Глава 2.
Мокрая столица.
Москва. Выйдя из здания Домодедово, Мышкин поморщился. За границей был другой запах, будто воздух чище. Москва пахла сухо, холодно и жухло.
-Круто, - подумал Лёша, оглядывая глянцевое и оранжевое от солнца Домодедово. Слева взлетали самолеты. Прямо и справа была контрастная серость.
Отец прислал за ним такси. За рулем сидел браток и слушал радио «Дача». Он курил в окно и разговаривал по мобильнику:
- Да, Дмитрий Саныч, забрал его, ага. Сейчас привезу.
-Здрасьте, - сказал Леша вежливо, протискиваясь на заднее сиденье.
-Здраст, - гаркнул браток на выдохе , разом напрягая мышцы под черным пиджаком.
Пиджак скуксился и захрипел.
- Я Леша, - сказал Мышкин, боязливо пряча руки в карманы.
- Я Палыч.
Палыч протянул громоздкий кулак и посмотрел на Лешу добродушным провинциальным взглядом. Под его большим картофельным носом засохла зеленая сопля.
Стараясь не смотреть на соплю, Мышкин протянул бледные пальцы, и они слегка хрустнули под тяжелым палычевым рукопожатием.
Леша как можно быстрее освободил руку и с нарочитым равнодушием посмотрел в тонированное окно. За окном разгорался августовский рассвет.
Палычу явно хотелось поболтать, он с пиджачным скрипом рукава почесывал русую холку, другой рукой крутил руль. По радио «Дача» гоняли странную песню про милого бухгалтера, Леша возил пальцем по стеклу и от нечего делать отправлял смски Ручински.
Он практически всю жизнь прожил на Кипре и почти не помнил Москвы. Ему казалось, что Кипр – это и есть мини-Россия, этакий маленький островок великой и могучей. На Кипре были русские рестораны, русские вечеринки, русская музыка. На Кипре, легонько приправленном соусом из немцев и коренных, просто везде были русские. Русские грели свои тела на лежаках, русские бухали и снимали девочек, русские вели себя как дома.
Но Мышкин смотрел в окно, и он видел другую Россию. Он видел кучи машин, заслонивших собой утро, он видел электрическое напряженное солнце. Палыч гнал, периодически выплескивая в окно ругательства в адрес других водил. То тут, то там стали появляться блочные типовые многоэтажки. Они все были одинаково оранжевы и одинаково облицованы кирпичом, и Мышкину даже показалось, что спьяну он бы точно никогда не нашел свой дом. Пустыри. Дома, вереницы домов, в которых просыпались люди, и артерии шоссе. Москва давила. Леша почувствовал это давление, он ощутил себя маленьким –маленьким, и разом захотелось домой, в Лимассол, в просторный дом с верандой в греческом стиле, где кальян и море.
Но море было- подогретое, бетонное, и Леша замер с восхищением от этой нелогичной и даже пугающей картины.
-Приехали, - Палыч резко тормознул около трехэтажного невысокого здания. –Один из офисов твоего отца.
Поток мыслей Мышкина-младшего резко оборвался. Он вышел из машины, сощурился на неприветливое солнце и глянул на здание в серой облицовке, где, по всей вероятности, и находился его дражайший папа.
-Иди уже, - буркнул с водительского места Палыч. – Дмитрий Саныч ждет.
Повинуясь грозному Палычу, Леша поднялся по невысоким ступенькам и прочел золотую табличку- ООО «Русские бутерброды». Именно бутерброды были ему и нужны. Леша позвонил, и ему тут же открыли, не спрашивая, кто он и зачем приехал в столь ранний час.
Мышкин фыркнул, зашел внутрь, и очутился в царстве евроремонта и кристальной белизны столов и окон.
-Русские бутерброды, - саркастично ухмыльнулся Мышкин, и в его животе булькнуло. Название, прежде казавшееся верхом идиотизма, вызвало почти теплые чувства.
-Алексей, - бросилась к нему девушка с огромным вырезом, более, правда, ничем не примечательная.- Дмитрий Александрович ждет.
-Угумс, - кивнул Леша, и стараясь миновать взглядом вырез, прошел мимо круглогрудой секретарши прямиком в отцовский кабинет.
Мышкин-старший в это время наливал воду и кулера. Он был по-прежнему могуч и волосат, и руки, крепко сжимавшие стаканчик с водой, живо напомнили Леше о последней встрече с родителем.
-Алексей, -кивнул отец. Ни у одного из Мышкиных не возникло мысли об объятиях.-Как полет?
-Нормально,-пожал плечами Леша, никогда не понимавший смысл, который люди вкладывают в дежурные вопросы.
-Итак, Алексей, ты будешь учиться в МГУ. На романо-германском факультете
-Что значит романо-германский?, - живо поинтересовался Леша.-И когда я успел поступить в МГУ?
-Ты не поступал в МГУ, идиот!- гаркнул Дмитрий Мышкин, сжав несчастный пластиковый стаканчик так, что вода расплескалась. –А романо-германский- значит языки. Ты же у нас за границей жил, иностранец хренов!
