Сапожник
- Папа, а я могу стать генералом, как ты?
- Конечно, сынок. Закончишь школу,
потом институт, послужишь в Армии, пойдёшь
в академию...
- А адмиралом я могу стать?
- Нет, у адмирала есть свой
сынок.
Бахчисай был последней надеждой прославленного рода знаменитых сапожников Бухтияровых. Давным-давно, сотни лет назад, его предок, Бахчи, шил сапоги предводителю Золотой Орды, самому Чингизхану. С тех пор сапожное искусство в их роду передавалось из поколения в поколение, с каждым разом всё больше и больше видоизменяясь и совершенствуясь, в зависимости от достижений науки, техники, запросов заказчиков и способностей мастеров.
После освобождения русской земли от гнёта татаро-монгольского ига, род Бахчи не ушёл со своими соплеменниками, а остался жить на русской земле, продолжая заниматься любимым делом. Лишь фамилию переделали на русский лад, и начали называть себя Бахчисараевыми.
Уже после революции, когда проводилась перепись населения, главе рода намекнули, что фамилия его напрямую связана с татарским городом Бахчисараем, и неизвестно ещё, не восходит ли она к тому самому Бахчи...
Не долго думая, старейшина рода согласился переделать её в Бухтиярова. Но и эта фамилия долго не просуществовала. Когда начались гонения на татар, старый Бухтияров, ловко переделал фамилию в честь черноморской бухты Ярой, в Бухтаярова.
Так, древний татарский род, стал носить вполне русскую фамилию, даже отдалённо не напоминающую имя его основателя.
Но метаморфоза с фамилиями никак не повлияла на искусство шить сапоги. Мастерство изготовления самой изысканной обуви по-прежнему передавалось от отца к сыну, от деда к внуку, пока Бахчисай Бухтаяров не решил положить конец существованию знаменитого рода сапожных дел мастеров.
Он был единственным сыном Алима Бухтаярова, но не хотел учиться на сапожника. Он хотел учиться на юриста-международника. Своё стремление мотивировал тем, что среди его окружения уже были выучившиеся и добившиеся высокого положения татары. Двоюродный брат по матери был директором завода. Второй брат руководил районом, а родная сестра Бахчисая училась в университете и то, что Бахчисай решил поступить в МГИМО, никого не удивляло.
Только отец воспротивился этому. Если Бахчисай не будет сапожником, исчезнет многовековая традиция прославленного рода. Не передавать же искусство шить сапоги дочерям! Такого прецедента в их роду ещё не было. Старый Бухтаяров отговаривал Бахчисая:
- Кто тебя в том институте ждёт? Там конкурс десять человек на одно место.
Но Бахчисая это не пугало. Его не испугало даже то, что отец ошибся, конкурс оказался не десять, а двадцать восемь человек на одно место!
- Даже если поступишь, тебе не дадут его закончить, - увещевал отец. Но Бахчисай был упрям.
- Хорошо, - не отставал отец. - Допустим, ты получишь диплом. Всё равно, дальше Симферополя тебя не пустят! Вот, посмотри: в нашем роду все сапожники. Ты только родился, а я уже знал, что ты будешь сапожником, и где будет стоять твоя будка. Точно так и у них там, в Москве. Сын только родился, а отец уже знает, в какой стране он будет послом, в Англии или Франции.
Такие разговоры только раззадоривали Бахчисая, он с ещё большим усердием зубрил историю, философию, литературу, иностранные языки.
Но и старший Бухтаяров не хотел сдаваться. Безрезультатно использовав все свои доводы, он решил сыграть на самолюбии сына, и привёл последний, решающий аргумент:
- Ну, что ж. Это нормально. Все ищут путь, что б протоптанней и легче. Ты потому рвёшься в институт, что тебе легко даются гуманитарные науки. А сшить сапоги тебе слабо!
Эти слова задели Бахчисая за живое. Но у отца он учиться не стал, уехал к деду, целыми днями не отставал от него, ни на шаг, выведывая секреты сапожного мастерства.
В принципе, шить сапоги он умел, и уже не одну пару сшил, ведь вырос в семье сапожника. Но, одно дело, сшить из куска кожи обувку. И совсем другое - стать непревзойдённым мастером сапожного дела. Поэтому, от деда он перенимал такие секреты, которые чужим людям не передают. Да и постичь их не каждому дано.
Неожиданно для себя, он узнал, что качество кожи зависит не только оттого, из какого зверя она выделана, но и оттого, сколько лет тому зверю, какой он породы, в каком месяце появился на свет, чем его кормили, чем поили, в каком возрасте забили, кто и как выделывал шкуру.
Он узнал также, что самую лучшую кожу можно испортить, не умея с ней обращаться. Поэтому, самое важное условие - это мастерство сапожника, его умение снять мерку, сделать выкройку, пошить.
