Саня проснулся с невыразимым ощущением счастья, какое бывает у детей и ещё, наверное, у клинических идиотов. Полежал в тёплой кровати, глянул на часы. Полшестого. Воскресенье. Надо же, так рано, а он выспался! Здорово, выходной весь впереди, и он будет длинным. Мать уже ушла в церковь. Всё зовёт с собою. Надо бы, конечно. Грехов-то поднакопилось, что ни говори.
Влез в джинсы и рубашку, вышел на крыльцо. Село просыпалось в густом тумане ранней осени. Саня вытряхнул из пачки сигарету, закурил. Хорошо! Как же хорошо, когда не бухаешь! Пусть идут в задницу эти ханыги-друзья, им жить осталось на две затяжки, если не бросят, как он. И Ленка молодец. Всё стерпела от него, придурка, все его выходки пьяные и даже побои. По сердцу разлилась теплота. Ленка, девочка моя родная, какая ты всё-таки... Из армии его дождалась, никто потом не смел плохого слова сказать, и это в деревне-то! Дочку-лапочку родила, самого его из помойной ямы вытянула, он же сколько уже не пил. Саня задумался. А правда, сколько? Вроде с майских в рот не брал, да и до этого только в Новый Год нажрался до свиней. Уже на двадцать третье удержался. Поехал с Ленкой к родне в город, вместо бухалова с друзьями. Приехал - а те уже в запое, грязные, страшные. Эх, хороший был год! К следующему лету можно машинку поменять... Что за скрип такой противный?
Скрипело колесо телеги. Настоящее деревянное колесо, на настоящей деревянной оси. Смазка высохла. Лошадь брела сквозь туман, влача за собой телегу, покрытую капельками росы. И возница тоже был покрыт росой, сидя недвижно, глядя вперёд невидящими глазами. Саня увидел сначала очертания лошади, выплывающей из тумана, потом возницу, потом и телегу, производящую мерзкий дребезжащий звук. Повозка надвигалась на него из тумана, медленно и неотвратимо. Он почувствовал, как уходит из него то утреннее счастье, с которым просыпаются дети и идиоты. Как будто открыли пробку где-то внутри, под диафрагмой, и всё, что его наполняло, начало из него вытекать. Он хотел поздороваться с возницей и посоветовать ему смазать колесо, но не смог. Совершенно непонятным образом он не смог говорить, всё его тело сковала липкая вязкая пелена, окурок выпал из пальцев, тихо пшикнув об каплю росы на листе подорожника. Сил хватило ровно на то, чтобы проводить телегу поворотом головы, не отрывая взгляда. И с каждым оборотом скрипучего колеса из него, из его сердца вытекало что-то хорошее, чтобы уступить место чёрному, тягучему, тяжёлому... безнадёжному.
Саня смог стронуться с места, только когда мерзкий скрип затих в тумане. От утреннего благостного настроения не осталось и следа. Он закурил ещё одну сигарету, хотя и не хотелось, просто, чтобы унять непонятно откуда взявшуюся дрожь. Утренняя прохлада стала мерзкой сыростью. Он оглянулся на свой дом. Шифер пора менять. А-а! Меняй, не меняй, всё одно старая развалюха, стоящая посреди грязи деревенской. Скотиной воняет и гнилью, вот она, наша жизнь проклятая! Иди оно всё на...
Саня оглядел ненавидящим взглядом соседние дома. Да, и там тоже - одна разруха! Сидят как тараканы по своим гнилушкам, бухарики и бездельники. Что, выпить со мной хотите? Да нет проблем! Он выкинул просмолившийся от быстрых затяжек бычок. Что, в город податься? А кто там меня ждёт? Кому я там нужен? Кому я вообще нужен, там, здесь, где-то ещё?
Издалека донёсся колокольный звон. А, поповское отродье! Мать - клуша глупая, несёт свои копейки с пенсии туда, кормит этого недоноска Женьку. Ишь, попом заделался, вместе ведь в школу ходили, такой же как все был, а тут попиком вернулся в село. Козёл! и ещё она хочет, чтобы я к нему пошёл со своими грехами!
Ага, грешного нашла! Да сам он хуже нас всех грешник. Что, не пьёт? А ты откуда знаешь, что не пьёт? Может, он хуже нас всех напивается у себя дома?
