Формулы любви

Елена Соловьева -Бардосова
«Только  влюбленный  имеет  право  на  звание  человека».
Александр  Блок.

Все  слышали  про  любовь,  и  никто  не  знает  толком,  что  это.
Зато  мы  знаем  от  Ларошфуко,  что  «Истинная  любовь  похожа  на  привидение:  все  о  ней  говорят,  но  мало  кто  ее  видел».
Хотя  рецептов  любви  у  нас  масса,  самых  непохожих.  Как  и  мы  сами.  Разве  может  совпасть  понимание  любви  у  французской  банковской  служащей,  испанского  конкистадора,  русского  аристократа – эмигранта  и  какой–нибудь  скромной  папуаски  из  Новой  Гвинеи?
Нет  компаса  в  мире  любви,  нет  дороги  прямой.  Кто  хочет  путешествовать  по  ней,  вынужден  каждый  делать  свои  и  только  свои  ошибки.  Можно  спросить  и  иначе:  да  есть  ли  ошибки  в  мире  любви?
Романтичнейшая  феерия  Александра  Грина  «Алые  паруса»,  с  непреложностью  факта  утверждает,  что  для  настоящей  любви  нужно  приплыть  к  девушке  на  корабле  с  алыми  парусами,  доказав  всем,  что  для  любви  нет  ничего  невозможного.  И  в  тот  момент,  когда  красавец  «Секрет»,  сменив  паруса,  входит  в  устье  Лилианы,  Грин   позволяет  себе  следующий  выразительный  диалог:
- Том,  как  ты  женился?
- Я  поймал  ее  за  юбку,  когда  она  хотела  выскочить  от  меня  в  окно!
Автором  явно  иронически  ставятся  сразу  две  противолежащие  точки:  пока  не  переведутся  принцы  Артуры  Греи,  чувствующие  себя  героями  оживших  легенд  и  переводящие  редкий  красный  шелк  на  паруса,  рядом  с  ними  всегда  будут  находиться  многочисленные  Томы,  Джоны,  Вани,  Сереги,  которым  достаточно  ловко  поймать  за  юбки  своих  милых.
Впрочем,  что  это  я:  в  любви  мы  все  специалисты.  Почти  как  в  медицине.  Кстати,  по  ходу  дела  вспомнила  для  вас  один  чудненький  рецептик  от  несчастной  любви:  ее  можно  вылечить  только  другой  несчастной  любовью.  Хотя,  кто  же  спорит,  лучшие  специалисты  здесь  - поэты,  как  мужского  пола,  так  и  женского.  Им  приходится  чаще  сталкиваться  с  ней,  чем  простым  смертным.  Не  случайно  в  античной  мифологии  целая  куча  муз,  богов  и  полубогов  отвечала  за  любовную  поэзию  и  искусство  любви:  музы  Эрато  и  Эвтерпа,  Афродита  с  тремя  грациями,  Психея  и  Амур.  Да  и  верховный  Зевс  в  этом  отношении  был  не  без  греха!  То,  извините,  быком  прикинется,  то  лебедем,  то  золотым  дождем,  то – хамство  какое! – уехавшим  мужем.  И  как  это  земные  женщины  сразу  узнавали  в  нем  Зевса,  не  понимаю.
Конница – одним,
А  другим – пехота.
Стройных  кораблей  вереницы – третьим.
А  по  мне - на  черной  земле  всех  краше
Только  любимый!
Эти  легкие,  веселые  строки  древнегреческой  поэтессы  Сафо,  написанные  во  времена  похождений  известного  ловеласа  Зевса  Громовержца,  наверно,  самые  древние  в  мире  известные  нам  стихи  о  любви.  В  них  зашифровано  все:  описание  самых  мужественных  занятий  для  самых  отважных  мужчин,  / а  кто  сказал,  что  любовь – это  блюдо  для  слабаков?!/,  в  них  любовь  торжествует  над  смертью – «черной  землей»;  в  них  особенность  взгляда  влюбленного – видеть  мир  через  предмет  своего  обожания.  И  главная  зависть  профессионалов:  в  этих  стихах  присутствуют и благородная  краткость,  и  простота  высказывания,  достойная  многих  поэм.
