Записки комбата. Исповедь русского офицера

Юрий Гаврилов
                ЮРИЙ   ГАВРИЛОВ
      
    
                ЗАПИСКИ         
                КОМБАТА         
   
                (ИСПОВЕДЬ РУССКОГО ОФИЦЕРА)               
               
               







               
 


               



                Кривой Рог         2009 год

                               
               
УДК 82-3
ББК 84(2Рос-Рус)6-4
Г 13
















 Гаврилов Ю. Н.
 Записки комбата. (Исповедь русского офицера): Роман/Ю.Н.
Гаврилов - М.: Columbus, 2009. – 272с.         

           Книга охватывает судьбы советских офицеров от 70-х годов прошлого века до сегодняшних дней. Герой романа Сергей Сибирцев проходит службу в отдаленных гарнизонах на востоке страны. Был в горячих точках, в плену. Во время развала Союза он остается верным раз и навсегда данной присяге. И сегодня, в рядах Всеукраинского союза советских офицеров, он борется с «оранжевой» чумой.   
               

               
   ISBN 5-699-17765-3               

                © ООО «Издательство Columbus», 2009
                © Гаврилов Ю., 2009
               
               


 
               
               


                ПРЕДИСЛОВИЕ 
               
      Наступил 2009 год. Оглядываясь с высоты лет на прошедшие года и десятилетия, невольно думаешь о бренности всего в этой жизни. И единственной ценностью остается только любовь. Любовь к матери, любовь к женщине, к Родине, к близким людям, к тому образу жизни, который устраивает тебя.               
      Та красивая жизнь, о которой так мечтали наши отцы и деды после Великой Отечественной войны, жизнь, при которой будут счастливы их дети и внуки – так и не наступила. А как все хорошо начиналось. На энтузиазме  и горячей любви к Родине, в кратчайшие сроки восстановили народное хозяйство, страна первой ступила в космос, для защиты от непрошенных гостей установлен ракетно-ядерный щит. Быстрыми темпами шло строительство благоустроенного жилья. Пришло время всеобщей грамотности. Желающие могли получить высшее образование, медицина стала доступной и бесплатной. На зарплату и пенсию можно безбедно прожить, отдохнуть в пионерских лагерях, санаториях и домах отдыха, приобрести необходимые бытовые предметы, одежду и мебель. Несмотря на дефицит товаров в магазинах, холодильники у каждой семьи были полны качественными продуктами. Да, не шиковали, но в этом и не было необходимости, потому что на первом месте стояло духовное состояние человека, отношения между людьми. Это было общество равных возможностей, идущее к своей цели – счастью для всех людей. Можно много спорить о путях ее достижения, но главное – цель была, общество двигалось и развивалось, на лицах людей светились счастливые и доброжелательные улыбки и все они были уверены, что вот еще немного и … заживем!               
      Не зажили!               
      Большая часть государственных чиновников и, вдруг ставшая богатыми, мизерная часть общества, оказавшиеся на высоте власти  и капитала по протекции, родству, клановости, а порою обыкновенного бандитизма, рэкета и  подкупа, рвались наверх через кровь и предательство близких людей. Для них не было таких понятий, как стыд и совесть. Ни один из них не расскажет вам правду о том, как заработал свой первый миллион, да и возможно ли было его честно заработать при зарплате в 250 рублей?
Лишь некоторые попали на вершину власти случайно, оказавшись в нужном месте в нужное время.               
       И вот эти люди, придя к власти и награбив миллионы, которые лежали не востребованными, вдруг заскучали и задумались, а что бы еще сотворить? И придумали. Решили поиграть в демократию и перестройку. В результате чего, сначала ввергли страну в хаос, смуту, а затем уничтожили ее, превратив в удельные княжества. Причем сменилась только вывеска (вместо политбюро стала администрация и т.д.), а у горнила власти остались те же самые секретари КПСС, разбавив чинов¬ничью рать диссидентами, зеками, националистами и спекулянтами (бизнесменами).
      Начался вывоз капитала за границу. Потоком шли эшелоны с полезными ископаемыми, металлоломом, лесом и всем тем, что плохо лежит. То есть там, где в этот момент хозяином оказался чиновник. Появляются бандитские бригады. Новые украинцы за баснословные деньги скупают недвижимость на всех фешенебельных курортах и экзотических уголках мира. Средства информаии день и ночь трубят о том, как они хорошо живут. Очевидно для того, чтобы остальной народ за них порадовался.               
      А что же народ?               
      Народ медленно вымирал, стараясь всеми силами задержаться на плаву. Промышленность и производство встали. Семьдесят лет отцы и деды работали для того, чтобы внуки пустили все на ветер. Продукты распределялись по купонам и карточкам. Основная масса людей кинулась в челночный бизнес, чтобы как-то выжить. Армия и силовые структуры  распались, за исключением подразделений охраняющих «слуг народа». На рынках и вокзалах доминировала армия бомжей, беспризорников. Главный литературный герой – бандит и проститутка. Появилась гласность. Все говорили, но никто не слушал. Молодежь заманили в наркоту, пьянство и секс без границ, которого, как говорят, у нас не было.               
      Америка бомбила Югославию, Афганистан, Ирак, закрепляя за собой  имидж  мирового судьи, после развала Союза. Успешно прошли «цветные» революции в Украине и Грузии. Путем переворота к власти пришли проамериканские правители. Ударными темпами пошло вытравление из сознания людей всего русского, славянского, христианского.  Несмотря на то, что население цен¬тральной, восточной и южной Украины русскоговорящее, школ с преподаванием на русском языке с каждым годом становится меньше, радио и телевидение – на украинском.               
     Другими словами, холодная война закончилась поражением социализма. Богатые победили бедных.
     Если посмотреть на экономические показатели, то увидим всю глубину пропасти, в которой мы оказались после того, как почти своими руками помогли нашим врагам развалить великую страну. Взять хотя бы эпоху «застоя», время, когда советский народ обеспечил самые высокие темпы роста экономики и собственного благосостояния, достигнув первенства в освоении космоса, добившись военно-стратегического паритета между СССР и США. В экономическом отношении Советский Союз был второй державой мира. Объем промышленной продукции СССР по сравнению с США составлял более 80%. Сегодня нами растеряны все прежние преимущества и достижения. Валовый продукт современной России не превышает 5-6% ВВП США, а Украины не дотягивает и до 0,5%.               
    Однако будет не правильно замолчать те небольшие, но довольно сильные ростки будущего. Появление оси Москва – Пекин – Дели, объединившей под свои флаги большую часть мира, за¬ставило Вашингтон умерить свои имперские аппетиты. Учитывая огромные успехи коммунистического Китая, ядерное оружие и природные ресурсы России, возможности Индии, можно с уверенностью сказать о дальнейшем не капиталистическом развитии мира.               
       Борьба стран Латинской Америки с империализмом США за будущее социалистическое общество так же прибавляют уверенность в этом.               
       Создание Союзного славянского государства (Россия, Белоруссия, Украина, Сербия, Болгаия), вновь приведет к возрождению общества работающего на людей и для людей.    

               
                «Если юноша не стремится ни к наукам,
                ни к битвам, ни к женщинам –
                он зря родился на свет,
                похитив юность своей матери».
                Люк Вовенарг



                ГЛАВА  1 

                CТАНОВЛЕНИЕ 

                1

        Июль 1971года выдался сухим и жарким. Серега Сибирцев загорал на крыше сарая с экзаменационными билетами и конспектами по математике в руках.
       Эх, если бы не выпускные экзамены, то лежал бы на берегу речки, или бы еще лучше, махнул на Онежское озеро. Там отдых – лучше не придумаешь. Природа – сосны корабельные, белый мох, песочек мелкий и чистый (куда там до него Крымскому), а вокруг  десятки озер: Великое, Котечное, Щучье, Окунево, Тудозеро, Палозеро … и все битком рыбой забиты: сиг, щука, налим, язь, карась, лещ, окунь, корюшка, ряпушка. Идешь на лодке по копаням из озера в озеро, вокруг лилии цветут, птицы поют, рыба плещется, бобры-трудяги «плотины» строят – красота, аж сердце замирает от счастья.               
      - Кончай ночевать, счастье свое проспишь, - раздался звонкий девичий голосок.
      Это на крышу залезла Любаша. Она, как и Серега, готовилась к выпускным экзаменам.
     - Привет, Люб, давай помогу, - Серега протянул Любаше руку и помог забраться на сарай.
     - Ну, че, много билетов выучил?
     - Да уже вторую половину повторяю.
     - Молодец, у тебя еще два дня впереди, а у нас послезавтра экзамен,  я еще на один раз их не прошла. Как сдавать буду? Не знаю. 
    - Кто бы говорил. Уже три экзамена на «отлично» сдала, сдашь и последний.
    Любаша сняла легкое платьице, разложила покрывало и легла загорать.
    - Ну, что стоишь, как истукан, ложись, загорай или читай вслух билеты.
    Серега действительно был смущен и взволнован красотой и чистотой девичьего тела.
   - Ну, что ты топчешься? Все солнце мне загородил. Ложись рядом.
  Сергей упал на покрывало и стал читать вслух  ответы на вопросы билетов. Краем глаза он наблюдал за Любашей. Какая же она красивая, - думал он. Огромные карие глаза, смотрящие всегда с насмешкой, черные брови, как два крыла, взметнулись над ними. Длинные,  мохнатые, чуть вы¬горевшие на солнце ресницы были прикрыты. Из приоткрытых алых губ виднелись ровные белые зубы. Улыбка Любаши сводила с ума всех дворовых парней. Белесые длинные локоны волос ложились волнами на спину. На талию и ноги Серега даже посмотреть не мог, это было что-то умопомрачительное, недоступное и греховное, казалось ему. В общем, Серега был по уши влюблен в Любашу. Это длилось уже два года, с момента первой встречи, когда семья Любаши поселилась над ними, на втором этаже их двух¬этажного дома. Они учились в разных школах, поэтому виделись только дома. Дом был старый, не благоустроенный, полы скрипучие. Его мама подшучивала, что утром Серегу в школу пушкой не разбудишь, но стоит Любаше пройти вверху, как он подскакивал словно ужаленный. После школы, пока родители на работе, надо наносить дров к печкам и воды. Серега стоял возле окна и ждал, когда Любаша выйдет по хозяйству. Тогда он хватал ведра и бежал на колонку, вслед за Любой. Возвращались они уже вместе, делясь последними школьными новостями. Бывало, что Любаша долго не шла по воду, и тогда Серега бежал один. Когда возвращался,  невольно смотрел вверх на окна Любаши. В это время Люба, как специально, становилась на подоконник в очень коротком халатике или выходила на балкон. У Сереги от вида снизу подкашивались ноги, вода из ведер расплескивалась, а проказница Любаша, только весело хохотала...
     - Эй, пифагоровы штаны, ты что, опять уснул?
    Любаша трясла Серегу за руку. Нет, так дело не пойдет, да и уже жарко стало, пойдем по домам.
   - А ты вечером в город выйдешь?
   - Не знаю, наверное.
   - Ну, давай, счастливо, увидимся.

      До выпускного вечера оставалось пять дней и один экзамен – математика. О том, что сдаст его хорошо, Серега был уверен на все сто. Математику он любил.  Она ему легко давалась, особенно последний год, когда по совету своей классной руководительницы он поступил заочно на подготовительные курсы в МФТИ. Справедливости ради, надо сказать, что Валентина Егоровна помогала ему в решении контрольных работ присылаемых из Москвы.
     В общем, с учебой все было нормально. Средний балл за аттестат 4,8, а вот, что делать дальше, тут большой вопрос, так как город Вытегра, родина Сергея, находился вдали от цивилизации. До ближайшей железной дороги – 250 километров. Среди глухих лесов, непролазных болот, много¬численных рек и озер, на стыке Ленинградской, Вологодской областей и Карелии. Молодежь здесь связывала свою судьбу с работой в лесу или на реке. Сначала старались уехать подальше – в Мо¬скву или Ленинград, счастливчики оставались там учиться и работать, большинство же возвращались домой.
      Серега стоял на перепутье. Можно было ехать учиться в Москву, в МФТИ (после подготовительных курсов брали без экзаменов), друзья звали в ЛИВТ, что больше всего ему было по душе. Видел себя в будущем капитаном теплохода или большого сухогруза река-море. Тетка звала в Петрозаводск, поступать в университет на медицинский факультет, она была большим начальником в министерстве здравоохранения, обещала помочь. Была возможность продолжить музыкальное образование по классам баяна и духовых инструментов в музыкальном училище. В военкомате приглашали в военные училища. Одно было непрекословно – высшее образование. Родители в его выбор не вмешивались.
               
      Вечером раздался свист под окном.
      - Это тебя ребята на улицу вызывают,- сказала мама.
      Серега выскочил из дома, там его ожидала троица закадычных друзей.
      - Ну, что, по «гранчаку» и на танцы? – предложил Валерка.
      Ребята знали, что родители у него часто ставили брагу, а он ее подворовывал. В городе почему-то самогона не гнали. То ли статьи за аппарат боялись, может терпения, пока выбродит, не было. Все употреблялось на стадии браги. В этом деле тоже были свои специалисты. Брага браге рознь. У Валерки отец делал отменный напиток. Да и сами пацаны, порою, на большие праздники, ста¬вили дома втихаря по бутыльку, под видом опытов по химии. Матери обычно верили, а отцы мол¬чали, так как накануне праздников сами же и половинили их.
     Пацаны зашли в сарай, где Валерка достал, спрятанную под курятник, литровую банку белой браги и пустили стакан по кругу. Брага была сладковата, отдавала дрожжами, но крепость чувствовалась и пилась легко. Закурили. Вообще-то по настоящему еще никто не курил, но после ста¬кана - святое дело.
       - Ну, все, уходим,- сказал Валерка,- мало ли мать по хозяйству в сарай заявится. И  пацаны, не спеша, потянулись в сторону клуба Речников на танцы, по пути обсуждая девчат, и кто с кем хотел бы подружиться, а также возможные конфликты и драки с пацанами из других дворов и районов города.
      Возле кассы была давка за билетами. Лезть через толпу и нарываться на скандал не хотелось.
      - Пойдем к Юрке Самутичеву зайдем, - сказал Андрюха, - может он чего-нибудь придумает. Андрюшка Шевчук последние два года учился в Ленинградском суворовском училище и домой приехал на каникулы в форме, на зависть  ребятам и девчатам.
     Юрка, веселый разбитной парень, с трудом закончивший восемь классов, работал киномехани¬ком при клубе. Встретил ребят он радостно и сразу же послал их в магазин за «Агдамом». Юрка из всех был самым самостоятельным. Отец его, капитан самоходки, погиб в плавании несколько лет назад. Мать, после этого начала часто прикладываться к рюмке и Юрка жил сам по себе. Зато, у него была настоящая зарплата, аж 76 рублей. Он и смотрелся взрослее всех: волосы темные, длин¬ные, под Битлов, брюки клеш на 36 см., ботинки разноцветные на платформе, рубаха вся в петухах и с длинными отворотами. Сам правда худой, как спица, но как выпьет, обязательно попадет в ка¬кую-нибудь историю. Любит нарываться.
     Взяв две бутылки вина, ребята вернулись в кинобудку. Закуски, как всегда, не было. Занюхали рукавом и закурили.
      - Как на танцы прорываться будем?- спросил Андрюха.
      - Нет проблем,- ответил Юрка.- Все за мной.
      Сергей решил задержаться на входе в клуб. Его впускали без билета, так как он играл в клуб¬ном духовом оркестре.
      Возле входа кучковались пацаны. Девчата проходили сразу, а ребята расходились по группам. Отдельно стояли: центр города, заречье, кирпичный завод и несколько компаний поменьше. Громко разговаривая, поддевая проходящих девчат, куражась и хохоча, они как петухи перед боем, показывали свою удаль. Почти каждые танцы не обходились без драки. Дрались из-за дев¬чат, из-за прошлых обид, а то и просто так, по-пьяни, чтобы энергию лишнюю куда деть. Но дра¬лись незлобливо, до первой крови, лежачего не били, и в основном все это обходилось фингалами под глазами, да разбитыми носами.
     - Привет, чего не заходишь?
     Серега оглянулся на знакомый голос.
     Мимо прошла Любаша с подругой Таней.
     В клубе уже танцы были в разгаре, играл вокально-инструментальный ансамбль. Танцевали «Шизгарен». Сергей пошел в круг одноклассников, к нему подлетела Галя Фокина:
       - Ну что, комсорг, не откажешь?
       - Пошли, конечно.
       Галине давно нравился Сергей, вот только взаимности не наблюдалось. Высокая, стройная, красивая брюнетка, она пользовалась популярностью среди одноклассников, но вот с Сергеем у нее никак не получалось.
       Галя, что-то шептала на ухо, прижималась к Сергею, обняла за шею, а он ничего не слышал, не чувствовал, а только крутил головой и искал Любу. Она в это время танцевала со Славкой Ан¬тоновым. Сергей точно знал, что Слава бегает за Светой Осюковской, его одноклассницей, а та с ним дружить не хочет. Что же делать? Может выйти поговорить со Славкой? А как это сделать? Ведь он ни разу еще из-за девчонки не дрался. Да и Славик, крут на кулаки. Танец заканчивался. Надо пригласить ее на следующий танец, решил Сергей и, извинившись перед Галей, начал про¬тискиваться ближе к Любе. Заиграли  медленный танец. Вот она, Люба. Протянул к ней руку и … Андрей увел ее буквально из-под носа. Эх, Андрюха! Друг называется! Но лицо терять нельзя, пригласил Татьяну. Андрей, о чем-то мило щебетал с Любой, а у Сереги от ревности сердце захо¬дило.
     - Что ты крутишься по сторонам? Пригласил девушку, так танцуй, - сделала замечание Татьяна.
      - Извини Танюшка, что-то мне жарко, я выйду.
     В фойе стояли знакомые ребята. Разговорились. В это время к раздевалке прошли Люба с Тать¬яной, Сергей направился за ними.
    - Решили прогуляться, душно что-то здесь, да и поздно уже. Ты идешь?- спросила у Сергея Люба.   
     - Конечно, иду.
     -Ну, тогда жди на улице, мы сейчас.
     На улице народ так же кучковался, допивали вино, начинали петь песни под гитару, но пока не задирались, рано еще.
     Вышли девчата, а за ними Андрюха, Валерка и Юрка.
     - А эти то куда? – Удивился Серега.
     Юрка сразу же сориентировался: увидев знакомых девчат, сказал, что ему с нами не по пути, обнял их и удалился.
    - Везет же ему. Как он так легко с девчатами управляется? У меня, наверное, никогда так не по¬лучится, - подумал Сергей.
     - Началась традиционная Вытегорская прогулка: баня – почта, почта – баня, по центральной улице города протяженностью метров триста. Девчата шли впереди, а пацаны, как пастухи, метров десять сзади. Говорили ни о чем, смеялись, подкалывали, и каждый в тайне думал: «Почему я не с ней вдвоем?»
      Проводили Татьяну и  стояли вчетвером  возле подъезда.
      - Ну, ладно, пока мальчики,- попрощалась Люба и упорхнула домой. А пацаны еще долго стояли, разговаривали, но никто так и не осмелился спросить: «С кем же из них Любаша?»
               
                2               
               
      Выпускной вечер в школе, Сергею запомнился какой-то нервозностью, зажатостью, ограни¬ченностью в рамках дозволенного. Накануне, перед выпускниками с инструктажем выступили ди¬ректор, завуч, учителя. Можно было только скромно стоять в углу и иногда танцевать вальс, в 21 вечера выпускной заканчивался. Как то получалось так, что сами ребята инициативы не проявили, планов на продолжение вечера не было, предвиделась скучная  обязаловка.
     Серега долго примерял, неделю назад сшитый на выпускной, новый черный стильный костюм, первый в его жизни. Писком, были брюки «клеш» целых 32 см. внизу и двубортный пиджак с на¬кладными карманами. Наконец то не надо было постоянно оттягивать руками брюки вниз, чтобы они закрывали носки, так как последнее время  он за месяц вырастал из любых брюк. Костюм шили целый месяц в городской швейной мастерской. Каждую неделю Серега ходил на примерки. И материал был не абы какой, а аж по 4 рубля 10 коп. за метр. Чтобы пошить его, мама два месяца брала подработки, и сам он откладывал деньги от своих редких шабашек.

      Торжественное собрание открыли в 18 часов в актовом зале школы. Выступили учителя, роди¬тели, ученики. Вручили аттестаты. Скомкано прошел небольшой концерт, начались танцы. Все шло как-то слишком официально, по годами заранее отработанному плану. Включили магнито¬фон. Пацаны стеснялись и толпились в углу, постоянно бегая курнуть на улицу, девчатам прихо¬дилось танцевать друг с другом.
      К Сереге подошел Вовка Старков, друг и одноклассник:
      - Что-то скучно. Может, пойдем в парк, у меня там бутылка вина спрятана?
      - А что,  дельное предложение.
      Ребята вышли из школы,  перебежали дорогу и юркнули в кусты парка.
      Серега сел на ближайшую скамейку, а следом подбежал Вовка, уже с бутылкой портвейна в руках.
      - Что за вино?
      - «Лучистое», по рубль двадцать семь.
      - О, пойдет!
      Вовка нагрел пробку спичкой и сорвал ее зубами.
      - Ну, что, по три бульки?
      - Ах, вот где вы спрятались, а мы всю школу обыскали. - К ним подошли одноклассники, Вовка Субботин и Серега Федосков. Бутылку пустили по кругу.
      - Ну, что? Может быть, сходим на выпускной в первую школу, там ВИА играет? – предложил Серега.
      На том и порешили.
      Средняя школа №1 была их родной школой, так как проучились в ней до восьмого класса и лишь в девятом, класс в полном составе перевели в школу №2.
      Танцы были в полном разгаре, играл ансамбль, молодежь заполнила весь зал.
      - А что здесь вторая школа делает? - с улыбкой спросил подошедший директор школы.
      - Здравствуйте, а мы на три четверти ваши, здесь роднее, вот и пришли, - ответил за всех Сер¬гей.
      В кругу подруг, возле сцены, стояла Любаша.
      - Ну какая все же она красивая, - заныло вновь у Сереги в груди. На самом деле, он и пришел то сюда, чтобы увидеть Любашу.
      - Привет, Серега. Как у вас дела на выпускном? - Возле него стоял Славка Антонов, кумир Лю¬баши.
      - У вас лучше.
      - А Светлана там?
      - Да.
      - Тогда я к вам.
      Серега понял, что его соперник уходит, и стал действовать решительнее. Объявили медленный танец, Сергей подошел к Любе и она, с удовольствием, отозвалась на его приглашение.
      - А ты чего здесь? Ведь у вас тоже выпускной?
      - Я за тобой пришел, - решительно ответил он, - пойдем гулять.
      - Хорошо, только попозже. Хочется с ребятами побыть, ведь некоторые завтра уже уезжают, когда еще увидимся.
      Серега был на пике счастья. Он продолжал танцевать в кругу друзей, не теряя из вида Любашу.
       Из школы вышли, когда уже светало. Впрочем, ночи, как таковой, в это время года, у них на севере не бывает, так – сумерки.
      - Куда пойдем? – спросила Люба.
      - Пойдем на речку, к пляжу, - ответил Сергей, так как длиннее дорогу придумать было трудно.
      - Как скажешь.
      Это необычное смирение, всегда дерзкой Любаши, затронуло Серегу до глубины души.
      Шли молча.
      - Что-то прохладно, - сказала Люба.
      Серега сбросил пиджак и заботливо накинул ей на плечи, задержав при этом свою руку, как бы обняв ее. Ноги у него предательски задрожали, дыхание сперло.
       - Может, зайдем в Кировский сад, посидим там, - пришла на помощь Любаша.
      - Да, конечно, - плохо соображая, хрипло произнес Серега.
      Будь что будет, - решил он. Лег на скамейку, а голову, положил Любаше на колени. Из город¬ского парка доносился голос Ободзинского:

      … Только точки, только точки,
     После буквы «Л» 
     И ты поймешь, конечно, все,
 Что я сказать хотел.
       Сказать хотел, но не сумел!..
    
       Любаша опустила голову, накрыла обоих пиджаком и жадно припала к губам...
       … Волна нестерпимого жара поднялась откуда-то снизу, прошла по всему телу и обрушилась на голову, отключая сознание…   
     … - Серега, очнись, что с тобой!?- услышал он сквозь пелену затуманенного сознания.
     Любаша тормошила его за нос. Открыв глаза, он увидел, что лежит на траве, над ним склони¬лась Люба.
     - Ты меня напугал. Первый раз вижу, чтобы от поцелуя сознание теряли!?
     А Сереге было так хорошо, как никогда в жизни. Это был первый поцелуй любимой девушки!               
               
                3

      Детство свое Сергей помнил плохо – лишь несколько эпизодов врезалось в память. Это зимняя дорога в детский сад, когда мама везла его в фанерных санках, похожих на карету, смастеренных умелыми папиными руками. На улице было темно и холодно, полозья санок скрипели на морозе, а в «карете» было так тепло и уютно, что не хотелось высовывать даже нос на морозный воздух из-под оренбургской пуховой шали.
      Помнилась зеленая лужайка на участке детского сада, посредине которой пробегал небольшой, но довольно глубокий ручей, разделяя участок на старшую и младшую группы. В этом ручье дет¬вора ловила разных жучков-паучков, и Серега, как-то раз поймав огромного черного жука-пла¬вунца, похвастался им всем ребятам и выпустил обратно, долго за ним наблюдая, гордясь, что это его жук.
      Один из месяцев школьных летних каникул Сергей обязательно проводил в пионерском ла¬гере. Четыре раза был в «Юном канонерце» во Всеволожске, под Ленинградом. Не¬сколько раз, вынужденно, посещал городской лагерь, а один раз, был даже на Черном море, под Туапсе, в «Орленке».
 Больше и красочнее помнится подготовительная приподнятая суета перед поездкой и дорога в ла¬герь, нежели само пребывание там, так как первые две недели съедала тоска по родине и родите¬лям. К тому же, местные ребята обычно задирались и иногородние держались обособленно. На расходы Сереге мама давала всего три рубля, а на них месяц не шиканешь. Деньги он берег и брал на них только мороженое, которое сильно любил и, которого, у них в Вытегре не было.
      А однажды последний рубль украли из чемодана.  Три дня он плакал от безутешного горя.  Ко¬гда ребята на экскурсиях ели мороженое, Серега только сглатывал слюни и дико им завидовал.
Но шло время, появились друзья и только бы надо повеселиться и покуражиться, а уже надо соби¬раться домой. Зато с самого раннего детства он изъездил весь Ленинград вдоль и поперек, знал все его достопримечательности.
               
      Одной из забав пацанов были сплавы весной по бурным и разлившимся ручьям на корытах. Они с бешеной скоростью неслись вниз по течению, отталкиваясь палками от берегов. В конце концов, переворачивались в холодную паводковую воду, бежали мокрыми домой, где их ждали с вениками и ремнями мамы. Попадало, будь здоров, а если и корыто упустишь, то домой лучше не приходи.
       Гордостью Сереги был самодельный самокат с рулем от «Волги» Газ-21, его сделал в мастер¬ских отец. Вечерами устраивали на самокатах гонки по недавно появившимся асфальтированным улицам. Вместо колес стояли большие подшипники, поэтому визг, лязг и грохот железа от несу¬щейся армады самокатчиков разносился по всему городу.      
Возле дома располагалась пожарная часть с настоящей каланчой. Серега часто помогал пожарни¬кам мыть машины и разматывать для просушки пожарные рукава, за что был награжден значком ЮДПД (юный друг пожарной дружины), который всегда носил на лацкане школьной гимнастерки рядом с октябрятcкой звездочкой. В школу ходили строго в форме: серые брюки, гимнастерка, фуражка, кожаный ремень, черные ботинки. На медной бляхе ремня и кокарде фуражки – школь¬ная эмблема, большая буква «Ш» в обрамлении дубовых ветвей.

       Встань пораньше, встань пораньше, встань пораньше,
       Только утро замаячит у ворот.
       Ты услышишь, ты услышишь,
       Как веселый барабанщик,
       В руки палочки кленовые берет…
По радио детский хор пел «Песню о веселом барабанщике».
      Сегодня день принятия в пионеры. Первый красный галстук, не ситцевый, как у многих, а на¬стоящий шелковый, который сумела таки достать мама, торжественно повязали Сереге Сибирцеву на белоснежную рубашку. После школьной линейки весь отряд строем повели на экскурсию в краеведческий музей, размещенный в бывшем здании церкви на Красной горке, пожалуй, самом красивом и высоком месте Вытегры. Музей был гордостью города, сюда обязательно заходили ту¬ристы и экскурсии с круизных судов путешествующих по Волго-Балту. Экспозиции размещались в четырех больших залах и рассказывали как о природных богатствах края, так и историю его раз¬вития от незапамятных времен до сегодняшних дней.
       Первый зал посвящен местным умельцам. В центре располагалась экспозиция художника Твердова. Под известными картинами, написанными маслом, расположился  большой деревенский погост с церквями и колокольнями, изготовленный из спичек. Здесь же висели картины Анатолия Круглова.
       Второй зал рассказывал о местной фауне и флоре. В центре его стоял огромный бурый мед¬ведь. Дальше шли исторический зал и небольшая выставка достижений народного хозяйства рай¬она. Когда проходили возле чучела огромного медведя, Вовка Старков засунул руку тому между мохнатых лап.
- Серега, посмотри, что я нашел, - заговорчески прошептал он.
Сергей нащупал там большой сук, очень похожий на исполинские гениталии.
- Вот это да! Это что, настоящие!? – удивились несмышленые пацаны.
  Подбежала любопытная Ритка Кулигина, сующая везде свой нос. Проверила, что там нашли ребята и, покрывшись бардовым румянцем, побежала жаловаться Ленине Андреевне. Наша первая учительница сначала тоже растерялась от неожиданной находки и увела ребят в другой зал. Позже этот случай превратился в комический анекдот о том, как Ритка Кулигина щупала медведя.
 
         Зимой, основными занятиями были катание на лыжах по зимнему лесу, беганье на коньках «снегурках», примотанных веревками к валенкам, по обледенелым улицам города и игра в хоккей прямо на проезжей части. Или строили из снега крепости и целые города, а потом брали их при¬ступом, используя при этом различные самодельные осадные орудия. Как-то, сделали даже танк из фанеры, который сам двигался на цепной передаче двух велосипедов, а вместо колес были фрезы от циркулярной пилы. У каждого имелось деревянное ружье с резиновым боем, которое стреляло алюминиевыми пульками по принципу рогатки. Была и пушка (большая рогатка), резину которой натягивали два человека, стреляла она камнями. Как в ту пору не покалечили друг друга? До сих пор удивляюсь. Домой по вечерам было не загнать. Мама много раз кричала в форточку: «Сережа, домой!» Да, куда там, именно в это темное и позднее время, казалось, начиналось самое интерес¬ное.      
          Домой возвращались краснощекими от мороза и счастливыми, в обледеневших, стоящих ко¬лом, шароварах.                У каждой компании был свой штаб. Обычно его строили в сарае, наполненном колотыми дровами, делая в них тайные проходы и пролазы, так что далеко не каждый попадет внутрь.
       Сказать, что сильно курили? Наверное, нет. Так, баловались, подворовывая папиросы у отцов из неполных пачек «Авроры», «Шипки» и «Беломора». А первыми сигаретами с фильтром, были «Кронштадские», по 35 коп. за пачку.
      Плавать Серега научился рано, да это и не удивительно в краю рек и озер, а вот, как первый раз тонул, помнил.
      Это было в пятом классе. Настоящим пловцом считался тот, кто переплывет туда и обратно речку Вытегру, вернее ее первое русло, так как саму речку искусственно развернули со старой Мариинской системы шлюзов к новому первому шлюзу канала Волго-Балт. Речка неширокая, метров сто, но для детворы это было значительным расстоянием. Серега долго не мог решиться на этот поступок, но подкалываемый взрослыми парнями, все же поплыл. На ту сторону он  пере¬плыл довольно удачно. Надо было немного отдохнуть, но парни направились обратно, и Серега пристро¬ился к ним. Когда до берега оставалось метров двадцать, поднялась волна, вода попала в нос и в рот. Серега закашлялся и стал захлебываться, от усталости руки и ноги не слушались. Испугав¬шись, он закричал. Подоспевшие ребята вытащили его на берег, где он долго лежал не в силах пошевелиться и  впервые поняв, что с водой шутить нельзя.
      Постоянное чувство голода заставляло задумываться о подкормке. То грибы на костре жарили, то картошки на поляне накопают и запекут. Воровали с огородов огурцы и лук, а когда поспевал горох, делали набеги на гороховика. Пока часть пацанов отвлекали на себя сторожа, остальные набивали стручками пазухи. Весь вечер им лакомились, а затем, увы, по два дня из уборной не вы¬лезали.
     Металлолом, макулатуру и бутылки  собирали, когда были нужны деньги. Сначала на кино, лимонад и конфеты, затем на вино и танцы. Хорошо зарабатывали летом в лесу на заготовке иво¬вого корья.
     Свободного времени в детстве у Сергея было мало, так как с десяти до пятнадцати лет он учился в музыкальной школе. Занятия шли каждый день по два часа после обеда: специальность, соль¬феджио, музыкальная литература и два оркестра по воскресениям, баянистов и духовой. Учился он по классам баяна и трубы. Особенно нравилось заниматься на духовых инструментах: теноре, баритоне и тромбоне. Мечтал освоить саксофон и кларнет. Игра на трубах, в отличие от баяна, да¬валась легко, а главное, было большое желание совершенствоваться в этом. Полонез Агинского, хор охотников из оперы «Аида», Неаполитанская песня, множество этюдов и маршей – далеко не полный его репертуар.
     Если учесть дела по дому, внеклассную работу, несколько кружков и участие во взрослом ду¬ховом оркестре, то на улицу время не оставалось.
      Спортивных секций ни в школе, ни в Доме пионеров практически не было. Разве что лыжи, баскетбол и шахматы. Их Сергей посещал постоянно и добился определенных успехов, но развить их можно было только самостоятельно, что он и делал. По выписываемым через посылторг бро¬шюрам   самостоятельно учился самбо и боксу. Помогло ли это в жизни? Возможно. В уличных драках, точно помогло.
      Первый раз попробовал коньяк на пятнадцатилетие. Отмечали его с Вовкой Старковым у его отца на барже в устье Онежского озера. Отец оставил их дежурить, а сам поплыл на лодке в город за продуктами. Пацаны проверили заранее поставленные сети и из ершей, лещей и щуки сварили настоящую тройную уху. Затем пили «Бренди», ели уху и орали на всю округу песни.

      В ходе учебы, за десять лет, состав класса неоднократно менялся. Класс перебрасывали из школы в школу, переводили учеников, поэтому длительной дружбы и сплоченности между ребя¬тами не было. В школе всех объединяла учеба, а дома у каждого была своя компания. Создание коллектива, как единого организма, началось, пожалуй, с выезда девятых классов на уборку кар¬тошки. До этого, основной формой общения между девчатами и пацанами были любовные за¬писки, суть которых заключалась в предложении дружбы, провожания после уроков домой и при¬глашений в кино. Все изменилось на картошке.               

       В деревню Андома отправили три девятых класса. Жили в семьях колхозников по три-четыре человека. Кровати и матрацы выделило правление, давали также на дом  в день по килограмму го¬вядины и ведру молока. Готовить должны были сами. Работать предполагалось весь световой день с семи утра до семи вечера, однако, работа изначально не пошла, так  как полили затяжные осен¬ние дожди. Ребята больше грязь месили в поле, чем убирали картошку. Молодежь это устраивало. Главное то, что все они впервые оказались свободными от зоркого родительского ока, внимания соседей, знакомых и учителей, да еще и рядом со своими симпатиями. Погода была им на руку. Сутками пропадали пацаны с девчатами на сеновалах, сараях, в деревенском клубе и по домам. В правлении колхоза быстро поняли, что никто их картошку убирать не будет и что детвора, впер¬вые оказавшаяся на воле, которая вскружила ей голову, просто пустилась во все тяжкие. Решено было срочно вернуть учеников за парты. Этот выезд очень сдружил класс, а для некоторых был началом взрослой жизни. Сергей же все две недели откровенно скучал, так как его Любаша оста¬лась в городе.

     Родители Сергея не были коренными вытегорами. Отец любил прихвастнуть, что Нарофомин¬ский уезд Московской губернии, его родовое дворянское гнездо. Были в этом сомнения, так как бабушка Сережи не раз приезжала к ним погостить и по правде сказать, столбовой дворянки в ней не просматривалось. Даже письма родственникам в Москву она просила писать под диктовку Се¬режу, что давало тому возможность усомниться в ее грамотности.
      В сорок первом, отец участвовал в обороне Москвы, поймал осколок снаряда в голову и, после госпиталя, был комиссован. В послевоенные годы восстанавливал народное хозяйство, поднимал целину, строил Днепрогэс и Волго-Балт. На строительстве последнего и встретил маму. У отца было два брата, которые жили в Москве, но с ними отношения почти не поддерживались.
      Мама родом из деревни Кондуши Вытегорского района. В ее семье еще были старшие сестра и четыре брата. В тридцатых годах семья переехала в Петрозаводск, где Полина Васильевна посту¬пила в университет на факультет геологии. В сорок первом, будучи в гостях у брата в Ленинграде, попала в блокаду и находилась в ней до зимы сорок второго, испытав на себе все ужасы голода и холода первой блокадной зимы. В феврале,  по льду Ладожского и Онежского озер, их вывезли в Вытегру. Старший брат умер от голода, двое средних пропали без вести на фронте, а, четвертый, дядя Костя, закончил в Ленинграде Военно-медицинскую Академию, воевал на Северном флоте и пал смертью храбрых в сентябре сорок второго года, о чем есть памятная надпись на академиче¬ском монументе.
      Вот так и встретились на вытегорской земле два одиночества, в результате чего в июне пятьде¬сят четвертого и появился Серега Сибирцев.            
               
                4

      «Тудук-тудук, тудук-тудук» - мерно отстукивали колеса вагонов. Серега Сибирцев лежал на верхней полке плацкартного вагона и смотрел в окно. Мимо проплывали леса и луга, перечеркнутые ручьями и речушками. Вытегра – Лодейное поле – Москва – Горький – такой маршрут следования был у него и Вовки Субботина.               
      С Вовкой Субботиным  они вместе росли. Ходили в детский сад, в котором работали их мамы, затем десять лет в школе и вот сейчас ехали поступать в военное училище.
     Получилось так, что пока Серега определялся, чем заняться после школы, в райвоенкомат пришла разнарядка на двух человек для поступления в Горьковское высшее военное командное училище связи. Первому предложили Вовке, а тот уже прибежал к Сереге и стал его звать с собой, расписывая все прелести армейской жизни по воспоминаниям отца, Михаила Васильевича, офицера-фронтовика. Мама поддержала Вовку, уж очень ей хотелось дать сыну высшее образование, да и профессия военного на то время была, пожалуй, самой престижной. Много что значило и полное государственное обеспечение. В семье еще была младшая дочь, которую надо было поднимать, а на зарплату воспитательницы да мужа, шофера, много не выдюжишь.
     Особого желания стать военным у Сереги не было, но, учитывая то, что экзамены в вузы начнутся только через месяц и из солидарности с другом, решил съездить, поддержать его, да и самому силы свои проверить.
      Провожали их  как на войну. Родители, братья и сестры, знакомые, соседи, товарищи и друзья, человек тридцать на автостанции собралось. Было много слез, пожеланий, объятий, доверительных постукиваний по плечу, даже «Прощание славянки», исполненное на гармошке подпитым незнакомым мужичком. Одно омрачало – не было Любаши. Она как-то тайком уехала в Ярославль, поступать в медицинский институт.
               
     До Лодейного поля добирались шесть часов на автобусе по бездорожью и лыжневке, там сели на поезд и рано утром были в столице. Москва оглушила их суетой и шумом несметных толп людских потоков. Первое впечатление было не из приятных. Воспитанные на догме, что «Человек - это звучит гордо!» и воспринимающие каждого человека, как личность, увидев эту огромную серую массу, этот муравейник, ребята просто растерялись.
      Первым делом поехали на Красную площадь. Гуляя по ней, ощущалась причастность к чему-то великому и вечному. Два часа простояли в очереди в мавзолей. Сам процесс медленного прохождения по мрачным комнатам его, навевал у проходящих здесь людей потусторонность и невозвратимую потерю чего-то главного. А вот Ленин был неузнаваем. Не имел ничего общего с тем, изображенным на картинах и портретах, увековеченным в граните, и казался чужой восковой фигурой.
     После мавзолея зашли в ГУМ, удивляясь его размерами и красотой. Хотели съездить на ВДНХ, но уже устали от новых впечатлений и отправились на вокзал.

     По прибытии в Горький, расспросив дорогу у местных жителей, поехали в училище. На КПП дежурили курсанты. Узнав, что прибыли новые абитуриенты, они стали нагонять страхи. Говорили, что здесь настоящая тюрьма и если они зайдут на территорию, то обратного пути не будет, а так как время прибытия только завтра, то надо использовать каждую минуту на свободе.
     - Да, вот это влипли! - сказал Вовка, - может, рванем обратно домой?
      - И как же в глаза нашим будем смотреть, после таких проводов и надежд на нас?  Нет, проведем последний день на воле и за забор.
      Не зная, куда податься в незнакомом городе, решили обойти училище вокруг. Увидели реку Оку. Спустились к набережной. Вдали виднелась Волга. Это была стрелка. Как говорится: «Под городом Горьким, на стрелке далекой …». Бродили они, бродили, уже смеркалось и кушать хотелось и  казалось, что бог с ней со свободой, пойдем в училище, но неудобно было перед курсантами. Подошли к административному зданию, дверь в которое оказалась открытой. Зашли. Внутри была комната со столом и двумя стульями. Там, ворочаясь на стульях, провели ночь, а утром, чуть свет, побежали в училище, не хотелось им больше такой свободы.
     Конкурс в училище был большой – семнадцать человек на место. Абитуру расселили в двух старых казармах. Спали в три яруса. Кормили, в основном, «небритым» вареным свиным салом и кашами: перловая, ячневая или овсяная. Учитывая, что наши герои в пищу по традиции употребляли рыбные блюда, то от одного только вида такой «еды» их тошнило.
      Экзамены шли через каждые три дня. Абитуру разбили на группы. Привлекали лишь на уборку территории, да некоторые физические работы, а остальное время отводилось для подготовки к экзаменам. Правда, уже присутствовали элементы дисциплины: по утрам организованный подъем, физзарядка, все передвижения по территории только строем, в 22.00 – отбой, за ворота училища не пускали – казарменное положение.
     Писем домой не писали, ждали результатов. Экзамены сдавались сравнительно легко. Несмотря на то, что вопросы билетов значительно отличались от школьной программы, развитое логическое мышление и учеба на курсах МФТИ помогли Сергею, экзамены он сдавал на «хорошо» и «отлично». А вот у Володи дела шли хуже, а на последнем экзамене по математике получился вообще казус. Посредине экзамена ему вдруг сильно захотелось в туалет. Он крепился, крепился и, наконец, спросив разрешения у преподавателя, вышел. Тот отпустил его, но только навсегда, забрав ответ на билет. В общем, Вовка бросил листы и пулей вылетел в туалет. В результате, мочевой пузырь остался цел, но за экзамен получил «пару». А, получив двойку, абитуриенты, как правило, уезжали домой.
       - Да, дела! - Сказал Сергей, - смотря, как Володя собирает чемодан. - Ехал поступать ты, а поступил я. Так получается?
     Володя был потрясен до глубины души. Если бы не ребята вокруг, то он, наверное, расплакался.
     Видя состояние друга, Сергей не выдержал:
     - Я сейчас. Сиди и жди, без меня ни куда.
     Он вышел из казармы и направился в штаб. В приемной начальника училища сидели офицеры. Сергей обратился к адъютанту:
     - Товарищ прапорщик, я к начальнику училища по личному вопросу. 
     - Тебя вызывали?
     - Нет, но мне срочно надо.
     - Сегодня не приемный день, придешь послезавтра.
     - Это долго, мне надо сейчас.
    - Товарищ абитуриент, вы что, плохо слышите?  Кругом, шагом марш.
    - Нет, я никуда не пойду.
    - Что там за шум?- послышался голос из приоткрытой двери.
    - Товарищ генерал, здесь абитуриент по личному вопросу прорывается, сейчас я его выпровожу.
     - Не надо, пусть зайдет.
     Серега зашел в кабинет. За массивным дубовым столом сидел генерал.
     - Проходи, садись, бунтовщик. Что за вопрос?
     - Тут такое дело, товарищ генерал. Серега, волнуясь, рассказал историю происшедшую с Владимиром.
     - Я не очень хотел поступать, а баллы набрал.  Друг же, всю жизнь мечтал стать офицером, а на последнем экзамене из-за туалета срезался. Можно нас поменять местами. Вова пусть учится, а я поеду домой, буду поступать в институт?
       - Так. Значит, сам погибай, а товарища выручай? Молодца-а! Фамилия как?
       - Моя?
       - Твоя, и друга?
       Генерал поднял трубку телефона.
       - Олег Андреевич? А скажи-ка дорогой, что за абитуриенты Сибирцев и Субботин?
      - Так…, так…. Понятно.  В общем, пометь себе, что с сегодняшнего дня они курсанты училища.
      - Ну что, товарищ курсант, поздравляю! Иди, поздравь и успокой свого друга.
      - Товарищ генерал, спасибо! А как?… А что?… Ну, я не знаю… 
      - Вам все понятно, товарищ курсант?
      - Так точно, товарищ генерал!
      - Идите и не мешайте работать.
      - Есть, товарищ генерал!- радостно вскрикнул Серега и пулей вылетел из штаба.
       Прибежав в казарму, он увидел Володю, сидящего на чемодане.
       - Отставить сопли, товарищ курсант, вы приняты!.. Но Вова так и не поверил, даже тогда, когда на следующий день увидел себя в списках поступивших в училище.               

                5

      Курсантская жизнь началась с курса молодого бойца. Целый месяц на тридцати градусной жаре они вбивали кирзовыми сапогами пыль в асфальт строевого плаца, натирая кровавые мозоли на ногах неумело накрученными портянками и обливаясь потом в белых выгоревших гимнастерках.  По утрам были обязательные кроссы на три километра, затем занятия на гимнастических снарядах и полосе препятствий. Короткий отдых на общевоинских уставах и политзанятиях, и все это заканчивалось десяти километровым марш-броском.
        После месяца таких нагрузок, учебные роты на треть поредели. Никто не ожидал, что стать офицером, так сложно. Часть молодых бойцов решили вернуться в гражданскую жизнь.
     Вечерами и в выходные дни их привлекали к физическому труду и уборке территории. Без них не обходилось ни одно строительство, погрузочно-разгрузочные и земляные работы. В общем – бери больше, кидай дальше, от обеда до забора.
      Но, конец приходит всему. Закончился курс молодого бойца и вот он день принятия воинской присяги.
      За две недели до присяги подготовили и подогнали парадную форму. Все пальцы исколоты иголкой от многократных перешиваний погон, петлиц и шевронов. Неделя строевых приемов с оружием и училище, под медь духового оркестра и строевую песню, выдвинулось пешим порядком к Нижегородскому кремлю для принятия присяги. Все было очень торжественно. Собралось много гостей, представителей власти, родных и близких. Ворота училища распахнуты настежь для всех желающих. Впервые за два месяца можно вздохнуть свободно.
      К сожалению, родные Сереги и Володи на присягу не приехали. Далеко и дорого. Сердца их разрывались от тоски, когда наблюдали, как родные и девчата поздравляли пацанов с вхождением их в ряды защитников Родины.
     - Как же там мама, папа и сестренка? Как Любаша? - Думал Сергей. Казалось бы, все отдал за то, чтобы в эти минуты они были здесь.
      В день  принятия присяги всем выдали увольнительные записки до вечера. Местные ребята и те, что жили рядом с городом, сразу же разъехались по заранее разработанным планам. Остальные же кучковались возле КПП, одуревшие от внезапно свалившейся на них свободе и не знали, что с ней делать. Володя вообще вдруг решил вернуться в казарму, написать письмо домой и поиграть на гитаре. Серега со своими сослуживцами по взводу, Славиком Уриным и Мишкой Стрелковым, решили прогуляться по городу. Только вышли на центральную улицу, тут же к ним подошел патруль. Увидев курсантов-первогодков, патрульные откровенно издеваясь, задавали дурные вопросы и придирались к форме одежды. А мимо, поглядывая и посмеиваясь, проходили девчата. Ребята прямо сгорали от стыда. Как это они, здоровые взрослые парни, стоят, опустив головы, как нашкодившие подростки и выслушивают нравоучения начальника патруля? Увы, таков удел всех военных.
     Стемнело. Из парка доносились звуки музыки. Но в таком состоянии, когда кажется, что за тобой постоянно следят, и боишься сделать что-то не так: расстегнуть пуговицу, ослабить ремень или галстук, снять фуражку, - веселиться почему-то не хочется, какие уж тут танцы? Покрутившись по парку, ребята направились ближе к училищу. Возвращаться из увольнения раньше указанного времени не принято, «шиком» было проскочить КПП на последней минуте и потом азартно рассказывать, как ты «круто» провел свободное время. Протолкавшись еще битых два часа по подворотням, ребята, наконец,  решили зайти в училище. Так прошло первое увольнение.

      Однообразно тянулись армейские будни. После присяги весь первый курс отправили в запасной район на полевые занятия. Курсантов набрали с большим запасом и, казалось, создавались специально такие условия, чтобы отсеять лишних. Жили в палатках, еду готовили на походной кухне. Пошли осенние дожди, дороги развезло – мряка и слякоть. Просушить одежду и обувь практически негде, сушили на теле во время кроссов и марш-бросков. И все же умудрялись ночью бегать в самоволку в соседнюю деревню за пять километров. Подходили к клубу, разговаривали с местными пацанами, поглядывали на девчат, слушали музыку и к утру бежали назад в лагерь. Зайти на танцы или, тем более, выпить вина, боялись, так как знали, что если попадешься, разговор будет коротким – солдатом в армию. Рисковали, но в самоволки бегали.
      К первому октября вернулись в училище, начался самый трудный первый семестр. Шли, в основном, общеобразовательные предметы: математика, физика, черчение, немецкий язык, физическая и автомобильная подготовки. Продолжались уставы и строевая подготовка. Постоянные кроссы и марш-броски. Учеба шла вперемешку с караулами и внутренними нарядами. Получить пару-тройку внеочередных нарядов  было как «два пальца об асфальт». Создавалось впечатление, что сержантов специально натаскивали, чтобы они нас заживо сжирали.
      Сибирцев не мог пройти мимо несправедливости, часто спорил с младшими командирами и как результат, через день – на ремень, из нарядов не вылезал, что плохо влияло на успеваемость. Только благодаря хорошему багажу школьных знаний и отличной зрительной памяти он держался на плаву. А тут еще письма с Родины от пацанов, в которых они расписывали свои похождения с подружками. Порою, так душа заноет, что кажется, а зачем все это, зачем училище, годы, проведенные за забором? Зачем? Ответа пока не было и лишь ответственность и чувство гордости родителей за тебя удерживало на выбранном пути.
      Зимнюю сессию из сорока человек взвода сдали только десять, среди них  и Сергей. У остальных были долги, которые надо ликвидировать за две недели зимних каникул. Володя тоже завалил математику, а это значит, что выезд на Родину накрывался «медным тазом».
     Спросите любого курсанта или офицера, что значит не поехать домой в первый курсантский отпуск? Это крах, самоубийство... Казалось, земля должна разверзнуться. На счастливчиков, сдавших сессию, смотрели, как на людей выигравших машину. Вдумайтесь! Пол года пота и крови, лишений моральных и физических, пришедших на пацана, только что оторвавшегося от мамкиной юбки и, наконец, ставшим настоящим мужчиной, да к тому же красавцу в военной форме, и не приехать порадовать родителей, не пофорсить перед девчатами. Да за что боролись, в конце концов!? Да, это катастрофа!..               

      Сергей стоял возле штаба училища вместе с Юркой Киселло, сыном начальника училища и соседом по койке. Сергей просил его замолвить словцо перед отцом за Володю, чтобы тому раньше назначили пересдачу по математике. Намечалась она только через неделю, а там уже не было смысла ехать в отпуск, так как зимние каникулы всего две недели. Однако Юра отказался, предложив это сделать Сергею самому, а отца они подождут вместе.
     Наконец из штаба вышел начальник училища.
     - Ты меня ждешь?- спросил он, увидев Юрку.
     - Да, пап, тут Серега хотел обратиться к тебе.
     - А, старый знакомый, еще держишься?
     - Товарищ генерал, тут дело в том, что друг мой, о котором я с Вами говорил, математику завалил, а без него мне домой ни как нельзя. Разрешите ему экзамен быстрее пересдать?
     - А что, опять мочевой подвел?- усмехнулся генерал.
     - Нет, трудный билет достался.
     - Ты, значит, к нему адвокатом устроился?
     - Просто он стеснительный.
     - Прямо, красная девица какая-то, а не будущий офицер. Ну, хорошо, завтра разберемся, иди.
     И взяв сына под руку, направился в сторону КПП.

      Переэкзаменовку Володе назначили на понедельник. Два дня ждать его было просто невыносимо. Всеми мыслями Сергей был уже дома, среди друзей и родных. Поэтому, получив отпускной билет, он сразу же рванул на вокзал. Февраль месяц, на железной дороге затишье. Новогодние праздники закончились, а до лета еще далеко. Билеты в кассе продавали свободно. Купив его, с пятидесяти процентной скидкой, как курсант, Серега через час уже ехал на Москву. Затем три часа из Домодедово на Як-40, и он дома! Летя в самолете, Сергей с ностальгией вслушивался в родной окающий говорок пассажиров, Да и сам рейс Москва – Вытегра - Ленинград, возносил небольшой провинциальный городок на уровень мегаполисов. Как говорится: «Мы тоже не лыком шиты!». А дома – «И дым отечества нам сладок и приятен…». Как прав поэт. Дома кажется и воздух чище, хоть ножом нарезай и на хлеб намазывай, и сосны выше и стройнее, и неба такого голубого нигде нет, и холодная синева озер. Как часто все это видел Серега в казарменном сне и вот, эта сказка сбылась, он снова здесь и никаких тревог и подъемов, никаких сержантов. Да, это здорово!
      До города добрался на рейсовом автобусе. В дом зашел с черного входа.               
      - Сейчас открою, - послышался голос мамы.
      Дверь открылась. Перед ним стояла мама, все такая же родная и милая, только чуть прибавилось седины. Она взмахнула руками, сложила их к груди и запричитала;
      - Серушенька, милый ты мой, наконец-то, дождалась!  Уткнулась лицом в широкую грудь сына и заплакала.
       Серега обнял маму, погладил по волосам и попытался успокоить:
      - Ну, все, хватит, хватит, я дома и это самое главное.
      Выскочила Танюшка, младшая сестра, бросилась на шею, расцеловала, тут же рассказывая все последние новости.
      Вечером, отдохнув от дороги и приведя в порядок парадную форму, Серега вышел в город, прогуляться и навестить друзей. Он знал, что Юрку Самутичева перевели киномехаником в далекую деревню Ундозеро. Андрюха Шевчук, после кадетки, стал курсантом ЛВОКУ. Валера Филичев уехал к брату в Новокузнецк. Из близких друзей остались в городе Вовка Старков, который учился в Ленинградском речном училище, но должен быть здесь на каникулах и Сашка Гринягин, учащийся местного лесотехнического техникума. К ним он и направился.
       Поверх формы накинул гражданскую курточку отца, так как, раздавшись в плечах за последние полгода, уже не смог влезть ни в одну свою, и чтобы не бросаться в глаза формой местному населению.
      Вовка был дома. Обнялись по-братски, тут же сгоняли в магазин за водкой. Родители его накрыли стол и все сели выпить и закусить за встречу. После застолья пошли на танцы в клуб Речников. Возле клуба встретили Сашку Гринягина с компанией ребят.
      Сзади Серегу сильно ударили по спине.
      - А что тут у нас вояки забыли!?- послышался грозный окрик.
      Серега обернулся. Перед ним стояли братья-близнецы Репины, извечные соперники и драчуны с другого края города. Они были уверены в том, что ни Серега, ни остальные пацаны на конфликт с ними не пойдут, так как на сегодня они с компанией считались «королями» города. Но они не учли того, что прошло полгода. Для них, это как две недели, а для Сереги – значительный отрезок  уже взрослой военной жизни. Проведя это время в мужском коллективе, он знал, что прав тот, кто сильней и стоит дать слабину, как тебя превратят в лоха. Первый удар был младшему Репину правой в лоб, от которого тот отлетел метра на два, сломал забор и упал в сугроб. Второй - старшему, головой в нос. Брызнула кровь, и он медленно осел на снег. Такого начала никто не ожидал. На мгновение все замерли. Шурик первым оценил ситуацию и закричал: «Бей, леспромхозовских!». Пошла стенка на стенку. Штакетины от забора мгновенно оказались в руках драчунов. Все перемешалось, только мелькали руки и ноги, слышалось пыхтение и крики соперников. Раздался звук сирены, кто-то вызвал ментов. Пацаны бросились врассыпную, осталась только толпа зевак.
       Собрались у Сашки дома. На танцы уже не пошли, все с уважением смотрели на Серегу.
     -Ну, ты даешь! Ты где так драться научился?
     А Серега вдруг понял – вот он авторитет. До этого же, он был равный среди равных. Просто надо в нужный момент не смалодушничать, пересилить себя, пусть даже будет очень больно, и принять правильное решение.

      Володя приехал через два дня, пересдав успешно экзамен по математике. Вечером забежал за Серегой, и они пошли прогуляться по городу. После долгой, как им казалось, разлуки с малой Родиной, все вокруг воспринималось как-то глубже и милее. Вспоминалось детство и юность, прошедшие в этих дворах и улицах. Вот с этой горки гоняли пацанами на финских санках. Cанки Сереге сделал отец: ручки, спинка и сиденье из карельской березы, полозья из толстой нержавейки. Вся местная пацанва ему завидовала. А по этому замерзшему ручью катались на коньках, подцепив их веревками и палками к валенкам. По весне с ручья вытягивали копьями бревна-топляки, попадавшие сюда от сплава леса по реке. Бревна сушились и шли на дрова. А здесь, на центральной площади, скоро будет веселый праздник – проводы русской зимы. Опять приедут Емеля на печке, баба Яга на помеле. Русские красавицы в домотканых нарядах угостят вкусными блинами с вологодским маслом, морошкой, брусникой и клюквой. На прилегающих улицах выстроятся украшенные разноцветными лентами и звонкими бубенцами вороные, каурые и гнедые тройки с санями, для катания веселого и хмельного люда да детворы. После плясок и гуляний, рассядется народ по саням, растянут меха гармонисты и понесутся кони навстречу весеннему солнышку.
      - Может, в баню рванем? – прервал приятные воспоминания Володя.
      Городская баня является одной из достопримечательностей Вытегры. Построенная в незапамятные времена, топилась исключительно березовыми дровами, вода и камни в печи были с Онежского озера.
      - Баня – это святое дело, - ответил Сергей, и друзья пошли домой за бельем и березовыми вениками.
       Очереди не было, поэтому сразу же зашли в раздевалку.
       - Ну, что отец, пар есть? – спросили они у банщика.
       - Есть. Пар хороший, сегодня рано затопили, - ответил дед.
       Первый заход пробный – для разогрева. Веники замочены в кипятке, ребята млеют на средней полке. В парной пахнет березой от сохнущих над печкой дров. Дровяной жар, влажный в меру, пробирает до костей, не то, что сухой пар сауны, который только обжигает кожу.
      - Ну что, поддать? – слышится голос парильщика сверху.
      - Можно, помаленьку. – И первый ковш кипятка летит в жерло духовки на вулканические булыжники. Выхлоп жара вырывается из печи и этого хватает, чтобы парильщики один за другим слетели с полка вниз, остались только самые крепкие деды.
      Второй и последующие заходы идут уже с вениками. Кто сам хлопается, а кто – друг друга. Слышны только удары по телу, стоны и вопли: «А ну, поддай еще…, еще…». Все уже поднялись на сам полок. От жара, кажется, кости тают, в голове памороки начинаются, уши трещат и в трубки закручиваются. Руки жжет, а горячий воздух обволакивает все внутренности. Чем себя сильнее хлещешь веником, тем тело просит еще нажать. Самоистязание.
         Теперь главное – во время вырваться из этого пекла и бегом под ледяной душ. Затем – в раздевалку на топчан. Именно здесь, с чашкой горячего, крепкого чая в руках, наступает тот момент истины, когда душа и тело отдыхают и находятся в полном согласии.

       На утро, решили сходить в лес на лыжах. С городского стадиона идут три круговых лыжни на три, пять и десять километров. Первые две хорошо накатаны, на них проходят уроки физкультуры у школьников, а вот десятка, чуть проваливалась, так как по ней ходят меньше, в основном спортсмены и редкие отдыхающие. Намазанные специальной мазью, лыжи бегут ходко. С кочки на кочку, с горки на горку, сквозь ельник и березняк, укутанные снежным покрывалом и вот мы у цели. Медвежья гора – любимое место зимнего отдыха горожан. Залезть на высокую гору непросто. Где «лесенкой», где «елочкой», где, помогая друг другу палками, в конце концов, достигаешь вершины и с криком: «Лыжню!.. Поберегись!..» - стрелой срываешься вниз. Дух захватывает, поджилки трясутся. Колени чуть согнул, палками притормаживаешь, закусил губу, главное, удержаться на лыжах. А внизу еще трамплин и вот взлет…, а приземление бывает по-разному. Руку, ногу можно подвернуть, лыжу сломать, но обычно, все заканчивалось хорошо, надо только вовремя свернуть и затормозить, чтобы не врезаться в сосны, растущие в конце спуска.
      Накатавшись вдоволь с горы, ребята направились в обратный путь. Солнце  в зените, белый с синевой снег ярко сверкает тысячами звездочек, легкий морозец приятно щекочет щеки, нос и уши. Пахнет хвоей. Впереди показались две фигуры. Нагнав их, Серега крикнул: «Лыжню!» и пошел на обгон, но, поравнявшись с лыжниками, притормозил. Это были две девчонки, с трудом перебирающие ногами.
  - Что случилось, горемыки? – спросил он.
  - Да вот, крепление сломалось, замерзли все и, вообще, не знаем - куда идти.
  - Отставить слезы, красавицы, сейчас все будет «тип-топ»! - Подбежал Володя. Ребята помогли девчатам освободиться от лыж, растерли им руки и носы, заставили их двигаться, а сами занялись ремонтом лыж.
        Девчата оказались местными, Ольга и Лариса. Учились в Ленинградском техникуме книгоиздательства. Сейчас были на каникулах. Ребята их не знали, так как они учились в другой школе и младше классами. Дальше шли  вчетвером. Перед их домом договорились, что вечером встретятся возле клуба.

