Помню, что возвращались в плацкартном вагоне. Значит, находились на виду у многих людей. Но запомнилось одиночество. Возможно, именно потому, что никто нами не интересовался.
Съели хлеб и кабачковую икру. Смотрели в окно. Думали о встрече с родным городом. Ночь пролетит быстро. Уснём, откроем рано утром глаза, и мы - дома!
Усталые, заснули, а проснулись от того, что поезд стоял. И не на вокзале, а в поле. Зима, снежная, холодная внесла свои поправки в наше путешествие. Мы застряли вблизи станции «Рубежное». Кое-как состав доплёлся до запасных путей. Впереди, по всему маршруту следования нашего и других поездов, оказались заносы. Туалеты закрыли, титан не работал. Выживай, как знаешь, как получится.
Люди, ставшие невольными пленниками, должны были позаботиться о себе сами. А двое детей оказались брошенными на произвол судьбы.
Долго сидели мы в быстро остывающем вагоне. Пассажиры покидали свои места, а проводники неизвестно куда подевались. Народ по скользким путям потянулся к станции. Я уговорила Инну пойти на вокзал. Как оказалось, и на станции общественные туалеты были закрыты. И мы отправились по кем-то протоптанной дорожке в заснеженное поле искать укромное местечко. Инна покорно выполняла всё, к чему я её подталкивала. Вернулись в здание вокзала. Тут-то и пригодился рубль, который не был потрачен на игру. Мы съели по бутерброду с тонким ломтиком буженины, выпили несколько стаканов
чая, отогрелись. Какое-то время просидели на лавке, прижавшись друг к другу. А потом вернулись в поезд. Укрылись, чем смогли. Через несколько часов поездка продолжилась. Но ехали медленно, борьба с заносами продолжалась. С опозданием почти в сутки мы всё-таки попали в Харьков.
Мама встречала поезд. Бесконечные часы ожидания в полнейшей неизвестности превратились для неё в сплошной кошмар. Увидав нас живыми и невредимыми, обрадовалась так, как будто нашей встрече не суждено было произойти. После приветствий она принялась расспрашивать Инну о том, как я себя вела, что ела, не болела ли. Моя спутница пожимала плечами. Ей нечего было рассказать. А я молчала. И в дальнейшем на все расспросы об Инне, её участии в моей санаторной жизни, я отговаривалась ничего не значащими словами.
Мама вручила ей какой-то подарок. Мы распрощались и отправились пешком домой. Вещей у меня было немного. Идти предстояло всего-то минут десять-пятнадцать. Погода стояла чудесная. Небольшой морозец, искрящийся на солнце снег, что может быть лучше, чем пешая прогулка в такой погожий денёк! Но я хмурилась, а мама допытывалась, что да как.
Помню, заявила ей о том, что стала совсем другой девочкой. И что со мной случилось нечто страшное. Мама чуть не упала в сугроб. Она подумала, это я услыхала в её разговорах с бабушкой, что по пути кто-то надругался над ребёнком. А я страдала от позора. Было неловко, стыдно поведать матери о вшах. Я ни разу не упомянула о происшедшем в письмах. И теперь не знала, как она отреагирует на всё это. Когда мама разобралась в чём дело, она повеселела. Успокоив, усадила меня под настольную лампу, и целый день перебирала каждую прядку, просматривала каждую волосинку, избавляя при этом дочь от страданий. И смеялась. И веселилась, ведь с её девочкой ничего страшного не произошло!
Столько лет прошло, а я помню то утро в подробностях: и тёплый свет лампы, и нежные руки мамы, и заботу бабушки, чем бы накормить внучку, истощённую настолько, что нельзя было понять, откуда же она вернулась. Первое, что я попросила, это гречневую кашу с молоком. Но, к моему счастью, именно этой еды и не оказалось.
Ещё долго вспоминали мои родители - бабушку и маму я всегда ими считала - и о том, как я их испугала в первый момент долгожданной встречи, и о желании наесться ненавистной гречневой кашей, и о том, что я сказала в конце длинного трудного первого дня в родном доме: «Не думайте, что я прежняя, к вам вернулась совершенно другая Вера!»
И это была истинная правда, в которую они тогда не поверили: уезжал один человек, и он остался в том «до». А вернулся - иной, чтобы продолжать жить в неизвестном «после»…
http://proza.ru/2010/02/14/22