Студенческое братство (первая версия)
(бытовой триллер)
Вместо эпиграфа (мое посвящение любимому учебному заведению):
О, Альмаматер! Ты, как два пальца,
Платона воспитаешь из неандертальца!
В тебе учиться есть мотив,
Престижен статус, эксклюзивен креатив!
Какие-то противные тормошения заставили окончательно пробудиться студентку Катю Ежову. Лежа на продавленной койке, она приоткрыла глаза и смотрела туманным взглядом прямо перед собой. При этом ее помятое лицо изображало какую-то гримасу, говорящую о том, что Катя силилась вспомнить то-ли события вчерашнего дня, то-ли свой сбивчивый сон.
Потом она как-бы очнулась и, что называется, окунулась в сегодняшнюю действительность.
Ее взор уперся в чьи-то тощие длинные ноги, облаченные в вылинявшие тренировочные с отвисшими коленями, с там и сям зияющими прорехами, будто эти тренировочные подкинул в воздух какой-то шутник и от нечего делать навскидку саданул по ним картечью, причем одновременно из двух стволов, судя по количеству дыр.
Затем Катин взор скользнул ниже и она имела смелость узреть оконечности тренировочных, которые естественным образом переходили в замызганные лохмотья. Но то, что Катя увидела потом, вызвало у нее приступ тошноты. Оказалось, что тренировочные являлись только подготовительной заставкой. Нижеследующий визуальный обзор являл собою зрелище не для слабонервных. А именно, Катя направила свой тяжелый взгляд в виднеющиеся ступни стоящего перед нею типа. Он был босой! Безо всяких там комнатных тапок и даже носков. И босым он ходил давно – это сразу было видно!
Первое, что бросалось в глаза, были ужасные длинные ногти. Эти самые ногти – когти органично переходили в корявые пальцы грязно – серого цвета, с налипшей на них всякой мерзо – пакостной дрянью, которая повсюду валяется в студенческой общаге.
Катя резко вскинула голову вверх и с ненавистью взглянула в небритую физиономию этого гнусного босяка, который имел наглость разбудить ее и все время что-то бубнил.
Мгновенно опознав непрошенного посетителя, она прошипела:
- Тебе чего тут надо, Панфил? Зачем приперся, разложенец? Совсем уже оборзел!
- Ты, Катюха, того, полегче выражайся! Я вот говорю, что ты вчера, когда сидели у Карпа, свой батон умяла, а потом еще и мой увела! Так что давай, расплачивайся, - промямлил Панфил.
- А ты это видел, имбицил? Чем докажешь? – вспылила Катя.
- Нет, я не видел. Но Чуваш и Сидор сказали, что как только я пошел за бутылкой, ты сразу стырила мою долю, - напирал Панфил.
- Ладно, не бери на понт, фуфлогон! Это ваш дешевый сговор! - огрызнулась Катюша.
- Ты еще меня благодари, что я Таракану не рассказал, как ты его банку кильки доела, когда он отлить вышел. Что, скажешь не было такого? Я все видел! – злорадствовал Панфил.
Отпираться было бесполезно – слишком много свидетелей. Катин взор сразу потух.
- Ладно, Панфил, ты меня запеленговал. Говори, чего и как хочешь? – бессильно промолвила она, стараясь не смотреть на этого идиота.
- Ну, значит так, - начал Панфил, озираясь по сторонам, - видишь, босой я на обе ноги! А пока ты дрыхла, я тут тапки у тебя присмотрел. Так что, давай их мне откатом на неделю. Поносить! По старой дружбе. Да еще вот лампочку, пожалуй, у тебя выкручу – попользуюсь с недельку, - подытожил Панфил.
- Это грабеж!!! – вырвалось у Кати.
- Так ведь денег у тебя, халявщица, нет и не было никогда. Чего с тебя взять? Так что заткнись, неудачница! – рассвирепел Панфил.
Напялив на свои грязные лапищи Катины тапки и вывернув последнюю лампочку, ненавистный Панфил поворотил к выходу, воровато зыркая по сторонам, с целью заприметить еще какую – нибудь пригодную в быту вещь и вытребовать ее под очередным неблаговидным предлогом. Но на глаза этому крохобору попались только предметы, так сказать, женского обихода.
Переборов свое тупоумие, Панфил представил себя одетым в женский цветастый халат и обутым в туфли на среднем каблуке. Однако мысль эта ему не привилась и он недовольно вышел из комнаты, даже незахлопнув за собою дверь.
Катюшу трясло от обиды и возмущения. Причем от обиды на саму себя! Это ж надо так нечисто сработать на вчерашней тусовке! Ведь обычно-то ей удавалось быстренько оприходовать свою долю, а потом в общей суматохе незаметно ополовинить пайки ближайших соседей по столу, то есть докуда рука дотянется.
В этот раз Катюша, будучи по своей природе отпетой хищницей, сама оказалась в роли жертвы. А эта роль была абсолютно несвойственна для нее.
Дело состояло в том, что Катя Ежова обычно сама подлавливала студентов на каких – нибудь мелких темных делишках, искусно шантажировала их, а затем требовала от них компенсацию за свое молчание.
Так, время от времени, в Катиной комнате появлялся то транзисторный приемник, то плэйер, то флакончик с остатками дешевых духов или что – то из продуктов питания, что было очень кстати, учитывая ее постоянный студенческий дефицит бюджета.
Естественно, что Катю Ежову недолюбливали за такую псевдоборьбу с бытовым криминалом в студенческой общаге.
В числе ее основных недоброжелателей был и Панфил. Это он был в свое время застигнут Катюшей врасплох, когда уносил с кухни чужую сковородку со шкварчащей на ней колбасой в обрамлении яичницы. До его конуры оставалось полшага, но между ним и дверью возникла Катюша с грозным видом воительницы.
Первым делом она привычным жестом заломила за спину свободную руку Панфила, отчего тот жалобно заскулил, ибо Катя была девушкой плотной, обладающей железной хваткой. Высвободив одну свою руку, она зажала ею Панфилу рот и принялась его жутко шантажировать и стращать фактами разоблачения.
Из короткой Катиной справки Панфил узнал, что сковородка со всем содержимым является собственностью Антипа, этого здоровенного и тупого парня, который сначала давал оппоненту в ухо и только потом разбирался в сути дела.
На Панфила было жалко смотреть. Он согласился со всеми выдвигаемыми Катей условиями компенсации за сокрытие информации. А именно, он отдал ей сковородку для возврата на место, а также вручил единственную гордость из своих замызганных аксессуаров – кожаную кепку на целый месяц безвозмездного пользования.
Получив добротный пинок под свой тощий зад, Панфил кубарем влетел в свой «нумер», после чего оттуда послышался шум опрокидываемых предметов и пронзительное дребезжание посуды.
Загадочно улыбнувшись, Катя направилась с конфискованой сковородкой в сторону кухни. Только не на кухню, конечно же, а, естественно, мимо кухни, но не мимо собственной комнаты и, чуть позже, не мимо собственного рта.
Вот с того – то случая и затаил Панфил на Катю Ежову лютую злобу. С этого момента он только выжидал удобного случая, чтобы схватить Катю на месте преступления, а потом поставить на вид. И этого хотел не он один. Катюша чувствовала опасность и старалась действовать осторожно и без свидетелей. Но всеже ее система дала сбой, когда она утратила бдительность и сама была наказана, но поняла главное: зло порождает зло.