      Так, день за днем, пролетели зимние каникулы. Надо было возвращаться в училище. С девчатами ребята подружились, ходили с ними в кино, встречались на танцах. Гуляли и провожали их вечерами домой. Договорились, что поедут вместе с ними через Ленинград.
      Проводы были, как всегда, как на войну. До Ленинграда ехали двенадцать часов автобусом. Там проводили девчат в общежитие на Васильевском острове, а сами на троллейбусе поехали к Серегиным родственникам на Петроградскую сторону.
      До прибытия в училище еще оставалось два дня. Решили провести их в Ленинграде. Днем, пока девчата учились, посещали музеи, смотрели достопримечательности, а после обеда, уже вчетвером, ходили в кино, театры, гуляли по городу. Более близкими отношения так и не стали, может потому, что все мысли у Сергея были о Любаше, с которой он так и не встретился.               
               
                6
 
                Начался второй семестр, поползли серые армейские будни, скрашенные редкими увольнениями. Любаша писала часто, вернее, старалась отвечать на каждое Серегино письмо, а он писал ежедневно, и эти письма, стали, чуть ли не основной частью его жизни. В них они рассказывали друг другу о том, как прожили очередной день, вспоминали родину и мечтали о возможной скорой встрече. Вообще-то, письма солдату – это очень важная тема и достойна отдельного повествования. Но, то ли звезды не так расположились, то ли судьбой так было уготовлено, но встретиться с Любой не было суждено еще долгие годы.
       Первые два года – самые трудные в курсантской жизни, время, когда единственное, что тебе разрешается, - это стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. Даже те редкие увольнения, которые выпадали,  не приносили облегчения, так как вынужденное шатание по городу в военной форме без наличия вблизи друзей и родных еще больше навевало тоску по дому и вольному житью.
        В середине второго курса училище понесло невосполнимую утрату – умер начальник училища, генерал-майор Киселло Юрий Эдуардович. В похоронах принимало участие все училище. Взвод, где учился Юра, сын начальника училища, участвовал непосредственно в погребении. Жалко было Юрку.  Все ребята старались его поддержать.
        Вспоминается еще несколько вечеров встреч в институтах и техникумах города, но все они были в присутствии, а точнее, под надзором офицеров и проходили скованно, не интересно, по заранее спланированному сценарию. Наверно, все эти ограничения, ущемления, запреты и приводили в дальнейшем к эмоциональным срывам молодых офицеров, выражавшимся в беспробудном пьянстве и гулянках. Однако именно в это время воспитывались стойкость, выносливость, терпимость, коллективизм, сила духа, закалялся характер. Это время получения основных знаний высшей школы, время формирования интеллекта, культуры, физического становления. Вот только форма достижения этих результатов была не самой гуманной. 
     Что сильно «доставало», так это ранние зимние подъемы, когда на улице минус двадцать, а надо бежать по «третьей форме одежды» на зарядку. Тогда плюешь на все и, полагаясь на «авось», в момент выхода роты из казармы на улицу, улучшив момент, ныряешь в подвал или сушилку, где забиваешься подальше среди труб отопления и не беда, что там пыльно и грязно, а последствия проступка не предсказуемы, зато сейчас так тепло и комфортно, а на улице так мерзопакостно…  На душе становится хорошо и уютно и ты проваливаешься в прерванный сон. Похожее было и с баней. Своей бани у училища не было, мыться водили строем поротно раз в неделю в другой конец города. Поднимали в два часа ночи и сонные «коробки» курсантов мрачно брели по спящему городу. Летом, еще, куда ни шло, а зимой – это настоящая пытка, да и какое удовольствие от бани в пять утра? Поэтому, отлынивали от нее, кто как мог.
      Свободное время в училище с двадцати до двадцати двух часов, остальное – расписано распорядком дня до минуты. Подъем, зарядка, туалет, утренний осмотр, завтрак, занятия до пятнадцати часов. Обед, самоподготовка до девятнадцати, политико-воспитательная и спортивно-массовая работа, чистка оружия, уборка территории. Ужин в двадцать, в двадцать два тридцать – вечерние прогулка, поверка и отбой, - таков официальный день жизни курсанта. В воскресенье до обеда спортивный праздник, после – свободное время. Данный образ жизни воспитывал в человеке то, что он чувствовал себя маленьким, но необходимым винтиком в огромном механизме под названием Советские Вооруженные Силы. Ты сам себе уже не принадлежал, а являлся частицей коллектива объединенного одной целью – построение счастливого завтра.

       Курсантскую службу необходимо разделять по годам, точнее по курсам, вот тогда вырисовывается более правдоподобная картина. Когда Сибирцев учился на втором курсе, командир роты, капитан Свитловский Георгий Васильевич (Жора), сказал ему, что пройдет много лет, и он будет вспоминать это время, как лучшие годы жизни, время настоящей мужской армейской дружбы. Серега, с юношеским максимализмом, сердито отвечал, что если это лучшие годы, то зачем такая жизнь вообще нужна? И только спустя многие десятилетия, с высоты прожитых лет, он с улыбкой вспоминал эти нелепые, с горяча брошенные слова. Как прав был Георгий Васильевич!
        Мысли вновь и вновь возвращаются к началу армейской службы, к тому Рубикону, происшедшему в жизни каждого пацана, посвятившему себя армии. Месяц карантина дается неоперившемуся птенцу для того, чтобы он последний раз смог оценить и принять решение, а нужно ли ему все это? В течение месяца ты еще можешь остаться на гражданке, но после принятия присяги, пути обратно отрезаны. В лучшем случае попадешь  в прежнюю жизнь, отслужив два года солдатом в войсках. Ломаются жизненные уклады и ценности. Впервые у тебя есть только обязанности и никаких прав, ты становишься на первую ступеньку огромной военной иерархической лестницы, имя тебе – рядовой солдат. Целыми днями ты печатаешь шаги, в раздолбанных кирзовых сапогах по раскаленному асфальту строевого плаца до соли на гимнастерке. Бег в противогазах, марш-бросок на десять километров с полной выкладкой, вдалбливание уставов Вооруженных Сил и снова строевая подготовка и так изо дня в день целый месяц. В течение всего этого времени за тобой следит бдительное око сержантов и старшины. Чувствуешь себя буквально под микроскопом.
     Сначала это все ошарашивало, хотелось бежать куда - угодно и только обида и злость на то, что ты окажешься слабаком, заставляли сжимать зубы и постепенно, шаг за шагом, пожинать азы военной службы.
      Спасала долгожданная ночь, когда полностью без сил падал на армейскую кровать и, не успевая понежиться, проваливался в глубокий сон.
      Команда: «Рота, подъем!» - пружиной подбрасывала тебя с постели.
      - Сорок пять секунд! – грозно орал сержант. – Время пошло… Раз, два…-  И ты, впрыгивая на ходу в брюки и сапоги,  несешься в строй.
      - Стой! – все замерли. Как правило, в строй кто-то опаздывал.
      - Рота, отбой! – Быстро раздеваешься и в кровать.
      - Рота, подъем! – И так до десятка раз. Все зависело от настроения старшины.
      Быстро умыться, быстро заправить постель, на завтрак десять минут, команда: «Встать, выходи строиться!» - и не дай Бог, если ты задержишься за обеденным столом или будешь жевать на ходу.   
      Кормили в карантине, да и на начальных курсах так, что у многих с того времени появились проблемы с желудком. Суп – вода с картошкой, второе – каша перловая, ячневая или пшеничная с куском вареного небритого свиного сала и компот. Постепенно курсанты отсеивались. Никто их не осуждал, каждый на данном этапе был волен поступать так, как считал нужным.

       Первый курс – это время становления мужчины – защитника Родины, это основополагающий курс. От его результатов зависит вся дальнейшая служба офицера. Развивается ум, доводятся до совершенства математические, аналитические, общеобразовательные способности, знание иностранного языка. Идет теоретическое изучение общевоинских предметов с практической их отработкой в караулах, нарядах и повседневной жизни.
     Основные наряды: внутренний и гарнизонный караулы, наряд по роте, по столовой. Реже попадаешь в штаб, на КПП, в гарнизонный патруль. Большей частью «тянешь лямку» по роте, в карауле и в столовой. В столовой приходилось пахать и за старшие курсы. Исполняли обязанности картофелечистки и посудомоечной машины. Это значит, втроем вручную начистить за ночь три – четыре ванны картошки или перемыть посуду и бачки за полутора тысячами курсантов, убрать столы, помыть полы на двух этажах здания, возможно и почистить рыбу. Учитывая трех разовый прием пищи, работы было «мама не горюй!»
       Караулы, отдельный вопрос. Это единственное место, где находишься с оружием, в магазинах которого боевые патроны. Первое время, заинструктированный  до одурения, стоишь на посту, как будто вышел на тропу войны и уверен в том, что вот за тем углом спрятался враг и ждет момента, когда ты отвлечешься, чтобы совершить диверсию. Тихонько, пригнувшись, крадешься по посту. Надо первым обнаружить его. Автомат в положении на грудь. Бывает, если от ветра где-то что-то загремит, испуганно загоняешь патрон в патронник и прячешься возле «тревожной» кнопки, чтобы успеть сообщить в караульное помещение. Десятки раз прокручиваешь в голове кадры, как ты геройски захватываешь банду нарушителей, и тебя награждают боевым орденом. Из нас действительно растили идейно убежденных защитников Отечества.
      Первый курс можно сравнить с зоной общего режима. Жили так же за колючей проволокой. Выхода в город практически не было. Это время жесткой, даже жестокой дисциплины.  «Я начальник, - ты дурак, ты начальник, - я дурак», - это про нас.  Командир отделения, младший сержант, не говоря о вышестоящем командовании, был для тебя царь и бог, от него зависело твое существование. Захочет, неделями не будешь вылезать из нарядов, запустишь учебу и в результате – прощай училище, здравствуй армия. Многие будут со мной спорить, но на тот момент был только один выход – смириться и ждать, когда-то это должно закончиться.
       Запомнились и интересные моменты. Несколько раз водили в оперу и на балет, в училищном клубе так же давали концерты музыканты и певцы. Девчата из балетных школ учили нас классическим танцам.
       Основное время уходило на занятия: лекции, самоподготовки и семинары сменяли друг друга. По напряженности обучения, первый курс перекрывал любой следующий. Каждый день в двадцать один час рассаживались в ленинской комнате для просмотра программы «Время». Это войдет в привычку на всю жизнь.               
      Выживать помогали письма с родины, особенно письма от девчат. Письма Любаши Сергей зачитывал до дыр, помнил их наизусть. Это была единственная тайная часть его жизни. Любимый почерк, родные обороты речи уносили Серегу в уже далекие времена детства и юности, где он был так безмерно счастлив.  Сразу же становилось легче и казалось, что пройдет и это.

     Запомнилось одно событие, характеризующее, на сколько мы были запуганы и зажаты в тисках военной дисциплины. Как-то летним теплым вечером после отбоя к Сереге подошел Граф (Славка Урин).
   - Серый, пойдем, прогуляемся вдоль забора. Так хочется на волю.
  Серега уже спал, куда-то идти было просто лень, да он и не понял со сна, куда его зовут. Он отказался.
    Тогда Славик, Олег Тыренков (Сын) и еще двое курсантов, предупредив дневального, выскочили из казармы, перелезли через забор и прогулялись по автовокзалу, расположенному возле училища, подышали воздухом свободы и незаметно вернулись в расположение. Каким то образом об этом узнал комсорг роты, курсант Саня Новиков. Утром он доложил об этом командиру роты. Капитан Свитловский, однозначно, спустил бы это на тормозах, пожурив ребят, но очевидно сам побаивался этого новоявленного Павлика Морозова. Он был вынужден доложить по команде. Что тут началось! Отложили занятия, комсомольские бюро и собрания шли одно за другим. В роли прокурора Вышинского выступал Саня Новиков. Он предложил исключить ребят из училища. Своих братьев, с которыми еще вчера ел из одного котелка и делил поровну все невзгоды. Ребят, у которых до этого не было ни одного замечания. Благодаря ротному их все же удалось отстоять, ограничились выговором. А Новиков так до конца обучения и считал себя правым.

    Второй курс характерен тем, что начинаешь оглядываться по сторонам и замечать, что кроме службы и учебы есть еще другая жизнь. Чуть-чуть спала напряженность в учебной программе. Немного успокоились командиры и начальники, так как случайные люди в армии уже отсеялись, а с остальными придется жить и общаться оставшиеся три года. Да и сама армейская жизнь стала проще и понятней. Уже не так колется иголка при подшивании подворотничка и ремонте обмундирования. Брюки можно погладить не только утюгом, но и расческой или положить на ночь под матрац. Портянки, оказывается, намного удобнее носков, а бляха лучше блестит, если ее смахнуть бархоткой с асидолом. Кровать заправляешь уже на автомате: загиб первой простыни в голове, второй - в ногах, одеяло конвертом по третьей полосе в ногах натянул, загнул, опустил, сверху прошелся табуреткой, и все готово. Минута, вместо положенных десяти. В результате подобных мелочей появилось свободное время, да и как-то плечи расправились, дышать стало легче. Выдали новое полушерстяное обмундирование. Смотрелось оно красивее, качественнее и богаче чем  х/б, да и гладить надо реже, стрелки сами держатся. Получили так же новое зимнее нижнее белье с начесом.
      Наконец-то они были не самыми младшими, есть уже первый курс. И вот тут у некоторых недалеких второкурсников начался выплескиваться негатив. Они почувствовали себя «дедами». До рукоприкладства, конечно, не доходило, но захотелось покомандовать младшим курсом. Забыли о том, что пару месяцев назад, сами были в их положении. Таких быстро ставили на место курсанты старших курсов.
      Заметно возросла  интенсивность физической нагрузки. Кросс на три километра бегали в качестве разминки, основное – марш-бросок на десять километров с полной выкладкой: шинель в скатку, вещмешок, автомат, подсумок с четырьмя магазинами, штык-нож, противогаз, ОЗК, саперная лопатка.
      На перекладине, наряду с подтягиванием, выходом силой и подносом ног, выполняли подъем переворотом и склепку. На брусьях – стойку на руках и соскок боком. Много внимания уделялось полосе препятствий. Готовились к командному пятиборью.
      Сергею с трудом давались силовые упражнения. При росте метр девяносто и весе под центнер, управлять телом непросто. Тем радостней и удовлетворительней себя чувствовал, когда после длительных и изнурительных тренировок, наконец, первый раз самостоятельно сделал подъем переворотом и склепку. Главное понять и прочувствовать на себе технику выполнения упражнения, а дальше уже дело времени и тренировок. Он с сочувствием смотрел на Цепу (Вовка Цепков), которого при росте в два метра шестнадцать сантиметров, на перекладину поначалу забрасывали два-три человека, зато это был лучший баскетболист училища. Со временем и у него все наладилось. Другого выхода, как выполнять упражнения, хотя бы на тройку, не было. Не сдашь зачет, не поедешь в отпуск. То же самое касалось бега на сто метров, километр, три километра и лыжных гонок, но здесь у Сибирцева все было в норме.
      Внеочередные наряды преследовали Серегу, как рок. Стоило заступить дневальным по роте, и можно было неделю не смениться. То ли старшина на него зуб имел, то ли с чьей-то другой подачи, но к концу несения службы, обязательно старшина ловил его на какой-то мелочи. То туалет плохо помыт, то краники в умывальнике не отдраены, то «Машку» (приспособление для натирки полов) не так тягаешь, то подворотничок заметит расстегнутый. Да мало ли возможностей докопаться до бесправного курсанта младшего курса. Снимал с наряда, давал два часа на подготовку и вновь «на ремень».
     Первые годы курсанта постоянно преследует желание спать. Спали урывками, где придется: на утренней зарядке, во время бега; в строю, опасаясь выпасть из него; на лекциях и самоподготовках прямо на полу под партами и столами; даже в карауле, на первом посту, охраняя знамя училища. Особенно тяжелыми были предутренние часы с четырех до шести, когда казалось, что если не посплю пять-десять минут, то просто умру. В это время и ловили спящих курсантов на посту и в наряде дежурные службы и ответственные офицеры.
     Чаще стали увольнения. Если нет хвостов по учебе и дисциплинарных взысканий, мог раз в неделю, в выходные после обеда, выйти в город.
       За время учебы появились близкие товарищи и друзья. Увольнения, как правило, проводили вместе. Несколько раз ездили в гости к Олегу Тыренкову (Сыну) в Дзержинск. Половина свободного времени уходила на дорогу, зато там ждала настоящая домашняя пища. Развлекательных заведений еще не посещали, может быть стеснялись, а может просто не знали, где таковые есть. Ходили в кино, да изредка на танцы. Постоянно смотрели на часы, так как опоздание из увольнения приравнивалось к тягчайшему преступлению.
       В городе старались держаться вместе, как стайка пугливых мальков. По наивности казалось, что их немодные короткие стрижки, прямые брюки и неуклюжие длинные шинели ничего, кроме смеха, у девчат вызвать не могут. Мы были уверены, что проигрываем во всем разбитным и модным гражданским парням. Нам и в голову не приходило, что умные и знающие себе цену дальновидные девчата, были совершенно другого мнения. На танцах обычно под быструю музыку становились в круг, посредине его клали фуражки, а дальше уже двигались, кто во что горазд. Девчат на медленные танцы приглашать еще стеснялись, не знали о чем с ними говорить, да и с середины танцев надо было уходить в училище, заканчивалось увольнение. Проблема общения с женской половиной общества становилась все острей, в восемнадцать лет природа требовала своего. Появились слухи, что в компот добавляют бром, успокаивающий мужские гормоны.   
       Каждой роте наделен участок территории для уборки. Четвертой, как самой большой (пять взводов, сто сорок человек), достался строевой плац. Хуже участка не придумаешь. Каждый день, утром и вечером, его скребли и мели. Особенно доставалось в снежные зимы. Сначала сгребали снег большими металлическими скребками и щитами, затем долбили лед до асфальта ломами. Вокруг плаца возвышались горы снега высотой с двухэтажный дом, а если учесть, что плац в длину двести метров и в ширину сто, то понятно, что «пахать»  приходилось неслабо.
       Были у нас два брата-близнеца – Биргеры. Запомнилось их странное поведение ночью. Где-то, в час ночи, один из них начинал завывать. Сначала тихо, потом все громче и громче, что-то похожее на сирену. На самой верхней точке он вдруг замолкал и тут же, сменяя его, вступал второй брат. Так могло длиться до самого утра. Что только с ними не делали: будили, обливали водой, на нос прищепки ставили, даже «велосипеды» (бумагу в пальцах ног поджигали) - ничего не помогало. Потом плюнули, привыкли и даже, как чего не хватало, если по какой-то причине их не было ночью в казарме. Что это за особенность их организма, так и осталось не известным.
     Одно из распространенных занятий в вечернее время, это чистка и смазка стрелкового оружия. Причем результат подводился не по качеству обслуживания автомата, а по времени отведенному для этого распорядком дня. Ты мог представлять оружие к осмотру хоть каждые пять минут, все равно сержант грязь найдет, и будешь тереть его хоть до дыр. Так что лучше не спеша волынить положенные сорок минут. В конце, для разминки, устраивали соревнования по разборке – сборке автомата на время. За два года это так приелось, что перекрывали все нормативы. То же самое относилось и к тренажам по защите от оружия массового поражения, которые проводились по средам и пятницам. Отработка нормативов по надеванию и раздеванию общевойскового защитного комплекта (ОЗК) была уже надоевшей рутиной.
       К утренним осмотрам готовились с вечера. Каждый день надо пришить  подворотничок из нового материала, что ощутимо било по очень скромной курсантской стипендии в восемь рублей шестьдесят копеек в месяц. Если прибавить сюда мыло, зубную пасту, асидол, щетки, зубную и сапожную, конверты, стрижку, то и оставалось денег на раз сходить в «чепок». Как-то, пошло воровство хлястиков от шинелей. Куда пропал первый – не известно. Надевая шинель и видя, что на ней нет хлястика, не задумываясь, заимствуешь его у соседа и … пошла цепная реакция. Хлястики начали прятать, делали самодельные. Дошло до того, что пол роты были без хлястиков. Перекинулось на другие подразделения. Лишь вмешательство командования училища и привлечение швейной мастерской помогло решить проблему. Вот тебе и хлястик!
      Так незаметно, день за днем, зачуханные воробышки превращались в ясных соколов.               
               
                7

       Третий год обучения  значительно отличается от первых двух. Перешли Рубикон. На курсанта уже были потрачены значительные государственные  средства, и отчислить его из училища стало не выгодно. Разве что за совершение значительного дисциплинарного проступка. Последнего, за неуспеваемость, отчислили Саню Шинкарука. Хороший, безобидный, дисциплинированный, деревенский парень. Пришел из войск, долго тянулся, постоянно пересдавая свои «хвосты», висел на ниточке и все же завалил последнюю сессию.
       Сверху пришло распоряжение о создании экспериментальных рот. Образовалось подразделение, в состав которого вошли четыре взвода, причем первый взвод - первый курс, второй взвод - второй курс и так далее. Расположили его на первом этаже казармы. Пятый взвод четвертой роты, в котором обучался Сергей Сибирцев, стал третьим взводом шестой экспериментальной роты.
      Так не хотелось переводиться, тем более с четвертого на первый этаж, ведь все проверяющие и комиссии обычно выше второго этажа не поднимаются.
     Единственный плюс в том, что всю черновую и тяжелую работу выполняли два первых взвода.
      С какой целью создавались эти роты не понятно. Возможно, в целях, чтобы разбить крупные коллективы на более мелкие разных призывов, по принципу разделяй и властвуй, так как к третьему курсу в ротах окончательно образовались сплоченные коллективы со своими лидерами, к мнению которых прислушивалось большинство курсантов. Возможно, это делалось для преемственности, то есть, стиралась грань между годами обучения. В любом случае - эксперимент не удался. Через год роту разгонят, и все вернется на свои места.

       Они встретились на танцах в парке им. Ленинского комсомола (Швейцария). Был сентябрь месяц, но танцы еще шли на летних площадках. В училище пробовали ввести свободный выход в город для старших курсов. Кроме  выходных дней, предусматривались увольнения и в будни с семнадцати до девятнадцати. Это давало огромное облегчение в нелегком ратном труде.
     На лавке в парке сидели три товарища: Цепа, Хома и Маршал. Пили из горла «Волжское», курили, посматривая на мимо проходящих девчат. С кем бы закадрить на танцах?
      Мимо продефилировали три высокие блондинки. Ноги от ушей, в коротких юбках и высоких белых сапогах на шпильках. Вид сзади был умопомрачительный.
      - Вот то, что надо. И рост наш, - сказал Цепа.
      На танцах они встали возле девчат и с первыми звуками музыки пошли их приглашать. Получилось так, что Сергею досталась самая красивая из них - Валентина. Худенькая, длинноволосая блондинка с карими глазами и греческим профилем. Разговор, как-то не клеился. Серега робел и, после танца, вернув Валентину на место, отошел к ребятам.
      Цепа, самый раскованный из них, подвел итоги:
      - Симпатичные девчата и, главное, подруги, все время будем вместе, надо «клеить».
      Оставшееся время танцевали компанией и от девчат не отходили. Редкие попытки других пацанов пригласить их на танец, натыкались на суровые взгляды трех «Гулливеров» и готовность их к решительному отпору. Судьбу свою испытать так никто и не решился.
      Девчатам ребята, по всей видимости, понравились, и они согласились на предложение проводить их домой. Уходили с танцев задолго до их окончания, так как срок увольнения у курсантов ограничен. Положительную роль сыграло и то, что жили они в двадцати минутах ходьбы от училища.
      Остановились возле трамвайной остановки.
      - Дальше провожать не надо, мы сами. А вам, две остановки на трамвае и вы возле училища. Встретимся через неделю на танцах, пока, - и девчата юркнули в арку  пятиэтажки.
      Одухотворенные и в приподнятом настроении, не став ждать трамвая, друзья быстрым шагом возвращались в училище.
      - Ну, как девчата? А? – спросил Цепа. – Кровь с молоком, да?
      - Мне Валентина очень понравилась, -  ответил Серега.
      - Еще бы, она из всех, самая красивая. Может, поменяемся?
      - Ну, уж нет. Как получилось, так пусть и будет.
      - Впрочем, Тоня тоже симпатичная, веселая девчонка.
      - А ты, что молчишь? - повернулись к Хоме.
      - Да, так. Ну, в общем, нормальные девчата, - сказал он как-то неуверенно.
      Видно было, что Наташа ему не очень понравилась.
      - Ты смотри, не вздумай разбить нашу компанию. Нормальная Наташка девчонка и нечего тут нос воротить, - предупредил его Серега.   
    
     Последующую учебную неделю все старались провести без замечаний. Грызли гранит науки, чтобы не получить «пару». Это означало бы неделю неувольнений.
     Вот наконец-то долгожданная суббота и ребята вновь втроем пошли на танцы. Так как гражданкой еще не разжились, да и переодеваться было негде, пришлось идти в форме.
      Действовали по ранее разработанному плану: две бутылки по 0,7 «Волжского» на лавочке, для снятия скованности и, на танцы. Девчата были уже там. Встретили их, как старых друзей. Весь вечер танцевали вместе, шутили, «подкалывали» друг друга, смеялись. В середине танцев они уже сами обратили внимание на время, чтобы ребята не опоздали  из увольнения.
      Домой девчат провожали по парам, в прямой видимости друг друга. Валентина рассказала, что они три подруги, живут рядом и, после окончания школы, работают лаборантками на заводе «Электромаш».
       Остановились возле двухэтажного дома старой постройки.
       - Вот здесь я живу.
       - А в какое время  ты приходишь с работы? -  спросил Сергей.
       - В шесть обычно.
       - Завтра, в половину восьмого, я буду здесь. Выйдешь?
       - Хорошо, выйду.
       - Ну, все, пока, я побежал. – И Сергей пустился догонять ушедших вперед ребят.

       В эти дни свободный выход был временно прикрыт, пришлось идти в самоволку. Этот вопрос был так же отработан. Пошли втроем после ужина. На КПП дежурил второй курс и, естественно, вопросов к старшекурсникам у них не возникло. Другое дело – проходящие офицеры. В тридцати метрах от КПП стояла телефонная будка. Звонить из нее запрещалось, так как это уже за территорией училища, но в исключительных случаях, можно было договориться. Дальше следовал бросок через дорогу, и ребята скрывались во дворах. Через десять минут выходили с трамвая возле Тониного дома.
      Сегодня Цепа предупредил, что родителей у Тони не будет и можно расслабиться. В дом он зашел один, но тут же вернулся и позвал ребят. Это была обыкновенная коммуналка, в одной из комнат которой, за неплохо сервированным столом, сидели девчата.
       - Что за праздник? – спросил Цепа.
       - Подведение итогов официального знакомства, - ответила Тоня.
       Выключили верхний свет, включили музыку. Обстановка была довольно интимная и Серега в танце все ближе прижимал Валю, трогая головой ее волосы. Затем взял  за руку и утащил в коридор. Там сели на подоконник, и он неумело ткнулся губами сначала в щеку, затем в ухо. И вдруг Валентина сама накрыла его губы жарким поцелуем. В голове все поплыло, хотелось только одного, чтобы это блаженство никогда не кончалось.
       Время неумолимо бежало.
       - Где вы там потерялись? - донеслось из комнаты. Давайте к нам, будем играть в бутылочку.
       Пришлось вернуться.  Весь вечер они смотрели друг на друга сияющими от счастья глазами, улыбались. Казалось, что между ними зародилось что-то тайное, касающееся только их. Весь мир разделился в этот момент на до, и после встречи.
     Они виделись почти каждый вечер. Валюша пригласила Сергея домой, где он познакомился с ее мамой и старшим братом, только что вернувшимся из армии.
    Однако, компания их все чаще стала распадаться. Хома с Наташей так и не нашли общего языка, и она вдруг быстро засобиралась замуж за парня с которым раньше встречалась. Цепа с Тоней, можно сказать, жили вместе. Шли разговоры о скорой свадьбе, но, в конце концов, и у них, что-то не срослось. Сергей и Валюша продолжали встречаться, им было хорошо вместе. Ходили на танцы, в кино, просто гуляли.

            Подошло время новогодних праздников. В этот год командование решило дать большой костюмированный бал в спортзале училища. Вход на территорию училища в этот день был для  всех свободным.
      Серегу выбрали Дедом Морозом, так как в то время он был одним из неформальных лидеров училища. К нему обращались курсанты со всеми спорными вопросами, он организовывал представления созданного им драмкружка. Собрал команду КВН, участвовал в хоре и был впереди всех задуманных дел. Была даже организация, в которой Сергей являлся куратором, а у него были замы, командиры десяток и сотен. Проходили собрания, конференции и сборы. Все это протоколировалось. Очевидно, это были первые ростки самоуправления и демократии, основанной на централизме. Командование знало об этом и относилось, как к очередным  шалостям великовозрастных юнцов. Но были и такие офицеры, которые сердито уверяли, что при Сталине их давно бы разогнали и арестовали. Однако, время действительно было уже другое и организация существовала.
     Дедом Морозом Сергей бывал не раз и в школе. Однажды произошел даже анекдотичный случай. Валентина Егоровна, их классный руководитель, вчерашняя студентка, попросила Серегу провести утренники в младших классах в роли Деда Мороза вместо нее. Серега согласился, переоделся в необходимый костюм и шел по коридору школы в зал, где стояла елка и веселилась детвора. На встречу шла завуч школы Татьяна Федоровна. То ли она решила подшутить, то ли молодость вспомнила, но уверенная в том, что перед ней переодетая Валентина Егоровна, с возгласом:
     - А что у нас там есть? – засунула руку под кафтан между ног Сергею!      
     А там было…!
     От неожиданности у завуча раскрылся рот, глаза на лоб полезли, она схватилась за сердце и с криком бросилась прочь.
     Серега на минуту тоже стушевался, но, собравшись, прошел в зал и отыграл представление. Завуч на елку так и не зашла.
    
            Перед праздниками всю роту собрали на инструктаж. Командир роты предупредил, что в новогоднюю ночь он будет ответственным и под утро всех посчитает в кроватях по ногам и, не дай бог, кто окажется в этот момент не в постели.
     На праздники многие ждали приезда родственников и друзей. В этом случае отпускали в увольнение до двух суток. Остальные же ходили на общих основаниях по графику свободного выхода. Серега сидел в казарме, он получил месяц неувольнений. А дело было так. Неделю назад, в воскресенье,  его друг, Мишка Стрелков, возвратился из города весь побитый. Избили его пьяные гражданские на танцах в Доме офицеров, а бывшие там же курсанты зенитного училища, даже не вмешались в драку.
     Серега стоял дежурным по роте, решение принял молниеносно. По десяткам и сотням разошлась команда «Тревога» и оставшиеся в училище курсанты, перепрыгнув через забор, рванули к гарнизонному Дому офицеров. Часть курсантов выстроились в две шеренги возле входа, а часть ворвались внутрь здания. Девчат не трогали, а всех пацанов выкидывали на улицу, где их прогоняли через строй ударами курсантских ремней. Пока администрация сообразила, в чем дело, пока вызвали милицию и комендатуру, курсанты так же быстро растворились. Через час все были в училище, как будто ничего не произошло. Три дня шло расследование данного инцидента, но то ли следователи не проявили должного усердия, то ли руководству надо было замять этот случай, но вскоре все завершилось, а возможные участники этой драки получили дисциплинарные взыскания, среди них был и Сибирцев.
      Тридцать первого, после праздничного ужина в курсантской столовой, все пошли на бал. В спортзале яблоку негде было упасть. Девчат пригласили со всего города. Сергей был задействован во многих представлениях, поэтому крутился, как волчок. После концерта переоделся в Деда Мороза, зашел за снегурочкой, лаборанткой с кафедры и направились в зал веселить народ.
      В разгар праздника подошла Валюша.
      - Дед Мороз, а можно с вами потанцевать? -  И не слушая ответа, закружилась с ним в вальсе. Кругом горели бенгальские огни, сверкала гирляндами елка, разлеталось конфетти из хлопушек.
      - Дед Мороз, а можно вас похитить? – шептала жарко в ухо Валюша и начала постепенно продвигаться к выходу. Там их ждали Цепа, Хома, Тоня и Наташа.
      - Ребята, поехали к нам, встретим Новый год? – предложила Наташа.
      Предложение было принято, но если ребята были в свободном выходе, то Сергей уйти не мог, да и как пропасть Деду Морозу в разгар праздника? Но, положившись на «авось» и уступая пожеланиям девчат, компания через забор полезла в город.
     Ехали на трамвае. Редкие пассажиры с удовольствием общались с Дедом Морозом. Кондуктор даже пропустила остановку, чтобы подвезти компанию ближе к дому.
     Гуляли в частном доме, где жила бабушка Наташи. Девчата заранее накрыли стол. Время подходило к двенадцати. Открыли шампанское, выпили за старый год, год их встречи. Пожелали друг другу всего хорошего в наступающем новом 1974 году. Пробили куранты, начались танцы. Девчата так раскрепостились, что стали оголяться в быстрых танцах. Сергей утянул Валю на улицу, где она обвила руками его шею и они забылись в страстном поцелуе.
      - Сереж, пойдем ко мне домой, я сегодня одна. Пусть эта ночь будет наша, - страстно шептала Валя.
      После этих слов Серега был готов на все, но здравый смысл все-таки останавливал его.
     - Дорогая моя, я сегодня не могу. Ночью в казарме будет проверка личного состава и, если я попадусь, меня просто выгонят из училища.               
     - Сереж, ты что, не понимаешь, как мне трудно было тебе это сказать? Почему ребята остаются с девчатами, а ты должен уйти?
    - Так сложились обстоятельства. Ты же знаешь, что у меня месяц неувольнений и за мной постоянный контроль. Не могу я, мне надо идти.
     Валюша фыркнула, хлопнула дверью и забежала в дом.
     Вышел Хома:
     - Ну, ты чего, Маршал?  Валя чего-то плачет.
     - А, ладно, разберемся. Ты остаешься?
     - Нет, у меня увольнение на сутки. Пойду домой, поздравлю родителей (Саня единственный из троих был местным).
      - Пошли вместе, мне пора уже в училище.
      В училище праздник уже закончился, расходились последние гости, а в два часа ночи вдруг объявили общую поверку. Вовремя Серега вернулся, иначе быть бы большим неприятностям.
      На следующий день после завтрака Серега опять пошел в самоволку к Вале, предупредив друзей, чтобы прикрыли его. Валентина была одна, но встретила Сергея как-то не очень радостно. Она еще спала, сославшись на головную боль. Сергей сел на кровать, взял ее руку, наклонился к уху и зашептал о том, какая она красивая, умная и хорошая. Затем прилег рядом, обнял ее. Что делать дальше Серега не знал, вернее, знал, природа подсказывала, но была какая-то черта, которую он просто так переступить не мог. Ну не было у него еще опыта интимных отношений с женщиной. Валя вдруг быстро встала и убежала одеваться в другую комнату. В дверь постучали, это пришли Володя с Тоней.
     - Ты что, не уходил? – спросил Цепа Серегу.
     - Нет, я только что из училища, там ночью была проверка, но все прошло нормально.
     Вышли на улицу.
      - У вас скоро каникулы, ты домой поедешь? – спросила Валя.
      - Да, конечно домой, но сначала надо сессию сдать.
      - А ты обо мне родителям говорил?
      - Нет, пока как-то не получалось, а в письме не хотел.
      - Думаю, что в этом отпуске, ты все-таки им расскажешь о наших отношениях.
      Серега понял, что пора принимать решение.

     Приближался День Победы. Серегу вызвал командир роты:
       - Сибирцев, ты у нас отвечаешь за культурно-массовый сектор?
       - Так точно, товарищ капитан!
       - В училище намечается большой конкурсный концерт. Что мы можем показать?
       Сергей задумался.
        - Можем КВН организовать. Можем выступить с литературно-музыкальной композицией, уже есть наработки. ВИА наш выступит.
         - Ну, с КВНом подождем. А вот композиция – это хорошо. Успеешь?
         - Если надо, успеем.
         - Какая помощь нужна?
         - Освободить участников от хозяйственных работ и нарядов. Неплохо бы пригласить девчат из музыкального училища. Надо договориться с аппаратурой в университете, с костюмами в театре.
          - Понятно. Набросай предложения в письменном виде. Увольнительные возьмешь у старшины, и … дерзай. Срок – неделя!
           Закипела работа. Желающих «шлангануть» от службы и лишний раз побывать в городе нашлось немало.
            Сибирцев отобрал ребят, распределил обязанности. После обеда собирались в клубе училища и усиленно готовились к конкурсной программе.
            Накануне выступления произошел случай, который чуть его не сорвал.
           В очередной раз училище вели в оперный театр. Давали «Летучую мышь». Курсантов интересовало не столько само представление, сколько театральный буфет. Там всегда были вкусные заварные пирожные и лимонад. Втихаря, можно расслабиться коньячком.
           Первое отделение прошло спокойно. В антракте толпы курсантов кинулись в буфет.
             - Может, выйдем в парк? Там есть кафе. Спокойно посидим. - Предложил Мишка Стрелков. Его поддержали Славка Урин и Серега Петухов.
              В кафе было свободно, лишь за двумя столиками сидели мужики и пили пиво. Взяв пельменей, салатов, пива и бутылку «Волжского» ребята принялись за трапезу.
              На второе отделение решили не идти. Взяли еще вина. Когда засобирались на выход, в кафе вдруг зашел патруль. Обстановка обострилась.
              - Выходим на улицу и разбегаемся, - скомандовал Серега.

              В парке они бросились врассыпную. Сибирцев рванул в ближайший проходной двор. Сзади слышался топот патрульных. То ли так темно было, то ли с перепугу, но Сергей не заметил впереди целой девятиэтажки и «со всей дури» врезался головой в ее угол. Упал. Над ним прогрохотали «кирзачи» патрульных. Поднялся. Голова гудела. По лицу расплывалось что-то липкое. В таком состоянии возвращаться в театр бессмысленно. Опасаясь патруля, на остановку не пошел. Отряхнув форму и утершись носовым платком, направился в училище пешком. В казарму зашел в тот момент, когда рота строилась на вечернюю поверку. Заскочил в умывальник, привел себя в относительный порядок, глянул в зеркало – все лицо было в ссадинах. Но, что делать? Встал в строй, во вторую шеренгу, спрятался.  Ребята все были на месте, добрались без приключений.
           После отбоя обсудили итоги вылазки в кафе. Спасло их то, что патруль куда-то пропал, а на выходе из театра не проверили наличие личного состава.
            Правда, утром Сергея остановил ротный:
            - Сибирцев, а что у тебя с лицом? На кулак упал или «асфальтовая болезнь»?
           - Никак нет, товарищ капитан. Это имидж такой. Готовимся к постановке композиции.
           - Ну, готовься, готовься… Посмотрим на результаты.
           А результаты были отличными. Курсанты читали стихи о войне. Затем шла композиция. На фоне идущих по экрану документальных кадров о войне и музыкальной фонограммы, курсанты и приглашенные девчата из музыкального училища, переодетые в арендованные у театра костюмы, играли сценки из боевого прошлого наших отцов и дедов, в постановке несостоявшегося режиссера Сереги Сибирцева. В заключении выступил ВИА. Было здорово! Рота заняла первое место! Участников наградили грамотами и подарками, а Сибирцева, Георгий Васильевич, «забыл» наказать.

         Кстати, были случаи, когда Сибирцев тоже помогал командиру роты. Однажды ночью его поднял дневальный:
             - Серега, звонил ротный и сказал, что ждет тебя на площади Горького в телефонной будке…!?
             - А, сколько время?
             - Два часа.
             - Понятно. Иди.
      Сибирцев поднял Юрку Киселло, Цепу и, перепрыгнув через забор, они побежали в город. Обошли всю площадь и лишь в третьей будке нашли на полу мирно спящего Георгия Васильевича. Подхватили его на руки и понесли домой.
             Жена еще не спала.
             - Где вы его нашли? – строго спросила она.
             - Сидел на скамейке, на площади Горького.
             - Ясно. Ему позавчера «майора» дали. Вот третий день и празднует. Спасибо, ребята, что помогли.
             В дальнейшем, естественно, об этом случае никто даже не заикался, как будто ничего и не было.

            Начало третьего курса для Сергея Сибирцева было омрачено тем, что при следовании домой на летние каникулы, у него в Москве на Казанском вокзале украли сумку с вещами, деньгами и документами. В поезде перед Москвой он переоделся в гражданку, чтобы в городе не цеплялся военный патруль. До следующего поезда еще было часа три и он, взяв билет, стоял возле входа в вокзал. К нему подошел какой-то грязный похмельный мужик и стал жаловаться на жизнь. Узнав, что Серега курсант и едет домой в отпуск, попросил у него рубль, а затем пригласил в магазин. Серега, по простоте своей и молодости, согласился. Там взяли вина и сели на детской площадке, подошли друзья мужика. В общем, все получилось до банальности просто – обыкновенный развод. Выпили, пошли к кому-то. Один из них зашел в дом, затем высунулся из какой-то форточки и крикнул, чтобы кто-нибудь поднялся к нему. Пошел, почему-то Сергей, отдав подержать сумку другому мужику. Лишь на лестнице он понял, что не знает в какую квартиру заходить. Спустился вниз, но уже ни мужика, ни сумки там не было. Глупее не придумаешь, обидно было до слез. Пошел на вокзал в дорожную милицию, но там чуть самого не забрали, так как был выпивши. Хорошо, что железнодорожный и военный билеты были в кармане, а вот форма, подарки родным, все деньги -  пятьдесят рублей и комсомольский билет, остались в сумке.
      Поездом проехал до Петрозаводска и в самых расстроенных чувствах, без копейки денег, наведался к тетке. Уже и отпуск не отпуск, все мысли о том, что будет в училище? Ну, форму он с помощью друзей восстановит, деньги и все остальное – бог с ним, а вот потеря комсомольского билета, это очень серьезно. И вдруг придет сообщение из милиции?
       Заняв у тетки десять рублей на билет, Серега на «Комете» через Онежское озеро добрался до Вытегры. Маме сказал, что сумку оставил в Москве в камере хранения, так как забыл код. Заберет ее на обратном пути.
       По приезде в училище, после отпуска, некоторое время пропажу комсомольского билета скрывал. Однако, надо было ставить в нем штампы об уплате членских взносов и комсорг Саня Новиков добил его. Узнав о пропаже, раздул такое дело, что Серегу чуть из комсомола не выгнали, а соответственно и из училища. Помог, как обычно, любимый ротный, Жора Свитловский. Ограничились строгим выговором. Трудно понять таких людей, как Саня.
               
      Общеобразовательные предметы закончились, шли специальные и военные дисциплины. Большое внимание уделялось практической работе на средствах связи. Заметно улучшилось питание в курсантской столовой. Больше стала пайка масла и сахара, появились вареные яйца. Серега из-за роста получал полторы пайки. Подняли стипендию – десять восемьдесят. Стали чаще ходить в чайную, да и младшие курсы добровольно - принудительно делились в «чепке».
       Начались курсантские свадьбы. Первым женился Юрка Шикалов. На свадьбе был весь взвод. Перед торжеством всех так заинструктировали, что на свадьбу и с нее шли строем под командой сержанта, а в кафе вели себя очень скромно, ограничившись поздравлением и одним бокалом шампанского. Доверие и добро командования получены и, как говорится, лиха беда начало, на следующих свадьбах уже гуляли «на всю ивановскую», однако эксцессов и происшествий не было, так как все знали характеры и возможное поведение друг друга и при необходимости во время приходили на помощь.
      Этот год запомнился оползнем земли со склона, на вершине которого стояло училище, высотой более ста метров и смерчем пронесшемся над центральной частью города. Сергей видел последствия оползня. Огромная многометровая масса земли наглухо перекрыла важнейшую магистраль города через реку Оку, перевернув при этом несколько легковых машин и трамвай. Жертв, к счастью не было. В это время со стороны Сормово по мосту неслась «Волга», а за ней две машины ГАИ. Не заметив из-за поворота обвала, она на скорости врезалась в стену земли и остановилась. Водитель выскочил и побежал в гору, но его быстро настигли менты и задержали. Вот так стихия остановила угонщика.
     Завалы разбирали месяца два, в ликвидации стихии принимало участие все училище.
     Через некоторое время над городом пронесся смерч. Сергей в этот день был в гостях у товарища и подумал, что у него глюки начались, когда увидел в окно второго этажа пролетающую на дереве женщину. Смерч принес значительный ущерб, были жертвы. Много снесло крыш домов. Разнесло вещевой склад училища и долго еще на электрических проводах вокруг него висели портянки и кальсоны. У одного из офицеров подняло металлический гараж, выкинуло из него и буквально размазало об угол дома новый «Жигуль», а гараж поставило на место, да так, что утром хозяин ничего не заметил, пока не открыл его. Машины не было. Все, что от нее осталось, груда металла, лежало неподалеку.
      К концу шестого семестра выровнялись отношения между курсантами и сержантами, в общении перешли на «ты». Курсанты старших курсов ходили дежурными, дневальные были от младших курсов. В караулы заступали часто, но они как-то уже были не в тягость, за исключением первого поста. Все стремились на самый дальний четвертый пост в автопарк, где можно расслабиться, посидеть в затишке, предавшись мечтам о будущей жизни. Спать тоже меньше хотелось, не смотря на то, что после отбоя, за разговорами, засиживались до утра. Однажды в карауле произошел довольно серьезный случай, заставивший задуматься о том, что они имеют дело с боевым оружием. Как-то ночью, сменившись с постов, смена разряжала оружие у пулеулавливателя. Сергей отомкнул магазин, тот упал. Нагнулся, чтобы его поднять и в это время над ним, на уровне груди, прогрохотала очередь из автомата. Ну, как тут не поверишь в судьбу? Если бы не упал магазин, если бы он не нагнулся, наверное, на этом бы для него все и закончилось. Получилось это из-за того, что рядом разряжавший оружие Вовка Микрюков перепутал последовательность действий и вместо того, чтобы сначала отстегнуть магазин, передернул затвор и нажал на спусковой крючок, непроизвольно развернув ствол в сторону Сергея. Первое мгновение был шок, затем прибежал начальник караула и, увидев, что все живы - здоровы, успокоился и дело замяли.
       На старших курсах, одним из лучших считался наряд по столовой. Для мытья полов, посуды и чистки картошки привлекали по вечерам младшие курсы, а сами жарили картошку, иногда с мясом, болтали с поварами и официантками. Если видели, что молодежь не справляется, отправляли ее спать и брались за дело сами. Никакого принуждения, а тем более зуботычин, не было. Просто каждый знал свое дело и возможности, да и молодежь сама довольно часто обращалась к старшим за помощью.
      Как-то, заступив дежурным по штабу училища и принимая вечером под охрану кабинеты, Сергей заглянул на коммутатор. Там работала молодая симпатичная телефонистка. Сделав ей пару рядовых комплиментов, он получил приглашение на чай. Так завязались их дружеские отношения. На лице Лены было написано, что она хочет замуж. Всячески обхаживая Серегу, она постоянно приглашала его заходить в гости. Сибирцев же, несмотря на свою внешнюю разухабистость, внутри все еще оставался мальчиком и Лену воспринимал только как интересную собеседницу, с которой можно было убить время.
      Иногда он рисковал. Коммутатор располагался на втором этаже, а на первом был первый пост по охране знамени части. Парадокс - несмотря на то, что командование считало курсанта Сибирцева ярым нарушителем воинской дисциплины, знамя училища доверяли только ему. Серега правдами и неправдами пытался улизнуть от такого «доверия», но ничего не получалось. Он вновь и вновь был вынужден долбить службу, вытянувшись в парадной форме возле знамени, под круглосуточным ослепляющим светом мощных ламп. И вот, с появлением Лены, он решил разнообразить службу. Поздно вечером, когда в штабе наступала тишина, Сергей вызывал дежурного по штабу, вешал на него свой автомат, а сам шел к Ленке чай пить. Бывало, в это время, в штаб заходили проверяющие. Но, видя в конце длинного коридора часового у Знамени части бдительно несущего службу, удовлетворившись и  не заметив подвоха, удалялись.
      В будни, время свободного выхода в город по вечерам было всего часа два – три, поэтому обычно направлялись в кино, городскую библиотеку или баню. А вот в выходные, шли к кому-то из местных курсантов домой. Там переодевались в гражданку и сидели в кафе или пельменной. Пили пиво, с расчетом, чтобы к концу увольнения не было запаха. Затем, шли на танцы в Дом учителя, Дом медика или Дом офицеров. Летом, как правило, отдыхали в парке Кулибина или им. Ленинского комсомола (Швейцария).

                8

       Обучение в училище медленно, но верно, шло к завершению. Время на учебу уделялось значительно меньше, так как дисциплины шли в основном специальные, не очень сложные. Научились сдавать экзамены и зачеты без подготовки. Накануне испытаний ребята приходили на кафедру и готовили аудиторию: под столами вбивали гвозди в пол, от которых проводили линии связи в соседние классы. Экзамен проходил примерно так. Курсант заходил в класс, брал билет, садился за стол и ставил ногу в сапоге так, чтобы металлическая подкова на каблуке соединилась с гвоздем и замкнулась цепь. От подковы шел провод на наушник, спрятанный в погоне. Второй конец провода шел в соседний класс через тестер и усилитель на микрофон. Опуская пятку, замыкалась цепь, отклоняя стрелку на приборе и было видно, что сдающий экзамен готов к работе. Его, например, спрашивали в микрофон:
     - У тебя билет в первом десятке? – стрелка оставалась на месте.
     - У тебя билет во втором десятке? – курсант поднимал пятку, стрелка падала.
     - Понятно!
     Таким образом, находился номер билета и затем, оставалось только прослушать в наушник ответы.
     Такая сдача экзаменов ни разу не подводила, хотя пользовались ею Сергей с друзьями крайне редко. Подготовку аудитории вели скорее для самоуспокоения, чтобы подтянуть отстающих курсантов и поднять средний балл взвода и роты. 
      Хитрили и по физической подготовке. Каждое воскресенье, несмотря на время года и погоду, проводились кроссы на три километра в расположенном вблизи парке «Швейцария». Если не уложишься в норматив, -  на ближайшие выходные об увольнении можешь забыть. Выполнить же его можно было лишь полностью выложившись, на пределе человеческих возможностей. С каждым годом нормативы становились все жестче.
      Как же их выполнить с наименьшим напряжением? Придумали. Беговой маршрут проходил по лесной зоне. Через метров триста после старта, в кустах,   прятали второкурсников. Команда: «На старт! Внимание! Марш!» И мы рвали «…на три тысячи, как на пятьсот». Главное – добежать до кустов. Там накидывали свои номера на «молодых» и падали в траву. Те бежали дальше, отмечались на контрольных точках и возвращались обратно. В кустах вновь менялись нагрудными номерами и, с улыбками победителей, лихо заканчивали дистанцию. Особо не наглели, укладывались в средние нормативы. Подобное практиковали и зимой на лыжных десяти километровых гонках. Правда, перед «госами», эту хитрость командование разгадало и трассу сделали прямой, без разворота. Разделили «старт» и «финиш». Пришлось «умирать» самим.
 
      После возвращения с очередных каникул Сергей встретился с Валей. Не ответив на поцелуй, она спросила:
      - Ты разговаривал обо мне с родителями?
      - Нет.
      - Почему?
      - Валюша, ну подожди еще немного, дай мне закончить училище. А то, что за жизнь у нас будет – ты дома, я в казарме?               
      С этого дня их отношения разладились. Валя начала избегать встреч, а вскоре ему сказали, что видели ее неоднократно с молодым человеком. Для Сергея это был удар. Он очень переживал и искал встреч. Ведь он ее любил!
      Однажды, Сергей вернулся из самоволки после безрезультатных поисков Валентины. Дневальный предупредил, что его уже давно ищет командир взвода.
      - Товарищ курсант, где вы были? – спросил он.               
      - На КПП, товарищ старший лейтенант.
      - Не были вы на КПП, как и в другом месте на территории училища, вас уже три часа ищут.
      - Я был на КПП, ко мне девчонка приходила.
      - Кто вас видел?
      - Никто.
      - Понятно. А где вы выпили?
      Это уже было слишком  и Серега «завелся». Закончилось тем, что командир взвода объявил ему трое суток ареста и приказал дежурному по роте сопроводить Сибирцева в камеру при караульном помещении.
      В карауле стоял второй курс, начальником – сержант с четвертого курса. Сергея все они знали, и закрывать в камеру, конечно, не стали. Перед вечерней поверкой в караулку прибежали Цепа, Лысый (Лешка Рубанов) и Чапа (Колька Чаплыгин). Они только что вернулись из увольнения. Узнав, в чем дело, решили поднять роту и бастовать, пока Серегу не выпустят.
       Четвертую роту поддержали девятая и  первая, три роты не вышли на вечернюю поверку, выдвинув требование – свободу Сергею Сибирцеву! Для семидесятых годов, это довольно серьезный поступок.
      Дежурный по училищу принял решение переместить Сибирцева из училища в город на гарнизонную гауптвахту. И вот уже караульные с оружием сопровождают Сергея в Нижегородский кремль, бывшую тюрьму, где в свое время сидели видные большевики. Потянулись дни ареста. В гарнизонном карауле стояли в основном солдаты внутренних войск, которые, мягко говоря, недолюбливали курсантов, как будущих офицеров. Сергею приходилось выполнять самую грязную и тяжелую работу. Шесть часов в день строевой подготовки, шесть часов сна при электрическом свете на деревянных нарах, кормили кашей с хлебом и кипятком. Скрипя зубами, Серега терпел, За надуманные провинности ему постоянно добавляли срок. В общей сложности он получил максимальные пятнадцать суток.
      На второй неделе отсидки в караул заступило родное училище. Серегу встретили, как героя. Выпустили из камеры, вкусно накормили. Он принял  душ, и целые сутки общался с товарищами. Приехали друзья, рассказали о дальнейших событиях в училище. После того, как Серегу увезли на гарнизонную гауптвахту, дежурный по училищу прибежал в казарму и начал выгонять курсантов на плац для проведения общей вечерней поверки. Однако три роты отказались выходить. Тогда он вызвал командиров рот и комбата, но и после этого на плац вышли лишь сержанты и комсомольские активисты. Наконец, прибыл начальник училища, дал слово, что лично разберется в данном инциденте и виновных накажет. Лишь тогда роты вышли на плац.
     Серега до глубины души был польщен такой поддержкой друзей, аж слеза накатилась. Но он знал, что случись подобное с любым из них, он поступил бы точно так же.
      - Маршал, так что у вас там все-таки получилось? А то, Голиков такое несет! Будто бы ты бросил в него табуретку. Кричал: «Убью!» - поинтересовался Юрка Киселло.
      - Да не было ничего такого. Ну, послал я его на х…и все. Он уже задолбал меня своей слежкой. Явно хочет, чтобы меня выгнали из училища.
      - Серый, тебе сейчас надо успокоится и временно затихнуть. И не возмущайся, я тебе, как другу советую. Голикова и так хотят в войска выкинуть, а тут еще ты. Он пойдет ва-банк – поучительно наставлял его Саня Силантьев.
     После «губы» Серегу пригласили на партийное бюро училища, хоть и был он только комсомольцем. Там его пожурили, объявили выговор, а вот командир взвода получил строгое партийное взыскание, за что затаил на Сибирцева злобу и, в конце концов, отыгрался при получении назначения Сергея к первому офицерскому месту службы.   

     Наступило время войсковой стажировки. Так как специализация училища - крупные стационарные узлы связи (от армейского и выше), то курсантов разбросали по всему Союзу.  Сибирцев в составе своего отделения попал на узел связи штаба Средне-Азиатского военного округа в город Алма-Ата. Получив сухие пайки на неделю и стипендии, убыли поездом  на Свердловск. Ночь гуляли по столице Урала, было сыро и холодно, город показался темным и мрачным с большими, старыми коробками домов.  К утру выехали на юг. Сначала шли невысокие уральские горы, леса, затем равнины и степи, за окном значительно потеплело. Долго стояли на станции Ош. Вокруг пыль, песок, казахи в национальных одеждах, да юрты с привязанными возле них ишаками.
      Штаб округа располагался на окраине города у подножия красивейших высоких гор, вершины которых были покрыты снегом. В ясную солнечную погоду не возможно глаз оторвать от такой красоты. Жили в казарме. Курсовые работы составляли большей частью теоретически, так как на действующий узел связи практикантов старались не допускать во избежание непредвиденных эксцессов. Эти две недели запомнились неспешными утренними подъемами под пластинку Анны Герман «Один раз в год сады цветут», экскурсией на высокогорный каток «Медео», да подъемом по канатной дороге на гору Кок-Тюбе с посещением ресторана.               

      По возвращению со стажировки пошли массовые курсантские свадьбы. К окончанию училища до трети курсантов связали  себя узами Гименея.  Женился Цепа (не на Тоне), Лысый и другие ребята. Комсомольские свадьбы проходили весело, гуляла в основном одна молодежь. Свидетели и гости торжества, через некоторое время, женились между собой.  Свадьбы шли по нарастающей, как снежный ком. Гуляли почти каждый день. Серега был на многих,  несмотря на то, что официально должен был сидеть в училище, периодически получая от взводного две недели неувольнения.
     По вечерам и в выходные дни в казарме было шаром покати. Все уходили в свободный выход, оставались пять-шесть человек имеющих взыскания или задолженности по учебе. Зачастую, среди них, из-за дисциплины, был и Сибирцев. Такие дни были праздниками для желудка. Столы в столовой накрывались как на полную роту и можно объедаться котлетами, маслом и сахаром, сколько организм примет. Но, как говорится: «Видит око, да зуб неймет», ничего уже не хотелось, это бы изобилие да на первый курс!
 Как-то в один из таких дней к Сереге подошел Юрка Киселло:
      - Маршал, а ты чего не в городе?
      - Как будто ты не знаешь? Как обычно -  две недели неувольнений.
      - Я тоже никуда не пошел, но что-то скучно. Может, прошвырнемся?
      - Не проблема. Пойдем.
      Друзья перепрыгнули через забор за учебным корпусом.
      - Забежим к матушке. Я денег возьму, и поедем ко мне, а там посмотрим.
      Юрина мама работала напротив училища, в стоматологической поликлинике.
      Домой к нему, в целях безопасности, добирались на перекладных трамваях, а затем пешком. Жил он в центре города, на набережной.
      - Полистай пока журналы, а я позвоню подруге. – Предложил он Сереге, когда зашли в квартиру.
      Журналы оказались, конечно, порнографическими. Серега впервые открывал издание такого содержания. Да это и неудивительно, за них в то время была статья. Видел, конечно, десять раз перепечатанные игральные карты, но это же совсем другое.
      - Ну, как? Слюни не текут? Расслабься. Это сестра из Польши привезла. Сейчас идем в кафе на Чкалова, там нас будут девчата ждать, а пока давай примем по грамульке коньячка.       
       Включили музыку и под коньяк обсуждали снимки журнала.
       В кафе пришли уже навеселе. Подсели к девчатам. Заказали шампанского. Закурили. Юрка, почему-то, пепел начал стряхивать в бокал подруги. Все на него с интересом посмотрели.
       - Это от изжоги, - чуть заплетающимся языком промолвил он, - пей.
       Девчонка, нерешительно выпив глоток, поставила бокал на стол.
       Тогда Юрка, плюнув на «бычок», бросил его в остатки вина!
       Это уже был перебор. Серега понял, что надо уходить.
       Только они поднялись, как в кафе зашел Голиков. «Это …здец!» - подумал Серега.
       Голиков, пройдя по ним безразличным взглядом, направился к стойке бара.
       - Бежим!- Крикнул Серега, - и выскочил из кафе.
       В училище возвращались трусцой.
       - Да не узнал он нас, чего ты переживаешь? – успокаивал его Юрка.
       - Как не узнал, когда он смотрел мне в глаза и тем более мы были в форме?
       Самое интересное, что никто об это случае так и не вспомнил. Взводный проходил мимо, как будто ничего не случилось. Лишь на выпускном вечере он признается, что видел нас. Серегу бы он с удовольствием заложил и, скорее всего, на этом бы его учеба закончилась, но тягаться с сыном начальника училища, была кишка тонка.

         Курсанты четвертого выпускного курса – это без пяти минут офицеры. К этому времени коллективы настолько сплотились, что кроме, как братскими, отношения не назовешь. К тому же, как упоминалось выше, была своя организация, которая при необходимости могла выступить в защиту любого курсанта. Командование старалось не задевать выпускников без необходимости. Как говорится, «не буди лихо, пока тихо». Женатые, почти все вечера и выходные проводили дома, холостяки бегали по девчатам и кафешкам. Часто ходили на примерки, ведь шились целых три формы одежды.
      На последнем курсе училище начали переводить в Ленинград и, так получилось, что учиться начинали в Горьковском командном, а заканчивали в Ленинградском инженерном училище связи.
     Не напрягаясь, сдали государственные экзамены. Настроение было отличное. Весна полностью вступила в свои права, природа буйствовала свежей зеленью. Ярко светило и пригревало солнышко. Впереди грезились безумные армейские перспективы, молодость рвалась в бой. Это были дни и недели настоящего счастья!
     Подошло время «золотого карантина», время, когда обучение уже закончено, а офицерские звания еще не присвоены. Ждали приказ Министра Обороны. Увольнения закрыли, целый месяц ходили в караулы. В караульном помещении играли в карты, бегали через забор за пивом, стояли на посту по четыре часа, вместо положенных двух, чтобы быстрее время проходило и больше на сон оставалось. Естественно, грубых залетов не допускалось.
     На утреннем подъеме уже не вскакиваешь, как «угорелый», а позволяешь себе понежиться в постели. На зарядку бегали по желанию, в основном те, кто на обратном пути любил заскакивать в буфет, где к этому времени всегда были свежие булочки и молоко. 
     Наконец пришел день торжественного вручения первых офицерских званий и выпускного вечера.
     Эту дату по своей значимости очевидно можно сравнить с днем принятия присяги. Только, если четыре года назад в строю шли еще не оперившиеся, растерянные юнцы, то теперь вбивали асфальт в землю и бросали через плечо горсти медных пятаков стройные ряды красавцев лейтенантов.  Под марш «Прощание славянки» они ступили к вечному огню на святую землю Нижегородского кремля. Церемония вручения дипломов и прощание со знаменем училища прошли очень торжественно. Затем, под медь оркестра, с песней, училище двинулось по улицам города. 
      Под вечер повзводно разъехались по ранее заказанным ресторанам. Серегин взвод гулял в «Нижегородском». Планировали, что каждый курсант придет с девушкой. Сергей хотел бы в этот день видеть рядом с собой Любашу, но это было невозможно, так как последние два года их переписка как-то сошла на нет, а недавно он узнал, что Люба вышла замуж за сокурсника по институту. С Валей как-то тоже все расстроилось. Конечно, были еще девчата-приятельницы, с которыми он поддерживал отношения, но это все было не то, не было «полета души».    
      Накануне выпускного всех удивил Чекист, Серега Петухов. Он вдруг решил жениться. Дело в том, что за все время учебы у него не было серьезных отношений ни с одной девчонкой. А тут вдруг в последний момент и такой серьезный шаг!? Его можно было понять еще полгода назад, когда шел обвал свадеб. Тогда ребята узаконивали длительные отношения. Случалось, что женились и просто так, за компанию. Его избранницу, Валентину, никто толком не знал. Но, почему именно она!? Чекист поставил друзей перед фактом, ничего не объяснив:
      - Свадьба послезавтра. Роспись в девять. Тебя, Маршал, прошу быть свидетелем.
       Серега Сибирцев был в смятении. Да, Чекист ближайший из друзей и Серега очень переживал за его судьбу. Тем более, напрашивался вопрос, почему он узнает об этом последним? Попытался объясниться, выяснить необходимость такого шага, но тот уперся, как бык. Сощурил, как всегда, глаза, играя постоянным алым румянцем на щеках, и ничего не хотел объяснять. Ясно. Он уже все решил, и советы не нужны. Ну, Чекист и есть чекист.
      В последнее время Сергей близко сошелся с Володей Микрюковым и Славой Уриным, Черный и Граф, как их звали друзья. Вовку за то, что был похож на цыгана, а Славика - за светские манеры.   
      Черный дружил с местной девчонкой и каждый раз после встречи с ней рассказывал, какая она хорошая, красивая, и что он влюблен в нее. Однако, взаимного чувства, похоже, там не было. Однажды вечером Сергей зашел в сквер возле КПП и увидел  на лавочке Володю с ней. Подошел. Владимир их познакомил. Наташа оказалась красивой, стройной блондинкой с голубыми глазами. И вот, накануне выпускного, Черный ходил сам не свой. Поссорился с Наташей, и та отказалась идти с ним на вечер. По просьбе Владимира Сергей выступил в роли мирового судьи, позвонил ей и попросил придти в ресторан. Наташа согласилась, но при условии, что пойдет с Сергеем. Тот не долго думая, согласился, чтобы помочь другу. Он размышлял так, что все равно он там долго не будет, так как был приглашен во все пять заказанных ресторанов и, может быть последний раз в таком составе, пообщается со всеми ребятами, а Владимир останется с Наташей.
      Присутствующие в зале ресторана были в приподнято – торжественном настроении. Кругом все сияло от зеркал, хрусталя и золота офицерских погон. За столами, расставленными большой буквой «П», сидели родственники, друзья и подруги новоиспеченных лейтенантов. Ребята же  по привычке общались между собой. Из командования никого не было, очевидно оно осуществляло объезд все мест празднования. Наташа разговаривала в основном с Сергеем, на что Черный реагировал довольно негативно. Начались торжественные речи и поздравления, слово дали Сибирцеву. Какими словами можно сказать о том, что закончился самый короткий, но наиболее трудный и яркий жизненный этап каждого из них? В горле перехватило от избытка чувств. Как можно передать всю теплоту и душевность сурового армейского братства? Впрочем, каждый понимал состояние друга. Сергей предложил тост за офицерскую дружбу.
     Заиграл ансамбль, начались танцы. Наташа пригласила Сергея, но потанцевать им не удалось, в ресторане появился Цепа:
     - Давай быстрее, все тебя ждут, машины на улице, надо же все кабаки объехать и есть сюрприз – в «Оку» пришли Валя и Тоня! – обратился он к Сергею.
     Валентину Сергей не видел уже два месяца, но чувства к ней остались прежними. После Любаши она была единственной девушкой, которая затронула его сердце.
     Колонна машин двинулась на «последнюю гастроль» по ресторанам Нижнего. Там уже дым стоял коромыслом. Молодые лейтенанты, в хорошем подпитии, обнимались, целовались, вспоминали прошедшие армейские годы. В одном из ресторанов встретился командир взвода и стал, очевидно по пьяни, поливать Сергея грязью. Сибирцев попросил Цепу и Хому вывести Голикова из ресторана, чтобы не разбираться на людях, а руки так и чесались. Долго Сергей ждал этой минуты, когда они уже в равных званиях поговорят по-мужски.
      Сергея задержала Валя. Она была как никогда веселой и увлекла его к стойке бара. Такое состояние для Вали было не характерно, но разбираться нет времени и вскоре вояж по ресторанам, уже с девчатами, продолжился. О взводном, как-то в суете все забыли. Это его и спасло. Гуляли до утра.

