Маришка и не представляла, что может бежать с такой скоростью. И не просто бежать… а так, словно под ногами был ровный асфальт, а не камни, корни деревьев и ямы полные грязи… бежать так, словно был яркий солнечный день, а не почти уже ночь. Она перелетала через торчащие корни сосен и кедров, подныривала под толстые ветки, огибала сучья… Она легко перепрыгивала с валуна на валун, и старенькие кроссовки ни разу не соскользнули с влажной поверхности.
Когда начало темнеть, а в горах темнеет быстро, до лагеря оставалось еще больше двух километров… По левую руку возвышалась гора, по правую – блестело озеро, и только избитая лошадьми узкая тропка между ними. Заблудиться негде, но и свернуть некуда.
Когда начало темнеть, Маришка вдруг осознала, что она в тайге одна, и больше двух километров до людей...
Ей мерещились Йетти, медведи, на крайний случай волки или браконьеры. И в животной жажде жить, она уже ненавидела лошадей, тех, кто этих лошадей держал, и особенно туристов, для которых этих лошадей держали. Ненавидела за разбитую тропу, за ямы полные грязи, за дерьмо на тропе.
Но больше всего она ненавидела себя за эту дурацкую идею и мужа, за то, что он согласился с ней…
Хотя поначалу-то идея показалась замечательной! Ещё бы, прийти в лагерь, когда Костя уже установит палатку, разожжёт костёр, сварит ужин. Собственно, возможность не готовить ужин и привлекла Маришку больше всего. Только ради того, чтоб не варить кашу, Маришка и отправила мужа вперёд, томно сказав ему, что она по такой тропе быстро идти не cможет, и ему придётся всё время ждать её. Заблудиться тут негде, свернуть некуда, иди себе и иди, только смотри, чтоб не подвернуть ногу или не наступить в лошадиные отметины… Так что…
Костя легко согласился и вскоре исчез за деревьями.
Маришка поначалу надула губёшки, но представила, как она подходит к костру, а там Костя накладывает для неё в миску горячую ароматную кашу или суп, чего он там приготовит… а на костре в котелке закипает чай, и Костя бросает в котелок горсть заварки и несколько листьев дикой смородины, которые он сорвал на том берегу озера, и веточку душицы… спрашивает: «Ну что, гулёна, нагулялась?». Садится рядышком, обнимает… а она вся такая уставшая и сомлевшая от тепла костра, каши и близости мужа… Эх!
И всё так и было бы, если бы не ночь. Ночью в тайге одной ой как страшно! Дикий, первобытный страх... как нашатырь под нос… все лишние цели и мысли отлетели в стороны. Осталась только одна цель – костёр и люди. Осталась только одна мысль – бежать.
И Маришка перелетала через торчащие корни сосен и кедров, подныривала под толстые ветки, огибала сучья… Она легко перепрыгивала с валуна на валун, и старенькие кроссовки ни разу не соскользнули с влажной поверхности.