Леша не знал языков. Он и по-русски-то писал с ошибками. Хотя их преподавательница в школе, урожденная киприотка, тоже часто делала ошибки. Поэтому Леша не заморачивался особо, часто предпочитая писать как слышится.
Английский он когда-то учил. Знаний хватало на «ту бир плиз» в английском пабе и «ай вонт ту хэв секс виз ю» в клубе на вечеринке. Своими знаниями Мышкин гордился и применял их по мере надобности.
- Интересно, как мне придется поступать, если я не силен в языках?,- вслух подумал Леша, расхаживая по просторному кабинету отца.
-Тебя уже поступили, лимассоловец ты херов, - ответил отец, делая глоток из стаканчика. Вода потекла по его подбородку и застряла в небритости.
Именно в этот момент за дверью началось шевеление.
Грудастая секретарша на повышенных тонах объясняла, что «входить нельзя», а ей отвечал вкрадчивый мужской голос, как Леше показалось, с едва уловимым непонятным акцентом.
-Маша!,- крикнул Мышкин-старший.-Это Кжыштовский. Впусти его!
Дверь распахнулась, и «Кжыштовский», галантно наклонив голову оказался перед взором обоих Мышкиных.
Это был парень, высокий и прекрасно сложенный, на полголовы выше Леши, в растянутой майке с выцветшими буквами iron maiden, которая была лихо заправлена в потертые джинсы. На голове у гостя была бейсболка, синяя и потрепанная, с сеточкой сзади. Леша, в своей белоснежной рубашке и дорогих брюках еле удержался, чтобы не прыснуть, как девчонка.
Кжыштовский, однако, проявил к нему, к Леше, живейший интерес, и первым делом протянул свою большую ладонь.
-Любомир Кжыштовский, - представился он, тряся кисть Мышкина-младшего.
Леша сделал над собой усилие поднял глаза. Первое, что в них бросилось, это разительное сходство гостя и самого Леши.
-Черт, -подумал Леша. –Ничего себе. У них был похожий разрез глаз и форма носа, не настолько похожие, чтобы не отличать их, но настолько, чтобы они могли сойти за родных братьев.
Однако глаза выдавали. Темно-карие, как угольки, они смотрели прямо на Лешу и, казалось, считывали его целиком. Только смотрели…по-доброму.
-Леша Мышкин, -сглотнув слюну, Леша представился. –А вы…простите?
-Любомир,- добродушно отозвался гость.-Любомир Кжыштовский. Меня так зовут.
-Никогда не слышал столь…необычное имя.
-Лучше бы ты сразу сказал «идиотское», я бы быстрее поверил, - усмехнулся в кулак Любомир и пошел жать руку отцу Леши.
Отец, однако, не сказал ни слова. Он молча вытащил из своего стола толстую пачку купюр, обернутую в белую офисную бумагу и передал Кжыштовскому.
-Благодарю,- кивнул тот и скрылся с той стороны двери, не успев дать Леше второй шанс себя рассмотреть.
-Итак, - сказал Мышкин-старший, будто бы ничего не произошло.
-Пап, а кто…?
-Не лезь не в свое дело, Алексей.- Вот твои ключи от квартиры. Будешь жить недалеко от МГУ, Палыч к твоим услугам. Постарайся узнать расписание и показать себя с лучшей стороны.
Дмитрий Саныч кинул на стол пластиковую карточку, которая и являлась ключом и сказал Леше уходить.
Он вышел молча, не прощаясь, также молча прошел к машине Палыча и попросил отвести его домой.
«Дом» представлял собой богатую высотку на Университетском проспекте, отделанную по последнему слову техники, с подземной парковкой и бесконечными решетками, закрывающими все от чужих глаз.
Леша доехал на свой, семнадцатый этаж, оглядел квартиру. Она была шикарной, даже по сравнению с его домом на Кипре. Три комнаты в европейском стиле, обставленные по последнему слову техники, огромный плазменный экран во всю стену. За блестящим окном разгоралась Москва, но Леша слишком устал, чтобы замечать окружающую обстановку. Он бухнулся на диван и уснул крепким сном, и проспал так весь день. Когда он проснулся, уже темнело, и над Москвой сгущались сумерки.
Леша примостился к окну с дымящийся сигаретой и кружкой чая и стал смотреть, как сгущаются тучи.
Наконец полил дождь, разрядив дневное пекло. Пластиковые окна звука не пропускали, но капли прибивал к стеклу ветер.
Леша прижался носом к этому огромному, почти в целую стену, окну и закрыл глаза. Там, в темноте, перед ним был Кипр, теплый и гостеприимный, его жилище в греческом стиле, его друзья и море.
Так сидел Леша Мышкин и, как ему казалось, не было в тот момент человека более одинокого и всеми брошенного.
-Мокрая-мокрая столица, - сказал он, задумчиво возя пальцем по стеклу. – Что-то теперь будет….