Старая яблоня и наливное яблоко

Наталья Кухлич
         В бабушкином саду почти у самой реки росли три старые яблони. Их никто уже давным-давно не подрезал, а урожай в хорошие годы был обильный, поэтому спутанные шершавые ветви белого налива опускались с южной стороны почти до самой земли.  Раньше эта яблоня родила через год, одно лето радуя людей, другое отдыхая. Теперь она уже доживала свой век, поэтому очень старалась оставить о себе добрую память, а, может, хотела отблагодарить бабушку за ее неназойливую заботу. Вот и этой весной яблоня пышно, обильно цвела, даже словно помолодела, и третий год подряд на месте облетевших лепестков появились завязи белого налива.
         А теперь речь пойдет об одном из яблок, выросшем на этой старой яблоне. Надо признать, это было очень ладное яблоко, крепкое, сочное и сладкое. Но в своей  жизни оно испытало мало радости. Страх за свою жизнь мешал яблоку замечать солнце, небо, цветы, пестрокрылых бабочек. Сначала оно боялось, что его сорвет порыв ветра или съедят еще зеленым бабушкины внуки. Потом у яблока появились новые тревоги: солнце может обжечь его нежную кожицу, и оно начнет гнить, его могут поклевать нахальные птицы, или слизкий червяк  источит его изнутри, и, наконец, оно может упасть вниз под действием собственной тяжести и пойти на корм свиньям. Подобные судьбы со временем постигли всех соседей яблока, но оно уцелело. От горячих солнечных лучей его берегли заботливые самоотверженные листочки, от птиц и падения вниз – спутанные ветви.
        Когда яблоко поняло, насколько благосклонна к нему судьба, оно стало высокомерно и злорадно смотреть на своих незадачливых и беспечных сородичей, сорванных и съеденных детьми или закрытых в банки, упавших на землю и  собранных на корм скоту. И вот, наконец, яблоко осталось одно, но чувства торжества больше не было. Хотелось не бессмертия, а быть как все. Как все погибнуть, принеся кому-то радость или пользу. Но увы… Сморщенное, иссушенное и никому не нужное, оно так и цепело на яблоне, омываемое холодными осенними дождями, овеваемое колючими метелями. И даже вспомнить ему было нечего…