2. Письмо

Вадим Мерсон
        Сколько великих начинаний и приключений начинались с внезапно полученного письма!
         То ли прибило к берегу бутылку с замысловатыми письменами, и отчаянные лоботрясы, наобум расшифровав странное  послание,  бросали насиженные места, и пускались в  головокружительные путешествия, опаснейшие приключения! То ли таинственная дама присылала призыв о помощи, и вот, лондонский наркоман Шерлок Холмс забывает о столь насущной понюшке кокаина и бросается самоотверженно на помощь, преодолевая огонь, воду и медные трубы. То ли  карта  Острова Сокровищ становилась достоянием  неистовых везунчиков, маменькиных сынков, и пускались они во все паруса, на четыре стороны света, и становились они мужчинами, если выживали, конечно…   Коварно подброшенная записка несчастному влюблённому кончалась дуэлью, или самоубийством, анонимный  пасквиль стоил  десятилетий неволи, ошибка паспортистки разлучала семьи, треугольник с фронта внушал надежду…
        Вот и в этой сумбурной истории всё началось с письма.  Точнее говоря, письмо это явилось толчком для внутренних размышлений, в результате чего появились на свет мои записки – порой витиеватые, порой скромные, а зачастую вовсе замолкающие на полуслове…
      Мечта о некой собственной «книге» волновала меня, помню, чуть ли не с дошкольного возраста.
        Первые мои творческие  шаги были сатирическими и носили исключительно прикладной характер.  У меня была нянька. Звали её Надя. И вот, в какой-то момент жизни мои с ней отношения зашли в тупик – а она, бывало, и рукоприкладствовала, а что я мог поделать? – не ябедничать же!!!
Тогда я написал злую сатиру с картинками и вывесил это творение прямо в коридоре нашего дома в Бресте.  На мотив «Мухи-Цокотухи» я сочинил сказку про злую, толстую Надьку и доблестного комара Вадика, который пропорол шпагой толстый живот няньки и выпустил её вонючие кишки наружу. Пока родители пришли с работы и сняли эту листовку – крик души и  призыв к свободе, весь дом уже прочитал, и хохотал до упаду… Добрая мама моя сняла с гвоздика в прихожей узкий злоебучий ремешок, который я ненавидел, ибо сёк он пронзительно больно, но выкинуть пока ещё не осмеливался…  Да… Битие долго ещё определяло моё сознание, пока в один прекрасный момент я не вырос выше мамы, и когда она вдруг вздумала учинить очередную экзекуцию, я  обхватил её, приподнял над полом и сказал: «Всё. Больше ты бить меня не будешь!»

     Думаю, она испугалась.

     Класса с пятого, когда с фонариком под одеялом удалось мне осилить похождения Капитана Немо, приключения мальчишки-поляка Томека на всех мыслимых континентах Земли и завораживающий триллер писателя Волкова про Волшебную Страну, жажда писательства овладела мной снова.
      Хотелось и для себя чего-то такого же, но страна буйно отмечала 100-летие Ленина, и, похоже, пафос от этого события был искренним на всех уровнях социального бытия. В ларьках раскупались  роскошные почтовые марки, стоившие  весьма неслабо по тем временам, отца наградили медалью с профилем Вождя,  такую же получила и учительница математики, наизусть заставляли учить поэму про Ленина и  Печника…
     Помню есть там такая строчка: «дети попросту гурьбой, чуть завидят, обступали». А я упорно декларировал «попусту», ибо как ещё могли дети отвлекать Вождя от великих дум?! За  такую оговорку Евгеша, наша классная руководительница влепила мне двойку, был ли я бит на сей раз не помню, но Ильич стал занимать слишком много места в моей жизни, и симпатии к нему пошатнулись.
       Школа наша в Бресте, 9-я, знаменитая специализированным изучением английского языка,  находилась уже в новом здании, возле Парка, чуть ли не на самом краю города, ибо дальше начиналась какая-то промзона – сплошные заводы и склады, куда мы иногда лазали украсть «липучку» - технический каучук, который стоял в  маленьких бочонках прямо на открытом воздухе.
        Липучка эта была предметом очень занятным. Во-первых, её можно было  тянуть и она тянулась до тончайших нитей, во-вторых, она действительно лепилась, и было забавно – отлепить её от одной руки, а он – глядишь – прилепилась к другой! Руки при этом очищались от грязи и становились белыми-белыми! Обхохочешься!  В-третьих, можно было скатать маленький шарик из этой самой липучки, предварительно наслюнив пальцы и  прилепить кому-нибудь на штаны! В четвёртых, такой же шарик можно было кинуть какой-нибудь девчонке в волосы и тогда избавиться от липучки несчастная могла лишь с помощью ножниц, что вызывало у нас бурное веселье – это вам не Ленина попусту обступить!!! Липучка горела, чадя, и испуская какие-то вулканические пузыри, из липучки можно было надувать пузыри, типа как сейчас дети надувают из «бабл-гам», но на вкус она была явно несъедобная. Однажды я попробовал кипятить её с сахаром, что бы получить дефицитнейшую  жвачку, но она к моему изумлению  растворилась, превратившись в вонючую пену!  Короче, игрушка была что надо: я забыл ещё про возможность делать мячики, если липучки набиралось много, в том числе мячики с камнем в середине для попадания в глаз, ну и для плевания из трубочек она была тоже отменным материалом…

