От автора: 18+.
Несовершеннолетним просьба покинуть эту страницу.
В первой части повести я познакомил читателей с учителем-садистом Иваном Яковлевичем и его тетрадью.
Глава 2. Мечты сбываются.
Из тетради Ивана Яковлевича
13 В устах разумного находится мудрость, но на теле глупого – розга.
«и если виновный достоин будет побоев, то судья пусть прикажет положить его и бить при себе, смотря по вине его, по счету; сорок ударов можно дать ему, а не более, чтобы от многих ударов брат твой не был обезображен пред глазами твоими.» (Втор. 25:2-3)
«Пусть наказывает меня праведник: это милость; пусть обличает меня: это лучший елей, который не повредит голове моей» (Пс. 140:5)
«В устах разумного находится мудрость, но на теле глупого – розга.» (Прит. 10:13)
«Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его.» (Прит. 13:24)
«На разумного сильнее действует выговор, нежели на глупого сто ударов.» (Прит. 17:10)
«Наказывай сына своего, доколе есть надежда, и не возмущайся криком его. Гневливый пусть терпит наказание, потому что, если пощадишь [его], придется тебе еще больше наказывать его.» (Прит. 19:18-19)
«Глупость привязалась к сердцу юноши, но исправительная розга удалит ее от него.» (Прит. 22:15)
«Не оставляй юноши без наказания: если накажешь его розгою, он не умрет; ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней.» (Прит. 23:13-14)
«Розга и обличение дают мудрость; но отрок, оставленный в небрежении, делает стыд своей матери.» (Прит. 29:15)
«Наказывай сына твоего, и он даст тебе покой, и доставит радость душе твоей.» (Прит. 29:17)
«Удар бича делает рубцы, а удар языка сокрушит кости;» (Сир. 28:20)
«Кто любит своего сына, тот пусть чаще наказывает его, чтобы впоследствии утешаться им.» (Сир. 30:1)
«Не стыдись вот чего, и из лицеприятия не греши: строгого воспитания детей, и – окровавить ребро худому рабу.» (Сир. 42:1, 5)
«надобно повиноваться не только из [страха] наказания, но и по совести.» (Рим. 13:5)
«Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает. Если вы терпите наказание, то Бог поступает с вами, как с сынами. Ибо есть ли какой сын, которого бы не наказывал отец? Если же остаетесь без наказания, которое всем обще, то вы незаконные дети, а не сыны.» (Евр. 12:6-8)
Интересно, что все эти цитаты он выписал на отдельной странице – прим автора.
«Правы были библейские мудрецы, пороть, пороть и еще раз пороть!» – Иван Яковлевич, возвращался из школы домой теплым майским вечером, думая, что скоро можно переезжать на дачу, вода в озере будет теплой, можно купаться и ловить рыбу и хоть немого расслабиться и забыть о бестолковых и вредных учениках. Тут в родной парадной он увидел, как незнакомая девочка лет 10 старательно выводит маркером на стене: I fac uoy!
– Что это ты делаешь? – строго спросил Иван Яковлевич.
– Я – ничего! Девочка спрятала маркер за спину.
– Ничего, говоришь, а это что? – Иван Яковлевич схватил ее за руку и разжал потные пальцы. В этот момент ему очень захотелось высечь маленькую хулиганку.
– Пустите! – зашипела девочка, маленьким волчонком глядя на незнакомого мужчину.
Однако, каких только взглядов не насмотрелся учитель в школе!
– Значит так, мало того, что ты пишешь в парадной, но и еще с такими страшными ошибками! – строго сказал он, и не отпуская руку, продолжил – придется отвести тебя к родителям! Она объяснят тебе, для чего существуют маркеры!
Иван Яковлевич с трудом подавил желание шлепнуть девочку пониже спины.
– Не пойду! – девочка попыталась вырваться, но мужчина держал крепко.
Щеки девочки покрыл легкий румянец, она слегка нахмурила брови, а во взгляде сверкнул неподдельный страх.
«Попалась птичка! Жаль, что не могу тебя наказать сам! Ничего, почему-то мне кажется, что сегодня ты получишь!»
– Тогда – пойдем в милицию! Крупный штраф твоим родителям выпишут! Говори лучше, где живешь, по-хорошему!
Он строго посмотрел на пленницу.
– Я из соседней парадной, – сказала она, поняв, что вырваться не удастся. – Мы недавно приехали.
– Пойдем! – строго сказал он, не отпуская ее руки. Девочка покорно пошла с ним. – Будем разбираться!
Иван Яковлевич чувствовал, что кровь приливает к его лицу, и почему-то стало тяжело дышать.
– Значит, у себя на лестнице рисовать мы не хотим, да? А чем моя лучше? Девочка ничего не ответила.
