В эту ночь вдруг резко похолодало, и поверхность водоёма к утру почти полностью сковало молодым нарастающим ледком. Снег хлопьями висел на простуженном полулежалом камыше, островки тростника белели сухим подмороженным стеблем и, вздрагивая от пронизывающего холодного ветра, тихонько, по соломенному постанывали. Поздняя осень плотно вступила в свои права.
Взрослый утёнок Яшка, рождённый на этом же водоёме всего несколько месяцев назад, когда ещё было тепло и много пищи, устало ковылял по льду вдоль берега к небольшой, размером чуть больше его израненного и худого тельца, полыньи.
Все его братья и сестра уже улетели в далёкие тёплые края, и, наверное, щиплют травку где-нибудь в тихой светлой заводи, греясь в лучах жаркого южного солнца. Яшка видел их отлёт и с тоской вспоминал, как печально смотрел им в след и надрывно кричал, пытаясь взлететь и отправиться вместе с ними.
Яшка не мог летать. У него под кожей сидело несколько дробинок, было перебито крыло и он хромал на правую лапу.
Когда стояло тепло и было много воды, он мог ещё пощипывать водоросли и прятаться в камыши от врагов, но сейчас, когда всё затянуло льдом, ему оставалось лишь обдёргивать заледенелую, торчащую из под снега сухую прибрежную растительность, да реденькую болотную травку, сидевшую на прибрежных кочках. Он совсем обессилел и страдал от холода.
Лапки его жестоко мёрзли на льду. Он поочерёдно поджимал их под себя, поближе к тёплому брюшку, но это не помогало. Временами он бодрился, разворачивал крылья и чистил клювом пёрышки на груди, но от слабости его уже слегка пошатывало, камыши стояли, как пьяные, и уже не так точно и уверенно он выбирал нужную ему травку.
Яшка немного не добрёл до полыньи. Его чуткий слух уловил знакомый звук. По берегу в его сторону шла машина.
Яшка насторожился и замер. Машина проехала чуть дальше и остановилась. Из неё вышел человек в высоких болотных сапогах, потрогал лёд, покачал головой и стал накачивать резиновую лодку.
Мимо Яшки по льду прошмыгнула норка Рита. Она наткнулась носом на его след, остановилась, вытянула шею, принюхалась, и они встретилась глазами. Яшка отлично знал Риту и не раз видел её усатую морду и этот колючий, тёмный взгляд. Раньше, по воде, в своей родной стихии, он мог спокойно улизнуть от неё, даже отогнать, но сейчас для него, обессиленного, встреча с ней не сулила ничего хорошего.
Рита, вперившись в него взглядом, крадуче подбиралась и уже готовилась к прыжку. Яшка сделал шаг назад, гордо поднял голову, бесстрашно распростёр крылья и, полный решимости и отваги, решил встретить неприятеля всей своей грудью…
Вдруг жёстко хлестанул выстрел. Рита подпрыгнула на месте и, извиваясь, как змея, уползла куда-то в камыши.
С берега сошёл человек с ружьём. Он ломился сквозь сухие стебли, расшвыривал ногами снег и внимательно осматривал место, куда уползла Рита.
Человек топтался совсем рядом с Яшкой, не замечая его, и тот, скорее по старой своей привычку, чем от испуга, рванулся прочь, на тот, противоположный, такой далёкий и такой спасительный берег, где плотной стеной стоял высокий камыш и где его никому не найти... Ему казалось, что мчится он со скоростью ветра, и шатает его скорее от встречного потока воздуха, а не от холода и голода, что он уже почти достиг того заветного места, где так вольно и безопасно чувствовал себя ещё совсем недавно, что ещё немного, и всё…
На самом деле Яшка продвигался очень медленно, тяжело переваливаясь с боку на бок и припадая на правую лапу, и отдалился совсем недалеко, ибо сил уж не было никаких.
Он доковылял до середины пути, обернулся и увидел, что где-то там, совсем далеко, на расплывчатом белом берегу неясно маячит фигура человека, и целится в него из ружья. Но Яшка-то знал дистанцию, знал, что сейчас этому стрелку его уже не достать. Он крякнул тихой радостью и пошлепал дальше.
Грянул выстрел. Что-то прошумело над головой. Яшку стегануло по спине, и он остановился. Он даже не стал оборачиваться из-за такого пустяка, но почувствовал вдруг резкую слабость. Добравшись до ближайшей кучки торчащего изо льда тростника, он укрылся за ним и устало опустился на брюшко.
Человек накачал лодку и, разбивая прибрежный ледок, тащил её вглубь. Наконец, уселся, заработал вёслами и стал потихоньку удаляться от берега. Доплыв почти до середины, где лёд ещё не так прочно схватился и имел довольно острые, как нож, края, он резко крутанулся на месте.
Яшка услышал хлопок и увидел, как человек вверх тормашками полетел в воду. Он схватился одной рукой за разорванный край лодки и, держась за него, ломая лёд, пытался грести в сторону берега. Но было глубоко, на нём была тёплая и тяжёлая одежда, которая тянула его вниз, под воду, и он часто уходил туда с головой.
Человек выпустил лодку и стал сдёргивать с себя одежду. Было видно, что он очень устал, замёрз, и еле держится в ледяной воде. Его голова уже чуть показывалась на поверхности, он тяжело дышал, почти хрипел, и было ясно, что гребёт он уже из последних сил.
Наконец, он достиг дна, постоял немного, приходя в себя, и постепенно, падая и поднимаясь, вышел на берег, босой, на ногах не было даже носок, в майке и трусах.
Он подошёл к машине, вытащил из неё какую-то одежду и стал натягивать на себя. Человек, морщась, отдирал налипшую на пальцы ног грязь, которая смёрзлась и превратилась в лёд. Он надел носки, валенки, телогрейку и стал быстро ходить по берегу, прыгая и размахивая руками.
Он часто останавливался и пристально смотрел туда, где одиноко замерзал и из последних сил, уже потухающим взором, наблюдал за ним полуживой Яшка. Казалось, человек хотел сказать ему что-то необходимое, и очень важное. Он бормотал, жалея о чём-то, качал головой, и было видно, что он сильно переживает и корит себя за что-то. Яшка почувствовал в его глазах боль, страдание, и сильное раскаяние о каком-то ужасном, злом поступке. Человек отчаянно искал его глазами и наконец, на пустынном, продуваемом насквозь всеми ветрами холодном льду, он заметил этот измученный, израненный темнеющий серый комочек. Он долго всматривался в него, из глаз его капали слёзы и с дрожью в голосе, казня себя, он виновато и горько шептал одни и те же слова: «поделом мне, гаду, поделом, прости меня, брат, прости, я такой же одинокий, как и ты, прости меня…».
Но Яшка уже ничего не слышал и не видел. Он уронил голову на лёд, его закружило в какой-то яркий, ослепительный солнечный водоворот, и он радостно ощутил всем своим исстрадавшимся сердцем, что летит высоко над землёй, вслед за своей стаей, в далёкие тёплые края…
24.10.09 г.