Саня пошёл в дом. Ленка, вышла из комнаты ему навстречу, подняла глаза, ожидая ласки. Да хрен там! Саня грубо оттолкнул её плечом и направился на кухню.
- Сань, ты чего? - голос звучал обиженно и непонимающе - Что случилось?
- Ничего не случилось! Может нормальный мужик в свой выходной выпить с друзьями?
- САША!!!
- Что - Саша?! Хорош, попили моей кровушки, что ты, что мать. Идите вы все нахер, а я к Валере пошёл.
Саня достал из холодильника початую бутылку водки - свою ещё недавнюю гордость (вот я каков - там стоит холодненькая, а я не пью!). Порылся в холодильнике в поисках закуси, схватил кральку колбасы. Не глядя на жену, пошёл на выход. Лена уже рыдала, прислонившись к косяку...
Возница отъехал от села на два или три километра, но колокольный звон всё ещё достигал его ушей. Раздражающий, беспокоящий, обличающий. нельзя гнать, нельзя! Но как хочется уже уехать подальше, спрятаться от этих звуков, раствориться в тумане. Нельзя гнать, надо ехать медленно и осторожно, с минимальной скоростью пересекая невидимые силовые линии магнитного поля Земли. Проклятое колесо, как достал его скрип! Стальную ось ставить нельзя. Нельзя никакого металла, всё, что нельзя сделать из дерева, на его телеге сделано из прочного пластика, даже заклёпки на упряжи - пластмассовые. Наконец звон затих. Он остановился, откинул брезент позади себя. Богатый улов! В большой стеклянной ёмкости в промежутке между двух кольцевых магнитов клубилось сиреневое облачко - материализованные и украденные надежды этого сельского парня. "Что теперь с ним будет? Не наше дело. Пусть идёт молиться своему богу, под этот гадкий медный звон! Так, осторожно, главное, не спешить! Хе-хе, да тут на штуку баксов!" Возница начал медленно и плавно поворачивать странную бутыль...
- Жоржик, привет! Где был, что видел, что нам вкусненького привёз?
Вечеринка клонилась к своему закату, да и время уже клонилось к рассвету. Лёньчик встал с дивана, приобнял Жоржа, толстого мордатого парня, и повёл его на балкон пентхауза. Позади гремела музыка, двигались во всполохах света гибкие тела, модный итальянский диджей честно отрабатывал свою пачку евро. Московская предрассветная хмарь накатила на них неизменной лёгкой столичной вонью - выхлоп машин, вентиляция канализации, и просто газообразные продукты жизнедеятельности десяти миллионов спящих людей. Лёгкий ночной ветерок явно не смог справиться с этой проблемой и донести до двух молодых людей ароматы лесов Подмосковья.
- Лёня, всё круто у тебя, как всегда!
- Да, блин, достало как-то всё уже. Драйва нету, Жорж! Драйва! Раньше по трое суток тусовались и без проблем, а сегодня только начали - и уже высох весь.
- Лёнчик, как раз на такой случай у меня есть! - Жорж пухлыми пальчиками залез во внутренний карман пиджака фантастического цвета и покроя, и выудил оттуда что-то вроде пробирки.
- Это что ещё за хрень? - Лёнчик осторожно, как живую лягушку, взял в руки стекляшку, повернулся к свету, чтобы получше рассмотреть. Внутри "пробирки" между двух серых колечек колыхалась газообразная масса, как какое-то облачко. - И что с этим делают? Опыты проводят?
- Лёнь, это - просто вдыхают в себя. Три тысячи евро.
- Что???
- Лёня, если тебе не понравится - я верну бабки. Пока никто ещё не требовал денег назад.
- Жорж, я-то думал, ты с новой дурью сразу ко мне, - Лёнчик скорчил обиженную рожу.
Жорж немного смутился. Ему надо было как-то выпутаться, обиженный клиент - потерянный клиент, с этой чёртовой богемой столько проблем...
- Лёнчик, не мог же я на тебе как на кролике испытывать!
- А на ком испытывал?
- Да есть тут компания одна, кавказцы, такие заросшие чёрной шерстью брутальные натуралы. Алахакбары.
В точку! Жоржик порадовался своей находчивости. Лёнчик то ли вправду, то ли для понта ненавидел "чёрных". Об этом знали (конечно же, "по секрету"!) все, кто общался с ним больше пяти минут.
- Ладно. Как? Пробку открыть и вдохнуть?
- Ага!