      Проснулся Сергей в казарме заваленный матрацами. Голова соображала с трудом, во рту сушняк. Как он сюда попал, соображал с трудом. На соседних кроватях лежали Граф и Черный, которые были тоже не в лучшей форме.
      - Черный, который час? – спросил он Вовку.
      - Двенадцать.
      - Елы-палы! В девять же роспись у Чекиста, а я свидетель!
      - Ну, что сделаешь, поезд ушел. Да и какой дурак устраивает свадьбу на следующее утро после такого торжества? С нами не посоветовался. Да, Бог ему судья. Не переживай, это его личное дело. – Успокаивал Черный.
     Расслабляться дальше не было время, да и впереди манил прекрасными перспективами первый летний лейтенантский отпуск. Сегодня ехали в гости к Черному в Зуевку Кировской области, а затем через Ленинград, с заездом к Славику, домой в родные пенаты.   
      Вот так и закончилась славная курсантская юность!               

               
               



               
               












                «Не иди по течению,
                не иди против течения,
                иди поперек его,
                если хочешь достичь берега».
                Дань Шень               
               
               
               
               
                ГЛАВА   2
               
                ДАУРСКИЙ     СИНДРОМ
               
                1

         Размеренный стук колес отсчитывал бесконечные сибирские километры. Вот уже третьи сутки лейтенант Сергей Сибирцев ехал поездом к новому месту службы в дальний Забайкальский гарнизон. В купе попутчиком был парень его возраста, возвращавшийся из отпуска на строительство БАМа. Дорога предстояла долгая, до Читы аж пять суток. В Свердловске в соседнее купе заселились трое иностранцев. Контакт с ними решили навести вечером, когда те пообвыкнутся, да и побаивались, что их сопровождают гэбисты.
Пока же Сергей смотрел в окно и мысли его улетали далеко на Родину, где в глухом провинциальном городке, в крае дремучих лесов и голубых озер остались его мама, папа, младшая сестра Танюха-горюха, одноклассники и друзья.
         Отец последнее время начал сдавать, особенно это заметно стало после длительных разлук. Вспоминались их совместные походы в лес по грибы и ягоды, на охоту и рыбалку.
Рыболовство является основным промыслом местных жителей. В шестидесятые годы жили бедно и питались рыбой да картошкой. Правда, даже в то время, молоко для учеников в школьных буфетах давали бесплатно. Рыбу заготавливали впрок во время весенней (май) и осенней (октябрь) путины. Весной шла корюшка, осенью – ряпушка. В это время весь город жил на реке. Ставились шалаши и палатки, жгли костры. Весь этот табор растягивался вдоль русла реки на пятнадцать километров, от устья Онего и до водохранилища первого шлюза канала Волго-Балт. Мужики курили и, не спеша, проверяли с берега саками ход рыбы, изредка вылавливая по три - четыре корюшины, крупной, граммов по триста – четыреста, подледной, самой первой, самой жирной и вкусной. Женщины налаживали быт на берегу. Дети после занятий в школе, помогали родителям и шумными компаниями, почувствовав свободу, резвились в прибрежной зоне. Уйти с берега нельзя, так как пик путины длится всего несколько часов, а не наловишь рыбы, будешь жить впроголодь до следующего  года. 
         Издали послышались, пока еще не разборчивые, крики. Народ зашевелился и вот уже звуковая волна накрывает нас: «Пошла-а!...  Пошла-а-а!!!...». Мужики с саками бегут к воде, женщины и дети за ними. Видно, как по тихой воде приближается бурлящая стихия. Она пролетает мимо людей, ударяется в ворота шлюза и стену плотины, разворачивается, сталкивается с встречным потоком и начинается месиво. Река по всей своей сто метровой ширине становится похожей на кипящую белую кашу. Создается впечатление, что по рыбе можно перейти на ту сторону. И вот тут не плошай. Мужики черпают саками рыбу, попадается по тридцать-пятьдесят штук. Ребята вытряхивают рыбу из саков, женщины собирают ее в корзины, ящики и мешки. Обычно, это длится всю ночь, к утру ход рыбы спадает. Довольные мужики курят, делятся впечатлениями, вспоминая курьезные случаи и, под водочку, лакомятся зажаренной на вертелах свежей корюшкой. Народ расходится, впереди еще много работы по засолке и маринованию рыбы.
         Мясные блюда на столах вытегор были, в основном, только по праздникам, несмотря на большое поголовье крупнорогатого скота. Племенные коровы, в основном, молочного направления, из молока которых готовилось знаменитое вологодское масло. В магазинах мясо продавалось очень редко и, как правило, покупалось у местных охотников. Особенно ценились лосятина и медвежатина.
         Серегу на охоту отец брал с самого детства. Тетеревов, глухарей, белку и зайцев били попутно, когда ездили в лес по надобности. Охота же на медведя и лося требует отдельного повествования.
         Кто видел в осеннюю пору тайгу, густо крапленую березой да осиной, тому никогда не забыть картину пылающего холодными кострами леса.
         Темнохвойные леса на солнце горят разноцветным пламенем: пурпурным, красным, нежно-желтым, золотым. А берега реки в рябиновой оправе. И такая грусть повсюду и такое опустение! Шорох шагов по опавшему лесу слышен далеко.
         Сергей в ту пору учился в десятом классе, и захотелось ему побродить по осеннему лесу с ружьишком. С собою он взял легавую охотничью собаку отца, Найду.
         Под ногами шуршит опавший лист. Нигде никого. Точно совсем оскудела земля. В небе гусиный крик. И вдруг, безмолвие леса потрясает затяжной рев. Что бы это значило? Рев повторяется.
         Из перелеска выкатывается испуганный черный зверь. Это сохатый. Самка. Стремительною иноходью несется она через падь. За ней теленок. Следом из чащи вырывается медведь. Огромными прыжками он накрывает малыша, подминает под себя. До слуха доносится предсмертный крик сохатенка.
         Сергей упирается спиною в сосну, спокойно подводит под медведя мушку ружья. Тишину разрывает выстрел, за ним другой.
         Медведь подпрыгивает и никнет к земле бурым пятном. Сергей ждет с минуту, не шевелится.
         - Хорошо угодил! – хвалит он себя мысленно и идет через падь.
          Глаза караулят бурое пятно. Узнает в нем голову медведя, спину зверя, сгорбленную предсмертными муками и его переднюю когтистую лапу, упавшую на морду. Поодаль от медведя, за елью, лежит загрызенный теленок вверх брюхом. Раскинув в воздухе, как в быстром беге, длинные ноги.
         Сергей ощупал зад убитого медведя. Он толстый и мягкий. А какая шуба – густая, пушистая!
Вытаскивает нож, начинает освежевать. Берет заднюю лапу в руку, с трудом втыкает острие ножа под кожу у пятки. Ну и крепкая!
         Хотел сделать надрез над ступней, но вдруг чувствует на себе чей-то гипнотизирующий взгляд.
         Поднимает голову, и  сердце каменеет: на него смотрят синие глаза медведя. Он жив! Он, кажется, не понимает, что происходит.
         Зверь поднимает голову, тянет носом – и от сильного толчка, Сергей кубарем летит в сторону, за ель.
         Не попадись в этот момент зверю под ноги рюкзак с ружьем, он бы поймал его в прыжке.
         Как оказалось позже, одна из пуль задела медведю позвонок. У него получился шок. Он потерял сознание, но ненадолго. Возможно, физическая боль, причиненная ножом, помогла ему прийти в себя.
         Пока медведь потрошил рюкзак, Сергей пришел в себя. Вся надежда на ель.
         Косолапый, точно вдруг вспомнив о нем, бросается к стволу, за которым стоял Сергей. Пальцы правой руки до боли сжимают рукоятку ножа. Никогда этот зверь не был так страшен и не казался таким могучим. В коротких лапах, слегка вывернутых внутрь, чудовищная сила.
         В слепой ярости зверь набрасывается на корни ели, рвет их зубами, качается то вправо, то влево. В напряжение Сергей следит за каждым его движением, чтобы вовремя отскочить. Медведь гоняет его вокруг ели, ревет от злости, а из его открытой пасти брюзжит слюна вместе со сгустком черной крови.
         Но так не может продолжаться долго. Разве рискнуть ударить ножом? Другого выхода нет.
С решимостью откидывает назад руку с ножом и замирает от неожиданности. Из леса вылетает с невероятной быстротой Найда и наваливается на зверя.
          Схватил ружье. Стрелять опасно: зверь и собака держатся кучно. Найда сатанеет, лезет напролом, вот-вот попадется в лапы медведя. Так их и поглотила тайга.

         Освежевал сохатенка, разложил мясо по кочкам, чтобы оно остыло. Преследовать медведя нет смысла. Напуганный собакой, он теперь уйдет далеко, если не ослабеет от пулевых ран. Слышится рев, затем глухой предсмертный стон сильного зверя. Где-то там же, близко, жалобно завыла Найда.
         Сергей поспешил на вой. Минует лесные прогалины, чащу. Уже близко… Где-то здесь Найда. Сергей бежит по-над перелеском. Вот и след. Зверь шел шагом, оставлял примерно через каждые десять метров лежку.
         Останавливается. Ни звука. Загоняет в ружье новые патроны.
         Вспоминает слова отца:
         - Раненый зверь может подкараулить!
         Подбирается с осторожностью рыси, почти не касаясь земли и не задевая сучьев. Ружье держит на взводе. Глаза не опускают отпечатков медвежьих лап.
           Впереди неширокая заболоченная полоска открытого места. Медведь не свернул, так и пересек напрямик болото. Значит, ушел дальше.
          Сергей вышел открыто из-за сосны. Не успел он сделать и трех шагов, как из-под единственного куста выворачивается огромная бурая глыба, заслоняет свет, из распахнувшейся  пасти брызжет в лицо липкая влага. Ноги мгновенно отбрасывают его в сторону. Пальцы машинально откидывают собачку предохранителя.
         Не помнит, как поднял ружье. Зверь поднимается, встает на дыбы, ревет и … открытой пастью ловит горячий кусок свинца. Хищник оседает на зад, роняет лобастую голову. Широко раскинув лапы, он обнимает ими толстую кочку. Никнет к ней.
         Сергей пускает в упор еще пулю. Затем всаживает нож в горло.
         Долго не может успокоиться. Смахивает с лица кровавые сгустки медвежьей слюны. Опускается на кочку.

                2

          В купе заглянула проводница:
         - Ребята, выручайте. В соседнем купе едут иностранцы, а я не бельмеса по-ихнему.
         - Ну, что же, пойдем, попробуем разобраться, - согласился помочь Серега.
         Соседями были, как выяснилось, два парня из Голландии и девчонка из Франции. Ехали они до Хабаровска.
         - Але франсе? – начал Сергей.
         Все радостно закивали головами, но на этом словарный запас французских слов у него заканчивался.
         - Шпрехен зи дойч? -  Ребята как-то замялись.
         В школе и училище Сергей изучал немецкий язык. Особенно хорошо он знал допрос военнопленного. С помощью его и удалось наладить контакт с иностранцами.
         Вскоре они сидели за столом и отмечали встречу, к счастью времени для этого было более чем достаточно. Сергей принес водку, разлил ее по граненым стаканам и предложил тост за знакомство. Серега с Саней, попутчиком, опрокинули стаканы. Иностранцы от удивления сидели с раскрытыми ртами. Они были сражены тем, что водку можно пить такими убойными дозами. Сами же только пригубили. Не закусывая, подняли второй тост - за интернациональную дружбу. А вот, третий тост, за присутствующих дам, Сергей предложил выпить стоя и до конца. За разговорами засиделись до позднего вечера. Что самое интересное, они прекрасно друг друга понимали. Перешли в купе Сергея, где пели песни под гитару. Неожиданно, Жульет, так звали француженку, попросила Сергея проводить ее в купе. Самостоятельно передвигаться она уже не могла,  Сереге пришлось нести ее на плече. В коридоре ей стало плохо. Зашли в туалет, где долго приводил мадемуазель в чувство. Затем положил ее отдыхать, а сам вернулся в компанию.
         Их общение продолжалось еще трое суток. Жульет рассказала, что у нее богатые родители, несмотря на то, что отец коммунист. Парни – ее друзья и сокурсники по университету. Они на каникулах и решили проехать по свету. Давно мечтала побывать в Союзе, особенно в Сибири, а дальше Япония, Новая Зеландия, Африка и домой в Голландию. Она подарила Сергею несколько, тогда еще неизвестных в Союзе, одноразовых газовых зажигалок и женских капроновых колготок. Обменялись адресами. Перед въездом в байкальский тоннель поезд долго стоял. Успели искупаться в озере. Сергей нарвал букет багульника и подарил Жульет. Последний вечер шумно и весело отметили всей компанией в купе. Ночью, во время стоянки в Петров-Забайкальске, вышли все на платформу и спьяну целовали барельефы декабристов, отбывающих когда-то здесь ссылку. В Чите простились. Перед расставанием долго целовались в тамбуре. Жульет плакала и умоляла Сергея написать ей письмо. Сергей обещал, но знал, что не сделает этого. Стояли времена холодной войны.

                3

         В Чите Сибирцев делал пересадку на поезд Чита - Забайкальск до станции Борзя. Было свободное время и он решил пройти в центр города к штабу Заб.ВО, где на «Загаре», узле связи воздушной армии, возможно уже был Вовка Микрюков. Сергей не ошибся, Черный уже неделю обитал в Чите и с нетерпением ждал их встречи. Друзья обнялись, перебивая друг друга, начали делиться последними новостями. Однако, время было служебное и все разговоры пришлось оставить на вечер. Взяв ключ от комнаты, Сергей отправился в общагу, в район камвольно-суконного комбината (КСК).
         В общежитии познакомился с лейтенантами, сослуживцами Черного. Они готовились к вечернему посещению ресторана. Вскоре к ним приехали подружки и, вызвав такси, компания исчезла. Вова появился уже в сумерках. Разбудил Сергея и, «почистив перья», они поехали развлечься в город.
         Кафе «Романтика» было наиболее продвинутым и молодежным для того времени. В нем играл ВИА, цены доступные и посещали его, в основном, офицеры, да местная молодежь. В городе было три хороших ресторана: «Забайкалье», «Аргунь» и «Даурия», в которых в дальнейшие годы службы Сергей будет не раз зависать, но на сегодня, именно «Ромашка», так звали кафе в узких кругах, было самым популярным.
         В кафе их уже ждали. Володя завел разговор с ребятами о службе, а Сергей присмотрелся к девчатам. Чуть слышно играло фортепьяно. В полумраке, на зеленом бархате, тускло горели настенные бра. Это были две подружки из Иняза: Ира и Тамара. Ирина – стройная, высокая брюнетка, а Тамара – ее противоположность: невысокая, жизнерадостная блондинка с довольно округлыми формами.
         В дальнейшем вечер проходил весело. Выпивали, шутили, танцевали. Затем, Николай, сослуживец Володи, подозвал Сергея и попросил:
         - Серый, выручай! Нам надо отсюда отлучиться, а ты забирай девчат и езжай на мою квартиру, ключи я тебе дам. Там я живу один. Развлеки их, как сможешь, а потом отправь в общагу. Мы к утру подвалим. Так надо, потом объясню.
         Вскоре, ребята пропали. (Хорошо хоть за стол рассчитались). Девчата поохали – поохали, но, узнав, что ключи от квартиры у Сергея, приободрились и вскоре опять были веселыми.  Продолжали по очереди танцевать с ним. Вечер близился к окончанию, группа играла уже только по заказу и за деньги. Сергей с девчатами, прихватив с собой спиртного и закуски, на такси поехали домой. Там продолжили гулять до поздней ночи, а затем, не раздеваясь, свалились замертво на диван.
         Наутро, сославшись на занятость, Сергей отправил девчат на такси в общагу, а сам вернулся. Девчата, оказывается, жили в Дарасуне и вечером ехали домой одним с ним поездом, но Сергей об этом еще не знал.
         Ребята вернулись к обеду. Было воскресенье. Решили ударить по пиву. Поехали на железнодорожный вокзал в кафе «Метелица». По пути они рассказали, что были у своих новых подруг, а с этими они уже не хотят встречаться, поэтому и передали их Сергею.
          - Да, весело вы здесь живете. У меня на точке, наверное, так не получится.
          - Скучно будет, приезжай, развеселим, - ответил Черный. – Зато там деньги сохранишь, некуда тратить будет.
          В «Метелице» их встретили, как завсегдатаев. Официантки дружески поздоровались и быстро принесли пива.
          - Что, трубы горят после вчерашнего? – поинтересовалась одна из них.
         - Да, знатная была вечеринка!  А ты, Валюша, до вечера сегодня работаешь? – спросил Николай.
         - Нет, я через час заканчиваю.
         - Ну, тогда я тебя забираю, и идем веселиться.
         - Нет проблем, я готова.
          Попив пива, Володя с Сергеем пошли за вещами в камеру хранения, а ребята остались ждать Валю.
         Черный просил Сергея позвонить, как только определится с дальнейшей службой. С Наташей, после выпускного вечера, у него так и не сложилось. Она  обещала написать письмо. Родители передают привет Сергею, им он очень понравился за те короткие четыре дня, что гостил у них в Зуевке.
         Объявили посадку. Друзья вышли на перрон, подошли к вагону и увидели Иру и Тамару. Зависла минута молчания, этой встречи никто не ожидал.
         - Вы как здесь оказались? – спросил Черный.
         - Мы домой едем, а вот вы, куда вчера пропали?
         - Мы вчера были вынуждены вас срочно покинуть – служба! А вот сейчас, провожаем Сергея в Борзю.
         - Все с вами понятно. Пойдем, Серега. – И взяв Сергея под руки, поднялись в тамбур вагона.
         Девчата, естественно, были не прочь развлекаться и дальше. Посидев с час для приличия с ними и поболтав о разном, Сергей, сославшись на то, что рано утром ему надо быть, как огурец, в штабе армии, отправился спать к себе в купейный вагон.

         В Борзе, в штабе 36-ой общевойсковой армии, их продержали целый день. Судя по количеству находящихся здесь офицеров, на этом направлении разворачивались новые части и соединения. Толпы молодых лейтенантов с эмблемами разных родов войск напоминали расшевеленный муравейник. К вечеру, наконец, определились с назначениями и, переполненный армейский КаБЗик, не спеша, двинулся в путь. Ехать предстояло на юг, в Даурию, к китайской границе. За окном проплывала унылая, ровная, как блюдце, пыльная и выжженная августовским палящим солнцем, забайкальская степь. Глазу не за что зацепиться, только сплошная пелена пыли, от редких встречных машин, да кошары и стада овец на горизонте. Постепенно опустилась ночь. Остановились для контроля перед въездом в погранзону. Пока погранцы проводили досмотр автобуса, офицеры курили возле него и делились первыми впечатлениями. Радости на их лицах не ощущалось. Да и чему радоваться в отдаленном, богом забытом крае? Видно, не зря их пугали в училище Забайкальем. Поехали дальше. Вдруг, когда оказались на небольшой сопке, внизу увидели бесконечное море огня.
         - Это что, Чикаго? – Пошутил кто-то из пассажиров.
         - Лучше, - с хитрой улыбкой ответил водитель.
         Было такое впечатление, что перед ними в огнях раскинулся огромный город. Лейтенанты сразу взбодрились.
         - А нас пугали, что здесь только степь да сопки, а тут, судя по освещению, жизнь кипит не хуже, чем в большом городе.
         Автобус остановился.
         - Приехали. Общежитие пехотного полка. Сегодня все ночуют здесь, а с утра вас распределят по частям, - распорядился сопровождающий их прапорщик.

         На утро, решив осмотреть населенный пункт, поразивший своим размахом и освещением ночью, лейтенанты вышли на улицу. Каково же было разочарование на их лицах, когда вместо ожидаемого мегаполиса, они увидели всего лишь восемь стандартных блочных пятиэтажек, расположенных в два ряда, несколько старых двухэтажных каменных и деревянных домов, да с десяток полусгнивших  бараков? Все это называлось военным городком, где проживали семьи офицеров и служащих.
         - А, где же море огня?
         - Вы не первые, кто на это попались,- ответил повстречавшийся им лейтенант.
          - А огни, это освещение частей, парков с боевой техникой, учебных центров, полигонов и других, необходимых гарнизону, объектов. Растительности здесь, как видите, нет, поэтому и видно все как на блюдце. Так что, лучше не раскисайте, а примите все, как должное, и быстрее вливайтесь в нашу дружную семью. Не вы первые, не вы последние. Время пролетит, не заметите. Район здесь заменяемый, приравнивается к крайнему северу, есть ряд льгот. Холостяки служат всего три года, женатые – пять лет. Китайцы, правда, последнее время шалят. В общем, вперед и с песней!
         Да!... Настроение, как то у всех сразу упало. Но, что делать, служба есть служба и лейтенанты разошлись по своим частям согласно предписаниям.
                4

         В штабе дивизии Сибирцев получил направление – начальник связи танкового батальона мотострелкового полка. Все КПП полков располагались вдоль бетонки. Порт-Артурский полк был предпоследним, поэтому до него добираться пришлось минут сорок. В дальнейшем это очень пагубно скажется на службе, так как общага и кормушка (офицерская пайковая столовая) находились в жилой зоне, далеко.  Часто приходилось оставаться голодным.
          Сергей был недоволен своим назначением. Во-первых, его специальность  - проводная связь, а здесь скорее нужен радиоспециалист. Во-вторых, какой смысл было учиться  четыре года, получить высшее образование и опуститься до батальона.   
Подсознательно он чувствовал, что во всем этом есть какая-то злая подоплека, скорее всего, что-то нехорошее написал в характеристике и личном деле злопамятный курсантский взводный. Но, защитников в армейской иерархии у Сергея не было, а простых смертных, не больно то и слушали, поэтому пришлось смириться и тянуть ратную лямку на том посту, который ему «доверила» Родина.
         Жить Серегу определили в офицерское общежитие. Условия были спартанские: четыре кровати с панцирными сетками, тумбочки, стулья, стол по средине комнаты и шкаф. Все, естественно, с инвентарными номерами. Туалет и умывальник в конце длинного коридора. Гарнизонная баня – раз в неделю. Питание трехразовое, бесплатно в пайковой столовой или за деньги в офицерском кафе.
          Все развлечения находились в Доме офицеров – библиотека, кино, каждый день новое и танцы по выходным и праздничным дням. Телевизор принимал с трудом только одну программу. За железной дорогой (за речкой), находилось село Даурия, ставка белого казацкого атамана Семенова в гражданскую войну. Ходили туда только днем и по необходимости, в магазин за водкой и спиртом или детям за молоком, так как этих продуктов в военторге не было. Местное население, «семеновцы», считали себя ущемленными в правах советской властью и к военным относились, мягко сказать, не очень дружелюбно. Не раз, бывало, уйдет офицер после танцев провожать молодую красивую казачку (плод любви русского и бурятки) за речку и поминай, как звали, найдут забитым в степи или разрезанным поездом на рельсах. Произошел такой случай. Командир дивизии, генерал, вечером возвращался на Уазике с вертолетной площадки, расположенной на другом конце села, в гарнизон. В центре села в этот момент гуляла местная молодежь, был субботний вечер. Пьяная толпа обступила машину, перегородив проезд. Затем перевернули ее на бок, вытащили людей и начали их избивать. В это время мимо проходили взрослые и вступились за военных. Это их и спасло. В общем, комдив прибежал в Дом офицеров, где в это время шли танцы. Весь в крови, синяках и ссадинах. Поставил задачу коменданту и начальникам патрулей, находившимся там, о задержании хулиганов. Об этом узнали отдыхающие офицеры и подняли четыре офицерские общаги. Весть дошла до казарм. В общем, когда цепи военных окружили село, в их составе было уже порядка трех тысяч человек. Все начали сближаться к центру села, загоняя на сопку всех подростков и мужиков. Началась бойня. Трупов, конечно, не было, но местная больница и гарнизонный госпиталь переполнились травмированными «семеновцами». Были громкие разборки, прилетала комиссия из Читы. Урок местным, преподнесли хороший, они надолго притихли.
         Жива еще была девяностолетняя любовница Семенова. Кстати, позже Сергей брал у нее молоко и общался. Неплохая бабуля, веселая, могла еще и сто грамм пропустить и частушку спеть. Вспоминала, как здесь квартировалось войско атамана и как, под ударами красных, ушло в китайскую Маньчжурию, закопав в пути, в долине Смерти, в девяти километрах от Даурии, часть золотого запаса России, доверенного ему адмиралом Колчаком. Это золото не найдено до сегодняшнего дня и не дает покоя многим кладоискателям.               
               
                5

         Гвардейский мотострелковый Порт-Артурский Краснознаменный, орденов Кутузова и Богдана Хмельницкого полк, в котором предстояло служить лейтенанту Сибирцеву, являлся инициатором всеармейского соревнования за дальнейшее повышение боевой готовности. Обращение гвардейцев-портартурцев ко всему личному составу Вооруженных Сил СССР было опубликовано в газете «Красная звезда». Эйфория достигла пика, когда под диктовку парт-политработников Политуправления округа, молодые воины-портартурцы, написали письмо Генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу, в котором заверили его о том, что с честью выполнят взятые на себя повышенные социалистические обязательства. Брежнев им ответил, вопрос был взят на контроль ЦК.
         По всей армии шли митинги в поддержку порт-артурцев. Люди, принявшие обязательства, добросовестно получив награды и повышения, вскоре убыли к новому месту службы, а выполнять их пришлось вновь прибывающему личному составу и офицерам, таким, как Сибирцев, ни сном, ни духом не ведавшим, в какую клоаку они попали.
         Полк превратился в строительную площадку. Офицеры и прапорщики практически находились на казарменном положении. Какой смысл идти на три-четыре часа домой? Остальное время кипела работа. Так длилось месяцами. Заветная мечта каждого офицера – вырваться из этого порочного круга, хоть на время, хоть на несколько дней, но подальше от полка.
         Шли капитальные ремонты казарм, штаба, клуба. Началось строительство новых парковых помещений, учебного корпуса. Полностью поменяли технику. Пришли новые танки, БМП, дизельные «Уралы», «Шилки», «Васильки». К сожалению, обновление не коснулось средств связи. Состояние связи в батальонном и полковом звене было и остается самым слабым местом.
         Поднятием боеготовности полка на новый уровень занимался весь округ. Это было чем-то сродни стахановскому движению. В то же время, это сказывалось негативно на боеготовности других частей и подразделений дивизии, где техника и условия службы оставались прежними, а спрашивали уже по-новому.
         Личный состав в полк подбирали гвардейский, не ниже 1.90, русских, с образованием. Несмотря на глобальную стройку, полк день и ночь занимался повышением боевой готовности. Круглосуточно проводились стрельбы и вождение боевых машин. Каждый командир и наводчик выпускал в месяц по мишеням не менее тридцати штатных снарядов. (Один снаряд стоил пару хромовых сапог). Механики-водители накручивали на гусеницы боевых машин за занятия и учения сотни километров. И все это в экстремальных климатических условиях: летом – жара до +50 в тени, зимой – мороз до -50. При всем негативе заказного выращивания отличников, положительное зерно все же было – это небывалый рост боевой подготовки отдельно взятого полка. Мишени поражались однозначно: первым снарядом, первой очередью, первым патроном. Через неделю батальоны  и другие подразделения меняли друг друга в запасном районе, проводились ротные и батальонные тактические учения, велось слаживание подразделений. Раз в месяц – полковые учения. Целый год, через два-три дня полк «неожиданно» поднимали по тревоге с выходом в запасной район. По большому счету, именно такой уровень боевой готовности и должен быть в частях и соединениях первого эшелона в приграничных районах.
         Вскоре, годовая итоговая проверка Министерства Обороны покажет, что личный состав гвардейского Порт - Артурского полка полностью выполнил свои обязательства и подтвердил звание правофлангового. К концу года в полку было более 70% отличных рот и батарей, 80% отличных взводов, 63% отличников боевой и политической подготовки. Все вздохнули с облегчением, ну наконец-то будем жить нормальной, если можно так сказать, армейской жизнью. Не тут то было. Политработники решили продолжить инициативу и на следующий год. Да, это даже не смешно. Надо было вырываться из этого кошмара.
         Забегая вперед и анализируя службу в этом полку, можно с уверенностью сказать о ярком примере двойной морали, существующей в нашем социалистическом обществе. Под лозунгами о лучшем полку в Вооруженных Силах скрывалось: для одних, избранных – трамплин для дальнейшего роста, для других, основной массы – обеспечение этого трамплина. Полк стал перевалочной базой для детей и родственников высокопоставленных чиновников, которые, отметившись здесь и получив очередные звезды, звания и награды, двигались дальше. Основная же часть офицеров пахали, как проклятые, ничего за это не имея. Десятки молодых офицеров, таких как Сибирцев, прослуживших в этом полку по шесть – восемь лет, о которых снимали фильмы и писали в каждой газете, как о лучших офицерах Советской Армии и примере для подражания всего подрастающего поколения, на самом деле, годами не могли получить очередного звания, так и оставшись командирами взводов. Многие из них в дальнейшем спились, и лишь некоторым удалось вырваться из «отличников», замениться в средние, нормальные части и сделать карьеру. Большинство сегодняшних генералов-сухопутчиков отметились в то время в гвардейском Порт - Артурском полку.

         До границы двенадцать километров. Каждый день оттуда приходили тревожные сигналы. В Приаргунском погранотряде китайские спецназовцы, «тигры», как их называли, перейдя границу, вырезали всю погранзаставу и безнаказанно скрылись на своей территории.
         Вскоре Сергей был знаком со всеми офицерами полка, появилось много новых товарищей, особенно из числа молодых холостых офицеров. А их за последние два года нагнали в Даурию под сотню человек. В повседневной чрезвычайной занятости на службе, все они, однако, мечтали лишь о том, чтобы любыми путями быть свободными от службы вечерами в субботу и воскресенье, так как лишь в эти дни проводились танцы в Доме офицеров, и это была единственная желанная отдушина в череде армейских будней. Холостяки готовы были за семейных в будни ходить по нарядам и выполнять любые работы, лишь бы в эти два вечера их не трогали. Однако командование рассуждало иначе – семейные по возможности должны быть в выходные с семьями, а холостяки обойдутся. Скорее всего, это делалось для того, чтобы в выходные дни холостяки меньше болтались по гарнизону и не искали места приложения своей молодой не использованной энергии.
Несмотря на занятость, письма домой Сергей писал регулярно. В них он шутил, что работает с двумя выходными. Один летом и один зимой. Приходили письма от сестренки. Она училась в медицинском училище города Череповец. Мама уже скучала и интересовалась, когда у Сергея будет отпуск? Он и сам ждал момента, чтобы вырваться, хотя бы ненадолго, из этого круга. В последнее время он пропадал на танковой директрисе, где отвечал за связь с танками при проведении боевых стрельб.
Однажды его вызвали в строевую часть и предложили ехать в командировку в Киров. Сопровождать эшелон с дембелями.

         На сборы два часа и в назначенное время Сергей прибыл на станцию, где уже формировался дембельский эшелон. В железнодорожном составе двенадцать плацкартных вагонов, которые планировали заполнять по ходу движения в местах дислокации частей и соединений, штабной вагон и вагон с полевыми кухнями. Начальник эшелона, замполит, зам по тылу, двенадцать офицеров, старших вагонов и двадцать четыре сержанта, их помощники, - таков штатный состав командования эшелона. Сергей взял своих сержантов. В его вагон разместили сто дембелей. На вокзале он принял у ПНШ проездные документы на каждого солдата, сержанта, которые должен был им выдать в Кирове для дальнейшего проезда и дембельские деньги, в среднем по восемьдесят рублей на человека, они выдавались так же в конце пути.
         Сергей не ожидал получить под отчет такую большую сумму. Деньги и документы еле уместились в дипломате. Перед отправкой к эшелону прибыл начальник штаба дивизии, собрал офицеров на инструктаж. Обратил внимание на соблюдении порядка и дисциплины при следовании. Всех, кто будет замечен в употреблении спиртных напитков и попытке не подчинения, приказал немедленно сдавать военным комендантам на железнодорожных станциях. После непродолжительного прощания, разместились в вагонах, и  состав тронулся.
Сергей с двумя сопровождающими сержантами заняли первое купе.
         - Да, - размышлял он, - с таким содержимым дипломата надо держать ухо востро. Решив, до конца поездки не позволять себе ни каких соблазнов, тем более, горячительного, Сергей положил дипломат под подушку и сел возле него. Вскоре, отправив сержантов на кухню узнать, что там с ужином и посмотреть, как разместились дембеля, попросил увольняющихся связистов своего взвода последний раз оказать помощь по организации полевой связи в эшелоне. Сам же установил коммутатор в купе и отдавал распоряжения. Опытные связисты быстро справились с задачей. Через час у начальника эшелона была связь с вагонами и тепловозом.
         Сержанты вернулись с ужином в термосах. Предполагалось, что каждый дембель в вещмешке повезет котелок и ложку. Перед отправкой был проведен строевой смотр. Все эти принадлежности были в наличие. На самом же деле, в вагоне не оказалось не только вещмешков, но и даже завалящей ложки. В общем, пища есть, принимать ее нет возможности. А впереди еще пять дней пути. По правде говоря, при общей эйфории наступившего дембеля, этот вопрос мало кого интересовал, да и голь на выдумки хитра, изготовили ложки из подручных материалов.
          После ужина к Сергею подошли его связисты и попросили отпустить по домам. Сибирцев пообещал решить вопрос после Читы. Да и действительно, зачем им ехать до Кирова, если они с Красноярска? Возникла проблема с выдачей денег, так как Сергей их получил в купюрах по пятьдесят рублей. В отличие от других вагонов, где уже шла гулянка полным ходом и администрация с трудом контролировала ситуацию, у Сибирцева все было тихо и спокойно. Во-первых, он вез порт-артурцев, а во-вторых, дал понять, что по возможности, будет отпускать людей. После Читы, он попрощался со своими связистами. Затем, отпустил тех, кому ехать на восток. Часть денег удалось поменять на коротких остановках, остальные же выдавал по среднему на несколько человек, которые дальше следовали вместе. Большинство же вообще от денег отказывалось. Были свои, да и солдат готов на все, лишь бы быстрее оказаться на свободе. Они часами стояли у купе Сибирцева и ныли, чтобы тот их отпустил. Команда же была - до Кирова никого не отпускать, и Сергей на свой страх и риск, внимая просьбам ребят, все же постепенно прощался с ними.  В общем, к Свердловску, в вагоне осталось человек двадцать, в основном те, у кого были финансовые трудности.
         В Киров прибыли рано утром. Отпустив последних солдат, Сергей с сержантами навели порядок в  вагоне. Начальник эшелона на совещании подвел итоги поездки и  поблагодарил за проделанную работу. У кого были на руках проездные документы и позволяли сроки командировки, действовали по своему плану, остальные же отправлялись обратно этим же эшелоном через два часа.
         Так как у Сибирцева в запасе еще было десять дней, он принял такое решение: сержанты едут на побывку домой в Иркутск и ожидают его там, а затем все вместе возвращаются в часть. Сам же едет в Горький, проведать друзей, а затем, слетает на пару дней домой.
         В привокзальном кафе, он увидел солдат, которых сопровождал. Вспомнив об оставшихся деньгах в дипломате, он подошел к ним с предложением:
        - Мужики, вы уже люди гражданские, вам уже можно, а у меня есть возможность вас угостить. Остались деньги от поездки. Может, пойдем куда, посидим, пока время позволяет? Да и кто знает, увидимся ли еще?
Предложение встретили с одобрением. Двое из них были местными, они и привели всех в небольшой ресторан на привокзальной площади.
Выпили, закусили, вспомнили армейскую жизнь, затем решили прогуляться по городу. По пути заходили в рюмочные и кафе. Уже в хорошем подпитии Сергей покупал подарки родственникам. Сестренке часы, отцу, подарочную бритву с плавающими ножами, а маме – золотое обручальное кольцо, так как его, на сколько он помнил, у нее не было. В ювелирном магазине всех насмешил, выставив в качестве размера свой большой палец правой руки. По размерам это было чем-то средним между большой гайкой и браслетом. В дальнейшем из него сделают сестренке два зубных моста.
          Когда вернулись на вокзал и спускались по лестнице к перрону, а был ноябрь месяц, Сергей поскользнулся и кубарем слетел вниз. Попытался встать, но острая боль обожгла правую ступню.
         - Этого еще не хватало, наверное, повредил связки, - подумал он.
         Ребята помогли очиститься от снега и доковылять до травмпункта. Молодая фельдшерица, не предупредив, быстро распорола сапог снизу доверху, освободив ногу. Сергей, от неожиданности и возмущения, гневно спросил ее:
         - Ты что делаешь? У меня же сейчас поезд.
         - Никуда вы не поедете, пока не обследуем. Возможно, порваны связки, - ответила она и вышла на улицу.
         - Ребята, спасайте! – обратился Сергей к сослуживцам.
          Они натянули на правую ногу, лежащий под смотровым топчаном, больничный тапочек и, подхватив лейтенанта под мышки, вынесли его на перрон. Людей у вагонов скопилось много. Под возгласы: «Пропустите героя Куликовской битвы!»- Ребята протолкались к вагону и заняли свободные места. Выскочить обратно они не успели, так как поезд тут же тронулся. До Горького решили ехать вместе. С проводницей договорились, заплатив за билет и добавив сверху.
         К утру, нога сильно распухла. Выйдя с трудом из поезда, Сергей позвонил домой Тоне Мижоновой, бывшей подруге Цепы. На счастье та быстро взяла трубку. Очень обрадовалась голосу Сергея, но долго не верила, что он в Горьком. Подъехав через пол часа на такси и увидев Сергея, она с разбега кинулась ему на шею и расцеловала, затем отошла на два шага, оценивающим взглядом окинула его и расхохоталась. Понятно, что помятый защитник Родины, в шинели, тапочке и сапоге, смотрелся не респектабельно.
         -Ты откуда такой красивый? – с улыбкой спросила она.
         - Да, потом расскажу. Поехали, к тебе можно?
          - Конечно можно. Правда, я сейчас не одна, но мама с папой будут тебе очень рады.
 По пути Антонина рассказывала новости. Получили они новую квартиру в Щербинках. На старой, живет сестра Галя с мужем, там ее Сергей и застал сегодня случайно. Сама же она вышла недавно замуж, муж работает с ней на заводе. Живут у него, но часто ночует у родителей.   
           Понятно было, что семейного счастья Тоня так и не нашла, но расспрашивать не стал. Захочет, сама расскажет.
         - А Валя как?
         - Валя вышла замуж за военпреда с нашего завода. Собираются куда-то уезжать.
          Эта новость была для Сергея неожиданной, так как и ехал то он сюда, по большому счету, лишь для того, чтобы повидаться с Валюшей. Выходит, зря ехал.
         Дома их встретили Тонины родители, дядя Витя и тетя Аня. После объятий, ребят посадили за стол. Сергея расспрашивали о первых месяцах службы в Забайкалье, об обстановке на границе. Рассказывали о своей жизни. К вечеру ребята засобирались, сказав, что им пора возвращаться в Киров. Тоня поехала их проводить, а затем к мужу, а тетя Аня занялась ногой Сергея. Сделав перевязку, как приговор, сказала, что неделю придется посидеть дома.
         - Да, угораздило же меня, - подумал Сергей. Неделя покоя никак не входила в его планы.
         На следующий день нога болела уже меньше, опухоль начала спадать. Приехала Тоня, и они вместе отправились в комендатуру для постановки на учет.
         Военный комендант выслушал Сергея. Но, так и не поняв, как и с какой целью тот оказался в Горьком, посоветовал ему во избежание неприятностей, в течение двадцати четырех часов покинуть город. Отметку «прибыл-убыл» на командировочном предписании, он все же поставил.
         К вечеру приехала Валя. Встреча, по началу, была какая-то скованная, натянутая. Они перебрасывались общими, ничего не значащими фразами, но в душе у обоих пылал костер, возле огня которого, им, увы, уже не суждено было согреться.
         И тут Сергея прорвало:
         - А знаешь что, Валюш? Поедем, пропьем нашу любовь?
         - Как это?
         - Да, сам не знаю как. Поедем в кабак, там видно будет. Только сначала заедем в военторг, купим мне новые брюки и ботинки.
На том и порешили. Втроем двинули в «Оку».
         О том вечере остались только трогательные и приятные воспоминания. Никаких обвинений. Ну, не получилось у них вместе, знать не судьба. Сергей решил шикануть перед девчатами. На столе появилось шампанское, коньяк, икра, шоколад. Танцевали по очереди только медленные танцы. Душа страдала.
         - Скажи, почему ты пошел в армию? – неожиданно спросила Валя.
Сергей усмехнулся. В самом деле, почему он пошел в армию? Наверное, случайно. Но ей он сказал  другое:
         - Я с детства знал, что армия – это коррида, где каждый день идет борьба духа, нервов, физических сил. Это проверка на выживание чувства собственного достоинства. Сможет твое «я» выжить здесь – останешься человеком, нет – сам себя уважать перестанешь. А я человек рисковый, я хотел понять - сильный я или нет?
         - Ну и как, понял?
         - Понял нечто такое, чего раньше не понимал. Теперь я знаю, что надо не просто чувство собственного достоинства испытывать на прочность, надо научиться жить по законам, которые трудно воспринимаются нормальным человеком. Ведь все эти армейские законы есть жесткое, если не жестокое начало нашей жизни. Научиться любить нелюбимое – вот что есть здесь главное.
         - Быстрее бы весна, -  неожиданно каким-то совершенно чужим голосом сказала Валя. И непонятно было, то ли вино стало действовать на нее так угнетающе, то ли просто она решила сменить тему разговора.
         Сергей усмехнулся:
         - Нельзя торопить время. Это равносильно тому, что торопить свою смерть. А ведь мы постоянно торопим то минуты, то часы, то недели, забывая при этом, что каждая ушедшая в прошлое минута укорачивает нашу жизнь. А этих минут, если разобраться, не так уж много. Однажды наступит день, когда нам уже нечего станет торопить – жизнь кончится.
         Валя улыбнулась.
         - Я согласна с тобой, но все равно мне хочется, чтобы быстрее пришла весна. Даже жутко представить, что впереди долгая зима.

         На следующее утро Тоня проводила Сергея в аэропорт. Нога еще болела, но опухоль уже спала.   Рейс задерживали,  и они с ностальгией вспоминали время их дружбы.
         - А помнишь, Маршал, как мы чудили с тобой во дворце Ленина? – с улыбкой спросила Тоня.
         - Конечно, помню. Попали в ментовку. Хорошо, что в училище не сообщили.
        В те дни Сергей поругался с Валей. Она его избегала. Делать в увольнении было нечего, зашел к  Тоне и пригласил ее на танцы. Цепа тогда уже дружил с другой девчонкой. Танцы были в Ленинском районе, куда они ездили очень редко, так как далеко, да и знакомых там нет. По пути прихватили еще двух Тониных подруг. В магазине взяли «Волжского», выпили в парке на лавочке и в хорошем настроении зашли в зал. Зал дворца, несмотря на свои внушительные размеры, был переполнен. Сергей увидел компанию курсантов младших курсов своего училища и разговорился с ними. Тоня с девчатами где-то пропали. Танцы сменялись викторинами и розыгрышами, было легко и весело.
         Вдруг возле сцены, где играл вокально-инструментальный ансамбль, завязалась какая-то суматоха.
       - Маршал, там не твоя подруга дерется? – тревожно спросил один из курсантов.
         Сергей быстро  пробрался к сцене и увидел непонятную и дикую картину. Тоня и какой-то гражданский пацан вцепились друг другу в волосы  и  кричали. Сергей быстро подскочил к ним и отбросил парня от Тони, но тут же пропустил боковой в челюсть от его дружка. На него навалились трое.
         - Ну, ребята, тут вы не правы, - разведя руками, с какой-то бравадой, произнес Сергей, и пошло «мочилово».
         Он дрался дерзко, умно и, главное, нагло. Троих он забил в момент. Налетела еще толпа. На помощь пришли курсанты. Драка охватила весь зал. Развести стороны удалось лишь прибывшим нарядам милиции.
         Серегу и курсантов завели в отдельную комнату, где с ними разбирался капитан милиции, гражданских же увезли сразу в «участок».
         Возможно, последствия этой драки были бы серьезные, но в комнату зашли Тоня с девчатами и администратор дворца. Объяснили капитану, что ребята здесь не при чем. Они защищали честь девчат.
         «Помусолив» с пол часа, их все же отпустили. Сергей с Тоней поехали к ней домой «зализывать» раны. Разорванный китель, оторванные погоны, утерянный галстук, фингал под глазом и ссадина на руке – таков результат их поездки на танцы.
         Сергея начали быстро приводить в порядок и к концу увольнения, он уже был более-менее в норме.
         После этого случая, дружба с Тоней стала еще теснее. Она не раз рассказывала своим подругам, какой Серега герой и как он здорово за нее дрался.

         Объявили посадку. Тоня расплакалась. Она, как чувствовала, что Сергея вряд ли еще увидит.
         Через два часа Сибирцев был в Пулково, а к вечеру, самолетом, в Вытегре. Дома гостил всего три дня, так как в межсезонье в их глухомани делать нечего. Погода сырая, дует холодный северо-западный ветер. Три месяца назад он был дома, а кажется, что уже прошли года, настолько насыщены и трудны были первые месяцы офицерской службы. И это действительно так. За сутки в армии бывало столько событий произойдет, что другому, на всю жизнь хватит.
               
                6 
               
           В декабре началось строительство укрепрайона. УР шел вдоль границы, в трехстах метрах от контрольно-следовой полосы. КСП представляла собой зеркально ровную сто метровую по ширине линию песка, ограниченную с двух сторон рядами колючей проволоки. Один из них был под напряжением. УР состоял из огневых точек, закопанных в землю башен тяжелых танков ИС-2 и КВ. Под башнями строились бетонные бункера, состоящие из боевого помещения, кухни, санузла, комнаты отдыха. Предусматривались вентиляция и отопление, бензиновый двигатель и аккумуляторные батареи. Запас воды и продуктов на тридцать суток. Экипаж огневой точки три человека. Вооружение – ста двадцати миллиметровая пушка и два пулемета: КПВТ и ПКТ. Точки располагались через пятьсот метров по фронту. Дополнительно во втором эшелоне были точки комбата и ротных.
Начальником строительства  одного из огневых взводов (три точки) был назначен лейтенант Сибирцев. Строительство УРов  велось по всей советско-китайской границе.
           На границу выезжали на две недели, а затем, две недели «тащили» службу в полку. Жили в палатке, которая обогревалась «поларисом». Это печь-труба, работающая на солярке. Коптила и воняла она страшно, зато было тепло. Горячую пищу получали на батальонном ПХД, был свой ГАЗ-66.
         Стройка шла быстро. Уже через два месяца начались пристрелки огневых точек и боевое дежурство. Штат УРа был еще не сформирован, поэтому на БД заступали те части, которые вели строительство. Желающих жить зимой в полевых условиях было немного. А условия действительно экстремальные: мороз до -50 и пронизывающий северный ветер. Спасали меховые комбинезоны и унты.
         Как-то Сибирцев ночью дежурил в башне танка, сидел за наводчика. Закимарил. Отопление в бункере последние дни все время ломалось. Обут был в валенки. Уже два дня, как пятка правого валенка прохудилась, но думал как-то дотянуть дежурство, а там поменять обувь. Раздался телефонный звонок, Сергей схватил трубку. Его вызывал комбат.
         Выскочив через верхний люк, побежал на КП. С каждым шагом бежать становилось труднее, в валенке что-то хлюпало.
         - Откуда там вода взялась? – подумал он, но разбираться не было время.
         Получив указания от комбата, зашел в свою палатку, снял валенок и вылил из него «добрую» лужу крови. Вызванный фельдшер осмотрел ногу и, оказав помощь, озвучил диагноз - пол пятки нет! Позднее, осмотрев место происшествия, Сергей действительно обнаружил на броне часть своей примерзшей пятки. Вот такие были морозы.
         А сколько было случаев угорания от выхлопных газов? И даже со смертельным исходом. Несмотря на постоянные инструктажи по технике безопасности.
         Отдыхал как-то Сибирцев с начальником связи полка в командно-штабной машине Р-142. Водитель спал на гамаке в кабине. Ему строго-настрого запретили ночью заводить машину, однако он поступил по-своему. Ветер поменял направление, и дым от выхлопной трубы пошел под днище будки. На счастье, в это время в дверь постучали. Посыльный сообщил, что Сибирцева вызывает командир полка.
         Сергей выскочил из кунга и поспешил в штаб. Вдруг, голова закружилась, и ноги стали подгибаться. Вот он упал на одно колено, встал, шагнул, упал на другое и завалился на бок. Он лежал, смотрел на подбежавших к нему офицеров и солдат, не мог понять -  в чем дело? Голова, кстати, соображала нормально, а вот сказать он ничего не мог. Язык опух и не ворочался во рту. Сергей только мычал.
         - Да он, наверное, пьяный? – подумал дежурный офицер.
         - А ну, бойцы,  давайте быстро оттащили его со света в темное место, а то еще кто-нибудь из штаба увидит, - скомандовал он.
         Через минуту-другую Сергею стало легче, он уже понял причину – это угарный газ! Кое-как объяснил дежурному, что в кунге еще начальник связи и его надо спасать.
         Тот подбежал  к машине, открыл дверь и крикнул Серегу Саватеева. Тот недовольный тем, что его разбудили, высунулся, глотнул воздуха и …  нырнул головой вниз. Хорошо, что возле двери был снежный сугроб. Он замер, как страус. Голова увязла по шею в снегу, а задница торчала наружу. Сибирцев, от такого вида, лежал на снегу и ухохатывался. Правда говорят – смех и грех. Слава богу – все обошлось. 

         Недалеко от УРа находилось бурятское село Абагайтуй. Сергей изредка ездил туда в магазин, где и познакомился с местными мужиками, которые часто промышляли рыбной ловлей на протекающей рядом реке Аргунь. Сергей с большим удовольствием принял бы участие в рыбалке, но дело осложнялось тем, что река протекала уже за КСП, по нейтральной полосе и вход туда имели по специальным пропускам только лица, проживающие в тридцати километровой зоне. Сергей, проживший основную часть жизни среди рек и озер, тяготился службой в безводной степи. Местные мужики, бывало,  просили у него солдат в помощь по хозяйству. Бойцы сами охотно на это шли. Чем плац сапогами топтать или в наряде долбиться, лучше в селе помогать, там и подкормиться можно, да и девчата деревенские рядом. Об оплате разговора не шло. Так, когда в баню попариться пригласят, а то и просто посидеть за бутылкой самогона. Случалось, что и машину для подвоза выделял.
         Однажды, Федор Иванович, председатель местного колхоза, пригласил Сергея поохотиться на тайменя. Встретились вечером в лощине возле КСП. В то время шла заготовка сена, поэтому появ¬ление людей на «нетралке» было допустимо. Ключ от ворот КСП был у Ивановича. Как уж он договорился с погранцами, Сергей не знал, но тех рядом не было. Так, в колонну по одному, они и про¬шли КСП. На «нетралке», вдоль оврага спустились к реке. Наш бе¬рег пологий, покрыт высоким кустарником шириной метров пять¬десят. Противоположный, -  обрывистый, там начинались сопки.
         Ловля тайменя основана на том, что дважды в год происходит миграция мышей с сопок на равнину и обратно. Они вынуждены переплывать реку, здесь  их и подстерегал таймень. Ловили его спиннингами и корабликами на искусственную мышь, сделанную из поролона и окрашенную в черный цвет.
         В приготовлениях не заметили, как опустилась ночь. Вдруг, с того берега раздался свист. Наши ответили. Сергей вопросительно посмотрел на Ивановича.
         - То, что сейчас будет происходить, тебя не касается, наплюй и забудь, - прошептал он.
         К берегу причалила лодка, из нее вышли два китайца. Поздо¬ровавшись, и о чем-то перекинувшись с нашими, взяли конец шнура и поплыли обратно.
         - Это же китайцы!? – недоуменно произнес Сергей.
         - Да, китайцы. Ну и что? Рыбачь и получай удовольствие, дома все объясним.
         Сергей, взяв спиннинг, отошел выше по течению. В голове все же не укладывалось, как так можно вести себя с врагами? Политическая пропаганда давала о себе знать, и только полное доверие Федору Ивановичу заставило его ждать объяснений.
         Забрасывая спиннинг, он наблюдал, как кораблик медленно перетягивают с берега на берег. Вдруг, посреди реки, раздались всплески. Один, другой. Это подошел таймень. Охотившись на мышей, он сначала глушил их ударами своего сильного хвоста.  В лунной дорожке было видно, как мыши стаями плывут на ту сторону. Светящийся фосфорный флажок на кораблике упал, есть поклевка! Резкая подсечка и начался вывод рыбы на нашу сторону. Мужики, упираясь, выбирали фал из воды. Конец его привязали за дерево. Веревка то слабела, то рывком натягивалась так, что могла утянуть скользящих рыбаков в реку. Борьба шла минут двадцать. Наконец рыба устала и начала сдавать позиции. Возле берега она сделала свечку. Это был громадный таймень, удержать фал, казалось,  нет никакой возможности. На наше счастье, это были последние рывки. Выуженный таймень потянул на пятьдесят два килограмма. Да, в такой рыбалке Сергей участвовал впервые!
          За ночь поймали еще три тайменя, но уже меньшего веса. Обрыбился и Сергей. На спиннинг он вытащил неплохой экземпляр на шестнадцать килограммов. Однако, особой борьбы, он не прочувствовал. Таймень шел спокойно, как бревно, начав сопротивляться уже на суше.
         Рыбалка продолжалась. Звук разматываемой катушки приятно ласкает слух. Сергей медленно передвигается  по узкой полоске береговой гальки. Катушка поет. И вдруг какая-то тяжесть навалилась на шнур. Не зацепил ли корягу? Нет, что-то живое рванулось, затрепетало, потянуло.
         Рыба на поводу упрямится, рвется, тянет в глубину. Осторожно выводит ее на отмель. Это ленок, килограмма на три. Стоило из-за такой мелочи время терять!
         Сергей еще надеется на успех. Снова и снова бросает мышь. И вдруг сильно стукнуло сердце: из темной глубинной мглы выползает длинная тень. Таймень! Он виден весь в лунном свете. Важный, морда сытая, как у откормленного борова, плывет спокойно, словно на поводу. В его маленьких рысиных глазах алчность.
         Но, странно: приманка почти у самого носа тайменя извивается, как живая, дразнит, но хищник челюстей не разжимает.
         - Не голодный, бестия.
         По ловкости и силе таймень – что подводный тигр. Велик соблазн обмануть его. Чувствуется решительный рывок и – катушка запела …
         Таймень ищет спасения в глубине, мечется по заводи, как волк в ловушке. С трудом сдерживаешь эту чертовскую силу. Вот он уже метрах в семи от берега, выворачивается белым брюхом, широко раскрывает губастую пасть.
         Сильный рывок, треск – и в руках остается всего лишь обломок удилища с оборванным шнуром на катушке.
         Конец удилища потащило на глубину и вдруг развернуло и направило против течения, ближе к берегу.
         Сергей забежал в воду и схватил его. И тотчас почувствовал сильный рывок и знакомый всплеск.
        Таймень ожесточенно сопротивлялся. Выпрыгивает из воды, трясет головой в воздухе, бросается в стороны.
        Теперь главное не торопиться. Реже и реже становятся всплески, слабеет шнур. Рукам все легче. И вот таймень лежит у ног. Толстый, длинный, облитый серебром, с позолоченными плавниками. И тут он не хочет сдаваться без боя. Молотит хвостом по воде, гнет дугою хребет, угрожающе хватает воздух страшной пастью.

         В следующий приезд на боевое дежурство Сергей встретил у магазина того китайца, что был с ними на рыбалке. Улыбнувшись Сибирцеву, тот прошел молча мимо. Сергей удивился. Как может китаец открыто, днем ходить по территории Союза? Хотел его задержать, но решил все-таки сначала зайти и поговорить с Федором Ивановичем. Иванович был дома, встретил Сергея радушно. Усадил за стол, достал бутылку спирта. Поговорили о жизни, о планах на будущее. О китайце же сказал, что это его давнишний друг и к обострившемуся сегодня положению между нашими странами никакого отношения не имеет. А ходит в село он уже много лет к своей зазнобе. Кстати, его сын - командир роты китайского УРа. Мир не делится только на белое и черное. И в стане врагов могут быть друзья.
        Именно тогда Сибирцев впервые усомнился  в политике государства, но с такой жизненной позицией не возможно было быть щитом Родины на ее восточных границах, тем более в период военной опасности.
         На следующую рыбалку, на Аргунь, Сергей попал уже летом. Ловили ленка и хариуса на кузнечиков и искусственных мух. Там он и познакомился с Ли Зеном, сыном того китайца. Действительно он был командиром танковой роты УРа. Он хорошо говорил по-русски, так как пять лет назад учился в Благовещенском танковом училище. Его семья, жена и двое детей, жили в Шеньяне, но часто приезжали к нему и родителям в Маньчжурию.
         У них нашлось много о чем поговорить, что обсудить. Захотелось еще встретиться. Договорились о сигнале и месте встречи.
         Буквально через два дня, вечером, Сергей увидел сигнал: короткие вспышки танкового прожектора. Это значило, что через час они должны встретиться в назначенном месте.
          Прихватив с собой сухие пайки, тушенку и сгущенку, зная, что с продуктами у китайцев туго, он отправился на встречу. Увиделись на «нетралке», в кустарнике берега Аргуни. К тому времени, Сергей уже знал тайную тропу через КСП. Ли Зен уже ждал его. Он принес с собой две бутылки рисовой водки. Водка у них была дешевая и продавалась свободно, тогда, как в Союзе уже ввели талоны и продавали лишь по две бутылки в месяц.
          Товарищи довольно быстро нашли общий язык. Ли Зен вспоминал о жизни в Союзе. Это были лучшие годы. А в Китае жизнь тяжелая, сплошная нищета, народ живет впроголодь. Завидовал боеготовности Советских Вооруженных Сил. В Китае на вооружении стояла наша техника, оставшаяся после войны: танки Т-34, Т-54, автомобили ЗиС и ЗиЛ-154 и тех было очень мало. Войска перебрасывались методом подскока: часть пути на технике, а часть - бегом. Сапоги, только у офицеров, остальные же в обмотках. Пехота вооружена старыми винтовками системы Мосина, автоматы только начинали появляться.
         - Как же вы с нами воевать собираетесь?
        - Шапками закидаем! – с юмором отвечал Ли.
        У них было много общего. Оба родились, выросли и получили высшее образование в социалистических странах. Одинаковые приоритеты и ценности, одна философия. Почему же в последнее время так обострились отношения между странами? А беда, как всегда, была во власти, которую не могли поделить между собой лидеры мирового коммунистического движения.
         И, тем не менее, несмотря на трудности, китайцы не роптали, а упорно трудились, еще больше сплотившись вокруг коммунистической партии. Если бы кто-нибудь сказал в то время, что через двадцать лет, Китай будет одной из самых развитых экономических стран, это бы восприняли, как очередной анекдот.