      Но дело не в липучке, а в том, что  идти со школы домой было далеко, а перемещались по Бресту мы исключительно пешком!
      
      И вот, я и три моих друга – все Серёжки: Григорьев, Аланин и Пчёлин – по дороге домой шумно фантазировали о неких несбыточных приключениях!  Было это настолько ярко и увлекательно, что однажды я решил воплотить все наши передряги на бумаге. Дома я нашёл  старенькую «общую» тетрадь, и долго не думая, накатал первую главу, в которой и заваривалась вся каша – вот мы шли со школы и фантазировали, и решили испытать всё на собственной шкуре – взяли из дома вещи, то да сё и сбежали в неизвестном направлении. Заняла глава страниц пять, не меньше, что ужасно меня радовало – ибо размер школьного сочинения тогда не превышал и 2-х страниц!  Был я  наивен, и когда родители пришли домой, показал своё творение матери.

     Ох, этот ненавистный дух ленинианы!

     Это он, и только он застил взгляд моей матери на всё величие происшедшего!

     Она бегло прочитала мой первый в жизни шедевр и вынесла приговор: чем ерундой заниматься, учил бы лучше про Ленина и Печника! Краска стыда залила моё лицо! Я бросил личные литературные упражнения надолго, но и в лениниане особо не преуспел, благо время двигалось вперёд, событий мирового масштаба тогда происходило уйма – то космонавты полетели, то матч хоккейный у канадцев выиграли, то сериал про четырёх танкистов с собакой показывали! Я увлёкся карикатурами, стараясь подражать Херлуфу  Бидструпу, четырёхтомник которого счастливо жил в нашей квартире, а потом – смешиванием  опилок магния с марганцевокислым калием, но, видимо, книжный червь засел глубоко в сознании и  просто мирно спал…
      
       Однако, вернусь к  записке, а то милый моему воображению город детства  может  совершенно обоснованно перерасти в самостоятельную повесть, а  я такой задачи пока что не ставил!  Хотя, в таком  фривольном тексте пару главок почему бы и не допустить?  Ладно, посмотрим, посоветуемся с соавтором: господин Бес Покой, ау!
       
       И так: Бруклин, лет пять назад.
      
      «Русский» недуг ворочал моей судьбой как хотел…  Самое интересное, что я уже много лет это осознавал, понимал, и искренне желал от него избавиться. Но приходила точка «икс», наступало затмение, кляня всё на свете, я мчался в магазин, вяло уверяя самого себя, что возьму «одну», «ну максимум…. три!» и всё! – утром воля, характер, никаких опохмелок!

     Ан нет!

