отчаянный...

 

       В какой то мере Зюськин был отчаянным мужчиной и эта отчаянность иногда проявлялась, как шальная решимость в решении какой - либо проблемы. И бывало так, что эта шальная решимость создавала казусные проблемы для самого Зюзькина.  Так случилось с Зюськиным и в этот день.
Все началось с того, что Зюськину, кто - то позвонил набрав не сосем точно номер телефона, то есть вместо желаемого абонента, на милый голос дамы ответил наш отчаянный Зюськин .
- Да-да, слушаю вас - отозвался на звонок Зюськин, продолжая свободной рукой делать пометки в нотной партитуре…
- Ксенофонт, я сработала материал! – победно заявила дама,- успела, так что ты проспорил, уже верстают.
- Да…- отозвался с недоумением Ксенофонт Зюськин – а какой такой материал – машинально спросил он, продолжая соображать.
- Ага! Уже и какой спрашиваешь! Нет Ксенофонт, теперь не отвертишься! Так что мы с Ленкой ждем обещанный презент.
- С Ленкой!? Извините что-то я ничего не пойму.
- Ксенофонт Борисыч, что-то и я вас тоже не пойму… вы что!?
- Но я не Ксенофонт Борисович ! Ксенофонт, но не Борисович.
- Да!? – несколько стушевалась дама – но может, хватит разыгрывать!?
- Девушка я вправду не тот Ксенофонт. Вы, наверное, номером ошиблись.
- Номером!? Ой! Неужели!? – рассмеялась дама - А вас что, тоже выходит Ксенофонтом зовут!? Ведь это имя такая редкость.
- Да…Ксенофонтом…
- Надо же – снова рассмеялась дама – у вас даже голос, чем-то напоминает нашего Ксенофонта, а какой у вас номер!?

            Назвав номер, Зюськин уже собирался положить трубку телефона, как дама увлеченная казусным совпадением имен и номеров телефона с разницей в одну цифру заинтригованно проговорила – А вы, наверное, то же лет сорока и брюнет. Так!?
- Ну, больше чуток. Но, увы, не брюнет. А вам, что, брюнеты нравятся!?
- Да нет, просто думаю, а вдруг и этом, совпадение, - хихикнула дама и вслед за «хи-хи» в трубке послышались гудки.
- Ну вот – ни здрасте, ни до свидания – мысленно проворчал Зюськин, и, завершив пометки в партитуре  засобирался  зайти на работу, прежде, чем отправится в филармонию, как снова зазвонил телефон.
- Здравствуйте! – услышал Зюськин уже знакомый голос.
- Здравтствуйте – так же проговорил Зюськин - но вы опять попали на мой номер.
- А я вам и звоню, чтобы извинится за звонок.
- Да не за что, я и сам бывает, ошибаюсь в спешке. А вы дозвонились до своего Ксенофонта Борисовича!?
- Ага. Уже пошел за презентом, - весело отозвалась дама, и далее, слово за словом, Зюськин узнал, что молодая особа работает журналистом в местной газете. И со своей стороны Зюськин, так же выдал информацию о своей профессии при возникшей некой обоюдной заинтересованности, как это бывает в непредвиденном знакомстве мужчин и женщин не связанных супружескими узами.

          Таким образом, мажорно – фривольный разговор перешел и в иные сферы и закончился неожиданно для обоих назначенной в этот же день встречей. Но эта встреча не была специально назначенной, как в свидании. Все дело было в том, что Зюськин был музыкантом и в этот день в филармонии должен был состоятся тожественный вечер-концерт по случаю юбилея оркестра филармонии в состав которого так же входили и некоторые из преподавателей колледжа. И Зюськин, как приглашенный поучаствовать в оркестре, вот уже месяц, как репетировал несколько сольных номеров. И вот, услышав об этом, журналистка тут же изъявила готовность в своем присутствии по случаю возможной информации, для частной газеты в которой она в данное время числилась.
Таким образом, Зюськин дал слово, за полчаса до концерта познакомить журналистку с  руководителем оркестра, как раз по поводу оной информации.

