ЛОХ

Эдуард Мирмович
 
  Симферопольский зной от полурасплавленного июльского асфальта 1962 года. На улице Гоголя, что недалеко от обкома комсомола в небольшом магазине с моим другом Толей Шемелиным мы дегустируем вторую бутылку мускатного шампанского. Никому свыше одного бокала такого вина выпросить не удавалось. А ему – нате, пожалуйста, – бутылками. Красивый, смуглый и раскованный, на своей «Чизетте», он всех красивых девушек Симферополя и ближайших окрестностей как минимум перецеловал.
                _____________________________________

     В Крым я прибыл как бы в «командировку». Папе предстояла демобилизация прямо на улицу по пресловутому сотому приказу, и он послал меня в Крым на разведку и для поиска ему и нашей семье места следующего пребывания после Москвы, Выползово, Едрово, Пензы (эвакуация), Пинска, Барановичей, Бобруйска, Пружан, Хабаровска. Я должен был устроиться сам, найти родственников, поднять военкоматы на помощь отцу и ожидать приезда наших осенью 1961 года.
     Ничего из этого, конечно, не получилось. Никто офицеров, «выкидышей» 100-го приказа 1961-го года, здесь не ждал. Бросив меня в Крыму на произвол судьбы, мои подались в город Вязьму Смоленской области, где отцу предложили служебную квартиру и должность начальника штаба авиационно-учебного центра ДОСААФ Позже дочь маршала авиации и будущая ярая коммунистка-космонавтка Светлана Савицкая там проходила лётную подготовку.
     А сам я перевёлся из Хабаровского госпеда в Симферопольский пединститут с сельскохозяйственным уклоном и работу нашёл через Сталинское районо в пос. Мирном совхоза "Красное" Симферопольского района учителем физики и астрономии в вечерней школе сельской молодёжи, откуда меня взяли в Симферопольский райком комсомола инструктором по школам. Не успел я опомниться, как меня ввели в Областной штаб «Комсомольский прожектор», в члены РК ЛКСМУ, а затем на очередном пленуме в бюро. Тогда мне довелось (а, точнее, я успел) незабываемые две или три минуты пообщаться с величайшим православным священником Лукой Симферопольским, в миру – не менее великим хирургом лауреатом Сталинской премии Войно-Ясенецким, проживавшим в небольшой усадьбе в пригороде Марьино, что вблизи Симферопольского моря-водохранилища.
     Сменив Дмитрия Степановича Полянского и застрелившегося после его снятия в Киеве Василия Григорьевича Комяхова, областью правил тогда первый секретарь Крайкома Коммунистической партии Украины Иван Кондратьевич Лутак. Вторым секретарем у него был Борис Николаевич Гульчак, с сыном которого Анатолием Борисовичем меня свела судьба позже, через год, когда я по призыву ноябрьского пленума ЦК КПСС,  попадания в женское рабство через ЗАГС поселка Зуй Симферопольского района и из-за отсутствия жилья (протянувшегося до сей поры) приехал в совхоз «Саки» Евпаторийского района, где он был директором.
     Прошедший войну, участвовавший в освобождении полуострова от немчуры, вождь Крыма был неуправляемо крут. За любую инициативу и провинность в экономике он сажал "с судом и следствием". Столько дел тогда разных в т.ч. судебных, было! Но расстрелять имевшего два высших образования - юридическое и экономическое - директора Симферопольского Горпромкомбината Эпштейна, кормившего всю властную верхушку облисполкома и обкома в том числе, якобы за то, что он сырьё для обуви тайным образом получал из Чехословакии!.. Этого люди не понимали и тайком, между собой, шепча и оглядываясь, не одобряли.
     Несмотря на его требование засадить все косогоры и скальные грунты кукурузой, многочисленные пленумы и совещания, хитрые маневры с Северо-Крымским каналом, введением красивых, разноцветных карточек (а не каких-нибудь черно-белых бумажек), крымский народ практически голодал, а рекордный урожай пшеницы составлял 14 центнеров с одного гектара при среднем оном – 8 центнеров. Кстати, после «добровольно» ушедшего в отставку со всех постов многожды героя Н.С. Хрущёва средний урожай по Крыму в рапортах дорогому Л.И. Брежневу подскочил немедленно до 36 центнеров с гектара, что лишь случайно не попало в книгу рекордов Гиннеса.