В хрущевке лифта не было, и третий этаж показался мужчине уж очень высоким. Дверь им открыла молодая женщина в халате и тапочках на босу ногу..
«Красавица, хоть и не ухоженная! Сколько же ей лет?» – подумал учитель
– Что случилось? – испуганно спросила она.
– День добрый! Это ваша сестра? – спросил он.
– Спасибо за комплимент. Но это моя дочь! – Ответила женщина. Так что вас привело ко мне?
– Простите, как вас…
– Меня зовут Лена.
Природа-мать одарила её щедро. Фигура просто божественна! Без малейших признаков жира. Красивая грудь, никак не меньше четвёртого размера. Роста она была среднего. Её возраст также не подавался определению. Ей можно было дать и двадцать, и двадцать пять, и чуть больше…
– А Меня Иван Яковлевич, представился он для солидности, – так вот, Лена, ваша дочь, – он показал орудие преступления, – разрисовывает мой подъезд, разными словами, скажи какими? – обратился он к девочке.
Девочка потупилась и замолчала.
– Нет, ты скажи маме, какие успехи ты делаешь в изучении иностранных языков!
– Вика, что ты написала? – спросила мама.
– Ай! – Девочка и покраснела как свекла.
– Дальше! – строго спросила мама.
– Фак ю! – выдавила она из себя и замолчала.
Тут расплакалась женщина.
– Ты снова! – закричала она на дочь. Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не писала ничего на стенах! Ты что, слов человеческих не понимаешь?
Иван Яковлевич обратил внимание, как у женщины задрожала нижняя губа, а руки сжались в кулаки. Но взгляд… Садисты узнают друг друга по глазам и сейчас в них учитель увидел родственную душу, мучимую теми же комплексами: мама давно поняла, что девочку надо воспитывать, но сама не решалась!
Девочка молчала.
– Драть тебя некому! – строго сказала мама и прикусила нижнюю губу.
Судя по всему, искушение влепить дочери оплеуху было очень сильным, и она удержалась из последних сил.
– Почему некому? – спросил Иван Яковлевич.
– Без отца растет! Избаловалась вся! – женщина тяжело вздохнула.
– Это дело поправимое, тут в горле Ивана Яковлевича застрял комок. Он почувствовал, как ладони предательски вспотели. Следующую фразу он произнес с большим трудом. – Думаю, в этом я, по по-соседски, смогу вам помочь!
Иван Яковлевич не узнал своего голоса. Женщина внимательно посмотрела на него. Похоже, она поняла все и сразу.
– Хорошая мысль, только жалко мне ее драть, – сколько раз пыталась – не получается, может быть вы…
"Такого не может быть никогда! Неужели мечты хоть иногда сбываются?" – Иван Яковлевич с трудом подавил ликование.
Для Вики время потянулось медленно. «Боже мой! – подумал он, – неужели сейчас случится то, о чем я мечтал столько лет?»
– Дело не хитрое! И очень полезное, – он почувствовал отчаянную попытку пленницы вырвать свою руку.
Сейчас решалась ее судьба, и взрослые были явно не на ее стороне.
Секундная пауза показалась Ивану Яковлевичу вечностью.
– Может быть, вы и правы, – сказала Лена и добавила, – Иван Яковлевич, а у вас есть ремень?
– Конечно, есть в брюках! – он стал расстегивать пряжку свободной рукой. Почему-то пальцы не хотели его слушаться.
Он почувствовал, как кровь приливает к лицу, и что-то одновременно приятно засосало внизу живота.
«Неужели сейчас случится то, о чем я столько мечтал? – мелькнула у него мысль. – Такого шанса я не упущу!»
Девочка стояла и круглыми, как пуговки, глазами смотрела на маму. Она прекрасно знала, что мама в порыве гнева в худшем случае наорала бы на нее, но тут дело приобретало явно нехороший оборот. Вдруг она вырвала свою руку из руки Ивана Яковлевича, и убежала в комнату захлопнув за собой дверь.
– Эй, Виктория, выходи по-хорошему! Никто не отозвался. Ишь, молчит! Делает вид, что не слышит!
Иван Яковлевич снял ботинки и сунул ноги в предложенные Леной тапочки. Не дождавшись ответа, они вошли в соседнюю комнату, где скрылась провинившаяся. Вика, сжавшись в комочек, неподвижно сидела в углу и, как затравленный зверек, смотрела на них большими, испуганными глазами.
Ты как себя ведешь? Лена потащила сопротивляющуюся Вику из угла к дивану. Девочка упиралась как теленок.
Мамочка, милая, пожалуйста, только не сейчас! Пусть он уйдет! Не надо при нем!
– Марш на диван! – строго приказала мама.
– Пожалуйста, не надо! – вдруг совсем жалким голосом пролепетала девочка, когда гость помог подтолкнуть ее к дивану. – Мама, ну ты же меня любишь!
