Редкий случай, когда я дома один – без жены и детей. Могу позволить себе роскошь – посидеть и почитать. Привалился на диван с очередным номером мною уважаемого «Фомы». Этот его выпуск - февральский. Лампа из-за плеча светит на глянец свежих страниц, я приступаю к трапезе духовной...
Как всегда начинаю со вступительного слова главного редактора. Мне нравится, как пишет Легойда. Его напутственное слово всегда напитано тем же духом, что и каждый материал в номере, из-за чего журнал воспринимается не только сбитым и качественным, но еще и настойчиво бьющим с разных позиций всегда в одну точку человеческого сознания…
Читаю, впитываю… вдруг, на одной строчке у меня замирает дух, и я, поражённый, сначала немного медлю, затем всё же бросаюсь включать компьютер. Зашумел, застрекотал процессор, выкладывая биты виртуального листа, на который я решился излить рассказ о давно пережитом, но не пропавшем... о связи, которая обнаружилась во мне благодаря прочитанной фразе:
… Святейший Патриарх не раз говорил о том, что у Церкви одна задача: тихим голосом будить людей, говоря им Божью правду…
Как точно сказано! Именно тихим голосом! Наверное, правда так и должна говориться. Это князь мiра сего кричит, зазывает, захватывает, наполняя душу человеческую яркими картинками реклам, долбёжкой попсы, скабрезными шуточками радиоведущих и шоуменов, пошлыми сюжетами сериалов и примитивно-животно-агрессивными новинками кинопроката… и внимающий этой какофонии человек уже не способен слышать что-либо другое. В нём уже живёт и буйствует вся эта нечистота, которую, к сожалению, он постепенно и начинает принимать за норму жизни. Такой человек уже мыслит преподнесёнными ему образами, стремится к поставленным под их влиянием целям, говорит на состряпанном для него языке, ему смешны именно такие шутки и важны именно обозначенные этой мишурой проблемы… но эта ложь постепенно сушит человека. Именно поэтому, уже одним своим звучанием, правда должна отличаться от этого буйства безобразных красок, говоря уставшей человеческой душе ещё только на стадии прикосновения: мир, спокойствие и настоящая красота здесь, у меня.
Но прочитанное всколыхнуло во мне скорее не это, а несколько иное. На первый взгляд может показаться, что так ярко выхваченное из моей памяти воспоминание никак не относится к сказанному Патриархом. Но душа человеческая субстанция до конца не изученная, поэтому никто не может определить точно: как и что внутри неё связывается и разделяется...
Дело в том, что именно «тихим голосом» меня в детстве будил отец. Он заглядывал в комнату и, можно сказать, шёпотом, говорил: - Дима, просыпайся… пора вставать… - и так, терпеливо, несколько раз, пока я не начинал подавать признаки жизни. Затем он также тихо уходил, аккуратно прикрывая дверь, словно испытывал некое чувство вины за вынужденное нарушение моего сладкого утреннего сна. Пробудившись, я думал: надо же, папа говорит так тихо, а я просыпаюсь… и просыпаюсь-то как! Тихо, спокойно, как бы сам собой – естественно освобождаясь от сна. И так происходило всегда, когда меня будил отец.
Следом вспоминается, как папа собирался на работу.
Рано вставая, он старался производить как можно меньше шумов. Передвигался по квартире очень тихо, так тихо, что когда случалось мне проснуться раньше времени и уловить признаки его движения, например, в коридоре, я увлекался тишиной его присутствия. Ещё лёжа в постели у себя в комнате, прислушивался к тому, КАК папа старался быть тихим! Удивительно! Я совсем не думаю, что в те моменты отец старался меня чему-то научить, но этот урок, как оказалось, я запомнил на всю жизнь – теперь мне не только совестно нарушать чужой покой, но и, как оказалось, этот опыт жил во мне ещё и для того, чтобы обнаружиться при чтении слов Патриарха Кирилла, сделать их понятными для меня… а сколько ещё может хранить память из заложенного в нас родителями, близкими людьми, что подспудно влияет на нашу жизнь?! Тайна сия велика…
Память возвращает меня к отцу. Раннее утро. В квартире тихо, мы все ещё спим. Вот он осторожно, придерживая пальцами выключатель, чтобы тот не звонко щёлкнул, включил свет в ванной; она была как раз напротив моей комнаты. Вот он аккуратно-нежно нажал на ручку двери, потянул её сначала на себя, затем отвёл в сторону, как отводят руку барышни в танце… вошёл… прикрыл за собой дверь, заведя защёлку в паз также аккуратно, чтобы не раздался щелчок. Воду из крана пустил ровно на столько, чтобы умыться, но так, чтоб та не шумела слишком сильно… путь обратно… То же самое в кухне: чашка вставала на стол без малейшего стука, ложка клалась в неё тихо, как в колыбель. Чай в заварном чайнике заваривался с тем же заботливым вниманием и накрывался кухонным полотенцем, готовился завтрак… всё было на своих местах, все действия выверены как движения рук священника в Алтаре…
Стоп! Тогда я так думать не мог! Так вот он, где-то здесь, в прошедших годах – поразивший меня момент перерождения бытовой отцовской аккуратности и уважения к ближнему в основу для принятия мною одной из главных Заповедей Божиих: «люби ближнего твоего, как самого себя». Вот почему с изрядной долей лёгкости я, опираясь на впитанное в детстве – не впихнутое, а именно впитанное естественным(!), без насилия и назидания образом, придя в Церковь уже в зрелом возрасте, продолжаю в своей семье дело отца, которое на Руси именовалось просто - Домострой. И именно благодаря этому, уже слова Святейшего Патриарха о пробуждающей тишине органично понимаемы мною. Эти слова как будто ложатся новыми кирпичиками в стену моего духовного жилища. И получается, что преподанное мне в детстве отцом, казалось бы, находящимся тогда совсем далеко от Матери-Церкви, служило уже именно ей, готовя меня к жизни не просто как кадр «ячейки общества», а как человека, который будет способен созиждеть её новую часть – церковь малую. Церковь, исполненную Пробуждающей тишины… способную нести Божью правду именно таким тихим голосом.
30-31.01.10