     Когда приходило первое сознание, оказывалось, что времени прошло уже неделя, квартира завалена до потолка мусором, а от  пустых бутылок уже и к умывальнику не подойти!
      Зарабатывалось тогда лихо: отбатрачил две недели – и можно на дно ложиться! Ася же пробавлялась случайными суточными посиделками с невменяемыми стариками…

     Минуло два года, как я подал на американское гражданство, но  ведомство-монстр молчало, как Сфинкс, а опыт многих был в целом неутешающий.  Это сегодня – раз-два, и в дамках!  То ли компьютеры нового поколения позволили работать быстрее, то ли что-то принципиально поменялось в самой иммиграционной политике государства. Но тогда… Монополизированное информационное поле позволило жучкам-короедам вдоволь нажиться на человеческой  технологической отсталости!  Винить тут, конечно, некого,  но даже моя личная компьютеризация  в США шла крайне медленно. Я попросту не понимал – а на хрена козе баян! Помню, когда я ехал из Минска сюда последний раз,   30-го октября 1999 года (вот они бесы – в этой цифре!!! Напечатал сейчас, и заметил!),  вёз с собой печатную машинку, милостиво подаренную мне другом юности Аликом Ханом… или вру…  Нет, уже  была эта машинка у меня в подвале, и строчил я на ней кое какие истории, которые ещё следует перенести в цифровой вариант!
       Первый мой компьютер подарил мне Серёжка Мельник, с которым мы тогда истово дружили, а потом решительно разошлись – аж на три года! Машинка эта  имела всей памяти  2 гига, а  оперативки – видимо – 32 мега байт, но казалась для меня чем-то волшебным, или даже священным! Я и по сей день с трепетом наблюдаю за вспыхивающим экраном и благоговейно слушаю журчание блока питания, как будто  некий  мистический гений, просыпается и выходит ко мне на встречу…
      
        Ну да: тогда я играл с компьютером в шахматы!
       
        Помню, был тогда магазин  «WIZ» на углу Бэй Парквэй и 86-ой, где мы жили у земляка моего Гришки в нежилом помещении, называемом в русских газетах «светлым бейсмонтом».
         Светлое время было! К нему я и подойду, пожалуй, лишь только рассчитаюсь с этой главой!
        «WIZ» этот был для меня чуть ли не единственным успокоением в жизни, что я живу всё-таки за бугром: такое всё кругом было затрапезное и невзрачное, что жизнь эту в себя нужно было просто силком впихивать, стиснув зубы. Это значительно позже я успокоился на этот счёт, и стал называть дерьмо дерьмом, рабство рабством и войну – войной. Тогда же русско-еврейская ультраправая пропаганда имела некое влияние и на меня… 
       Короче, магазин этот был лучом света в царстве мусора, дряных китайских товаров, и никчемных итальянских ресторанов, которыми изобиловала тогда 86-ая. А в  самом магазине я облюбовал компьютер фирмы «Эппл» - эдакий фантастический экран на одинокой ажурной ножке, где я интуитивно научился открывать шахматную программу и двигать фигуры!!! Это и было моё любимейшее времяпрепровождения в течении краткосрочных, но частых тогда запоев.  Я выпивал пол пинты, закусывал, как следует, надевал пальто для солидности, ботинки, шапку и , с  початой пинтой в кармане, степенно выдвигался удостовериться, что я всё-таки в Америке, а не у шайтана в жопе! 
     Что поделаешь! Тогда я читал книжки, а ночи на пролёт между неистовыми скачками в постели мы с Асей разгадывали кроссворды. Я бухал, она курила, обязательств никаких между нами не было – короче, была любовь, любовь неистовая, со взлётами и падениями, с уходами и возвращениями, но – чёрт возьми – если бы поставили меня сейчас перед выбором, я бы снова выбрал это мучение, ибо нет ничего прекраснее любви, но сама она скоротечна, мимолётна и коварна – пролетела, а ты так и не узнал, бедолага, что она была!!!
       Долго ли, коротко ли, нашёлся один доброхот – Асин  старый знакомый,  Сруль Моисеич,  мы называли его Сергей Михайлыч, который спровадил нам эту самую квартиру на Кортелъю Роуд, где мы и живём по сей день в старинном билдинге без лифта на ист 18-ой стрит.
      Михайлыч нас по братски наебал, как выяснилось значительно позже, и как вообще оно по жизни водиться! -  и шлейф от его наёбки нам нюхать теперь до конца дней своих, ибо могли бы мы платить сейчас на добрую сотку в месяц меньше! 10 штук  за 8 лет мы уже подарили пейсатой братии – владельцам  билдинга!
         Тут, на новой квартире, все мои беды и начались!  Платить надо было в три раза больше, чем у Гришки! Мои возможности вошли в прямое противоречие с  новыми жизненными потребностями, плюс жизнь в цивилизованной квартире предполагала ОБЯЗАННОСТИ, которые, в конечном итоге и губят любовь!!!
       Но не буду вас больше томить, а перейду непосредственно к теме этой  главы.
       Кошмар весь начинался через 5-6 часов после последней рюмки. На это нужно было решиться, и Ася, порой, по две недели ждала, когда я сам скажу себе – стоп!  Сначала пробивал холодный пот, следом наступало тягучее чувство тревоги, а следом – страха! Сон и аппетит пропадали напрочь, снотворное не брало, разве что однажды, мой партнёр Женька дал мне какие-то эксклюзивные таблетки, и я всё это дело переспал…
      Я заваривал зелёный чай – галлонами. Ася доставала мультивитамины и витамин Б-6, таблетки для печени «Лив-52».
     Оставалось стиснуть зубы, пить чай, таблетки и терпеть. Всё тело горело и трясло, как от электрического  шока, пот то пёр, то вдруг тело становилось сухим и горячим. Раздражал  любой звук, хлопок двери вызывал шок от страха. Сердце то колотилось с бешенной частотой, то вдруг замирало, и тогда я с безразличием думал, что вот он – конец жизни…
Ан нет – после паузы, сердце билось какое-то время равномерно, потом всё повторялось и повторялось.  Закрывать глаза я боялся: в сознании возникали абстрактные и конкретные визуальные образы очень насыщенных цветов, ни один из них не задерживался, и рассмотреть их было невозможно…
     Выходов из ситуации было два: терпеть дальше, или немедленно выпить грамм 100 водки.  Бывало, с полусуток отходняка я срывался, потому что терпеть просто не было сил!
      