        Они встречались еще несколько раз. Говорили о жизни, рыбалке, охоте и женщинах, коротали время службы на границе. Служебные вопросы старались обходить. А однажды учудили такое! …
         Огневые точки противоборствующих сторон пристреливались по площадям винтовочным патроном с вкладного ствола (такой ствол вкладывается в пушку танка для пристрелок и учебных стрельб). На основании этого была составлена пристрелочная карта местности. Боевых стрельб по территории сопредельного государства, естественно, не проводилось.
         В тот день, боеукладки заполнили штатными снарядами, но казенники пушек не опломбировали. Сергей  дежурил по роте, сидел в танке и наблюдал за границей. Вспомнив, что давно уже не общался с Ли Зеном, послал условный сигнал. Каково же было его удивление, когда через пол часа ему ответили. Это значило, что Ли тоже находится в УРе.
         Встретились, когда стемнело. Хорошо посидели, немало выпили и в конце вдруг поспорили, у кого лучше танки пристреляны. Никто не хотел уступать. Решили, что спор может решить только дуэль. Сказано – сделано. По условиям, Сергей должен был первым снарядом попасть в кошару, расположенную возле огневых точек Ли Зена, а тот разобьет старую водонапорную башню (Тамару), стоящую перед взводом Сергея.
         - Готовность через полчаса, - сказал Сибирцев и направился к укрепрайону.
         В расположении остались только дежурные экипажи, остальной личный состав убыл в полевой лагерь за три километра.
         Взяв в помощь опытного наводчика, Сергей залез в командирский танк. Включил связь, ТВН (прибор ночного видения), зарядил пушку, подал сигнал готовности и приступил к наводке.
        Сейчас это бы квалифицировали, по меньшей мере, как воинское преступление и нарушение государственной границы. Тогда же это и в голову не приходило. Казалось, очередной хохмой великовозрастных юнцов.
         Залп!... Ночное небо озарила яркая орудийная вспышка. Башня вздрогнула. Снаряд ярким светлячком ушел к цели. Через мгновение огненная стрела рикошета врезается в небо. Стреляли болванками.
         - Есть!..  Цель поражена!... – кричит сержант.
         Грохот удара. Впередистоящая водонапорная башня раскалывается пополам. Клубы дыма и пыли, летящие обломки кирпичей. Это ответили китайцы.
         Затихло.
         Сзади показались огни УАЗика.
       - Похоже, доигрались. Пора сдаваться. – Обреченно произнес Сибирцев и выпрыгнул из танка.
За этот проступок, Сергея сняли с БД, вернули в полк и пригрозили судом офицерской чести.
Сибирцев к этому отнесся философски: дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут.               

                7

         В это время в Даурии формировался целинный батальон для уборки урожая в Казахстане. Комбат, чтобы быстрее забылось происшествие на границе, и Сибирцев меньше мозолил глаза командованию, определил его начальником связи целинного батальона.
         Сергею это известие подняло настроение. Во-первых, есть возможность вырваться на некоторое время с отдаленного гарнизона, поменять обстановку, а во-вторых, за полгода целины, его проступок уже не будет таким актуальным.
         Целый месяц в поле готовили целинную технику. Проводили плановые ремонты автомобилей, наращивали борта для перевозки пшеницы. В конце июня, сформированный батальон, двумя эшелонами убыл в северный Казахстан. Личный состав ехал в теплушках на нарах, управление – в штабном купейном вагоне. Сергей большую часть времени проводил на платформе в своей командно-штабной машине, слушая музыку по недавно приобретенному кассетному магнитофону «Электроника-2М». На то время это был писк моды отечественной радиопромышленности.
        Через девять дней прибыли в пункт назначения – станция Октябрьская Кустанайской области.
Протянув проводную линию от местного узла до расположения штаба батальона и обеспечив связь комбату, лейтенант Сибирцев убыл для организации связи в роты и взвода. Роты находились от штаба на расстоянии сто – двести километров, а взвода от командных пунктов рот – 30-50. Работы на первом этапе хватало.
         Урожай зерновых в этот год был рекордным и хлеборобы с нетерпением ждали прибытия целинных батальонов. Встречали их с радостью. Размещали в школах, пионерских лагерях. Кормили отменно, продукты на полевые кухни выдавались в неограниченном количестве. Офицеров кормили в совхозных столовых.
         На следующий день после прибытия батальона машины были уже в поле. Началась битва за урожай. Дважды в день передавались вести с полей, как сводки с фронтов.
         Недолго Сергей наслаждался свалившейся вдруг на него относительной свободой. Командир батальона, подполковник Мушта, вскоре вызвал его в штаб.
         - Нечего тебе кататься, ротные сами себе связь обеспечат, а ты будешь ходить дежурным по батальону, и выполнять мои поручения, - заключил комбат на очередной телефонной планерке.

 Жизнь при штабе была, конечно, не такой вольготной, как в командировках, но вечерами все же удавалось расслабиться, поиграть в карты, прогуляться по райцентру. Иногда заходили в кафе и на танцы. Местные девчата с интересом поглядывали на молодых офицеров. Воинских частей в окрестностях не было и мужчин в форме они почти не видели.
  Сергей большей частью общался с холостяками: начмедом и начфином. Однажды на танцах они познакомились с тремя подружками – учительницами. В свободные вечера стали встречаться и однажды девчата пригласили их на день рождения.
Сергей в тот день заступил в наряд дежурным по батальону, но, узнав, что комбат уехал в дальнюю роту, все-таки решился и, оставив за себя помощника, сказав, где его искать в случае необходимости, отправился на гулянку.
Комбат, почему-то вернулся раньше и сразу обратил внимание, что дежурного нет на месте. Пока Сибирцева нашли, пока он добрался до штаба, комбат был уже в ярости. А, увидев, что тот еще и выпивши, в сердцах снял его с дежурства и объявил трое суток ареста.
На следующее утро Сергей зашел извиниться, но тот был непреклонен и приказал получить записку об аресте и убыть в Кустанай на гарнизонную гауптвахту.

До Кустаная Сибирцев добирался на перекладных электричках, а вернее дизелях, так как железные дороги на ту пору в этой местности были неэлектрофицированы.
Нашел комендатуру. Однако, комендант, узнав, что он прибыл из целинного батальона, прогнал, сказав, что у него своих  раздолбаев хватает.
Сибирцев позвонил комбату, доложив, что на губу (гауптвахту) не принимают, на что тот ответил:
- Пока не отсидишь трое суток, в батальон лучше не возвращайся. Езжай в Челябинск, я договорюсь, там примут.
Делать нечего, поехал Сергей в Челябинск.
Увидев заросшего, не бритого, без фуражки и галстука офицера, челябинский военный комендант, первым делом, отправил его приводить себя в порядок.
Через два часа,  удовлетворившись внешним видом лейтенанта, он долго пытался понять, как это офицер, проходивший службу в Забайкалье, прибыл из Казахстана, для того, чтобы сесть на гауптвахту в Челябинске.
- Ну, такого «долбизма», я еще не встречал, - сказал он.
- Кто тебя арестовал?
- Комбат.
- Езжай в часть и передай ему от меня привет и пожелания, что ему надо лечиться.
Ответив: «Есть!», Сибирцев направился на вокзал. На последние копейки позвонил комбату, объяснил ситуацию и сказал, что сидит в Челябинске на вокзале без копейки денег, на что услышал:
- Сиди на месте и ожидай. Завтра к тебе приедет наш офицер и скажет, что делать дальше.
Голодный и неухоженный просидел Сибирцев на вокзале больше суток, когда вдруг увидел знакомого офицера.
- Ну, наконец-то, - радостно подскочил Серега. - Привет. А ты, какими судьбами сюда?
- Так же, как и ты. И он поведал историю своего ареста.
Решив подзаработать, Володя согласился помочь транспортом казахам на бахче и выделил им пять ЗИЛов. Имея в подчинении сто машин, такая мелочь роли не играла. Машины загрузились арбузами, сделали ходку в Свердловск, вернулись, и тут произошла утечка информации. В результате, Владимир получил пять суток ареста. Комбат отправил его на встречу с Сибирцевым, сказав, что тот все знает и им надо вместе ехать на губу в … Свердловск?! Зная, что Сибирцев сидит без денег, выписал и передал ему премиальные за «ударный труд» в размере ста шестидесяти рублей.
- О, это другой разговор. Не понятно, за какой ударный труд, но уже жить можно.
В Свердловске их ждали. Военный комендант, оказавшийся однокурсником по училищу комбата, вопрос решил положительно. Ребята обрадовались, что наконец-то, закончились их мытарства. Однако, сидеть им пришлось не здесь, а в Шадринске, но это уже не столь принципиально.
Вернувшись поездом на юг Урала, ранним, теплым, солнечным осенним утром они вышли на перроне города Шадринск. Город им очень понравился. Уютный, зеленый, тихий провинциальный районный центр и в то же время с развитой промышленностью, институтами, театром, населением более трехсот тысяч человек.
- Вот где надо служить, а не как мы, годами ползаем по степям и пескам – с завистью в голосе промолвил Сергей.
- Кесарю – кесарево …, - с тоскою ответил Вова.

В комендатуре все вновь пошло по старому кругу. Коменданту не понравился внешний вид офицеров, он вызвал патруль и в его сопровождении направил их в парикмахерскую.
В салоне ребят обслуживали две молоденькие, симпатичные девчушки. Патруль ожидал в коридоре.
- Откуда такие бравые воины? – спросила мастерица Сергея, - у нас тут только летуны стоят.
- Мы здесь случайно, на губу садимся, видишь патруль в коридоре? Нас ожидает.
- А, что, большое желание сидеть под арестом?
- Нет. Но, что делать, отсидеть надо.
- А может, ну его…, займемся чем поинтересней?
Сергею понравилась смелая девчонка.
- А что, может быть.
- Тогда предупреди своего друга, я прикрою шторку на двери в коридор и выведу вас через черный ход.
Серега начал мычать и корчить рожи Володе через зеркало. Тот смеялся и ничего не понимал.
Видя нерешительность офицеров, девушка быстрым движением закинула занавеску, схватила ребят за руки и вывела на улицу.
- Идите за угол, там остановка такси. Скажете, что вам в Марьину рощу. Там мой дом.
Назвала адрес и дала ключи.
Заехав по пути в магазин, взяв выпить и закусить, ребята направились по указанному адресу.

Они жили у девчат двое суток. Приключение было конечно интересное, но все когда-нибудь кончается.
Время шло, деньги заканчивались.
- Поедем в штаб батальона, а если комбат будет возникать, вообще вернемся в Даурию, - решили они.
Когда девчата ушли на работу, ребята, написав им записку, закрыли дом и отправились на вокзал. Однако, уехать не пришлось. Их уже разыскивала комендатура.
- Бежим! – крикнул Володя, увидев приближающийся офицерский патруль,- и кинулся к стоящей у перрона электричке.
Двери электрички захлопнулись перед самым носом, а сзади уже стояли патрульные.

Комендант, увидев их, обрадовался.
- Нагулялись, орлы!? А я уже трое суток вас ищу. Добро пожаловать на губу! – и для полного счастья, добавил каждому еще по трое суток ареста.
Камеры для офицеров, похожи на камеры для солдат, только вместо деревянных нар, панцирные кровати. Имеются настольные игры (шахматы, домино), периодическая печать и двери камер на запоры не закрываются, позволяя выйти во внутренний дворик. В камере их встретил тот самый начальник патруля, что прошляпил их в парикмахерской. Лейтенанту дали трое суток ареста, и завтра его срок заканчивался. Был еще прапорщик, как оказалось - начальник продовольственного склада летного училища, которое располагалось через забор от комендатуры.
Потянулись дни ареста. Днем занимались строевой подготовкой и уставами с сидящими под арестом солдатами. Вечером – играли в домино, а по возможности – в карты или сидели в курилке и разговаривали. Питание было безобразное, но выручал прапорщик. Его подчиненные не давали командиру похудеть и вечерами через забор передавали уже приготовленные блюда: картошка с мясом, шашлыки, рыба жареная, кофе, сгущенное молоко. В общем, подпитка  была основательная.
Через пять суток, сославшись на приезд комиссии, комендант всех выпустил на свободу. Денег не было, поэтому на перекладных и попутках с трудом добрались до ближайшего взвода квартировавшего в селе Пресногорьковка Кустанайской области.
Доложили по телефону о прибытии комбату. Тот приказал Володе следовать в свою роту, а Сибирцеву, прибыть в штаб и принять службу ГСМ, так как прежнего начальника службы горюче – смазочных материалов сняли с должности за воровство и отправили обратно в Забайкалье.
Принимать службу Сергею не хотелось, так как учет там был завален, была недостача, за которую никто не хотел отвечать. Да и какое отношение он, связист, имеет к бензину и солярке? Однако комбат не хотел слушать возражений.
- Не примешь службу, поедешь домой. Здесь ты мне больше не нужен.
Возвращаться домой с клеймом «не оправдавший доверия», в планы Сибирцева не входило и, помучавшись день в размышлениях, он принял службу, с условием, что отвечать будет только за период исполнения обязанностей, до приезда нового начальника ГСМ.
Бензин тогда лился рекой. Учет велся не в литрах и кубах, а в бензовозах. Бензовоз, другой в плюс или минус, ничего не значило. Одолжить какому-нибудь председателю колхоза пару бензовозов горючего, как правило, без отдачи, было делом обыденным. О том, что за это можно иметь большие деньги, никому и в голову не приходило. Так, хорошо погуляли день-другой и в расчете. Основа всему – взаимовыручка. Были и проверки. Чтобы покрыть недостачу, в цистерну под горловину ставились и приваривались две бочки (или больше, в зависимости от высоты цистерны), они заливались бензином и, когда проверяющий, открывал горловину, смотрел внутрь, создавалось впечатление, что емкость полная. Если проверяющий все же сомневался, то опускался щуп, показывающий количество бензина в емкости. Как правило, все сходило с рук. Были и другие варианты надувательства.  Знал об этом и комбат, но молчал. Позже окажется, что он замешан в торговле бензином в корыстных целях. Делал деньги он и продавая целинные машины колхозам по завышенным ценам, а на вырученное, скупал ковры и контейнерами отправлял домой в Забайкалье. Несколько таких контейнеров будет задержано погранцами. За все свои проделки он вскоре получит пять лет общего режима с конфискацией.
Сергею все это было чуждо. Привыкнув к тому, что военный человек полностью находится на обеспечении государства, к деньгам он относился как-то беспечно. Есть они – хорошо, а нет – и не надо. Тем более тратить их было не на что.
Другое дело – воинское звание. Малейшая задержка в получении очередной звезды очень болезненно влияла на офицера. Если твои однокашники ходили уже старлеями, а ты еще лейтенант,  воспринималось это, как будто ты хуже их. Преклонение перед звездами воспитывалось в них постоянно, с курсантской скамьи. А если учесть то, что прежде чем получишь звезду, надо получить соответствующую этому званию должность, то гонка за должностями и званиями и являлась сутью жизни офицера.
Командование прекрасно знало, что не материальными, не моральными, не какими то другими мерами на офицера воздействовать почти не возможно, а вот за звезды и должности, он может пойти на многое. Власть в военном деле идет впереди всего. Многие командиры этим умело пользовались.

Уборка закончилась в середине октября. Отгремели фанфары. Отличившихся наградили грамотами и ценными подарками (от авторучек до приемников). На этом дружба с колхозами закончилась.
Полтора месяца, в течение которых ждали платформы для погрузки техники, превратились в анархию.
Из помещений выселили, питанием колхозы уже не помогали. Батальон был брошен на самовыживание. Начались первые заморозки, пошел снег.
Солдаты ютились по кошарам и свинарникам, пытаясь себя прокормить, подрабатывали у колхозников. Сухой паек закончился, у личного состава появились вши. За собою не следили, форма превращалась в лохмотья. Все это напоминало французскую армию после Бородино. Офицеры жили в примаках у вдовушек, а часть их, разъехалось.
Питались в основном сайгачатиной. В степях северного Казахстана много сайгаков, стада достигают несколько сотен голов. Лунной ночью на «Урале» заезжали на сопку и ждали. Вот в кромешной тьме замигали звезды, их все больше и больше. Это сайгачьи глаза отражали свет луны. И тогда машина, включив лампу-фару, на полной скорости врезалась в стадо. Это, конечно, не охота, а бойня, но очень кушать хотелось. Стадо быстро уходило, преследовать бесполезно и небезопасно, ведь скорость у сайгака до девяноста километров в час, а по ночной степи не разгонишься. Возле машины оставалось пять-шесть убитых коз, весом пятнадцать – двадцать килограмм. Разжигали костры. Варили мясо в чанах. Таким образом, удавалось подкармливать личный состав.
В конце ноября подали платформы и вагоны, и батальон, закончив целинную эпопею, вернулся на зимние квартиры в Забайкалье.               

                8

Семнадцатого февраля 1979 года мир узнал о нападении Китая на социалистический Вьетнам. Правительство СССР выступило с заявлением, в котором сурово осудило это преступление и решительно потребовало прекратить агрессию. Советский Союз, исполняя договор с Вьетнамом о взаимопомощи, обязан был ответить на этот шаг Пекинского руководства.

Двадцать первого февраля полк подняли по тревоге и вывели в запасной район для проведения очередных учений. Отрабатывались действия мотострелкового и танкового батальонов в наступлении. На следующий день занятия неожиданно свернули, и полк выдвинулся на зимние квартиры. Танковый батальон шел в голове колонны. Однако, при подходе к паркам расположения техники, колонна начала уходить влево, к границе. Сибирцев был в комбатовском танке на месте наводчика. Включив «на прослушку» радиостанцию Р-130, он узнал голос комдива, который давал распоряжения частям и подразделениям на следование в направлении границы до укрепрайона. Оказалось, что в движении находится не только полк, но и вся дивизия. А если судить по загруженности эфира, то происходило что-то неординарное.
На подходе к границе, комбат развернул батальон в ротный боевой порядок и остановил. Глушить двигатели не решились, так как за бортом было -49С. Собрав офицеров к своему танку, провел короткое совещание. Совещаться, в общем-то, было не о чем, так как никто не мог понять, почему полк оказался в километре от границы?
В это время на БРДМе (боевая разведывательная машина) подъехал замполит полка и рассказал об обострившемся международном положении. Подошли «УРАЛы» со штатными снарядами, началась загрузка боеприпасов. В тылу развернулись полевые кухни.
В 22.30 был получен сигнал «Военная опасность!». Все заняли штатные места в готовности к боевым действиям.
Это казалось какой-то игрой или продолжением учений и не верилось, что вот так начинается война!
Послышался гул самолетов. Они прошли на бреющем вдоль границы и повесили световые бомбы. Все вокруг осветилось холодным сине-белым светом, как будто включились тысячи сварок.
Послышался запрос по рации, это был командир полка. Сибирцев ответил и переключил его на комбата. Батальону ставилась задача: прорвать границу и через китайский УР захватить населенный пункт Маньчжурия. В дальнейшем углубиться на тридцать километров.
Да, это была война!

Танки рванули через КСП, наматывая на гусеницы колючую проволоку. В триплексы слева и справа Сергей наблюдал яркие вспышки. В наушниках раздался крик: «Мины!… Мины!...». Комбат орал в ответ открытым текстом: «Не останавливаться, ****ь… За мной!..».
Танк несся по ухабам и рвам, в кромешной тьме, не разбирая пути.
Серега чувствовал себя,  как в гигантской центрифуге, уже не понимая, где верх, а где низ. Казалось, ну вот сейчас, врежемся в какую-нибудь стену или упадем в бездонную яму, и это будет последнее видение в жизни.
Да, эта слепая гонка по степи очень пугала. Пугало и то, что молчал китайский УР. Сергей знал, что наступать против УРа, огневые точки которого пристреляны по квадратам, смерти подобно.
Вот уже в приборах ночного видения в розовом цвете появились закопанные башни Т-34 и Т-54, но ни огонька, ни признаков жизни не видно. Впечатление такое, что еще не закончены строительные работы и этот участок укреплений просто не готов к ведению боя.
Неужели повезло!?
Наконец, появились огни Маньчжурии. Танк замедлил скорость. Комбат по рации формировал боевой порядок батальона. Наступали двумя эшелонами. Комбат вел первый, начальник штаба – второй.
Город небольшой, одноэтажный и для танков он особого препятствия не представлял.
Вошли в город.
Комбатовский танк оказался в районе железнодорожной станции. Гудели паровозы, отправлялись составы, шла эвакуация населения.
Вдруг прямо перед собой Сибирцев увидел огненные залпы. Это била прямой наводкой артиллерия китайского бронепоезда, стоящего на путях перед вокзалом.
Слева загорелся танк!
Сибирцев ткнул в спину комбата, показывая ему на бронепоезд.
Тот орал что-то в эфир и правой ногой стучал механика по плечу.
Танк развернулся вправо и пошел на сближение.
Соседние машины поддержали маневр.
Выстрел… другой… .  Двадцать секунд и огневая мощь бронепоезда подавлена! В тучах пыли, гари и дыма, контуры его были чуть различимы. Он начал медленно пятиться от вокзала.
-Нет, не уйдешь, зараза! – яростно кричал комбат и выстрелил из пушки по водонапорной башне, стоящей возле путей.
Та сложилась пополам и упала на паровоз. Вагоны поползли друг на друга, срываясь под откос. С бронепоездом было покончено.
Танк содрогнулся от попадания, но продолжал движение. Слева и справа разрывались снаряды. Очевидно, била дальнобойная артиллерия, правда, не понятно чья, так как гибли все: и танкисты и толпы людей, метавшихся по перрону.
Наступление продолжало развиваться.
Пройдя Маньчжурию, танки углублялись на территорию врага.
В эфире творилось невообразимое. Сплошной мат. Все всех искали и не могли найти.
Складывалось впечатление, что никто не ожидал такого быстрого продвижения наших войск, и никто не хотел брать на себя дальнейшей ответственности.
Остановиться же, значит потерять инициативу, а возможно и успех операции.
Да, руководство было не на высоте.
В этой неразберихе, хочется отметить четкие действия командира дивизии.
Оставив неудавшиеся попытки связаться с вышестоящим командованием и далеко не лучшие действия командиров полков, он принял решение руководить подразделениями напрямую.
Уточнив, где находится батальон, комдив приказал остановиться, собрать батальон в походную колонну, заглушить моторы, усилить светомаскировку и ждать указаний.
По докладам ротных, результат был плачевным. Из сорока танков батальона, к месту остановки прибыли лишь двадцать семь, остальные затерялись в ходе наступления.

Батальон сосредоточился в походную колонну, заглушил двигатели.
Опустилась ночная тишина, только на горизонте вспыхивали зарницы от разрывов, и слышалось далекое урчание боевой техники. Вскоре и это затихло. Экипажи собрались у машин и негромко обсуждали происходящие события.
На связь вышел командир полка. Он торжественно проинформировал, что в результате сокрушительного поражения в приграничных районах от Советских Вооруженных Сил, Китай начал вывод своих войск из Вьетнама.
Затем отдал приказ: «Кругом. В исходное положение марш.», и пропал.
- Молодец! – возмутился комбат, - попробуй завести броню в такой мороз и с ветром. А еще не известно, где треть батальона. Живы ли вообще?
Через полчаса батальон был готов к движению, кроме четырех машин, поврежденных во время боя. На связь вышли еще восемь танков, вставших в пути по разным причинам. Пять машин пропали без вести.
Результаты доложили командиру полка. Тот начал орать на комбата. Комбат слушал его, слушал,  в конце - концов, послал его подальше и выключил станцию. 
Батальон повел начальник штаба, а комбат тащил сзади на тросах неисправную технику. Приказ был – на китайской территории не должно остаться ни чего,  указывающего на присутствие советских войск. По пути подбирали заглохшие машины.
Батальон оторвался далеко вперед, а сзади на арьергард по всему горизонту наползало огромное зарево.
Комбат запросил у командира полка, что это за огни?
- Это китайский танковый корпус тебя догоняет. Бой не принимать. Уходить на свою территорию, – ответил он и навсегда пропал из эфира.
Ситуация складывалась не из приятных. Батальон ушел, на связь не выходил, командир полка тоже пропал, а сзади уже был слышен гул моторов.

Старший лейтенант Сергей Дрозд, командир танкового батальона, в свои двадцать пять лет уже неплохо шагал по служебной лестнице. Не имея высшего образования, он, тем не менее, был отличным специалистом ратного дела, особенно все, что касается танков. В боевых действиях он участвовал впервые, но проявил себя хладнокровным и стойким командиром.
Надо срочно принимать решение. Восемь танков, четыре из которых неисправны, против ста пятидесяти китайских машин – не густо!
Танки поставили по кругу, ощетинившись пушками и пулеметами. Двигатели заглушили. Свет выключили. Затихли.
Гул нарастал, затем медленно начал удаляться влево. В кромешной тьме можно было лишь догадываться, что мимо нас несутся наши же тридцать четверки, стоящие на вооружении китайской армии.
Напряжение страшное!
Увидят или нет!
До крайних танков оставалось каких-то сто метров.
«Пронесет или нет?!.. Пронесет или нет?!..», - стучало в мозгу.
Пронесло!!!
Железная лавина проползла дальше в степь.
Переждав минут двадцать, комбат начал выстраивать колонну.
В это время, вдалеке, показался прыгающий огонек, он постепенно приближался.
- Это что еще за чудо одноглазое, - усмехнулся комбат и приказал из танкового прожектора осветить местность.
В луче увидели, что ни какое это не чудо, а прыгающий по кочкам старый бронетранспортер БТР-40, и судя по всему, не наш.
Пока раздумывали, как он сюда попал, БТР «ускакал» и только позже поняли, что он нас заметил и обстановка резко обостряется.
Так все и произошло. Через полчаса послышался звук двигателей и танки, в составе до батальона, встали в километре от нас.
Решение было принято мгновенно – идем на прорыв.
Офицеры заняли места у орудий.
- Первый прицельный залп делаем из восьми орудий по левому флангу, ближнему к границе. Затем наводчики из оставляемых неисправных машин прыгают на броню исправных, и мы сходу вступаем во встречный бой с левым флангом противника в направлении государственной границы, - поставил задачу комбат.
Первый залп провели отлично. Запылали шесть китайских танков. В это зарево и ринулась бесстрашная четверка, но на этом везение закончилось.
До границы так никому и не суждено было добраться. Их расстреляли, как куропаток.
Последнее, что помнил лейтенант Серега Сибирцев, это сильный удар по броне и искры из глаз.

                9

Очнулся он уже на траве. Рядом с ним сидел комбат, охвативший голову руками. В тридцати метрах горел их танк. Светало.
Удар по голове был сильным, Серега ничего не слышал, его контузило.
Перед глазами как будто прокручивали немое кино.
Словно в тумане различались контуры китайского солдата, который тыкал его винтовкой и что-то говорил.
Подхватив комбата, Сибирцев поплелся за китайцем.
В стороне, метрах в пятидесяти, под прицелом пулемета, стояла группа наших пленных солдат. Некоторые были раненые.
 Офицеров посадили в БТР и привезли на плац пограничного отряда. Там на плацу, просидели они на корточках долгое время в сильный мороз, обморозив лица и конечности. Затем их закрыли в сарае и вызывали по одному на допрос.
Все происходящее превратилось для Сергея в одну длинную неясную туманную полосу. Как будто все это происходило не с ним, а был взгляд со стороны.
Вдруг, откуда-то появился Ли Зен. Он что-то говорил Сереге. Затем, его куда-то  долго везли связанным в кузове машины.

Следующее озарение было в кошаре среди баранов. Возле него сидела маленькая китаянка, протирала тряпкой лицо и что-то лопотала. Только сейчас Сергей понял, что к нему вернулся слух. Он лежал на старом матраце, брошенном на сено. Очень хотелось пить.
Увидел ведро. Рядом стояла банка. Потянулся за ней, но достать не смог. Помогла ему напиться девочка.
Провалялся он неизвестно сколько, очевидно с неделю. За ним ухаживала девочка, да изредка захаживал старый китаец, который, как заметил Сергей, понимал русский язык, но скрывал это.
Несмотря на сильные морозы, в кошаре было тепло. Стояла печь, которую топили кизяком.
Вскоре ему доверили пасти баранов. Утром он выгонял их на пастбище, а вечером собирал обратно. По наблюдениям он понял, что находится в северном Китае, близко к границе.
Однажды на конях прискакали сыновья старого китайца. Увидев пленного русского, начали наскакивать на него конями и бить плетками. Изловчившись, Сергей подставил под удар руку. Бечева обмотала предплечье, и он с силой дернул на себя. Китаец не удержался и рухнул с лошади. Учитывая его немалые габариты, удар о землю был неслабым.
Тогда второй сын натравил на Сергея собак. Все  это могло закончиться плачевно, если бы не вмешался отец.
Сыновья ускакали, однако попытки унизить Сергея предпринимались и в дальнейшем.

С каждым днем становилось все теплее, приближалась весна. Сергей продолжал пасти овец. Научился их стричь. Забивать и разделывать на мясо. Занимался хозяйством и ремонтными работами. Здоровье постепенно приходило в норму, головные боли уже не так беспокоили. В висках молоточками стучала одна мысль – бежать! Его как бы и не замечали. Никто с ним не общался, лишь старый китаец порой долго смотрел на него, что-то бормоча себе под нос.
Однажды, старик, проходя мимо пленника, обронил свернутый клочок бумаги. Развернув его, Сергей увидел записку, написанную по-русски, но с ошибками. Внизу стояло «Ли».
- Значит, это был не сон, - подумал Сергей, - Ли Зен действительно с ним разговаривал.
В записке Ли Зен сообщал, что помнит его и надо держаться. Он сделает все, чтобы вытащить Сергея. Старику можно доверять, но без особой нужды лучше не обращаться. Находится он в пятидесяти километрах от границы, недалеко от Абагайтуя. В Даурии о том, что он жив, знают. В ближайшие дни всех пленных русских соберут в погранотряде для отправки в Шеньян, в штаб округа. Очевидно, вспомнят и о Сергее. Надо быть готовым к побегу. Скоро придет человек, он и поможет перейти границу.
Эта весть вселила в сердце Сергея надежду на освобождение. Следующие дни прошли в ожидании. Удалось собрать несколько сухих лепешек и флягу с водой.
Напряжение достигло предела, он уже не мог оставаться на уровне скотины и готов был рискнуть даже жизнью ради свободы.

Сергей хорошо запомнил тот день. Он ремонтировал изгородь на кошаре и глотал прямо из ведра кислое молоко, разбавленное холодной водой.
Где-то ударил выстрел, потом еще и еще.
Послышался топот копыт и лошадиное ржание. К дому подскакали пятеро китайцев. Они спешились и долго ругались с хозяином, затем схватили Сибирцева и поставили к стене дома.
Чен Кивэй, сын хозяина, в песочной солдатской форме, с перевязанной рукой, подошел к Сергею и уставился прямо в глаза. От него несло перегаром, веко на левом глазу быстро и мелко подрагивало. Нос был вздернут, мелкие белые зубы блестели.
Рядом с Чен Кивэем стояли еще трое парней. Четвертый был у ворот, не пускал во двор хозяина.
Чен Кивэй, как удав, продолжал буравить Сергея взглядом. Не выдержав напряжения, он отвел глаза.
Китаец засмеялся и ударил Сергея прикладом ружья в живот. Он свалился, как подкошенный, показалось, что брюхо разорвало пополам. Он пытался кричать, но рот был сведен судорогой и не мог вздохнуть ни глотка воздуха. Его подхватили под руки и отволокли в сторону.
- Ты стрелял в нас, - сказал Чен Кивэй. - Так?
- Ни в кого я не стрелял, - пробормотал Сергей.
Лицо у него сделалось пепельно-серым, на лбу выступили крупные капли пота. Он впервые предчувствовал свою смерть.
У ворот ругался и цокал языком хозяин.
Вряд ли он сильно жалел Сергея. Ему просто было жаль хорошего помощника, и, конечно он понимал, что за смерть русского, ему придется отвечать перед военными.
Оставив Сергея лежать на земле, китайцы отошли к лошадям.
- Я сейчас отвезу тебя в погранотряд, - нагнувшись, сказал на ухо Сергею хозяин. Он торопился избавиться от него, - Собирайся!
Тут подбежала дочь хозяина и, размахивая руками, быстро заговорила на своем языке.
Хозяин соображал быстро:
- Дочка отведет тебя к оврагу. Убегай дальше, а ночью иди к границе.
Он шел, не останавливаясь, часа полтора. Овраг давно закончился. Путь продолжался кустами по склону сопок.
Шел целый день. Переваливал через склоны сопок. К вечеру, совсем обессиленный, он упал на куст можжевельника и уснул.
Проснулся на рассвете от холода. Ночевка ранней весной в степи, штука тяжелая.
Шел, держа направление на северо-восток. Поднявшись на очередной гребень, увидел внизу равнину. В нескольких местах ее пересекали дороги, а далеко на горизонте были видны постовые вышки. Это – граница!.. Дошел!..               
               
                10 
               
Вляпался он до глупого просто. Увидел стадо баранов и взял, как обычно, в сторону. Но в той стороне оказался пастух. Может, отдыхал в тени. А может, гнался за ним.
Они столкнулись лоб в лоб, и главным аргументом стало ружье, которое пастух держал у пояса
- Сидеть! – крикнул он, увидев перед собой русского.
И Сергей молча сел.
Пастуху было лет двадцать. Невысокого роста, худой, он напряженно следил за Сергеем. Наверное, он еще не привык целиться в людей, а, может, боялся его.
Потом приказал вставать. Они шли вверх по склону. Сергей впереди, китаец сосредоточенный и мрачный, сзади.
Китаец был белолицым, с северных районов, а значит должен знать русский язык.
Сергей попытался его разговорить:
- Слушай, браток, отпусти ты меня, ну зачем я тебе нужен?
Китаец шел не спеша, разбрасывая в стороны короткие ноги в тяжелых армейских ботинках.
- Проверим, погранцы решат, - бормотал он на довольно сносном русском.
- А ты где так хорошо научился говорить по-русски? – спросил его Сергей.
- Иркутск жил. Ваших девок трахал. Русские бабы – проститутки! Деньги плати, веди куда хочешь…
Узкоглазый сопляк, зря так оскорблял наших женщин.
Сергей резко развернулся и, с маху вцепившись в ружье, выдернул его из рук китайца.
Тот растерялся лишь на секунду и тут же бросился на него.
Сергей вдруг выпустил ружье. Китаец, изо всех сил тянувший его к себе, не удержал равновесия и повалился на спину.
Сибирцев прыгнул и вцепился пальцами ему в горло. Тот, не бросая ружья, попытался встать. Сергей висел на нем, как клещ, продолжая душить.
Китаец захрипел. Багровый от натуги, с выпученными глазами, он бился всем телом.
Сергей, наконец, разжал пальцы и встал. Его покачивало, как пьяного.
- Ну, все, надо сматываться, - закидывая ружье за плечо, подумал Сергей.
Он шел быстро, почти бежал. Он понимал, что теперь за ним начнется настоящая охота и пощады ждать нечего. Лучше не думать, что с ним сделают, если поймают живым.
Он пересек дорогу и шел наискось по склону.
- Эй, стой! – закричали сзади.
К нему бежали три человека в форме.
За поворотом стояла машина, а около нее маячил еще один.
Сергей побежал и вслед сразу же застучал автомат. Расстояние для прицельного огня было слишком велико, метров пятьсот. Прятаться от пуль было негде. Жуткое ощущение беззащитности. Сейчас, одна из пуль шмякнет в спину, и все! Он оглянулся. Трое брали в полукольцо, и кажется, приближались.
Сергей, прячась за обкатанным серым валуном, пристроил винтовку.
Выстрелы били сухо и отрывисто.
Трое внизу залегли.
В прорезь он поймал перебегающего китайца и за мгновение до выстрела, вдруг узнал его:
- Это же Ли Зен?!..
От невероятности такой встречи в голове все перемешалось.
Китайцы быстрыми перебежками приближались.
- Ли, это ты!? – крикнул Сергей.
Повисла минутная тишина.
- А, ты кто?
- Сергей!
- Бросай оружие и выходи с поднятыми руками!
Сергей встал из-за камня, бросил вперед ружье и, с поднятыми руками, медленно, двинулся навстречу идущему к нему Ли Зену.

Они остановились в десяти шагах друг от друга. Ли Зен предостерегающе приложил палец к губам, показывая Сергею, что надо молчать.
От нервной перетряски последних недель и радости встречи с товарищем у Сергея на глазах появились слезы и он с трудом, кусая губы, сдерживал себя.
- Молчи и ничему не удивляйся, - прошептал Ли Зен, - сейчас я тебя отвезу обратно на кошару. Так надо. Спрячешься там, а завтра за тобой придут.
Нервы у Сибирцева сдали уже на столько, что было все равно, и он полностью доверился товарищу.
Сергея привезли обратно и хозяин, не удивившись, спрятал его среди баранов в дальнем углу сарая.

Дня через два, вечером, в кошару зашел старик с китайцем, в котором Сергей узнал рыбака ловившего с ним тайменей на Аргуни. Те говорили что-то между собой. Затем старик показал головой на выход. Сергей вышел за рыбаком. Они шли долго по степи, скрываясь в оврагах и кустарниках.
Остановились под утро.
- Здесь будем ждать ночи. С той стороны сопки граница, - Аргунь. На том берегу тебя встретят твои бойцы. А теперь спать. Нам предстоит трудная ночь.
Уснуть Сергей так и не смог. День прошел в размышлениях об этой непонятной войне. Он думал о том, где его друзья из плененных экипажей и как его встретят на Родине. Тревожился за последний рывок через границу.
После заката беглецы продолжили свой путь. К реке спустились уже в полной темноте. В камышах была спрятана деревянная лодка.
Прокричав выпью и услышав отзыв с той стороны, отвязали лодку и начали переправляться через реку. С китайской стороны река просматривалась прожекторами из постовых вышек.
Дождавшись очередного прохода прожектора, беглецы налегли на весла. Они были уже на средине реки, когда вдруг завыла сирена. В небо полетели сигнальные и световые ракеты. Из-за поворота выскочила моторная лодка. По беглецам стреляли из винтовок. Из последних сил они налегали на весла,  но расстояние между ними и преследователями неумолимо сокращалось. Пули пробили деревянную обшивку. В лодку пошла вода.
И в этот момент с нашей стороны ударили два автомата.
Из лодки преследователей послышались крики, двигатель заглох, и ее понесло по течению.
Однако радоваться было рано. Из-за поворота на фарватер уже несся китайский сторожевой катер. Он ударил из крупнокалиберного пулемета по беглецам.
В это время завыли сирены на советской территории. КСП и река осветились прожекторами. Послышался шелест пролетающих мин, это бил по сторожевику наш «Василек».
Проводник крикнул «прыгай» и вывалился из лодки.
До берега оставалось каких-то метров двадцать, когда Сергея пронзил сильный удар в спину. Руки не слушались, он понял, что тонет.
Холодные воды Аргуни сомкнулись над его головой.
 
               
               

















               
               


                «Встретишь Будду – убей его!»
                (самозванец на имя божье, заслуживает
                немедленной смерти).    
               
                Марк Аврелия
               

                ГЛАВА  3

                МОНГОЛЬСКАЯ  САГА

                1

Шел 1985 год. Год конца периода застоя и начала перестройки, затеянной Меченым с подачи Запада и Америки. Огромная территория, от Атлантического до Тихого океанов, была повержена в великую смуту, приведшую к развалу и исчезновению с лица земли второй супердержавы мира. Наступали десятилетия междоусобных войн, нищеты, бесправия и бандитизма.
Но все это мракобесие было еще впереди, а пока, солнечным сентябрьским утром, капитан Сибирцев сидел на лавке в сквере возле гостиницы пересыльного пункта столицы Монголии города Улан-Батор.
В Монголию он прибыл из Сибирского военного округа для прохождения дальнейшей службы и уже почти месяц торчал на пересылке, так как с назначением на должность происходили какие-то закулисные игры.
Прибыл он в армейский полк связи на должность командира роты, однако она оказалась занятой, а с предложенной ему должностью инженера полка был не согласен командир полка, так как держал ее для своего родственника, заканчивающего академию.
Таким образом, Сергей Сибирцев оказался не у дел. Поначалу, это даже нравилось, после круглосуточной суеты и нервотрепки армейских будней. Однако, вскоре он заскучал, не привыкшый к тихой, размеренной жизни.
Жил он в комнате на четверых и был уже долгожителем пересылки, так как военнослужащие здесь не задерживались и через два-три дня следовали дальше, получив направления для прохождения службы. Не успеешь познакомиться с человеком, а его уже надо провожать.
Питался он в пайковой офицерской столовой по талонам, раз в неделю ходил в гарнизонную баню. Своих денег не было, так как еще не стоял на финансовом довольствии.
Одному такая жизнь еще временно была терпима, но в Союзе у него осталась семья. Жена и сын с нетерпением ждали вызова.
Через день он ходил отмечаться в отдел кадров армии, остальное время был свободен.
Те, кто работал или служил в Монголии, прекрасно знают, где расположена пересылка, так как обязательно через нее проходили. Находилась она на южной окраине Улан-Батора, на территории штаба нашей общевойсковой армии. Здесь же был военторг, госпиталь, гостиница, несколько пятиэтажных ДОСов (дом офицерского состава) и много сотовских бараков, в которых жили семьи советских строителей. В  город ездили двумя автобусными маршрутами: монгольскими «Икарусами» за пятьдесят менг и советскими «Лазами» - бесплатно.
- Завтра, возможно выдадут какие-то деньги, можно съездить в центр, осмотреть город, а то уже месяц никуда не выбирался. Вечером надо перейти жить в офицерское общежитие, - размышлял Сергей, а пока, делать было нечего, и он предался воспоминаниям.
               
                2

В ту роковую ночь на китайской границе, судьба, словно поиграла с ним и, натешившись, дала шанс выжить.
Очнулся он в госпитале на реанимационной кровати. Тело, перемотанное вдоль и поперек бинтами, неимоверно зудело и чесалось. Рядом лежал еще кто-то, накрытый простыней. В голове была пустота.
Вскоре, послышались шаги. В палату зашла медсестра.
- С возвращением Вас, товарищ лейтенант, - сказала она, увидев открытые глаза Сергея.
Следом появился курчавый еврей в белом халате.
- Ну, будем знакомы, твой хирург, майор Стиллер Владимир Михайлович. Можешь не отвечать, я все о тебе знаю.
Стиллер коротко рассказал Сергею о состоянии его здоровья:
- Два осколочных ранения: в желудок и в спину под правую лопатку. Жизненно важных органов не зацепило. Операция прошла успешно, так что, считай, родился в рубашке. Потерял много крови и переохладился, поэтому, недельки три поваляешься у нас. Организм молодой, здоровый, -  выдюжишь.
- Там, к тебе, уже третий день целая женская делегация рвется, аж шесть человек, одна другой краше. Ты уж, определись, может, одну и пропущу, на пару минут.
- Да, это так, просто подруги, - улыбнувшись, тихо прошептал Серега. - Пусть сами определяются.
Вскоре в палату зашли Юля и Маша.
При виде забинтованной большой куклы с торчащими из тела трубками, они несколько замешкались и оробели, но доктор их тут же приободрил:
- Ну, что, невесты замолчали. Три дня мне покоя не давали. Жив ваш герой и, как видите, неплохо выглядит.
Девчата с интересом и испугом смотрели на Серегу, не зная, как себя вести в такой ситуации.
- Все, на сегодня хватит, - сказал врач. – Приходите через три дня, тогда и поговорите, а сейчас ему надо отдыхать и набираться сил.

Сильно хотелось пить, но сестра только смачивала влажным тампоном губы. Сергей старался захватить его зубами, чтобы до конца выжать живительную влагу.
Каждые два часа меняли капельницы, кололи уколы и выкачивали из трубок, торчащих из тела, жидкость.
Через три дня его перевели в общую палату, дело шло на поправку.
Девчата, пришли в неурочное время, и Сергей решил, что выйдет к ним сам.
Попросив у соседа палку, Сибирцев опустил ноги с кровати и, опираясь на деревяшку, выпрямился. Голова закружилась, но на ногах он устоял. Медленно передвигаясь, шаг за шагом, он вышел из палаты в коридор.
Девчата видели, как он практически полз вдоль стены.
- Шел какой-то длинный худой старик в белых армейских кальсонах и коротком не по росту коричневом госпитальном халате, - будет вспоминать в дальнейшем Юля. А тогда они стайкой подлетели к Сереге, щебеча и хлопоча, перебивая друг друга.
Принесли с собой две сумки продуктов и фрукты и все это забрали обратно, так как, разрешен был только куриный бульон.
Поговорить не удалось. Нарушение режима заметила дежурная медсестра и, быстро выдворив девчат из помещения, помогла Сергею вернуться в палату.
В палате лежало еще шесть офицеров и все они, как один, облепили окна. Смотрели на выходящих девчат, махали им руками, что-то кричали.
- Ну, ты Серега даешь! В то время, когда здесь нормальных женщин днем с огнем не найдешь, ты целый гарем развел! – восторженно произнес обгорелый майор.
Молодые офицеры, заинтересованно просили Сергея познакомить с подругами.
- Придут в следующий раз, не зевайте, а я вас поддержу, - ответил он. Лег на кровать, уставился в потолок и вспомнил, как познакомился с девчатами.

Как-то, не захотев идти на обед в кормушку (пайковая офицерская столовая), он перелез через забор части и направился перекусить к своему товарищу, начальнику военторга. Иногда они встречались на базе: поговорить, обсудить дела.
Стол, как всегда, Владимир накрыл у себя в кабинете. Икра, красная рыба, колбаса сервилат, бутылка армянского коньяка – обычная закуска для стола в отдаленных районах.
Сели перекусить. В это время заглянула секретарша и сказала, что прибыли на работу молодые специалисты.
- Ну, что же, заводите их сюда, посмотрим, что с ними делать?
В кабинет, стесняясь, бочком, протиснулись шесть девчат. Юбок на них, наверное, не было, а если и были, то молодые люди их не заметили. Ноги от ушей. В общем, все при всем. Вчерашние школьницы-красавицы, а ныне девчата на выданье.
Не успев поздороваться, они тут же пустили слезу:
- Отпустите нас, пожалуйста. Мы хотим домой. Сделайте отметку, что мы вам не нужны. Мы привыкли жить в городе, а здесь такая дыра.
- Нет проблем, - ответил начальник, - вот только поработаете пол года, и сразу же отпускаю. Правда, если вы сами захотите к тому времени. Скажу вам ответственно, что через два-три месяца, каждая из вас выйдет замуж. Причем, не абы за кого, а сами будете выбирать.
Слезы сразу закончились. Девчата приободрились.
- А сейчас, идите в бухгалтерию, а мы обсудим вашу дальнейшую жизнь и работу.
Когда девчата вышли, он спросил у Сергея:
- Слушай, Серый, у тебя в доме есть свободные квартиры? Выдели парочку.
Офицеры, кому не доставалось благоустроенного жилья, ремонтировали себе старые двухэтажные семеновские казармы.
Так и Сергей, живя в общежитии, с помощью своих бойцов отреставрировал двухэтажный деревянный восьми квартирный дом. Одна квартира являлась туалетом, другая – складом для угля и дров, третья – для пустой тары, в четвертой - он сам жил, а в остальные пускал всех желающих.
Квартиры были двух комнатными с печным отоплением.
Сергей позвонил старшине и попросил его привезти все необходимое. Кровати, матрацы, белье, шкафы, столы, посуду, дрова, уголь, воду. В общем -  заходи и живи.
Так его соседями оказались подружки, которые работали в гарнизонных учреждениях: военторге, госпитале, швейной мастерской, школе, почте.
Отношения между ними были на самом деле дружески-соседскими. Девчата были лет на пять младше, и он воспринимал их, как подростков, только что оторванных от маминой юбки.
Правда, были дни, когда Сергей, уставший от застолий с друзьями, ходил с ними в кино или на танцы.

То, что девчата так озаботились его здоровьем, приятно удивило.  Чаще других навещала Юля. Она приносила, так необходимый для здоровья, наваристый куриный бульон, а затем и более существенную пищу и фрукты.
Навещали офицеры, а так же сержанты и солдаты подразделения. Юра-денщик, как его прозвали, приходил каждый день. Ни какой он был не денщик, это был солдат его взвода. Скромный, очень застенчивый парень, из многодетной деревенской семьи, который ничего в жизни не видел, кроме ежедневного тяжелого труда. Сергею он нравился своей искренностью и трудолюбием. Он старался опекать Юру и не раз муштровал «дедов», пытавшихся обидеть его.
По возможности, он отправлял его к себе домой, где тот топил печи, заготавливал дрова, готовил еду для них двоих из офицерского пайка и просто помогал по хозяйству.
Во время вооруженного конфликта, Юра вернулся в полк с основной частью батальона. Он продолжал следить за порядком в доме своего командира и вот однажды туда зашел на огонек председатель Абагайтуйского колхоза. Он то и поведал Юре о судьбе его командира. Вместе они продумали план освобождения Сергея.
Через две недели они встретились еще раз.
В неразберихе, что происходила с возвращением наших войск, Юра смог припрятать два автомата, два цинка с патронами и несколько гранат Ф-1.
Согласовали план действий, и председатель пообещал сообщить время акции, как только будут готовы друзья с той стороны.
Побег совершался удачно, но в последний момент лодку беглецов заметили китайские пограничники и лишь вхождение в бой автоматов Федора Ивановича и Юры, смогли обезвредить преследователей.
Увидев, что раненый плывущий командир идет ко дну, Юра, не мешкая, прыгнул в воду. На помощь пришел и Иванович. Вдвоем они с трудом вытащили Сергея на берег.
В это время, наши погранцы сражались с китайским сторожевиком.
Забросав его минами из «Василька», они забрали ребят и повезли их в Даурский госпиталь.
Получается, что своею жизнью Сергей обязан Федору Ивановичу и Юре, а друг-китаец, который его сопровождал, очевидно, утонул.
Об остальных офицерах и солдатах, оставшихся по ту сторону границы, ничего не известно. В госпиталь к Сергею неоднократно наведывались особисты разных рангов, которые расспросили его о каждом шаге в плену и взяли подписку о неразглашении того, что он находился на территории Китая.               

                3

 По выходу из госпиталя, лейтенанта Сибирцева отправили в командировку по сопровождению бронетехники, поврежденной в конфликте, в капитальный ремонт, в город Каунас.    
Эшелон состоял из двенадцати платформ с бронетранспортерами БТР-60ПБ и теплушки с личным составом.
До Каунаса добирались одиннадцать дней. Жили в теплушке на нарах, разогревая сухой паек на буржуйке.
Караул состоял из начальника – лейтенанта Сибирцева и четырех караульных солдат. На редких остановках часовые с двух сторон охраняли эшелон.
Не обошлось и без приключений. Один из солдат жил в Ангарске и упросил Сибирцева разрешить ему заехать домой. Уже договорились, что он поедет вперед на ближайшем скором поезде, а после Ангарска догонит эшелон, узнав о его проезде специальным сигналом.
Однако события развернулись несколько другим порядком.
На третий день пути, сухой пак всем осточертел, захотелось чего-нибудь свежего. Когда после Читы ехали по тайге и сидели возле открытой двери теплушки, увидели вдруг возле полотна заблудившуюся, как им показалось, козу.
- А, вот и мясо, - сказал один из солдат.
Состав тянулся очень медленно, и Сергей решился…, выхватил из кобуры пистолет, прицелился и … Состав резко рвануло, платформы ударились, Сергея сильно качнуло и он выпустил пистолет из рук. Тот ударился о край вагона и полетел под откос.
Все замерли от неожиданности. Поезд резко начал увеличивать скорость.
И тут Андрей, боец из Ангарска, не растерялся и на ходу выпрыгнул из теплушки.
Состав шел без остановок добрых восемь часов. Сергей очень нервничал. За утерю боевого оружия в мирной обстановке спросить могут очень строго. Вплоть до уголовной ответственности.
- Что же делать? Сойти с эшелона и организовать поиски. А, как же состав с боевой техникой и караул без начальника? К тому же под его ответственностью еще четыре автомата.
- С другой стороны, нельзя упускать время и поиски начинать немедленно.
Думать, конечно, можно долго и что угодно, но состав шел и шел не останавливаясь.
Подъезжали к Ангарску. Тут Сергей вспомнил о сигнале.
 В старый кирзовый сапог положили записку, где написали время проезда и бросили его под виадук на выезде из города.

На Красноярске – сортировочном стояли десять часов. Сибирцев ходил хмурее тучи. В вагон зашел помощник железнодорожного коменданта с проверкой. Осмотрел платформы с техникой, оружие у солдат, документацию, спросил, есть ли какие вопросы и когда уже хотел уходить, Сергей решился:
- Товарищ капитан, есть один вопрос. Вернитесь, пожалуйста, в вагон. 
Офицер присел к буржуйке:
- Ну, спрашивай. Что-то случилось?
И в это время, за спиной офицера, в проеме открытой двери теплушки, появился запыхавшийся Андрей, в руке он держал пистолет Сергея.
Сергей остановился на полуслове с открытым ртом:
- Да, дело в том, что у нас заканчивается сухой паек, а ехать еще неизвестно сколько, - промямлил он первое, что пришло в голову.
Помощник коменданта, что-то долго объяснял о том, что продукты они должны получать в части и что он за это не отвечает, но все-таки попробует что-то сделать.
Сергей его не слушал. В душе у него уже пели соловьи, от сердца отлегло.
Когда офицер ушел, Сибирцев, расчувствовавшись, крепко обнял Андрея, долго благодарил и расспрашивал о том, как ему это удалось. 
А, произошло все, довольно просто.
Удачно спрыгнув с вагона, Андрей вернулся к козе, которая паслась привязанная веревкой к железному колу.
Пистолет он нашел сразу. Пешком добрался до платформы и на электричке уехал домой. Встретился с родными и друзьями, заночевал, а утром на машине поехал к условленному месту. Под виадуком он сразу же нашел сапог с запиской и выяснил, что состав проследовал четыре часа назад. Надо было догонять.
Вернулся домой, взял «тормозок», попрощался с родными и отец на машине домчал его до Красноярска. В Красноярске ему сказали, что состав под таким номером стоит на Сортировочной и вот они здесь.
- А, где же отец?
- Да, вон он, с ребятами разговаривает.
- Ну, зови его сюда.
Зашел отец Андрея. Познакомились.
Солдат Сергей отправил охранять состав, а с отцом сели перекусить. 
Отец Андрея был тоже из служивых, так что темы для разговора нашлись.
Расстались они, когда к составу цепляли очередной электровоз. Сергей пообещал на обратном пути заехать к ним вместе с сыном.

После Красноярска, на очередной остановке, подошел пожилой мужик, поздоровался и сказал, что он тоже едет в этом составе. Оказалось, что он сопровождает цистерну с вином.
Вино он пригнал в Красноярск, но там его не приняли. То ли не кондиция, то ли испортилось. В общем, цистерну отправили обратно в Молдавию.   
У него закончились деньги и курево. Сергей пригласил его к столу. Видно было, что тот голодный. Мужик предложил вина. Сибирцев дал команду и бойцы, проявив смекалку, чайником на веревке черпанули прямо из горловины цистерны. Вино, кстати, оказалось хорошего качества.
Так они ехали неделю. Сергей делился продуктами, а мужик угощал вином. Бойцы, очевидно, тоже себя не обделяли, но вида не показывали, а Сергей сильно не придирался.
В Ярославле цистерну перецепили к другому составу и, пожелав друг другу всего хорошего, они расстались.

В Каунасе неделю сдавали БТРы в ремонт. Бойцы жили в казарме, а Сергей – в гостинице при военном заводе. За это время он погулял по городу, съездил в Вильнюс, осмотрел достопримечательности Литвы.
Для того, чтобы ускорить сдачу техники, пришлось поводить по ресторанам офицеров-приемщиков. Зато, у него осталось несколько свободных дней, которые он использовал для поездки на Родину.
После сдачи техники в ремонт, Сергей отпустил бойцов по домам, договорившись, что в назначенный им час встречаются дома у Андрея и все вместе едут в часть.
Сам же он полетел самолетом в Вытегру, повидаться с родными. 
               
                4
               
Вернувшись в Даурию, Сергей попал на свадьбу своего друга, лейтенанта Витьки Корчагина, или Василька, как его называли товарищи, так как он командовал взводом полковых четырех ствольных минометов на базе ГАЗ-66, «Василек».
Со свадьбой спешили по причине убытия Василька по первому набору на войну в Афганистан. Женился он на Анюте, на одной из тех девчат, что прибыли недавно в Даурию на работу.
Однако, в армии планировать, невозможно. Так получилось, что Сергея назначили в этот день ответственным офицером по батальону. На роспись к друзьям он не попал, а пришел поздравить уже вечером на свадьбу.
Свадьба шла в доме Василька, таком же, как и у Сергея. Отремонтированная бывшая семеновская казарма. Гостей собралось много, в основном молодежь. Родственники сюда редко приезжали. Во-первых, далеко и накладно, а во-вторых, заранее надо подготовить пропуск в пограничную зону.
Веселье набирало размах. Громкая музыка слышалась по всему городку. Сергея усадили за стол, он сразу же попросил слово. Поздравил молодых. Послышалось «Горько»! Молодые скромно поцеловались и вышли на первый танец.
Сергей за столом оказался рядом с девчатами из своего дома. На первый танец он пригласил Юлю.
- А, почему ты в форме? - спросила она.
- Сейчас ухожу в полк на вечернюю поверку, а затем вернусь.
- А, можно я с тобой пойду?
- Не знаю, а вдруг мне придется задержаться?
- Ничего, я подожду.
- Ну, что же, тогда пошли.
Погода была чудесная. Только что прошел теплый весенний дождь.
За разговорами незаметно пролетел неблизкий путь. Перед КПП разлилась большая лужа. Юля, в легких туфельках, засуетилась, не зная, как ее обойти. Тогда Сергей, легко подхватил ее на руки и занес на территорию части.
Не знаю, как Юля, но Сергей в этот момент почувствовал какое-то притяжение, какую-то близость к этому худенькому симпатичному подростку. Хотелось ее жалеть, опекать.
Оставив Юлю на КПП, Сергей направился на плац, куда выходили подразделения для проведения общеполковой поверки.
После поверки, он занимался с личным составом в казарме и вспомнил о ней лишь поздно вечером.
Из части Сибирцев вышел часа через два. На КПП стояла Юля и с тихим укором смотрела на него.
- Ну, извини, служба. Закрутился и совсем о тебе забыл.
- Мог бы и предупредить, что задерживаешься.
- Ладно, не обижайся. Зато, теперь я свободен и можем гулять хоть до утра.

Так, постепенно, их отношения из дружеских перерастали в более близкие. Вскоре, девчата переехали в благоустроенную четырех комнатную квартиру пятиэтажного ДОСа.  Большинство праздников там и встречали. Собиралось много молодежи, девчата готовили и накрывали столы. Офицеры приносили спиртное, фрукты и цветы. После застолья все дружно шли на танцы в Дом офицеров, а затем разбредались по личному плану.
Двадцать третьего февраля, после крепкого застолья и танцев, Сергей с Юлей пошли гулять, а так как на улице было холодно, зашли к Сереге. Затопили печь, включили музыку. Пошли танцевать.
В танце он осторожно тронул губами ее горячий висок с пульсирующей жилкой, глаза с мокрыми ресницами, пылающие, словно от жара, щеки.
Такой горячий туман в голове. Незнакомые, волнующие кровь ощущения.
Хочется, чтобы вечно не кончался этот поцелуй, терпкий, обжигающий губы. Юля выскользнула из его рук и стянула через голову свой свитер. Порывисто прижалась к Сергею подрагивающим горячим телом.
- Я, кажется, люблю тебя, - прошептал Сергей.
- А мне не кажется, - Юля счастливо улыбнулась сквозь слезы. – Я это точно знаю.
Она лежала перед ним на простыне, призрачно–нереальная в неверном жемчужном свете зарождавшего утра.
- Почему ты дрожишь? Тебе холодно?
- Нет…
Юля потянулась ему навстречу и обняла его.
Еще ни один мужчина не видел ее обнаженной, не смотрел на нее так, как Сергей, - словно горячая волна пробегала по ней от его взгляда.
Она вздрогнула от короткой резкой боли. Но эта боль несла небывалое, незнакомое счастье.
«У меня сейчас разорвется сердце – подумала Юля. – Он мой. Полностью мой. Весь… И теперь я его женщина…»
- Я у тебя первый? – потрясенный спросил Сергей, покрывая ее неистовыми поцелуями.
- И, единственный, – ответила Юля.
Как она жила до встречи с ним? Как она вообще могла жить без него? 
Минуты летели, складываясь в часы, а они все не могли оторваться друг от друга, не замечая этого неумолимого течения времени, забыв о том, что каждое прошедшее мгновение приближает разлуку.
Они так и заснули, обессиленные, не разжимая объятий. Они даже дышали одинаково, одновременно вдыхая и выдыхая, словно и дыхательная система у них была общей.   

За время службы в Даурии у Сергея случались мимолетные романы, но все они были скорее авантюрными приключениями. Как говорится, гуляем мы с одними женщинами, а женимся на других. Есть женщины для фуршетов, а есть для жизни. К тому же жениться желающих офицеров было немного, все уже ждали замены, ведь холостяки в этом районе, согласно приказа, служили три года, а женатые – пять лет.
Помнится, была подружка Валя, учительница из гарнизонной школы, подружка Наташа – официантка с поезда Хабаровск – Москва.
С Наташей познакомились интересно. Как-то, зайдя в общагу, Сергей застал в своей комнате компанию. За столом сидели соседи по койке, их девчата и новенькая, Наташа, как она представилась. Мишка сказал, что это его жена приехала.
Михаил – прапорщик, недавно заменившийся из Германии. Все знали, что на большой земле у него остались жена и дети.
Сергею подвинули стул, пригласили к столу, но он отказался, сославшись на то, что сейчас заступает в караул.
Когда через сутки он вернулся из наряда, та же, хорошо разогретая компания, продолжала отрываться. Отказаться уже было не возможно. Выпив штрафную, он основательно захмелел. Сказались сутки без сна.
Вышли на улицу. Сергей растянул меха баяна и, пританцовывая под матерные частушки, лихая компания двинулась по городку. Было холодно и темно.
Днем, возле общежития вырыли яму, глубиной метра два. Никто о ней, конечно, не вспомнил и Сергей, под залихватские аккорды «Цыганочки» рухнул в нее вместе с баяном.
«Отряд не заметил потери бойца» и проследовал дальше. Сергей упал так, что его заклинило между стенкой канавы и баяном. Пытался вывернуться, - никак. Начал кричать, - бесполезно.
Только лишь на танцах Наташа обнаружила, что нет баяниста. Ребятам было уже не до него, и она направилась искать его одна.
Кое-как ориентируясь в ночной мгле, все-таки вышла к канаве. Услышав стоны, напополам с матами, она помогла грязному и злому Сереге выбраться из ямы.
Было уже не до танцев и пошли к Сереге домой приводить себя в порядок. По пути она рассказала, что никакая она не жена Михаилу, а познакомились они в поезде, когда тот ехал в Даурию. Представился майором, испытателем, холостяком. Пригласил Наташу в гости.
Обманул. Оказалось, что он женатый прапорщик, техник роты.
Пустив слезу, пожаловавшись на женскую долю, она попросила разрешить остаться у Сергея до завтрашнего поезда.
Так и осталась на неделю. Позже, приезжала еще несколько раз. В Даурию можно было проехать и нелегально: до Борзи – поездом из Читы, а дальше – шестьдесят километров на попутных машинах. Возможно, она и имела на Сергея серьезные взгляды, но тот относился к ней, как к подружке, тем более, она была старше и имела взрослого сына. В то время, невинность невесты, имела определяющее значение.