Лёнчик передал пробирку Жоржику, вытащил портмоне, отсчитал шесть самых больших купюр, забрал пробирку обратно и открыл пробку. Поднёс ко рту, втянул в себя воздух, ничего не почувствовал, посмотрел на свет, убедился, что мутного облачка больше нет внутри...
И тут началось! Перед ним стоял его лучший друг Егорка, ладно, Жорж! Какой отличный парень! Надо будет порекомендовать его отцу, в качестве одного из директоров. Леонид оглянулся: перед ним сияла Москва, небо на востоке занялось зарёй, воздух был свеж и чист, а впереди... Впереди его ждала мировая слава, женитьба на американской кинозвезде, приёмы в Белом Доме. Душа его раскрылась навстречу будущему, без страха, без сомнений. Он закончит учёбу, получит диплом, отец обнимет его и расцелует, мама будет гордиться! Он сможет приумножить капиталы семьи, он откроет филиалы компании по всему миру!
- Ну, как? - испытующе смотрел на него Жорж.
- Жоржик, я твой должник навеки! Это что-то суперское! Надолго?
- Форева, Лёнчик. Только про меня не забывай, и я приду!
- Жорж, держи пять! - Лёня пожал пухлую руку, обнял Жоржа, и заглянул в его поросячьи глазки (о нет! сейчас они были прекрасны!), - Это вещь!
Лёнчик пошёл назад в пентхауз. В большом зале его встретили улыбки тех, кого он знал и любил, он сможет всем им помочь, он - всесилен! И дело не в миллиардах его отца, нет. Он сам, сам!!! Он напрягся, пытаясь вспомнить, когда в последний раз испытывал что-то подобное. В пятнадцать лет? В двенадцать? Какая разница? Этот мир принадлежит ему!
…Никогда ещё Лёнчика не вштыривало так надолго. Этот волшебный газ Жоржа... Трое суток, почти без сна. Только танцы, танцы, мальчики и девочки в разных комбинациях, спиртное рекой, и даже не пришлось глотать какие-то колёса. Он выжал до конца всю компанию, потом вызвонил других, потом третьих, совсем уже почти незнакомых. Сколько папиных денег было потрачено, Лёня затруднился бы сказать. Считать деньги было для него "лоховством", он никогда не задумывался, сколько у него прямо сейчас на карточке и в кармане. И вот наконец эйфория начала спадать. "Газ выгорел", подумал Лёнчик, "где там наш Газпром?". Жоржик не отвечал. Сука! Как можно - подсадить его на такую волшебную вещь и исчезнуть? Сука, натуральная сука!!!
Лёнчик стоял, опираясь на парапет балкона. Странно, его не мутило, не подскочило давление, не болела даже голова. Просто ему было... как же это... ему было как-то невыразимо тягостно. Тягостно быть бестолковым нахлебником, которого презирает отец и не любит мать. Тягостно быть бездарем, которого терпят в универе только ради отцовских бабок. Какая у него может быть семья? Какие дети? Кем они вырастут в такой семье? Потомственными бездарями и бездельниками? Тупыми наркоманами? Кому он нужен, кроме этих клоунов, которым всё равно где и с кем плясать, жрать, пить и колоться, лишь бы нахаляву? Это всё просто одна сплошная безнадёга!
Лёня заглянул через ограждение. Где-то там был асфальт. Ровный и твёрдый. Решение? Почему бы нет?...
Саня стоял посреди комнаты, в ушах звенело после выстрелов. Сквозь пьяный угар до него начала доходить картина реальности. А реальность была такой: дочка мертва, мать тоже. Ленка умирает у него на глазах, уткнувшись лицом в пол перед его ногами, зажимая обеими руками окровавленный, разорванный картечью живот, из которого вываливаются какие-то фиолетово-жёлтые сосиски. Ага, кишки. Саня пошатнулся, посмотрел на ружьё в своей правой руке. Ствол длинный, не дотянуться. Скинул с ноги заляпанный кровью тапок. Поставил ружьё прикладом на пол, сунул стволы в рот и нажал большим пальцем ноги на спуск. Картечины, перемешанные с кусками кости и мозга, метнулись к потолку...
Леонид ощущал напор воздуха, он был всё сильнее и сильнее. Ну, скорее же! Пусть им всем будет плохо, как мне!
...Где-то далеко в тумане раздался отвратительный скрип. Ещё один. Ещё, уже ближе...