     О, этот упоительный глоток водки, когда она сама проситься обратно, но столь необходима измождённому организму!!! О, эти волшебные две-три пинты, прозрачные, как слеза, дарующие ещё один день полноценной жизни, сна, чтения и писем на компьютере!  Но важен и самоценен, конечно, первый глоток! Он как первая буква в  романе, о которой я уже распространялся, он, как утренняя роса, обжигающая босые ноги, он – как пистолет в момент выстрела, он – как укус  дикой пчелы, он –как первый камень в камнепаде… Он коварен! Но я ещё коварнее: для первого глотка у меня всегда есть про запас баночка консервированных груш! 

      Да!

     Грушевый сироп, именно он, красавчик, не позволяет блевануть измученному телу! И попадают эти волшебные капли в желудок, и тепло невероятное внутреннее тепло охватывает меня!!!

      О, неучи!

      Как жаль мне вас, кто не учил анатомию, и не держал в руках разрезанный желудок! Ведь лишены вы  этой прелестной фантазии: закрыть глаза и представлять, как маленькие щупальца на стенках желудка жадно всасывают волшебный напиток! И лишь всосали – поток крови подхватывает эти прелестные молекулы этилового спирта, и быстрее, быстрее, быстрее – мчит их через сердце в аорту, а  там – прямо в мозги, где и происходит таинство излечения!!! 

     Пить его надо не спеша, этот первый глоток, желательно непрерывно, но очень маленькими дозами, раздраконив рюмку на 7-8 малюсеньких микро-глоточков, потом, наверх, грушевый сироп, и корочка,  чёрного хлебушка! – её пока что есть не надо, а поднести к самым ноздрям и вдохнуть, вдохнуть!!!

        А потом выдохнуть.

       И лишь ты выдохнешь – вот тут первые молекулы спирта и добежали до мозгов!!! И становиться мир цветным, и  распахивает душу тебе навстречу, и сам ты, обновлённый и приветливый, мчишься к жене: «Ася! Любовь моя!!! Отпустило!!! Господи, может быть, завтра получиться выскочить, прости меня моя рыбка, роднулечка моя…» И бежишь назад на кухню! И можно теперь опрокинуть и вторую, и третью, и четвёртую!!! Эх, пинта уходит на восстановление здоровья, и осознание себя, как  элемента Вселенной!
      