И вот после состоявшегося разговора, Зюськин, невольно почувствовав себя в роли кавалера, критически осмотрел себя в зеркале, так же невольно пришел к выводу, что не плохо бы привести свою слегка поредевшую и поседевшую шевелюру порядок.
- Как ни как, все же  концерт  -  оправдался он сам перед собой и вскоре, уже будучи в парикмахерской, оказался во власти полноватой дамы мужских причесок, стремительно занявшейся приведением в порядок бесхозной шевелюры на голове бесхозного клиента.
И надо сказать, парикмахерша, так справно заработала ножницами, что Зюськин чуть не убаюкался под мерное чак-чак.   
- Ну и как вам!? – услышал он, через каких ни будь пятнадцать минут победный вопрос дамы, довольной своей работой.
- П-превосходно! – выдавил из себя Зюськин, взирая на себя стриженного, хотя ему теперь казалось, что лучше бы он сегодня и не стригся вовсе, так как уж больно коротковато его обкорнали, и не прикрытые уши, теперь торчали, как две ручки от китайской кофеварки.
- Вам бы еще чуть седину под…тонировать – предложила любовно парикмахерша- и можно хоть в загс…
-Да!? А почему вы думаете, что я холостяк!?
- Дак видно жа! - хохотнула мастерица мужских причесок, с видом  всезнающей ведьмаки – Ну так что, «подтонируем»!?
- А это как!?
- Да вот подразведем красочку и минут через двадцать можно прямо на свидание
- А красочку, под цвет моих волос!? – уточнил, невольно соблазнившись Зюськин.
- Естественно!!!

Сказано – сделано и ровно через двадцать минут с головы Зюськина, уже смывали пахучий пощипывающий кожу головы обильный раствор краски.
И вот, через минуту другую просушки феном, «подтонированный» Зюськин, уставился на себя, несколько незнакомого Зюськина, как и нагловато рыжий субъект на него из зеркала.
- Ух! Просто красавчик! – восхитилась с ведьмянской улыбкой  парикмахерша, довольная достигнутым результатом
- Но я ведь не рыжий…- страдальчески произнес Зюськин
- Светка! Он рыжий или не рыжий !? – тут обратилась ко второй мастерице  парикмахерша.
- Рыжий! А в чем вопрос!? - отозвалась та
- Вот именно, что - рыжий! - возмутился Зюськин, - а я к вам пришел разве рыжим!? И это называется подтоноровать!?
- Да посмотрите, как вам идет это шикарный цвет! – тут же нашлась парикмахерша - да вы как будто родились с этим… прекрасным тоном!
- Да вы теперь такой мужчина! -  подхватила вторая, как бы оценивающе глядя на Зюськина, - глаз не отвести! Честно! Прелесть!

Зуськин, конечно понимал, что это все блеф чистой воды, но то, как произнесла молодая парикмахерша и то, как она посмотрела на Зюськина, а посмотрела она  томно и продолжительно, словно обласкала все закоулки его серых глаз. И естественно все это не могло не возыметь действие на несколько стеснительного Зюськина  и Зюськин обреченно сдался. В общем то изменившийся цвет волос и действительно преобразил его в некого француза из «гусарской баллады» и все было бы нечего, если бы, если бы не идти в филармоню, где его все знали, как слегка поседевшего до времени светло-русого шатена. Да и как теперь появиться в колледже!? Засмеют! За спиной естественно, и особенно студенты.
Расплатившись за оказанные услуги Зюськин вышел на улицу и, пройдя некоторое расстояние, завернул в магазин головных уборов. Брать он конечно ничего не собирался, но мысль оценить  наглую «рыжину» в спокойной обстановке показалась вполне оправданной.
И через минуту другую оправданно, как покупатель, примеряя одну шляпу, за другой, Зюськин пришел к не утешительному выводу, что надо, определенно, что-то делать с вопиющей рыжестью волос обрамлявшей легкую залысину головы. 
- Так может, перекраситься!? Точно! Перекраситься! – решительно подумал он и тут отправился прямо из магазинчика в совершенно другой салон мужских стрижек.         
Но там, как выяснилось, не красят. И Зюськину посоветовали сходить в женский салон через дорогу, где его тут же усадили в кресло за неимением в этот час посетительниц. Что было для застеснявшегося, в своей просьбе Зюськина даже очень-очень.  И в этом очень-очень Зюськин несколько успокоился, тем более, что ему заявили, что дело поправить очень даже просто. И именно сиюминутно, как и просит об этом клиент.