Постепенно  высказывания  о  любви  стали  увеличиваться  в  размерах:  появились  любовные  романы,  а  с  ними  и  понятие  «блуждающего  героя»,  кочующего  из  одного  сочинения  в  другое.  Варианты  средневековых  легенд  о  несчастном  Тристане  и  Изольде  белокурой  положили  начало  многим  музыкальным  произведениям,  триумфально  завершившись  одноименной  оперой  Р. Вагнера,  которая – помните? – так  не  понравилась  почтальонше  Стрелке  из  фильма  «Волга – Волга»:
 - Очень  уж  долго  умирает  Изольда, - критикует  Стрелка  творческий  почерк  великого  немецкого  композитора.
Ее  нетрудно  понять:  в  финале  оперы  невыносимо  тянутся  длинные,  стонущие  аккорды  оркестра.  Хочется  помочь  бедной  Изольде,  чтобы  больше  не  мучилась.  Между  прочим,  в  жизни  Вагнер  вовсе  не  был  медлительным.  Он  так  ловко  увез  жену  известного  немецкого  дирижера  Ганса  Бюлова  Козиму  Лист / с  ее  согласия,  разумеется/,  что  ее  всемирно  известному  папе  пианисту  Ференцу  Листу  пришлось  нелегко,  ведь  оба  они – Бюлов  и  Вагнер – были  его  близкими  друзьями.
Суворовскую  стремительность  и  натиск  признавал  в  любви  и  Александр  Сергеевич  Пушкин.  Знаменитый  список  его  побед  включал  более  ста  имен.  Помните  из  «Евгения  Онегина»:
В  любви  считаясь  инвалидом,
Онегин  слушал  с  важным  видом…
Многие  думают,  что  бедный  Онегин  серьезно  пострадал  на  любовном  фронте,  лишившись  каких-то  весьма  нужных  частей  организма.  На  самом  деле,  Пушкин  только  хотел  подчеркнуть  большую  опытность  своего  героя  в  делах  любви:
Как  рано  мог  он  лицемерить,
Таить  надежду,  ревновать,
Разуверять,  заставить  верить…
Однако  мы  знаем,  что  сам  поэт  «технологию  любовных  битв  XVIII  столетия»  называл  «забавой,  достойной  старых  обезьян».  В  жизни  Александр  Пушкин  беспечно  предпочитал  не  придерживаться  никаких  теорий,  действуя,  как  и  его  Дон  Гуан,  спонтанно,    «импровизатором  любовной  песни».  Дон  Гуан,  один  из  самых  знаменитых  «блуждающих  героев»  мировой  классики,  идеальный  герой-любовник  на  все  времена,  ставший  мифом,  настолько  убедительно  впечатан  Пушкиным  в  литературу,  что  после  него  история  Дон-Жуана  плавно  перешла  в  разряд  пародий  и  апокрифов.  Пушкин  своего  Гуана  принимает  всерьез.  Характер  Дон  Гуана – холодное  пламя,  холодное  кипение.  Он  весь  бурлит  и  взрывается,  но  никогда  не  теряет  головы.  Уметь  любить – значит,  уметь  забыться.  Дон  Гуан  играет  в  любовь,  но  не  любит:  он  ежеминутно  рационален,  он  трезво  оценивает  ситуацию,  не  теряя  головы  даже  перед  загробным  чудом  ожившей  статуи  мужа.  Можно  ли  стратегические  военные  выкладки  считать  любовью?  Недаром  чуткая  Дона  Анна / она-то  действительно  влюблена!/  упрекает  Дон  Гуана:
И  я  поверю,  чтоб  Дон  Гуан  влюбился  в  первый  раз,
Чтоб  не  искал  во  мне  он  жертвы  новой!
К  слову  сказать,  он  этих  жертв  вовсе  специально  и  не  искал,  ведь  дело  настоящих  мужчин – наступать,  дело  женщин – искусно  обороняться.  Если  крепость  плохо  укреплена,  неужто  в  этом  виноват  победитель?
Прошедший  XX  век  подошел  к  вопросу  научно:  он  стал  искать  формулу  любви.  Начали,  как  водится,  поэты.