      Но в этот день события пошли по второму варианту.
      
       Я стиснул зубы, и продолжил терпеть.
      
       Утром  я разводил руками невидимую ни кому электрическую паутину, которая росла то с потолка, то с пола, потом, сидя на очке, увидел в разверзнувшемся прямо в дверях портале покойного отца. Тот сидел на очень светлом фоне, так, что черты лица с трудом угадывались, но оттопыренные уши свидетельствовали, что был это именно он. Он смотрел на меня, а я , заворожено, на него. Потом, портал закрылся, лишь светящаяся красно-фиолетовая паутина колыхалась над головой…
     На третий день Ася повела меня «выгуливаться». С наступлением темноты, она помогала мне спуститься по лестнице, ибо ноги совершенно не слушались, и мы начинали трудный вояж по 18-ой улице чуть ли не до авеню «Джей». Сначала я шарахался от прохожих и автомобилей, но  постепенно, шаг за шагом, какие-то важные органические  механизмы включались,  открывались поры кожи и пот, не та водица, что дома, а  тяжёлый, липкий пот пёр из меня литрами, так, что когда мы возвращались домой, на мне не было даже сухой нитки!
      Являл я из себя такое жалкое зрелище, что скажи кому, что эта куча дерьма через неделю сядет за руль нью-йоркского такси – засмеяли бы! Но увы, это было так, и это меня больше всего и пугало: сесть за руль, когда я вообще боюсь на улицу выйти.
       Голод обычно пробивал на пятый день. Это был симптом, что жизнь если и не вернулась, то возвращается.  Ася варила борщ, и я поглощал его миску за миской, потом она таскала меня по местным магазинам, адаптируя к реальности. Наконец, включался кишечник, и  спустя неделю,  пищевой цикл наконец-то замыкался: я мчался на очко, и то, что извергалось из меня никаким описания не подлежит, ибо там была, видимо, вся таблица Менделеева, мало того, извергалось втрое больше, чем я съел – такова была концентрация токсинов, распределённых по всем тканям!
        Господи, нет чувства радостнее, когда ты, вернувшись к делам бренным, можешь с усмешкой сказать: «мастерство не пропьёшь!»
    День начинался чудесно.  Ася собрала мне бутерброды, заварила термос чая, вышла на лестницу попрощаться, по-своему перекрестила меня во след, атеистка…
       И пошёл я, в который раз, начинать новую жизнь!
       Работа есть работа, и даже когда ты находишься в нечеловеческом режиме «суток» в такси – всё равно это лишь рутина, и со временем к этому привыкаешь, и сутки мчаться, как и годы – без оглядки!
      Сотового телефона тогда у меня не было: экономили.  Время от времени, я останавливался у телефонов-автоматов, звонил, Ася аккуратно снимала трубку,  что-то настораживало меня в её голосе, но я, увлечённый собственной  живучестью, не придавал этому значения.
       Забеспокоился я лишь вечером, когда она трубку перестала снимать вообще. Работа стала не работа, и,  ещё не осознавая почему, я помчался домой.
       Дома меня ждал полный порядок и записка.  Вещей  Асиных не осталось, как будто и не жили мы вместе столько лет!!!


               Прощальное письмо Аси



На конверте было написано:

Вадим!

1) Вещи Самиры перенеси в свою комнату, она приедет и заберёт на днях.
2) Биллы все на комп. столе


Вот что было в письме:

     Вадим! Прощай. Не жди, не ищи – бесполезно. Даже если и найдёшь это ничего не изменит.   
      Так жить больше нельзя. Я не могу больше терпеть твои выходки, что-то во мне надломалось. Любила тебя безумно, но теперь, по-моему, с той же силой тебя ненавижу.
        Через 2-3 месяца встретимся и будем думать как нам развестись.
         Желаю тебе всего самого хорошего, прощай. Твоя жена: Ася