Словом процедура повторилась, один в один и вот Зюськин, просохший под воздушными струями фена, вновь очень-очень узрел себя в зеркале, однако скажем так, в настроении не очень.
 Он хотя не и был теперь рыжим, но однако же, очень красноватым и не просто, а с неким металлическим блеском красномедных волос.
- Девушка – слабо, почти шепотом произнес Зюськин, - но я хотел, что бы восстановился мой прежний цвет волос, вы же обещали.
- А это что же, не ваш цвет!?
- Так я же говорил вам у меня ближе к серому.
- Так мы и сделали ближе.
- Но это же не серый!
- Конечно не серый, серый будет, как снова волосы отрастут. А так вот сиюминутно, только этот и возможен. Ведь цвет на цвет. Вы же такой рыженький были. А теперь вы почти шатен…ну чуть с теплинкой.
 Таким образом с «теплинкой» на голове Зюськин и отправился далее, то бишь до дому, до хаты в грустном размышлении о крашенной своей головушке, а про колледж, естественно, он уже и думать забыл

До появления в филармонии оставалось еще полтора часа,  или как подумал про себя Зюськин «всего –нечего» полтора часа и надо было, что делать. Зюськин не сдавался! Он еще надеялся, как-то поправить свое непредвиденное положение.   И тут он вспомнил про некий рекламный  «чудодейственный эликсир» моментально менявший окрас волос телерекламных красавиц.
- Эврика! - Воскликнул Зюськин и тут же отправился в соответствующий рекламный магазин, соответствующего отдела. И через полчаса не более, Зюськин был уже дома. И вскоре уже расхаживал с полотенцем на голове, выдавая на саксофоне «сюрные» трели, что-то эдакое, из  восточных мелодий, типа ритмов танца живота и был весьма похож на некоего факира - заклинателя змеюк. А впрочем, и заклинателя ведьмак, так как Зюськин музицируя, вполне реально представил тех двух окрасивших его волосы парикмахерш, которые как полу-змеюки, полу-ведьмаки извивались под его виртуозные ритмы. Одна естественно была той толстой дамой, и почему то вытворяла неуклюжие до неприличности пассы, а другая лицемерно - томная красавица - истинная змеюка. И надо сказать, что обе почему-то были, несколько вызывающе и неотступно обнажены, и как не старался Зюськин,  прикрыть их обнаженности в своем воображении, оные дамы, нагловато заглядывая в глаза факира, вновь обнажались . Но однако же он был вполне согласен с тем, что обе неотступные в своей неприличности, танцующие дамы, были в своей обнаженности - неприличного зеленого цвета.
........Словом оная психологическая разгрузка весьма развеселила факира Зюськина и он
так этим увлекся, что чуть не передержал намеченные тридцать минут.
Быстренько нырнув под струю воды, он в спешке смыл «чудодейственный» эликсир и в мажорном настроении мажорно обработал почти досуха свою крашеную стрижку. В ванной зеркала у холостяка Зюськина не было, но за то в прихожке было зеркало, аж во всю стену. И вот эликсирно обработанный Зюськин, увидел наконец, отраженного Зюськина, взиравшего на него в неком эйфорийном состоянии. Да это был все тот же кавалер Зюськин, но теперь его волосы на голове были какого-то не очень хорошего цвета, словно на голове было что-то грязновато зеленое типа ядовитого птичьего помету с металлическим оттенком.
- И это все они! Змеюки! - воскликнул в отчаянии Зюськин и погрозил кулаком в зеркало, как и его двойник Зюськин Два - лично ему, Зюькину. А в это время из динамика, вечно молчавшего динамика, вдруг раздалась голосом Хворостовского ария  Мефистофеля – Люди гибнут за металл! Люди гибнут за-а рекламу! Ха-ха, ха-ха!

       Таким образом, мажорное настроение Зюськина, тут же сошло на нет, как сходит снежная лавина и в груди Зюськина явно похолодало. Теперь спасти положение Зюськина, мог только кардинальный метод и вспомнив фразу одного из «героев» фильма, в кавычках конечно, - «урезать, так урезать» Зюськин в полном унынии, но все так же решительно и теперь уже с футляром под мышкой, имеется ввиду с саксофоном, вскоре переступил порог салона очередной парикмахерской.
И вот бросив решительное - «постричь наголо и выбрить» отдался в ласковые руки дамы почуявшей в нем «нового русского», то бишь бизнесмена.
И когда с зелеными волосами Зюськина было покончено и прямо таки в очень короткий срок, то оказалось, что эта моментальная и без проблемная стрижка обозначилась в очень, кругленькую сумму. Это конечно очень смутило Зюськина, но нисколько не смутило парикмахершу ласково, почти нежно назвавшую стоимость блистательного облысения клиента.
- Какая же гадкая сегодня полоса жизни. – резюмировал Зюськин, - и все из – за этого злополучного телефонного звонка! Эт, надо же, как меня в кавалерство занесло!      