Дисциплина среди офицеров и прапорщиков заметно ухудшалась, особенно после известных событий на границе. Видя, что никому нет дела до того, что сотни человек пропали на сопредельной территории, сплошное родство при назначении на вышестоящие должности, задержки с заменой из отдаленных районов до восьми лет, и, зная, что «дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут», младшие офицеры пустились во все тяжкие. Частое употребление спиртных напитков, невыход на службу неделями и месяцами, отказ от заступления в наряд - становились нормой жизни. Приходилось сомневаться в нормальном психическом состоянии некоторых из них.
Вот один из случаев.
В общаге, как обычно, шла пьянка. Один из офицеров подавился огурцом. Упал и умер.
Его подняли, посадили, налили водки и заставляли выпить. В конце концов, кто-то в пьяной обиде на отказ, ударил его в лоб. Тот опять упал.
Утром, когда все проснулись, капитан Мурашов, почему-то, продолжал лежать. Когда его толкнули, он уже был холодным.
Думаете, кто-то испугался?
Ничуть.
Положили Мура на стол, зажгли свечи и начали проводить боевого друга в последний путь. Вскоре, все перешло в обыкновенную пьянку.
Дежурная по общежитию, услышав шум, зашла в комнату. Накричала на ребят, что те вместо службы, какой день гужбанят, увидела Мура на столе и с воплями:
«Мурашов, скотина, вставай!», - начала его тормошить.
Лишь, почувствовав, что тот мертвый, в ужасе выскочила из комнаты.
Прибывшие на происшествие начальник политотдела и прокурор с экспертом, зафиксировали смерть и разогнали компанию.
На то время, это было, в общем-то, рядовым событием.
Были и курьезные случаи. Однажды, будучи начальником патруля, Сергей зашел с товарищем в барак, где тот проживал. Здесь же жила Тамара Михайловна, женщина не определенного возраста, странной внешности, непонятно, как оказавшаяся в приграничной зоне. Жила она одна, работала санитаркой в госпитале и бывала на всех офицерских вечеринках, хотя никто ее туда не звал.
Увидев ребят, она тут же начала набиваться в гости.
Сергей прикрикнул на нее. Тамара отбежала в конец коридора к своей комнате и стала корчить рожи и молоть какую-то чушь. Ну, дура-дурой.
- Я тебя последний раз предупреждаю, смойся с глаз, - в сердцах крикнул Сергей.
Это ее только раззадорило.
Тогда он выхватил пистолет и выстрелил вверх, над головой Тамары.
Тамара упала.
Офицеры подошли ближе.
Она лежала с открытыми глазами, широко раскинув ноги и руки. Из-под нее вытекала струйка крови.
- Попал! – в ужасе подумал Сергей.
Он машинально дотронулся до лужи, поднес руку к лицу и тут вдруг понял, что это моча.
- Ах ты, старая стерва! – облегченно вздохнул он, услышав в ответ хлопок двери, за которой мгновенно исчезла Тамара.

Последнее время Сергей часто лежал в госпитале и ездил на санаторно-курортные лечения, напоминали о себе ранения и контузия.
Отпуск после ранений был самым длительным – девяносто суток. Он провел его в Майори (Юрмала), а затем у родителей. Там его и застал приказ о награждении орденом «Красная звезда».
В Ригу он летел самолетом из Читы через Москву. Из-за задержки рейса, полет пришелся как раз на новогоднюю ночь.
Пассажиров было всего восемь человек. Зашла стюардесса. Поздравив всех от лица экипажа с Новым годом, она предложила коньяк, шампанское и прохладительные напитки. Сергей скучал и мысленно был с друзьями, встречающими любимый праздник. Пассажиры объединялись и встречали Новый год по всем пролетаемым поясам.
- А Вы, почему скучаете? Идемте в первый салон, там интереснее, - предложила стюардесса Сергею.
В первом салоне пассажиров не было. Стоял накрытый стол, вокруг которого сновали члены экипажа. Указав на кресло, она прошла в кабину.
 Вскоре члены экипажа и приглашенные обступили стол, и вошедший командир корабля поздравил всех с Новым годом по Иркутскому времени. Выпили, завели разговоры.
Праздновали по Красноярскому, Новосибирскому, Омскому, Свердловскому времени, ну, в общем, до самой Москвы. Появилась гитара, пели песни, кое-кто пытался пуститься в пляс, но их тут же остепеняли, все-таки это был полет.
До Москвы добрались без происшествий. Кто вел самолет? Или он шел на автопилоте? – осталось загадкой. Сергей помнил, что был в кабине пилотов, пытался взять управление самолетом на себя, но его вежливо и аккуратно вывели. Затем, о чем-то долго шушукались и целовались со стюардессой.
 
Путевка была в санаторий Балтийского флота. В комнате на троих уже жили летчик и подводник.
Познакомившись, друзья предложили Сергею осмотреть побережье. Шли мимо пивного бара, где уже с утра толпились отдыхающие. Проблемы с пивом и со спиртным были в то время и в Прибалтике.
Решив размяться пивком, ребята встали в очередь. Сергей, заняв столик, разрезал на нем килограммовую горбушу, привезенную с собой из Забайкалья.
 Красную рыбу им выдавали на паек, а вообще-то, она стояла бочками на складе. Брали столько, сколько было необходимо. Бывало, что она залеживалась в холодильнике, засыхала, и ее просто выбрасывали.
Увидев столько качественной закуски к пиву, его обступили мужики. В глазах каждого читалась мольба: «Дай попробовать». Сергей с удовольствием угощал всех желающих.   
Подошел хозяин бара, маленький толстенький «хачик».
- Это ваша рыба? – спросил он Сергея.
- Моя.
- Зайдем в кабинет, есть разговор.
В подсобке он попросил Сергея продать рыбу.
- Продать – нет, а угостить – с удовольствием, - ответил Сергей и отдал ему всю рыбу, оставив ребятам по кусочку.
В дальнейшем, Сибирцев занесет «хачику» еще несколько рыбин, за что почти месяц, бесплатно и без очереди, будет пить пиво в этом кафе.
После пивной, друзья спустились к набережной. Дул холодный северный ветер, отдыхающих не наблюдалось, и ноги сами понесли в недалеко стоящий, выступом в море, ресторан. Зеркальный зал и хрустальная посуда производили впечатление. Взяли устриц, коньяку и под тихий, медленный блюз, моряки рассказали Сергею о жизни в санатории и местных достопримечательностях.
К концертной программе, посетителей значительно прибавилось.
Выступали «Самоцветы». Обстановка была празднично-торжественная. Начались танцы и  ребята пошли приглашать девчат.
Время промелькнуло незаметно. Однако, русская душа только развернулась, она требовала праздника, поэтому, когда объявили о закрытии, ребята решили спуститься в ночной бар.
Места заняли возле сцены, для VIP гостей. Из меню были лишь кедровые орешки, мандарины и коньяк. В час ночи началось представление варьете.
Андрей, моряк, был уже в таком подпитии, что кидался шкурками от мандарин в танцовщиц. Одна из них поскользнулась и растянулась прямо посреди сцены. К столу подбежали ребята из охраны. Они молча подняли друзей за руки  и, буквально, вынесли на улицу. Опустились по лестнице к морю и окунули головой перебравших приятелей в воду. Проделали экзекуцию несколько раз и, убедившись, что офицеры пришли в себя, вежливо объяснили правила поведения. Вернувшись с ними в ресторан, дали им на входе по полотенцу.
- А мне здесь нравиться, теперь я узнал, что такое прибалтийское гостеприимство, - бодро сказал Андрей.
Купив у швейцара букет цветов, он пошел к танцовщицам извиняться. Вскоре, все вместе сели за столик, и девчата смело, и как-то обыденно, устроились на коленях у ребят.
Праздник продолжался. Девчата пошли танцевать второе отделение, а к столу подошел один из охранников и поинтересовался:
- Ну, как девочки?
- Отлично! Надо бы продолжить знакомство.
- Нет проблем. Каждая по пятьдесят рублей.
Ребята притихли. Они впервые сталкивались с платными ночными бабочками.
Сомневались недолго. Неизвестное всегда интересно и Андрей пошел к охраннику договариваться.
Дальнейшие события Сергей вспоминал с трудом. Танцевали, затем ездили по побережью на машине, сидели за столом в частном доме, толкали на берегу какую-то «инвалидку» (мотоколяску).
Разбудили его уже утром. Он спал в «инвалидке» на пляже, а вокруг шумело море.
- Где это мы? – спросил Сергей у открывшего дверь машины Андрея.
- В гостях у русалок, - хохмил тот.
- А Коля где?
- С девчатами в доме.
- А я, что тут делаю?
- Машину свою охраняешь. Ты вчера ее у деда – инвалида за четыреста рублей купил. На ней сюда и приехали.
Сергей вылез из машины, умылся в море, достал портмоне и подсчитал итоги вчерашнего гульбища.
От двух с половиной тысяч рублей оставалось восемьсот.
-Да, неплохо гульнули, пора завязывать, - с тоской подумал он.
Из дома выбежали вчерашние девчата из варьете и весело попрощавшись, сославшись на занятость, тут же исчезли.
Андрей и Коля, посчитав деньги, тоже приуныли. Оптимизма прибавляло лишь то, что через два дня они уже уезжали.
- Но зато, какая ночь была! – закатив глаза, предался с наслаждением воспоминаниям Николай.
Закатив машину во двор, ребята направились в пивной бар лечить головы.
Через два дня, после отвальной в ресторане, Сергей проводил их к поезду. Сам же вплотную занялся здоровьем и три недели жил строго по санаторному распорядку дня, выполняя все рекомендации лечащего врача.
Через две недели его нашел дед, у которого он купил «инвалидку». Он пришел за оставшейся суммой.
Сергей, конечно, обрадовался, что нашелся хозяин машины, извинился перед дедом. Сказал, что машина ему не нужна. Нашли двор, в который загнали ее и, рассчитавшись, расстались с дедом друзьями.

В холостяцкой жизни  у Сергея были еще две поездки в санатории: в Межгорье в Закарпатье и в Дарасун в Забайкалье.
Курорт Дарасун запомнился двумя сопками: «Дунькин пуп» и «Майоровы штаны» и тем, что в первый же день «загудели» на них с медперсоналом. В себя начал приходить лишь через четыре дня, когда давление уже зашкаливало. Тогда то впервые он и задумался об образе своей жизни, надо было его менять и коренным образом. На беседу его вызвал начмед санатория и, назначив курс лечения, посоветовал серьезно заняться своим здоровьем.
- Не смотря на молодость, при такой жизни, до майора не дотянешь, - сказал он.

Во время лечения Сергея в госпиталях, да и в повседневной жизни, рядом с ним всегда была Юля. Друзья не раз подзадоривали, что если не женится на ней, то отобьют.
Однажды Юля пришла со слезами на глазах и, волнуясь, призналась, что она беременна. Серега обрадовался и воспринял это, как должное. На июль была назначена свадьба.
Веселились два дня. В ту пору были в моде комсомольско-молодежные свадьбы. Невеста вся в белом, жених в парадной форме. В общем, все как у людей.
Через пол года родился сын. Узнав об этом, Сергей устроил мальчишник, на котором Игорь Трубаев, друг,  вдруг разнылся:
- Вот, у тебя семья, сын, а я один и мне плохо.
-А, что же ты с Маринкой до ума так и не довел? – спросил Сергей. -  Какой то ты не решительный.
- Куда уж больше решительности, если уже двое от меня беременные?
Да, это действительно было так. Маринка и подруга Игоря на родине, ждали детей.
- Ну, вот и определяйся, - посоветовал Серега.
- А, вот и женюсь, – решительно сказал Игорь, - прямо сейчас.
- Нет проблем. Поехали.
- Поехали.
И друзья пошли ловить попутку до Забайкальска, где к тому времени в больнице работала Марина.

Попуткой оказался милицейский Уазик. Водитель так его гнал по бездорожью, что когда начался занос, никто не удивился.
Машина дважды перевернулась, подлетела вверх и всей массой рухнула в канаву. У Сергея вылетели ноги в открывшуюся заднюю дверь, и удар пришелся на них. Серега взвыл, из глаз посыпались искры. Менты засуетились, кое-как приподняли борт и высвободили ноги.
- Синяки, конечно, будут, но кости вроде целы, - подумал Сергей.
В это время выполз из машины Игорь. Все на нем было в норме, за исключением правого уха, которое болталось на хряще. Из раны лилась кровь.
У ментов, кстати, даже фуражки не слетели.
А вот машина была разбита вдребезги.
Примотав ухо к голове носовыми платками, и оставив ментов у машины, друзья направились ловить попутку.
Обратного транспорта не было, пришлось ехать в Забайкальск. В районной больнице нашли Маринку и под ее охи-вздохи направились в травмпункт.
Ухо Игорю пришили на место и забинтовали голову. Тут он и решился предложить Маринке руку и сердце. Та, сначала, восприняла это как очередную хохму и долго смеялась, затем вдруг обиделась и, послав ребят куда подальше, надолго пропала.
Ребята удивленно переглянулись, пожав плечами. Действия Маринки как-то не вписывались в разработанный ими сценарий женитьбы.
Отступать было уже нельзя и, взяв на себя роль свахи, Сергей пошел искать ее.
Та долго ломалась, удивляясь срочности решения вопроса, да еще в таком состоянии жениха: пьяного и травмированного.
Сергей, все-таки, помог ей принять правильное решение, убедив, что если не сейчас, то уже никогда. И Маринка сдалась.
О свадьбе они сообщили главному врачу. Тому понравилась их история и, дав Маринке краткосрочный отпуск, выделил Уазик, на котором свадебная процессия двинулась к ее родителям в Абагайтуй.
Отца и мать это известие сначала привело в состояние шока, но вскоре все завертелось, зашумело, начались приготовления.
Готовились всю ночь. Забили кабана, собрали самогона, а на утро пошли в сельсовет расписываться.
Сергей и Галя, подруга Маринки, были свидетелями.
Гуляли два дня, а на третий Сергей вспомнил, что у него жена в роддоме. Оставив свадьбу веселиться дальше, они с Игорем уехали в Даурию.
Юля с Ваньком были уже дома, помог военторг. Она сначала сильно обиделась, да и было за что, но постепенно все уладилось.
А через три дня к ним пришел Игорь, пришедший в себя после загула. Узнав, что он уже женатый мужчина и скоро будет отцом, сначала огорчился. Но, поразмыслив, сообщил об этом телеграммой своим родителям, которые ждали сына домой на свадьбу, но уже с другой невестой, и уехал на побывку к Маринке.
Так и у Игоря с Маринкой началась семейная жизнь, а через четыре месяца родился Максим. Ухо приросло хорошо.

Отдаленность от цивилизации, сложные бытовые условия, недостаточность женского тепла в сугубо мужских коллективах, приводило к частым семейным драмам и любовным историям, которые вряд ли произошли на большой земле.
У Сергея свадьба была в один день со свадьбой командира полка. Тот женился на молодой женщине из военторга, бывшей жене начальника госпиталя. В то же время, его бывшая жена, женщина бальзаковского возраста, в этот же день выходила замуж за молодого лейтенанта, начальника клуба полка.
Еще пример. К молодому лейтенанту приехала мама. Погостив неделю, она вышла замуж за друга сына, такого же лейтенанта.
Или такое. Во время танцев в Доме офицеров, один из лейтенантов в разговоре задел честь жены другого, тот вынул пистолет и застрелил его.
Бывало и такое, что жены офицеров, открыто изменяли мужьям с солдатами. Те знали и терпели. Это трудно было понять.
Отдушиной были редкие поездки в Читу. Областной центр, со своими культурными и развлекательными центрами, позволял несколько скрасить армейские будни.
Драмтеатр; кинотеатры «Удокан», «Родина», «Пионер»; рестораны «Забайкалье», «Даурия», «Аргунь», - здесь постоянно встретишь офицеров из приграничных районов, отдыхающих по полной программе.
Днем ходили по магазинам, рынкам и кино, а вечером обязательно посещали ресторан. Причем, первые два дня все шли обязательно в «Аргунь». Это был самый большой, на четыреста посадочных мест, ресторан. Светлый, современный, огромный зал его, напоминал футбольное поле. Собиралась, в основном, молодежь, играла современная музыка, и было весело, громко и бесшабашно.
Позже шли в «Даурию». Здесь хорошо проводить романтические вечера. Шикарный, дорогой ресторан, имелись отдельные кабины. Публика уже более состоятельная, на столах хрусталь и свечи, музыка медленная, навевающая ностальгические чувства. Любимое место золотоискателей с приисков.
«Забайкалье» посещали уже в конце отдыха, когда «финансы поют романсы» и надо было считать деньги, чтобы осталось на обратный билет. Обычный, без изысков, сравнительно дешевый ресторан. Традиционное меню: салат оливье, заливное, котлета по-киевски и водка. ВИА играет все, что попросят. Вполне можно приятно провести время.
Останавливались обычно в гостиницах, дав сверху администратору.

Семейный быт, уже старшего лейтенанта Сибирцева, постепенно налаживался. Вскоре получили комнату в трех комнатной благоустроенной квартире, а затем долгожданную отдельную однокомнатную квартиру. Горячей воды, конечно, не было, топили дровами титан. Необходимая мебель -  казенная, с инвентарными номерами. Питались продовольственным пайком. В общем, были на полном государственном обеспечении. Деньги шли на сына, отпуска, редкие праздники и ложились на книжку.
С семьями офицеров и прапорщиков проводились занятия по воинским дисциплинам. Раз в неделю жен и взрослых детей вывозили на полигон, где они стреляли из пистолетов и автоматов, пулеметов и гранатометов. Метали гранаты. Выполняли нормативы по надеванию общевойскового защитного комплекта и противогаза, бегали в них. Учились оказывать помощь раненым. Желающие водили БМП и танки. Через год занятий Юля могла дать фору любому пехотному лейтенанту. Особенно хорошо у нее получалась стрельба из пистолетов «по-македонски».
Когда Ванек подрос, Сибирцев так же часто брал его с собой на полигон, приучая с ранних лет к нелегкой армейской жизни. Вскоре тот и сам просился пожить в солдатской палатке, пострелять из пистолета и пулемета.
Офицерские семьи 70-х – 80-х годов вполне могли постоять за себя, и даже вести самостоятельно боевые действия.
Были задержки с денежным обеспечением, но их редко кто замечал. При длительной задержке, командир полка обращался к Сергею. Сибирцев, к тому времени, знал уже практически всех в приграничном районе.
Еще во время строительства укрепрайона он познакомился со старым чабаном, бурятом, Героем социалистического труда, дедом Кешей. Сергей изредка заезжал к нему по пути в Краснокаменск. Деда можно было слушать до утра, такой он был непревзойденный рассказчик. Жил он один на кошаре, имел в хозяйстве больше тысячи овец (сколько точно и сам не знал), да две собаки, верных кавказца.
Жена умерла. Две дочки, уже взрослые, разъехались по городам в поисках лучшей доли. Они изредка приезжали к отцу за деньгами, да показать, как растут внуки.
До ближайшего села восемьдесят километров. Сергей завозил Кеше хлеб, заливал бензином его старенький движок, помогал по хозяйству.
Когда командир полка, в очередной раз, попросил Сергея помочь с деньгами, тот, не задумываясь, взял машину и, загрузившись на складе продуктами, двинулся к деду.
Увидев Уазик еще издали, дед вышел навстречу. Обнял Сергея и, смахивая ладонью слезы радости, цокая языком, приговаривал:
- Ах, как «карашо!» Как «карашо!»
Зашли в домик, сели за стол. Сергей выставил водку и спирт. Дед – целый таз бешбармака.
- Должен ветеринар наведаться, вот и готовлюсь, - сказал он.
В разговорах незаметно пролетел день. Под вечер приехал районный ветеринар и присоединился к ним.
Под утро Сергей засобирался. Уже выпив на посошок и садясь в машину, услышал, как дед ему крикнул:
- Серега, подожди, я тебе сейчас барана заброшу, с ребятами шашлыков поедите. А, ты вообще-то, чего приезжал?
У Сергея, от волнительной встречи, денежный вопрос вылетел из головы.
- Да, я и забыл. Командир просит у тебя денег взаймы. Зарплату задерживают.
- Зайди в чулан, возьми сколько надо.
Сергей зашел в подсобку, но ничего кроме мешков там не было.
- Тут только мешки стоят.
- А, сколько тебе надо?
- Не знаю, тысяч сто, наверное.
- Бери два мешка, там тысяч сто пятьдесят должно быть.
Сергей, даже не взглянув на содержание мешков, завязал их веревками и закинул в машину.
- Ну, давай дед, до встречи!
- Пока, привет командиру. Приезжай еще.
Вернувшись в полк, Сергей занес мешки начальнику финансовой части, доложил командиру полка и занялся своими делами.
 Долг Кеше отдали через две недели.
На предложение Сергея посчитать деньги, дед ответил:
- Да, что их считать. Все равно лежать будут, пока мыши не сгрызут. Или дочки заберут.
В этом была видна чистота русской души жителей отдаленных районов, не отравленная еще золотым тельцом.
Спустя много лет, когда деньги в уже бывшем Советском Союзе стали наркотиком, Сергей с упоением вспоминал Кешу и то время, когда советский человек был свободен от поклонения рублю и доллару.
               
                5

Замена пришла только на седьмом году службы. Ее уже перестали ждать. К этому времени, старший лейтенант Сибирцев стал «зубром» в вопросах, которые касались приграничных дел. Он неоднократно обращался к командованию с вопросом перевода его во внутренний округ, так как давно уже отслужил все положенные сроки службы в отдаленных районах. Да и по состоянию здоровья он не мог быть здесь.
Однако, никого это не волновало. Были моменты, когда Сергей плевал на все и неделями не выходил на службу, но и это прощали, лишь бы он оставался на месте. Его сослуживцу, лейтенанту, в подобной ситуации, не выходившему на службу два месяца, устроили показательный суд, разжаловали и дали четыре года тюрьмы.
Поэтому, замену ждали, как солнца в ясном небе. Об этом чаще всего разговаривали в офицерском кругу и завидовали белой завистью тем, к кому он, заменщик, уже приехал.
Однажды, руководя бригадой по ремонту офицерского общежития (ждали высоких гостей), Сергей столкнулся в туалете с незнакомым полковником.
- Ты, почему не на службе, старлей? – недовольно пробубнил начальник.
- Я здесь старший по ремонту, - ответил Сергей.
- А что, у командира прапорщика не нашлось?
- Не знаю. Я, вообще-то, в полку давно не был. Бастую.
- А, что так?
- Да вот, седьмой год здесь лямку тяну, а замены все нет.
Полковник на минуту задумался, затем расспросил Сибирцева о службе и вдруг предложил:
- В Сибирский округ поедешь?
- Конечно, поеду! Отсюда, хоть к черту на кулички! – удивленно и восторженно вскликнул Сергей.
- Ну, что же, ожидай. Я из отдела кадров Ставки. Время замены, как ты понимаешь, в этом году уже закончилось, поэтому зря обещать не буду, но чем смогу – помогу.
Сергей, понимая, что это отговорка очередного начальника, вскоре забыл об этом разговоре.
Месяц спустя, в дверь громко постучался посыльный:
- Товарищ старший лейтенант, Вас комбат вызывает.
- Скажи, что дома никого нет, - не вставая с кровати, отозвался Сибирцев.
- Хорошо, я скажу, только дело в том, что к Вам заменщик приехал!
После этих слов, Сергея словно подбросило с кровати. Он открыл дверь, затащил посыльного.
- А ну, повтори, что ты сказал!?
- К Вам, заменщик приехал!
- Ты что, серьезно? – не мог поверить своим ушам Сергей.
- Серьезней не бывает. Он в штабе батальона.
- Жди меня! – крикнул Сибирцев и бросился одеваться.

В штабе батальона, довольный комбат, представил ему заменщика. Это был лейтенант из ГСВГ.
- Но ты, Серега, губу особо не раскатывай, Германия тебя не ждет, очевидно, туда едут более достойные. Согласно предписанию, едешь в Новосибирск, в распоряжение командующего Сиб. ВО, - остудил Сибирцева комбат.
Серега понял, что вместо него в Германию поехал человек того полковника, а он, как и договаривались, едет в Сибирь.
- Ну, в Сибирь, так в Сибирь, тоже неплохо, к теще на блины, - ответил Сергей.
Позвонили из штаба полка. Сибирцева вызывал командир.
Сергей подумал:
- Ну, сейчас начнут палки в колеса ставить, не дадут нормально замениться.
- Товарищ старший лейтенант, а как это, минуя штабы полка и дивизии, вам удалось замениться? – официально обратился командир полка.
Возмущенный Серега пошел ва-банк:
- Товарищ полковник, уж вам ли не знать, что я отслужил все допустимые сроки службы в отдаленных районах? И, если посмотреть личное дело, служил неплохо, имею правительственные награды. А если вашим штабам по хрен моя дальнейшая судьба, то это не моя вина, а проблема, которую я вынужден решать сам. Вам хорошо рассуждать, вы сын Министра обороны, годик у нас побудете и дальше, на генеральскую должность. Обо мне же, некому заботиться, я из рабочей семьи.
- Ну-ну, не кипятись, это я так, для профилактики, - примирительно сказал командир, - я слышал, у тебя там проблемы с заменой, вместо Германии едешь в Сибирь. Может помочь?
- Не надо, товарищ полковник, мне помогать. Единственная просьба – не мешайте, - нервно произнес Сибирцев.
- Ну, как знаешь. Зайди перед отъездом. Разговор есть.

Из части вышли вместе с заменщиком.
- Когда приступим к приему-сдаче должности? - поинтересовался Владимир.
- Успеем. Дела и имущество к сдаче давно готовы. Я тебя очень долго ждал, поэтому сначала отметим нашу встречу.            
На базе военторга взяли ящик коньяка, сообщили о замене Юле и направились домой. Юля очень обрадовалась, ведь они ехали почти к ней на Родину.
Приезд заменщика, действительно, был самым большим праздником в отдаленном гарнизоне. Вскоре собрались друзья. Загуляли так, что пришедшая с работы Юля обнаружила в своей постели раздетого и мирно посапывающего Вову. Сергей же в это время продолжал шарахаться по гарнизону и праздновать замену.
Через три дня, после приема-сдачи должности, отправили контейнер с личными вещами.
На отвальную собрали всех друзей и сослуживцев. Были и Игорь с Маринкой.
Сергей торжественно вручил заменщику три конверта:
- Первый откроешь сразу, как я уеду. Второй – когда совсем будет хреново, а третий – за год до замены. Если будешь действовать так, как там написано, служба пролетит незаметно.
Эти конверты дал Сергею его предшественник, и они передавались от заменщика к заменщику.
В первом было написано: «Вали все на заменщика».
Во втором – «Сожми зубы и держись».
В третьем – «Посылай всех на хрен и жди замены».

На вокзал провожать пришла вся Даурия. Приехал на Уазике Вася Тесля, начальник штаба полка. Несмотря на разное служебное положение, они с Сергеем давно были в приятельских отношениях. Высот своих Вася достиг благодаря дружбе и совместной учебе в академии с командиром полка. Однако, вскоре его взлет закончится из-за любви к рюмке и его сошлют с понижением в укрепрайон.
Вася выпил штрафную, сразу же захмелел и полез к Сергею целоваться, затем вдруг вспомнил, что его послал командир полка за Серегой, чтобы попрощаться, но было уже поздно и поездку отложили.
В вагон заходили, как и положено, по белой простыне первой категории, брошенной на ступеньки. К последнему вагону привязали веник, чтобы замел обратную дорогу.
Последний посошок и под звуки «Прощание славянки» поезд Пекин - Москва увез чету Сибирцевых к новому жизненному этапу.               
               
                6

В Сибири они служили пять лет. Год в Новосибирске и четыре года в Юрге. Между ними был Афган.
Было бы неправильно сказать, что возможности получить роту или пойти на повышение у Сибирцева не было вообще. Была такая возможность. Но для этого надо было переступить через себя. Надо вступить в партию, возглавляли которую «хамелеоны», лизоблюды, воры и вруны. Сергей этого сделать не смог. Вступить в нее, значит предать память отца и деда, коммунистов от сохи. А раз так, то приходилось и дальше «долбить Ванькой-взводным».
Двойная мораль выводила из себя. По телевидению, в газетах, на партийных собраниях говорили одно, а в курилках и на кухнях – совсем другое. Слова и дела партийной верхушки противоречили сами себе.
Обязательное конспектирование ленинских работ, книг и речей партийных лидеров не поддавалось разуму обывателя. Сибирцев на политзанятиях пытался отделить плеву от зерен и давал солдатам ту информацию, которую считал нужной, не засоряя их молодые мозги разной политической «туфтой», за что неоднократно получал взыскания от парторга и замполита.
Рыба гнила с головы под руководством коммунистической партии.
Положение ненадолго изменится, когда к власти придет Андропов. Дело по Елисеевскому универмагу, Узбекское дело и ряд других покажут, насколько глубоко прогнил наш уже далеко не социалистический строй. Страна была раковым больным. Чем выше «хлебная» должность, тем хуже был подонок «лежащий» на ней. Прикрываясь красивыми словами о партийных принципах демократического централизма, эти «жирные коты» разложили социализм изнутри. А когда увидели скорую свою кончину, срочно «перекрасились», предложили свои услуги Западу и совершили буржуазный переворот.
Забегая вперед, скажу, что Сергей Сибирцев был всегда в оппозиции к существующей власти. И в компартию он вступит тогда, когда ее разгонят и запретят. А с другой стороны, именно в возрожденной в июне 1993 года партии, освободившейся от всей этой многолетней «накипи», останутся истинные коммунисты, у которых слово не расходится с делом. Именно на них сегодня равняется вся прогрессивная молодежь и пополняет ряды партии.

В Новосибирске служили в центре города, на Каменке, в семнадцатом военном городке. О квартире речи не шло, поначалу жили прямо в штабе пятьдесят девятого мотострелкового полка. Условий, естественно, никаких. Даже в туалет выйти Юле было проблематично, не говоря уже о приготовлении пищи и уходе за маленьким сыном.
Вскоре сняли комнату в частном доме возле части. Несмотря на отсутствие благоустроенного жилья, все были довольны, что наконец-то живут в мегаполисе и все свободное время посвящали походам в театры, цирк, зоопарк и кино. Ведь в молодости так хочется познавательных развлечений. Часто просто гуляли по городу, его паркам и скверам.
Служба в центре столицы Сибири, под боком у тещи их устраивала, если бы не два вопроса: профессиональный рост и проблема с получением благоустроенной квартиры.
Юля сразу же устроилась в военторг и работала уже старшим бухгалтером.
Командировки и полевые выходы занимали большую часть жизни, порою неделями и месяцами Сергей был в отрыве от дома.               
Особенно запомнилась командировка в деревню Кыштовка, на север области, где Сибирцев проводил сборы с «партизанами».
В Кыштовку летели «кукурузником» АН-2. Постоянные воздушные ямы, взлеты и падения вымотали так, что после приземления, каждый зарекся летать на этом виде транспорта.
Встретили их, чуть ли не всем селом, как дорогих гостей. Районный центр, расположенный среди лесов и болот, имел единственную надежную связь с большой землей – еженедельный самолет.
Для проведения занятий прибыли три офицера и шесть бойцов.
Время было уборочное, поэтому, председатель колхоза сразу же попросил войти в его положение и по возможности освобождать от занятий офицеров и прапорщиков запаса, которые сейчас нужны в поле, ну прямо по горло.
Возле самолета выстроилась колонна из десяти машин, как сказал председатель, для мобильности.
Занятия, вникнув в трудности села, решили проводить не в аудиториях, а прямо в поле. В обстановке, так сказать, приближенной к боевой. И поближе к месту уборки урожая.
Преподавателей поселили в районной гостинице. Каждое утро, колонна машин с военнообязанными отправлялась на занятия.
Первые дни занятия шли по десять часов, но затем председатель прямо взмолился, чтобы отпустили механизаторов. Его можно понять – хлеб всему голова!
Пришлось пересмотреть расписание занятий. Теперь, с утра два часа занимались, затем председатель забирал людей, а гости ехали на охоту, рыбалку и по грибы.
Этот месяц отдыха на дикой природе запомнился на всю жизнь. Охотились на лося и изюбра, ловили на лесном озере щук и окуней, собирали белые грибы и подосиновики, били кедровые шишки. Все это заготовили впрок и привезли домой.

Летом часто ездили отдыхать на Обское море, в Академгородок. Зимой катались на лыжах в Заельцовском парке.
Жили рядом с оперным театром, поэтому, смотрели все премьеры, но больше любили ходить на оперетты и музыкальные комедии.
В рестораны Сергей попадал редко. В основном, обмыть с друзьями-офицерами окончание проверки, отметить день рождения или присвоение очередной звезды.
Кутили обычно в «Сибири» или «Центральном» на Красном проспекте.
Старший лейтенант Сибирцев уже почти год исполнял обязанности командира роты связи, но утвердить его в этой должности командование почему-то не спешило.
Однажды, после очередного прибытия с полигона, дома его ждало неожиданное известие. Судьба приготовила очередное испытание. Ему вручили предписание об откомандирование в распоряжение командующего Туркестанского Военного Округа.

               
                7

Обычно офицеры, впервые прибывающие в Афганистан, вылетали в Кабул из аэропорта Тузель, расположенного на южной окраине Ташкента. В Кабульском аэропорту у рампы «Ил-76МД», в просторечии «скотовоза», их встречали представители комендатуры и строем вели на пересыльный пункт, расположенный на задах аэродрома. Далее следовали беседы в штабе 40-й армии, на честно завоеванном холме во дворце Амина. Дворец, посеченный осколками и пулеметными очередями, производил грустное впечатление, но заставлял задумываться о том, что раньше в нем жилось неплохо. И только в Кабуле можно было окончательно узнать место своего назначения. И опять ждать рейс на Шиндан, Кундуз или еще куда назначено. В армии в «кадрах» решают все. Могли и должность новую предложить. Могли и в ТуркВО вернуть, даже с повышением. Отметился в Афгане и ладно, дальше служи Отечеству на самых южных рубежах. Воину не стоит задумываться над тем, куда и зачем его посылают. Все одно – пошлют. Его дело: победить и выжить. Иногда эти две задачи сливаются в одну. Ну, скажем, какой выбор был у солдата и офицера, когда впереди маячил Афган? Жизнь была так устроена, что с пеленок звала к подвигу, жертве во имя не важно чего. Нетрудно было бросить в Афганистан сто тысяч бойцов – могуч был Советский Союз своим живым военным весом. Труднее было занять их делом, ведь подвиг требует постоянного напряжения. А чертовы «душманы» в лобовую атаку не шли, под танки не бросались, предпочитая пассивное сопротивление. Они обнаружили хорошее знание партизанской тактики. Это было возмутительно! Ведь ничто так не разлагает регулярную армию, как борьба с партизанами.
В Кабуле много экзотических достопримечательностей: район старого города с глиняными, стоящими один над другим (а издали кажется, что друг на дружке) домиками, с глухими улочками, на которые не выходит ни одного окна. К достопримечательностям Кабула относятся, конечно, базары и бесконечные торговые лавки – дуканы, где можно купить все: от японских магнитофонов до кучки дров. Кроме базаров – мечети, дворцы, Колонна независимости.

Ощущение собственной земли – той, где родился, своей деревни, городка, улицы, на которой жил, стократ обостряется, делается пронзительным, когда находишься от этой земли далеко; она обязательно начинает сниться по ночам. И чувствуешь себя тогда легко, свободно, счастливо, вслушиваешься в знакомые крики птиц, в шебуршанье  воробьев в пыльной листве, в шорохи ветра и медовый звон летней тишины, и почему-то тебе кажется, что ты еще совсем пацан босоногий, что все еще впереди, в том числе и первое увлечение, первая девчонка в жизни. Но потом неожиданно оказывается, что все это сон, явь же совершенно другая, и становится неловко перед самим собой, перед тем, что обманулся.
Где-то недалеко ударил выстрел. Звук откатился в сторону, пробежался по глиняному подножью гор, вернулся, вывел Сибирцева из сна.
Недавно ночью стряслась такая вот неурочная стрельба, громыхнул один выстрел, другой, а потом оказалось, что в соседний кишлак пришли «душманы». Они вооружены так, как регулярные части не вооружаются. Есть у них и гранатометы, и автоматы, и пистолеты, целый склад патронов. Еще любят из буров – старых винтовок, оставшихся здесь с поры английских экспедиционных корпусов, стрелять.
Вчера Сибирцев, проходя по базарчику, увидел на дверях одного дукана объявление, написанное по-русски на листе ватмана зеленым фломастером. Буквы хоть и были начертаны сикось-накось и слова перевраны, но смысл передавали правильно: «В нашу дукан поступили новый кожаный изделий и дубленки».
Это для нас, недавно прибывших сюда, написано.

Старший лейтенант Сибирцев прибыл для прохождения дальнейшей службы в сто третий отдельный полк связи, дислоцирующийся в Кабуле на должность командира роты.
Представившись командиру полка, он тут же был откомандирован возглавить сводную роту, которая обеспечивала охрану строителям электростанции за сто километров от Кабула.
- Выручай, – сказал командир, -  срочно надо, а послать некого. -  Побудешь там неделю – две, а потом примешь свою роту. Утром в том направлении выходит мотострелковый батальон, с ним и доберешься. А пока иди в штабную палатку, там тебя поставят на все виды довольствия и оформят.
Палатки в лагере самые разнообразные. Вот рядок маленьких, шатровых. Через дорогу – палатки другого размера и другой формы: длинные, прямоугольные, с плоскими крышами, над которыми торчит не одна, а несколько печных труб. В такой палатке без тесноты размещается взвод, а то и подразделение побольше. Есть палатки узкие, вытянутые; есть с несколькими входами-тамбурами; есть и многосекционные, перегороженные внутри брезентовыми стенами. В некоторых с первого дня стоят деревянные нары – значит, командир запасливый, догадался прихватить из Союза побольше досок. Наилучшие печки – «поларисы»: труба с горловиной для заливки солярки и полосой дырок - поддувом. Общая деталь интерьера – деревянные стояки с автоматами.
Первая ночь на афганской земле. Почти на ощупь шел от штаба к длинной шеренге палаток. Светили маленькие колючие яркие звезды, словно наклеенные на гигантское полотно купола. На гребнях холмов просматривались силуэты боевых машин сторожевого охранения.
Перед палаткой споткнулся о столбик, свалил крышку привязанного к нему рукомойника. Откинув в тамбуре один за другим три брезентовых полога, протиснулся-таки внутрь, на мгновение ослеп от яркого электрического света. У центральной опоры под лампой брился электробритвой незнакомый офицер, придерживая коленкой ненадежное соединение вилки с самодельной розеткой:
- Сосед сегодня не ночует, место самое хорошее, у печки. Располагайся.
Прислушиваясь краем уха к разговору офицеров о службе, Сергей тихонько и сладко начал похрапывать.

Батальон вышел из расположения до рассвета. По узкой дороге вытянулась цепочка огней. Впереди лязгали гусеницами, скрежетали стальными днищами по валунам боевые машины пехоты, следом шли крытые брезентом грузовики с минометами, палатками, боеприпасами, походная кухня, агитационная машина. Замыкало колонну боевое охранение. Сергея взял в свою командирскую БМП командир батальона – капитан. Впереди них шла только головная походная застава: красные кормовые огни ее машин, удаляясь, вспыхивали на подъемах дороги. Дорога была тяжелой, без покрытия. Собственно, даже не дорога, а петляющий каменистый путь между пологих холмов, похожих друг на друга, как штормовые волны.
Грохот и гул родились внезапно. Обвал? Нет, в грохоте ясно выделился неотчетливый, размытый горным эхом треск пулеметных очередей, потом сухие, тоже исковерканные эхом винтовочные выстрелы, беспорядочный стрекот автоматов, протяжный человеческий крик.
Стреляли впереди, за скалой, прикрывавшей поворот, куда ушла разведка, стреляли и по скале – ее край вспыхивал злыми искрами.
Уставшие разведчики проморгали засаду.
Спустя несколько секунд грохот выстрелов разом ослаб, автоматы умолкли вовсе. Комбат спрыгнул с машины и бросился к скале.
От первых выстрелов до прыжка капитана прошло очень мало времени. Уже схлынула ошеломленность, возвратилось чувство реальности. Сергей понял, что комбата надо остановить – кто без него будет командовать боем? Сгруппировавшись, тоже метнулся к скале, в лицо брызнула каменная крошка, провизжала на рикошете пуля. Поздно: комбат, согнувшись едва не в половину роста, наугад строча из автомата, бежал по каменистому пустырю к пулеметам.
Сергей почувствовал сильный удар в каску, от которого она сползла на лицо. Схватившись за тонкую сталь, порезал пальцы о края рваной дыры на макушке – пуля пробила каску, задела стропу подшлемника, скользнула мимо головы.
«Душманы» частыми залпами стреляли по скале, ее заволокло каменной пылью. Сергей метнулся вперед, высматривая камень побольше, чтобы укрыться от пуль. Они взвизгивали то справа, то слева, летевших навстречу не было слышно, и оттого казалось, что бежать вперед безопаснее. Прежде чем залечь, Сергей промчался едва ли не полную стометровку. Рухнув и откатившись за камень, защищавший от огня с ближайшего склона, огляделся. Рядом солдат не было: одни отстали, залегли, стреляя по склонам из-под камней, другие полегли навсегда в уродливых неживых позах. Лишь впереди кривыми прыжками продолжал бежать на пулеметы комбат.
Вдруг он резко обернулся, словно незримая сила крутанула его за плечи, ввинчивая в землю, и тяжело повалился на спину. Пулеметы сразу перенесли огонь, длинная очередь ударила по камню, за которым лежал Сергей. Он отполз в сторону, невольно открывшись стрелкам с ближнего склона. Теперь те били прицельно. Одна пуля ударила в рукав, другая обожгла волосы, и он снова нырнул за камень. Пулеметы захлебывались, но их очереди опять ложились где-то впереди. Подняв голову, Сергей увидел, как впереди поднимался с земли комбат. Он все шел и шел, дважды падал, поднимался и шел снова. Метров за десять до валуна длинная очередь ударила его по ногам, отбросила, повалила. В сумерках Сергей не заметил последнего взмаха капитана, только ярко полыхнула над валуном граната – разорвалась в воздухе.
Все вдруг смолкло. Сергей медленно встал, зачем-то отряхнул с шинели налипший щебень, снял и ощупал каску, пошел к валуну, перед которым упал капитан. На полпути обогнали солдаты, четверо подняли и понесли комбата в тыл, остальные побежали за валун к пулеметам. Там остывали над сошками задранные стволы, стелились по камням полы окровавленных душманских халатов, лежали иссеченные осколками тела.
Вертолет прилетел через час. В него загружали раненых и убитых. На броне БМП лежал комбат. Сергей подошел, наклонился к капитану, ткнулся губами в его ледяной лоб – прощаясь, благодаря…

На следующий день Сибирцев принял сводную роту по охране строящейся электростанции.
Из воспоминаний его вывел сержант:
- Смотрите, товарищ старший лейтенант, какая девчонка! Класс! – сержант Матвиенков стрельнул взглядом по тоненькой фигурке, показавшейся в глиняном проулке. – Небось, в школе учится.
Но девчонка эта в школе не училась и вряд ли вообще знала грамоту – она была замужней женщиной. Хотя, по возрасту, она еще могла считаться девчонкой – ей было лет пятнадцать, не больше.
- Тут замуж, Матвиенков, женщины рано выскакивают. Смотришь иногда, идет девчонка, нежная, глаза маслиновые, удлиненные, челка на лбу, улыбка во все зубы, детская, открытая, - ну школьница обычная, классе в седьмом учится, а на самом деле оказывается, что у этой школьницы уже трое детей и четвертый намечается. Так и эта девчонка. 
- Ого! – взрослым понимающим тоном воскликнул Матвиенков.
- А паранджа где же? Ведь замужние женщины паранджу носят, да?
- Раньше все носили, сейчас в основном в горах да в дальних кишлаках. В Кабуле, например, только те, кому нравится.
В этот момент за базаром вдруг громыхнуло.
- Граната! – мелькнуло у Сергея в голове. Глянул налево, туда, где стояли палатки. У палаток было тихо. Били справа.
Увидел, как из бокового проулка выбежал лейтенант Зверев.
- За мной, -  скомандовал Сибирцев своему подчиненному.
Улочка была пуста, словно взрывом с нее сдуло  все живое. У палаток-шатров было тихо. Часовые залегли за мешки с песком. А справа, совсем недалеко от них, нырнув капотом в придорожную яму, заросшую высокой, смахивающую на полынь, травой, стояла «Нива», с распахнутыми дверями и напрочь вынесенными стеклами. Над крышей взметнулось синеватое пламя, высоко задранный багажник был снесен.
Сибирцев чувствовал, что ничем уже не сможет помочь двум мужчинам, лежащим в красной пыли.
Один человек, незнакомый, лежал, неловко подогнув под себя ноги. Живые никогда не подгибают под себя так ноги, этот человек был мертв. А вот второй человек еще шевелился в пыли, старался поднять голову, но внутри у него было что-то перебито, и он никак не мог поднять ее. От сознания своей беспомощности, бессилия, растягивал губы в мученической, скорбной улыбке. Этот человек был знаком Сергею, он командовал афганскими ребятами, охранявшими оборудование строящейся электростанции.  Из углов рта раненного вытекали яркие, тонкие струйки крови.   
Человека, лежавшего подле убитого, звали Килямутдином. Наши ребята величали его дядей Федей. Он действительно напоминал какого-нибудь ростовского дядю Федю – сельского силача, что запросто двумя пальцами гнет монету, будто это не монета, отчеканенная из плотного жесткого металла, а податливый хлебный мякиш, который как хочешь, так и раскатывай.
- Пришла пора к Аллаху отправляться, - выдохнул дядя Федя шепотом, выгнулся на земле, пытаясь приподняться, но вновь ничего не вышло, и он сник, улыбнулся виновато окровавленными губами.
- Мы еще, дядя Федя, на твоей свадьбе  попляшем.
- Нет, - прошептал Килямутдин, склонив голову к плечу, - все, все-е.
- Матвиенков. Бегом за машиной! – скомандовал Сибирцев.
Уазик пришел через минут сорок. Описал дугу и встал так, чтобы люди в случае стрельбы были защищены его корпусом. На землю спрыгнула девушка, сидевшая рядом с водителем – высокая, ладная, подвижная, в кремовой форме, перетянутой офицерским ремнем.
Наджмсама, неделю назад прибыла из Кабула, партийная активистка, славная девчонка с нежной душой и пронзительно-синими, яркими глазами, глядя в которые каждый думал, что этой девчонке не воевать бы, не рисковать собой, а радовать людей, петь песни, печь хлеб.
- Килямутдин, Килямутдин! – Наджмсама пробовала трясти его, но Килямутдин уже закрыл глаза, ему было худо, совсем худо.
- В машину! – скомандовал Сибирцев. – Едем в госпиталь.
Они не довезли Килямутдина до госпиталя: тот умер на дороге. Всхлипнул загнанно, коротко, открыл глаза, обвел ими небо, вздохнул прощально, голова качнулась и свалилась на бок.
Но смерть смертью, а жизнь жизнью, ничего тут не поделаешь. В последний раз, когда Сергей увидел Наджмсаму – она с афганцами охраняла оборудование для электростанции. Наджмсама протянула ему огнисто-рыжий махровый цветок и улыбнувшись произнесла:
- Гульруси.
Отдала цветок Сибирцеву, повернулась и  ушла. А он остался стоять с цветком в руках.
Сергею нравилось слушать, как говорит Наджмсама – уж очень много в ней было рассудительного.
- Расскажи что-нибудь об Афганистане, - просил он ее. И она рассказывала. О том, как был создан царандой – афганская милиция, и о том, что значит черная чалма, намотанная на голову, и чалма белая, кто такие сунниты и кто такие ишиты, откуда взялись кабульские хазарейцы – самые бедные люди и почему килограмм дров в Кабуле зимой стоит дороже, чем килограмм мяса.
Сергей не понимал и одновременно понимал, что с ним происходит. Он полыхал, как красная роза при упоминании имени Наджмсамы. Лицо обдавало крутым жаром, в висках гулко билась кровь, уши закладывало, словно в горах на высоте, и он превращался в самого настоящего глухаря – крупную таежную птицу, который когда токует, глохнет и забывает про все на свете.
Если у Наджмсамы не было дежурства, а у Сергея выпадало свободное время, он обязательно шел к ней – поговорить, а может быть, и помолчать, посмотреть на нее, подсобить, коли понадобится его помощь.

- О чем дума высокая, товарищ старший лейтенант? – к Сергею озабоченно подошел командир взвода.
- Что, лейтенант, стряслось что-нибудь?
В это время близко грохнул выстрел. Били из бура, звук у этой длинноствольной винтовки басовитый. Снова ахнул бур.
Где стреляют, где? Кажется, возле рынка. Около палаток с электростанцией. Там же наши ребята, там же Наджмсама. Значит, все-таки, напали душманы…
- Зверев! Поднимай роту! Идем на помощь!
Помощь понадобилась, хоть и мало было духов, что пришли и навалились на афганских ребят, охранявших электростанцию и наших бойцов, находившихся там, в наряде, - человек тридцать всего, а вооружены они были хорошо – у каждого автомат, пистолет, гранаты.
Стреляли из двух выщербленных дувалов. Их заметили и над головами начали регулярно попискивать пули.
Зверев приподнялся на земле, встретился глазами с Сибирцевым и Сергей без слов понял: надо подстраховать ребят со стороны дувалов. Тут же снова ткнулся лицом в пыль – перед самым его носом прошлась, рыхля землю, строчка пуль.
- Ах ты, падаль! – откликнулся Сибирцев и, почти не целясь, послал ответную очередь в проем дувала. Из-за него послышался крик.
- Один – ноль, - спокойно проговорил Сибирцев, скомандовал: - Зверев, вперед! Я прикрою.
Зверев вскочил, стремительно одолел горловину улочки и круто взял влево. За ним было погналась автоматная строчка, но Сибирцев обрезал ее – всадил очередь из «Калашникова».
- Два – ноль!
Он всегда злился в такие минуты, но это была особая злость, холодная, рассчитанная буквально до мелочей, осознанная, - злость, которую может вызвать только жестокая необходимость.
Все, ребята, передых закончен. – Сибирцев пружинисто взметнулся над землей и, предупредив Зверева криком: - Лейтенант! – чтобы тот прикрыл его огнем, понесся вперед.
Прямо перед ним вдруг всколыхнулась земля, вывернулась наизнанку. Стреляли по нему, Сибирцеву, но стрелявший поспешил – хотел взять офицера влет, как утку, и слишком рано нажал на курок. Протяни он еще чуть, и попал бы. Факт, что дух промазал, принес Сергею облегчение. Не его, выходит, пуля была.
Посмотрел: как там Наджмсама, как там наши ребята?
Наджмсама была молодцом, действовала правильно – скомандовала своим подопечным, чтобы те отползли за дувал.
Сибирцев, не мешкая, несся вперед, увлекая за собой два взвода. Пробежал метров двадцать, упал, перекатился на бок и ударил из автомата по душманскому дувалу – надо было прикрыть ребят, которые сейчас бежали следом за ним. Зверев, со своим взводом в это время обходил духов с другой стороны.
В это время перед Наджмсамой хлопнула пуля, забила ей глаза земляной крошкой. Она вскрикнула что-то неразборчиво, притиснула руку к глазам, и в тот же миг ее ударила вторая пуля. Удар был тяжелым, Наджмсама дернулась, голова ее обессилено запрокинулась назад, тело ее, поймав свинец, согнулось. Наджмсама проволоклась по земле метра три.
Сергей кинулся на подмогу. Он готов был сейчас сделать все, что угодно, отдать жизнь свою, лишь бы с Наджмсамой все обошлось. Хотя, то, что он видел, не оставляло надежд.
Он пытался перевязать Наджмсаму, но у него будто руки отшибло, пальцы не слушались, дрожали, были чужими, потными, вялыми.
Рубашка Наджмсамы пропиталась кровью, кровь струйками уходила под руки, стекала на землю.
Сергей понял, что она умирает.
В глазах появилась отрешенность, тусклота, и Сибирцев зашептал сипло, яростно, просяще:
- Наджмсама, не умирай, а? Наджмсама! Не умирай, пожалуйста!
Он перевязал Наджмсаму прямо поверх гимнастерки, боясь разодрать на ней ткань, обнажить тело. Заторопился, подстегиваемый одной-единственной мыслью: скорее, скорее!
Из-под бинта выбилась струйка крови и тут же мертво увяла.
Он не верил в происходящее, не верил в то, что Наджмсама может умереть.
Выпустил ее из рук, и Наджмсама медленно, надломленно повалилась, рука мертво упала в пыль.
Сибирцев затряс девушку за плечо, но безвольное тело не слушалось.
Прозвучал выстрел.
Рядом, отвечая на него, ударил из автомата Матвиенков, но Сибирцев уже этой очереди не слышал, он слышал только звук выстрела. Его тело подбросило – настолько был сильным удар, он ткнулся головою в землю, угодил лбом в кровь Наджмсамы и завалился набок.
Последнее, что Сибирцев увидел, была какая-то очень добрая картинка из детства: дымная от утреннего холода большая река, розовый полог неба, в котором вот-вот должен появиться большой светящийся шар, и он, стоящий у самой воды с удочкой в руках.
               
                8
После двух месяцев лечения в Ташкентском гарнизонном госпитале, старшего лейтенанта Сибирцева откомандировали в Сибирский военный округ, к прежнему месту службы. В Новосибирске, в штабе округа, дали направление – город Юрга, Кемеровской области, танковый полк, командир роты связи.
Семью Сибирцев временно решил оставить в Новосибирске, сам же отправился к новому месту службы.
Юрга – небольшой провинциальный город, с населением девяносто тысяч человек, находился в четырех часах езды на восток от Новосибирска. Это был общевойсковой полигон Сибирского военного округа.
Квартиру выделили в деревянном бараке, удобства все во дворе, зато рядом с частью и на живописном лесном берегу широкой и быстрой реки Томь.
Воинская часть располагалась на окраине города, в, так называемом, Искитиме. Печное отопление, фанерные перегородки и удобства во дворе, были обычными атрибутами жизни офицерских семей. Правда, имелся маленький  приусадебный участок, и вскоре обещалась благоустроенная квартира в новом строящемся доме в центре города.
Начало восьмидесятых запомнится небывалым строительным бумом в стране. Девятиэтажки улучшенной планировки росли, как грибы после дождя, целыми микрорайонами, с детскими садами и школами, поликлиниками и торговыми центрами. Причем стройка кипела не только в городе, но и в сельской местности. Верилось, что наступило время, когда каждая советская семья будет иметь отдельную благоустроенную квартиру.
По разным причинам некоторые семьи имели уже по две квартиры. Это им поможет выжить и встать на ноги после развала Союза. 

Роту Сибирцев получил трудную, состояние воинской дисциплины в ней было -  никакое, и двое его предшественников уже поплатились своими звездами и должностями за это.
На собеседовании, командир полка, положение дел в роте не скрывал и в то же время обещал всяческую поддержку.
- Учитывая ваше боевое прошлое и командование подразделениями в сложных условиях, уверен, что в короткое время  сможете вывести роту в лучшие подразделения полка, - сказал он.    
Знакомство с подразделением Сибирцев начал с поднятия его по тревоге.
Дежурный по части и ответственный офицер были против вывода техники из парка, но Сергей, заручившись поддержкой командира полка, действовал без ограничений, за исключением выдачи боекомплекта.
Солдаты, не привыкшие к ночным подъемам по тревоге, тыкались по казарме, как слепые щенята. Ни о каких слаженных действиях, говорить не приходилось.
С грехом пополам, облачившись в обмундирование, получив оружие и средства защиты, рота убыла в парк.
Из двенадцати единиц боевой техники в положенное время завелись только две машины. Выход техники из боксов к штабу полка, вместо положенных десяти минут, занял два с половиной часа.
Все это происходило на глазах у прибывших командира и офицеров штаба полка.
Сибирцев наглядно показал всем, в каком состоянии он принимает роту.
Сергей построил личный состав, доложил командиру и попросил разрешения вывести подразделение в запасной район для проведения занятий.
Технику вытягивали целый день и в основном на сцепке, хотя до запасного района было всего двадцать километров.
До поздней ночи устраивали полевой парк боевых машин и палаточный городок. Полевую кухню развернули в первую очередь. Старшина роты, старший прапорщик Михайлюк, занялся вопросом питания.
При построении на вечернюю поверку выяснилось, что отсутствуют все дембеля, кроме двух сержантов, братьев-близнецов Бруснициных.
Позже выяснится, что дембеля ходили в ближайшую деревню на танцы, предварительно разогревшись местным самогоном.
Оставив роту на старшину, Сибирцев уединился с Бруснициными в штабной палатке. О чем они там долго беседовали, личный состав узнал много позже.
В лагерь дембеля начали подтягиваться лишь под утро. Шли нагло, не скрываясь, громко разговаривая. Услышав их, Сибирцев окрикнул дежурного по роте и дал команду на построение.
- Рота, смирно, равнение на средину. Товарищ старший лейтенант, рота по вашему приказанию, построена, - доложил старшина.    
Дембеля стояли вразвалочку, верхние пуговицы и крючки гимнастерок расстегнуты, нечищеные медные бляхи поясных ремней опущены до причинного места.
- Вольно, заправиться, - скомандовал командир роты.
Молодежь и «черпаки» начали поправляться, «деды» даже не шелохнулись.
Сергей подошел к Саше Брусницину.
- Товарищ сержант, команда была «заправиться».
- Товарищ старший лейтенант, не надо на нас наезжать. Мы как жили до вас, так и будем жить.
- Понятно, - ответил Сибирцев, - товарищ сержант, выйти из строя.
- За неподчинение командиру в условиях повышенной боевой готовности, приказываю: сержанта Брусницина – расстрелять! Старшина, приговор привести в исполнение немедленно!
Зависла минута молчания, Брусницин растерянно улыбался.
Старшина достал из походного сейфа магазин с патронами и примкнул к автомату.
- Вперед!- ткнул он стволом в спину Брусницину.
Тот медленно пошел впереди старшины.
Михайлюк подвел его к березе, стоящей метрах в пятидесяти от строя и развернул лицом к роте. Сам же отошел метров на десять и прицелился из автомата.
- Огонь!!! – скомандовал ротный.
Раздался оглушительный треск автоматной очереди. Брусницин дернулся, сполз по стволу и завалился на бок.
- Сержант Брусницин! – выкрикнул Сибирцев.
- Я! – хрипло ответил младший брат.
- Закопать тело!
- Есть! – четко ответил сержант и бросился с лопатой к брату.
- Повторяю команду: «Заправиться!»
Дембеля, дрожащими руками, в сноровке не уступая молодежи, стали приводить в порядок внешний вид.
- Рота, на пра-во! За мной, бегом, марш!
И Сергей побежал в голове колонны, уводя за собой роту на десяти километровый марш-бросок.
Сзади подгонял отстающих командир взвода, двухгодичник, лейтенант Старостин.
Первый километр рота держалась компактно, слаженно, но вскоре растянулась на целую милю.
Сергей отправил Старостина в голову колонны, а сам занялся отстающими.
Где окриком, а где и тычками, он подгонял вконец измотавшихся дембелей, ожиревших от халявной жизни, приговаривая: «Я, сделаю из вас настоящих бойцов. Научу, Родину-мать любить!»
Вернувшись в лагерь, солдаты увидели свежий могильный холм и березовый крест, воткнутый в него.
- После обеда дембеля возвращаются со старшиной в полк, остальным подготовиться к занятиям по развертыванию полкового узла связи, - подвел итоги Сергей.

Перед обедом, дембеля в полном составе, начищенные и надраенные, зашли к командиру роты в палатку и попросили слезно оставить их в роте, не отсылать в полк, обещая правдой и верой служить Родине.
А в это время, братья Брусницыны садились в скорый поезд для убытия в краткосрочный отпуск, за успехи в боевой и политической подготовке.
Целый месяц Сергей занимался вопросами обучения и слаживания роты, попросив командира полка на это время его никуда не привлекать.
Бессонные дни и недели службы вскоре дали свои результаты. Прибывшая комиссия из штаба дивизии отметила значительный рост мастерства связистов, повышения боеготовности техники связи и авто-, бронетехники.
Через два месяца рота стала лучшей среди отдельных подразделений полка. А по вопросу боевой готовности, ей не было равных в дивизии. От момента объявления повышенной боевой готовности до покидания последней машиной  зимних квартир, проходило не более двенадцати минут. Специалисты знают, что это такое.
В сентябре, старшему лейтенанту Сибирцеву было присвоено долгожданное очередное воинское звание – капитан.

Сергей вспомнил курьезный случай. Как-то в Даурии, перед осенней проверкой, приехала комиссия из Министерства обороны. Несколько высокопоставленных офицеров во главе с генерал-майором зашли для проверки в танковые боксы. Старшим там был старый зампотех, офицер предпенсионного возраста, майор Приходько.
Увидев генерала, Приходько со всех ног кинулся к нему, по пути пытаясь перейти на строевой шаг.
- Товарищ генерал-майор, танковый батальон занимается обслуживанием техники. Зампотех танкового батальона, майор Приходько!, - доложил он.
- Хорошо, Приходько. Ну, пойдем, покажешь, какой тут у вас порядок и чем вы занимаетесь.
- Есть, товарищ генерал-майор,- вытянулся в струнку Приходько, - зампотех танкового батальона, майор Приходько!
Комиссия шла по боксам, рассматривая танки.
- Приходько, а что это у вас танки такие пыльные?
- Товарищ генерал-майор, танки вчера прибыли с учений и находятся на обслуживании. Зампотех танкового батальона, майор Приходько!
Генерал крякнул недовольно и продолжил свой путь.
- Приходько, а что это я солдат у вас не вижу?
- Товарищ генерал-майор, личный состав находится на перерыве в курилке. Зампотех танкового батальона, майор Приходько!
- Да, что ты зарядил «товарищ генерал…, товарищ генерал…»? Приходько, расслабься.
- Есть, расслабиться, товарищ генерал-майор. Зампотех танкового батальона, майор Приходько!
Присутствующие офицеры уже еле сдерживались от смеха, держась за животы. Старый майор же воспринимал все это на полном серьезе. Он был просто напуган генеральскими погонами, которые не часто увидишь в забайкальской глубинке и возможной угрозе выходу на заслуженную пенсию, приказ о котором буквально на днях должен был придти в часть.
Генерал, взглянул на Приходько, как на придурка, и двинулся дальше.
Возле противопожарного щита он заглянул в ведро и вытянул  что-то напоминающее колбасу.
- Что это, Приходько!? – грозно спросил генерал.
- Товарищ генерал-майор, это говно! Зампотех танкового батальона, майор Приходько!
Генерал яростно зарычал, кинулся дерьмом в Приходько и, матерясь на всю Ивановскую, выскочил из бокса.
Тут же грянул дружный хохот. Смеялись все до слез, приседая и держась за животы. И лишь старый майор Приходько, что-то недовольно бормоча, последовал за убежавшим генералом.