Прекрасная  Незнакомка  А. Блока  в  саду,  в  белом  платье  постепенно  оказалась  в  чаду  ресторана,  среди  бессмертных  «пьяниц  с  глазами  кроликов».  Николай
Гумилев  больше,  чем  женщин,  любил  убитых  им  тигров  и  золото  брабантских  кружев.  Маяковский – о,  его  любовь  была  самой  громогласной  и  антуражной:  рваные  простыни,  бессонница,  ревность  к  Копернику.  Однако  постепенно  в  трудовом  советском  обществе  стали  не  модными  всякие  аристократические  настроения.  Любовь  тоже  странно  деформируется,  порой  и  не  узнать.  В  голодные  годы  у  Ник. Тихонова  вырвалась  фраза:  «Ты – мой  хлеб  в  этот  голод  страстей».  Ну,  что  ж,  хлеб  так  хлеб.  Встречаются  и  вовсе  интересные  вещи.  Так,  любовь  у  поэта  А. Яшина – нечто  вроде  жестокой  хищницы  или  маньячки – убийцы:  «Скрутит  тебя  любовь,  пальцы  сожмет  на  горле».  Ему  очень  решительно  отвечает  поэт  В. Солоухин:  если  бы,  дескать,  любовь  крутиться  как-то,  то – сё,  не  помогала,  «хватило  б  силы  взять  ее  за  горло,  и  задушить.  И  не  писать  о  ней!»  Просто  тянет  сказать  ему:  а  ты,  милок,  и  не  пиши,  здоровее  будешь! 
Мужская  любовь  в  поэзии  нескромна.  Для  него  любимая  женщина – охотничий  трофей.  Если  он  любит,  об  этом  знает  весь  мир:  зашифрует,  спрячет  под  таинственной  маской  «к  NN»,  но  расскажет  в  подробностях.  Женская  любовь  гораздо  проще:  это  когда,  сплавив  ребенка  бабушке,  бежишь  в  непонятно  какой  юбке  к  мужу  в  больницу,  моля  неизвестно  кого:  «Только  бы  успеть!  Только  бы  жил!»  Это  когда  неделями  и  месяцами,  седея,  ждут  писем  из  горячих  точек.  Когда  обычным  вечером  вдруг  необъяснимо  нахлынет  тревога:  где  он,  что  с  ним? – и  нет  сил  дождаться  обещанной  встречи.   
Потому  что,  как  утверждает  Е. Шварц  в  пьесе  «Обыкновенное  чудо»,  каждый  мужчина  в  любви – немножко  медведь,  зато  каждая  влюбленная  девушка – принцесса. 
Интересно,  что  с  годами  на  первый  план  для  меня  стала  выступать  не  столько  милая  «история  любви»,  а  яростный  и  мощный  монолог  Волшебника,  расширяющий  это  чувство  до  безграничности  космического  пространства:  «Нищие,  безоружные  люди  сбрасывают  королей  с  престола  из  любви  к  ближнему.  Из  любви  к  родине  солдаты  попирают  смерть  ногами,  и  та  бежит  без  оглядки.  Мудрецы  поднимаются  на  небо  и  ныряют  в  самый  ад – из  любви  к  истине.  Землю  перестраивают  из  любви  к  прекрасному».  И  что  может  быть  лучше  этого!
И  пусть  сволочь  и  пройдоха  Министр-администратор  пытается  нас  убедить:  то,  что  мы  называем  любовью,  «это  немного  неприлично,  довольно  смешно  и  очень  приятно».
«Любовь – это  не  только  чувственная  сторона,  но  и  отношение  к  небу,  земле,  братьям  нашим  меньшим – животным,  и  к  подобию  Бога  на  Земле – человеку,  ближнему  своему», - утверждает  наш  современник,  композитор  Владимир  Рубин.

Я  желаю  вам  всем  чаще  умирать  от  любви,  и  тут  же  снова  возрождаться   - в  глазах,  душе,  крови  любимого  человека.  Потому  что  гибкая,  непостоянная,  как  морская  волна,  женщина  и  мужчина,  скроенный  из  серой  скалы,  никогда  не  смогут  быть  друг  без  друга.  Так  рождается  формула  моря.
В  вечном  круге  и  противоборстве
Сходятся,  натешившись  сполна,
Камень  серый,  символом  упорства,
И  зеленоглазая  волна.
Это  и  есть  моя  личная  формула  любви.