 И когда Зюськин, уже будучи в филармонии, прошел через зал на сцену, первым, как положено ввиду опоздания Зюськина, на него обрушился руководитель оркестра, усугубив размышления Зюськина о неудачном телефонном знакомстве.
- Ксенофонт! Где тя носит!? -  возмутился он и смолк, глядя на блестяще глянцевую в свете сценичных фонарей «голову босиком» Зюськина.
- Ну, Ксенофонт! Да ты блестишь прям, как… - тут мы опустим слова, ибо не для ушей милых дам произнесенное, слега приглушенным голосом - сие сравнение…- И с чего это ты так то!? У тебя же сольные номера…
- А так – Палыч – не все же одному моему саксофону блистать в моих блестящих соло… - отшутился Зюськин.
- Н – да, тебя бы еще подтонировать под какого ни будь Джексона и...
- Нет уж! – прервал Зюськин фантазию Палыча - Это я уже проходил…спасибо!
- Ладно, давай за пульт…
- Постой Палыч! – вспомнил Зюськин и как раз во время, так как идя закулисными переходами вот –вот на сцену должна была выйти корреспондентка, которую сопровождал директор филармонии.
- Тут, понимаешь, должна подойти одна корреспондентка по случаю концерта. Ты как руководитель, стало быть, и просветишь ее о том, о сем. Она из частной городской газеты.
- Просветить!? – хмыкнул в улыбке руководитель оркестра, сорока шести лет мужчина, сам первая скрипка-альт в этом сборном оркестре, - да я тут уже только, что давал информацию, для телевидения, впрочем…   
- Дак, ты это… словом, если вдруг явится, да еще и  про меня спросит, скажи, что я еще не пришел.
- И от чего же это так!?
- Да я ее…И сам еще в глаза не видел – поспешил ответить Зюськин, на подозрительный вопрос – А информация об оркестре ведь и в частной газете не помешает.
- Естественно.
- Ну, так вот и карты в руки.  А я то тут, как бы и ни причем.
- Ладно. – согласился Палыч и обратился к расшумевшимся оркестрантам - Так друзья - товарищи сосредоточились, повторим еще разок.

 Но повтор « еще разок» слегка задержался, так как в этот самый момент на цене и появилась корреспондентка, эффектная брюнетка лет эдак тридцати в сопровождении директора филармонии. И мужской в большей части оркестр, не замедлил сосредоточится в несколько ином плане, то есть на образе прекрасной дамы и только один Зюськин вовсе и не смотрел в ее сторону. Поблескивая, напрочь, выбритой головой и саксофоном, он единственный сосредоточился на партитуре, не желая даже просто из любопытства взглянуть на даму в экстравагантном костюмчике с короткой юбкой, не скрывавшей пикантно красивых ножек. Не смотрел и даже не прислушивался к разговору, в то время как руководитель оркестра, тут же подпавший под обаятельный взор дамы прямо таки нескромно стал словоохотлив, чего ранее особо не наблюдалось. Но вот его комментарий завершился, и дама задала еще одни назойливый и для нее вопрос, отчего Палыч слегка поскучнел.
- А Зюськин… Ксенофонт…он внештатный - протянул руковолитель оркестра, -  да он, конечно … хороший я вам скажу музыкант… но хм… что-то запаздывает. Так вы останетесь на концерте!?
- Да, конечно же!- ответил басом за корреспондентку директор филармонии, и до сознания Зюськина донеслось – ведь я думаю для репортажа, необходимы и личные впечатления. Не так ли, Клавдия Алексеевна!?
- Да, несомненно!
- Тогда пойдемте пока ко мне в кабинет, вы ведь кажется, собирались и у меня информацию взять…
-Ой! Верно! А время еще есть!?
- Целых двадцать пять минут.