Вскоре Сергей перевез семью из Новосибирска в Юргу. Весь скарб уместился в кузове ГАЗ-66, Юля с Ваньком сели в кабину и, через три часа, семья прибыла к новому месту службы. Начиналась, буквально, новая жизнь. Новые люди, друзья, отношения, природа, жизненные условия, работа. В общем, все новое. В этих переездах, можно видеть трудности (два переезда – один пожар), а можно увидеть какое-то обновление в жизни, как будто в организм вливают новую кровь. А, если этих переездов восемнадцать?!
Они долго жили в бараке, не переселяясь в новую благоустроенную квартиру, так как жить на природе, рядом с частью, всем нравилось.
В редкие дни отдыха и по вечерам, всей семьей выбирались в тайгу на берег реки. Собирали белые грибы и подосиновики. Рыбачили. Варили уху на костре и жарили рыбу на углях.
И лишь, когда Сергею пригрозили, что отдадут квартиру другому офицеру, переехали в центр города.
Их однокомнатная квартира встретила еще не выветрившимся запахом новостройки. Несмотря на убогость тонких, полукартонных дверей, бумажные типовые обои и кривые плинтусы, она порадовала удачным проектным решением: большая, двенадцатиметровая кухня с выходом на лоджию и удобная и вместительная комната буквой «Г», с выходом на балкон. Одним словом, это был тот самый кирпичный однокомнатный «рай с милым».
- Один из парадоксов нашей жизни, - сказала Юля, снимая с себя дорожную одежду. – Новоселы, только что въехавшие в новую квартиру, сразу же должны приступить к ремонту.
- Вот это, Юлечка, совсем не обязательно, - отозвался муж испуганным голосом. – Ремонт может и подождать, не известно, сколько мы тут проживем, а «если завтра война, если завтра в поход…», пропел он слова известной песни.
- Кого я пригрела на слабой груди! – возмутилась Юля.
- Грудь у тебя как раз не слабая. Не надо скромничать.
- А ты не подглядывай, - Юля как раз собиралась пробежать по коридору в неглиже, чтобы успеть и подразнить любимого, и запереть перед самым его носом дверь в ванную комнату.
- Как тут не подглядывать, когда ты во всех окнах, во всех глянцевых поверхностях отражаешься, - проворчал Сибирцев.
Она что-то еще говорила Сергею, но теперь ее заглушал душ.
- Я тебя не слышу, Юля, попробовал ответить Сибирцев. – Не слышу тебя! – заорал он, наконец, прильнув ртом к дверной щели.
Шум душа на секунду оборвался.
- Зачем тебе меня слышать? – послышался Юлин голос. – Я пою просто так, для себя…
В прихожей зазвенел телефон. Сергей взял трубку и молча слушал.
- Ладно, Сибирцев, я знаю, что ты дома, - слышался в трубке голос начальника штаба. – Давай срочно в часть, есть дело.
Сергей постоял какое-то время возле двери в ванную комнату.
- От кого ты закрываешься?! – Сибирцев раздраженно задергал ручкой. – Что это за манера такая?
- От тебя, конечно! Что за дурацкий вопрос! Должны же между людьми быть хотя бы изредка какие-нибудь перегородки.
- Юля, я по делу.
- Я в ванной посетителей не принимаю.
- Я ухожу на службу, понимаешь?
Вода сразу перестала шуметь, щелкнула защелка. Сибирцев зашел в помещение, наполненное туманом. Из-за клеенчатой занавески торчала любимая мокрая голова. Сергей взял огромное мохнатое полотенце, на котором были изображены карпы, завернул в нее маленькую женщину и отнес в комнату, как ребенка, поставив на диван-кровать. Это пока была единственная мебель в комнате, если не считать коробки с вещами и книгами.
- Я ухожу на службу, - повторил он
- А как же я, Сибирцев? У вас там некому работать? Ты никуда не пойдешь, а я напишу записку: «Уважаемый товарищ полковник! – она обняла Сергея за плечи и стала раскачиваться, фантазируя. – Мой муж, Сибирцев Сергей Николаевич, а ваш капитан Сибирцев, не пришел на работу, так как очень хорошо себя чувствовал в постели…»
От ее движений тяжелое полотенце рухнуло на кровать. Но по тому, как Сергей отреагировал на ее обнаженное тело, Юля поняла, что произошло что-то серьезное.
- Я поеду с тобой.
- Вот этого только мне не хватало. Я тебе все расскажу, когда вернусь. Я тебе даже позвоню, как только буду в курсе.

Десятого ноября 1983 года умер Брежнев. По телевизору целый день шло «Лебединое озеро». В отличие от смерти Сталина, когда вся страна была в шоке и глубоком трауре, по рассказам стариков, смерть застарелого генсека воспринималась даже с каким-то облегчением. Дело в том, что последние годы, старый, больной человек, практически не управлял страной, а, увешанный всеми возможными наградами и звездами Героя, ничего, кроме сожаления и анекдотов, не вызывал. Виновато в этом его ближайшее окружение. Похороны его прошли как-то регламентировано и буднично. Почти никто тогда не задумывался, что это было началом краха огромного социалистического лагеря, сменой эпохи.
Приближался Новый год. Время проходило в праздничной суете.
Как обычно, ответственным по полку на Новый год был замполит, а в подразделениях – командиры подразделений.
Перед праздником убрали территорию, надраили казармы, в Ленинской комнате поставили елку и сдвинули столы для праздничного сладкого угощения.
В 22.00 включили телевизор, и расселись за столами. Жены офицеров и прапорщиков, по возможности, напекли для солдат всевозможных угощений и пряностей. Докупили сладкой воды, конфет и цитрусовых в чайной и стол действительно оказался по-домашнему сытным и уютным.
Бокалами с минералкой проводили старый год. Заходили с контролем и поздравлениями представители вышестоящих штабов.
В общем, все шло спокойно и в меру празднично.
На улице, возле казармы, Сергей встретил своего товарища, командира ремонтной роты, Витьку Котова.
- Привет, Витек. С наступающим! Заходи на огонек в мою канцелярию.
За кружкой водки Сергей поинтересовался:
- Ты как, до утра думаешь торчать здесь?
- Не знаю, вообще-то у меня старшина в казарме. Можно было бы и куда смотаться.
- Да я вот тоже думаю, может быть, съездим домой, встретим Новый год в кругу семьи, а потом вернемся в казарму?
- Я - за, - ответил Виктор, - но, моя уехала на комсомольский семинар, а сын у бабушки. Так что дома, вроде как, делать нечего.
- Поехали ко мне. У меня все дома. К тому же у Юли день рождения. Заодно поздравим.
- О, даже так, тогда, конечно, надо ехать.
Забежав в роты и поставив задачи сержантам, друзья отправились на дежурной машине домой.
Юля смотрела телевизор, Ванек уже спал. Быстро накрыли стол, шло уже поздравление нового генсека, и под московские куранты, подняли бокалы с шампанским.
Как-то так получилось, что кроме шампанского, из спиртного, ничего не было, и Виктор решил сбегать за водкой в ближайший ресторан. Сергей, подумав, что вдвоем это получится быстрее, предупредив Юлю, что вернутся через пятнадцать минут, ушел за Витей.
Вернулись они через двое суток.
В ресторане гуляли офицеры их части. Пришлось отметиться за каждым столом, пока добирались до буфета.
Тост за тостом, и они забыли, зачем пришли.
Праздник, как всегда, перерос в пьянку. А там, кто-то кому-то что-то сказал, и началась драка между офицерами и гражданскими.
Сергей, в разгар потасовки увидел, что Виктора закинули в милицейский Уазик и увезли.
Он бросился за машиной, но не догнал ее. Виктора нашел в вытрезвителе. Менты встретили культурно и пригласили в комнату. Только он зашел, как его сбила с ног мощная струя из брантсбойда. Сергей упал, наскочили менты.
 Очнулся он уже голый и привязанный к койке. Рядом лежал Виктор. В комнате были еще какие-то пьяные мужики. Всего палата была коек на двадцать. До утра их так и не развязали.
Офицеры впервые так близко столкнулись с ментами. Мир военных и гражданских в повседневной жизни почти не пересекаются. Милиционеры, в понимании военных, всегда были борцами с преступностью, защитниками простых граждан. И одно то, что какие-то менты-сержанты могли их, боевых офицеров, обманом завлечь в свои сети, связать и побить, приводило в ярость.
Утром, жильцов палаты, по одному стали выводить на допрос.
Опрашивал капитан. Офицеры, между собой, как-то быстрее нашли общий язык, и все равно их заставили заплатить по двадцать пять рублей за ночь в вытрезвителе и предупредили, что о драке в ресторане уже известно в части.
Раньше такого не могло быть в принципе, военнослужащих менты обязаны передавать в комендатуру. Это говорит о том, что начались гонения на армию, и она теряла свой престиж.
Из вытрезвителя приятели направились в полк «на ковер» к замполиту.
На обед Сергей поехал домой, пора было «сдаваться» Юле.
Поднимаясь к себе на девятый этаж, он попутно позвонил в дверь к Виктору на шестом.
- Заходи быстрее! – Затащил тот Сергея за рукав в квартиру.
На кухне у него сидела симпатичная, высокая, стройная девчонка.
- Знакомься, это Валя.
- Очень приятно. Сергей. Вить, я ненадолго. Надо идти домой, а то мы с тобой и так загулялись.
- Давай по соточке, и пойдешь, – предложил Витя.
Выпив, Сергей поднялся домой. Ключей с собой не было, пришлось звонить.
- Кто там?
- Я, открывай.
- А у нас все дома. Где шлялся, туда и иди.
- Да открой же, я все объясню.
- Не надо ничего объяснять. Не открою. Убирайся вон.
Сергей потоптался возле двери и нехотя пошел вниз. Возле квартиры Виктора остановился. Позвонил. Дверь открыл Виктор.
- Ты что, вернулся? Ну, заходи.
Они сели за стол, выпили еще водки. Тут Валентина вспомнила, что у нее дома есть прекрасное яблочное вино и, компания, вызвав такси, направилась в гости.
Жила она в частном доме, вдвоем с мамой. Та приветливо встретила молодежь и сразу же накрыла стол. Вскоре подошел брат Валентины с женой, еще родственники. Посидели хорошо. Затем пошли гулять по городу.
Офицеры позвонили в часть, сказав, что после обеда задерживаются по делам.
Когда проходили мимо фотографии, Валя попросила Сергея сфотографироваться с ней.
Узнав, что ребята домой не спешат, Валентина пригласила их заночевать у нее. Постелили им на диване в отдельной комнате. Рано утром офицеры уехали на службу.

После утреннего построения в канцелярию к Сергею ворвался взволнованный Виктор:
- Все пропало! Все пропало!., - твердил он испуганным голосом.
- Что пропало? Объясни спокойно и не дергайся.
После того, как Виктор успокоился, выяснилось, что приехала из командировки его жена. Она позвонила из дома, сказав, что знает, что в ее отсутствии в квартире были женщины и у нее пропали рубиновые сережки.
Виктор, ничего умнее не придумал, как свалить все на Сергея, сказав, что отдавал ключи от квартиры на два дня ему, а сам в это время был в полку.
- Ну, ты Витек, даешь. Ты же меня подставил.
- Извини, Серый, я как-то растерялся и ляпнул первое, что пришло в голову.
- А, что за дела с сережками?
- Не знаю. Говорит, что золотые сережки лежали в косметичке, а сейчас их нет. Серый, выручай, съезди к Вале и узнай, как так получилось.
Много лет, изучая психологию человека, Сибирцев, пообщавшись несколько минут, мог почти безошибочно определить, что можно ожидать от собеседника. В то, что Валентина украла сережки, он не поверил, и то, что жена Виктора закрутила какую-то интригу, он тоже не сомневался.
Вечером, после службы, Сергей заехал к Вале, вызвал ее во двор и рассказал о создавшейся ситуации. На что та молча сняла из ушей сережки, отдала их Сергею и, сказав, что других у нее нет, хлопнула дверью.
Сибирцев чувствовал себя так, как будто ему в душу вылили ведро дерьма. Он видел, что Валентина к этому не имеет никакого отношения.
Вернулся в часть, заночевал в казарме, а утром отдал сережки Виктору.
Тот сказал, что дома были серьезные разборки, и что жена поднималась к Юле и довела ее до истерики.
На этом неприятности не закончились. Днем, находясь в городе по служебным делам, проезжая мимо фотографии, Сергей увидел на стенде их с Валей снимок. Этого он, конечно, предвидеть не мог, что в центре города будет висеть их фото!
Остановив машину, Сергей забежал в фотографию.
- Что ты творишь? Кто тебе разрешал вывешивать фото? – закричал он на фотографа.
Тот смутился и, извиняясь, полез на стенд менять снимки.
Предупредив фотографа о последствиях, Сибирцев сел в машину и, когда отъезжал, увидел, что к стенду подошла Юля.
Позже выяснится, что на работе у жены поинтересовались:
- Юля, а что, к Сергею сестра приехала?
- Нет, а почему вы так решили?
- Да в центре, на стенде, висит фотография, где он с девушкой. Подумали, что с сестрой. Кстати, хорошо получились, - съязвила сотрудница.
Кусая губы и с трудом сдерживая слезы, Юля поспешила в фотографию.
На стенде снимка с Сергеем не было. Фотограф же сказал, что это ошибка и стенд уже год, как не обновлялся.
В недоумении, но, уже успокоившись, Юля вернулась на работу.
Через два дня Виктор отдал сережки. Пропавшие серьги привезли с «комсомольской конференции», на которую его жена ездила в новогоднюю ночь и там «случайно» забыла.
На этом дружба Сергея с Виктором закончилась, а происшедшая история постепенно забылась.
               
                9
 
Служба шла своим чередом. Полевые выходы, командировки, наряды, учения и занятия сменяли друг друга не оставляя свободного времени. Друзья шутили, - ты, Серега работаешь с двумя выходными: один – летом, другой – зимой. С семьей он не виделся неделями, а то и месяцами.
Бывало так, что за один день, он успевал побывать в разных точках Союза и вернуться домой. Так, однажды, его солдата, ехавшего в отпуск, задержала в Москве комендатура. Дело осложнялось тем, что его Сибирцев отпустил его самовольно, уступивши настойчивым просьбам родителей солдата. Боец летел самолетом в гражданке через Москву в Дагестан. Увидев в Домодедово патруль, стал вдруг от него скрываться, сработал инстинкт. Его задержали, опросили и, как дезертира, временно посадили в Кремлевскую комендатуру. Только благодаря правильному инструктажу командира роты, солдат уперто стоял на своем. Говорил, что хотел слетать на родину, к отцу на юбилей, и вернуться в часть в течение трех суток. А это расценивается как обычная самоволка. Дело дальше не пошло, а то, досталось бы и Сибирцеву.
Так вот, выслушав от командира полка нелестные выражения в свой адрес, Сергей вылетел самолетом в Москву, где за четыре часа решил все вопросы, благодаря встретившемуся в комендатуре знакомому по Забайкалью полковнику. Ближайшим рейсом Сибирцев с солдатом вернулись в Толмачево, где их встретил офицер штаба дивизии. Он забрал солдата, а Сибирцева отправил с документами самолетом в Улан-Удэ, в Ставку направления. В Новосибирск Сергей вернулся уже поздним вечером.
Было и такое, что зимой, когда температура воздуха достигала -49С, а плевок отскакивал от бетонки ледышкой, два месяца рота жила в поле в палатках, готовя показные занятия для прибывающего с проверкой министра обороны.
Министр так до роты и не доехал, зато многие солдаты обморозились. У Сергея тоже прихватило пальцы ног, а шкура с бедер слезала как с рулона туалетная бумага.
Экстремальных ситуаций было очень много, да в то время на них никто не обращал внимания, это было нормой жизни советского офицера.
Однажды, идя маршем по высоким сопкам Забайкалья, при перегоне техники из капитального ремонта, на КрАЗе, который вел Сергей, отказали тормоза. Это произошло на затяжном спуске. Несмотря на то, что Сибирцев пытался тормозить двигателем и «ручником», машина стремительно увеличивала скорость, с трудом вписываясь в повороты. Впереди показался мост, а далеко внизу виднелась тонкая змейка горной речушки.
КРАЗ, оглушительно ревя мотором, скрипя и дрожа, ворвался на мост, пробил ограждение, на мгновение завис в воздухе и рухнул вниз.
Спасла его с солдатом бетонная свая, оставшаяся от старого моста. Машина упала на нее, пробив дно кузова, и зависла над пропастью.
Два часа они висели между жизнью и смертью. КРАЗ раскачивался при любом движении, даже кашле, грозя сорваться со сваи.
Наконец подоспела помощь. Бойцы натянули масксети в тридцати метрах ниже КрАЗа, в которые и выпрыгнули по очереди солдат и Сергей.

И, все-таки, один дикий случай неуставных взаимоотношений в роте Сибирцева произошел, случай стоивший жизни отличного парня Сани Родимцева.
Рота связи капитана Сибирцева располагалась на первом этаже казармы совместно с разведывательной ротой. Если связисты считали себя войсковой интеллигенцией, то разведчики были ее элитой.
Это случилось вечером в субботу, во время парко-хозяйственного дня. Несколько молодых бойцов роты связи под руководством старшины, прапорщика Михайлюка, наводили порядок в казарме, в частности, мыли полы палубным методом. Вместо того, чтобы собрать грязную воду в ведра и вынести, решили согнать ее в подвал, предварительно открыв крышку люка.
Мимо проходил старослужащий солдат разведроты. Увидев это, он с криками набросился на Сашу и ударил его в грудь. Родимцев оступился и упал в подвал. Там он нахлебался дерьма, но бойцы его вытащили.
Саня умылся. Привел себя в порядок и лег в постель, сославшись, что ему нездоровится.
Ночью ему стало хуже. Разбудил товарищей. Те помогли ему добраться в медпункт. Дежурившая молодая медсестра квалифицированной помощи не оказала, а когда утром прибыли врачи, он был уже без сознания. Вывести из комы его не смогли. В восемь часов утра он умер от отека легких.
Вот так, казалась бы безобидная уборка помещения, привела к смерти восемнадцатилетнего парня.
Саня был хорошим бойцом, душой коллектива, через месяц должен был ехать в отпуск домой, а поехал в цинковом гробу. Почему-то, судьба забирает лучших.               
               
                10

 Долгие ностальгические размышления прервал подбежавший посыльный:
- Товарищ капитан, Вам необходимо явиться в полк связи и получить денежное довольствие.
- Деньги - это хорошо!., - ответил Сергей, и направился в расположение полка. 
Ему выдали два оклада, около трех тысяч тугриков. Много это или мало, он еще не знал, но то, что жить стало веселее, это точно.
Время девать некуда и он решил ознакомиться со столицей.
Долго ждал на остановке автобуса и вдруг услышал сзади сигнал машины. Сергей обернулся. Это была «Волга», такси.
- Такси в Монголии? – удивился Сергей, но тут же решил им воспользоваться и махнул рукой.
За рулем сидела симпатичная молодая метиска.
- Куда едем, кампан (товарищ – монг.)?
- Куда повезешь, кухен (девушка – монг.).
- А если серьезно?
- А если серьезно, то и сам не знаю. Вот уже второй месяц, как я здесь, а нигде еще не был. Если можно, то покажи достопримечательности столицы.
Аюн, так звали девушку, оказалась хорошим гидом. Они объездили весь город, останавливаясь и обходя пешком наиболее интересные места.
Аюн рассказывала историю страны  и города, при этом показав очень глубокие знания.
На площади, возле Народного хурала, они сфотографировались у памятника Сухэ-Батору.
Сергей откровенно любовался Аюн. Высокая, стройная, красивая, одета по последней моде, коротко постриженная брюнетка с огромными глазами.
В конце экскурсии поехали к горе Зайсан, на которой стоял памятник монголо-советской дружбы и в горе были высечены барельефы Маркса, Ленина и Сухе-Батора.
- Полезем на гору? – спросила Аюн.
- Конечно, полезем.
- Но, смотри, туда тысяча шестьсот тридцать ступенек!
Закрыв машину, они пошли на гору, останавливаясь на смотровых площадках, любуясь открывшейся панорамой города, высокими сопками, покрытыми соснами и елями и быстрой рекой Толой, несущей свои воды под ними. Вид, в ясную, солнечную погоду, с высоты птичьего полета, был захватывающий. Впрочем, несмотря на резко-континентальный климат Монголии, сильные, до -50С морозы, очень жаркое, до + 50С лето и постоянные ветра, настроение здесь всегда было приподнятое, так как солнце светило триста сорок дней в году.
Аюн рассказала, что мама у нее русская, а отец монгол, что закончила она политех в Иркутске, а сейчас, временно, работает на такси, кстати - единственная женщина-таксист в Монголии. Правда, весь таксопарк столицы составлял всего шестнадцать машин.
Сергей, так же рассказал о себе. Сказал и о том, что вряд ли они больше увидятся, так как если в течение недели ему не найдут должность, то отправят обратно в Союз.
На пересылку они вернулись уже поздно вечером. Аюн помогла Сергею перевезти вещи в общежитие и быстро исчезла.
Уже в общаге Сергей вспомнил, что не рассчитался с Аюн, и та, уезжая, не напомнила, а накатали за день они немало.

Утром его разбудили сигналы клаксона.               
- Вставай, «Казанова», - улыбаясь, сказал сосед по комнате, - подруга приехала.
Выглянув в окно, Сергей увидел Аюн, стоявшую возле такси.
Помахав ей рукой, он побежал в душ приводить себя в порядок.
Вскоре Аюн подвезла его к отделу кадров и, пообещав вечером заехать, отправилась на маршрут.
В отделе кадров ничего нового ему не сказали и, покрутившись по магазинам, Сергей вернулся в общагу.
День тянулся как обычно. Ближе к вечеру подъехала Аюн и пригласила Сергея в гости к себе домой.
В первый момент он смутился. Все-таки знакомы они были всего два дня, да и появление советских офицеров в монгольских районах, мягко говоря, не приветствовалось. Однако, безделье уже надоело, а знакомые офицеры все были чем то заняты, и Сергей, в конце-концов, согласился.
Жила Аюн в так называемом Брежневском районе, в высотке возле гостиницы «Москва».
Двух уровневая квартира была шикарно обставлена.
Слушали музыку, рассматривали фотографии, просто дурачились.
Раздался звонок в дверь.
- Это родители, я сейчас, - Аюн побежала открывать дверь.
В прихожей послышались голоса, говорили по-русски. Аюн долго в чем-то убеждала отца, затем заглянула к Сергею и пригласила его к столу.
На предложение поужинать, Сергей категорически отказался – не понравилось слишком быстрое развитие событий. Тогда, она попросила его зайти в кабинет отца.
В кабинете, обставленном под старину, его встретил высокий, плотный, моложавый северный (белокожий) монгол.
За его спиной висел большой, в полный рост, портрет генерал-полковника монгольской народной армии.
Сергей, от неожиданности, аж задохнулся. С портрета на него смотрел отец Аюн!
Все он мог ожидать, но чтобы вот так, запросто, в домашней обстановке, встретиться с начальником Генерального штаба МНА…  Это было круто!
- Ну, что встал, как столб? – Ухмыляясь, спросил генерал, - проходи, будем знакомиться.
Сергей растерянно и смущенно приблизился к столу. Сзади раздался смех Аюн:
- Вперед, капитан, не робей, -  подкалывала она его.
Генерал крепко пожал руку Сергею. Познакомились.
Отец Аюн рассказал, что тоже закончил в Союзе военное училище, а затем академию Генерального штаба в Москве. Вспомнили Ленинград, Петрозаводск, Читу, Новосибирск, где ему приходилось бывать по делам службы.
Сергей откровенно поведал о себе. Сказал и о проблемах с назначением на должность.
Домой он вернулся на такси.

На следующее утро Сергея вызвал начальник отдела кадров армии. В кабинете сидели направленцы по родам войск и искали должность для капитана Сибирцева по всей Монголии.
В армейский полк связи Сергей идти отказался, так как помнил их разговор с командиром полка и знал, что там ему ничего не светит.
На выбор предложили четыре должности: начальник штаба эскадрилии «Сушек» на тридцать пятой площадке, под Чойром; начальник связи пехотного полка в Сайн-Шанде, на границе с Китаем, в пустыне Гоби; дежурный по связи армии в Улан-Баторе (должность старшего лейтенанта), или командир батареи управления зенитно-технической ракетной базы, расположенной в центральной части Монголии.
Летчиком себя Сергей как-то не представлял, возвращаться в приграничный с Китаем район желания не было. На понижение, даже с обещаемым быстрым последующим ростом, идти тоже не хотелось. Оставалась должность комбата в Чойре.
На этом и порешили. Получив предписание, Сергей собрал чемодан и уехал на железнодорожный вокзал.
Когда до отправления поезда оставались минуты, на перрон прибежала Аюн и со слезами на глазах набросилась на Сергея, стуча своими маленькими кулачками по его могучей груди.
- Ты, предатель! Ты хотел уехать не попрощавшись! – истерически кричала она. – Почему ты не согласился остаться в Улан-Баторе, ведь была такая возможность?
Сергей, как мог, успокаивал девушку, гладя ее по голове.
- Никуда я не убегаю. Мне вручили предписание, где сказано, что я к утру должен быть в части, а туда добираться пол суток. Ты, наверное, забыла, что я военный человек? Телефона я твоего не знаю. Не буду же отцу звонить.
- Мог бы и позвонить.
- Ну, хватит ныть. Приеду, устроюсь и сразу же позвоню. Диктуй телефон.
 Наконец, Аюн успокоилась. Они долго стояли молча обнявшись. Уже никуда не хотелось ехать.
Поезд тронулся, Сергей на ходу заскочил в вагон.
Аюн долго стояла на перроне, провожая его взглядом, вытирая слезы и маша рукой.
Дома ее отец успокоил:
- Не переживай, скоро твой арат (возлюбленный – монг.) будет в городе, следующим летом их часть передислоцируется сюда, но это пока военная тайна, так что никому ни слова. А, может быть, это и к лучшему, ведь у него есть семья!..

Сергей и Аюн встречались все четыре года, которые он служил в Монголии.  Действительно, через год их часть перебазировалась в столицу. Встречи их были короткими и жаркими, они бросались в любовь, как в омут. Расставания –  до невозможности долгими.
Сергей понимал, что все зависит от него, но оставить семью он не мог. Он видел в Юле не только жену, но и боевую подругу, свой тыл и часть себя.
За два месяца до вывода войск с территории Монголии в Союз, его вызвал командарм. В кабинете был и отец Аюн.
Генерал-майор Майоров тактично вышел, оставив их одних.
- Ну что, Сергей, надо принимать решение. Я вижу, Аюн без тебя не может, она так мне и сказала. Некоторые ваши офицеры и прапорщики, решив остаться в Монголии, женятся на наших девушках. Ты как на это смотришь? Заберу тебя в Генштаб, получишь полковника, поставим советником к начальнику войск связи. А? Решайся.
- Извините, товарищ генерал, но этот вопрос мы с Аюн уже обсудили.
- Но, может тогда, еще годик в Монголии послужишь? Переведем тебя на повышение в Сайн-Шанд, они последними выходят. А? Так как?
- Послужить еще можно, все-таки двойной оклад, да и там год за полтора.
- Ну и ладушки. Езжай в часть, готовься к сдаче должности.

Уехав служить на юг Монголии, Сергей все реже и реже встречался с Аюн. Но, даже после возвращения в Союз, их переписка длилась еще долгие годы. Аюн так и не вышла замуж.               

               
               
                11

Курица – не птица, Монголия - не заграница, так говорят в народе. Отдельной военной группировки здесь не было, а стояла развернутая общевойсковая армия Заб.ВО. Военные гарнизоны, в основном, разбросаны по степным и пустынным районам.
Работы для жен офицеров практически не было, лишь некоторым из них удавалось устроиться в воинские части, госпиталь, школу или военторг. Остальные же занимались «вещизьмом», как здесь говорили, то есть скупали в магазинах то, чего не было в Союзе, а именно: дешевые изделия из кожи, книги, магнитофоны, консервы и занимались воспитанием детей. По телевизору шли две российские и две монгольские программы. В Доме офицеров каждый день шли фильмы, в основном старые. По большим праздникам устраивались вечера отдыха. Вот и все развлечения.
На окраине Чойра, аймачного центра, дислоцировалась мотострелковая дивизия и ряд частей армейского подчинения. Здесь же был и военный городок, в котором жили семьи офицеров и прапорщиков. Монгольский поселок, население которого, в основном, жило в юртах, напоминал скорее лагерь кочевников, чем населенный пункт. Исключение, пожалуй, представлял центр: железнодорожный вокзал, да с десяток каменных двухэтажных домов.
Самая большая достопримечательность – тридцатиметровый железобетонный «Алеша», памятник советскому воину-освободителю, неизвестно как попавший в сердце пустыни Гоби.
Зенитно-ракетная база, куда направлялся для прохождения дальнейшей службы капитан Сибирцев, располагалась в десяти километрах от военного городка.
До части добирался пешком, служебный автобус ходил только утром и вечером. Там его уже ждали. Командир, подполковник Мазур, встретил довольно приветливо и сразу же ввел в курс дела:
- Часть наша - база хранения, обслуживания и доставки ракет, относится ко второму эшелону, так скажем – войсковая интеллигенция. Махать шашкой здесь не надо, а больше думай головой. Три дня тебе на обустройство и принимай батарею.
Ему выделили благоустроенную квартиру в пятиэтажке, послали вызов семье в Союз, дали продовольственный паек и подъемные.
С такой заботой и участием Сибирцев столкнулся впервые. Оказывается, в разных родах войск, служба и жизнь военных налажены по-своему.
Отметил и дружные отношения между семей офицеров части. Сергей впервые почувствовал себя спокойнее и уравновешенней, как будто пружина разжалась. Эти постоянные тревоги и игры в войну уже осточертели. Даже служить захотелось.
Начались армейские будни. С обязанностями Сибирцев справлялся легко, сказывался боевой опыт прошлого. Единственное, что не устраивало – не видно перспективы. Он связист, а часть ракетная.
Ему даже пошли на встречу, отпустили за семьей в Союз.

Юрга встретила метелью. Зима в этом году быстро и решительно вступала в свои права.
Горожане спешили укрыться от ненастья по домам, темнело рано. Сергей вышел из маршрутного автобуса и увидел вдали огни своих окон. Душа заныла, дыхание перехватило. Ведь он почти пять месяцев был без семьи. И вот, наконец-то, он в двух шагах от своего дома.
Дверь открыла Юля и, в первый момент, от неожиданности отшатнулась, но тут же с визгом бросилась на шею мужу.
- Ванька! Папа приехал! - кричала она.
Выбежал сын, обхватил ручонками его ноги и прижался носом к коленям.
Да, это было мгновение настоящего человеческого счастья.
Юля нервничала; то плакала, то смеялась. Она никак не могла поверить в их встречу, так она была неожиданна. Да, Сергей и сам, не надеялся, что его отпустят за семьей, а предупредить не было возможности.
Насладившись вволю водными процедурами, Сергей вышел к столу.
Юля, как обычно, практически из ничего, накрыла сытный и красивый ужин.
Засиделись допоздна, делясь последними новостями.
Вызов в Монголию Юля получила, но уехать не могла, так как командование гарнизона не подписывало ей обходной лист,  требуя с нее двести пятьдесят рублей (а это зарплата ротного) за какой-то там прибор, якобы утерянный Сергеем на учениях.
Это был, конечно, беспредел. Роту Сибирцев сдал уже пол года назад и ему подписали все необходимые документы. Да и вообще, какое отношение к выполнению служебных обязанностей мужа имеет жена?
Наутро Сергей поехал в часть.
Выяснилось, что еще год назад, этот прибор брал на учения начальник связи полка и с тех пор его не видели, а хватились только сейчас. Старый начальник связи уже уехал к новому месту службы, а новый, не принимал должности из-за отсутствия прибора. Командование, узнав, что семья Сибирцева еще в городе, решило ее придержать, повесив недостачу на командира роты. Все это было «шито белыми нитками». Сибирцев так и сказал командиру полка, на что тот ответил:
- Не хочешь платить, жди пока пройдет расследование. Из опыта Сергей знал, что расследование может затянуться на месяц и более. Пересечь же границу они должны были в течение двух недель.
Командование все рассчитало.
Сибирцев понял, что с этим надо просто смириться, как с очередной неприятностью. Заплатить и забыть об этом.
Так он и сделал. И уже к вечеру все документы на отъезд были готовы.
В течение двух дней собрали и отправили контейнер, сдали в наем квартиру, заехали на два дня в Омск, навестить родителей и поездом убыли в Монголию к новому месту службы.

Вновь потянулась служба в отдаленном районе. Дни были похожи один на другой. Боевое дежурство и наряды меняли друг друга. Погода не радовала. Сильные ветра, песчаные бури, морозные без снега зимы и знойное лето.
Недостаток детского питания восполняли верблюжьим молоком. Кстати, скота в Монголии столько, что толком не знают где чей. Полудикие стада коров, баранов, верблюдов, лошадей заполнили степи. Бродили они и по городку в поисках пропитания. Бывало, мусор выбрасываешь, а из контейнера корова высовывается, жующая пустую консервную банку.
С фруктами и овощами здесь было плохо, так как земледелием монголы не занимались. Запрещал буддизм. Зато, раздолье для рыбалки, монголы рыбу не ели.
В Чойре они прожили год. Сергей большей частью находился на службе, Ванька определили в детский сад, а Юля сумела устроиться в военторг сторожем. Но даже такая работа вносила хорошую добавку к семейному бюджету.
Почти благоустроенная квартира (нет горячей воды, но брали из отопления), работа, сын пристроен, продовольственный паек, двойной оклад, - жить можно. Тем более знали, что тяготы армейской службы временные и с надеждой смотрели вперед.

Однажды летом, будучи дежурным по части, Сибирцев стал очевидцем,  прямо скажем, неординарного события.
Произведя вечернюю поверку и отбой личного состава, Сергей обходил территорию части.
Проверил несение службы в карауле и парке боевой техники. Зашел в солдатскую столовую, посмотрел, как навели порядок и готовность продуктов к завтраку. Погонял дембелей, которые жарили картошку с мясом. Но, если честно, то гонял не сильно, так как знал, что первую миску с мясом принесут ему.
Когда возвращался в дежурное помещение, услышал рев вертолета.
Винтокрылая машина зависла в километре от части над озером-солончаком.
Странно было то, что здесь вертолеты обычно не летали. Посадочная площадка располагалась в десяти километрах.
На глазах, вертолет начал снижаться, сел и, естественно, провалился в солончак. Двигатели заглохли, из воды торчал только хвост машины.
В первый момент было удивление, и даже смех: «Что это за маневры такие?» Но, быстро сообразив, что люди в опасности, на дежурной машине бросился на выручку.
Озеро неглубокое, можно сказать, большая лужа, диаметром метров сто, но топь затягивала тяжелую машину. Сергей подбежал к берегу. Возле хвоста суетились четыре человека. Увидев офицера, они, перебивая друг друга, что-то закричали. Это была паника. Попытки их успокоить не увенчались успехом, тогда Сибирцев выхватил пистолет и выстрелил вверх.
- Не суетиться! Медленно ложитесь на животы и по-пластунски выползайте на берег, - инструктировал их Сергей.
По уши в грязи и провонявшие сероводородом, люди вывалились на берег.
Это оказались проверяющие из штаба армии. Экипаж летел в Чойр впервые и попутал солончак с вертолетной площадкой.
- Странно все это. Как так можно умудриться? Может с похмелья летели? – рассуждал Сибирцев.
Вдаваться в подробности не было время.
Безрезультатная эвакуация вертолета началась с утра и длилась целую неделю. Из дивизии понагнали разной техники. Однако, все было тщетно. Топь не отдала свою жертву.
Еще восемь месяцев вертолетный хвост, торчащий из воды, напоминал о происшествии.

Однообразную жизнь в отдаленном гарнизоне  скрашивали небольшими семейными праздниками.
На Новый год Сергей одевался Дедом морозом и поздравлял Юлю и Ванька с праздником. Играл на баяне, пели, танцевали. Сын рассказывал стихи.
На восьмое марта нарисовали с сыном для Юли большой поздравительный плакат и приклеили его в гостиной. Вместо благодарности, получили от Юли «на орехи» за то, что испортили новые обои.
Выезжающие, по окончанию срока службы в Союз соседи, подарили им породистого кота. Крупный, черно-белый, длинношерстный, очень умный красавец. Одно то, что он самостоятельно ходил в туалет, не забывая сделать слив, прыгая и дергая за цепочку унитаза, уже о многом говорит.
Он был семейным лекарем. Ложился на то место, где болит, и боль уходила.
Бегая по крышам, ловил голубей. Добычу, первым делом, приносил хозяевам и не понимал, почему его за это наказывают. Даже бывало, загонит в квартиру соседскую кошку и смотрит на Сергея лукавыми глазами, типа, ну что, хозяин, начинай... Когда семья заканчивала службу в Монголии, для вывоза кота в Союз пришлось сделать ему ряд прививок и оформить кучу документов, но в последний день перед выездом произошло непоправимое, кота убили монгольские подростки. Это была целая трагедия.               

                12

Ракетная база, в целях секретности, каждые два года передислоцировалась. Весной 1987 года пришел приказ на перевод базы в Улан-Батор. Это стоило, прямо сказать, героических усилий. Необходимо перевезти на транспортных машинах на расстояние в пятьсот километров, по одной, тысяча двести боевых ракет!
День и ночь, с перерывами по пол часа на сон во время погрузки – разгрузки изделий, офицеры, прапорщики и солдаты героически произвели передислокацию части всего за двадцать дней. В пути, чтобы не уснуть от еженедельного недосыпа, орали песни, щипали себя за ухо или нос, в крайнем случае, бегали вокруг машины.
Семьи переезжали эшелоном. Домашние вещи и имущество загрузили в товарный вагон, жен и детей разместили в общем вагоне. Так как вагоны подали неожиданно и время погрузки резко ограничили, вещи грузили навалом, чем перемешали имущество разных семей, что привело в дальнейшем  к неоднократным нервным срывам жен офицеров при поиске своих шуб и сапог. У одной были чужие босоножки, у другой – костюм, у третьей – сервант. Кто-то потерял мешок с обувью, а кто-то и целый кухонный гарнитур.

К этому времени для семей офицеров в Улан-Баторе построили девятиэтажку. Сибирцевы получили новую просторную, двухкомнатную, благоустроенную квартиру с прекрасным видом на горный массив Зайсан и быструю реку Толу.
Юля сразу же устроилась работать по специальности в военторг. Ванек пошел в первый класс. В столице жизнь была уже интереснее. В редкие выходные выбирались в центр, гуляли по паркам, изучали достопримечательности. Знакомились с историей буддизма. Посещали доцаны и монастыри с ламами. Появилась возможность собрать хорошую библиотеку. Если в Союзе в книжных магазинах в свободной продаже был лишь различный политический хлам, то здесь на прилавках свободно стояли Пикуль, Стаднюк, Ян, Распутин, Афанасьев и книги других известных писателей.
Служба стала более напряженной. Так как база стояла под боком у штаба армии, количество проверок удвоилось.

В июле восемьдесят седьмого Сергея вызвал командир части:
- Сибирцев, тебе доверено ответственное задание. Организовать по Монголии концерты Иосифа Кобзона. Все необходимое тебе выделят. Готовность – позавчера. Вопросы есть? Вопросов нет. Иди, занимайся.
- Есть, - ответил Сергей и недоуменно остался на месте.
- Товарищ полковник, Вы, что сейчас сказали!?
- Капитан! Задача поставлена! Идите, выполняйте!
Сибирцев вышел из штаба и начал обдумывать то, что услышал от командира.
- Причем здесь Кобзон и какое отношение к его концертам имеет он, командир батареи!?
Однако, приказ надо выполнять. Зашел к замполиту посоветоваться.
До утра готовили транспорт для концертной бригады; четыре кунга на базе ЗиЛ-131 и два бортовых Урала.
Первые концерты бригада Кобзона давала для руководства страны и в гарнизонном Доме офицеров. Затем артистов доставили на базу, откуда капитан Сибирцев повез их в тур по Монголии. Задача была – охватить культурной программой отдаленные гарнизоны.
Передвигались, в основном, по ночам. Рано утром на строевом плацу ставились задними бортами два Урала, борта опускались, получалась импровизированная полевая концертная площадка.
Звукорежиссеры настраивали аппаратуру. В кунгах размещались гримерная, костюмерная и места для отдыха.
В первом отделении были артисты разговорного жанра, солисты окружного ансамбля песни и пляски, какие-то циркачи, в общем -  разогрев.
Второе же отделение пел только Кобзон.
Гастроли длились почти месяц. Посетили все отдаленные части и подразделения. Наши и монгольские.
С Иосифом Давидовичем Сергей общался почти ежедневно.
Однажды, из-за поломки машины, заночевали с ним у костра в степи. Давидович, узнав, что Сергей долгое время служил в Забайкалье, расспросил его о селе Агинское.
Через два года, Кобзон будет делегатом Верховного Совета от Агинско-Бурятского национального округа.
Много философствовали о жизни. К этому особенно располагала обстановка: у ночного костра, под звездным небом монгольской степи-пустыни Гоби. Передавали по кругу пиалу с архи (монгольская водка), закусывали тушенкой и пели народные песни.
Этот месяц, проведенный рядом с поистине великим человеком, остался в памяти Сергея на всю жизнь.
Перед возвращением в Союз, Иосиф Давидовыч делал «отвальную» в ресторане «Алтай», куда был приглашен и Сибирцев.
В гостинице «Алтай» жили в основном русские командировочные, и была она довольно посредственным заведением, а в баре ресторана, кроме водки и леденцов было шаром покати.
Однако, в этот раз, ресторан выглядел шикарно. Собралась вся элита Монголии и наш генералитет.
Сибирцеву погулять не удалось, так как в этот день он был ответственным в части. Давидович, узнав об этом, сначала возмутился, но Сергей его убедил, что это необходимо, и он успокоился.
На прощание, Кобзон поблагодарил Сергея за дни, проведенные вместе, дал визитку и пригласил в любое время заезжать в гости.       
               
.                13

  Служба шла своим чередом. Весной в строй влилось молодое пополнение, среди них были двое чеченцев.
Командир предупредил Сибирцева, что эти чеченцы уже неужились в двух воинских частях, и он вправе от них отказаться. Однако, Сибирцев, уверенный в том, что сможет найти подход к любому солдату, решил взять их в свою батарею.
Притирка характеров шла сложно и довольно долго. В первую же неделю своего пребывания в части, молодые чеченцы устроили драку с дембелями в столовой. Дошло даже до поножовщины.
«Деды» решили покомандовать молодежью, но, к своему удивлению, получили достойный отпор. Командир, за этот проступок, хотел перевести чеченцев в другую часть, но Сибирцев вступился за них.
Вскоре он выдвинул ребят на сержантские должности и, надо сказать, не промахнулся. Это были хорошие помощники, однако, надо было вовремя остужать их горячие головы.
Особенности национального менталитета чеченцев в том, что, собираясь даже в небольшую группу, они обязательно морально подавляют представителей других народов.
Комбат заметил, что по вечерам в расположении появляются чеченцы из других частей гарнизона. Их было немного, держались они обособленно, с офицерами общались, прямо скажем, заискивающе, но в душе Сибирцев чувствовал какую-то тревогу и озабоченность.
Однажды, наводя шмон в каптерке, Сергей обнаружил два вещмешка с какой-то травой. Не придав этому значения, просто выбросил их на мусорку. Каково же было его удивление, когда эти же вещмешки с травой на следующий день оказались опять в каптерке!?
- Дневальный, вызови ко мне Кикаева, - приказал Сибирцев.
- Аслан, - спросил он у вошедшего сержанта, одного из чеченцев, - ключи от каптерки только у тебя?
- Так точно.
- А, что это за мешки с травой?
- Не знаю, может быть, старшина поставил?
- Хорошо. Свободен.
Увидев, возле казармы, старшину батареи, Сибирцев поинтересовался:
- Васильевич, Вы что, кролей завели?
- Нет, а в чем дело? – удивился старший прапорщик.
- Да вот, смотрю, траву заготавливаете в каптерке.
- Какую еще траву?
- Ну, пойдем, посмотрим.
Развязав вещмешок и достав пучок травы, старшина воскликнул:
- Это же конопля!
- И что?
- Как, что? Наркотики! Ну, Кикаев! Ну, сволота! Это чеченцы, больше некому. И чего вы их, товарищ капитан, пригрели? Сержантов им дали. Говорил я, - натерпимся мы с ними. Не зря их уже в третью часть переводят.
Сибирцев впервые так близко столкнулся с наркотиками. Да в то время о них еще ничего толком не знали, тем более в армии.
Он вызвал Кикаева. Тот признался, что трава его и начал сбивчиво и растерянно рассказывать, что они с детства бегают голыми по полям конопли, а затем ножом соскребают ее пыльцу с потного тела…
- Стоп! – прервал окриком понос слов комбат. – Ты что «мелешь»? Ты, наверное, забыл, где находишься и с кем говоришь? Пошел вон!
«В его подразделении наркотики! Во, дожил, комбат!»,- в изумлении и ярости думал Сибирцев. Такой подлянки ему еще подчиненные не делали.
После бессонной ночи, Сергей принял решение.
Утром он вызвал в канцелярию Кикаева.
- Да, товарищ сержант, обидел ты меня сильно. С сегодняшнего дня никаких земляков. Друга твоего переводим в другую часть. Обращаю внимание на то, что последнее время к тебе появилось много нареканий по службе со стороны офицеров и прапорщиков части. И, все-таки, наказывать тебя и в этот раз не буду. Даю тебе еще один шанс, может быть, последний. Вопросы есть? Вопросов нет. Свободен.

Вопреки ожиданиям комбата, Кикаев не воспылал рвением к службе, а наоборот, грубо говоря, положил на нее «большой болт».
Всем своим поведением он негативно влиял на сослуживцев и оказывал неуважение командирам.
- Давай, уберем его с базы, - неоднократно предлагал командир части Сибирцеву, но Сергей отказывался, считая, что этим он расписывается в своем бессилии.
В батарее опять появилась конопля. Тогда, Сибирцев снял Кикаева с должности замкомвзвода и, написав письмо, послал вызов его отцу.
При виде приехавшего отца, у Аслана, словно земля из-под ног ушла. Он побледнел, как-то весь поник и ссутулился, превратившись из гордого горного орла  в мелкого зачуханного воробышка. Ну, никак он не ожидал, что комбат способен на это.
Средних лет, хорошо сложенный и солидно выглядевший мужчина, был ярким представителем своей национальности. Он попросил оставить их с сыном вдвоем.
О чем они говорили, осталось тайной, но через двадцать минут Кикаев старший вышел из канцелярии и попросил Сибирцева показать, где он может остановиться.
Расположил его Сергей у себя дома, выделив одну комнату. Жил он еще два дня. Комбат провел его по гарнизону, рассказал об армейской жизни. С сыном встретиться он больше не пожелал.
После встречи с отцом, Кикаев на глазах изменился. Возможно, он затаил злобу в себе, но внешне этого не показывал. До конца службы был образцовым сержантом и на дембель ушел старшиной. Однако, доверительных отношений между ним и комбатом уже не было.
               
                14

«Солнце жарит и палит – в отпуск едет замполит. На дворе декабрь холодный – в отпуск едет Ванька, взводный». Строевые офицеры, как правило, в отпуск ездили в конце или начале года. Не исключение и капитан Сибирцев.
И вдруг – отпуск в августе! Это просто счастье! Помогла путевка в Сочинский военный санаторий, выделенная ему окружным госпиталем, к тому же, путевка семейная. Шестьдесят дней ничего не деланья, да еще и летом! Блеск!
Отпуск сорок пять суток, две недели на дорогу поездом и несколько дней за «болячки». Сергей летал на крыльях и молил Бога, чтобы его не задержали. Бывало такое, что уже садишься в вагон с чемоданом, а по перрону бежит посыльный и кричит, что отпуск накрылся «медным тазом» и тебя срочно вызывают в часть.
В отпуск, обычно, летали самолетом. Доплачивали сами, зато появлялось две недели дополнительного отдыха.
Отпускной билет и проездные документы оформил заранее, а затем, когда начальство уже призабыло, что ты на днях должен уехать, тайно, ночью умчались всей семьей в аэропорт.
Летели через Москву. Неделю гуляли в Питере. Жили у тетки. Затем, на месяц в Сочи, а дальше, на Родину, в Вытегру.
Любимый отдых у Сергея – это рыбалка на Онежском озере.
Заранее созванивались с друзьями, приезжали в назначенное время и двумя – тремя «казанками» мчались в устье Онего к маяку, где в домике бакенщика останавливались на неделю – другую.

 В этот раз Сергей попадал на лов сига. На маяке приготовили снасти, переметы, и ранним утром вышли на моторке к Андомской горе, где еще с детства были разведаны места обитания этой деликатесной рыбы.
По пути решили заскочить на озеро Великое, покидать блесну.
    Расцветало. На небе ни облачка. Последние звезды тускло мерцали в предутренней синеве. Тишина. На горизонте, из глубин Онего, медленно всплывает огненно-рыжий диск солнца. Ведро. Послышались первые голоса птиц. На широкой глади озера, возле островков камыша и целых плантаций кувшинок (водяных лилий), то тут, то там раздавались всплески. Это щука вышла на утренний жор. Остановились в копани (искусственная протока, соединяющая озера между собой). Бросили по паре удочек и начали блеснить. Однако клева не было. Вскоре послышалось глухое урчание «Стационара». Мимо шли на деревянной лодке двое рыбаков.
- Здесь рыбы нет, айда за нами, - кричали они.
Ребята стойко игнорировали их призывы и упорно продолжали блеснить.
Через час лодка вернулась.
- Ну что, пусто? Я же сказал, что здесь рыбы нет. У нас эхолот (прибор для разведки глубин). Давай за нами, покажем рыбное место.
Ребята, переглянувшись, молча смотали снасти, снялись с якоря и двинулись за лодкой.
Вошли в Великое и метров через двести встали.
С первого же заброса попался килограммовый окунь. Дело пошло. Через полчаса у каждого было по десятку крупных хищников.
- Может на берег и уху «сбацаем»? – предложили соседи.
- А что, можно и уху, - согласился Сергей, и компания высадилась на остров.
Развели костер, почистили рыбу и под уху и чай познакомились.
- Никита, - представился веселый мужик с залихватскими усами, - мы из Москвы, по совету друзей приехали порыбачить на Онежском озере. А вы, местные?
- Да, - ответил Вовка Старков, - с рождения здесь.
Никита достал эхолот.
- А с этой штукой знакомы?
- Нет.
И он показал, как с помощью его ищут косяки рыб.
Сергей впервые видел прибор. Судя по его возможностям, уловы могли значительно возрасти.
- Мужики, - обратился Никита, - мы уже наловились и щук, и налимов, и лещей, а хочется поймать сига, не поможете?
Ребята задумались. Вообще-то, аборигены не приветствовали заезжих туристов и рыбных мест им, как правило, не показывали, так как знали, что те не уедут, пока всю рыбу не выловят.
Но, тут был особый случай. Хотелось увидеть, как работает эхолот.
- Хорошо. Следуйте за нами, но идти часа полтора. Согласны?
- Да хоть сколько. Согласны.
Наловив мелкой красноперки для наживки, рыбаки вышли в Онего.
К Андомской горе подошли, когда солнце было уже в зените.
Опустили эхолот. Первый косяк нашли километрах в двух от берега. Обошли его, прикинули направление движения и бросили перемет. Затаились. Прибор показывал, что косяк уклоняется в сторону, но вот сработал один крючок, другой…
Хищник, увидев наживку, жадно набросился на нее.
Минут через десять потянули перемет. Из трех сотен крючков снасти, на доброй половине сидели красавцы сиги до четырех килограмм веса. Пришлось использовать лебедку.
 Нагрузив  рыбой обе лодки, двинулись в обратный путь.
У маяка, полакомившись тройной ухой, расстались до утра. Сергей и Володя повезли рыбу в Вытегру - продать ее ленинградским перекупщикам, пока не испортилась.
Сдали все оптом, выручили триста баксов! За одну-то рыбалку, неплохо!
Заночевали дома, а утром, закупив в магазине продуктов, вернулись на маяк.
Новые знакомые уже поставили возле их дома свои палатки.
- А мы перебазировались ближе к вам, не возражаете? – дружески спросил Никита.
- Да ради бога. Нам даже веселее будет. Но, одно условие – о рыбных местах никому ни слова, а то дружба врозь, - ответил Вовка.
- Могли бы и не предупреждать. Сами рыбаки, знаем, что это такое.
Сергей, сказав, почем сдали рыбу, предложил мужикам часть денег, но те наотрез отказались.
- Нам важен сам процесс рыбалки, а до остального дела нет, - ответили они.

Рыбачили вместе еще целую неделю. Правда, уловы были значительно скромнее. Обменялись телефонами и адресами.
Уже дома, взглянув на визитку, Сергей прочитал: «Михалков Н.С.». И, тут только понял, с кем общался все это время. Вообще-то, в облике его было что-то знакомое, но внимание этому не придал.
Эта первая рыбалка положила началу многолетней дружбы.
Спустя несколько лет, Никита, с помощью губернатора Позгалева выстроит на берегу озера прекрасную дачу.
Сергей, бывая на родине, созванивался с ним, и если время тому позволяло,  приезжал. Вновь рыбачили, собирали белые грибы в сосновом бору, морошку и клюкву на болотах, ходили на охоту, благо зверья в этих непуганых местах еще достаточно.
О работе и службе, как правило, не говорили. Рассуждали о природе, философствовали о жизни, просто отдыхали душой.

                15

Как не прекрасен летний отпуск, но все когда-то кончается. Пришло время возвращаться к армейским будням.
В Иркутском аэропорту при пересадке произошла неожиданная встреча. Возле стойки регистрации к Сергею подошел майор-связист и нерешительно спросил:
- Серега, Сибирцев?!
- Да, я. – И пристальней взглянув в знакомые черты, вдруг узнал Серегу Вертикова, с которым учились в одной курсантской роте.
- Серега, Вертиков?!
- Точно!
Они обнялись, душевно похлопывая друг друга по плечу, отошли к  стойке бара. За беседой незаметно пролетело время. Объявили посадку, и братья по оружию расстались.
Из рассказа Вертикова, Сибирцев узнал, что на «Газоне», узле связи штаба Заб.ВО, служит его друг Славка Урин, с которым прожили бок о бок четыре года в казарме, разделяя все тяготы и лишения службы.
При таможенном досмотре в аэропорту Улан-Батора, монгольские таможенники прицепились к Серегиным гусям, что дала с собой в подарок любимая теща. Несмотря на изобилие мяса в Монголии, птичье мясо было в дефиците и привозилось только с Союза. Теща забила двух больших, килограммов по восемь, гусей, которых выращивала в своем приусадебном хозяйстве и собрала их Сереге с собой, а теперь монголы уперлись и не пускали мясо через барьер. Сибирцев долго их уговаривал, предлагал даже поделить пополам, но все тщетно. Тогда, обидевшись и  выбросив гусей в мусорный контейнер, прошел на выход.
Обернувшись, он увидел две задницы, торчащие из мусорника. Таможенники достали гусей, протерли их тряпкой и довольные добычей  продолжили «трясти» пассажиров.
- Тьфу, скоты!- разочарованно сплюнул Сергей и вышел на стоянку такси.

По возвращению в часть, Сибирцев выбил себе командировку в Читу и вот он, выписав на проходной пропуск, заходит на узел связи штаба округа.
Дежурный офицер подтвердил, что майор Урин на службе и сейчас выйдет.
Тот восторг и крик души при почти случайной встрече двух друзей-братьев, прошедших вместе через кровь и пот, трудно описать словами.
Появился Славик и замер в оцепенении.
- Маршал?!
- Граф!!!
Друзья слились в крепких мужских объятиях. Несколько минут они стояли молча, все сильнее и сильнее сжимая руки, будто боясь потерять плечо друга, и все еще до конца не веря в вероятность их встречи. Глаза их блестели, и скупая мужская слеза стекала по щетинистой щеке.
Зашли к Славе в кабинет, выпили спирта за встречу и за друзей. Он позвонил домой, поделился с женой радостным событием. Вскоре прибежала Ирина и пригласила Сибирцева в гости.
Женился Слава уже офицером и Сергей чувствовал себя неловко, так как у них с Ириной не было общих друзей и воспоминаний. Время было достаточно и, чтобы его как-то скрасить, сходили в кино, а затем, забрав из сада детей: сына и дочь, направились домой. Ирина готовила ужин, Сергей резвился с малышней. Когда вернулся Слава, все сели за стол. До утра ушли в ностальгические, бередящие душу, воспоминания.

Возвращаясь домой, задумчиво смотря в даль через окно вагона, Сергей с грустью задумался о жизни. Военная карьера не складывалась. Друзья-однокурсники получили майоров, побывали в Германии, Польше, Венгрии, прошли западные округа, а он все это время был с семьей у черта на куличках и это, как замкнутый круг. Сибирцев уже девять лет командовал ротой и батареей, а ведь ротный и командир части, это две основные и самые трудные должности в армии, остальные офицеры и прапорщики, лишь обеспечивают их работу. На этих должностях обычно бывают два года, затем офицера двигают вверх или снимают с понижением. Бывает, что и отправляют в психушку. Так вот, исходя из этого, Серега уже четыре раза должен быть в дурдоме.
Необходимо что-то кардинально менять в жизни. А что и как? Ответа пока не было.               

                16

В Союзе шла перестройка. Партию отстранили от власти. Все в надежде ждали перемен к лучшему. Начался вывод войск из Монголии. Первой выходила зенитно-техническая ракетная база.
Сначала сказали, что выводят в Братск, но вывели на станцию Таежная, под Читу. На место расформированной ракетной дивизии стратегического назначения.
Сибирцев метался:
 - Ну что за заколдованный круг, опять Заб.ВО!..
С первой группой офицеров его направили в Таежную, для приема военного городка у стратегов, разгрузки прибывающих эшелонами ракет и перевозки их к месту дислокации.
С одной стороны, очередное место службы Сергею, любителю природы, рыбалки и охоты, очень понравилось. Вокруг, на многие сотни километров тайга, с вечнозелеными соснами и кедрами. Чистая и быстрая река Селенга, с отличными заводями для рыбы. Воздух, так напитан ароматами душистых трав, что дыша ими чувствуешь какое-то особое наслаждение. Природа так великолепна, так богата флорою и приятными для глаза ландшафтами. Бальзамический воздух – это очаровательно! Кислорода в воздухе столько, что, кажется, можно его кусать. Живут здесь в основном люди добрые и сердобольные. Но с другой стороны, - вновь на краю земли. Юля устала от вечных переездов, да и сын подрастает.
Воинская часть, несмотря на то, что располагалась в отдалении от населенных пунктов, имела все для автономной жизнедеятельности. Был даже крытый двадцати пяти метровый бассейн.
Первое время жили в казарме. В штабе расположились американцы, принимавшие участие в уничтожении шахт для запуска стратегических ракет. Кстати, это уничтожение, даже, по мнению гостей из-за океана, было очередной глупостью советского партийного руководства.
Вечера проводили за кружкой спирта и преферансом. В гости часто заходили бывшие «вероятные противники». Некоторые из них сносно разговаривали по-русски. Разогревшись спиртным, заводили политические споры. Вели себя они надменно и высокомерно. Считали себя победителями. Наши офицеры обычно отмалчивались, таков был приказ, но, бывало, давали достойный отпор.
Как-то стояли Сергей с Томом на крыльце казармы, смотрели в ночное звездное небо, курили и размышляли о смысле жизни. Вдали раздавались переборы гармошки и непристойные частушки подвыпившего местного кочегара дяди Васи.
- Жаль мне вас, русских. Живете в таком дерьме и не пытаетесь из него вылезти. Не понимаю, - высказывался Том.
- А ты и не поймешь, да и не надо тебе нас понимать, - отвечал ему Сергей. -- Просто мы разные люди. Вот у вас вместо глаз два доллара. А для нас, русских, деньги далеко не главное. Главное – душа. А она может плакать, а может смеяться.
Вот слышишь, дядя Вася, добросовестно отпахал смену, вышел на завалинку, хватил чарку самогона, прижал тетю Глашу, растянул меха гармошки и он счастлив…. И на хрен ему ваша хваленая «дерьмократия» не нужна. Я вот сам не понимаю, для чего я все это время жил, чего добиться хотел, перед кем себя старался показать. Смотри, какая вокруг природа! Единственное желание – выйти за ворота, глаза открыть, уши открыть, и дышать всем этим…. И глазами, и ртом, и дышать, дышать, всей кожей дышать. Это все, что нужно человеку. Не перед кем не изображаешь то доброго, то злого человека, то храброго, то честного. Это не объяснить! К этому надо самому придти…
Я удовольствие получаю от того, что мне нужно дров наколоть, за водой сходить. Я колуном махаю – и радуюсь. Я ведро в руки беру – и радуюсь.
Для меня главное – жить в гармонии с природой. Вот птица пролетела, там заяц пробежал, муравьи снуют. Вокруг все живое и я часть этого мироздания, лучшая часть, хотелось бы думать.
А вы пришли со своим уставом и пытаетесь навязать нам свои догмы. Не нужны они нам. У нас свои жизненные критерии и чем быстрее вы это поймете и оставите желание сделать нас похожими на вас, тем быстрее в мире установится покой и порядок.
Том долго молча недоуменно смотрел на Сергея.
- Ты так красиво сказал. Наверное, ты прав, мы еще долго не поймем друг друга.
- А и не надо. Будем жить, как хорошие соседи.

Однажды местные охотники пригласили Сергея в тайгу поохотиться на изюбра и набить кедровых шишек.
Выехали  рано утром двумя «Уралами». До цели поездки в предгорьях Алтая более ста километров. Грунтовая дорога вскоре сменилась разбитой колеей лесовозов. Стояла золотая пора бабьего лета. Ни облачка, ни ветерка. Багряные краски смешанных лесов вскоре уступили вековой зелени сосновых боров. Дважды буксовали в болотной жиже, выручали лебедки, которыми были снабжены вездеходы. К вечеру остановились и разбили лагерь, поставили палатки.
Дальше, десять километров в горы поднимались пешком. Когда услышали далекий призывный долгий вой, остановились.
- Ну, вот и пришли, - сказал один из охотников. – Слышите, это изюбр. Ищет самку. У него сейчас брачный период.
Он снял с плеча большой рог и загудел в него. Изюбр ответил.
- Сейчас он пойдет на нас. Надо рассредоточиться и встать с подветренной стороны. Через час он будет здесь.
Встали на номера. Приготовились. Загудели в рог. Ответ раздался совсем близко и совсем с другой стороны.
- Это не он. Это другой самец. Всем быть внимательней, - передали по цепи.
Вдруг, метрах в ста раздался сильный треск и рев.
- Самцы дерутся. Вперед!...
Цепь охотников быстрым шагом приближалась к месту схватки.
Вдали, на поляне, сквозь молодой ельник уже просматривались два крупных разъяренных зверя сцепившихся длинными ветвистыми рогами.
Кто-то впереди не выдержал, выстрелил и…. На этом охота закончилась. Лесные олени растворились в тайге.
Местные охотники, обидевшись, долго плевались и чертыхались на невыдержанного «зверобоя».
- Все, на сегодня охота закончена. Олени ушли и больше не вернутся. Других же придется еще поискать, изюбр очень осторожный и хитрый зверь. У каждого самца свои владения на десятки километров и сосед, как правило, границу их не нарушает. Начнем все сначала уже утром, а пока пойдем за кедровой шишкой.
Сделали огромный деревянный молот. Два человека направляли его на кедр, а двое других дергали за вожжи с другой стороны ствола. От сильных ударов крона дерева сотрясалась и на землю падали шишки.
Обойдя кедрач и набив шишек, собрали их в мешки и спустились в лагерь. Шишки пропустили через коловорот, подобие мясорубки, отделив ядра от шелухи. Развели костер. Засиделись за полночь, слушая охотничьи рассказы.
С первыми лучами солнца выдвинулись вновь на охоту. Действовали уже осторожнее. Впереди шли опытные охотники.
Изюбр обозначился лишь часа через два. Встали на номера. Совсем близко послышался треск сушняка. Из-за кустов багульника показалась рогатая голова красавца-оленя. Дрожащими ноздрями он тревожно втягивал воздух. Замер. Сильное тело напряглось и…. Два выстрела слились в один. Зверь взметнулся ввысь и замертво рухнул на землю.
Это был крупный, взрослый самец, потянувший на пару центнеров. Довольные удачей охотники обступили его и, рассматривая попадания пуль, делились впечатлениями.
Соорудив волокушу и взвалив на нее тушу, опустились в лагерь.
Местные остались свежевать добычу, остальные же отправились бить шишку.
Вечером лакомились свежиной и готовились в обратный путь.
По дороге домой остановились на реке Селенга. Два дня ловили на кузнечика килограммовых ленков и хариусов. Пойманную рыбу тут же разделывали и солили в бочках.
Одухотворенные общением с матушкой-природой, счастливые,  довольные солидной добычей, вернулись домой.