Сердце Ивана Яковлевича отчаянно забилось. Он мысленно сравнивал Вику и своих учениц. Ученицы были старше, и уже приобретали женские формы. А сейчас перед ним была маленькая девочка.
– Надо было раньше думать! – сказала мама строго, – ложись!
Девочка вдруг перестала сопротивляться и замерла на диване. Иван Яковлевич подошел и поднял кверху платье. Девочка тут же руками цепко вцепилась в колготки, чтобы их не попытались снять.
– Руки убери! – Приказала мама, – а то еще добавлю!
Девочка ничего не сказала, но команды не выполнила. Мама подошла к дочке, и стянула колготки вместе с трусиками до колен. Иван Яковлевич увидел маленькую беленькую попку со следами от резинки. Попка была гораздо меньше, чем попы его восьмиклассниц. Он был на седьмом небе от счастья: еще бы! Сейчас осуществится, казалось, неосуществимая мечта. Он не мог вымолвить ни слова: при попытке открыть рот сразу бы выдал свое возбужденное состояние стуком не попадающих друг на друга зубов.
– Начинайте!
– Мама, мамочка! Пожалуйста не надо! Заголосила девочка.
Иван Яковлевич с трудом привел дыхание в норму. И, верный своим принципам сказал:
– Вика, за то, что ты изуродовала парадную, мама назначает тебе… Он вопросительно посмотрел на Лену. Десять ударов ремнем, а за то, что ты не слушалась – еще десять. После этого ты возьмешь тряпку и вымоешь все, что написала.
Лена кивнула головой, и Иван Яковлевич взмахнул ремнем. Первый удар получился не очень сильным, но девочка взвыла, согнула ноги в коленях и прикрыла попу руками. После первого удара по Викиной попе Иван Яковлевич почувствовал, как начали гореть огнем кончики его ушей.
Ее мама присела на край дивана, выпрямила дочке ноги и придавила их руками, а Иван Яковлевич прижал девочку к дивану свободной рукой. Предложить связать девочку у него не повернулся язык.
– Руки под живот! – Приказал Иван Яковлевич, входя в роль воспитателя.
Девочка подчинилась. Следующий взмах ремнем был звонким и пришелся точно посередине ягодиц.
– Ой! Мама! Ой! Больше не буду! – взвизгнула девочка.
Ивану Яковлевичу понадобилось время, чтобы привести свое дыхание в порядок. Третий удар пересек попу наискось.
– Простите! О-о-ой! Не буду… О-о-ой! О-о-о!"
Забыв про всякий стыд, она вертела попой, стараясь увильнуть от жалящих прикосновений ремня.
Удары ложились не совсем ровно. Девочка постоянно вертелась, поэтому полоски сливались и перекрещивались друг с другом.
На двадцатом ударе Лена сказала: «Хватит!»
Иван Яковлевич отпустил ремень. Девочка рыдала, вздрагивая всем тельцем. Мама помогла ей натянуть трусы. Иван Яковлевич увидел в зеркале свое раскрасневшееся лицо. Взглянув на маму, он увидел, как заблестели ее глаза. Сама она в этот момент была просто красавица.
– А теперь возьми мыло, тряпку и ведро с водой и сделай так, чтобы от твоих писулек на стенах следа не было. Сделаешь плохо – позову дядю Ваню опять в гости!
Девочка вышла, а Иван Яковлевич остался.
– Я вот думаю… Иван Яковлевич посмотрел на Лену. Мы все– таки не слишком жестоко?
– В самый раз! Сколько лет я собиралась ее выпороть, да все никак не могла собраться. Спасибо вам!
– Извините, за нескромный вопрос, а где… папа?
Видите фотографию на стене? На ней улыбался молодой человек в летной форме сержанта. Мы расписались перед его уходом в армию, я уже на четвертом месяце была, это в 17 лет!
– А что было потом?
– Привезли через год… Гроб! Он так и не увидел Вику. В глазах у Лены появились слезы.
– А меня… Меня моя девушка бросила. Нашла себе богатенького…
Иван Яковлевич взял Лену за руку, но та отстранилась.
– А можно мне пригласить вас с дочерью на чашечку чая? – спросил Иван Яковлевич.
– Когда?
– Да хоть завтра.
– Завтра я дежурю в вечер, давайте после завтра, в субботу!
– Буду рад!
Дома Иван Яковлевич не находил себе покоя.
Не выдержав, он достал заветную тетрадь, и в подробностях описал свои чувства во время порки девочки. Но это не помогло. Он рано погасил свет, воображая во всех подробностях картину, зрителем и действующим лицом которой стал минувшим днем. Всю ночь Ивану Яковлевичу снились эротические сны, где он вновь и вновь сек девочку ремнем. А потом в немыслимых позах кувыркался на кровати с ее мамой.
(Продолжение следует)