После короткой, как пробежка по некоторым местам репетиции, Зюськин не замедлил вновь подойти к Палычу.
- Слышь, Палыч – спросил он – можно на сольном выступлении меня не объявлять.    
- Не объявлять!? Это как !?
- Ну, объявишь произведение, да и все…
- Да, Ксенофонт, что-то я не пойму. Явился как…
- Да ничего личного – перебил его Зюськин, просто так надо, понимаешь…
- Но она то, о тебе спрашивала.
- Вот, тем более… поверь на слово, лично с ней не знаком и знакомиться не желаю. Словом ни какого Ксенофонта сегодня в оркестре нет. И тем более солирующего…
- Так давай объявим тебя под другим сценическим именем, что ли!?
- Согласен… валяй…
- Во! Валяевым Юрием! Ты же ведь Юрьевич, мне так проще и запомнить, да и надо сообщить конферансье, что бы записала. У тебя, как ни как, три выхода…
- Ладно, сойдет, мне то без разницы…- согласился Зюськин в несколько приподнятом настроении.
И вот после прозвучавших звонков зал наполнился зрителями по случаю концерта, где естественно были и студенты и коллеги из преподавательского состава колледжа.
И вскоре под взмах руки Палыча оркестр выдал и весьма успешно первые произведения и очередь дошла и до сольной партии саксофона.
Назвав произведение конферансье объявил и солирующего артиста приглашая выйти на авансцену. И тут Зюськин, чуть не подкачал самого себя, не сразу сообразив, что он и есть объявленный Юрий Валяев. Впрочем, повторно и требовательно зазвучавшие аплодисменты получились весьма кстати, как некое приглашение некоего признанного талантливого артиста.

 Правда, когда Зюськин, наконец вышел с саксофоном, встав на фоне оркестрантов, в некоторых рядах возникло некоторое недоуменное замешательство, с порхающими вслух фамилиями Зюськин и Валяев. А кое-то даже сказал, что этот абсолютно лысый  Валяев,  лишь отчасти напоминает Зюскина. И кто-то следом тут же осведомленно добавил, что сей артист из Москвы и будет давать несколько концертов с оркестром филармонии.
И с первыми виртуозными руладами саксофона зал разразился дополнительными аплодисментами, что придало Валяеву-Зюскину большую уверенность и вдохновение и естественно и всему оркестру Палыча. Словом первый выход Зюськина в завершении последних нот, просто утонул в овациях и руководитель оркестра воспарил даже более, чем Зюськин в этих же овациях с брависсимо при объявленном следом вторым произведением… И на этой высокой волне и было завершено первое отделение концерта.

- Ну Ксенофонт, ну молодчина! А здорово ты придумал, что напрочь снес шевелюру. Как то неожиданно и романтично! А если бы еще и подтонировать! – В приподнятом настроении заявил Палыч, будучи с оркестром уже за кулисами – И имечко тебе классно вписалось…
- Так может и мне облыситься!? – вставил слово трубач – а то, как теперь после таких оваций солировать, ведь после антракта мой выход.
- Нет Капитоныч – ты у нас уже навечно в кредо чернявого гусара, тебе и лысина не к чему, ты главное в игре не подкачай. Но, наверное, сделаем рокировку, с начало пустим пианиста, потом вокал дадим, а потом тебя номером. А потом скрипки пойдут, как и расписано. А вот Зюськина, пожалуй, теперь перебросим в завершение концерта. Ты как Ксенофонт, не против!? Ты сегодня у нас ударная сила!
- Да что, конечно не против…- стушевался Зюськин, и оглянулся по сторонам в опасении, как бы на сцене не появилась гостья.
- Вот и чудесненько! – приободрился Палыч.
Поскольку произведенная рокировка, была и для Палыча необходимой, так как и его личное выступление могло бы показаться несколько бледным. Словом второе отделение концерта прошло весьма гладко и успешно, несмотря что Вляева – Зюскина после его завершающего концерт выхода, публика долго не желала отпускать, и он под согласный кивок Палыча повторил еще раз первое свое соло. И только после этого повтора, публика наконец затихла в овациях, и на сцену вышли представители от министерства культуры, для торжественного заключительного акта с вручением диплома руководителю оркестра и грамот для некоторых оркестрантов.

