из равновесия!
- Это верно, а вот ты обладаешь удивительным даром вызывать злость, говоря комплименты, - она тоже смеялась и какое имели значение косые взгляды окружающих? Пусть завидуют молча!
Пока завтракали говорили о всяких пустяках, обсуждали планы на день, делились впечатлениями от предыдущих событий, а он всё спрашивал себя: как же так получилось, что знакомы они уже не первый день и даже не месяц, но только сейчас до него стала доходить такая простая и очевидная истина: вот напротив него сидит женщина, в которой он нуждался, которую искал, о которой, сам о том не подозревая, грезил ночами. Она сидит и щебечет о чем-то, а он смотрит на неё и не может уже себе представить, как мог так долго обходиться без неё? И что он станет делать, если завтра она снова исчезнет?
За их столик подсел Егор и его дама, завязалась общая беседа, в которой он, занятый своими мыслями, почти не участвовал. Вдруг он услышал её голос, она отвечала на чей-то вопрос и речь шла о нём:
- Коля – мой друг, он был так добр ко мне – я очень его люблю.
Ох, как бы он хотел, чтобы те же слова она сказала с другим выражением, другой смысл вложила в них. Он уже не согласен был быть просто другом, ему хотелось большего, но как этого достичь, не спугнув? Как привязать к себе маленькую свободную птичку так, чтобы она не взбунтовалась, ощутив силки на лапках? Будь на его месте тот же Егор, он, наверное, не стал бы мучиться этими вопросами – просто перешёл в наступление и будь что будет. Но его такой вариант не устраивал: ему нужен был строго определённый результат – он хотел сделать её своей во всех смыслах и не только на день, ночь, неделю или месяц, он был точно уверен, что она – то, что ему нужно и полон решимости завоевать её навсегда.
Но как? С такими, как она, ему ещё не приходилось сталкиваться. Он вообще был уверен, что встретил уникальное явление, единственное в своём роде и другой такой на свете просто не существует.
3.
Завтрак закончился, все переместились в зал. Его тут же кто-то отвлёк, потом появились ещё срочные дела, закрутилась карусель переговоров…
Он совсем потерял её из виду. Ближе к вечеру мысли о том, что он теряет время и, возможно, упускает свой шанс, стали почти физически ощутимы: где она? С кем она? Может быть этот (как его, этого злобного карлика? Злотников, кажется) снова перешёл в наступление? Что значит для женщины прошедшее время применительно к глаголу «люблю»? Он поймал себя на том, что совершенно не понимает – о чем ему сейчас говорит Егор и сдался:
- Ты давно знаком с Катей?
- Из «КордисИнвест»? - способность определять людей не по фамилиям, а по названиям фирм уже давно его не удивляла: так и в самом деле было удобнее.
- Да, как её фамилия?
- Галенина. Да уж года полтора, а что?
- А Злотников – он кто?
- Он в Главке сейчас, года два как из регионов откуда-то перебрался. Если хочешь, я узнаю подробнее.
- Да леший с ним! А что Катя?
- Не пойму, что тебя интересует? Они ж не наши партнёры и, пока у них руководство не поменяется, нам не светит.
- Нет, она сама. Какая она на твой взгляд?
- Катеринка? Да нормальная, весёлая, неглупая, недавно здесь, что-то около двух лет. Нас Маринка из «Марисы» познакомила, помнишь её? – года два… Как и Злотников…
- Помню.
- Она тебе нравится? Катя?
- Нравится.
- Так чего ж ты теряешься? Она свободна, насколько я знаю, ты тоже холостяк.
- И куда вы все так торопитесь? Спешка нужна при ловле блох!
- Ага, а ты подожди в сторонке, глядишь, и сподобишься наблюдать, как кто-то другой завладеет её вниманием.
- Всё так плохо?
- Да ты слепой? Знаешь, что мужики о ней говорят? Каждый второй не прочь её в постель затащить, пытались уже некоторые, вот только облом выходит по всем статьям: не поймёшь, то ли она слишком разборчива, то ли есть у неё кто-то, - «То ли принца ждёт… А тут – я…» - Ты же знаешь, если бы хоть намёк на слух просочился – все бы уже были в курсе, а тут – тишина. А ты у нас парень видный, даром что женских чар пугаешься! – Егор улыбался, всё происходящее казалось ему не более чем забавной шуткой. Николай уже и сам не рад был, что завёл с ним этот разговор:
- Ты не трепись сильно. Она мне ОЧЕНЬ нравится, понимаешь?
- Не вопрос, как скажешь, - Егор мгновенно стал серьёзен и тут же продолжил прерванный разговор о новом проекте.
Культурную программу, подготовленную организаторами, он, конечно, тоже пропустил: нужно было срочно провести переговоры с немецкими партнёрами, улетающими ночью. Он чувствовал себя просто измочаленным: с одной стороны работа, к выполнению которой он всегда относился очень ответственно – слишком много было завязано на этот бизнес, а с другой – неотступные мысли о Кате и болезненное ощущение бездарно упускаемых возможностей.
В зал ресторана, где они уже прощались с немцами, ввалилась весёлая компания: ба!, знакомые всё лица! Люди громко переговаривались, смеялись. Николай поморщился: теперь так просто не уйдёшь. Внезапно он напрягся: в зал вошёл Злотников. Когда в дверях показалась она, острое чувство потери, казалось, лишило его способности не то чтобы мыслить, но даже дышать: они в одной компании… Помирились уже? Они вместе?