     В общем, вряд ли стоит лакировать комсомол Крымский того времени, как и КПУ-структуры. Но, конечно, с нынешним временем всё равно не сравнить.
     Областным комсомолом тогда стал руководить Анатолий Моргачёв. А за синим Черным морем в Ставрополье в то время у комсомольского штурвала стоял Михаил Горбачёв. Помнится, Моргачев-Горбачев, такое сочетание мы тогда произносили частенько, на условиях соцсоревнования, внедряя кукурузоводческие, свекловодческие, животноводческие с доильными кругами и другие комсомольско-молодежные звенья и бригады.
     Но не всё тогда было так безоблачно в комсомоле, как в мемуарных и юбилейных восхвалениях. Бывало, и пьянствовали секретари обкома, да и багажники «Волг» набивали подарками при выездах в комсомольские организации (в основном, вином, виноградом с огромными ягодами «Ташлы-Мускат», и то же с огромными уникальными персиковыми абрикосами величиной с яблоки).
     Появившийся на комсомольском небосводе у Павла Федуличева в Симферопольском горкоме комсомола, похожий как две капли воды на киногероя Олега Кошевого-Иванова, Володя Максимов был каким-то исключением. Все прочили ему большое партийное будущее. Я тогда был уже членом бюро Симферопольского райкома ЛКСМУ, которым руководил сначала Костя Аладьев, также грешивший «застольским» излишеством (и лишивший меня позже холостяцкой жизни в посёлке Зуй, где стал председателем поссовета после комсомола), а за ним с высшим сельскохозяйственным образованием, большой скромности и добрейшей души человек Николай Седымов и весёлый балагур, второй секретарь Жора Малинин.
     Комсомол приходилось поднимать буквально из руин формализма, липовой отчётности, "мёртвых душ". Мной была «изобретена» форма общего комсомольско-молодёжного (а не комсомольского) собрания. Комсомольско-молодёжные бригады доярок (т.н. доильные круги), бригадный и аккордный подряд, кукурузоводческие и виноградарские звенья... Самому приходилось вставать на этот круг, садиться за управление трактором Т-40. На своём "козлике" К-125 я объехал пол-Крыма. Об этой моей инициативе и обо мне в то время написала даже известная журналистка того времени Екатерина Кожевникова в «Комсомольской правде», с которой мы познакомились в бригаде ЛКСМУ во время проверки пионерского лагеря «Артек», а также просуществовавшая всего пару лет региональная николаевская газета «Комсомольская искра», в которой я даже был членом редколлегии.
     И всё же интересно, что комсомол я любил, а партию нет. Вот секретарь Симферопольского райкома КПУ Василий Николаевич Каёткин у нас был замечательным человеком.
     Крым и пресная вода всегда были камнем преткновения жизнедеятельности его жителей. Особенно это касалось пустынных Красноперекопского, Азовского, Ленинского, Черноморского  и засушливых Джанкойского, Сакского (где уже я тогда жил и работал) и беднейшего Нижнегорского районов. С пуском Северо-Крымского канала эта проблема чуточку решалась. Но строительство канала долго значилось в перечне долгостроев, и долго потом он «достраивался» после праздничного открытия.
     А на его открытие 17 октября 1963 года по указанию обкома комсомола мы поехали с первым секретарём Евпаторийского сельского территориального комитета ЛКСМУ. Нас встретил наш коллега из Красноперекопского района. Где-то около полудня прибыли, как тогда говорили, руководители партии и правительства. Но не всё так красиво было и при его открытии.
     Вода уже бурным потоком неслась по руслу выкопанного канала, а ленточка у Никиты Сергеевича всё никак не разрезалась, видимо, причиной были тупые ножницы, каковые ему подсунули, а не то, что он был "подшафе". Но это уже опять другая история, заключавшаяся в том, что в несколько километровое русло выкопанного к приезду руководства страны на открытие, вода была сброшена из ближнего озера в горах и посему медлить с вырезанием ленточки было опасно. А что, пройдёт волна, а что дальше?
     Так я с 1961 года по 1964 год и проработал в Крымском комсомоле.
                _____________________________________