Вскоре, пришли первые эшелоны с ракетами, и все завертелось, как в колесе. Погрузка, марш, разгрузка. Месяц – полуголодные, без сна и отдыха.
Практически все семьи получили квартиры в Таежной. На малой десятке, как говорят ракетчики. Уже готовились к их встрече, когда Сибирцеву приказали срочно вернуться в Улан-Батор.
По приезде в часть, Сергей доложил командиру о положении дел в Таежной и помчался домой. Ведь уже два месяца жил в отрыве от семьи. Но, понежиться в семейной обстановке не пришлось, в девять утра он должен был быть в Генеральном штабе МНА.
Сергей понял, что вызывает его отец Аюн. Генерал встретил приветливо, даже можно сказать, по-семейному. Обнял, завел в кабинет. Расспросил о делах и попросил пройти в соседнюю комнату.
Когда Сибирцев открыл дверь, восторгу и удивлению не было предела. За столом, в форме полковника, сидел и улыбался… Ли Зен!
В его карих глазах блеснул озорной огонек.
- Братан!..
И друзья бросились в объятия.
От неожиданности и торжества эмоций в горле у Сергея стоял ком. На глазах навернулись слезы. Они долго смотрели друг на друга, не произнеся от волнения ни слова. Это была долгожданная встреча настоящих мужчин.
Первым из ступора вышел Сергей.
- Ну, братан, рассказывай. Как ты, что ты? И как вообще здесь оказался. А, впрочем, нет. Поедем ко мне домой. Юля тоже будет очень рада тебя увидеть. Там нам никто не будет мешать.
- Я бы с удовольствием, но дело в том, что я здесь нахожусь инкогнито, из Генштаба не могу выйти, а через два часа убываю в Китай. Побудем здесь, а Юле передашь привет. Возможно, в следующий раз увидимся семьями. Здесь я по вопросам службы. О тебе узнал случайно, от Аюн. Ее я знаю уже давно. Расскажи лучше о себе.
Сергей, волнуясь, сбивчиво и коротко поведал другу о своей жизни после уезда из Даурии.
Вспомнили те драматические события, что выпали на их долю во время советско-китайских событий. Вспоминали общих друзей, горести и радости суровой забайкальской жизни.
В комнату заглянул монгольский офицер и попросил Ли Зена выйти.
Вернувшись, тот озабоченно сказал, что через пятнадцать минут у него совещание, после которого он уезжает.
- Слушай, Серый, я тут слышал от отца Аюн, что у вас с ней очень серьезные отношения, это правда?
- Да, правда. Настолько серьезные, что стоит вопрос – остаться с Аюн в Монголии или уехать в Союз с Юлей.
- И, что ты решил?
- Остаюсь… с Юлей.
- Я так и думал. Понимаю тебя…. Слышал, что переводишься на повышение в Сайн-Шанд?
- Отец Аюн что-то говорил об этом, но сейчас молчит. А у нас послезавтра последний эшелон в Союз.
- Нет, вопрос уже решен. Мне сообщили, что в штабе армии есть приказ о твоем переводе. Так что, готовься. И еще… Я закончил академию в Москве и сейчас работаю в органах госбезопасности Китая. У меня есть к тебе предложение – перебирайся к нам.
Услышав удивленный возглас Сергея, он остановил его жестом руки.
- Успокойся и не паникуй. Это только на первый взгляд предложение кажется диким и сумасшедшим. Ведь ты даже не знаешь, куда вскоре вынужден будешь вернуться. Нет у тебя уже той Родины, которую ты помнишь. Это я остался в процветающей коммунистической стране, а ты едешь в страну нищеты, бандитизма, коррупции и дикого капитализма.
Поверь мне, я не могу тебе многого раскрыть, но через год-два, если не принять экстренных мер, у вас все развалится и таких как ты, просто выбросят на помойку истории. А Китай уже далеко не такой, каким ты его помнишь. Вот увидишь, через десять-пятнадцать лет мы будем супердержавой, займем нишу Советского Союза и серьезно потесним Америку.
С Союзом же сейчас очень дружеские, даже братские отношения и в дальнейшем они будут только углубляться.
Соглашайся. Первое время будешь служить в Шеньяне. В штабе округа. Разрабатывать северное, уже знакомое тебе, направление. Кстати, несколько ваших офицеров уже там.
Сибирцев внимательно смотрел в глаза Ли Зену. Потухший взгляд его уже ничем не напоминал недавнюю эйфорию.
- Ты что, вербуешь меня?
- Причем здесь это. Я о тебе забочусь, о твоей семье. Я предлагаю тебе остаться жить в той системе, к которой ты привык. За которую, в конце концов, проливал кровь.
- Нет. Я давал присягу на верность Родине! Пусть это звучит пафосно, но я остаюсь с ней!
- Ну и дурак!.. Ладно, все, мне пора. Адресами не меняемся, я тебя сам найду. Пока.
И Ли Зен, прильнув щекой к лицу Сергея, покинул кабинет.
               
                17

  Через два дня капитан Сибирцев получил приказ об откомандировании на юг Монголии в Сайн-Шанд для прохождения дальнейшей службы начальником связи танкового полка.
Учитывая, что квартиру они уже получили, а полк в ближайшее время выведут в Союз, семью он с собой не повез, а отправил с другими семьями эшелоном в Таежную.
К месту службы летел вертолетом. За бортом раскинулась ровная, как блюдце, гобийская степь. Вдали показалось большое облако пыли. Командир экипажа указал на него рукой и прокричал сквозь рев двигателя:
- Это сайгаки. Сейчас поохотимся.
Вскоре, увидели внизу бегущее стадо в несколько сотен голов. Однако сайгаки не просто бежали, а уходили от погони. С десяток крупных матерых волков настигали их.
Ситуация поменялась. Надо было помочь диким козам и предотвратить бойню.
Штурман в открытую дверь стрелял короткими очередями из автомата по волкам. Видно было, как один серый хищник зарылся в пыли, другой перевернулся в прыжке… Вертолет пошел на второй заход. Испуганные ревом машины, сайгаки бросились врассыпную. Волки же остановились и прижались к земле, пытаясь скрыться в скудной растительности.
Удовлетворенные, что оказали природе посильную помощь, офицеры продолжили свой полет.
 
Прибыв в часть, Сибирцев с головой окунулся в работу. Учений и занятий не проводилось, все были озабочены одним – скорым выводом в Союз.
Шли разговоры, что на границе монголы досконально проверяют вывозимое имущество и все, что не входит в специальный перечень, просто выбрасывают из вагонов. Свидетели видели пылающие костры из кожи, ковров, мебели и книг. Их жгли выезжающие русские семьи, возмущенные требованием монгольской стороны оставить все нажитое в Монголии. Из-за преступной деятельности политиков страдали простые люди.
Как-то, временно исполняя обязанности начальника штаба полка, Сергей, на свой страх и риск, оформил и отослал в округ документы на замену. Записался в Прикарпатский и Белорусский округа. Как ни странно, но его затея сработала. Через два месяца пришел ответ, что он заменяется в распоряжение командующего Киевским военным округом.
Радости не было предела! Но была и горечь за то, что столько молодых лет положено на алтарь Родине, под громкие слова о долге и невозможности его заменить, а на деле, все очень просто решилось. Надо было это сделать много раньше.
Сибирцева вызвал командир полка:
- Серега, у тебя, наверное, «лапа» есть как минимум в штабе Ставки? - заинтересованно спросил он. – Тут люди годами не могут замениться, а ты только прибыл и сразу замена, да еще в момент передислокации части.
- Нет никакой «лапы», товарищ полковник. Это я поздно заменяюсь, ведь я уже давно отслужил все возможные сроки в отдаленных районах. А документы ушли еще два года назад, - схитрил Сергей.
- Да я знаю, что ты давно служишь в северных районах. Просто по человечески завидую и рад за тебя. В общем, три дня тебе на сдачу должности, сменщика не будет, передавай дела ротному, и вперед, в теплые края.
- Вот и все! Прощай Монголия! Прощай Забайкалье! – Сергей еще не мог полностью осознать, что закончился целый жизненный этап его службы на востоке страны, затянувшийся на долгие пятнадцать лет.


               








               
                Я лучше буду нищим и свободным,
                Чем душу дьяволу продам
                За медные гроши.
                Ведь не вернет он мне моей души,
                А деньги утекут бесповоротно…»
       
                Карло Гонсало

               

                ГЛАВА 4

              МАЛОРОССКАЯ    СМУТА

                1

В начале девяностых страна трещала по швам. Годы вакханалии и вседозволенности. Время, когда нечистые на руку дельцы неплохо ловили рыбку в мутной воде. Состояния сколачивались за недели и месяцы. Из тюрем вышла армия спекулянтов и диссидентов. Все они рвались к деньгам и власти. Простой же люд в своей массе все глубже опускался в нищету. В городах появились толпы бомжей и беспризорников, до участи которых никому не было дела. Народ выживал, кто как может. Целые составы поездов  людей потерявших работу, ехали в Белокаменную торговать.
Самая сильная армия в мире, вдруг никому стала не нужна. Началось массовое сокращение офицеров и прапорщиков. Если раньше, после увольнения в запас, судьба их легко просчитывалась, так как практически все были коммунистами и направлялись райкомами на высокие и ответственные посты, то теперь люди были просто выброшены за ворота части.
В Киев приехали всей семьей. В штабе округа Сибирцеву вручили предписание, согласно которого он назначался на должность начальника связи ракетной бригады дислоцирующейся в Конотопе Сумской области.
Четыре часа на электричке и к вечеру были в части.
Встретили радушно. Комбриг сразу же представил Сибирцева офицерскому собранию и дал пять дней на обустройство и прием должности.
Квартирный вопрос решался очень трудно. Семью поместили в комнатке семейного общежития. Да, в этом плане Украина это тебе не Сибирь и Забайкалье, где жилищные вопросы решались значительно проще.
Первое впечатление от жизни на Украине можно выразить одним словом – восторг! Особенно удивляли климатические условия. Привыкшие к восьми месячным зимам с морозами под пятьдесят и обжигающему ветру, странно было встречать Новый год с дождем, а в конце февраля увидеть расцветающие тюльпаны.
Сергей, вообще, почему-то раньше думал, что грецкие орехи растут в Греции, а оказывается, они есть по всей Украине и даже в дикой природе. Изобилие повсюду фруктов и овощей радовало глаз.
Однако бросались в глаза и совсем другие отношения между людьми. Если на севере и востоке Союза, где на многие сотни километров не встретишь ни одной души, каждый человек -  индивидуум со своим внутренним миром и отношения между людьми строятся на доверии, взаимовыручке, душевной теплоте, понимании, неторопливости. Возможно, этому способствуют экстремальные условия существования.  Здесь же, люди как муравьи. Замкнулись в своих проблемах. Кажется, что вынужденно терпят друг друга. Ни о какой сердечности отношений говорить не приходится. Суета – сует.
Магазины и рынки еще были забиты различной и качественной продукцией, что положительно отличалось от торговой сети России. Однако буквально через год все будет сметено с прилавков и начнутся голодные девяностые годы с их карточной системой и миллионами купоно-карбованцев.
Ракетная бригада доживала последние месяцы своей полной боевой готовности. Дивизионы ее совсем недавно были разбросаны по центральной Украине: Смела, Переяславль-Хмельницкий, Золотоноша. После переброски их в Конотоп не раз пришлось ездить к прежним местам дислокации для решения служебных вопросов.

Сибирцев в очередной раз ехал в Переяславль-Хмельницкий. В пути следования необходимо было сделать короткую остановку в Белой Церкви, забрать документы в штабе местной пехотной дивизии.
Выйдя из вагона, Сергей взглянул на часы. Четыре тридцать утра. Рано. На перроне ни души. Оказавшись  в незнакомом месте, Сибирцев стоял в задумчивости, куда можно податься в такую рань? И спросить не у кого. Закурил.
Хлопнула входная дверь вокзала. Вышла женщина и направилась в его сторону.
- Сейчас узнаю, куда мне идти?
Женщина шла все быстрее. Побежала. И вдруг с радостным криком бросилась Сибирцеву на шею?!..
От неожиданности Сергей чуть не упал.
- Серега!.. Это ты?!..
Она крепко прижалась и целовала в уши, глаза, губы…
С трудом отстранив, Сибирцев тут же узнал ее.
- Валя?!.. Панкратова?!.. Привет!..
Это была их подруга по Даурии, жившая с Юлей десять лет назад в одной комнате общаги. Когда девчата вышли замуж, они продолжали дружить семьями. Ну, как тут не поверишь в мистику? Какая вероятность такой встречи? Первый случайно попавшийся человек в незнакомом городе оказывается одним из лучших друзей семьи!
- А я тебя в окно увидела. Не могла поверить, что это ты и все равно вышла. Я здесь на вокзале в кафе работаю. А ты, какими судьбами?
- Мы сейчас служим в Конотопе. Еду в командировку и буквально на час заскочил в Белую Церковь.
- Да какой там час. Все. Ты никуда не едешь. Сейчас идем к нам, там Вовка. Посидим, поговорим. Это ж надо такая встреча?!
Вместо одного часа пришлось остановиться на двое суток. Вспоминали годы прожитие в Забайкалье. Рассказывали о семьях. Делились впечатлениями о сегодняшнем нерадостном дне.
Володя уже получил майора, дальнейшая перспектива не просматривалась. В их дивизии шел такой же развал, и они склонялись к мысли об уходе в запас.
Через два дня они проводили Сергея на поезд.

Когда сравниваешь сегодняшнее состояние украинской армии с боеготовностью воинских частей начала девяностых - слезы на глаза наворачиваются. Это как же надо ненавидеть своих защитников и свой народ, чтобы уничтожить самую боеготовную армию в мире?!
Много позже, Сибирцев присутствовал на штатных стрельбах Криворожской танковой дивизии. Единственная развернутая танковая дивизия в Вооруженных силах Украины отстрелялась на двойку?! Отличных оценок не было вообще, а были и такие батальоны, что и троек не было, сплошной «неуд»! А, самое страшное в том, что выводов не сделали. Что можно спросить с молодого лейтенанта, который за год проехал на боевой машине четыре километра и выпустил из нее три снаряда? А ведь ему обучать солдат!
Невольно вспоминается прославленный Порт-Артурский полк образца 1975-1980 годов, в котором не то, что офицер, последний солдат занимался вождением танка по двести часов за учебный период, участвуя не менее, чем в тридцати стрельбах штатным снарядом. При этом поражал цель первым снарядом и первой очередью, выполняя упражнения на хорошо и отлично.
Другими словами, один Порт-Артурский полк образца 70-х годов прошлого века, стоит всех сегодняшних Сухопутных сил Украины! Стыдно! Очень стыдно, - «панове» офицеры! Сердце кровью обливается!

В те далекие уже июньские дни девяносто первого, когда еще никто не предвидел такого скорого положения дел в Вооруженных силах, капитан Сибирцев, как обычно, был поднят по тревоге и спешил в бригаду для выполнения учебных задач.
Техника заканчивала выход из парка боевых машин. Прибывшие офицеры и прапорщики занимали свои места согласно боевым расчетам.
В голову колонны проследовал «Уазик» комбрига. Ракетные дивизионы начали марш в запасной район, расположенный в Батуринском лесу.
Такие проверки боеготовности бригады проводились каждую неделю. Готовились к поездке на боевые пуски в Капустин Яр.
Занятия в полевом лагере шли весь световой день. После ужина бойцы играли в футбол, смотрели фильмы в лесном кинотеатре, офицеры же садились за преферанс или отмечали какое – либо праздничное событие. Изредка рыбачили на реке Сейм или гоняли по полям зайцев.
В общем, шла обычная боевая работа, и ничто не предвещало скорых грозовых событий.
               
                2

Все началось с Карабаха. Отголоски его докатились и до нас. Это заметно стало по поведению солдат из южных республик. Дисциплина падала.
Вина командования в том, что вовремя не пресекло неуставные взаимоотношения между военнослужащими, а призывало офицеров к сдержанности и лояльности.
Появившиеся эмиссары, подначивали своих земляков не подчиняться командирам и самовольно возвращаться на Родину.
Произошел случай пропажи пистолета и приборов ночного видения.
Пистолет искали неделю всей бригадой сидя на казарменном положении. Еще месяц назад за это «ЧП» полетели бы с должностей комбриг и его замы, но пистолет «случайно» нашли и дело замяли.
В хищении приборов ночного видения был замешан офицер. Он снял с пусковых установок три ТВНа и продал «хачикам». Когда его приперли фактами, он сознался, но рассказал детективную историю о похищении его ребенка. Все в этой истории было шито белыми нитками, к тому же дите ни куда не пропадало. Да, бог ему судья.
Все изменилось девятнадцатого августа. Из Москвы пришли вести о ГКЧП. Комбриг впервые за неделю построил бригаду и выступил с обращением, в котором сказал, что смутные времена заканчиваются, к власти в стране пришли трезвомыслящие люди, объявлено чрезвычайное положение, и любое неповиновение командованию немедленно ведет к трибуналу.
Бригада овацией реагировала на выступление командира. Офицеры и прапорщики облегченно вздохнули. Солдаты из южных республик незаметно стали поправлять ремни и застегивать верхние пуговицы.
Дисциплину навели буквально мгновенно. В подразделениях шли занятия по строевой и физической подготовке. Самых отъявленных бузотеров посадили на гауптвахту. Все приезжие эмиссары срочно ретировались с чемоданами на железнодорожный вокзал. Туда же быстренько ускользнули приехавшие накануне представители западного РУХа.
К концу дня в нормальное русло вошла работа всех служб и подразделений бригады. У военнослужащих было приподнятое настроение. Быстро решались все вопросы, дивизионы готовились к очередному полевому выходу. Однако, никто не знал, что это были последние дни великой Советской Армии.
После известного Белорусского сговора, Союз распался. События бесповоротно и стремительно понеслись к катастрофе.
Каждый день в бригаду приходили приказы противоречащие друг другу. Досрочное увольнение азербайджанцев и узбеков предотвратило физическое противостояние.
Буквально через неделю пошла ускоренная украинизация армии.
Солдат, толком не знавшим украинского языка, за ночь заставляли вызубрить текст присяги на украинском языке, и утром эту присягу быстренько принять. Все было обыденно и поставлено на поток, ни каких торжественных мероприятий.
Офицеров предупредили, что кто не примет украинской присяги, без всяких льгот и компенсаций, будут просто выставлены за ворота части.
К чести офицеров, надо сказать, что девяносто процентов их осталось верными раз и навсегда данной клятве Отечеству, за что их, надеюсь, не «… постигнет позор и ненависть трудового народа».
Тот, кто не принял новой присяги, уезжали в свои республики, а так как львиная доля командного состава были русскими, то через месяц осталось лишь двенадцать из девяноста офицеров и прапорщиков, то есть фактически бригада прекратила свое существование.
Присвоение очередного звания – майор, капитану Сибирцеву, на фоне этих событий, прошло как-то незаметно.

Чтобы повлиять на создавшуюся ситуацию, и в отсутствии управления из штаба округа, комбриг принял решение на вывод дивизионов в запасной район. На зимних квартирах остался лишь караул для охраны складов и территории части.
Из запасного района комбриг пропал. По одной версии -  лег в больницу, по другой – уехал в Киев.
Шли разговоры, что авиация целыми полками перелетала на российские аэродромы.
Совещание офицеров подняло этот вопрос и после долгих дебатов пришли, как тогда казалось, к единственно правильному решению – уходить в Россию.
Закипела работа и рано утром бригада тремя колоннами выдвинулась из Батурина по Московскому тракту в Россию.
Прошли Кролевец. В районе Глухова голову колонны обогнала мобильная группа в составе двух Уазиков и двух БТРов и перекрыла дорогу.
Из машин вышли генерал и группа полковников. Собрали офицеров и довели приказ командующего округом о возвращении дивизионов в Конотоп.

Так завершилась неудачная попытка сохранить ракетную бригаду. 

               

                3

Видя происходящие в армии  разброд и шатания и не найдя сил смириться с этим, майор Сибирцев принимает решение уйти в запас. Тем более, выслуга лет уже позволяла это сделать.
Перед увольнением его вызвали в штаб округа и предложили, пока есть возможность, получить квартиру в Кривом Роге, там немцы строили дома для выводимой из Германии танковой дивизии.
На следующий день, не теряя времени, Сергей выехал в Кривой Рог. Попутчиками были Слава Абросимов и Витек Косарев, так же получающие жилье.
На первый взгляд, город понравился, особенно его центральная часть с историческими зданиями, драмтеатром, широкими улицами и бесконечными новостройками.
Перспективно выглядел и строящийся городок для семей офицеров. Двенадцать панельных девятиэтажек, котельная, подстанция, очистные сооружения, школа, поликлиника, детские сады, гостиница, ресторан, магазины, почта, АТС. Строились новые дороги, планировались зеленые насаждения. Микрорайон мог жить автономно. И все это отличного западного качества. Да, в этом немцы преуспели!
Квартира в таком микрорайоне действительно была подарком на всю жизнь. Несколько смущала экология. Расположенные в двадцати километрах металлургический и горно-обогатительные комбинаты, шахты и рудники, портили общую положительную картину.
До новостроек офицеры добрались рейсовым автобусом и когда лезли по распутице стройки, услышали медь полкового оркестра. Это сдавали в эксплуатацию первую девятиэтажку.
Подбежал полковник и, записав их фамилии, приказал срочно становиться в строй для торжественного получения ордеров.
Шел митинг. Выступали немцы, австрийцы и словаки. Присутствовал наш генералитет.
Буквально через двадцать минут Сергей, Слава и Витек стали обладателями прекрасных новых двухкомнатных квартир. При этом у них не спросили ни одного документа. Чудеса, да и только! В готовые уже ордера просто вписали их фамилии.
Каждую квартиру сдавали хозяину представители заказчика и строители. Все шло с иголочки, ни какого сравнения со сдачей отечественных домов.
В дальнейшем, правда, выявятся недочеты. Так, по пути из Австрии пропадут холодильники и стиральные машины, которые должны стоять в каждой квартире. Да, что там это. Пропадет целый этаж. Люди получат ордера на девятом этаже, а один дом окажется восьми этажным. Но все это будет потом, а пока лица новоселов расплывались в радостных улыбках.
- Вообще-то, - размышлял Сергей, - если бы иметь нормальную квартиру в Конотопе, то и не надо затевать переезда в задымленный Кривбасс. Конотоп – районный центр, под сто тысяч населения, даже есть свой трамвай, самый старый в Украине. Правда, вагоны перемещаются по одной колее и надо ждать встречного, чтобы разъехаться. До Киева и Москвы рукой подать.
Однокомнатная квартира в «хрущевке», возле части, к тому времени у Сибирцевых имелась, но рассчитывать на лучшее не приходилось. Юля работала в торговле по специальности, Ванек ходил в шестой класс. Все, более-менее, устроено, но устоять перед криворожской квартирой было трудно.
Возвращаться в Россию без жилья рискованно, да и все надеялись, что перемены эти временные и скоро жизнь наладится, войдет в привычную колею.
На семейном совете решили, что из армии увольняются, переезжают в Кривой Рог и ищут обмен на Россию.

На мальчишнике, по поводу окончания Сергеем военной службы, молодой, вновь прибывший лейтенант задал вопрос об освобождаемой квартире.
- А, почему ты интересуешься? – спросил Сергей.
- Да вот, приехал с молодой женой, скоро будет второй ребенок, а жить негде.
Сергей знал по собственному опыту, как трудно командиру взвода получить жилье.
- Вообще-то, я хотел ее приватизировать, а там видно будет. Но, если тебе так уж нужно жилье, то ставь ящик водки и квартира твоя.
Лейтенант долго не мог поверить в свое случайное счастье, даже когда через неделю его семья переселилась. А про ящик водки, как-то так и забыли. Да и разве в нем дело.
Сидящий за столом командир дивизиона Вовка Клочков, вдруг вспомнил:
- Серый, совсем забыл, тебе же привет. Недавно был у брата в Москве, он у меня «крутой» - депутат, на пикнике разговорился с одним генералом, и выяснилось, что он тебя знает. Фамилия Пузанов, тебе ни о чем не говорит?
Сибирцев вспомнил Афган, и вечно озабоченного и куда-то бегущего молодого пехотного комбата Саню Пузанова. Дружбанами они не были, но водку в одной компании пили.
Вновь их пути пересеклись в Юрге. Саня, в чине полковника, принимал Новосибирскую мотострелковую дивизию. Затем, Сергей убыл в Монголию и с Пузановым больше не виделись. Слышал только, что тот получил генерала.
- Да, знаю я такого генерала. Правда, давно не виделись.
- Сейчас это не просто генерал, а генерал-полковник, командующий Московским военным округом. И от него тебе привет, хочет с тобой встретиться! – торжественно заключил Володя.
- Ну, если хочет, значит встретимся. Смотри-ка, в какие верха его занесло! – с радостью за успехи товарища задумчиво промолвил Сибирцев.

Жалко было бросать свой первый дачный участок, выделенный городом и уже заботливо ухоженный Юлей. На Конотопских черноземах расцветала даже воткнутая в землю палка.
В первую же осень, на шести сотках, вырос большой урожай помидор, огурцов и капусты. Все это перетаскали домой на себе в вещмешках и ведрах.
На участок приходилось проходить через взлетную полосу. Когда у «сушек» проходили полеты, вокруг нее стояло оцепление. Обходить далеко и Сибирцевы не раз пытались перебежать напрямую, бывало, попадая при этом под предупреждающий автоматный огонь оцепления. Ваньку эти приключения были в радость, он бегал и веселился, как бы играя в войну, а Юля в страхе падала и, вжимаясь в пыль и грязь, ползла по-пластунски,  моля бога, чтобы в них не попали.               
               
                4   
         
В марте девяносто второго пришел приказ об увольнении. Началась гражданская жизнь.
 Той мизерной пенсии, что дала им Украина за двадцать пять лет выслуги,  хватало лишь на хлеб и воду. А что делать тем семьям, которые не успели получить квартиры? Руки опускались.
Сибирцеву в этом плане повезло. Отличная квартира и подвернувшаяся работа на новой АТС, возле дома, вселяли надежду на будущее. Юля продолжила работу в торговле. Ванек учился в местной, шестой по счету, школе.
Несмотря на то, что оба работали, денег катастрофически не хватало. В стране начиналась гиперинфляция.
С первых дней искали варианты обмена на Россию. Чтобы выжить, Сергей перевел пенсию на Родину, где она была в два с половиной раза выше, чем на Украине. Однако раз в три-четыре месяца за пенсией надо было ездить самому.
В один из приездов в Вытегру  он попал в начальный период избирательной компании. Готовились к выборам мэра города.
И вот на встрече одноклассников, ребята вдруг предложили ему баллотироваться в мэры. Сергей воспринял это, как шутку, но наутро, вспоминая загул с друзьями, задумался.
Предпосылки для победы были.  Город небольшой, все на виду. Он местный. Люди помнят его, как примерного ученика, комсомольского вожака, участника культурно-массовых мероприятий, поступившего в ВУЗ.
Он прошел нелегкий путь офицера, имеет опыт в руководстве коллективами, был в горячих точках. Вытегоры, жители прифронтового города во время Великой Отечественной войны, с почтением относились к военным.
Старшие Сибирцевы, мама и папа, пользовались в городе авторитетом.
Поначалу, все же сомнения были в целесообразности данного мероприятия, но, узнав, что местного выдвиженца нет, а баллотируются лишь иногородние ставленники, рассматривающие этот пост лишь очередной ступенькой к большой власти, решился, и вступил в борьбу.
Создали предвыборный штаб, в который вошли его одноклассники и приятели, имеющие авторитет в городе, связи в области и развивающие свой бизнес, и компания закрутилась.
Очень помогла Светка Осюковская, одноклассница, а ныне завуч школы, заслуженная учительница России.
Финансами занимались Серега Малыгин и Саня Гринягин, имеющие свой бизнес в заготовке и сбыте леса.
Вовка Субботин, уволившийся к тому времени из армии и работающий начальником АТС, взял на себя информационную и рекламную деятельность.
Сибирцев выступал перед избирателями в клубе Речников и по предприятиям города, по местному радио и на страницах районной газеты «Красное Знамя».
По опросам жителей, все получалось, шестьдесят процентов поддерживали его. Казалось – победа уже в кармане. Наивные. Они думали, что выборы будут открытыми и справедливыми.
Богатейший водными и лесными ресурсами регион уже давно не давал покоя руководству области и страны. Им нужен был на этом посту свой человек.
Выборы проиграли, недобрав всего два процента.
Это сейчас ни для кого не секрет, как это делается и результат голосования, в общем-то, от избирателей может не зависеть. Тогда же, было обидно до слез.
Поблагодарив друзей за поддержку и извинившись за то, что не оправдал их доверия, Сергей засобирался домой в Кривой Рог.

Перед отъездом, его друзья с бывшего леспромхоза пожаловались, что не могут сбыть излишки леса и попросили оказать им помощь, ведь промышленному  Кривбассу лес точно нужен. 
Забегая вперед, скажу, что и эта затея потерпела фиаско.
Сибирцев договорился с шахтами о закупке леса для крепежа в забоях.
Доставка леса до Днепропетровска лежала на нем, а дальше, шахтоуправления должны были подать вагоны и вывезти лес.
На удивление, загрузку, отправку леса по Волго-Балту и дальше, организовали четко. Две самоходки за десять дней, без единой задержки, прошли от Вытегры до Днепропетровска, привезли груз на сотни тысяч баксов, и, простояв двое суток у пирса, вынуждены были из-за отсутствия вагонов выгрузиться на берег. Загрузившись, заранее подготовленными арбузами, они ушли обратно в Вытегру.
С этого места пошла настоящая криминальная история, очевидно специально состряпанная руководством шахт и порта, в результате которой Сибирцеву выдали десять тысяч у.е. и посоветовали, в целях безопасности жизни и здоровья, покинуть Днепропетровск. Как не обидно, но это был самый обыкновенный «кидок».
Когда Сергей привез в Вытегру вырученные деньги, друзья на него даже не обиделись, сказав, что к такому они уже привыкли. Хорошо, что суда вернулись целыми, да и за счет арбузов, поездка себя оправдала. Лес просто списали.
               
                5

В Москве, на Курском вокзале, когда Сергей возвращался с деньгами из неудавшейся коммерческой поездки, произошла неприятная история.
С первых дней независимости (непонятно кого и от чего), националисты вновь образовавшихся государств, вбивали брешь в веками установившиеся братские отношения славянских народов. В своей ненависти доходили до абсурда.
Так, например, все контейнера под мусор Курского вокзала были покрашены в желто-голубой цвет, цвет государственного флага Украины. Очевидно, не случайно.
Сергей знал, что на этом вокзале менты  особенно придирчиво проверяют документы. Увидев украинский паспорт, с удвоенной алчностью хищника, перетряхивают сумки и чемоданы, нагло вымогая взятки.
При входе в вокзал его остановил милицейский патруль, проверил документы и, почему-то не придравшись, отпустил. Однако Серега рано радовался. Буквально через десять метров его окликнули. Возле привокзальных киосков, с надменным видом повелителя вселенной, стоял зачуханый милицейский прапорщик и величаво манил его пальцем.
Сибирцев, окинув сочувствующим взглядом вершителя судеб, сказав, что его уже проверяли, взялся за ручку двери вокзала. Открыть ее не удалось. В то же мгновение к нему подскочили два сержанта с автоматами на груди и оттеснили к киоску.
Прапорщик с издевательской, слащавой улыбкой предложил предъявить документы. Сергей понял, что разыгрывается какой-то спектакль, но не стал заводиться и протянул паспорт. При виде трезубца, у привыкших к поборам с хохлов ментов, аж поднялось настроение.
Несмотря на предъявленное Сибирцевым удостоверение офицера, прапорщик, уверенный в своей безнаказанности, начал проводить обыск.
Денег было достаточно много. Мент сначала забрал все рубли, несколько тысяч, но, увидев доллары и, прикинув что-то в своей маленькой головке, вернул их обратно. «Зеленые» же исчезли в его кармане.
- Товарищ прапорщик, пройдемте в камеру хранения, и я представлю вам документы на всю сумму. – Сказал решительно Сергей.
- Никуда я не пойду. Все документы у вас должны быть с собой. А, так как их нет, то деньги я изымаю.
- Ну, что же,- не растерялся Сибирцев, - пройдемте в отделение, там и разберемся.
- Садитесь в машину, - приказал прапор.
Вчетвером сели в рядом стоящие «Жигули». Сергей оказался на заднем сиденье, припертый с обеих сторон стволами автоматов «гоблинов».
Стемнело. Изрядно поплутав по каким-то стройкам и гаражам, остановились, наконец, под единственной, горящей на столбе, лампочкой.
Впереди стояли две работающие иномарки, возле которых прогуливались «лысоголовые быки» с цепями на шее.
Прапор выскочил из машины, подбежал к ним и долго что-то объяснял, размахивая руками, лебезя при этом, как перед вышестоящим начальством. Затем вернулся и уже в машине бросил Сергею:
- Повезло тебе, майор. Если хочешь разойтись мирно, - с тебя тысяча.
Сергей, возмущаясь и скрипя зубами, все-таки сдержал себя и, думая, что тысяча рублей не бог весть какие деньги – согласился.
Машина остановилась.
- Верни доллары, а потом разберемся.
Сибирцев, убедившись, что вся сумма на месте, убрал деньги в карман. Тысячу рублей протянул прапору. Тот аж задохнулся от изумления.
- Ты что мне даешь?
- Как что? Как и обещал – тысяча рублей.
- Ну, ты попал. Вот теперь ты точно пожалеешь, что на свет народился.
Сергей никак не мог понять, что так возмутило мента. Он и не предполагал, что речь шла о долларах.
Зазвонила рация. Прапор ответил. Затем, остановив машину, вывел Сергея на улицу.
- Давай тысячу рублей и, - свободен.
Видать, опять у них что-то не сраслось.
- Нет, мне теперь спешить некуда, поезд ушел, едем в участок.
- Твой поезд, в ста метрах  за углом. Еще успеешь  в камеру хранения.
Сергей отдал деньги, и машина с ментами исчезла.
Только в поезде Сибирцев осознал, из какой передряги ему удалось выйти. Могли просто пристрелить, забрать деньги и выбросить труп. Для Москвы девяностых это было рядовым событием.      
               
               
                6
               
Леху Ходуса из «девятки» поперли за то, что он развалил Советский Союз! Когда Горбачев собрал всех президентов в Ново-Огарево подписывать союзный договор, Леха во время торжественного обеда торчал как раз в группе охраны. Выпил, понятно, малость, чтобы не очень противно было на всю эту сволочь смотреть. И вдруг к нему во время аперитива президент Молдавии Мирча Снегур привязался. Что-то ему не понравилось. Мол, не так смотришь, не так стоишь. Снегура тоже понять можно: был он какой-то там драный первый секретарь занюханного ЦК Молдавии – и вдруг сделался аж президентом! Крыша у него и поехала. А Леха вместо того, чтобы прогнуться и повиноватиться, как это обычно делается, взял да изобразил лицом: «Иди ты лесом, Мирча!»
- Что вы себе позволяете! – закричал Снегур. – Я – президент Молдовы!
- А я капитан девятого управления КГБ! – вдруг брякнул Леха. – Вас, президентов, как собак нерезаных теперь на просторах страны разбегалось, а капитанов «девятки» раз, два и обчелся.
Что тут началось! Все просто обалдели. Это ведь как если бы бронзовый матрос с маузером на станции метро «Площадь Революции» вдруг заматерился!
У Снегура от возмущения сердечный приступ случился.
Горбачев, чтобы его успокоить, тут же на банкете, кудахча, стал исключать Леху из партии. Три прибалтийских президента под шумок радостно чокнулись рюмочками, справедливо усмотрев в этом происшествии знак скорого распада проклятой империи.
Кравчук от волнения забыл, как по-украински будет «независимость». Шеварнадзе, отпросившись якобы по малой нужде, побежал звонить-докладывать Гельмуту Колю. А Ельцин устроил скандал, заявив, что Толика специально Раиса Максимовна подослала…
В результате взволнованные президенты порешили, что проект нового договора еще сыроват, и постановили его доработать. Подпиши они тогда союзный договор – и история пошла бы совсем другим путем!
А о том, что дальше случилось, во всех учебниках сейчас написано.
Снегур, вернувшись в Кишинев, ударился в крутейший прорумынский сепаратизм. Прибалты завыделывались. Хохлы захорохорились. Грузины завыстебывались. Белорусы забульбашили. Армяне закарабашили. Азиатское подбрюшье так и вообще охренело. А Россия совсем сбрендила и объявила себя независимой, как Берег Слоновой Кости.
Горбачев в сердцах после того случая разогнал «девятку», набрал новых людей – они-то его и сдали потом в Форосе. И распался великий Советский Союз.
А Леху – этого в учебниках, разумеется, нет – исключили из партии и выперли с работы. Но об это он не жалеет. Ему Советский Союз жалко. Пьет он редко, но как следует. И когда наберется – плачет. Плачет и приговаривает: «Что я наделал! Что я наделал!».
Помыкавшись по Москве в поисках работы, пытаясь даже поэтом стать, подстраиваясь под реалии нового времени:
…То березка, то рябина,
    То ольха, то бересклет.
    То бывалая вагина,
    То девический минет…
И не оцененный издателями, в конце концов, плюнул на все и уехал на родину в Кривой Рог.
Здесь он создал охранное агенство. Дела поначалу пошли в гору, но «наехала» налоговая инспекция и пришлось все сворачивать.
Серегу Сибирцева с Лехой судьба свела на турбинном заводе в девяносто пятом, где оба работали инженерами по охране труда.               
               
                7

Приспосабливаясь к жизни на гражданке, Сибирцев то и дело попадал в экстремальные ситуации. 
Пенсию удалось перевести в Белгород на счет сбербанка. Ездил за ней Серега на перекладных электричках раз в три месяца.
Как-то, получив пенсион и купив давно желаемый переносной телевизор, он, возвращаясь домой, переехал электричкой границу и в Харькове сел на поезд.
В плацкартном вагоне было много народа. Соседями оказались три девчонки, ехавшие на каникулы в Николаев.
Время обеденное и Сергей решил перекусить. Тут же к нему присоединились девчата. На столе появилась бутылка вина.
Вдруг по проходу пробежал по пояс раздетый и весь в крови парень. Он залез на боковую верхнюю полку и отвернулся к окну.
Тут же за ним ворвались трое разгоряченных мужиков и принялись его избивать.
Сергей, а за ним девчата, кинулись их разнимать. Однако, странно, все действия Сибирцева были как во сне, замедленными. Ноги и руки налились тяжестью, в голове поплыло… И с этого момента он ничего не помнил.

Очнулся от холода. В голове шумело. Все тело ныло и саднило. Подвигав конечностями и осознав, что переломов нет, Сергей осмотрелся.
Лежал он на траве в лесу, над ним раскинул свои огромные ветви вековой дуб. Серел рассвет. Просыпались птицы.
Сибирцев с трудом вспоминал последние события, но дальше застолья и потасовки в поезде мысли не шли.
Все тело в синяках и ссадинах, рубашка порвана на лоскутки, будто через мясорубку пропустили. Ни документов, ни денег в карманах.
Скорее всего, это был обыкновенный грабеж.  Подсыпали чего-то в вино, инсценировали драку, ограбили и выбросили с поезда.
Но как он оказался в лесу? И где находится?
Сергей встал и направился к видневшейся неподалеку поляне. Осмотрел себя в попавшейся луже: левый глаз заплыл, бровь рассечена, губы разбиты, весь в засохшей крови. Да… Вид не радовал.
Умывшись в луже и приведя себя в относительный порядок, залез на дерево и осмотрелся. Километрах в двух на западе увидел железнодорожную ветку и небольшое село. Солнце начинало пригревать, на траве выступила роса, предвещая хороший день.
Минут через сорок вышел на железную дорогу. Вдали виднелась станция. Чтобы не пугать людей, снял порванную рубашку и забросил через плечо, показывая своим видом, что ему жарко.
В киоске на платформе узнал, что через два часа будет электричка на Днепропетровск, а поезд через Кривой Рог прибывает прямо сейчас. Выход был один - чтобы уехать на поезде, надо жертвовать чудом оставшимися на руке именными часами, врученными ему в свое время командующим армией за боевые заслуги.
Продавщица киоска, приняв Сергея за бомжа, часы все-таки взяла, выставив бутылку паленой водки и дав денег на билет.
Промыл раны водкой, принял внутрь для поднятия духа и пошел на посадку. До дома добрался без приключений, смущало лишь пристальное внимание и неприязнь попутчиков.
Через неделю раны затянулись, но душевная боль осталась надолго. Особенно жаль утраченных документов. Паспорт, из-за коррумпированности ментов, удалось восстановить лишь спустя три года. Естественно, преступников, несмотря на заявление, никто не искал. Как он оказался за три километра от железной дороги, осталось загадкой.               
               
                8

В тот вечер Сергей уезжал из Питера на «Красной стреле». На Московский вокзал приехал за два часа до отправления и бродил по платформе, ожидая, пока подадут состав.
- Комбат?! – услышал он окрик.
Обернувшись, увидел мужчину спешащего к нему. В облике черноволосого бородача мелькнули знакомые черты.
- Не узнаете? Это я, Кикаев!
Сергей тут же вспомнил Забайкалье и сержанта-чеченца, с которым служил бок о бок два года.
- Тебя не узнать. Возмужал, бороду опустил.
Кикаев обнял Сибирцева. Было видно, что он очень рад встрече.
- А я товарища провожал на поезд. Смотрю, вроде бы Вы. Дай, думаю, подойду. Ну, как дела? Где сейчас?
- Ушел на гражданку, живу на Украине в Кривом Роге. А у тебя как?
- Долго рассказывать. А вы уезжаете?
- Да, поезд через два часа.
- О, у нас еще целый вагон времени. Поехали со мной, а к поезду я вас привезу.
- Ну, что же, поехали.
На привокзальной площади они сели в ожидаемый Аслана джип.
- Я тут проездом. Правда, квартиру имею, но туда не поедем, а поедем в ресторан к земляку.
Водитель, получив распоряжение, гнал машину, игнорируя все дорожные правила.
- А вы, как здесь? – поинтересовался Аслан.
- Проездом. Ездил на родину по делам. Сергей в нескольких словах рассказал Кикаеву о своей жизни.
- Да, нелегко вам пришлось после развала Союза, - участливо промолвил Аслан.
- Ну, почему же. Живу нормально. Не хуже, не лучше. Как все.
Машина остановилась. Сослуживцы зашли в неброское здание, оказавшееся внутри небольшим, но довольно шикарным рестораном.
Время послеобеденное, зал был пуст.
Подошедший администратор дружески поздоровался с Кикаевым, кивнул Сергею.
- Важа, вот комбата своего встретил, представляешь?! У нас всего час времени. Сделай, как для себя, - попросил Аслан.
- Да, это здорово. Через пять минут все будет готово.
За столом появились различные кавказские блюда. Но, увлеченный беседой, Сергей попробовал только шашлык.
- После дембеля я уехал домой в Грозный, – начал рассказ Аслан. - Две недели погулял и устроился на завод. Весной поступил в университет, но учиться, практически не пришлось. Вскоре начались национальные выступления, а затем была война. Старшие братья ушли в горы, я же остался с родителями. Во время бомбежки Грозного нашего дома не стало, и мы были вынуждены перебраться на юг Ичкерии к родственникам. Вскоре пришло известие о гибели среднего брата. Я ушел в горы. О жизни в полевых лагерях рассказывать не буду, я думаю, вы поймете, почему? Кстати, однажды судьба столкнула с Федосовым, помните такого бойца?
Сергей вспомнил. Это было во время его дежурства. В штаб забежал перепуганный сержант, дежурный по батарее:
- Товарищ капитан, у нас ЧП. Федосов руку отрубил, - отрапортовал он.
Сибирцев кинулся в казарму. На окровавленном полу сидел и стонал, бледный как мел, боец, прижимая к себе обмотанную вафельным полотенцем руку.
Рядом с ним лежал топор и два пальца левой руки.
Комбат окликнул мелькнувшего возле каптерки Кикаева и приказал ему срочно выгнать дежурную машину. Схватил с ближайшей кровати полотенце, замотал в него отрубленные пальцы и, взяв пострадавшего под руку, вывел на улицу.
До госпиталя добирались минут сорок. Хирургическая бригада была на месте. Определив бойца в реанемацию, вернулись в часть.
Каково же было их удивление, когда через две недели Федосов вернулся, и на левой руке у него были все пальцы?! Оказывается, если вовремя подсуетиться, то возможно и такое…
- Помню, как же. Это, у которого отрубленные пальцы приросли? – задумчиво произнес Сергей.
- Да, тот самый.
- А ты помнишь Аслан, как он их отрубил? Ведь это он тебе мороженое мясо топором рубил. Я это знал, но спустил на тормозах.
- Помню я все. И то, что вы замяли это происшествие, тоже помню. Да, если честно, то мы вас и уважали в основном за то, что спали с нами в одной палатке, ели из одного котелка, делились последней банкой консервов. Хотя и крут бывали, особенно приняв лишку на грудь. Но мы не обижались. Знали, что получаем за дело. В отличие от штабных офицеров, мы вас за своего считали. Не зря зовем – батяня-комбат!
Подводили вас не раз по молодости, уж извините. Особенно тот случай, когда вы привели в бокс техники проверяющего, а у машин были подняты задние мосты на домкраты, в кабинах сидели «молодые» и газовали. Проверяющий удивился и спросил, чем это личный состав занимается? Вы не растерялись и наплели ему что-то о проверке развала-схождения колес. А ведь это мы брагу гнали. К задним колесам цепями привязали канистры с закваской. Колеса быстро вращались и через час получалась отличная брага. Голь на выдумки хитра!
Так вот, о Федосове. Нас тогда федералы окружили. Пробивались с боями. И в последней стычке захватили трех русских солдат. В одном из них, раненом, я и узнал Федосова.
Двоих отправили с отрядом в горы, а его я оставил у себя. Ранение было серьезное, в живот, но до утра он держался неплохо, разговаривали. Оказывается, в Ичкерию он прибыл по контракту, а это не давало ему ни одного шанса остаться в живых в плену. Вспомнили Забайкалье, наших ребят, вас, посетовали на судьбу, разбросавшую нас по разным окопам.
Утром он потерял сознание. Я вывез его к ближайшему блокпосту. Не знаю, жив ли он остался?
Затем я год был в Англии, занимался финансовыми вопросами Ичкерии. А сейчас, разрываюсь между Москвой, Питером и Республикой.
Как видите, сейчас мы с вами по разную сторону баррикад.
- Ну что же, убеждать друг друга в чем-то не будем, все равно, каждый останется при своем мнении, - сделал вывод Сибирцев.
 - Хватит обо мне, давайте о нас. Помните, как накануне учений оба наши БТРа вышли из строя, один взорвался, а другой сгорел?  Мы тогда здорово за вас переживали, думали, что снимут с должности.
Сергей вновь ушел в воспоминания.
Накануне тактических учений, Сибирцев дал команду заправить БТРы. Техник все сделал правильно, но не загнал машины в бокс, а оставил их под палящим солнцем.
Вечером, в один из них залез механик-водитель и, прежде чем завести машину, закурил. Тут же раздался сильный взрыв. Передние стекла выбило, бронированные люки вырвало, антенна зенитного излучения и бензоагрегат на крыше машины улетели в неизвестном направлении, а саму машину деформировало так, что БТР превратился в бочку. Взрыв спровоцировали газы, скопившиеся в десантных отсеках после заправки.
Что удивительно, механика лишь легко контузило, не причинив ему значительных повреждений. Он, контуженный, вылез из машины и ушел в неизвестном направлении. Его долго искали. Сначала думали, что выбросило взрывом, но, обнаружив живым в городке возле части, успокоились. Сам он не помнил, как там оказался.
Наученные горьким опытом, второй БТР они проветрили и загнали в бокс. Однако на утро, при выходе части в запасной район, он вдруг загорелся. Прямо рок какой-то! Находившиеся в нем экипаж и офицеры мер к тушению пожара не приняли, а просто разбежались. В результате машина сгорела дотла.
Эти два инцидента Сибирцеву долго вспоминали, что отразилось на присвоении очередного воинского звания.
Через полгода Сибирцеву удалось все же списать машины и получить другие, тоже старые, может чуть лучше прежних. Вообще то, за время службы, Сибирцев изрядно намучился с БТР-60ПУ, имеющих два двигателя Газ-66. Броня машин была слишком тяжелой для таких движков. Двигатели работали в разнобой, часто выходили из строя, слабой была и ходовая часть.

Время вышло. Надо было ехать на вокзал.
Они встретятся еще раз. Через год Аслан заедет к Сибирцеву в Кривой Рог по пути во Львов, где он набирал добровольцев из ОУН-УПА для войны с русскими.
В 1999 году из новостей Сибирцев узнает о разгроме в Чечне крупного отряда боевиков и гибели их полевого командира Аслана Кикаева.               
               


                9

При работе на АТС Сергею часто приходилось общаться с офицерами танковой дивизии. Особенно теплые отношения сложились с командиром батальона связи Борисом Парадизом и начальником штаба танкового полка Рафиком Ахметовым. Не раз они обсуждали положение дел в сегодняшней украинской армии, да и в государстве в целом. Выводы не радовали. Армии, как боевой единицы, практически уже не оставалось. У боевой техники заканчивался моторесурс, новой, в войска не поступало. Молодежь в армию не шла. Старые офицерские кадры, скрепя сердце, тянули до пенсии. Все великое боевое прошлое враз забыли, шла повальная украинизация.
В этой драматической ситуации, видя, что сильным мира сего наплевать на людей в погонах, ряд здравомыслящих офицеров объединились и приняли решение о выводе дивизии в Гуровский лес, расположенный в семидесяти километрах от города.
Решение это было безо всякой политической подоплеки, просто людей довели до крайности. От безвыходности, обиды за державу и крика души, был сделан этот шаг. Его сделали те офицеры, у которых еще оставалась честь и совесть.
Организованного выхода не получилось. Национализм уже пустил корни и в армейскую среду. В результате на марш вышли два сводных танковых полка. В целях мобильности брали только исправную и проверенную технику. Действовали по всем правилам военной науки.
Слух о бунте в танковой дивизии быстро разошелся по всем Вооруженным Силам. В Гуровский лес потянулись недовольные положением дел в стране  части и подразделения из других регионов.
Через две недели здесь сконцетрировалась группировка по своим масштабам, технической и огневой мощи равняющаяся развернутому армейскому корпусу.
Разбили палаточные городки, организовали службу войск, наладили быт, питание и отдых все прибывающему личному составу. Круглосуточно шли полевые занятия.
И вот тут напрашивается вывод: наверное, действительно вся верхушка социалистического строя образца 90-х прогнила, погрязла в коррупции и воровстве. Ни один коммунистический лидер в лес не пришел! Это было предательство народа. Первые коммунисты Украины срочно жгли партийные билеты и становились главными демократами.
Что делать дальше? Идти на Киев? Уходить в Россию? Чувствовалась нехватка лидера государственного масштаба. Если умно распорядиться такой силой, то все в жизни страны можно поправить.
Лагерь разросся до масштабов среднего города. Появились эмиссары из Донецка и Харькова, наблюдалось несколько генералов.
На центральной поляне каждый день шли митинги в поддержку возрождения Донецко-Криворожской республики.
Основана ДКР была в 1918 году под председательством Артема (Сергеева), видного революционера. Просуществовала она менее года из-за противоречий положениям Брестского мира. В нее вошли восемь юго-восточных областей Украины. Впервые людей объединяли не по принципу национальности, а по экономически-географическому принципу. Жизнь покажет правильность данного административного деления, исключающего межнациональную рознь. Объединение промышленного юго-востока в единый кулак прогнозировало хорошие перспективы. Это подтвердит в 2004 году второй съезд Юго-Востока Украины в Северо-Донецке.

Люди воспряли духом. Все были готовы с оружием в руках защитить завоевания отцов и дедов. Казалось, еще немного и жизнь войдет в свою нормальную колею.
Не случилось. В отсутствие единого лидера, слабом участии России в происходящем, в различных видах на перспективу у командиров и начальников, революционный подъем масс постепенно пошел на убыль. Появились проблемы с тыловым обеспечением. Люди начали разбредаться. В конце-концов остались только самые стойкие. И только январский холод, голод и невоcтребованность, вынудили героев прекратить сопротивление.               
               
                10

Ванек заканчивал одиннадцатый класс. Однако с профессией так и не определился. Частые переезды, смены школ и регионов проживания не привили тягу к определенной профессии. Развал армии проходил у него на глазах, поэтому военным быть не хотел. Сергей пытался помочь в выборе профессии. Работая к тому времени инженером по охране труда крупного турбинного завода и имея определенные связи, он не жестко, но настойчиво и планомерно направлял мысли Ванька в нужном направлении. Первое и безоговорочное – это получение высшего образования.
Однако, молодость есть молодость. В голове ветер. Живешь одним днем. К тому же, страна погрязла в хаосе. На неокрепшую юношескую психику обрушился обвал порнухи и рассказов о беззаботной, богатой и красивой жизни. «Потерянное поколение» - так потом скажут о молодежи 90-х.
При заводе открылись подготовительные курсы Харьковского авиационного института. На них Иван и поступил, посещая после школьных занятий..
Будучи в родительском комитете школы, Сергей по возможности помогал сыну в учебе. Переживая за сдачу классом выпускных экзаменов, заранее, по старой памяти заготовил шпаргалки по всем предметам и незаметно, как ему казалось, подсовывал их ученикам оказавшимся в затруднительном положении.
Аттестаты торжественно вручали в Доме офицеров. Для виновников торжества и их родителей накрыли столы в кафе, но молодежь после первых же тостов убежала на дискотеку в соседний зал.
Наблюдая за танцующими вчерашними школьниками, Сергей невольно вспомнил свой выпускной:
- Да, жизнь разительно изменилась. На смену скромным выпускницам в белых фартуках пришли голливудские красавицы в роскошных нарядах. Магнитофонные записи ВИА заменил громкий электронный бой. Хорошо это или плохо? Наверное, хорошо. Лишь бы с головой и душой у них все было нормально.
Смотря на Ивана, отметил, что тот все время старается быть в стороне от основной массы молодежи, ведет себя скромно, даже замкнуто. Это понятно, ведь с каждой сменой школы, он вновь был новеньким, а это ой как не просто.
К полуночи родители разошлись по домам, а ребята отправились на природу встречать первый рассвет своей уже взрослой жизни.

Через неделю были экзамены в институт. При местном авиационном техникуме открылись курсы ХАИ. Ваньку повезло, первые три года он мог учиться дома. Из Харькова приехала приемная комиссия.
Озабоченный поступлением сына, Сибирцев решил подключить к решению этого вопроса своего товарища курирующего подготовительные курсы, заместителя генерального директора завода.
Тот спросил сразу в лоб:
- Серега, не юли. Я знаю, зачем ты зашел. Волнуешься об Иване?
- Точно. Аттестат у него неплохой, но конкурс большой. Не знаю, сдюжит ли?
- А ты не сомневайся. Будут вопросы, поможем. Иди лучше за коньяком.

Экзамены Иван сдал неплохо, но проходного балла явно не набирал. Надо было идти на поклон.
- Коньяк взял? – напомнил товарищ о последней встрече.
- Взял.
- Сколько?
- Ящик.
- О, чувствуется офицерский размах. Поехали.
В кабинете ректора их ожидал председатель приемной комиссии. Он дружески поздоровался и предложил присаживаться.
- А где поступающий? – спросил председатель.
- Дома, - ответил Сергей.
- А кто будет экзамены сдавать?
Сергей недоуменно смотрел то на него, то на товарища.
- Ну, что ты смотришь, - нетерпеливо вскликнул коллега, - звони сыну и вызывай его сюда. И где, в конце концов, коньяк.
Сергей ногой пододвинул к столу чемодан с коньяком, а сам поспешил звонить сыну.
Ванек прибыл через двадцать минут. Экзаменатор разложил перед ним билеты по всем предметам.
- Тащи, и иди в соседнюю аудиторию готовиться, а мы пока с батей твоим пообщаемся.
Коньяк уже был разлит. Выпили по первой, по второй… Завели разговоры. Сергей понял, что мужики вместе учились и дружба у них еще со студенческой скамьи. Нашли общих знакомых. Оказалось, что экзаменатор, начальник кафедры ХАИ, проходил службу офицером - двухгодичником в Заб.ВО.
После третьей, он дал Сергею ответы на вопросы билетов и разрешил отнести Ивану:
- Пусть перепишет и не мучается. Если мы друг другу не будем помогать, то никто о нас не позаботится. Считай, что вопрос с поступлением решен положительно. 
Иван стал первым студентом из своей школы. Друзья ему завидовали. Позже, некоторые из них тоже поступят в ВУЗы, но пока он был первым и очень гордился «своими» достижениями.

Шли годы. Ванек, окончил институт и начал работать на заводе. В девяносто девятом завод отправлял турбины в Португалию. Для их монтажа и запуска ехала группа специалистов. В нее и определил Сибирцев своего сына.
Через полгода наладчики вернулись, а Иван решил еще поработать на Западе и переехал по приглашению друга в Италию. Первое время жил в Неаполе, а затем уехал к подруге итальянке в Рим. На Украину возвращаться не хочет, свое будущее связывает с Питером.      
               
                11

Татьяну первый раз он увидел в августе девяносто пятого возле инженерного корпуса турбинного завода. С Лехой Ходусом шли на обед в заводскую столовую. В дверях их обогнали две хохотушки.
Когда Сергей взглянул на Татьян, у него внутри как будто что-то «коротнуло». Ошарашенный, он стоял как столб. Это было, как наваждение, как колдовство, как мгновенное умопомрачение. Он увидел ее и пропал. Жизнь разделилась на до нее и с ней.
- Кто эта девушка? - придя в себя, спросил он Алексея.
- Это наш инженер механосборочного производства.
- Ты ее знаешь?
- Ну конечно, видимся каждый день.
- А почему, я ее не видел?
- Не знаю. Она давно здесь работает. Кстати, она замужем.
- Это не играет роли. Ты должен меня с ней познакомить.
- Не проблема, сейчас и представлю.
В столовой они встали в очереди за девчатами. Сергей уставился взглядом в Татьяну, упиваясь ее красотой. Тот идеал женщины, который за многие годы создался в голове Сибирцева, стоял перед ним живым.
Длинные, густые ресницы, брови вразлет, высокий лоб, легкий загар, каштановые блестящие длинные волосы. Нежная шея в вырезе ослепительно белой кофточки. Вот она подняла наконец глаза, и у Сергея на миг замерло сердце. Какая красивая! Карие глаза смотрели серьезно и даже строго, и была в них какая-то тайна-печаль, а может быть след страдания.
Ее фигура, рост, волосы, глаза, нос, губы, строение лица, улыбка, голос, манера поведения – все было вершиной создания. Но это было невозможно, Сергей непроизвольно пытался найти какой-то изъян, ну пусть какую-то неточность. Нет, все было эталоном красоты и женственности в его понимании.          
Ему хотелось схватить эту женщину, обнять ее, оградить от всего дурного, защитить. Наверное, это состояние восторга, какой-то удивительной силы и подъема и называется влюбленностью.
Алексей поздоровался с девчатами и представил Сергея. Те приветливо кивнули и продолжали обсуждать свои дела, не обращая внимания на ребят.
Это Сергея задело. Обычно женщины при знакомстве с ним не проявляли безразличия, а тут, посмотрела как на пустое место и отвернулась.
С этой минуты Сибирцев потерял покой. Он все время думал о Тане. Прогонял от себя эти мысли и снова думал о ней. Может это судьба? Может это и есть его половинка?
Ни работа, ни домашние или какие-то другие дела не шли в голову, в уме были мысли только о ней.
- Прямо колдовство какое-то. Если я с ней не поговорю, я просто сойду с ума, - думал Сергей.
Вскоре, он попал в компанию, где в конце рабочего дня отмечали день рождения одного из коллег. Как всегда, после небольшого застолья начались танцы.  Кавалеров оказалось больше чем дам, и пригласили девчат из соседнего отдела. Среди них была и Татьяна.
Сергей как-то сразу оробел и сжался, но все же решился подойти к ней. На предложение потанцевать Татьяна отказала и села за стол к имениннику.
Сергей был одновременно взбешен и смущен. Он впервые не мог просчитать ситуацию. Масло в огонь подлило то, что следующий танец она  танцевала, но уже с другим мужчиной.
Окончательно расстроившись и с трудом сдерживая себя, Сибирцев ушел с посиделок.
Видя состояние друга, Леха пытался привести его в нормальное состояние:
- Ну что ты в голову себе вбил. Красивая? Да, но не более того. Осмотрись, сколько вокруг девчат лучше ее. Кстати, завтра у нее день рождения.
Сергей ничего не мог с собой поделать. Купив большой букет алых роз, он пораньше приехал на работу и, спрятавшись за корпус, как пацан, выглядывал и ждал, когда Татьяна пройдет через проходную.
Из проходной Таня вышла с подругой. Сергей засуетился, рисоваться перед  подругой с букетом в его планы не входило. Решил подождать, когда она зайдет в кабинет, а затем, набравшись смелости, заглянул и попросил ее выйти на минутку.
Татьяна удивилась, но все же вышла. Краснея от смущения, Сергей как-то нерешительно поздравил ее с днем рождения и подарил букет роз.
Таня приветливо улыбнулась и сказала, что очень рада такому неожиданному подарку. Сергей же еще больше растерялся, чмокнул ее то ли в щеку, то ли в нос, отскочил в сторону и в это время в коридоре появились несколько работниц. Похвалив букет и поздравив Таню, они оценивающе рассматривали Сергея. Ничего не оставалось, как молча ретироваться.
Самое интересное в том, что их отношения после этого не изменились. Таня могла пройти мимо, не поздоровавшись, будто бы они вообще не знакомы. Это было выше понимания. У него никогда не было таких отношений с женщиной.
Казалось бы все понятно. Он оказал ей знаки внимания, дав понять, что она ему не безразлична. И если в ответ ничего, то разумнее всего на этом закончить отношения. Но в том то и дело, что разум здесь напрочь отсутствовал. Это была не просто страсть, а какая-то засасывающая трясина и выйти из нее, нет ни одного шанса.
Необходимо объясниться, ну невозможно так дальше жить!
Сергей позвонил ей и назначил встречу. Таня несколько раз ее переносила и, наконец, согласилась.
Встретились в кафе. Сидели часа два, пили кофе с пирожными, но разговор как-то не клеился и уходил все на темы работы и общих знакомых. Создавалось впечатление, что она тяготится встречей и просто вынуждена здесь присутствовать. Затем они недолго прогулялись по городу, и Сергей проводил ее домой.
Никаких вопросов эта встреча не решила. Сергею показалось, что Татьяна его, как мужчину, просто не воспринимает. Это его вообще сбило с толку.
Помучавшись, в конце концов, он решил забыть ее. Уехал в отпуск, затем перешел на другую работу. Они не виделись два года. Но, случайная встреча, вновь воскресила его страсть. Это было как незаживающая рана, откликнувшаяся застарелой болью.
Она продавала мороженое. Встрече была очень рада. Рассказала, что завод разваливается, всех сокращают, и она вынуждена перебиваться временными заработками. В ответ Сергей поведал о себе и, угостив Таню мороженым, пошел по своим делам.
Со стороны он выглядел обыкновенным прохожим, и никто не знал, какой пожар бушевал у него в груди. Одного взгляда Тани оказалось достаточно, чтобы он вновь оказался в плену ее чар. Все повторилось. Бессонные ночи и думы только о ней ненаглядной.
Это была хроническая болезнь. Стоило им увидеться, как происходил рецедив, который с трудом сглаживался временем. Самому убить любовь не получалось. Может быть она со временем уйдет, не найдя ответа в сердце?
Невольно, он постоянно следил за судьбой Татьяны. Знал, что она развелась, искала счастье с другим мужчиной, но не нашла.
Однажды он позвонил ей. Долго молчал.
- Привет. Только не бросай трубку. Тебя обидели. Так? Эй, ты плачешь? Ну, прекратить панику! Детка, выслушай приказ и выполни: прими душ, выпей чаю с мятой и медом и ложись спать. И запомни: даже если мы рассоримся, перестанем общаться, ну мало ли что бывает в этой жизни… Если, не дай Бог, конечно, случится что-нибудь страшное, если тебя загонят в угол, ты всегда можешь попросить о помощи меня. Даже если мы не будем видеться чертову кучу лет, и ты нарожаешь кучу детишек своему любимому мужчине, если будет нечем дышать от горя, всегда можешь кинуться мне на грудь, разрешаю.
- Врешь.
- Тебе сейчас – нет.
- Сейчас?
- Не придирайся. Разумеется, я бывает, что говорю неправду. Но тебе пока не врал… вроде бы.
Потом вдруг понес какую-то ересь о беспорядочном сексе. О том, что секс без разбора приводит к безразличию. Душа тупеет. Нет остроты чувств. Такие женщины не любят по настоящему. Их чувства всего лишь страсть. А страсть проходит и остается пустота. Необходимо уважение к самой себе. После минутной слабости приходится долго отмываться. Если не затронуто сердце, то это все грязь…
Все это, конечно, правильно, но какое отношение имело к Тане?!
- Пошел вон!.. – услышал Сибирцев в ответ и в трубке раздались короткие гудки.
А он просто ревновал и был по уши влюблен! Он злился и страдал.