Он так и стоял столбом, предоставив Егору самому провожать немцев, смотрел на неё, и ему казалось, что он прощается навсегда с чем-то неизмеримо дорогим, без чего больше не сможет жить.
Она его тоже заметила, улыбнулась, помахала рукой.
Весь день он обдумывал стратегию поведения с ней, решал, как лучше себя повести, что сказать, о чем умолчать, на что сделать упор… Сейчас же все благие мысли разом выветрились из головы: ему захотелось взять её за руку, вывести из зала и … А что – и? Он скажет, что любит её, а она посмотрит на него участливо и произнесёт тихо, будто разговаривая с больным: «Мне так жаль…» и уйдёт со Злотниковым, с этим пигмеем! Вон он ржет сейчас – весело ему, видишь ли! Козлина! Николай никогда не дрался, не довелось, разве что в детстве, но сейчас он вполне созрел для того, чтобы затеять драку! Кровь тяжело стучала в висках, пальцы сжались в кулаки, он смотрел в пол и решал, что лучше: попытаться сейчас взять себя в руки или, наплевав на всё, в кои-то веки дать, наконец, свободу своему темпераменту? Мало кто знал, какой вулкан непрерывно кипит и клокочет у него внутри, и какие титанические усилия ему приходится порой прикладывать, чтобы лава не выплеснулась и не сожгла окружающих. Ему всегда смешно было слышать, как его сравнивают с ледяной глыбой: люди, если бы вы только знали, как вы неправы! Вот и его бывшая жена тоже… И зачем только он сейчас о ней вспомнил?
- Тебе нехорошо? Хочешь уйти? – Катя здесь, рядом, нерешительно протягивает к нему руку и смотрит с тревогой.
- Я люблю тебя! – забытые слова, которые он не говорил уже много лет, как осколки стекла разрывают гортань, с трудом прокладывая себе дорогу наружу. Внутренний голос орёт благим матом, что так нельзя, что он всё испортил. Он смотрит ей в глаза, но ничего не видит: всё как в тумане. И только шум крови в ушах, и тепло её руки на его щеке:
- Пожалуйста… Уйдём отсюда.
Он идёт за ней, сжимая в руке её ладошку, идёт как слепой, не разбирая дороги.
Запах абрикосов… Точно так же, но едва уловимо пахнет её кожа. Где он? Это её номер, она привела его к себе. Смотрит на него внимательно, терпеливо чего-то ждёт, а он не может оторвать взгляда от безделушек на туалетном столике: и зачем женщины таскают с собой столько вещей, уезжая на пару дней?
Когда он, наконец, решился заглянуть ей в глаза, он и сам не знал – что хочет увидеть в них? Но то, что разглядел, он никогда не смог бы передать словами: она ЖДАЛА.
Это бесконечное, как вселенная, ожидание было спокойным и безмятежным, напряженным и трагичным, нежным и космически холодным… В нём рождались и умирали галактики, в нём была вся любовь и боль мира… Так может ждать только ЖЕНЩИНА и только своего МУЖЧИНУ. Обман невозможен, сомнениям нет места, фальшь исключена…
И то, что раньше понимал только мозг, теперь наполнило знанием каждый атом его тела: это ЕГО ЖЕНЩИНА!
Он опустился перед ней на колени и стал целовать её ладони, шепча, что не надо плакать и не понимая, что солёная влага на её руках – его слёзы.
Много позже он сравнивал то, что с ним произошло, с рождением: мрак сомнений, боль решения, восторг результата. А тогда он только обнимал её, тоже уже стоящую на коленях, и просил прощения…
- За что?
- За то, что тебе пришлось так долго ждать…
ЭПИЛОГ
Он проснулся и прислушался к тихому дыханию рядом с собой. Повернулся, обнял любимую, зарывшись лицом в её волосы, нащупал губами трогательную складочку за ушком, улыбнулся, услышав возмущенное сонное бормотание. Решил дать ей поспать после безумной ночи, удовлетворенно зажмурился, с наслаждением вспоминая произошедшее. Она пошевелилась, изменила позу, потёрлась щекой о его руку, улыбнулась, не открывая глаз.
Он, затаив дыхание, ждал её первый взгляд, пытаясь угадать, каким он будет, хотя внутренняя уверенность в том, что в нём - нежность заставляла его улыбаться и почти мурлыкать. Наконец она открыла глаза – так и есть! В карем омуте таилось всё то, о чем он мечтал: любовь, полное и безоговорочное принятие случившегося, обещание счастья… Он позволил себе вдох, её улыбка стала шире, он потёрся носом о её щеку:
- Я люблю тебя!
- И я люблю тебя… Дурачок…
Он взял её лицо в ладони и осторожно поцеловал мягкие губы, вбирая в себя всю сладость произнесённых слов… Его рука скользнула ниже, задержалась на пульсирующей на шее жилке, насладилась теплотой кожи и двинулась дальше…
- Я не отпущу тебя…
- Я не уйду…
- Я люблю тебя…
Её пальцы запутались в его волосах, она притянула к себе его голову, возвращая поцелуй:
- Не оставляй меня…
- Никогда! Ты моя…
- Твоя.
- Не пойдём никуда?
- Не пойдём…
- Мы вместе?
- Навсегда…
Он любил её исступлённо, требовательно, жадно. Он любил её бережно, трепетно, нежно... Он любил её и она отвечала так, как и должна была отвечать женщина, созданная только для него. Для него одного.
И в мир пришла гармония. Для того, чтобы остаться. Навсегда…