     Да… А у прилавка в бакалейном отделе – очередь за соответствующими теме отдела товарами. Многие продукты, в том числе полагающиеся по карточкам – свои 500 грамм манной крупы на месяц, килограмм муки, килограмм сахара – люди погружали в наволочки.
     – Товарищ майор, у Вас песок сыпется.
     Пожилой майор трусливо ускорил свой, уже не похожий на воинский, шаг.
Тяжело переваливающийся впереди, пожухлый и невыглаженый грязновато-защитного цвета мундир почему-то меня раздражал. Я даже обиделся, уверенный в том, что он высокомерно и заносчиво, с презрением ко мне и моему малому росту уходит от угодливого, доброхотного идиота, желающего проявить себя трусливым гавканьем из-за угла.
     «Ишь ты! Бабушки и люди по 500 грамм на месяц талончиками сахар добывают, а он тут им дороги посыпает!» – иезуитски пошутил Толя. Дойдя до троллейбусной остановки на улице Кирова рядом с промышленным (не с сельским) обкомом партии, мы остановились.
     Толя вывел меня из задумья.
     – Смотри. Килограмм, не меньше.
     – Товарищ майор, да у Вас сзади песок сыпется, – уже с долей раздражения выпалил я.
     До сих пор не уверен, знал ли мой друг, что означает эта фраза. Я уж точно нет. Я таким лохом был всегда.
                ________________

     Помню, после войны, когда мы жили в Белоруссии в Пружанах, был у меня такой, с позволения сказать, дружок и беспробудный хулиган, матерщинник и двоечник Олег Христенко, который регулярно меня и жестоко разыгрывал.
     – А что это такое? – спрашивал я в ответ на его россыпь материнского сленга, начинавшегося на разные буквы от Б, Е, З до самой Х.
     – А ты у мамы спроси.
     И я спрашивал, получая от неё то шлепком по башке, а то и скалкой по нижней букве Ж.
                ________________

     – Слушай, молокосос, доживёшь до моих лет – у тебя галька из ж…ы полезет, – услышал я от обернувшегося, наконец, военного гражданина.
И тут он увидел сахарную дорожку братьев Гримм, которая тянулась от него через дорогу до самого магазина.
     – Ой! Молодой человек, извините. Дырка в мешочке.
     Он присел и стал искать, чем бы завязать дырочку на наволочке, в которой находился сахарный песок в количестве месячной нормы, как я узнал потом от него, своей огромной семьи двух или трёх поколений.
     Мне стало стыдно и очень жалко его, сообразив, что он всего лишь уходил от оскорблений со стороны двух наглых, задирающихся к прохожим подвыпивших парней, от скандала, в который может превратиться эта неожиданная для него ситуация.
                _____________________

     Прошло полвека, а я ни такого шампанского больше не пробовал, ни Толю Шемелина найти не смог, хотя и искал разными способами. По стопам отца, расстрелянного чекиста Василия Шемелина, наверное, пошёл. Не смог я разыскать ни его старшую сестру Марию Васильевну, жену замечательного директора школы Александра Леонидовича Ярославского, моих знакомых и друзей – директора симферопольского совхоза «Южный» Константина Каганашвили, директора школы Вилена Маршаллока, моих комсомольцев и комсомолок.
     Лишь карточки на продукты, регулярно появляющиеся в моей, корчащейся от несправедливости стране, да моя уникальная доверчивость-лохство время от времени напоминают мне о том далёком и счастливом мгновении, составляющем одну восьмидесятую моей серо-буро-малиновой жизни.