Ещё Бахчисай узнал, что мастер должен чувствовать характер заказчика, знать его темперамент, понимать наклонности, видеть его внутренний мир, потребности, знать, для чего ему нужна обувь, и уже потом пошить такую, которая подойдёт только для этого случая, только этому заказчику, и никому больше...
От деда он узнал, что очень просто смастерить сапоги без скрипа, несколько сложнее - со скрипом, но изготовить сапоги с заранее заданной мелодией скрипа при ходьбе - это верх совершенства мастера.
Всё это было для Бахчисая откровением. Только познав эти тайны, он всерьёз взялся за изучение традиционной для семьи профессии, и быстро овладел ею в совершенстве.
Он выпросил у деда готовую кожу и, не тратя попусту время на изучение характера заказчика, сшил сапоги человеку, которого знал лучше, чем самого себя - отцу. Его похвала стала для Бахчисая лучшей наградой.
Отец обрадовался и возгордился сыном:
- Теперь я верю, что в твоих жилах течёт кровь непревзойдённого мастера Бахчи! Не напрасно я назвал тебя в его честь. Таких сапог в нашем роду не шили много лет. Я со спокойной душой передаю в твои руки наследие наших предков!
Но упрямый Бахчисай разочаровал отца:
- Я сшил эти сапоги, чтобы доказать тебе, что я не бездельник и не бездарь. Завтра уезжаю в Москву, и прежде, чем на этих сапогах сотрутся подмётки, я вернусь с дипломом!
Бахчисай легко сдал вступительные экзамены, прошёл по конкурсу. У членов комиссии на его счёт не было никаких сомнений. 90 процентов абитуриентов владели английским, немецким или французским, на остальные сто восемьдесят стран приходилось десять процентов абитуриентов, и лишь монгольским свободно владели всего два человека! А именно в монгольскую и датскую группы был недобор. Бахчисая зачислили в монгольскую группу.
Учился он на круглые пятёрки. Стипендии не хватало, помощи из дому не просил и, наступив на гордое «Я», ночами, в подвале институтского общежития, тачал разнообразную обувку, наперекор своему характеру превратившись из непревзойдённого мастера, в ремесленника. Но обувь его пользовалась большим спросом, расходилась быстро, он не бедствовал.
Как бы там ни было, а через пять лет, окончив Московский Государственный Институт Международных Отношений, он получил диплом.
Но в погоне за кожей, гвоздями, нитками, молотками, колодками да лапками, Бахчисай пропустил тот момент, когда его сокурсники приступили к интенсивному изучению монгольского языка. К тому времени, когда началось распределение, предпочтение отдавали, естественно, тем, кто, наряду с монгольским, знал ещё английский, а ещё лучше - японский или китайский. Увы, Бахчисай не знал ни того, ни другого, ни третьего. Заграница ему не светила.
Он, было, рванулся в спешном порядке изучать английский и китайский, ему даже предложили работать на кафедре, но при этом намекнули, что с такой родословной, с перекроенной несколько раз фамилией (и откуда, только, узнали!), за границу, где нужны проверенные, надёжные люди, он не попадет, и он от своих намерений отказался.
Если бы у него был диплом простого юриста, он смог бы устроиться в Москве. Но международники, оказывается, здесь не нужны. Они нужны за границей.
Десять мест поменял Бахчисай за два года, но самое большее, чего он достиг, это оценки своих знаний в сто восемьдесят рублей в месяц, да и то, при этом ему приходилось совмещать свою основную работу с такой не престижной, что об этом и упоминать не хочется. Подрабатывать шитьём обуви друзьям по институту, чтобы учиться, это еще, куда ни шло, на это его ещё хватало, тут он мог оправдаться хотя бы перед самим собой. Но зарабатывать халтурой на жизнь - это было не в его характере. Он вернулся в Крым.
Ему предлагали место в правлении колхоза, на винзаводе, в исполкоме. Не каждый год появлялся здесь юрист-международник. Но пошитые отцу семь лет назад сапоги износились, и он принялся творить новые.
Для этого ему не требовались знания ни английского языка, ни Римского права, ни философии Аристотеля, ни, даже, монгольского языка!
В его жилах текла кровь прославленного сапожника Бахчи, она руководила его помыслами, направляла движения рук, ему оставалось только спокойно сидеть на низком, потёртом, кожаном стульчаке, да насвистывать мотив старинной песни, которую пели его предки, возвращаясь из набегов на русичей...
Нож сам делал выкройки, игла сновала туда-сюда, гвозди, послушные молотку, легко входили в толстую, бычью кожу, и не успевала закончиться песня, как из-под рук Бахчисая выходили чудо сапоги, за которыми годами стояли в очередь даже юристы-международники.
Айме http://www.proza.ru/2009/11/05/570