- Да неужели на свете мало баб? Что я, как последний пацан, слюни распустил? «Ах, не дала…ах, прогнала…».
Не одна, так другая. Все они по сути одинаковые. Все ломаются, строят из себя непорочную невинность, сопротивляются для вида. А у самих в глупых головках одна куцая мыслишка: не перестараться бы, а то и в самом деле поверит и оставит попытки.
Хватит о ней думать! Я уже становлюсь похожим на размазню. Сейчас самое время в кабак закатиться, а уж там, как Бог даст.
Двадцать гривен за вход, выпивки на полтинник. Бармен приветливо улыбается. А на соседнем стуле вертится смазливая егоза, быстро стреляет глазками в его сторону.
- Позвольте вас угостить?
- Ах, я не пью… Мне сок, пожалуйста…
Получи свой сок, детка. Только мне уже не интересно. У, какой взгляд разочарованный! Даже со стула встала. Неужели следом увяжется? Нет, поняла, что дядя серьезный. С глупой малолеткой дяде скучно…
Хорошо, что с моего столика прекрасно видно всех посетителей… Да не закидывай ты ногу на ногу, не дергай юбку. Я на тебя случайно посмотрел. Я вообще красный цвет не люблю, так что в этом платье у тебя нет шансов.
За брюнеткой в красном, блондинка в зеленом. Фу-ты, просто светофор. Вот та мордашка ничего, только слишком много курит. 
А вот это уже интереснее… Правда со спины. Может, повернется – крокодил крокодилом? Нет, честно говоря, даже красивая.
Да, это я на тебя смотрю. Почувствовала? Идешь ко мне? Ха! Милочка! Да вокруг же полно свободных мест, так что не смотри таким отсутствующим взглядом сквозь меня на стену.
- У вас свободно?
Голосок приятный, чуть низковат, но это даже пикантно.
- Да, пожалуйста.
Я тоже смотрю сквозь нее. Я очень погружен в свои мысли… Теперь она молча цедит через трубочку коктейль.
- Простите, вы музыкант?
Соизволила, наконец.
- Нет, я офицер.
- Правда? Как интересно!
Удивление не поддельное. И это приятно. И реакция не бурная, а как раз в меру…
Пара дежурных фраз, и ее стакан опустел как раз во время.
- Позвольте, я повторю?
 Она очаровательно дернула плечиком.
- Да, пожалуй…
Официант принес нам новую порцию, и беседа логически переросла в знакомство.
- Сергей.
- Марина.
- Вы актриса или манекенщица? – грубо льстит Сергей.
Марина в ответ чуть заметно усмехается.
- Я дизайнер. Здесь слишком шумно.
Это уже намек. Конечно же, я готов проводить.
Вот и все. Как просто…

- Она мне нравится, - думал Сергей. – Она красива, прекрасно сложена. Холеная кожа, высокие стройные ноги. Она знает это. Она привыкла к мужскому вниманию. Она не может не нравиться, это противоестественно. Тогда, черт побери, что меня останавливает?
В комнате полумрак. В тонких рюмках дорогой коньяк. Он уже битый час сидит, как истукан. Разводит бодягу, а девушка начинает нервничать. Вот она встала, прошлась по комнате, что-то переставила в шкафу. Ах, какая неловкость! Задела локтем рюмку и она опрокинулась прямо на платье… Нашла повод переодеться. Интересно, она любитель или профессионалка? Наверное, просто искательница приключений.
Что это я опять торможу? Может, заболел? Или выпил лишнего? Вместо нормального мужского желания – отвращение. Да, я в самом деле терпеть не могу таких самоуверенных самок. Она ведь думает, что это она сняла меня, выбрала из толпы, чтобы удовлетворить свою похоть. Да еще полагает, что осчастливила этим.
Наверное, мой взгляд отражает мои чувства. Она замерла и растерянно спросила:
- Что-то не так?
Ты мужик или нет. Продолжай, раз начал.
- Все нормально, раздевайся. Ей нравится себя демонстрировать, здесь я угадал. Она становится рядом и начинает медленно расстегивать крошечные пуговки.
Совершенно не могу себе представить, чтобы Таня вот так же стояла перед мужчиной и бесстыдно раздевалась, пытаясь его завести…
Но я не спешу. Для меня она – кукла, картина.
Не то. Все не то. Не та! Противно. Я сам себе противен, будто в грязи извалялся. И почему-то скребет душу смутное чувство вины.
Пожалуй, впервые в жизни я посмотрел на обнаженную красотку с отвращением. Кого я ненавидел больше: ее или себя?
Надо было бы ненавидеть ту, из-за которой он оказался в этой квартире, пытаясь клин клином вышибить. Но… не получалось. Злость – да. Обида, даже ярость… А ненавидеть за что?
- Я ухожу.
- А… Тогда пока! Замок сможешь открыть?
- Чао, детка! – фривольно пробасил Сергей из-за двери. – Ты была неподражаема.
Начал лгать, так ври до конца. Просто она хотела услышать нечто подобное, а разве ему трудно сказать? Язык отсохнет.

Сергей с раздражением скрипнул зубами и вытряхнул рукой сигарету из пачки, спрятанной в бардачке. Сейчас бы развернуть машину… Пятнадцать минут бешеной езды – и он стремительно взлетит по ступенькам Таниного подъезда.
Стоп, дружок. У тебя разве не осталось ни капли мужской гордости?
Тебе же ясно дали понять, что твои ухаживания ни к чему, не раскатывай губищи, этот цветок предназначен другому. Дьявол. Узнать бы, кто этот счастливчик?
Тот музыкальный привет по «Шансону», где Серов от его имени пел навзрыд «Я люблю тебя до слез…», к примирению не привел.
Надо выбросить из головы эту странную женщину с копной каштановых волос. Кто она ему? Просто знакомая, с которой его случайно свела судьба. Свела и развела. Мало ли таких коротких встреч было в его жизни?
Пройдет год, два и Сергей с усмешкой будет вспоминать свое смутное томление в предчувствие близости. Нафантазировал себе, будто она прекрасная принцесса. А ему будет отведено место приятного знакомого, друга семьи.
В голову почему-то лезли строчки романса, где-то случайно услышанного:

Ему бы быть смелей, ему бы быть упрямей,
Ему б сорвать с меня фисташковую шаль,
Зачем, скажи, зачем мы время потеряли?
И я ему вчера не отдалась.
Как жаль!
               








               
               






                «Никогда не возвращайся в старые места,
                Что бы там не говорили, истина проста –
                Как бы пепелище не было вполне,
                Ничего там не найти, ни тебе, ни мне...»
               
                Омар Хаям                                                
               
                ГЛАВА 5
               
                ТРИДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ               

                1

Несмотря на то, что после развала Союза выживать было очень сложно, особенно в последнее десятилетие уходящего века, Сибирцевы все же выстояли.
Не хочется вспоминать все трудности, но были в жизни и такие периоды, когда чтобы прокормить семью, Сергей садился на велосипед и объезжал колхозные поля, собирая оставшиеся после уборки вилки капусты, мелкую картошку, побитые огурцы и помидоры.
Армейская служба прошла в постоянных переездах и к ее окончанию в активе семьи была лишь новая квартира, которую надо еще соответственно обставить. Нуждался в помощи и сын, получающий образование.
Постепенно, шаг за шагом, улучшали свой бытовой уровень. Им выделили шесть соток целины и, безмерно довольные появлению своей земли, они полностью окунулись в ее обработку. Сколько сил и здоровья это забрало? Одному Богу известно. Через пять лет кропотливого труда зашумел кронами свой фруктовый сад. Урожаи яблок, груш, слив, вишни, абрикос, персиков, орехов, винограда, намного превышали потребности семьи. Не привыкнув к коммерции, излишки они просто раздавали соседям и друзьям. Картошку, помидоры, огурцы, да и вообще все овощи, давно уже выращивали сами. Оба работали. Пенсию перевели в Россию. Появились некоторые накопления. Учитывая ненадежность вкладов, постоянную лихорадку экономики, инфляцию и дефолты, деньги вкладывали в недвижимость.
Со временем купили дачу с двухэтажным кирпичным домом, баней и гаражом на берегу реки и в пятнадцати минутах от дома. Возле дома выстроили отдельный гараж для приобретенных мотоцикла и машины.
Сергей медленно, но уверенно выстраивал ту жизнь и тот быт, что грезились в армейских мечтах.
Чтобы быть полностью независимыми в вопросах питания осталось решить вопрос мяса и молока.
Занялся разведением кроликов и гусей. В перспективе думал завести коз. Кролики размножались на глазах, но когда число их перевалило за пятьдесят, появились проблемы. Во-первых, кролей содержали с любовью, дав каждому имя. И, когда пришло время их забивать, просто не смогли кушать всех этих Кеш и Сонь. Во-вторых, дав соседу для развода своего лучшего кроля, тот вернул его больным чумкой. Пошла инфекция, начался мор, вакцины не помогали.
Гусят утащили змеи.
В общем, мясное направление не пошло, к тому же забирало много времени.
Заинтересовались разведением ондатр и страусов, но, все же, оценив плюсы и минусы, решили вопрос с живностью временно закрыть. Оставили лишь голубей.
Восполняя упущенное за годы службы в отдаленных северных районах, Сибирцевы каждое лето по два раза ездили отдыхать на море. К счастью до Черного и Азовского морей было рукой подать. Крым обследовали вдоль и поперек. А зимой, конечно, были лыжи в Карпатах. Регулярно навещали родственников и друзей в России. В общем, неусидчивость и тяга к путешествиям, привитые армейской жизнью, сохранились и в зрелом возрасте.
В 20002 году состоялись выборы в местные Советы. Сибирцев баллотировался в Криворожский городской совет, но не набрал нужное количество голосов избирателей.
Самым любимым занятием Сергея была и оставалась рыбалка. Не случайно, определяющим при переезде в Кривой Рог, наряду с хорошей квартирой, являлось наличие водоемов богатых рыбой.
Реки Ингулец, Боковая, Боковенька, множество ставков, находились в нескольких километрах от микрорайона. Основное внимание, безусловно, надо уделить Карачуновскому водохранилищу.
В жизни приходит время, когда необходимо сказать себе – стоп! Оглянуться назад, подвести итоги прожитых лет, прекратить гонку за призрачной птицей счастья и выстроить планы на будущее.
Нравится тебе это или нет, но большая и лучшая часть жизни уже прошла.
Был ли ты счастлив? Наверное, был. Да и что такое счастье? Наверное, отсутствие несчастья. Его в жизни не бывает много. Скорее всего, лишь счастливые мгновения. Надо разобраться в себе и выделить те моменты жизни, в которые ты был счастлив и на их основе попытаться построить дальнейшую судьбу.
Лучше и комфортнее всего Сибирцев чувствовал себя в общении с природой. Отдых в санаториях, рыбалка, сбор грибов, русская баня, работа в саду и огороде, книги, - вот то, что поднимало жизненный тонус и положительные эмоции Сергея.
Посоветовавшись с женой и решив, что «не жили богато, не хрен начинать», Сергей перешел на легкую работу и полностью отдался своим любимым занятиям.

Рыбалку он признавал только на удочку. Тогда, когда ты находишься с рыбой на равных. Думаешь, как изловчиться и поймать ее, а она должна обмануть и уйти.
Карачуновское водохранилище, искусственный водоем на реке Ингулец, шириной полтора и длиной двадцать километров, излюбленное место рыбалки тысяч жителей Кривбасса. На русле, на глубине десять-пятнадцать метров обитают короп (карп), щука, судак, лещ, толстолобик, крупная тарань, бычок.. Прибрежный камыш, - это места обитания окуня, карася, плотвы, красноперки,  верховодки, густеры, линя.
В последнее время из-за ухудшения экологии, выбросов сточных вод и роста токсичных синих водорослей, популяция хищных рыб значительно уменьшилась. Прошли те времена, когда из одной лунки мог вытянуть подряд дюжину килограммовых судаков. Редко удается подсечь и коропа крупнее трех кг. На счастье, карася и тарани еще хватает.
Постоянные запреты на рыбалку со стороны инспекции становятся предметом жарких споров между любителями и представителями власти. Да это и понятно. С одной стороны, запрет ловли на удочки, а с другой – расположенная на водохранилище промышленная рыболовная артель километровыми тралами и сетями процеживает весь водоем. С каждым годом запретных зон становится все больше.
А, как всегда бывает, рыба лучше ловится в «запретке». Вот и приходится рыбакам-любителям ухищряться. Чтобы и удовольствие получить и инспекции не попасться.
В теплые летние месяцы, основная рыба, это карась. Готовишься накануне. Встаешь затемно, прыгаешь на велосипед и по лесной тропинке мчишься на речку. Накачал лодку, размотал удочки и через камыш пробираешься к заранее расчищенному и закормленному месту. Клев начинается с восходом солнца. Чирикают первые птицы, появляются комары, поплавок медленно ложится на бок… Это крупный карась! Сердце замирает, руки дрожат, важен момент подсечки, не раньше и не позже… Есть!... Удочка дугой. Карась шарахается в камыши. Рвать нельзя, леска не выдержит, опускать тоже – запутается или зацепится. Вот так, маневрируя между двумя крайностями, в неимоверном напряжении, постепенно выводишь его к лодке. Увидев лодку, рыба делает рывок. Попустил… Опять тянешь. Заводишь ее в подсаку… Резкий подхват и килограммовый красавец, отливая золотом, трепыхается на дне лодки. Счастья… полные штаны!!!
Насаживаешь бутерброд (навозный червяк и зерно перловки). Заброс. Глаза впиваются в поплавок. Тишина. Слышен лишь писк комаров. Поплавок, медленно притопляя, повело в сторону… Наверное, короп! Подсечка, проводка и такой же карась падает в лодку.
Поплавок резко уходит в воду. Рывок и на крючке подлетевшей лески видишь бычка-бубыря, размером с палец. Настроение портится. Появившийся мелкий шустрый бычок перехватывает наживку у нерасторопного карася. Меняешь глубину и в полводы на хлеб таскаешь небольшую, с ладошку, красноперку. Пока рука не устанет.
Проверим еще раз дно. Насаживаешь червя. Заброс. Ждешь. Ничего. Это хорошо, значит, бычок отошел. Бросаешь прикормки. Солнце уже высоко, пригревает.
Поплавок трепыхнулся и повалился на бок. Рывок… На мгновение ощущаешь тяжесть и … пустой крючок выскакивает из воды. Сошел… Обидно! Разматываешь вторую удочку. Поклевка… Есть, карась! Поплавок резко тонет… Опять, бубырь. Ну, это теперь надолго. Солнце в зените. Начинается жара. Пора сворачиваться. Счастливый и отдохнувший, с уловом, возвращаешься домой.
Зимняя рыбалка еще интереснее и завлекательнее, чем летняя. По льду рыбу можно искать в любом уголке водоема, а значит и зкземпляры крупнее, и улов значительнее. Особенно хороший клев по перволедью и по последнему льду.
Первый лед достаточно крепкий. Начинаешь вдоль берега, на границе камыша и открытой воды. Насадки не надо. Проголодавшийся окунь хватает все блестящее, лишь бы найти стаю. Пешней бьешь лунки на разной глубине. Три – четыре подергивания мелкой блесной и идешь дальше. Рукой ощущаешь удар. Рывок… и на льду бьется небольшой «матросик». Тут же вновь опускаешь блесну. Сразу же удар. Такой же окунек. Здесь их стая. Будут брать, пока всех не выловишь. Помечаешь уловистую лунку веткой и идешь в поисках другой добычи. Удар… О, это уже что-то интереснее. Приходится повозиться. Из лунки вылетает окунь на пол кило. Пробиваешь рядом несколько лунок и выхватываешь еще несколько подобных хищников.
Самая интересная рыбалка начинается дней через двадцать после ледостава. Лед окреп. Идешь на глубину за лещом и таранью. Главное – найти, где стоит или ходит косяк. В поисках, как повезет, можно пройти не один километр. Вдруг видишь, вдали собрались в кучу рыбаки. Наверное, нащупали косяк. Длительной рыбалки там не будет, распугают, но на уху можно успеть выхватить. Бегу к ним и вижу, что толпа перемещается мне навстречу. Значит, косяк гонят на меня. Быстро бью лунку, опускаю мотыля. Тут же поклевка, кивок резко выпрямляется. Подсекаю и чувствую на леске упирающуюся рыбу. Откидываю удочку в сторону и, перебирая леску руками, вытаскиваю из лунки двухсотграммовую тарань. Отбрасываю и тут же опускаю наживку в лунку. Вновь поклевка… Вытаскиваю… Отбрасываю… Опускаю… Поклевка… Мимо пробегает толпа, задерживаясь на мгновение у пробитых лунок. Клев прекратился. Косяк ушел дальше. Хватаю ящик и обгоняю толпу. Бью лунку. Поклевка… И все повторяется. Так бежим и гоним косяк, пока не теряем его. За полчаса бега можно натаскать три-четыре килограмма рыбы. Потеряв косяк, рыбаки расходятся по водоему.
Продолжаю поиски и я, поглядывая тем временем за рыбаками. Вижу, отдельно сидящий дед замахал руками. Значит, что-то тянет. Наблюдаю. Затих... Опять тянет... Спешу к нему. Увидев рыбака, дед прячет добычу и хитрит, приподнимает мормышки, чтобы рыба не клевала. Меня смех разбирает, ведь я все эти хитрости давно знаю. Метров за пятьдесят до него бью лунки. Клева нет, да мне и не надо. Теперь – кто кого пересидит. Дед крутится, нервничает, мучается, знает, что по негласным законам рыболовства, я сам близко не подойду, а приглашать меня не хочет, «жаба» давит. В конце концов, убедившись, что я сел надолго, подзывает. Барским жестом разрешает мне «забуриться» рядом с ним. Шепчет, что клюет тарань до килограмма, но вытаскивать надо незаметно, а то прибежит толпа и «обрубит». Готовлю место. Забрасываю две удочки. Кивок медленно идет вверх, расправляется и вдруг удочка падает в лунку, успеваю схватить ее в последнее мгновение. Тяну, чувствую, зацепил. Рвать леску не хочется, а отцеп, как всегда, не взял. Думаю, что предпринять? Вдруг, удочку потянуло?! Тяну на себя. Леска звенит, сейчас оборвет. Сбрасываю тормоз. Леска быстро уходит в лунку. Чувствую, сидит что-то хорошее!.. Начинаю не спеша выводить. В лунке застревает голова огромного коропа!... Хватаю рукой за жабры. Подбежавший дед пытается расширить лунку пешней. Двумя руками тяну на себя и падаю в обнимку с рыбой на лед. Экземпляр потянул на шесть килограмм!!! От восторга и нервного перенапряжения состояние почти обморочное. Зная, что крупнее уже не поймаю, закармливаю лунки для завтрашней рыбалки и возвращаюсь домой.
Случались на рыбалке и неординарные события.
Это было в марте. Сергей любил рыбачить один, так как знал, что если поедешь с компанией, то это будет просто отдых на природе, с возможным переходом в рядовую пьянку. Выехал на лед на велосипеде. Лед уже «дышал», был как подушка, но еще довольно толстый, да еще с утра подморозило - можно ехать. Сел на свои лунки в полукилометре от берега. Клев был отменный, и чем выше поднималось солнце, только улучшался. К обеду уже набил полный ящик четырехсотграммовой таранью. Яркое весеннее солнце уверенно съедало некрепкий лед. В запале, не заметил, как остался один на льду. Все рыбаки уже свернулись и вышли на берег.
- Нет, все, хватит, так можно и не выйти, - пересилил себя Сергей и с сожалением смотал удочки.
С востока на него медленно наплывала какая-то черная полоса. Не сразу он понял, что это шла, ломая лед, открытая вода. Быстрым шагом Сергей направился к берегу. Лед под ногами гулял, как перина. С помощью пешни находил более безопасные участки.
Но вот лед под ним медленно пошел вниз! Сергей понял, что провалился! В этот момент, главное, не растеряться и не делать резких движений.
Правой рукой оттолкнул велосипед, левой – отбросил пешню и начал заваливаться на спину.
Он знал, что в его распоряжении есть максимум минута, пока не замокла одежда. Затем она утянет на дно.
Ошибкой было то, что выбираться решил вперед. Уперся руками о кромку льда и сделал выход силой. Слабый лед обломился, Сергей нырнул с головой.
Вынырнув, понял, что время уходит, но паники не было. Увидел, как вдоль берега бегают рыбаки. Кричат и машут ему руками. Сергея это почему-то рассмешило и даже прибавило сил.
- Ну, чудаки, -  подумал он, -  чего бегать, спасать надо!
Подплыв к задней кромке, он выбросил на лед руки и стал наползать на него спиной. Затем повернулся на бок, выкинул ноги, выкатился из промоины метров на пять и лишь тогда понял, что в очередной раз обманул судьбу. Надо быстрее выбираться на берег, но вдруг стало жалко бросать велосипед, пешню и ящик полный рыбы. Осторожно, ползком, все-таки вытащил на крепкий лед все свое имущество.
Метров за сто до берега понял, что не выйдет. Лед отошел от берега метров на тридцать, оставалось только раздеваться и плыть.
Тут он увидел, что есть еще тонкая полоска льда возле причала на насосной станции. Решил еще раз рискнуть.
К причалу уже бежал, чувствуя, что лед под ногами проваливается все глубже. Быстро выбросил на сушу велосипед, пешню и ящик, оттолкнулся  и … вновь провалился! В последний момент успел ухватиться за поручень причала и ценой неимоверных усилий все же выполз на берег. Сзади бушевала открытая вода.
- Нет, не возьмешь, еще поживем! – крикнул Сергей стихии и закрутил педалями.
Дома, сняв сырую одежду, он принял горячую ванну, стакан водки с перцем и уснул крепким сном. А на утро, как ни в чем не бывало, отправился на работу.               

                2

Украине хронически не везет с президентами. Хитрый Кравчук обдурил всех – главный идеолог коммунизма на Украине, за одну ночь превратился в первого «дерьмократа». Действуя, как антихрист, он нанес непоправимый вред православию – создал автокефальную украинскую церковь, отделив ее от Московского патриархата. Это при нем национализм вознесли в ранг государственности. Издав указы об «украинской мове» и коммерческой тайне, он подложил под государственность мину замедленного действия.
« Если бы я знал, что так будет, – отрезал бы себе руку», - скажет он позже, комментируя свою подпись под актом о развале Союза. Руки у него почему-то до сих пор целы, хотя все он прекрасно знал.
Времена правления Кучмы можно сравнить с гнойным нарывом. Когда внутри организм уже протух, но внешне еще ничего не заметно. Под прикрытием олигархической власти, двенадцать семейных кланов захватили восемьдесят процентов богатства страны. Народ недоумевал, почему в стабильной политической обстановке и наличии всех условий для дальнейшего роста, он продолжал падать в нищету? Как не рви жилы, а лучше жить не получалось. «Кучмовская» власть, уверенная в том, что, в отличие от россиян, украинцы на баррикады не пойдут, в силу своего менталитета, все ниже и ниже «нагибала» простых людей. 
ЦРУ и руководство США вовремя сориентировались и поддержали зарождавшееся движение под лозунгом «Кучму – геть!». На Украину зачастили американские эмиссары. Это и понятно – Америке жизненно необходимо иметь  на границе  России  своих вассалов. Был разработан план перехода власти к националистам. Перевыборная компания шла, как по нотам, однако они ошиблись, народ их не поддержал и выбрал другого президента. Тогда решились на крайний шаг – вывели на улицы столицы националистов. Полевые командиры сколачивали из них отряды, так называемой, самообороны. В Киеве, а затем и в стране произошел «оранжевый» переворот.
А могло быть все иначе, если бы не дрогнул Янукович, законно избранный президент. В то время, когда «оранжевые» оккупировали Майдан Независимости, на вокзалы столицы уже прибывали железнодорожные составы и колонны автобусов с шахтерами, металлургами и горняками Донбасса, Кривбасса, Днепропетровска, Харькова, Запорожья, Крыма, жителей юго-востока страны. Люди ехали поддержать вновь избранного президента. В городе ставились палаточные городки, организовывались обогрев и питание.

Сергей Сибирцев и Леха Ходус с группой добровольцев и членов ВУССО (Всеукраинский союз советских офицеров) ехали в Киев на «Икарусе». На выезде из Кривого Рога формировалась большая транспортная колонна. На машины крепили бело-голубые флаги партии регионов, выдавали шарфы, галстуки и повязки с атрибутикой «регионалов». В полночь автобус в составе колонны продолжил марш на Киев. Несмотря на позднее время, трасса была забита автотранспортом, непрерывный поток машин направлялся в столицу.  На въезде в город колонну остановили и, лишь когда расцвело, ее сопроводили к стадиону «Динамо».
Сергей и Алексей вышли из автобуса, осмотрелись.   Солдаты внутренних войск двойным кольцом оцепили площадь, но к прохожим не цеплялись. Вокруг, на сколько хватал глаз, шла установка палаток. Разгружали машины с матрацами, «разворачивали» армейские кухни.
Сзади окликнули:
- Сергей Николаевич!
Сибирцев обернулся. К нему подходил генерал Климов, член политсовета ВУССО.
- Приветствую, Андрей Иванович. Вот, прибыли из Кривбасса. Ждем дальнейших распоряжений.
- Спасибо за поддержку, - улыбнувшись, ответил генерал и с чувством пожал всем руки.
- Сколько вас и что имеете при себе?
- Колонна большая, тридцать два автобуса, а нас, «вуссовцев», со мной, сорок два человека. Имеем три палатки, спальные мешки, продукты, дня на два, автобус. – Отчитался Сибирцев.
- Понятно. Сейчас к вам подойдет полковник. Покажет, где поставить технику и установить палатки. Получите горячую пищу и быть в готовности к возможному передвижению. С остальными разберутся «регионалы».
В обустройстве палаточного лагеря прошел весь день. Достали еще четыре палатки, много матрацев, «бросили» проводку и подключили освещение. Даже появился биотуалет.
Подошли ребята из киевского ВУССО. Угостили пивом, рассказали о событиях в городе:
- Возможно, утром будем помогать донецким шахтерам брать Майдан Независимости.
В палатку зашел генерал Климов:
- Ну что, орлы, устроились?
- Так точно, товарищ генерал!
- «Оранжевые» проводят митинг на Майдане. Обратились за поддержкой к мировому сообществу. Обвиняют нас в фальсификации результатов выборов, требуют перевыборы. Идет прямая трансляция на Европу. Они неплохо подготовились к перевороту, чувствуется рука Америки. – Поделился новостями генерал. - На нашей стороне правда и сила. Прибыло уже более тридцати тысяч человек. И это не те, безусые пацаны, что развлекаются на полученные сто гривен на Майдане, а настоящие мужики, тридцати-сорока летние шахтеры и металлурги, которые устали от продажной власти и которым нечем сегодня кормить семьи. На мой взгляд, необходимо срочно выходить на Майдан, разбивать там свой лагерь, брать в кольцо, под охрану, все правительственные здания, радио и телевидение. Завтра может быть поздно, - продолжил он.
Ночь прошла спокойно. Правда, из-за холода, не спали. Разводить костры и ставить электрообогреватели запретили. Утром решили прогуляться на Майдан Независимости. На всякий случай взяли с собой шумовые пистолеты и баллончики со слезоточивым газом. Странно, но улицы, как вымерли. Встретили лишь несколько человек. И те, увидев группу спортивных людей, спешно переходили на другую сторону улицы и скрывались в проходных дворах.
Перед входом на Майдан развивались оранжевые флаги, вдали виднелась площадка, с которой прошлой ночью лидеры «оранжевых» взывали к «нации».
Шли между палаток. То ли в них никого не было, то ли люди отсыпались после бурной ночи, но никто не останавливал. И лишь при подходе к центральной части площади наткнулись на ограждение.
Из рядом стоящей палатки вышел опухший парень и тут же начал оправляться.
- Эй!.. – крикнул его Леха, - иди сюда.
Тот нехотя подошел.
- Мы с Хмельницкого прибыли, - схитрил он, - куда нам дальше, не знаешь?
- Тут, в основном, все киевляне, студенты ВУЗов и техникумов, а ваших, с запада, всего человек пятьдесят, вон там, в конце площади, - и он неопределенно махнул рукой. – Пиво у вас есть? А то мы ночью так размялись, что голова ничего не соображает, да еще девчата пришли…
- Пива нет. Ну, а как вы здесь вообще?
- Нормально. Сутки – «стольник». На занятия не надо. Все зачеты, сказали, поставят. Никто над душой не стоит. Девчата часто в гости ходят. Чего еще надо? Два часа флагами помашем, покричим, что скажут и все, занимайся, чем хочешь. Поят, кормят, еще и деньги дают. Халява, сэр!..
- Понятно. Ну, давай, удачи. Пойдем искать своих, - сказал Сергей, и ребята пошли обратно.
- Да, неплохо они устроились: пиво, девчата, деньги, учиться не надо. А, как же национальная идея? Где же та разгоряченная толпа, показываемая по телевизору, с пеной у рта восхваляющая украинских националистов и готовая разорвать «москалей»? Получается, «туфта» все это. Очередной «развод» народа и общественности кучкой проамериканских «оранжевых». – Делились впечатлениями ребята.
- Надо срочно занимать Майдан. Молодежь, увидев нас, сама разбежится, да и не будет она против нас выступать, а с националистами, я думаю, сможем разобраться. – Воодушевленно предложил Леха.
В парке, напротив здания Кабинета Министров, шел митинг. Выступал Янукович. Все он говорил правильно, но, в отличие от «оранжевых», никаких действий не предпринимал, а наоборот, успокаивал восставший народ.
Пришло известие, что с привокзальной площади, не дождавшись решения руководства, шахтеры самостоятельно выдвинулись на Майдан Независимости. Около тысячи сторонников Януковича двигались о стороны Киево-Печорской Лавры. Тут же, в их поддержку, начали формировать колонны. Однако, не известно по какой причине, выступление перенесли на следующее утро. А утром оказалось, что все проходы и проезды перегорожены большегрузным транспортом. Сообщили, что Ющенко самовольно принял президентскую присягу и выдвинул внутренние войска на столицу.
Днепропетровская область выступила за создание Юго-Восточной автономии Украины в составе Днепропетровской, Запорожской, Харьковской и Одесской областей.
Возмущенный и обманутый народ, плюнув на все «цветное» руководство, решил брать власть в свои руки. Образовали штаб восстания. Организовывались отряды. А к вечеру пришло известие, что Янукович отступил и согласился на повторный второй тур президентских выборов. Это была грубейшая ошибка «бело-голубых». Народ в очередной раз «кинули».
Через день, обиженных и недовольных людей, развезли по домам. В стране произошел «оранжевый» переворот. 
               
                3

Восьмого августа 2008 года открылись Олимпийские игры в Пекине, а накануне ночью был разгромлен мирно спящий Цхинвал. Грузинские системы залпового огня работали по «площадям». Погибло более тысячи осетин и российские миротворцы. В город вошли танки. Режим Саакашвили ввязался в глобальную авантюру, цель которой – развязать кавказскую войну и ввести в зону конфликта войска НАТО. Американцы рассчитывали выбить Россию с Кавказа и создать там зону своего военного влияния.
Позже выяснится, что в Грузию Украина поставила такие виды вооружения, которые еще не успели поступить в собственную армию. Пример этому - боевые модули системы залпового огня «Шквал». Выявлен факт поставки зенитно-ракетных комплексов «Бук-1М», причем, не со складов Министерства Обороны, а непосредственно из действующих частей ПВО Украины. Эти системы были просто сняты с боевого дежурства по охране воздушного пространства Украины и проданы за границу. Поставлялись системы ПВО «Кольчуга», 14 боевых самолетов, 8 вертолетов, 3 катера, 150 единиц тяжелой бронетехники, более 40 000 единиц стрелкового оружия и так далее.
Министерство иностранных дел «предостерегло» Россию «от участия кораблей Черноморского флота в конфликте вокруг Южной Осетии». А если она не прислушается, то украинская сторона оставляет за собой право «запретить возвращение кораблей российского флота на базу». Другими словами: корабли российского Черноморского флота возвращаются в Севастополь, а путь им преграждает доблестный украинский флот в количестве двух штук (не считая подводную лодку без аккумуляторов). Потом оказывается, что агрессивный Кремль напал на беззащитную лодку с пушкой, недавно принимающую участие в учениях НАТО. И вот уже американская группировка во главе с каким-нибудь авианосцем стремится на помощь. Вся эта миролюбивая байда разворачивается в акватории Черного моря.
В Черном море флагман украинского флота «Гетман Сагайдачный» отстаивает идеалы свободы нации и голодомора. Операция по присоединению Крыма к «нации» идет полным ходом. В Севастополе высаживаются миротворцы НАТО.
Ющенко, готов заплатить любую цену за то, чтобы остаться у власти. Даже начать войну. Какие могут быть выборы, когда в стране введено военное положение? Он выступает по телевидению: «Нация в опасности! Объявляю всеобщую и окончательную мобилизацию. Прекращается вещание всех вражеских каналов, кроме УТ-1. Временно, то есть навсегда приостанавливается выход всех русскоязычных газет. Домен RU блокируется. Службе безопасности поручается проверить всех неблагонадежных в количестве 12-ти миллионов и, в случае чего, интернировать их. Объявляется запись добровольцев в батальон имени Шухевича. Договор о дружбе и сотрудничестве с Россией аннулируется. Парламент распускается. Завтра в бой!»
Сколько еще надо сделать глупостей, чтобы опомниться? Или же глупость бесконечна?
Странно, но воевать с россиянами почему-то хочет один Виктор Андреевич и ряд отморозков из западных регионов страны.
Лидер крымских коммунистов, Леонид Грач, обратился к трудящимся Украины об оказании помощи населению Крыма в противостоянии действиям «оранжевого» президента и возможной высадки американских войск на побережье Крыма.

«Оранжевый» режим уже несколько лет не дает расслабляться. Поэтому, очередное оказание помощи Крыму Сергей Сибирцев воспринял, как должное. Простившись с женой и взяв «тревожный» чемодан, он направился на сборный пункт. Через два часа колонна «Икарусов» с членами ВУССО выдвинулась на Крым. Конечный пункт – Севастополь.
Площадь Нахимова и Графская пристань покрылись красными знаменами. Коммунистов поддержали представители Социалистической партии, Прогрессивной социалистической партии, Русско-Украинский союз (Русь), а также областные организации ВУССО и Всеукраинского союза женщин-тружениц – «За будущее детей Украины». В сходе приняли участие более пяти тысяч человек.
Криворожская колонна остановилась у морского вокзала и, с транспарантами «Украина – не Ющенко!», «Мы за дружбу с Россией!», «Вояки ОУН-УПА – Прислужники Гитлера!», выступили на набережную к Памятнику погибшим кораблям.
На митинг прибыли многие депутаты Украины и местных советов. Тон выступлений был резким и решительным. Жители республики и гости из разных регионов Украины поддержали выступающих и единогласно проголосовали за резолюцию, требующую от властей страны прекращения антинародной политики втягивания государства в военный конфликт с Россией.
Кроме того, приняли решение направить в адрес правительства и президента России телеграммы с одобрением их политики установления мира на Кавказе.
В это время на входе в Севастопольскую бухту показались первые корабли российского Черноморского флота, возвращающиеся домой после миротворческого похода. Громогласное: «Ура-а-а!!!» - волною покатилось по площади. Своих сыновей приветствовал Город – Герой Севастополь. Это была маленькая, но победа, в грядущей борьбе с «оранжевой» чумой.
               
                4

   Рождественские каникулы 2009 года Сибирцевы решили провести на горнолыжном курорте в Карпатах. Выехали поездом накануне Нового года. В Львове, при пересадке, Сергей увидел вдруг знакомое лицо. Напрягая память, он пытался вспомнить, где они пересекались с этим человеком. Под пристальным взглядом Сибирцева мужчина обернулся. Зависла минута молчания, затем лицо его расплылось в добродушной улыбке, и он нерешительно окликнул:
- Серега?!..  Сибирцев?!.. Ты?!..
- Я! – ответил растерянно Сергей, - извини, вижу что знакомый, а вспомнить не могу.
- Февраль 77-го, горнолыжная турбаза в Межгорье…
- Петя… Гецко… Инструктор по лыжам?
- Точно! Привет, дружище!
Мужчины крепко обнялись.
- Да, больше тридцати лет прошло, а видишь, все равно, узнали друг друга, -  сказал Сергей. - А ты, какими судьбами здесь?
- Приезжал по делам, сейчас возвращаюсь домой в Ужгород. Машина поломалась, решил добираться поездом. А ты как?
- Вышел в запас, живу и работаю в Кривом Роге, сейчас едем с женой отдыхать в Карпаты, в Славское.
- Ты на Мукаческом поезде?
- Да.
- Тогда подожди, поедем вместе, я сейчас переговорю с коллегами и подойду.
В купе ехали втроем. Юля тактично вышла в тамбур, и друзья предались воспоминаниям.
В том далеком 77-м, Сергей Сибирцев отдыхал по путевке Министерства Обороны  в Закарпатье, на лыжной базе в Межгорье. Там он и познакомился с бравым инструктором Петей Гецко.
На турбазе Сибирцев попал, можно сказать, в малинник. В их потоке было тридцать шесть человек: он, прапорщик из Чехословакии (ЦГВ), отставной майор и тридцать три девчонки, учащиеся Донецкого техникума. Девчатам было лишь по пятнадцать-шестнадцать лет и Сергей, в свои двадцать три, чувствовал себя уже старым. Отношения между ними были чисто приятельскими.
Каждое утро после завтрака они брали лыжи и шли на небольшую гору для «чайников», где Петр знакомил их с азами катания на горных лыжах.
Через неделю ученики уже катались по склонам самостоятельно.
- Сергей, ты еще помнишь ту официантку-русинку, что работала в нашей столовой, и с которой я тебя познакомил? – спросил Петр.
- Гуцулку, имеешь в виду?
- Нет, именно русинку, гуцулка с тобой бы дружить не стала, там совсем другой менталитет.
- Помню, правда, национальности меня тогда интересовали меньше всего.
- Так вот, она моя жена!
- Да! Молодец, поздравляю!
- Я сейчас живу в Ужгороде, ушел в политику, работаю в администрации области. Расскажи лучше сначала о себе, где тебя эти тридцать лет «носило»?
Сибирцев коротко поведал товарищу о своей жизни. О том, что волей судьбы уже семнадцать лет живет на Украине. В России бывает каждый год и все его, в общем, устраивает, если бы не оголтелый национализм и бездарное правление нынешней «оранжевой» власти. Попытки затягивания в НАТО и постоянные дебаты о том, кто больше украинец – житель востока или запада Украины, уже «сидят в печенке».
- Понимаю тебя, - ответил Петр, - однако зря ты на нас, «западенцев», бочку катишь. Мы больше русские, чем россияне.
- Не понял, это как!?
- А так. Западная Украина – это Подкарпатская Русь.
- Петро, подожди, у меня в голове не укладывается, чтобы «западенец» был больше русским, чем «москаль»! А ну, поподробнее.
- До 1945 года Подкарпатская Русь была третьей частью федеративной Чехословакии и имела собственный гимн, герб и русинский язык в качестве государственного. Русины – древнерусский славянский народ. Как народность, русинов признало двадцать два государства. Подкарпатская Русь – древнейшая русская земля, колыбель русского народа. До войны в Подкарпатской Руси проживало почти пятьсот тысяч русинов. Всего в мире нас полтора миллиона. Главное наше богатство, это леса и нефтепровод «Дружба». Так же мы требуем возврата нам золота, которое осталось в чехословацком легионе после Гражданской войны. В 2000 году Чехия и Словакия это золото получили.
Двадцать пятого октября в Мукачево второй Европейский конгресс подкарпатских русинов принял акт воссоздания русинской государственности в статусе республики Подкарпатская Русь в составе Украины. Кстати, в референдуме 1991 года, 78% населения Закарпатской области высказалось за автономию.
В августе 2006 года ООН призвала правительство Украины признать русинов в качестве нацменьшинств. В марте 2009 года Украина должна отчитаться по этому вопросу.
Второго декабря 2008 года создано временное правительство республики.
Подкарпатская Русь обратилась к России признать ее независимость. Парламентские слушания по этому вопросу в Государственной Думе запланированы на 2009год.
Конечно, воссоздание автономии идет непросто. Участились нападки со стороны СБУ. Доходит даже до погромов в наших церквах. Но мы держимся и уверены в скорой своей победе. И еще, к «бандеровцам» Львова и Ивано-Франковска мы не имеем никакого отношения.
- Да, здорово! Спасибо за информацию, - поблагодарил Сергей, - теперь расскажу нашим на востоке, что Западная Украина – это тоже русские. Вот они удивятся! Вам, конечно, здесь очень трудно. У нас рядом Россия, а у вас – с одной стороны четыре государства НАТО, а с другой – «бандеровцы».
В купе зашла Юля. Разговоры о политике закончили. Поезд прибывал в Славское. Заручившись обещанием, что Сибирцевы обязательно приедут к нему в гости, проводив их и попрощавшись, Петр запрыгнул в вагон уходящего поезда.

                5

Сереге Сибирцеву отмечают пятьдесят!
- И когда жизнь прошла?! – размышлял он, смотря на разместившихся за столом друзей.
Последнее время Сергей все чаще «гулял» по Интернету в поисках однокурсников и сослуживцев. Труднее всего было найти первых, а затем по цепочке пошли известия о многих из них. Процесс этот не прекращается и сейчас.
А как приятно услышать друга через три-четыре десятилетия неизвестности! Вспомнить с ним молодость. Порадоваться за его успехи или поддержать в несложившейся жизни.
Главное в этой жизни: ты, твои мозги и близкие люди. Окружи себя стеною дружбы. Кто вытаскивает за шиворот из очередной передряги? Друзья. К кому стремишься с радостной новостью? Чьи телефоны невозможно забыть? Какие даты важнее всех календарных праздников? (Правильный ответ – дни рождения тех, кого любишь.) Для кого, не дрогнув, легко извлечь из кошелька последнюю крупную бумажку? Чей неурочный визит, в крайнем случае, нервирует, но никак не бесит? Кто может быть прощен, хоть тысячу раз, за мелкие и крупные прегрешения? Чья физиономия вызывает улыбку? Кого мы ждем? Кому мы верим?
Нашелся Чекист. Живет под Питером с Валентиной. Все у них нормально. Двое детей и внуки. Да, тридцать три года назад мы были все-таки неправы, когда сомневались в целесообразности их брака.
Лучшие друзья в ностальгическом порыве побросали все свои дела и примчались на юбилей Сибирцева.
Сейчас смотрел он на Славика Урина, Вовку Микрюкова, Кольку Чаплыгина, Вовку Субботина, Шурика Гринягина и видел в них тех, еще безусых пацанов, с которыми, более тридцати лет назад, проходила его молодость. И кажется ему, что в душе они остались теми же двадцатилетними юнцами и лишь природа и время неумолимо меняет их внешний вид, добавляя седины и морщин на лицах.
- А помнишь, Серега,- вспоминает Саня Гринягин,- как мы с тобой подрабатывали баяном?
И он рассказал:
- Приехал Серега в курсантский отпуск. Водка была по талонам, а гульнуть хочется. Идем мы с ним по городу, тоскливо на душе. Вдруг слышим, песни поют. Подходим ближе. На втором этаже дома открыто окно и бабки старые, песни поют, у одной из них, как оказалось, день рождения.
- Что же вы без баяна? – кричит им Саня.
- Где ж, милок, баяниста найти?
- А и искать не надо. Вот он, рядом, - показал он на Сергея.
- Шутишь, мил человек,- откликнулась бабуля.
- Какие шутки, через полчаса будем с баяном.
Друзья сбегали к Сереге и вскоре сидели за праздничным столом в окружении бабок. Пели частушки, плясали. Бабки разошлись так, что не отпускали ребят до позднего вечера.
Вот, погуляли!
- Я помню, как ты приехал в первый офицерский отпуск,- продолжал Шурик. – Фуражка невероятных размеров, идеально ровные негнущиеся погоны, превосходно пошитый китель, блестящие и ровные, как трубы, хромовые сапоги, отглаженные через газету.
Все девчата были сражены на повал. В то лето ты был самым завидным женихом города.
А помнишь, как зарабатывали на «Солнцедар», чистя крыши зданий от снега?
- Что такое «Солнцедар»?- поинтересовался кто-то из молодежи.
- О…, друзья! А ведь мы выросли на этих напитках. А сколько и какие книги мы читали, куда вам нынешним! Бывало, задавали на лето проштудировать по тридцать-пятьдесят книг, а затем, на книжной конференции обсудить их. И читали, не хотелось в глазах девчат быть необразованными. 
А ты, Серега, еще и в музыкальной школе учился. Когда мы гуляли, ты баян «мучил». Помнишь?
Или вспомни, как в четвертом классе прибежал ко мне весь в слезах. Разбил в классе тряпкой стекло в окне. Отец твой, дядя Коля, царствие ему небесное, ходил потом его вставлять.
А поджиги. Набивали серой от спичек загнутые медные трубки. Вместо бойка – гвоздь на резинке. Стреляли громче, чем сегодняшняя пиротехника.
Захмелевшего Саню перебила Юля, зачитав поздравительные телеграммы от Аюн из Монголии, Ли Зена из Китая, Никиты из Москвы, друзей-однополчан из разных регионов бывшего Союза. Позвонил Леха Ходус из Штатов. Озабоченный долгом перед Родиной, разваливает теперь Америку. Пришло письмо от Любаши, его первой любви. На фотографии она была в окружении детей и внуков. Со снимка смотрела незнакомая женщина бальзаковского возраста. Нет, это не она, его Любаша навсегда останется в памяти той звонкой, легкой, темноглазой красавицей, которая свела его с ума. Если бы она, даже спустя лет двадцать, позвала его, он точно знал, что бросил бы все и примчался к ней. Увы, время неумолимо брало свое.
Рядом сидела жена Юля, умница и красавица, верная боевая подруга, которая прошла с ним всю жизнь рука об руку, через радости и печали, подставляя свое хрупкое плечо в порою нелегких жизненных ситуациях.
Мама состарилась, скоро девяносто, но еще держится молодцом.
Сын прислал телеграмму из Италии. Как там сложится его судьба? На Украину не хочет. А кто сейчас хочет на Украину? Тем более в Кривбасс, где вновь полетели «красные» воробьи? Капиталисты, захватив шахты и заводы, выжимают из них все возможное, забыв об экологии и то, что здесь тоже люди живут. Политическая обстановка такая, что вот-вот взрыв будет, страна распадется на мелкие республики.
Проходя службу в отдаленных районах, Сибирцевы завидовали тем людям, которые живут в теплых краях, у моря. И вот они здесь. Пожили так, как хотели, насытились, и потянуло домой, на Родину.
Жаль, что еще не нашли Трубаевых: Игоря и Маринку, ведь это были их первые семейные друзья и свидетели на свадьбе в той далекой Даурии.
Вспомнили Петьку и Женю Ишковых, друзей-сослуживцев по Новосибирску. Мариных и Зинюков, друзей по Монголии. Вспомнили пятьсот сибирских километров, набегаемых в обязаловку на лыжах каждую зиму, таких ненавистных тогда и таких очевидно полезных для сегодняшнего здоровья.
Воспоминаниям о курсантских годах и дальнейших офицерских судьбах не было конца.
Вершиной юбилея стал салют из пятидесяти пиротехнических залпов озаривших ночное небо. Все-таки здорово, что у тебя есть друзья, которые идут с тобой бок о бок по жизни. И хоть очень редко, спустя многие годы, но их можно собрать за одним столом. Посмотреть в их родные лица и сказать:
- Спасибо ребята за то, что вы есть!               
               
               


                6

Окунаясь в воспоминания, невольно приходишь к выводу, что раньше было лучше и веселее. И солнце как-то ярче светило, и настроение всегда приподнятое, каждый день насыщен различными событиями. Сколько память не напрягай, а вспоминается лишь хорошее. Даже экстремальные ситуации воспринимаются с какой-то долей юмора. Скорее всего, дело в том, что мы были молодыми. Жили совсем по другим канонам и принципам, нежели сейчас. Политикой интересовались лишь в разрезе успешной сдачи экзамена по научному коммунизму и истории партии. Теперь же она грубо влезает в жизнь каждого человека. Тема постоянных досрочных выборов муссируется так же, как здоровье членов семьи.
В молодости живешь будущим, ставишь перед собой жизненные вехи и рубежи, при достижении которых с удвоенной энергией летишь дальше. Хочется получить достойное образование и на его основе сделать карьеру. В то же время есть огромное желание посмотреть мир, побывать в разных странах, а на первых порах, хотя бы проехать по просторам нашей огромной Родины.
Хочется покутить с друзьями, закрутить роман с девчонкой…, другой. А их вокруг несметное множество. Влюбиться!.., в конце концов. Учеба, работа, путешествия, романы, приключения, - в этом измерении живешь лет до тридцати пяти, на остальное просто нет времени. Все у тебя получается. Чувствуешь, что еще можешь горы свернуть. Есть небольшая проблема, да, в общем-то, и не проблема, а так нудный и затянувшийся вопрос – постоянно не хватает денег. Успокаиваешь себя, что это временно. Постепенно материальное положение растет, кажется, недалек тот день, когда можно будет ни в чем себе не отказывать.
Однажды ты вдруг замечаешь, что подрастающая молодежь обращаешься к тебе уже на «Вы». Былое крепкое дружеское окружение резко поубавилось. У многих уже семьи и другие заботы. Ты начинаешь больше философствовать. Жизненный галоп постепенно переходит на все еще крупную рысь.
С появлением семьи забот существенно прибавляется. Приходится все больше задумываться о доме, о хлебе насущном. Потребности возрастают. Ничего, - размышляешь ты, - это временные трудности, надо поднапрячься. Вот, совью уютное семейное гнездышко, тогда и вздохну свободнее. Свил. Раскрыл легкие для вздоха… Пошли дети. Ничего, дети – это наше будущее. Придется еще напрячься. Вижу, получается. Жена довольна, сын в порядке, на службе более-менее. Все. Можно расслабиться… Однако, уже сорок пять!...

Почему, чем ближе полтинник, тем от этой мысли все больше портится настроение? Только что было сорок с копейками, а тут - бац! – сразу шестой десяток. Уже «едешь с ярмарки».
А начинается все с ерунды. Стоит кому-то из близких беззлобно пройтись насчет вашего вроде бы заметного брюшка, как на четвертом – пятом лестничном марше вы и сами замечаете у себя одышку. Вы не на шутку встревожены. Главный признак кризиса у мужчин – утрата душевного равновесия. И если в сорок – сорок пять, тебя посещает мысль: «Так чего же я все-таки достиг?», то теперь вопрос по-гамлетовски заостряется: «А достиг ли?».
В пятидесятилетнем, вообще удивительным образом сочетаются черты юнца и ненавистного этому юнцу его пожилого антипода.
К пятидесяти можно прожить долгую жизнь или фактически несколько жизней не похожих одна на другую. Хотя… всегда ли долгая жизнь синоним жизни удавшейся?
Безусловно, очень сложно после сорока лет яркой насыщенной кочевой жизни вдруг осесть и жить годами – близнецами, похожими друг на друга. Когда все идет на столько ровно, пресно и предсказуемо, что и зацепиться не за что.
Есть такая гипотеза, согласно которой человек рассчитан Создателем на сорок лет. То, что остается после – подарок судьбы или, в редких случаях, совсем другая жизнь. Иными словами – что-то вроде бонуса, великодушно даруемого нам природой, которой мы больше не нужны.
Что делать? Позаботьтесь о качестве своей жизни. Старайтесь делать только то, что приносит вам радость. Не делайте лишней работы, пересмотрите свое отношение к деньгам. Станьте самим собой. Живите полнокровно. Любите себя таким, каким вы себе нравитесь.
Самое ужасное в эти пятьдесят с плюсом – не оценить эти годы, этот волнующий переход красок позднего лета к первым багровым закатам ранней осени. И не потому, что жизнь в пятьдесят только начинается. Это само собой. А потому, что жизнь начинается каждый день.
Честь имею!





               
               




















                ЭПИЛОГ


Хмурое февральское небо протекло мелким нудным дождем. Возле вечного огня у памятника неизвестному солдату задумчиво стоят три, убеленных сединою, полковника. Родина сегодня вспомнила о них, отметив заслуги медалями «За верность присяге» и «90 лет СА и ВМФ». Как всегда с опозданием, но награды нашли своих героев.
Только что закончился митинг и возложение цветов, посвященные девяносто первой годовщине образования Советской Армии и Военно-Морского Флота. Теперь это День Защитника Отечества.
Немногочисленные группы, в основном уже немолодых людей, продолжают, негромко переговариваясь, стоять у мемориала. В поведении ветеранов прочитывается озабоченность сегодняшним днем государства. Только что на митинге приняли обращение граждан страны к «оранжевому» президенту, решившему инкогнито, не посоветовавшись с народом, затянуть страну в НАТО.
Демократия превратилась в обычную болтовню и пустословие. Говори, сколько хочешь, все равно, никто никого не слышит. В стране прочно установились классы господ и слуг.
В обращении сказано, что если президент не прислушается к голосу народа, то это будет сигналом к разделению страны на четыре части: Подкарпатскую Русь, Галицию, Донецко-Криворожскую республику и Крым.
Украина воздержалась при голосовании за резолюцию ООН осуждающую фашизм. Ющенко открыто декларирует духовное родство и историческую связь с пособниками фашистов из ОУН-УПА и дивизии «Галичина». Война с российскими телеканалами и сообщения о перемещении воинских соединений к российским границам, подлая позиция украинского руководства в южноосетинском конфликте, когда наша страна фактически была втянута в войну на стороне агрессора – это все звенья одной цепи, Украина все в большей мере становится недружественной по отношению к России. При этом игнорируются подлинные национальные интересы и безопасность страны. Братский народ, вынужден будет перенацелить свой ракетно-ядерный потенциал на города и веси Украины. Такого, даже в диком сне не приснится, а в реальности, очень даже возможно. И все из-за продажности высшего эшелона власти Украины, не делающего ни шагу без ведома администрации США.
Армию Украины никто всерьез не воспринимает. Те жалкие и голодные 180 тысяч необученных солдат, на устаревшей и попросту угробленной технике, оставшейся от лучшей пятнадцать лет назад армии мира, погоды сегодня не делают. ВМФ с одной неисправной подводной лодкой достоин упоминаний лишь в анекдотах.
Сообщения, поступающие из средств информации, все больше напоминают фронтовые сводки. Провальная политика «оранжевой» власти оборачивается огромными потерями, настоящими человеческими трагедиями. Кризис финансовый переходит в кризис социальный, экономический и политический. Украина стойко держится на первых позициях в мире по уровню смертности, по масштабам распространения туберкулеза и СПИДа, но занимает последнее место по рождаемости и уровню жизни. Кризис уже хозяйничает в Украине. Экономика в хаосе: металлургия легла, строительство замерло, а аварии и смерти на донецких шахтах уже не считаются даже новостями в СМИ. Все рушится.
Никто не принимает законов, никто их не выполняет, страна в хаосе.
Президент плюнул в душу ветеранов Великой Отечественной, в очередной раз восславив фашистских прихвостней из ОУН-УПА. У нашей элиты есть родовое проклятие – она считает, что ей не повезло с народом. Ну, вот подкачал он со своим качеством, и все. Это, между прочим, наследственная болезнь элиты, советская тоже не больно-то уважала свой народ. Сталин «улучшал» качество народа, старательно «пропалывая» его от «врагов». При этом всегда первый тост поднимал за великий русский народ. Удивительно? Уважал, значит. Его наследника на посту главы державы Хрущева спросили: почему общество не поддержало его в трудную минуту? Хрущев ответил: «Народ у нас х…евый». Простоватый был человек. Прямо резал правду-матку. Следующий лидер, Брежнев, ничего такого вроде бы не говорил, однако всех в стране искренне считал ворами. Не беспокойтесь о ничтожной зарплате рабочих, успокаивал он соратников, они все равно себе наворуют. И как в воду глядел: воровали. О ничтожном болтуне Горбачеве все сказано в анекдотах.
Получается, что народ и элита – не уважают, да и никогда не уважали друг друга: народ презирал своих избранных, а они – народ. Что из этого всего получается – мы уже насмотрелись.
По сути, мы уже давным-давно живем в состоянии глубокого оскорбления, это чувствует на себе каждый. Ну, хотя бы этот факт: покупная способность украинцев на предпоследнем месте в Европе. Как люди выживают на минимальную зарплату вообразить невозможно. Чиновники успокаивают нас, что средняя зарплата доходит до двух тысяч гривен. То есть, если сосед съел две курицы, а ты ни одной, то в среднем вы оба съели по курице. В Европе при таких же ценах зарплата в десять раз выше нашей.
Кого ни возьми, все напряженно ждут чего-то. Каждый боится своего: кто-то падения (или повышения) доллара, гривны, евро. Кто-то с ужасом ждет банкротства, другой застыл в упорной уверенности, что его выгонят с работы, а кто-то подозревает, что заболел и впереди все страшные реалии нашей «бесплатной» медицины, а от нее потом и смерть. Левые ждут, что люди вспомнят хорошее прошлое и, наконец поверят, поддержат их, правые – что забудут их вранье, доверятся снова, и они снова станут правительством, будут распоряжаться страной, как бессловесной поденщицей. Кто ждет гражданской войны, многие – появления нового идола, который спасет.
Инфляция самая высокая в Европе. Металлургия легла, банки разоряются, сельское хозяйство рухнуло под напором невиданного урожая, ЖКХ в пропасти, армейский министр жалуется, что нечем кормить солдат.
В Крыму открылся пост американского присутствия. В результате «газовой» войны между Украиной и Россией мерзнет Евросоюз. А парламент в это время озабочен принятием законов об охране летучих мышей! Мир сошел с ума!
Короче говоря, надоело все. Народ уже окончательно понял, что дело труба.
Новые выборы ничего не дадут. Солисты этой комической постановки будут те же, причем до тех пор, пока остается, что делить и воровать.
Апофеозом бесхозяйственности стала трагедия «Артека». Гордость бывшей нашей родины перенес клиническую смерть и неизвестно, оживет ли вновь.
На протяжении двадцати лет государство только занимало деньги: начало с нуля и дошло до ста миллионов внешнего долга, Открыло дорогу импорту, уничтожив все свое хозяйство. Отдало свой запас денег в банки США, где они сгорели.
Рассыпались жилищно-коммунальные коммуникации, закрываются больницы, лекарства стали роскошью для поголовно больных людей.
Грызня за власть стала для нашей элиты самоцелью, Ющенко и Тимошенко не понимают, что они давно уже не помощник колхозного бухгалтера и газотрейдер средней руки, а руководители страны, к которым прислушиваются не только ее граждане, но и весь мир. Пришло время бить в набат!

Вот такие невеселые мысли роились в головах троих друзей, отдавших большую часть своей жизни служению Отчизне, не изменившим присяге и стоящих на защите дела своих отцов и дедов до конца.
Дождь прекратился. На северо-востоке, разгоняя тучи, показалось первое весеннее солнце.
- Нет, мужики, мы еще повоюем! - смахивая накатившую слезу и проглотив комок в горле, вымолвил Сергей Сибирцев и сильнее обнял своих побратимов. 


Украина. Кривой Рог. 2009 год.
               



               

               
               
               
                Содержание


               Предисловие………………………….3
    Гл.1  Становление…………………………...6
    Гл.2   Даурский синдром……………………69
    Гл.3   Монгольская сага…………………….120
    Гл.4  Малоросская смута…………………...207
    Гл.5  Тридцать лет спустя………………….243
              Эпилог………………………………..266

































               











                Юрий Николаевич Гаврилов
                Записки комбата. (Исповедь русского офицера)

                Литературный редактор        И. Симонович
                Художник                Л.Адуевская
                Корректор                О. Головина
                Верстка                И. Симонович


                Подписано в печать 02.03.09.
                Формат 84х108 1/32. Усл. п. .л. 13
                Тираж 10 000. Заказ 3521
                ООО «Издательство Columbus», 198206,             
                Санкт-Петербург,
                Петергофское шоссе,д.73. лит.А29.
                Отпечатано по технологии CtP
                в ОАО «Печатный двор» им. А.М.Горького
                7110. Санкт-Петербург,
                Чкаловский пр., д. 15.