Зюськин, уже знал, что его фамилии в числе награждаемых не числится, и был очень даже рад этому факту. Но действо с награждениями несколько изменилось. Дело в том, министр культуры во время концерта поинтересовался у директора колледжа, кто такой неожиданный, для всех Юрий Валяев. И директор естественно пояснил, что это неприметный до селе, преподаватель по классу саксофона Ксенофонт Зюськин.
- А мы его как-то отметили !?– спросил министр культуры…
- Да нет…- признался директор, - что–то на счет него зав отделом ни чего не говорил, тем более об участи в концерте.
- Н-да… Неудобно как-то – посетовал министр культуры – публика нас не поймет… я думаю, вы не против вручения ему ценного подарка.
Вызвав кого-то по телефону, министр тут же отдал соответствующее распоряжение.
И вот после того, как торжественно вручили диплом и грамоты, так же торжественно объявили и Зюськина. Но Зюськина в этот момент уже не было на сцене. Ведь концерт он отыграл, а на праздничное застолье за кулисами, по случаю юбилея он решил не оставаться, предполагая, что корреспондентка наверняка будет присутствовать и на этом мероприятии в заботливом внимании со директора филармонии.
И поскольку объявленный при народно Зюськин не появлялся, то его вторично объявили, но уже как Юрия Валяева и раздались более дружные совместные аплодисменты, от тех кто знал и от тех кто не знал Зюськина. И таким образом некомпетентные зрители сочли, что неизвестного Зюськина вызывали вовсе не для гран–при. И нечего не было удивительного, что ценный гран-при на имя Юрия Валяева, в виде некой упаковки принял в свои руки руководитель оркестра сославшись, что маэстро неожиданно вызвали к телефону.

А Зюськин, Зюськин с саксофоном под мышкой, в это время уже неспешно топал до автобусной остановки. И никто из прохожих даже и не подозревал, что это идет ставший знаменитым в один концерт Юрий Валяев. Вот так под этим именем в вечерних новостях и мелькнул Зюськин в телерепортаже, как и на следующий день в трех газетах и в центральной краевой. Конечно, Зюськин был прежде всего талантливый музыкант и не причем тут сценический образ и псевдоним, просто заслуженные награды, как то и частенько обходят тех, кто их действительно заслуживает.               
Так вот на следующий день, ближе к вечеру в квартире Зюськина вновь затрезвонил телефон.
- Да я вас слушаю…- произнес Зюськин, проглатывая кусок холодной котлеты.
- Здравствуйте Ксенофонт…- услышал Зюськин уже знакомый голос – а вы обманщик! Вчера меня не встретили, как договаривались… и вообще куда-то пропали 
- Да понимаете…- не зная, что сказать замялся Зюськин
- Ой! Да не оправдывайтесь! Все замечательно и я вам благодарна, что вы сообщили по поводу юбилейного концерта. Там один артист, просто виртуоз с саксофоном, такой фурор произвел! Его выступления самые яркие были. Жаль только, что он сразу ушел после концерта. Я в газете о нем больше всего написала. А вот в других газетах о нем, так, всего несколько слов. А сегодня вот звонила в колледж, хотела лично, встретится, а мне сказали, что такой у них не работает. Так я в филармонию позвонила, мне сказали, что и у них он не числится. Так вот я на руководителя  оркестра вышла.
- И что же…- насторожился Зюськин.
- Так он ничего не ответил вразумительного. Говорит, что это вроде, как музыкант со стороны. А потом сказал – «позвоните Ксенофонту Зюськину, он вам и ответит на все вопросы»… Странно все это как-то. А вы вот вчера участвовали в концерте или нет!? И, кстати, я совсем упустила, а на каком инструменте вы играете…
- Я!? да я на этом… на барабане.
- А …- разочарованно протянула корреспондентка – так, а насчет Юрия Валяева, что скажете!? Понимаете, я хочу дать о нем отдельный материал. И вообще с ним как-то связаться можно!?
- Да, наверное, уже нет… он… это мой брат, сродный, ну, так он уже улетел…
- Это куда!?
- А  Новосибирск.
- Понятно… но знаете все же я хочу о нем написать. А с вами можно о нем поговорить более подробно, тем более, что он ваш родственник!?
- Да знаете… работа…  Да и хватит того, что вы уже написали.
- Вы думаете!?
- Конечно! Да, он вообще этого не любит, потому вчера и сбежал – категорично заявил Зюськин, и вновь невольно загрустил о невозможном, для себя знакомстве.
- Да. Жаль…
- Да…наверное …
   
........................................2007 год    
   
 
 
 
         


      

                .