"Бизань, самый задний парус, распахнулась, чтобы ветром, в нее ударяющим, быстрей поворотило судно боком"
Александр Марлинский (Лейтенант Белозор)
- Ну скорей! Эй, ну что вы так долго?! Давай, давай….
Пропустив вбегающих мальчишек, девочка проворно захлопнула дверь, предусмотрительно, и как-то особенно аккуратно, закрыв ее на щеколду.
- Ну тихо, тихо все…хватить болтать. Давайте лампу сюда.
Осторожно, стараясь не повредить уже порядком обветшалый и весьма потрёпанный детьми, а не временем, торшер, мальчишки опустили его под письменный стол и включили свет. Столешница и боковые стенки стола служили непреодолимым препятствием для световых лучей, и всё лампочное озарение и тепло вынужденно ютилось в скромном пространстве под ним. Со стороны это сосредоточение немного напоминало яркий световой круг от прожектора, освещающий цирковую арену. Расположив на прохладном полу свои спортивные коврики, дети уселись по-турецки в тесный кружок вокруг лампы.
- Ленка, давай кофту!
Я радостно, с осознанием свой полезности и причастности к тайне, достаю свою вязаную оранжевую кофту. Оранжевый не мой цвет. Но, как младшей сестре, мне приходилось донашивать вещи старшей и эта, ошеломительно яркая, жгучая и колючая кофта перешла ко мне по наследству, вопреки моему, уже в какой-то степени, сложившемуся к девяти годам, вкусу.
Кофта чинно была возложена на алтарь торшера, чудесным образом придав крайнюю степень уютности и без того уютной атмосферы, в которою погрузилась девичья раздевалка. Сквозь редкую вязку мохнатых апельсиновых нитей заструился уже совсем не прежний свет. Что-то изменилось качественно. Открылся новый мир. Мы называли наше действо – «оргией», совершенно не представляя на самом деле, истинного значения этого слова и всех тех запретных прелестей, которое оно в себе скрывало. Впрочем, интуиция нам безошибочно, пусть и не очень внятно, подсказывала, что это что-то чрезвычайно особенное, и мы со всей, так свойственной детям открытостью и наивностью, погружались в процесс.
Греясь в оранжевых лучах лампы, закрыв глаза и сложив свои маленькие ладошки на уровне груди, мы ожидали призыва. Голосистая девочка, закатив глаза и придумывая каждый раз наобум мудрёные, непереводимые ни с одного человеческого языка, слова, произносила их нараспев, каждый раз заканчивая этот поток причитаний словом «Аминь», значение которого нам было тоже не вполне известно… Наверное, для каждого из нас в этом действе был свой, особенный смысл. Мне нравилось, прищурив правый глаз, наблюдать за мальчиком напротив, в которого я была чрезвычайно влюблена. Поймав на себе ответный взгляд его прищуренного левого глаза, я спешно зажмуривала обратно свой правый и счастливо расплывалась в улыбке. Мы хором, театрально вторили таинственное «Аминь» и, делая небольшой смиренный поклон, замирали в волнении, ожидая в любой момент, появления «богов». Это обычно выглядело, как суровый стук в дверь, сопровождаемый восклицанием:
- Опять заперлись!!! И чем вы там заняты? Быстро все в зал!!!!
После чего, суматошно, сопровождаемые собственным смехом и визгами, мы принимались расставлять все предметы по местам, устраняя одну за другой улики своего безобидного «преступления».
Затем был хореографический зал, балетные туфли, строгий хореограф с деревянной указкой, призванной устранять наши недотянутые носки, сутулые спины и излишне оттопыренные….ну сами понимаете… Отражаясь в многочисленных зеркалах зала, встречаясь с друг другом взглядами, мы приободрялись, связанные таинством «оргии», и стойко переносили «телесные пытки». Тренировки были изматывающими, но для того, чтобы делать сложные па с лёгкостью, необходимо было сквозь пот, боль и ошибки снова и снова повторять их.
********
Телесные пытки сменились душевными и, повторяясь в моей жизни с завидной стабильностью, оставляют надежду, что всё же однажды, количество повлечёт за собою качество, и я с лёгкостью научусь сносить безумные выкрутасы судьбы.
Покидая тихую гавань своего детства и, выходя в открытое море взрослой жизни, глупо рассчитывать на штиль, но, распахнув свою бизань навстречу очередному ветру, я непрерывно ищу на своём пути ободряющие взгляды из зазеркалья своего безмятежного детства.