Караоке

Эдуард Резник
- Ой, какой у тебя микрофон! - потянулась ко мне девица. - А, давай, дуэтом?
- Давай... только я не один.
- Трио, так трио! – легко согласилась певунья.
И мы с товарищем переглянулись.
Жёны, не сводившие с нас глаз, делали вид, что им безразлично.
- Мы бы с удовольствием... – стали мы решительно отвергать её притязания, как вдруг зазвучала музыка.
- Ой! – снова выкрикнула девица. – Мои любимые! «Крылатые»! Покатайте, умоляю...
И стремительно прильнула к микрофону.
- В юном... – сорвался я на фальцет.
– Месяце апреле! – пробасил мой приятель, скашивая глаза.
Тональность от нас ускользала.
- В старом парке тает снег... – объяснительно глянули мы на своих жён, пылавших гневным равнодушием.
А девица, повиснув на наших шеях, захрипела:
- Ну, весёлые качели, начинайте свой разбег!
Строчки потекли. Слова запрыгали. Она солировала:
- По-озабудем всё на свете...
- Де-ти! - подпевали мы.
- Се-ердце замерло в груди...
- Жё-ны!
- Только небо-о-о, только вете-е-ер... - скользила по нам юная певунья. - Вот и радость впереди-и-и!
Демонстрируя супругам свои совершенно пустые руки, мы тянули:
- Взмыва-а-ая!
- Выше кры-ы-ыши! – повидлом вмазывалась в нас солистка.
- Мы ве-е-едаем прегра-а-ад! – заверяли мы, рвущихся на сцену, жён. А девица всё стонала: «Крылатые мои, крылатые!».
Но тщетно. Трио распалось.

Второй куплет мы пели уже квартетом и под чужими окнами.
Жёны голосили: что - детство кончится когда-то, что - оно не навсегда.
Мы покаянно соглашались, дескать - да, станут взрослыми ребята.
- Вот разлетимся - кто куда! – грозили нам жены разводом, а мы их урезонивали.
Говорили что - всего лишь дети, нам расти ещё, расти.
А они кричали:
- Вам бы всё в небо!.. У вас там только ветер!..
И ничего кроме неприятностей впереди не сулили.

После короткого проигрыша мы с другом двинули в бар, и, не ведая преград, очень быстро накачались выше елей. Шар земной закружился от весенней кутерьмы. И когда неожиданно наступило утро, над нами уже вовсю пели птицы.
- Где мы? – заворочался приятель.
- На свете... – стоном отозвался я.
- На какой?
- Позабыто всё!

Потом он хватался за грудь, и говорил, что сердце его замерло. В карманах у нас сквозило. А в голове всё летели, летели крылатые качели - нескончаемым тошнотворным рефреном.
И вот вроде песня хорошая. А организм её, с тех пор, не принимает.